CC BY
54
ПЕРСОНАЛИИ. РЕЦЕНЗИИ. СОБЫТИЯ
Вестник Омского университета, 2002. №1. С. 124-131. © Омский государственный университет
НАУЧНАЯ ЖИЗНЬ
Рецензия на кн.: Е.А. Баженова. Научный текст в аспекте политекстуальности. Пермь: Изд-во Пермского ун-та, 2001.
Свойственный современности функционализм в лингвистике, с его вниманием к полному контексту речевой деятельности в единстве экстралингвистических и собственно лингвистических сторон, неизбежно сопряжен с попыткой нового взгляда на известные феномены, стремлением к выработке глобальных концепций, способных обеспечить целостную интерпретацию использования языковых и - шире - разнопри-родных средств достижения коммуникативной цели. Рецензируемая монография Е.А. Баженовой представляет собой именно такое исследование: в нем проявляется стремление автора к теоретическому, концептуальному обобщению научных фактов, накопленных предшественниками и полученных самим автором, выведению их на уровень информационной реальности, к выработке принципиально новой многомерной модели научного текста как сложно организованной политекстуальной системы.
В первой главе Е.А. Баженова определяет систему научных приоритетов в исследованиях, связанных с пониманием текста как сложной иерархической системы, подчиняющейся разнопорядковым закономерностям. Автор приходит к выводу о том, что текст можно считать и единицей предметного мира, в которой системой является он сам, и частью макросистемы - функционального стиля, и способом реализации системы языка, и, наконец, частью сверхсистемы - культуры.
Вторая глава посвящена обоснованию собственной теоретической концепции автора, которая в основных чертах сводится к следующему. Содержательная и формальная структура научного текста детерминированы эпистемической ситуацией, т.е. ситуацией получения нового знания. Каждый аспект эпистемической ситуации - их четыре - по-разному репрезентируется в тексте средствами языка. Языковые номинации могут представлять собой относительно самостоятельные тексты в составе научного текста, более или менее протяженные фрагменты текста или отдельные слова и словосочетания, которые в соответствии с их функциональной и семантической общностью объединяются в некие субструктуры - субтексты. Выделяется восемь субтекстов в зависимости от целеустановки, характера денотата и наличия/отсутствия формальной связи между речевыми единицами, представляющими суб-
текст. Каждый субтекст в свою очередь представлен микроструктурами - некими квантами смысла. Разложимость смысловой структуры целого текста на составляющие названа политекстуальностью.
В плане общей оценки научных положений и выводов, сформулированных в этой главе, отметим, что разработанная модель описания научного текста является динамической уже потому, что отражает движение мысли ученого, ее языковое оформление, линеаризацию целостного и нерасчлененного интеллектуального содержания сознания.
Сама идея иерархичности смысловой структуры научного (да впрочем, и любого) текста представляется глубоко верной и многообещающей как в теоретическом, так и в операциональном плане. Вместе с тем возникает несколько вопросов и замечаний, не затрагивающих сути изложенной концепции.
Прежде всего вызывает возражение употребление в одном ряду терминов «субтекст», «научный текст», «микросубтекст» и «политекстуальность». При всем удобстве термина «субтекст» возникает внутреннее сопротивление формулировкам типа «содержание микросубтекстов эксплицируется . . . относительно самостоятельными текстами» (с. 104) или утверждениям, что поли-текстуальность есть способность члениться на субтексты. И дело здесь не в том, что выделяемые субструктуры не могут быть названы суб- или просто текстами - автор вполне убедительно доказывает возможность такого подхода: согласно принятому определению, субтекстом может быть назван любой фрагмент речевого сообщения, подчиненный целому и обладающий функциональной и семантической общностью (с. 80). Но в таком случае (микро)субтекст не может репрезентироваться текстами, ибо это противоречит внутренней форме самих терминов; равно как и политекстуальность по сути оказывается полисубтекстуальностью или, если угодно, полиаспектностью.
Второе замечание касается характеристики субтекста как предикативной знаковой единицы (под предикацией понимается вербальный акт, с помощью которого автор «вписывает» в окружающую действительность отраженную в его сознании картину мира. Нам представляется, что картина мира автора, представляющая собой определенную ценностную концептуальную иерархию, репрезентируется законченным речевым произведением - научным текстом. Разные субтексты (и в разной степени) могут, по-видимому, отражать лишь отдельные фрагменты этой картины мира.
Впрочем, повторю, сама идея многомерности и иерархичности смысловой структуры текста, соотне-
Научная жизнь
125
сенной со структурой эпистемической ситуации, не подвергается сомнению, а напротив, обладает мощной разрешающей способностью. В данной главе содержится целый ряд частных типологий, обобщенных в виде таблиц, последовательно репрезентирующих этапы познавательной деятельности автора монографии. Субтексты анализируются многоаспектно: с позиций их соотнесенности с аспектами эпистеми-ческой ситуации, с точки зрения их лингвостилисти-ческих параметров, в плане внутреннего устройства. Е.А. Баженова обращает внимание на иерархию субтекстов, степень их обязательности в тексте, характер отношений между ними. Разная аранжировка стандартных субтекстов в тексте определяет композицию целого текста, позволяя увидеть взаимодействие свойственной научному тексту тенденции к стереотипизации и не менее обязательной креативности.
