Научная статья на тему 'Послефедоровский период русского книгопечатания: проблемы, концепции, гипотезы. Мастер книжного печатного дела Анисим Михайлович Радишевский'

Послефедоровский период русского книгопечатания: проблемы, концепции, гипотезы. Мастер книжного печатного дела Анисим Михайлович Радишевский Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
551
95
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Журнал
Сибирский филологический журнал
Scopus
ВАК
RSCI
ESCI
Область наук
Ключевые слова
РОССИЯ / КИРИЛЛИЧЕСКОЕ КНИГОПЕЧАТАНИЕ / ИСТОРИОГРАФИЯ / КНИГОВЕДЕНИЕ / RUSSIA / CYRILLIC BOOK PRINTING / HISTORIOGRAPHY / BIBLIOLOGY

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Починская Ирина Викторовна

В статье рассмотрена историография одного из аспектов раннего русского книгопечатания деятельность печатника Анисима Радишевского, выявлены и проанализированы дискуссионные мнения исследователей по данной теме.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Похожие темы научных работ по истории и археологии , автор научной работы — Починская Ирина Викторовна

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

The post-Fedorov period of Russian book printing: problems, concepts, hypotheses. The master of book printing Anisim Mikhailovich Radishevsky

The paper considers the historiography of one of the aspects of the early Russian publishing the activity of the book printer Anisim Radishevsky. The author reveals and analyzes debatable opinions of researchers on the present subject.

Текст научной работы на тему «Послефедоровский период русского книгопечатания: проблемы, концепции, гипотезы. Мастер книжного печатного дела Анисим Михайлович Радишевский»

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ

И.В. Починская

Уральский федеральный университет

Послефедоровский период русского книгопечатания: проблемы, концепции, гипотезы Мастер книжного печатного дела Анисим Михайлович Радишевский

Аннотация: В статье рассмотрена историография одного из аспектов раннего русского книгопечатания - деятельность печатника Анисима Радишевского, выявлены и проанализированы дискуссионные мнения исследователей по данной теме.

The historiography of one of early Russian publishing’s aspects - the activity of printer Anisim Radishevsky - is considered in the presented article, it also reveal and analyze debatable opinions of researchers on the given theme are.

Ключевые слова: Россия, кириллическое книгопечатание, историография, книговедение.

Russia, супИю publishing, historiography, bibliology.

УДК: 930(47)+002.2.

Контактная информация: Екатеринбург, пр. Ленина 51. УФУ, Институт гуманитарных наук и искусств. Тел. (343) 3502708. E-mail: [email protected].

История русского книгопечатания с момента его возникновения до 1620 г., времени создания Приказа книгопечатного дела, крайне слабо документирована. Следствием этого стало появление в литературе, посвященной данной проблематике, множества предположений, допущений, гипотез, построенных на косвенных данных. Со временем отдельные гипотезы приобрели характер фактов, о недоказанности которых задумываются немногие.

Особенно обширна историография начального периода книгопечатания (первые его 13 лет, деятельность Анонимной типографии и Ивана Федорова). Ее обзору и оценке трудов данной проблематики посвятил значительную часть своего творчества один из крупнейших современных книговедов Е. Л. Немировский. Интерес ученого к этой теме, не ослабевающий до наших дней, был определен еще в начале его научной деятельности кандидатской диссертацией [Немировский, 1964б]. В ходе ее подготовки исследователем было рассмотрено состояние вопроса не только в отечественной литературе, но и в польской [Немировский, 1962а, с. 255-266; 1962б, с. 239-263; 1963, с. 5-42; 1964а, с. 389-437]. По той же проблематике ученым было подготовлено и издано несколько указателей литературы [Немировский, 1975; 1983]. Подведением итогов исследований первых лет русского книгопечатания стала работа Немировского «Иван Федоров и его эпоха» (М., 2007). Анализ изучения последующих лет первого этапа книгопечатания (о периодизации истории кириллического книгопечатания см.: [Починская, 2012]) не нашел должного освещения в литературе, к этому аспекту темы мы и обратились. Его рассмотрению мы планируем посвятить серию статей, публикация которых уже началась [Починская, 2007, с. 122-131; 2010, с. 119-125; 2012]. Данная статья продолжает эту серию.

Отсутствие достаточной источниковой базы для реконструкции системы организации книгопроизводства заставило исследователей сосредоточить свое внимание на персонах мастеров-печатников, упомянутых в выходных данных книг, на анализе изданий, в том числе, их послесловий.

В первом десятилетии XVII в. круг московских печатников расширился. В него вошли Анисим Михайлович Радишевский, выпустивший в свет Евангелие 1606 г. и Устав (Око церковное) 1610 г., а также Никита Федорович Фофанов, издавший в 1609 г. Минею общую, единственный из московских печатников, не прерывавший книгоиздательской деятельности и после сожжения московской типографии в 1611 г.

Поскольку, как уже отмечалось, документов об этом периоде книгопечатания не сохранилось, то только на основании сведений выходных данных книг были сделаны выводы о том, что каждый из печатников имел свою мастерскую. Однако в каких взаимоотношениях они находились в организационном плане, не ясно. Это породило различные мнения по данной проблеме.

А.А. Сидоров писал, что «начиная с 1603-1604 гг. в пределах одного Московского Печатного Двора на равных как будто правах работают трое печатников: Иван Невежин, сын Андроника, Анисим Радишевский и Аникита Фофанов» [Сидоров, 1946, с. 82]. В своей следующей монографии, говоря о «штанбах» Невежи и Радишевского, ученый вновь повторяет свою мысль о том, что, возможно, они «не были совершенно раздельными типографиями и тем более “издательствами” в нашем смысле, а являлись ... двумя “станами” в одном заведении» [Сидоров, 1951, с. 158].

А.С. Зернова считала, что мастерские хотя и пользовались поддержкой правительства, но все-таки проявляли большую инициативу и самостоятельность в своей работе. «Можно, конечно, предположить, что они подчинялись какой-нибудь общей административной власти, но в деле материального оборудования мастерские А. и И. Невеж, Радишевского и Фофанова были совершенно самостоятельными единицами; все их технические работы протекали врозь: никогда, напр., ни одна доска Фофанова не попадала к Невежам или Радишевскому, или наоборот». Таким образом, Зернова именует мастерские «отдельными типографиями» [Зернова, 1952, с. 17]. Эту точку зрения поддержала Ж.Н. Иванова, в статье, посвященной изданиям Радишевского, она подчеркнула, что его «типография, как и другие типографии, финансировало московское правительство» [Иванова, 1989, с. 119].

