CC BY
5
РЕЦЕНЗИИ
УДК 94(47+57)«1929/1953» DOI: 10.31249/hist/2024.01.08
МИНЦ ММ * Рец. на кн.: REVISIONING STALIN AND STALINISM: COMPLEXITIES, CONTRADICTIONS AND CONTROVERSIES / ed. by J. Ryan, S. Grant. - London : Bloomsbury Academic, 2022. - XIV, 250 p.
Ключевые слова: политическая система в СССР; политические репрессии в СССР; Сталин и гражданская война в Испании; культ личности Сталина; внешняя политика СССР; холодная война; историческая память; историческая политика в РФ.
Keywords: political system in the USSR; political repressions in the USSR; Stalin and the Spanish Civil War; Stalin's personality cult; foreign policy of the USSR; cold war; historical memory; historical politics in the Russian Federation.
Для цитирования: Минц М.М. [Рецензия] // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Сер. 5: История. -Москва : ИНИОН РАН, 2024. - № 1. - С. 144-152. - Рец. на кн.: Revisio-ning Stalin and stalinism: complexities, contradictions and controversies / ed. by J. Ryan, S. Grant. - London : Bloomsbury Academic, 2022. - XIV, 250 p. DOI: 10.31249/hist/2024.01.08
Рецензируемый сборник под редакцией Джеймса Райана (Кардиффский ун-т, Великобритания) и Сьюзен Грант (Ливерпульский ун-т имени Джона Мурса) посвящен различным аспектам сталинизма как исторического феномена. Он основан на материа-
* Минц Михаил Михайлович - кандидат исторических наук, старший научный сотрудник отдела истории Института научной информации по общественным наукам РАН (ИНИОН РАН). Персональная страница: http://inion.ru/ru/ аЬои1/регеопа1Ше8/тт18-т1кЬаП-т1кЪаПоу1сЬ
лах специального симпозиума Ирландской ассоциации российских, центрально- и восточноевропейских исследований, состоявшегося в мае 2018 г. в Ирландском национальном университете в Корке и приуроченного к уходу на пенсию Джеффри Робертса -известного и заслуженного специалиста по истории СССР в сталинский период1. Участники симпозиума попытались суммировать и обобщить последние наработки западной историографии сталинизма и оценить текущее состояние исследований. Подготовленная ими книга состоит из введения и десяти статей, девять из которых сгруппированы в три части, охватывающие три основных группы вопросов: часть первая - Сталин как руководитель и глава государства, часть вторая - культ личности «вождя народов», часть третья -роль Сталина в холодной войне.
Введение, написанное Дж. Райаном и С. Грант, содержит не только общую характеристику самого издания, но и краткий обзор основных этапов изучения сталинизма в западной науке. Авторы отмечают, что хотя «тоталитарная школа» в первые годы холодной войны являлась доминирующим направлением, даже в этот период в исследовательском сообществе были представлены и альтернативные подходы, особенно в Западной Европе. Смена парадигмы произошла в 1970-е годы с появлением «ревизионистского» направления с его преимущественным вниманием к социальной истории РСФСР / СССР и соответственно - к изучению социальной базы советского режима. Следующей важной вехой стал распад Советского Союза, за которым последовала «архивная революция»
1 Основные работы Дж. Робертса: Roberts G. The Unholy Alliance: Stalin's pact with Hitler. - Bloomington : Indiana univ. press, 1989. - XVIII, 296 p.; Idem. The Soviet Union and the origins of the Second World War: Russo-German relations and the road to war, 1933-1941. - New York : St. Martin's press, 1995. - X, 192 p.; Idem. The Soviet Union in world politics: coexistence, revolution, and Cold War, 1945-1991. -New York : Routledge, 1999. - XIV, 125 p. (Making of the contemporary world); Роберте Дж. Победа под Сталинградом: битва, которая изменила историю / пер. с англ. М.Ю. Мягкова ; вступ. ст. О.А. Ржешевского. - Москва : УРСС, 2003. -175 с.; Его же. Вячеслав Молотов: сталинский рыцарь «холодной войны» / пер. с англ. Е.В. Матвеевой. - Москва : АСТ, 2014. - 283 с.; Его же. Иосиф Сталин: от Второй мировой до «холодной войны», [1939-1953] / пер. с англ. О.Ю. Семиной. -Москва : АСТ, 2014. - 638 с. - (XX век: великие и неизвестные); Его же. Георгий Жуков. Маршал Победы / пер. с англ. И.В. Павловой. - Москва : АСТ, 2016. -364 с.