Замечу, что предложенная Е.А. Баженовой модель политекстуальности обладает внутренней гармонией и красотой, что, как известно, может рассматриваться как одно из доказательств истинности теории. Каждое положение, каждый новый виток научной мысли самого автора многократно и развернуто подготовлен, все звенья аргументативной цепи соединены практически безупречно, четки и афористичны промежуточные текстовые выводы и выводы по главе.
В связи с изложенным возникает один принципиальный вопрос: в какой степени конечна и исчерпывающа классификация, приведенная на с. 105 и представляющая основные композиционные элементы научного текста? Дело в том, что микросубтексты называются элементарными единицами субтекстовой структуры, эксплицирующими отдельные кванты смысла (с. 97). Значит ли это, что они предельны? Или же все (некоторые) из них могут подвергнуться дальнейшему членению? Можно предположить, что, по крайней мере, некоторые микросубтексты непредельны - я имею в виду прежде всего микросубтексты в составе периферийного субтекста (заголовок, аннотация, предисловие и пр.) и субтекста нового знания (аргументация, экспликация понятий и т.д.). Если же микросубтексты непредельные знаки, то каков предел членения текста в соответствии с предложенными критериями?
Рассуждая о степени обязательности различных микросубтекстов, Е.А. Баженова среди факультативных элементов называет только прецеденты культурного характера. В связи с этим возникает вопрос о том, какие еще микроСТ могут быть факультативными. Кстати, в связи с обсуждением специфики прецедентных феноменов научного текста хочется возразить против общей характеристики прецедентного СТ как объектного (с.105). Думается, что это справедливо лишь для прецедентов научного характера - в этом случае автор действительно использует «язык» соответствующей науки. У него, в сущности, нет выбора в способе именования объекта. Однако для прецедентных культурных феноменов в научном тексте ситуация совершенно иная. Они, как справедливо отмечает сама Е.А. Баженова, достаточно
редки в научных текстах, а потому чрезвычайно показательны в плане характеристики именно субъекта научного познания и соответственно представляют не только (а может быть, и не столько) онтологические, сколько антропоцентрические аспекты эпистемиче-ской ситуации.
В плане рассуждения хотелось бы высказать еще одно соображение по поводу представленной в работе классификации. Вполне понятно стремление автора четко разграничить единицы анализа и графически представить структуру в виде таблицы. Вместе с тем табличный способ подачи материала неизбежно огрубляет сложные связи между классификационными рубриками. И хотя Е.А. Баженова предпринимает немалые усилия для того, чтобы в комментирующей части показать сложные взаимосвязи между субтекстами и микросубтекстами, неоднократно подчеркивает, что представленная типология есть прежде всего модель, в которой аналитически разъято то, что в тексте (и затекстовой ситуации) дано в синтезе, но вопросы остаются. Я имею в виду прежде всего иерархию субтекстов старого знания и прецедентного. Различия между ними, как справедливо отмечает сама Е.А. Баженова, касаются главным образом формальной стороны - способов текстовой реализации старого знания, причем в некоторых случаях эти различия минимальны. Ср., например, старое знание - понятие (типа теснота стихового ряда (термин Ю.Н. Тынянова) или «центральное поднятие» по В.В. Бе-лоусову) и примеры прецедентного субтекста - чужая речь Бахтина, метатекст А. Вежбицкой. Возможно, было бы целесообразнее отнести прецедентные явления к субтексту старого знания, учитывая приоритет содержательных критериев дифференциации субтекстов.
Определив основные понятия и представив концепцию субтекстовой организации смысловой структуры научного текста, Е.А. Баженова во второй части работы переходит к демонстрации модели - многоаспектному рассмотрению каждого типа субтекста в единстве всех его составляющих - микросубтекстов в аспекте их коммуникативной значимости. В этой части работы впечатляет многообразный и убедительный языковой материал, подтверждающий теоретические положения работы. При этом соблюдается принцип единства общего и особенного в описании: анализ каждого субтекста, с одной стороны, подтверждает его роль в формировании целостности научного текста, с другой стороны, подчеркивается членимость целого - выделимость каждого субтекста в соответствии с выявленными языковыми знаками -операторами суб- и микросубтекстов. Этот раздел книги явственно обнаруживает методологические возможности предлагаемой концепции: впечатляющая демонстрация обширного языкового материала убедительно доказывает теоретические построения первой части. Особенно хотелось бы отметить эстетику научного письма, притягательную силу лаконизма, при котором все, что необходимо, высказано, и нет ничего лишнего.