Еще более радикальную позицию в этом вопросе занял Е.Л. Немировский, считая избы печатников отдельными типографиями, а типографские материалы -собственностью мастеров [Немировский, 1985, с. 246; 1997, с. 45, 55, 74; 2007, с. 629]. Эти выводы основаны, как и у Зерновой, на том, что типографские материалы, с которыми работали мастера, никогда не смешивались между собой. На наш взгляд, этот факт не может быть достаточным аргументом для столь безапелляционных заявлений. Ситуация, о которой говорят исследователи, вполне сопоставима с той, что сложилась в постсмутный период. После восстановления типографии в 1614 г. каждый из мастеров печатал книги своим шрифтом и оформлял своим декором, однако, как свидетельствуют сохранившиеся документы, они работали в одной типографии, а типографские материалы изготавливались на государственные средства и передавались от одного мастера к другому в случае смерти первого.

Исходя из дальнейших рассуждений Немировского, можно сделать следующие выводы: в организационном плане московское книгопечатное производство конца XVI - начала XVII вв. представляло собой ремесленную артель под названием «Печатный двор» [Немировский, 1964а, с. 330; 2007, с. 629]. В этот период там еще не сложилось разделение труда: «Старые печатные мастера были универсалами. Они резали пунсоны, лили шрифты, гравировали формы для иллюстраций

и орнаментики, сами могли набирать текст и тискать его, подчас и сами переплетали книги» [Киселев, Немировский, 1964а, с. 53; Немировский, 1985, 249; 1997, с. 47]. Немировский вступает в дискуссию с Б.П. Орловым, утверждавшим, что московская типография в начале 20-х гг. XVII в. превращается в предприятие мануфактурного типа и именно тогда появляется ее наименование «Печатный двор». По мнению Немировского, если название типографии появляется уже в XVI в., то превращение ее в централизованную мануфактуру происходит позже. Он считает, что предпосылки данного процесса складываются в начале 1610-х гг., о чем свидетельствует смета на постройку типографских станов 1612 г. Исследователь отмечает, что в ней указаны словолитец, знаменщик (художник), резец, но нет, ни наборщиков, ни печатников, эту работу выполнял сам мастер. О превращении типографии в мануфактуру можно говорить только применительно к концу третьего десятилетия XVII в., когда умер Кондрат Иванов, последний печатник, официально числившийся мастером печатного книжного дела и четко оформилось разделение труда между мастеровыми, работающими в книгопечатании. В это время, пишет Немировский, определился состав бригады, обслуживающей один стан в количестве 11 человек - 2 наборщика, 4 тередорщика, 5 батыйщиков, из числа которых в 1628 г. был выделен разборщик [Киселев, Немировский, 1964, с. 53; Немировский, 1964а, с. 330; 1985, с. 249-250; 2000, с. 168]. Взгляды Неми-ровского в полной мере разделяет А.В. Дадыкин [Дадыкин, 2004, с. 54-55].

Рискнем поспорить с этой точкой зрения. Нам думается, что организация московского книгопечатания на основах мануфактурного производства складывается значительно раньше, чем полагает Немировский. Во-первых, поскольку, как указано в смете 1612 г., она представляет собой подсчет расходов на постройку станов, то логично предположить, что в ней перечислены специалисты, необходимые именно для этого. По этой самой причине там отсутствуют ремесленники, имеющие непосредственное отношение к печатанию книг.

Во-вторых, есть все основания полагать, что состав бригады, обслуживавшей печатный стан, сложился до сожжения типографии в 1611 г. Как показывают документы Архива Оружейной палаты за 1614-1619 гг., в ведении которой находилось книгоиздание, в период его восстановления уже имело место разделение труда между мастеровыми, работавшими у печатных станов [Починская, 1998, с. 220-222]. В мае 1614 г. была произведена выплата жалования мастеровым, помогавшим Никите Фофанову в налаживании работы типографии. Их было 18 человек с одинаковым размером жалования. К сожалению, все они обозначены как мастеровые, без указания специализации. Но в документах за 1617 и 1618 гг., отмечающих введение в дело первого и второго станов Иосифа Неврюева, все мастеровые этих станов перечислены поименно с указанием специальности. В первом случае их 13 человек, во втором - 14, не считая самого мастера. Из этих списков видно, что в 1617 г. при стане работало 2 наборщика, 4 тередорщика и 3 батый-щика, а в 1618 г. к этому составу работников был добавлен один разборщик. Понятно, что такая специализация не могла появиться одномоментно в 1614 г., это особенно явно, если учесть предшествовавший, более чем двухлетний перерыв в работе типографии. Полагаем, можно с уверенностью говорить о формировании специализации как минимум с начала XVII в., а ее истоки, не исключено, следует искать уже в первые годы существования московского книгопечатания. Заметим, что в свое время такое предположение высказывала А.С. Зернова [Зернова, 1952, с. 18] и совершенно категорично об этом заявлял А.А. Амосов [Амосов, 1983, с. 6].

Мы не станем строить догадок о степени владения мастером печатного дела всеми специальностями, связанными с процессом книгопечатания, вероятно, она определялась индивидуальностью мастера, однако, хорошо знать их он должен был несомненно. Но не это следует считать главным в работе мастера. Вероятнее всего, он в первую очередь являлся организатором производства, «бригадиром».

Оружейная палата управляла не только печатанием книг, но и целым рядом других ремесленных производств. Поэтому в условиях отсутствия отдельного управления достаточно сложным и уже довольно крупным предприятием, каковым являлось книгопечатание в начале XVII в., для успешной работы над тем или иным изданием необходим был человек несущий ответственность за его выход в свет. Эту функцию и выполнял мастер. Думается, именно такую роль мастера имел в виду А.А. Сидоров, когда писал: «Ведущей в течение первой половины XVII в. остается личность главного печатного мастера. Мастер руководит, является представителем коллектива, артели» [Сидоров, 1946, с. 84]. В этом высказывании ученого можно поспорить только с указанием хронологического периода, отмеченного как время особой роли мастера. С формированием новой системы управления процессом изготовления печатных книг, начавшимся в 1620 г., надобность в мастерах исчезает. Так же сомнительным представляется употребление Сидоровым термина «артель».

