CC BY
35
УДК 94(47+57)« 1917/1991»: 322
МИНЦ М.М.* Рец. на кн.: СМОЛКИН В. СВЯТО МЕСТО ПУСТО НЕ БЫВАЕТ: ИСТОРИЯ СОВЕТСКОГО АТЕИЗМА / пер. с англ. О.Б. Леонтьевой. - Москва : Новое литературное обозрение, 2021. -548 с. - (Studia religiosa). DOI: 10.31249/rhist/2022.04.10
Ключевые слова: идеология в СССР; атеизм в СССР; антирелигиозная пропаганда; Институт научного атеизма.
Keywords: Ideology in the US SR; atheism in the US SR; anti-religious propaganda; Institute of scientific atheism.
Для цитирования: Минц М.М. [Рец.] // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Сер. 5: История. -2022. - № 4. - С. 133-138. Рец. на кн.: Смолкин В. Свято место пусто не бывает : история советского атеизма / пер. с англ. О.Б. Леонтьевой. -Москва : Новое литературное обозрение, 2021. - 548 с. - (Studia religiosa). DOI: 10.31249/rhist/2022.04.10
Книга Виктории Смолкин (доцент Уэслианского университета, Мидлтаун, США), переведенная на русский язык, посвящена истории советского атеизма, прежде всего в его политико-идеологическом измерении. Автор изучает устройство соответствующих институций и органов - включая созданный в 1964 г. Институт научного атеизма - и прослеживает эволюцию отношения советского руководства к религии, понимания сущности религии и атеизма и задач антирелигиозной пропаганды на всем протяжении большевистского эксперимента - от наиболее жестких репрессий первых лет после революции до фактической легализации религии и отказа КПСС от борьбы с нею в 1988-1990 гг. Ис-
* Минц Михаил Михайлович - кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Отдела истории Института научной информации по общественным наукам РАН (ИНИОН РАН). Сайт: https://michael-mints.ru
следование основано на чрезвычайно обширной источниковой базе: автор использует документы 14 архивов (девяти российских, трех украинских и двух литовских), материалы петербургского Государственного музея истории религии, свыше 50 периодических изданий (в основном советских, включая одно на украинском языке, а также несколько американских) и другие опубликованные источники.
Любопытно, что хотя основной текст монографии не подвергался переработке в процессе перевода, Смолкин (как она сама пишет в предисловии к русскому изданию) продолжала размышлять над темой своего исследования и после выхода книги на английском языке, в том числе откликаясь на первые отзывы читателей. Как следствие, в предисловии она приводит ряд дополнительных соображений. Она отмечает, в частности, что ее книга не является, строго говоря, ни религиоведческим исследованием, ни исследованием атеизма как такового, как «философской или теологической проблемы». Прежде всего это «история атеизма как идеологии на службе политики» и соответствующего «атеистического аппарата» (термин автора), призванного «обеспечивать выполнение двух взаимосвязанных задач: первая - превратить советское общество в "общество, свободное от религии", и вторая - превратить советских граждан в убежденных атеистов» (с. 16-17). Этот «атеистический аппарат» составлял своеобразное промежуточное звено между партийным руководством и широкими слоями населения; таким образом, работа Смолкин не является ни исследованием советской политики, как она формировалась «сверху», ни изучением ее восприятия «снизу». В первую очередь в книге показана позиция институционализированной профильной бюрократии, включая судьбы и взгляды конкретных функционеров, что позволяет придать исследованию человеческое измерение.
Автор также оговаривается, что специфика поставленной исследовательской задачи обусловила и некоторую «односторонность» ее работы, поскольку основное внимание она уделяет не репрессивным практикам, направленным на подавление религиозности и разрушение религиозных организаций и сообществ, а на условно «созидательную» составляющую советского атеизма, на попытки дать новые, «правильные» ответы на экзистенциальные вопросы взамен религиозных и выработать новую советскую об-
рядность, заполнив таким образом освобождающееся «свято место» новым содержанием. «Тот факт, - пишет она, - что до сих пор история атеизма была главным образом историей о насилии, побудил меня подчеркивать конструктивные элементы атеистического проекта в большей степени, чем деструктивные. В этом отношении я рассматривала книгу как дополнение к этой истории [репрессий против верующих. - М. М.], а не как ее ревизию» (с. 24).
Книга состоит из введения, семи глав и заключения, главы выстроены по проблемно-хронологическому принципу. В главе 1 описывается воинствующий атеизм времен Ленина и Сталина. Следующие три главы охватывают хрущёвский период, включая антирелигиозную кампанию 1958-1964 гг. (глава 2); апелляции к успехам советской космонавтики в атеистической пропаганде (глава 3); трудности и ограничения атеистической пропаганды на рубеже 1950-1960-х годов (глава 4). Последние три главы также частично затрагивают хрущёвскую эпоху, но в основном посвящены уже брежневскому периоду. В главе 5 рассматриваются попытки изучения религии средствами общественных наук, в частности, деятельность Института научного атеизма. Глава 6 посвящена созданию новой советской обрядности - первые шаги в этом направлении делались еще в конце 1950-х годов, но наиболее активно процесс развернулся уже в позднесоветский период. Наконец, в главе 7 автор анализирует попытки партийных идеологов выстроить и внедрить, особенно в молодежной среде, концепцию «социалистического образа жизни», тем самым предложив обществу своеобразную новую духовную культуру, альтернативную религиозной картине мира и западным ценностям. В заключении кратко описывается свертывание атеистической пропаганды в годы Перестройки и подводятся общие итоги исследования.