начала 1990-х годов, значительно расширившая источниковую базу исследований. В постсоветские годы еще продолжали выходить работы, основанные на «ревизионистской» и даже на «тоталитарной» методологии, но в целом период примерно с середины 1990-х годов авторы характеризуют как «постревизионизм». В методологическом отношении он стал составной частью «культурного поворота» и «лингвистического поворота», характерных для исторической науки в целом; на этом этапе произошел отход от классической социальной истории в сторону изучения повседневной жизни, массовых настроений и представлений. Вновь возродился интерес к истории советской идеологии, но под новым углом зрения, отличным от исследований, выполненных в рамках «тоталитарной» школы. Важное значение для исторической науки имело также окончание холодной войны, благодаря которому «постревизионистская» историография стала существенно менее политизированной по сравнению с предшествующими этапами.
Как отмечают Райан и Грант, дать сталинизму четкую научную дефиницию не так просто - по многим причинам, в том числе из-за того, что само советское государство успело заметно измениться за время пребывания Сталина у власти, в то время как многие его важнейшие особенности (включая плановую экономику и однопартийную систему) сформировались еще до 1929 г. и продолжали существовать вплоть до начала Перестройки. Сами авторы к числу определяющих характеристик сталинизма относят «курс на достижение полностью социалистического, затем коммунистического, общества; централизованную экономику, управляющуюся государством в условиях однопартийного режима; грандиозное, хотя и не беспрерывное, использование массового принуждения и насилия в процессе ускоренной экономической и социальной модернизации, а также социальной инженерии; политические репрессии и в какой-то степени патологическую подозрительность по отношению к "врагам" революции; "пропагандистское государство", характеризуемое исключительной важностью коммуникации с гражданами, их мобилизации на службу революционной социальной трансформации; строгое регулирование информации внутри и за пределами границ государства; культ вождя и тенденцию к патриархальному управлению; наконец - представ-
ление о собственном превосходстве над предположительно загнивающим капиталистическим миром» (с. 6-7).
Первую часть сборника открывает статья Кристофера Рида (Уорикский университет, Великобритания), посвященная эволюции представлений о личности диктатора в научной литературе и массовом сознании от идеологизированных образов времен холодной войны к более сбалансированным, основанным на доступных источниках представлениям об историческом Сталине. Автор также делится собственным опытом написании биографии советского «вождя», вышедшей в 2017 г.1
В статье Питера Уайтвуда (Йоркский ун-т Святого Иоанна, Великобритания) анализируются причины армейских чисток 19371938 гг. Исследователь приходит к выводу, что эти события были обусловлены сочетанием нескольких факторов разной степени длительности. С одной стороны, лояльность командного состава Красной армии всегда вызывала у большевистского руководства серьезные опасения. В период Гражданской войны и на протяжении 1920-х годов это было связано с наличием в вооруженных силах многочисленных «военспецов»; в конце 1920-х годов добавились также опасения, что среди военных может оказаться значительное число троцкистов. С другой стороны, в 1937-1938 гг. важные изменения претерпел образ внутреннего врага в целом: именно в этот период действительным и мнимым бывшим оппозиционерам начали систематически предъявлять обвинения в сотрудничестве с иностранной разведкой (чаще всего немецкой или японской). Сочетание этих факторов привело к резкому всплеску шпиономании, что и сделало возможным арест Тухачевского и последующее расследование по делу о несуществующем «военно-фашистском заговоре». Данная гипотеза представляет несомненный интерес, но все же нуждается в дополнительной проверке, тем более что автор, судя по тексту статьи, исходит из того, что Сталин не мог не понимать, насколько существенный ущерб массовые репрессии нанесут обороноспособности страны. Такое приписывание историческому персонажу наших сегодняшних знаний о по-
1 Read Ch. Stalin: from the Caucasus to the Kremlin. -Routledge, 2017. - XI, 339 p.
London ; New York
следующих событиях представляет собой довольно распространенную методологическую ошибку.