Теперь обратимся к исследованиям, связанным с изучением деятельности одного из руководителей печатной избы, Анисима Михайловича Радишевского. Он вошел в историю не только как типограф, но и как инженер, пушечный и колокольный мастер, писатель. К сожалению, документы, связанные с его жизнью по большей части, касаются того периода, когда он отошел от книгопечатания. Поэтому, не смотря на всю ценность и важность данной информации, следует констатировать, что она никак не пополняет наши знания об истории русского книгопечатания. Те же немногие сведения, относящиеся к книгоиздательству, послужили для некоторых исследователей поводом к достаточно спорным выводам.

Деятельности Анисима Радишевского посвящена монография Немировского, содержащая историографический очерк [Немировский, 1997, с. 3-19], но он не полон, поэтому мы кратко повторим основные этапы изучения жизни мастера, отмеченные исследователем, дополнив эту информацию характеристикой тех работ, которым не уделено внимания и подробнее остановимся на самой монографии.

Впервые имя Анисима Михайловича Радишевского ввел в научный оборот в 1777 г. В.Г. Рубан, опубликовав в Петербурге с рукописи, обнаруженной в Оружейной палате, «Устав ратных, пушечных и других дел, касающихся до воинской науки...», составителем которого и являлся печатник, названный в сочинении Анисимом Михайловым.

В 1813 г. В.С. Сопиковым были введены в научный оборот два издания, напечатанные Радишевским - Евангелие 1606 г. и Устав (Око церковное) 1610 г. [Сопиков, 1813, с. ЬХ'УП, ХСУ1, 87, 254-255]. Но, ни он, ни последующие историки и библиографы долго не отождествляли автора «Устава ратных . дел» и печатника. Только П.М. Строев в своем указателе к «Истории государства Российского» Н.М. Карамзина сделал это [Строев, 1836, с. 161], но его наблюдение осталось незамеченным. В дальнейшем, вплоть до середины XX в., история изучения «Устава ратных ... дел» никак не пересекалась с изучением творчества мастера книжного печатного дела Радишевского [Немировский, 1997, с. 11-12, 14, 17]. В конце 1940-х гг. в исследованиях А.П. Лебедянской, наконец, было четко сформулировано тождество автора «Устава ратных . дел» Анисима Михайлова и печатного мастера Анисима Радишевского. Она уточнила место службы мастера после Смуты. В начале XX в. А.А. Покровским была высказана мысль, что Ради-шевский продолжил свою деятельность в Оружейном приказе. На основании документов Лебедянская установила, что на самом деле местом его работы был Пушкарский приказ. Это обстоятельство объясняло интерес Радишевского к военному делу. К сожалению, статья Лебедянской и ее диссертация, содержащие результаты исследования так и не были опубликованы [Немировский, 1997, с. 17].

Одновременно с Лебедянской к заключению, что автор «Устава ратных ... дел» и типограф одно и тоже лицо, пришел Л.П. Теплов. Результаты своих изысканий он изложил в докладе 1950 г. на комиссии по истории техники отделения технических наук АН СССР и подготовил статью, которая, как и исследования Лебедянской, не вышла в свет [Немировский, 1997, с. 17]. Только в 1955 г. он опубликовал небольшую заметку о Радишевском в журнале «Техника молодежи» [Теплов, 1955, с. 14-16].

Работа Радишевского над «Уставом ратных . дел» продолжалась, видимо, с 1614 по 1620 гг. [Немировский, 1997, с. 97-99], т. е. после прекращения работы в типографии.

Наиболее документированным периодом жизни мастера оказались 1620-е гг. В 1882 г. И.Е Забелин опубликовал два документа, относящиеся к биографии Радишевского за 1622-1623 гг. [Забелин, 1882, стлб. 322-323, 340]. Документы сообщали, что Анисим Михайлович занимался устройством колодцев и прудов. В 1965 г. украинским исследователем М.А. Петрушенко был введен в научный оборот еще один документ, о руководстве Радишевского гидротехническим строительством [Петрушенко, 1965, с. 56-63].

Однако нас, прежде всего, интересует литература, связанная с первыми десятилетиями пребывания Радишевского в Москве, когда он был причастен к книгоизданию.

Начиная с В.Е. Румянцева, исследователи истории книгопечатания делали попытки реконструкции жизненного пути Радишевского и выявления истоков его книжного мастерства [Румянцев, 1872, с. 53]. На основании того, что мастер именовал себя в колофонах изданий волынцем, возникла гипотеза, постепенно превратившаяся в литературе в «несомненный факт»: «.Мастер прибыл в Москву из Острожской типографии, основанной Иваном Федоровым.» [Покровский, 1914, с. 17]. Обстоятельством, подтверждающим ученичество Радишевского у Ивана Федорова, для сторонников этой точки зрения было также наличие общих черт между шрифтами печатников [Покровский, 1914, с. 17].

Еще большую убежденность в этом мнении исследователям придал документ, обнаруженный А.А. Гераклитовым. В 1926 г. он ввел в научный оборот челобитную Радишевского 1588 г., проливающую свет на его появление в Москве и начало деятельности в типографии [Гераклитов, 1926, с. 63-64]. В ней указано, что переплетный мастер Анисимец Михайлов вышел из Литвы в 7094 (1585/86) г. В это время он «царское дело делал у печатных дел» и из-за отсутствия жилья вынужден был ночевать на Печатном дворе.

Факт западнорусского происхождения Радишевского вызвал особый интерес к нему украинских исследователей, где обсуждались и развивались вопросы о жизненном пути мастера, причастности к деятельности кружка борцов за права православных в Остроге, к работе Острожской типографии, строившиеся на предположениях [Огієнко, 1924, с. 36-39; 1925, с. 189, с. 288-290; Крипьякевич, 1953, с. 28.; Петрушенко, 1965а; 1965б, с. 209-219; Мицько, 1990, с. 52; Поліщук, 1992, с. 17 и др.]. В частности в работах И. Огиенко, изданных до публикации Геракли-това, было высказано мнение о приезде Радишевского в Москву в 1605 г. вместе с самозванцем, с которым он мог познакомиться в Дерманском монастыре [Огієнко, 1925, с. 189].

