Научная статья на тему 'Первая история советского атеизма an sich'

Первая история советского атеизма an sich Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
143
37
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
рецензия / современные исследования / советский атеизм / советское общество / review / modern research / soviet atheism / soviet society

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Тесля Андрей Александрович

Статья представляет собой рецензию на книгу Виктории Смолкин «Свято место пусто не бывает: история советского атеизма», которая вышла на английском языке в 2018 г. и в 2021 г. была переведена на русский язык.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Pervaia istoriia sovetskogo ateizma an sich [The First History of Soviet Atheism an Sich]

The article presents the review of Victoria Smolkin’s book “A Sacred Space Is Never Empty: A History of Soviet Atheism”, which was published in English in 2018 and translated into Russian in 2021.

Текст научной работы на тему «Первая история советского атеизма an sich»

DOI: 10.24411/2686-9497-2021-10014

А. А. Тесля

Первая история советского атеизма ам sicн:

Аннотация:

Статья представляет собой рецензию на книгу Виктории Смолкин «Свято место пусто не бывает: история советского атеизма», которая вышла на английском языке в 2018 г. и в 2021 г. была переведена на русский язык. Ключевые слова: рецензия, современные исследования, советский атеизм, советское общество

Книга Виктории Смолкин, вышедшая на языке оригинала в 2018 г. и ныне переведенная на русский, по нашему мнению, является первым монографическим исследованием истории советского атеизма.

Советский атеизм долгое время либо не проблематизировался в своей специфичности, либо рассматривался, прежде всего, в рамках антирелигиозных кампаний, в аспекте борьбы с религией. При всей своей закономерности и предсказуемости данный подход смещал фокус исследования, уводя на периферию само содержание советского атеизма, явно или неявно, рефлексивно или непроизвольно определяя атеизм и его историю сквозь призму истории религии и/или Церкви**.

Историю советского атеизма В. Смолкин делит (на наш взгляд, более чем удачно) на три больших периода. Первый период автор определяет как времена «воинствующего атеизма» Ленина и Сталина. При этом в стороне оставляется поворот в религиозной политике времен Великой Отечественной

* Работа выполнена в рамках гранта РНФ (№ 18-18-00442) «Механизмы смыслообразования и тек-стуализации в социальных нарративных и перформативных дискурсах и практиках» в Балтийском федеральном университете им. И. Канта.

** Под «религией», как отмечает в предисловии к русскому изданию работы сама исследовательница, понимается прежде всего «православие» — вслед за советскими атеистами и основным фокусом усилий советского пропагандистского аппарата. В этом ракурсе существенное направление дальнейших исследований, а именно взаимоотношений с другими религиями и конфессиями, в частности с униатами, которым отказывали в признании на протяжении всей послевоенной эпохи, с мусульманами и т. д. Понятно, что для исследования, пытающегося начертить общие контуры истории советского атеизма, нет возможности сосредотачиваться на подобных сюжетах, которые должны стать предметом последующей работы. Как, например, «городская проза» и «деревенщики» для истории советского атеизма в плоскости художественной литературы дают огромный ресурс, пока не обработанный, а скорее намеченный Смолкин (см. гл. 7).

войны, наиболее яркими моментами которого можно назвать «сталинский конкордат» 1943 г. и восстановление патриаршества. Подобное, на первый взгляд странное, решение обусловлено именно избранной автором оптикой: при всем огромном значении для религии (прежде всего для православия, но отнюдь не только для него) в Советском Союзе поворот 1943 г. не стал изменением в понимании атеизма и перемене в его рамках. Для этого периода религия выступает политическим противником, врагом, реальной или потенциальной политической угрозой, на устранение которой направлены силы «воинствующих безбожников». По достижении цели — политической капитуляции религии — оказывается возможным изменение политического курса, «примирение», именно потому, что сама базовая цель достигнута. Религия же трактуется как «пережиток», остаток прежней системы общественных отношений. И по мере того, как будут упрочиваться новые отношения, вырастать новое общество — она сама собой будет отходить в прошлое. Политически обезвреженная, она будет бессильна предложить реальную альтернативу новому сознанию, связанному с наукой. Относительное же сохранение ее в современности связано с недостатками просветительской, культмассовой работы. Однако ее социальная база сокращается, а темпы этого сокращения, хоть и могут вызывать недовольство, носят второстепенный характер: на стороне атеизма — сама история, само время.

Второй период — довольно краткий, но принципиально важный — приходится на конец 1950-х — первую половину 1960-х гг., когда столкновение советского атеизма и религии осмысляется как идеологическое, мировоззренческое. Ключевым здесь оказывается, прежде всего, осознание, что меняется сама религия. Вопреки представлениям, господствующим на первом этапе, ход времени сам по себе не приводит к сокращению количества верующих: к религии обращаются все новые и новые поколения — религия воспроизводит себя в новых условиях. Возникает осознание необходимости нового знания, и здесь важнейшим событием оказывается создание Института научного атеизма (ИНА) Академии общественных наук ЦК КПСС, функционирование которого (как и тесно связанного с ним журнала «Наука и религия») показательно для происходящих перемен.

ИНА, истории которого посвящена пятая глава исследования, примечателен двойственностью и ожиданий, и процесса его деятельности. С одной стороны, от него ждут конкретных атеистических преобразований, борьбы с религией, с другой — изучения религий и верующих, скорее понимания социальной реальности, чем ее непосредственного изменения. Более того, это понимание приводит к выводам, далеким от установочных и декларируемых, что в свою очередь увеличивает затруднения.