Уайтвуд обращает внимание на неочевидную, но важную особенность такой категории источников, как протоколы допросов арестованных военных: эти документы не только содержат информацию о том, какие именно показания и «признания» следователи пытались выбить из обвиняемых, но и позволяют (в сопоставлении с другими видами источников) проследить эволюцию различных теорий заговора в сознании советского руководства (с. 41). Автор также подчеркивает, что история «дела военных» во многом характеризует сталинскую систему в целом: «К началу 1930-х годов Сталин получил широчайший контроль над советским государством, но также много сделал для того, чтобы подорвать собственную силу, неправильно понимая природу угроз безопасности. Эта его способность строить одной рукой и разрушать другой определяла природу его власти» (с. 50).
Дэниел Ковальски (Ун-т Королевы в Белфасте, Великобритания) подробно анализирует историографию участия СССР в гражданской войне в Испании (как советскую и современную российскую, так и зарубежную, в том числе на испанском языке). Окончание холодной войны и «архивная революция» в России привели не только к количественному росту исследований по данной теме, но и к серьезным качественным сдвигам. До распада СССР даже опубликованные русскоязычные источники по большей части оставались неизвестными западным историкам, а научные работы о советской помощи Испанской республике выходили крайне редко. При этом среди авторов левого толка была распространена восходящая еще к Дж. Оруэллу точка зрения, согласно которой советская военная помощь была весьма ограниченной по масштабам, а стремление Сталина к доминированию в Испании только ускорило поражение республиканцев.
В самой Испании при жизни Ф. Франко преобладала официальная установка о том, что июльский мятеж 1936 г. был предпринят с целью пресечь подрывную деятельность коммунистов. В 1990-2000-е годы открытие прежде недоступных советских архивов и многочисленные документальные публикации по существу сформировали совершенно новую источниковую базу по советско-испанским отношениям в 1936-1939 гг., в свете чего, по словам
автора, «не будет преувеличением сказать, что почти все общие нарративы [гражданской] войны [в Испании], написанные до начала нового тысячелетия, являются теперь устаревшими» (с. 58). Прежние трактовки этих событий встречаются и в современной литературе (в русле этих трактовок гражданскую войну в Испании описывает, например, С. Коткин), но в целом сегодняшняя историография склоняется к тому, что Сталин не преследовал цели создать в Испании просоветский режим. Вмешательство СССР в гражданскую войну было обусловлено отчасти неспособностью англо-французского блока предотвратить итало-германскую интервенцию, отчасти же тем, что именно таких действий ожидали от Советского Союза многие деятели международного рабочего движения и антифашистского движения. При этом советская военная помощь по своим масштабам была довольно обширной и в значительной части может быть охарактеризована как вполне бескорыстная. Ковальски также высказывает предположение, что участие Советского Союза в гражданской войне в Испании не столько было обусловлено внутриполитическими процессами в самом СССР, сколько само оказало существенное влияние на дальнейшую эволюцию сталинизма. К сожалению, непосредственно в тексте статьи этот тезис никак подробно не раскрыт и не обоснован.
Общий обзор достоинств и недостатков Сталина как военного руководителя приводится в статье Криса Беллами (Гринвичский университет, Великобритания). Автор рассматривает в числе прочего его участие в обороне Царицына во время Гражданской войны, роль в строительстве советских вооруженных сил в межвоенный период, стиль руководства страной и армией в годы Второй мировой войны, однако в силу ограниченного объема статьи предлагаемый анализ получился довольно кратким, пунктирным и, пожалуй, несколько поверхностным. Приходится констатировать, что выбранная автором тема слишком обширна для столь сжатого формата.
Феномен культа личности Сталина рассматривается во второй части книги в двух статьях, авторы которых сосредоточились главным образом на его международном контексте. Джудит Девлин (Университетский колледж Дублина, Ирландия) сравнивает советские практики с аналогичными явлениями в других странах в 1920-1930-е годы, прежде всего с культами Т.Г. Масарика в Чехо-
словакии, Ю.К. Пилсудского в Польше, П. фон Гинденбурга в веймарской Германии и К. Ататюрка в Турции. В статье подчеркивается, что такие культы личности политического лидера формировались в основном в государствах, возникших в результате Первой мировой войны или переживавших после ее окончания период острой внутренней нестабильности. Культ главы государства рассматривался правящими кругами этих стран как инструмент, позволяющий сплотить население вокруг правительства и обеспечить лояльность большинства граждан проводимому политическому курсу. Советский культ Сталина на этом фоне выделяется прежде всего своими масштабами, особенно с середины 1930-х годов.