В украинской историографии впервые была сделана попытка определить место рождения Радишевского, позднее к решению этого вопроса подключились и российские исследователи. И. Огиенко предполагал, что малой родиной печатника было село Радошевка (вар. Радишевка) Кременецкого повета Волынского воеводства (ныне село в Шумском районе Тернопольской области) [Огієнко, 1924, с. 36]. Его точку зрения разделил Я.О. Полищук [Поліщук, 1992, с. 17]. Л.П. Теплов полагал, что Радишевский мог быть родом из местечка Радихев (ныне райцентр во Львовской области) [Теплов, 1955, с. 14]. Е.Л. Немировский, со-

глашаясь с Тепловым, указывал и на другие населенные пункты в Польше с названием Радзишев, Радзишева Воля, находившиеся в Краковском и Познанском поветах польского государства [Немировский, 1997, с. 20-21]. С критикой мнений российских исследователей выступил В. Шевчук, поддержав гипотезу своих соотечественников [Шевчук, 2007, с 71-74].

Монография Немировского «Анисим Михайлов Радишевский», призванная собрать и обобщить всю имеющуюся информацию о Радишевском, стала в значительной степени собранием биографических мифов, созданных исследователем (Монографии предшествовало несколько статей: [Немировский, 1953, с. 28-29; 1964а, с. 10-11; 1984, с. 79-87; 1990, с. 51-52]. Но в монографии позиция автора отражена с наибольшей полнотой и в наиболее зрелой форме, поэтому мы на ней и останавливаемся). Конечно, они базируются на предположениях и рассуждениях, основанных на «здравом смысле», но совершенно не подкреплены документально. Например, исследователь пишет: «С большой долей вероятности можно предположить, что Анисим Михайлов Радишевский родился около 1560 г.» [Немировский, 1997, с. 19]. Это предположение строится на весьма зыбком, на наш взгляд, умозаключении: поскольку в челобитной 1588 г. Радишевский именует себя переплетным мастером, то ему на тот момент должно было быть не менее 25 лет. Позволим себе усомниться в этом «не менее». Известно, что сын Ивана Федорова был переплетчиком и Немировский говорит о вероятности обучения Ра-дишевского у него [Там же, с. 21]. При этом обращаясь к биографии Ивана Ивановича исследователь отмечает, что его имя впервые появляется в документах начала 1579 г., которые зафиксировали поручение Ивана Федорова сыну взыскать деньги со своего должника Филиппа Остапковича [Першодрукар, 1975, с. 37-38, № 15]. «Из этого документа известно, что Иван Иванович был в то время молод и, видимо, только что стал дееспособным, поскольку ранее его имя в актах не называлось», - пишет Немировский [Немировский, 2007, с. 377]. В другом документе 1579 г. Иван назван переплетчиком [Першодрукар, 1975, с. 69-70, № 38]. Заметим, что по II Статуту Великого княжества Литовского, принятому сеймом в 1566 г., совершеннолетие у мужчин наступало в 18 лет [Музыченко, 1999]. Следовательно, сын Ивана Федорова в 18-19 лет уже был мастером. Поэтому, учитывая, что Радишевский умер между концом 1629 и концом 1631 гг. [Немировский, 1997, с. 142], допустимы довольно широкие рамки, в которые может укладываться его возраст в 1588 г., от 20 до 30 и даже до 35 лет.

Столь же малообоснованными допущениями представляются нам высказывания Немировского об обучении Радишевского, как первоначальном, так и профессиональном. Казалось бы, вполне логичной является гипотеза о том, что первичное обучение будущий мастер прошел в Остроге, где существовало православное училище. Да и не первым Немировский сказал об этом. Однако ко времени выхода в свет монографии исследователя в научный оборот был введен источник, опровергающий это мнение. Речь идет об упомянутой выше статье Ж.Н. Ивановой, в которой она информирует об интереснейшем варианте издания Устава 1610 г., содержащем вместо послесловия статью под названием «Предисловие надписанию пасхалии» [Иванова, 1989, с. 131-137]. Это предисловие уведомляет о составлении Радишевским пасхалии на три года, о времени работы над ней, а также сообщает некоторые данные о самом мастере. «Сию Пасхалию гос-подия благочестивии, - пишет Радишевский, - приемите яко же хощете, токмо молю мене недостоина ненаучения ради не возненавидите, ни поносите, но паче яко праведницы покажите милостию и обличите. Г отов есьми прияти паче нежели грешника елеомь главу мою мостяща, ибо училища николи же не видех (курсив наш - И. П.) и не своею волею дерзнух на сие, но повеленная благочестиваго государя ... сотворих ее.» [цит. по: Иванова, 1989, с. 133-134].

Дальнейшие рассуждения Немировского нам тоже кажутся спорными. «Ремеслу книгопечатника и переплетчика Анисим Михайлов учился в Остроге; тут

уже никаких сомнений быть не может. Единственной типографией на Волыни, работавшей здесь до отъезда Анисима Михайлова в Москву, была Острожская типография московского и украинского первопечатника Ивана Федорова. А значит, Радишевский был учеником русского просветителя. <...> Мы предполагаем, что переплетному делу Анисима учил сын первопечатника Иван Иванович, которого в документах называют Друкаревичем или Переплетчиком. <...> Осенью 1581 г. ... Иван Федоров пытался возобновить книгопечатание во Львове и, чтобы собрать деньги на новую мастерскую, занялся изготовлением артиллерийских орудий. Возможно, и в этом деле ему помогал Анисим Михайлов Ради-шевский» [Немировский, 1997, с. 21, 24].

Проанализируем эту цитату. Нет никаких оснований заявлять, что Радишевский приехал в Россию уже владея книгопечатным ремеслом. Если он им владел, то почему приступил к печатанию только спустя 20 лет? В этой ситуации гораздо более реалистичной нам кажется мысль о том, что учителем Радишевского в печатном деле мог быть Андроник Невежа. Равным образом нет оснований делать выводы о связи Радишевского с Иваном Федоровым и его сыном исходя из информации источника о работе Анисима переплетчиком в московской типографии. На родине он мог заниматься переплетом рукописей или овладеть переплетным мастерством за два года пребывания в Москве.