Во многом и причиной основания ИНА, и результатом его работ становится осознание, что прежнее представление о несовместимости «науки»

и «религии» не подтверждается на практике. Для религии на новом этапе отсылки оппонентов к научным данным не являются критичными, представление о несовместимости «современных» представлений с религией и тем самым прежний вывод, что ход развития и распространения первых автоматически вытесняет религию или сокращает ее влияние — если не вообще ложный, то во всяком случае излишне упрощающий. Эти выводы получат свое развитие в рамках третьего периода, когда в 1970-е и еще более в 1980-е гг. придет признание, что прежняя логика окончательного се-кулярного вытеснения религии в пространство частной жизни также не подтверждается в современности.

Однако, независимо от вышеописанного, главным оказывается понимание, что религия дает человеку то, что отсутствует или совсем слабо представлено в советском атеизме, — обряды и ритуалы частной жизни, прежде всего — ритуалы перехода (рождение, свадьба, смерть). Ответом на это становится кампания конца 1950-х — нач. 1960-х гг. по созданию «советских ритуалов». Что касается свадьбы — вводятся новые требования к ЗАГСам и подготовке сотрудников, разрабатываются процедуры, создаются дворцы бракосочетаний (которых до конца 1980-х гг. появится более 30 по стране). Внимание к ритуалу рождения проявляется в создании дворцов «Малютка». Одновременно нововведения (хотя намного более бледные) коснутся и ритуала похорон.

Примечательно, что многие из ритуальных практик, целенаправленно разрабатываемых в этот период, прижились и остались частью постсоветской действительности (их краткая, собственно «советская» история укладывается фактически в пределы одного поколения).

Параллельно в это время предпринимаются действия антирелигиозного плана. Из числа последних обращает на себя внимание попытка снизить заинтересованность священников в отправлении обрядов за счет перевода на твердое жалование. Вынуждая патриархию пойти на этот шаг, советские политики начала 1960-х гг. ждут, что такая мера демотивирует священников. Ожидания отчасти оправдываются, но в целом политика оказывается неэффективной, поскольку недооценивает спрос со стороны населения и переоценивает активную роль духовенства.

Проблемы, обнаружившие себя во втором периоде, окажутся центральными в третий период, длившийся со второй половины 1960-х гг. до конца советского строя. Уже в дискуссиях об укреплении и развитии атеистической работы в конце 1950-х — нач. 1960-х гг. повторяется мотив необходимости обращения к конкретным людям, фактически — запрос на «атеистическое пастырство».

Постепенно ожидания нач. 1960-х гг., связанные с бурным экономическим ростом, научными и техническими достижениями, идут на спад. Идея

скорого построения коммунизма, понимаемого в том числе и как обретение материального благополучия, экономического превосходства над Западом, осознается как нереалистичная и заменяется «развитым социализмом» с присущим ему «социалистическим образом жизни» (своеобразной калькой с «американского образа жизни» конца 1950-х гг.). В связи с этим возрастает понимание советского атеизма как духовности, в том числе включающей обращение к русской культуре и Русской Церкви как части культурного наследия. Основным противником здесь оказывается не столько религия, сколько индифферентизм, в том числе всевозрастающее и фиксируемое исследователями нежелание видеть конфликт между принятием советской идеологии и исполнением религиозных обрядов, членством в комсомоле или в партии и крещением ребенка (которое аналогично не означает какой-то серьезной воцерковленности).

В этом плане, как совершенно справедливо замечает Смолкин, «советский атеизм не имел отношения к секуляризации или секулярности; он требовал обращения в иную веру. Советский атеизм не был секулярным, поскольку секулярность терпимо относится к индифферентности, более того, она ее предполагает. <...> Для советского атеизма вытеснение религии в частную сферу никогда не считалось приемлемым решением проблемы в долгосрочной перспективе, а индифферентность и нейтралитет были недопустимым позициями» (1, с. 494). Книга и открывается, и завершается обсуждением символического конца советского атеизма — решения о праздновании на государственном уровне тысячелетия крещения Руси в 1988 г. Это событие стало аннулированием, быть может, не до конца осознаваемым, прежней логики, предполагающей невозможность нейтральной позиции.

Стоит признать, что работа В. Смолкин представляет собой не только важнейший шаг на пути изучения советского атеизма и понимания эволюции советского общества, его идеологического и политического проекта. Этот труд затрагивает существенные вопросы в рамках теории секуляризации и постсекулярных порядков. Можно констатировать, что перед нами — этапное исследование, ставящее массу новых вопросов, намечающее целую программу эмпирических исследований и масштабных теоретических осмыслений.

Источники и литература:

Смолкин, В. Свято место пусто не бывает: история советского атеизма / В. Смолкин; пер. с англ. О. Б. Леонтьевой, науч. ред. М. Ю. Смирнов. М., 2021. (Серия «Studia religiosa».)

References:

Smolkin V. A Sacred Spase is Never Empty: A History of Soviet Atheism. Princeton University Press, 2018.

A. A. Teslia

pervaia istoriia sovetskogo ateizma an sich

[The First History of Soviet Atheism an Sich]

Abstract:

The article presents the review of Victoria Smolkin's book "A Sacred Space Is Never Empty: A History of Soviet Atheism", which was published in English in 2018 and translated into Russian in 2021.

Keywords: review, modern research, soviet atheism, soviet society

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.