Культы личности, формировавшиеся вокруг венгерских политических лидеров на протяжении XX в., рассматриваются в статье Балажа Апора (Тринити-колледж, Дублин). Автор анализирует официальную репрезентацию императора Франца Иосифа I, культы М. Хорти в межвоенной Венгрии и М. Ракоши в 1948-1956 гг., а также элементы культа личности в современном пропагандистском образе В.М. Орбана. Культ Ракоши, по заключению Б. Апора, представлял собой синтез венгерских политических традиций и советских практик сталинской эпохи.
Третья часть сборника содержит три статьи, посвященных роли Сталина в холодной войне. Истоки этого конфликта рассматривает Кэролайн Кеннеди-Пайп (Ун-т Лафборо, Великобритания), автор монографии «Холодная война Сталина», опубликованной еще в 1995 г.1 В своей статье она возвращается к тематике этой книги с учетом новейших исследований и источников, ставших доступными для ученых за последние 25 лет. Кеннеди-Пайп выделяет три основных фактора, обусловивших распад Большой тройки и последующее глобальное советско-американское противостояние: новизну международной ситуации, сложившейся в 1945 г. (во многом в связи с изобретением ядерного оружия), морализм американской внешней политики (отменявший один из важнейших постулатов Вестфальской системы о том, что враждебный «другой» - это оппонент, которого необходимо победить, но не экзистенциальный враг, который должен быть уничтожен) и сохра-
1 Kennedy-Pipe C. Stalin's Cold War: Soviet strategies in Europe, 1943-1956. -Manchester : Manchester University Press, 1995. - 218 p.
няющуюся идеологию «реальной политики», допускающую раздел мира на сферы влияния; автор подчеркивает, что этой идеологии придерживался и Сталин.
Отношение советского диктатора к международному движению за мир анализируется в статье Дж. Робертса; он показывает, в частности, механизмы взаимодействия между лидерами этого движения и советским руководством. В конце 1940-х - начале 1950-х годов движение за мир в значительной степени ориентировалось на Москву (часто даже не на прямые указания, а на предполагаемые пожелания Сталина), нередко в ущерб собственной репутации, но в то же время сохраняло и определенную автономию. Молли Пуччи (Тринити-колледж, Дублин) рассматривает политические процессы в Чехословакии в начале 1950-х годов (процесс Сланского) как перенос советских следственных практик в страны Восточной Европы.
Завершает книгу статья Дж. Райана об отношении к Сталину в современной России. Исследование выполнено в основном на материалах 2014-2019 гг. и охватывает как правящую элиту, так и широкие слои населения. Российскую политику памяти в этот период автор характеризует как противоречивую и непоследовательную; это же, по его мнению, можно сказать и об общественных настроениях. В то же время одним из проявлений этой непоследовательности является ограниченный характер сталинского «ренессанса» 2000-х годов. К примеру, российские «системные» политики и высокопоставленные чиновники, как правило, считают неприемлемыми сталинские репрессии, даже если положительно отзываются о тех или иных достижениях 1930-1940-х годов (прежде всего о победе во Второй мировой войне). Похожая ситуация существует и в массовом сознании, где, по наблюдениям Райана, образ Сталина (часто ассоциирующийся с социальной справедливостью, военной мощью и т.д.) отделяется от реалий его эпохи, так что одни и те же респонденты могут положительно оценивать личность диктатора, но не желать при этом возвращения к его методам управления страной. Как следствие, несмотря на явный рост его популярности, продолжается (в ограниченных масштабах) и работа по преодолению травматичного прошлого, так что о реабилитации Сталина в строгом смысле слова, по мнению автора, говорить пока не приходится (социально-политические процессы последних
двух лет в статье не затрагиваются, так как первое издание сборника вышло еще в 2021 г.).
Книга в целом производит противоречивое впечатление. Многие статьи посвящены достаточно узким сюжетам и не складываются в сколько-нибудь целостную картину; от сборника со столь претенциозным заглавием и многообещающим введением поневоле ожидаешь большего. Тем не менее большинство материалов выполнены на хорошем научном уровне (даже если и вызывают возражения в каких-то частностях) и несомненно будут полезны специалистам в соответствующих областях. Эта книга безусловно не является обобщающим коллективным исследованием феномена сталинизма, но с основной своей задачей - подготовить разностороннюю подборку научных работ по истории СССР в 1930-1950-е годы, отражающую текущее состояние исследований по затронутым в книге темам - авторы справились.