И совсем уже художественной фантазией являются следующие слова Неми-ровского: «Анисим Михайлов, видимо, принимал участие в печатании основных острожских изданий. <.> Анисим Михайлов Радишевский хотел продолжить книгопечатную деятельность. Во Львове и на Волыни для этого условий не было. После смерти Ивана Федорова книгопечатание здесь на несколько лет прекратилось. Анисим Михайлов Радишевский решил отправиться в Москву. <.> Анисима же Радишевского приняли как своего и тут же взяли на Печатный двор. Здесь могли помочь рекомендации Ивана Федорова, возможно, существовавшие и в письменном виде» [Там же, с. 24, 29].

Даже если допустить, что Радишевский прошел у Ивана Федорова школу книгопечатного ремесла и хотел продолжить эту работу, то он мог найти применение своим знаниям на родине. Во-первых, по мнению Я.Д. Исаевича, после отъезда Ивана Федорова книгопечатание в Остроге было продолжено. Как считает исследователь, возможно, в 1584-1586 гг. оно было приостановлено [Исаевич, 1981, с. 35], но, вероятно, в это время готовились к печати издания, которые стали выпускать в свет с 1587 г. Во-вторых, Радишевский, в условиях отсутствия работы на Волыни, мог найти себе применение в качестве печатника в Вильно, где работала типография Мамоничей, созданная кружком православных литовской столицы. Этот кружок, как известно, был тесно связан с острожским культурным центром.

Вовсе странными представляются предположения Немировского о существовании рекомендаций Ивана Федорова. Во-первых, эта мысль противоречит предполагаемой исследователем причине отъезда Радишевского, приведенной выше. Если были рекомендации, значит, отъезд «ученика» планировался до смерти «учителя». Во-вторых, невозможно рассуждать о рекомендациях в условиях нерешенности вопроса о причинах отъезда первопечатника из Москвы. Он вполне мог считаться там персоной не благонадежной. И наконец, даже если, не смотря на противоречивость допущений Немировского, все же признать вероятность существования этих рекомендаций, то встает вопрос, почему Радишевский более двух лет добирался до России?

И еще на одном предположении Немировского хотелось бы остановиться. Он считает, справщик Печатного двора Григорий Анисимов, работавший там в 1630-е гг. и принимавший участие в подготовке к изданию Устава 1633 г., мог быть сыном Анисима Радишевского [Немировский, 1997, с. 84]. Имя Анисим бы-

ло достаточно распространенным в России того времени, поэтому одного отчества не достаточно для установления родства между людьми.

Если в тексте монографии хотя бы местами употребляются вводные слова, позволяющие понять гипотетичность ряда наблюдений Немировского, то в краткой энциклопедической статье исследователь подает некоторые свои допущения как однозначный факт [Немировский, 2007, с. 629].

Оценка вклада Радишевского в развитие отечественного книгопечатания, естественно, базируется на анализе его изданий. Пристальное внимание исследователей они вызвали только в XX в.

Первые достаточно пространные высказывания по поводу изданий Радишев-ского принадлежат А.И. Некрасову. Он пишет: «Оба издания Радишевского имеют шрифт, восходящий через Острожскую Библию к виленскому шрифту Мсти-славца, а послесловие Устава заимствовано из послесловия Острожской Библии». И далее следуя своим германофильским взглядам на происхождение русского книгопечатания, замечает: «Гравюры в виде орнамента и евангелистов в рамках продолжают традицию смешения поздней готики с немецким ренессансом в русской интерпретации, но отличаются большей сложностью и пестротой, предвещающими барокко; особенно интересны выноски на полях, так называемые “цветки”» [Некрасов, 1925, с. 100].

Довольно подробно издания Радишевского проанализировал А.А. Сидоров. Если в монографии «История оформления русской книги» он уделяет этому вопросу всего несколько абзацев [Сидоров, 1946, с. 84-85], то в следующей работе ему отведено уже несколько параграфов [Сидоров, 1951, с. 146-159]. В силу недостаточности информации о мастере, что отмечено Сидоровым, он сосредотачивает свое внимание на изданиях. В первую очередь речь идет об их оформлении.

Сидоров отмечает, что декор книг Ивана Невежина и Анисима Радишевского представляет собой «последнее ответвление стиля федоровской школы» и является «предисловием или преддверием к последующему периоду, поскольку монументальные и простые формы Федорова превращаются . в кружево мельчайшего плетения. <.> Радишевского счесть прямым приемником Федорова-Мстиславца, конечно, нельзя». Он «остается, - как пишет исследователь, - промежуточным мастером, которого . трудно причислить к какой-либо из школ и групп нашего книгопечатного искусства» [Там же, с. 146].

Сидоров оспаривает мнение своих коллег, видевших в Радишевском типографа-универсала. Высочайший уровень рисунков, по которым делались гравюры в его книгах, и техника резьбы заставили ученого сделать ввод, что для их изготовления необходима была иная квалификация и более узкая специализация, чем та, которую имел Радишевский. Резюме Сидорова таково: «О.М. Радишевский не был выполнителем гравюр своих изданий, ни рисовальщиком, давшим граверам оригинал для претворения его в печать» [Там же, с. 148].

Сидоров находит у рисовальщика Радишевского приверженность стилю, «который господствовал в то время в русской живописи и миниатюре и известен под весьма условным наименованием “строгановского”. <.> Заставки изданий Радишевского, при их величине, не тяжелы. Они так переполнены плетением небольших линий и стилизованных плодов и шишек, что воспринимаются как некий восточный ковер или тончайшей работы серебряная вещь. Совсем необычайную, фантастическую красоту приобретают заставки Радишевского при их расцвечивании» [Там же, с. 148].