Автор приходит к выводу, что историю советского атеизма можно условно разделить на три этапа, первый из которых начался сразу после революции, второй - после смерти Сталина, третий -после отстранения от власти Хрущёва. Это членение отражает смену представлений советского руководства о сущности и назначении самого атеизма, которые, в свою очередь, базировались на меняющихся со временем представлениях о сущности религии и характере исходящей от нее угрозы. На первом этапе религия рассматривалась прежде всего как политическая угроза, и антирели-
гиозная политика большевиков (включая отделение церкви от государства и школы от церкви, репрессии против духовенства, запрет религиозного образования, разрушение храмов и т. д.) была нацелена в первую очередь на вытеснение церкви из политической жизни. К 1943 г., когда Сталин санкционировал выборы патриарха и в целом значительно смягчил свою политику по отношению к церкви, эта задача уже считалась выполненной; по выражению Смолкин, «воинствующий атеизм сделал свое дело и мог уходить» (с. 490).
Новая антирелигиозная кампания, запущенная при Хрущёве, основывалась уже на представлении о религии как об идеологической угрозе. На этом этапе советское руководство, с одной стороны, пыталось реализовать обширный комплекс административных мер, направленных на ликвидацию значительной части религиозных общин и учреждений, с другой стороны - придавало большое значение научно-просветительской работе в расчете на то, что это позволит советским гражданам изжить свое «неправильное» мировоззрение. Расчёт оправдался лишь частично: к 1964 г. более половины храмов было закрыто, однако социологические опросы показали, что атеистическая пропаганда не дает результатов, поскольку многие граждане не видят противоречия между научными знаниями и религиозным мировоззрением.
На третьем этапе упор делался на вытеснение религии из частной жизни советских людей - отсюда, среди прочего, происходят попытки властей внедрить в повседневную практику новые, советские ритуалы. Возрос также интерес к обсуждению «вечных», экзистенциальных, мировоззренческих вопросов на новой материалистической основе. По сути, только в этот период советские идеологи осознали, что успешная борьба с религией невозможна, если не будет наполнено новым смыслом пресловутое «свято место». Не случайно в 1970-е годы впервые началось активное изучение религии и религиозной жизни в СССР с применением социологических и этнографических методов: идеологические работники начали осознавать, что слишком плохо понимают, что именно представляет собой религия, с которой они пытаются бороться. На этом же этапе партийный аппарат впервые столкнулся с феноменом индифферентного отношения к религии, особенно среди молодежи; примечательно, что такое отношение вызывало
даже большие опасения, нежели сохраняющаяся религиозность, поскольку равнодушие к религии неизбежно оборачивалось и равнодушием к атеизму.
На последнее обстоятельство автор обращает особое внимание, так как советский атеизм во многом был продолжением секу-ляризма, характерного в XX столетии для западной культуры в целом: не только в СССР, но и в Европе и в Америке многие исследователи прогнозировали постепенный уход религии сначала из общественной, а затем и из частной жизни. Однако отрицательная реакция на индифферентное отношение части сограждан к мировоззренческим вопросам скорее противопоставляет советский атеизм западному секуляризму, который был порожден либеральным обществом и для которого равнодушие к религии было нормальной и вполне допустимой позицией. «Главный парадокс советского атеизма», таким образом, заключался в том, что он «не имел отношения к секуляризации или секулярности; он требовал обращения в иную веру» (с. 494). Этот вывод автора соответствует распространенному взгляду на советский вариант марксизма как на квазирелигиозную идеологию.
Борьба с религией закончилась на излете советской эпохи: в 1988 г. Горбачёв неожиданно даже для своих ближайших соратников принял решение отметить тысячелетие крещения Руси как общегосударственный праздник, после чего антирелигиозная пропаганда на государственном уровне была довольно быстро свернута, хотя официальная идеология самой Коммунистической партии по-прежнему основывалась на атеизме. Смолкин рассматривает этот шаг как признание советским руководством того обстоятельства, что борьба с религией потерпела крах, партия утрачивает влияние в обществе, и атеистическая пропаганда уже не позволяет ей восстановить это влияние. Перестав быть эффективным инструментом удержания власти, атеизм был исключен из государственной политики. Тем самым произошло своеобразное «отделение партии от государства», что также означало серьезные перемены в политическом устройстве Советского Союза. Отказ от атеистической пропаганды означал и отказ КПСС от монополии на истину, поскольку атеизм являлся одним из центральных элементов марксизма-ленинизма. Это не только не укрепило политические позиции пра-
вящей партии, но и стало в конечном счете одним из факторов, обусловивших коллапс советского государства.
Ценность книги определяется избранной темой исследования, а также чрезвычайно обстоятельным подходом автора к изучаемому материалу. Смолкин анализирует те идеологические и шире - философские представления, на которых базировалось отношение партийных «вождей» и пропагандистского аппарата к религии и церкви. Кроме того, ей действительно удалось дополнить историю антицерковных репрессий историей той «позитивной» программы воспитания нового человека, которую советское руководство предлагало трудящимся взамен подлежащих искоренению «религиозных предрассудков». В монографии рассматриваются как успехи этой политики, так и пределы возможностей «атеистического аппарата», обусловившие конечный провал советской борьбы с религией. Показан и противоречивый характер самого советского материализма, носители которого с истинно религиозным рвением, переходящим в фанатизм, пытались обратить население СССР из религиозной веры в атеистическую. Материал излагается довольно подробно, с большим количеством примеров. Книга Смолкин, несомненно, является серьезным вкладом в изучение истории цер-ковно-государственных отношений в Советском Союзе и станет хорошей основой для дальнейших изысканий в данной области.