В сущности, монографию Е.А. Баженовой в целом можно рассматривать как последовательную
реализацию принципа политекстуальности научного текста: все обязательные и дополнительные субтексты присутствуют в ее работе, причем их изящная аранжировка демонстрирует своеобразие и масштаб творческой личности самой Е.А. Баженовой. Строгая логика, великолепная научная эрудиция, стремление максимально прояснить мысль и предусмотреть возможные у читателя возражения, ответить на острые вопросы, подчеркнуть свой взгляд на вещи - вот те качества работы Е.А. Баженовой, которые позволяют считать ее образцовым научным текстом.
Хотелось бы добавить, что, оценивая в Заключении перспективы применения свой теории, Е.А. Баженова лишь мимоходом, в одной фразе упоминает о возможности привлечения материала других функциональных стилей. Между тем модель политекстуальности значима именно как всеобщий принцип тек-стопорождения, специфика функционального стиля определяет лишь конкретные формы ее реализации в языковом материале, но не отменяет онтологической сущности - в этом, думается, главный вклад исследования Е.А. Баженовой в теоретическое языкознание.
H.А. Кузьмина,
д-р филолог. наук, проф. ОмГУ
Всероссийская научно-практическая конференция «Современные проблемы трудового права России»
18-22 сентября 2001 г. в Новосибирске состоялась конференция «Современные проблемы трудового права России», организованная Институтом философии и права СО РАН совместно с Администрацией Новосибирской области, Новосибирским институтом Российской академии адвокатуры. В ней приняли участие научные и практические работники Новосибирска, Томска, Омска, Москвы, Воронежа, Барнаула, Челябинска, Екатеринбурга, Хабаровска, Новокузнецка и других городов.
Работа конференции проходила по трем основным направлениям, в форме «круглых столов», что обеспечило заинтересованный, незамедлительный обмен мнениями между участниками.
I. Соотношение федерального, регионального законодательства и локальных нормативных актов о труде.
Конференцию открыл и вел профессор, д.ю.н. В.М. Лебедев (ЮИ ТГУ). В своем докладе он, в частности, отметил, что в современной науке трудового права по-прежнему основное внимание уделяется анализу федеральных норм. В учебной литературе почти не упоминается наличие муниципальных нормативных актов о труде, не исследуется их роль и место в системе трудового права. За локальными нормативными актами традиционно признается только функция конкретизации федеральных норм трудового права. Это ошибочный подход, который нуждается в существенной корректировке.
Наряду с федеральными стандартами наемного труда (докладчик выделил четыре вида таких
стандартов: минимальные, пороговые, процедурные и процессуальные) существует и будет развиваться система норм, которую можно назвать договорным трудовым правом России. Именно они определяют или будут определять в дальнейшем правовое состояние наемного работника, его отношения с работодателем в процессе труда. И только в тех случаях, когда локальное законодательство не развито или вообще отсутствует в организации применяются соответствующие государственные стандарты регулирования наемного труда.
B.Н. Скобелкин (д.ю.н., проф. ОмГУ) высказал сомнение в целесообразности и, более того, в возможности использования такой разновидности регионального закона, как кодекс. Предпочтительнее издание нескольких нормативных актов, регулирующих различные виды и формы социального обеспечения населения, но к их содержанию необходимо отнестись с предельной осмотрительностью, особенно там, где реализация связана с материальными затратами. С одной стороны, нельзя превышать нормы расходования средств, поступающих из федерального бюджета; с другой - нельзя возлагать на работодателей обязанность платить больше того, чем предусмотрено федеральным законодательством. И разумеется, во всех случаях недопустимо ухудшение положения тех, кому оказывается помощь, по сравнению с условиями, которые установлены для них этим законодательством.
C.Ю. Головина (д.ю.н., проф. УрГЮА), выделила две основные, на ее взгляд, проблемы: распределение законотворческих полномочий между Российской Федерацией и ее субъектами; реализация регионального законодательства в правоприменительной деятельности. В частности, она отметила, что в нормативных правовых актах субъектов РФ обнаруживаются две крайности: ужесточение некоторых федеральных правил, усугубляющих положение работника; установление для работников дополнительных гарантий и льгот. Если в отношении перегибов первого вцда можно заявлять о недействительности условий, ухудшающих положение работника по сравнению с федеральным законодательством о труде, то по поводу новелл, принятых в пользу работников, следует призадуматься, ведь любые дополнительные права работника означают введение дополнительных обязанностей для работодателей. Вероятно, вопросы, связанные с дополнительными затратами работодателей (например, в сфере оплаты труда), следует решать посредством заключения региональных и территориальных социально-партнерских соглашений, а не путем установления обязательных законодательных предписаний.
У О.Е. Рычаговой (к.ю.н., ст. преп. ОмГУ) сложилось впечатление, что федеральный законодатель не подозревает о существовании науки трудового права за пределами московской кольцевой дороги или, в крайнем случае, за пределами уральского хребта. Нормативные акты РФ носят совершенно четкий отпечаток разработок центральных (по территориальному признаку) научных школ. Конечно, в тех рамках, в которых законодатель вообще склонен ис-