Особого внимания Сидоров удостаивает Евангелие, изданное Радишевским. Он отмечает новаторский характер его оформления, заключающийся в снабжении издания гравюрами с изображением четырех канонических авторов, чего ранее не наблюдалось в московских печатных евангелиях. Сидоров подчеркивает, что, не смотря на наличие элементов восточной декоративности, присущей строгановской школе, гравюры в книге Радишевского в полной мере принадлежат к памят-

никам русского национального искусства. Они имеют аналогии с декором сеней «Золотой решетки» московского дворца или с фреской московского Новодевичьего монастыря [Сидоров, 1951, с. 152]. Сопоставляя гравюры Радишевского с гравюрами в Евангелии 1575 г., изданного Петром Мстиславцем в Вильно, исследователь приходит к следующему выводу: «Четыре евангелиста Радишевского стоят совершенно особняком в русской книжной гравюре. В них настолько откровенно торжествует декоративный принцип, что мы можем их считать примером полной победы эстетического начала над церковно-каноническим. В них отчетливо пробивается светская струя, несколько внешняя, нарядная, поверхностная. <.> Вместе с тем в гравюрах имеются и жанровые черты. На пюпитрах евангелистов изображены чернильницы, перья, перочинные ножи, щипцы (возможно, того типа, какими снимали нагар со свеч), песочница (на пюпитре Марка), свитки уже изготовленных и связанных частей рукописи. Лица апостолов весьма индивидуальны» [Там же, с. 156].

Анализируя граверную технику резца декоративных клише изданий Ради-шевского, исследователь находит в ней целый ряд особенностей и подробно их рассматривает [Там же, с. 156-157]. Так же он делает попытку установить имена знаменщика и резца, работавших над книгами печатника. Однако недостаток источниковой базы заставляет Сидорова оставить вопрос открытым. Единственным документом, позволяющим строить гипотезы на этот счет, является смета на постройку станов 1612 г., в которой указаны знаменщик Федор Сергеев и резец Афанасий Никонов [Строев, 1836, с. 433]. Эти люди могли работать с мастером, но для окончательных выводов нужны были подтвержденные образцы работ ремесленников. Сидоров не смог их установить. Просматривая документы Печатного двора 1620-х гг. он нашел одно упоминание о Федоре Сергееве, которое не могло привести к искомой информации, а имя резца не обнаружил. Ему, видимо, были не известны документы архива Оружейной палаты, опубликованные А.Е. Викторовым [Викторов, 1877] и дополненные И.Е. Забелиным [Забелин, 1882, стлб. 1-288], которые фиксируют выплаты жалования мастеровым книгопечатного дела до 1620 г. [Починская, 1998, с. 220-222]. В этих документах Афанасий Никонов упомянут неоднократно и эти упоминания позволяют с некоторой вероятностью установить его работы, что и было сделано нами [Починская, 1998, с. 228-229, 236]. Сравнение техники работы резца досок орнамента изданий Ра-дишевского и досок предположительно, выполненных Афанасием, может помочь ответить на вопросы, поставленные Сидоровым.

Кроме того, Сидоров считал возможным найти рисовальщика гравюр Ради-шевского путем сопоставления их «со всей продукцией строгановских мастеров» [Сидоров, 1951, с. 158].

Полемизируя со сторонниками точки зрения острожского или дерманского ученичества Радишевского, подчеркивавшими общие черты его шрифта с острож-скими, всегда осторожный и аккуратный в выводах А.А. Сидоров замечал, что «достаточно было знать эти книги (острожские издания Ивана Федорова - И.П.) и совсем не обязательно было работать в самом Остроге» [Там же, с. 146].

Отдавала должное качеству изданий Радишевского и А.С. Зернова, отмечая и бумагу, и шрифт, и оформление книг. В отличие от Сидорова, она считала, что «разнообразие познаний Радишевского в разных видах мастерства» позволяет видеть в нем и словолитца, и гравера, и печатника. Однако в своем предположении Зернова не была категорична, допуская мысль, что мастер мог быть «превосходным руководителем всех этих работ» и это являлось тем фактором, который определял высокое качество выпускаемых им книг [Зернова, 1952, с. 17].

В шрифтовом материале Радишевского исследовательница усматривала большее сходство с виленскими изданиями Петра Мстиславца, чем с острожски-ми. Не была она в полной мере согласна и с мнение Сидорова о том, что в декоре книг Печатного двора XVII в. «Был взят за образец не Радишевский, а Андроник

Невежа.» [Сидоров, 1951, с. 159]. Зернова считала, что заставки с орнаментикой, близкой орнаментике Радишевского «употреблялись на Печатном дворе довольно часто и служили подолгу» [Зернова, 1952, с. 17].

Анализом изданий Радишевского занимался так же Немировский. В целом их оценка, как произведений полиграфического искусства высочайшего уровня, совпадает с характеристиками, данными предшествующими исследователями. Однако в ряде конкретных выводов Немировский полемизирует с ними.

Он указывает, что «орнаментика Радишевского неизмеримо богаче того, что встречалось ранее у Ивана Федорова и Андроника Тимофеева Невежи» [Неми-ровский, 1997, с. 61]. Немировский определяет декор книг Радишевского как «вполне оригинальный», что бесспорно. Но с последующими его замечаниями, на наш взгляд, трудно согласиться. Если орнаментика предшественников восходит к «большому прописному алфавиту» И. ван Мекенема, считает Немировский, то у Радишевского «дословных ее источников мы не отыщем» [Там же, с. 69]. Однако дальнейшая характеристика оригинальности орнаментики Анисима Михайловича касается не ее стиля, а в большей степени - техники исполнения: «Элементы растительной орнаментики. мастер делает более мелкими. Черный фон при этом как бы приглушен. В одной из малых заставок. черного фона вообще нет, она гравирована черным штрихом по белому фону» [Там же, с. 69]. Немировский не дает ни каких указаний на отступление от сюжетов, составляющих суть старопечатного стиля - интерпретацию орнамента мекенемовского алфавита. Они были присущи декору книг всех русских печатников конца XVI - начала XVII вв., в том числе Радишевского.

Анализ художественного оформления книг мастера приводит исследователя к утверждению: «Да мы и не видим на Московском Печатном дворе другого человека, кроме Радишевского, который бы мог исполнить столь великолепные иллюстрации и орнаментику. <.> Нам остается признать Анисима Радишевского ху-дожником-оформителем собственных изданий - другого выхода у нас попросту нет!» [Там же, с. 60]. Немировский категорически не согласен с предположением Сидорова, что резцом гравюр книг Радишевского мог быть Афанасий Никонов [Там же, с. 67-68]. Более того, он полагает, что Радишевский мог быть гравером тех заставок Никиты Фофанова, сюжетные варианты которых близки его собственным [Немировский, 1997, с. 77].

Как известно, в тексте одного из изданий Радишевского, Устава церковного, было обнаружено якобы множество ошибок и в 1633 г. по распоряжению патриарха Филарета его изымали из обращения и сжигали. Попытки исследователей объяснить причину столь необычного для русского менталитета отношения к книге, на наш взгляд, не привели к появлению в полной мере аргументированных мнений.

Ж.Н. Иванова называет несколько причин, повлиявших на судьбу издания. Первая из них - слишком частое упоминание имени Василия Шуйского в конвойных статьях Устава. «.Именно это вызвало гнев патриарха Филарета», - пишет исследовательница [Иванова, 1989, с. 129]. Вторая причина - это состав издания: слишком большое число, включенных в него статей славяно-русского происхождении. «Можно предположить, что это и стало главной причиной, побудившей патриарха Филарета в 1633 г. приступить к печатанию нового Устава» [Там же, с. 129]. «По-видимому, выходом нового издания и было вызвано решение Филарета изъять из церквей России Устав Радишевского», - считает Иванова, добавляя, что изъятие диктовалось желанием заменить издание 1610 г. новым [Там же, с. 129-130].

Немировский соглашается с Ивановой, что поводом к изъятию Устава Ради-шевского стал выход нового издания книги. При этом он уточняет, что целью этой акции было «подготовить почву для коммерческого успеха нового Устава» [Немировский, 1997, с. 84]. Позволим себе не согласиться с мнениями ученых.

Отвергая первую причину, названную Ивановой, заметим, что имя Василия Шуйского упомянуто не только в Уставе, но и еще в пяти изданиях, которых репрессии не коснулись. Следует напомнить в этой связи, что к 30-м гг. XVII в. указание роли глав государства и церкви в деле просвещения и книгоиздания давно превратилось в важнейшую часть формуляра послесловий и предисловий печатных книги. К тому же в общественном сознании постсмутного времени фигура Шуйского считалась вполне легитимной, поэтому вряд ли упоминание Василия в конвое Устава могло привести к запрету книги.

Сомнительной представляется и вторая причина расправы с изданием 1610 г., указанная исследовательницей. Включение в состав книги статей, отражающих региональную историю православия, пусть и в избыточном количестве, особенно в контексте политики Филарета, направленной на укрепление позиций русской церкви, тоже не могло стать поводом для признания издания еретическим. К тому же напомним, что исправление текстов печатных книг на протяжении всего XVII в. было одним из важнейших явлений религиозно-культурной жизни страны. Причем книги, ставшие основой для правки, никогда не только не уничтожались, но продолжали использоваться на равных с исправленными.

Наконец, мнение Ивановой и Немировского об изъятии из обращения Устава 1610 г. с целью расчистки рынка сбыта кажется нам не имеющим под собой оснований. Во-первых, оба издания принадлежали одной типографии, напомним, единственной в стране. Во-вторых, эти издания разделяет 22 года, за которые Устав 1610 г. у многих владельцев мог поистрепаться, к тому же книга была необходима вновь строящимся храмам. Но самое главное обстоятельство, не позволяющее согласиться с мнением Немировского, заключается в том, что русское книгопечатание до XVIII в. не являлось коммерческим предприятием. Г лавной его целью было не получение прибыли, а решение идеологических и просветительских задач. До конца 1634 г. продукция типографии продавалась по себестоимости или распространялась безденежно. Введенная в 30-е гг. XVII в. «указная цена» на книги включала наценку, но она была вполне разумной, ее целью было только покрыть затраты на восстановление Печатного двора после пожара [Николаевский, 1890, с. 453.; Покровский, 1914. с. 61-65; Поздеева, 2001, с. 31-45, 77-93; Починская, 2011, с. 204-213].

Кроме того, вывод Немировского неожиданен потому, что ему предшествуют довольно пространные рассуждения о конфликте двух групп книжных справщиков, одной во главе с Дионисием Зобниновским, занимавшаяся правкой текста Требника, другой - их противников, в которую входил справщик Устава 1610 г. Логин Корова. Из этих рассуждений значительно более логичным было бы сделать предположение, что издание Радишевского стало жертвой идейных разногласий, добавим, сопряженных с политикой церковной власти.

Таким образом, анализ литературы, касающейся печатника книг А.М, Радишевского, показывает, сколь недостаточны знания об этой сфере его деятельности и сколь противоречивы гипотезы и мнения исследователей. Все это, несомненно, требует поиска новых подходов к решению проблем истории русского книгопечатания XVI - начала XVII вв.

Литература

Амосов А.А. Заметки о московском старопечатании: К вопросу о тиражах изданий XVI - начала XVII века // Русские книги и библиотеки в XVI - первой половине XIX века. Л., 1983. С. 5-12.

Викторов А. Е. Описание записных книг и бумаг старинных дворцовых приказов. 1584-1725 гг. М., 1877. Вып. 1.

Г ераклїитов О. До біографії Онисима Михайловича Радишевского // Бїбліологічнї вісті. 1926. Ч. 1. (10). С. 63-64.

Дадыкин А.В. Работники и социальная политика Московского печатного двора первой половины XVII в.: от ремесленного производства к централизованной мануфактуре // Книга и мировая цивилизация: Материалы Одиннадцатой международной научной конференции по проблемам книговедения. Москва, 2021 апреля. М., 2004. Т. 2. С. 54-55.

Забелин И.Е. Дополнения к дворцовым разрядам // ЧОИДР. 1882. Кн. 1. Стлб. 1-288;

Зернова А.С. Орнаментика книг кирилловской печати XVT-XVTI веков. М., 1952.

Иванова Ж.Н. Издания Анисима Радишевского в собраниях ГИМ // Русская книжность XV-XIX вв. Труды ГИМ. М., 1989. Вып. 71. С. 119-138.

Исаевич Я.Д. Острожская типография и ее роль в межславянских культурных связях: (послефедоровский период) // Федоровские чтения, 1978. М., 1981. С. 34-46.

Киселев Н.П., Немировский Е.Л. Книгопечатание в Москве XVII в. // 400 лет русского книгопечатания. М., 1964. С. 52-66.

Крипьякевич І.П. Зв’язки Західної України з Росією до середини XVII ст. Київ, 1953.

Мицько І.З. Острозька слов’яно-греко-латинська академія (1576-1636). Київ, 1990.

Музыченко П.П., Долматова Н.И. История государства и права Украины в вопросах и ответах. Ч. 1. Xарьков, 1999. [Электронный ресур]. Режим доступа: http://www.pravouch.com/page/igppua/ist/ist-21-idz-ax285-nf-18.html.

Некрасов А.И. Книгопечатание в России в XVI и XVII веках // Книга в России. М., 1925. Ч. I: От начала письменности до 1800 года. С. 64-126.

Немировский Е.Л. Новый труд по истории русской книги // Полиграфическое производство 1953. № 1. С. 28-29.

Немировский Е.Л. Польские труды по истории книгоиздательского дела и книгопечатания // Книга. Исследования и материалы. М., 1962а. Сб. 6. С. 255266.

Немировский Е.Л. Историографические заметки о начале книгопечатания на Руси // Книга. Исследования и материалы. М., 1962б. Сб. 7. С. 239-263.

Немировский Е.Л. Очерки историографии русского первопечатания // Книга. Исследования и материалы. М., 1963. Сб. 8. С. 5-42.

Немировский Е.Л. Труды по истории русского первопечатания во второй половине XIX-XX веках // Книга. Исследования и материалы. М., 1964. Сб. 9. С. 389-437.

Немировский Е.Л. Первая русская техническая книга // В мире книг. 1964. № 1. С. 10-11.

Немировский Е.Л. Возникновение книгопечатания в Москве. М., 1964а.

Немировский Е.Л. Источниковедение и историография русского первопеча-тания: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 1964б.

Немировский Е.Л. Начало книгопечатания в Москве и на Украине. Жизнь и деятельность первопечатника Ивана Федорова. Указатель литературы. 15741974. М., 1975.

Немировский Е.Л. Первопечатник Иван Федоров. Описание изданий и указатель литературы о жизни и деятельности. Львов, 1983.

Немировский Е.Л. Анисим Михайлов Радишевский // Русская речь. 1984. № 1. С. 79-87.

Немировский Е.Л. Иван Федоров. Около 1510-1583. М., 1985.

Немировский Е.Л. Шедевры мирового полиграфического искусства. Анисим Михайлов Радишевский // Полиграфия. 1990. № 1. С. 51-52.

Немировский Е.Л. Анисим Михайлов Радишевский. Около 1560 - около 1631 г. М., 1997.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Немировский Е.Л. Изобретение Иоганна Гуттенберга. Из истории книгопечатания. Технические аспекты. М., 2000.

Немировский Е.Л. Иван Федоров и его эпоха. Энциклопедия. М., 2007.

Николаевский П.Ф. Московский печатный двор при патриархе Никоне // Христианское чтение. 1890. Ч. 2. № 7-8. С. 435-467.

Огієнко І. Друкар-волиняк Онисим Радишевський // Духовна бесіда. Варшава, 1924. № 3. С. 36-39.

Огієнко І. Історія українського друкарства. Львів, 1925.

Першодрукар Іван Федоров та його послідовники на Україні (XVI - перша половина XVII ст.): Зб. Документів. Київ, 1975.

Петрушенко М. Друкар XVII сторіччя Онисим Радишевський // Українська книга. - Київ; Харків, 1965. С. 209-219.

Петрушенко М. А. Нові матеріали про Онисима Радишевського талановитого друкаря і “пушкарских дел мастера” XVII століття // Науково-інформаційний бюллетень архівного управління УРСР. 1965. № 1. С. 56-63.

Поздеева И.В., Пушков В.П., Дадыкин А.В. Московский печатный двор -факт и фактор русской культуры. 1618-1652 гг.: От восстановления после гибели в Смутное время до патриарха Никона: Исследования и публикации. М., 2001.

Покровский А.А. Печатный Московский двор в первой половине XVII века // Древности: Труды Императорского Московского Археологического Общества. М., 1914. Т. 23. Вып. 2. С. 1-28.

Поліщук Я.О. Місія Онисима Михайловича Радишевського // Тези II регіональної науково-теоретичної конф. «Велика Волинь: минуле і сучасне». 18-20 грудня 1992 р., м. Рівне. Рівне, 1992.

Починская И.В. «Царского величества друкарня» 1614-1619 гг. // Уральский сборник: История. Культура, Религия. Екатеринбург, 1998. Вып. 2. С. 227-236.

Починская И.В. Размышления по поводу гипотезы о существовании в XVI в. типографии в Казани // Федоровские чтения. 2007. М., 2007. С. 122-131.

Починская И.В. Казанские земли - колыбель русского книгопечатания?! // Вестник УрО РАН. 2010. № 4. С. 119-125.

Починская И.В. Московская типография в первой половине XVIII в.: адаптивные процессы в официальном книгопечатании //Известия Уральского государственного университета. Сер. 2: Гуманитарные науки. Екатеринбург, 2011. № 1 (87). С. 204-213.

Починская И.В. Книгоиздательская деятельность Андроника и Ивана Невеж. Историографический аспект // Известия УрГУ. Гуманитарная серия. 2012. № 1 (в печати).

Румянцев В.Е. Сборник памятников, относящихся до истории книгопечатания в России. М., 1872. Вып. 1.

Сидоров А.А. История оформления русской книги. М.: Л., 1946.

Сидоров А.А. Древнерусская книжная гравюра. М., 1951.

Сопиков В.С. Опыт российской библиографии. СПб., 1813. Ч. 1.

Строев П.М. Ключ к Истории государства Российского Н.М. Карамзина. М., 1836. Ч. 1.

Строев П.М. Описание старопечатных книг славянских, находящихся в библиотеке... Ивана Никитича Царского. М., 1836.

Теплов Л.П. Мастер Анисим Михайлов // Техника молодежи. 1955. № 2. С. 14-16.

Шевчук В. Друкар XVII століття, автор військової книги Онисим син Михайла Радишевський // Вісник Львів. Ун-ту. Серія книгознавство, 2007. Вып. 2. С. 62-75.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.