CC BY
27
АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ ФОРУМ, 2019, №42
Рец. на кн.: CHARLES GÜÜDWIN. CO-OPERATIVE ACTION.
N.Y.: Cambridge University Press, 2018. 521 p.
Дмитрий Михайлович Колядов
Европейский университет в Санкт-Петербурге 6/1А Гагаринская ул., Санкт-Петербург, Россия Институт лингвистических исследований РАН 9 Тучков пер., Санкт-Петербург, Россия dkoliadov@eu.spb.ru
Аннотация: В книге Чарльза Гудвина представлена попытка обобщить многочисленные исследования коммуникативного взаимодействия в самых разных областях с помощью концепции ко-операционного действия (co-operative action) — действия, совершаемого путем операций над общедоступным знаковым комплексом (предшествующее высказывание, материальные артефакты, разметка игрового поля и т.д.), доставшимся от соприсутствующих участников взаимодействия или предшественников. Ко-операционное действие, по мысли автора, лежит в основе не только локальных эпизодов взаимодействия, но и всей культуры. В книге показано, как смысл и действие производятся на микроуровне, и на основе анализа микроэпизодов предложены гипотезы и решения более общих проблем, таких как возникновение конвенциональных языковых знаков, производство и передача знания, организация когнитивной деятельности.
Ключевые слова: аудитория, участие, мультимодальность коммуникации, последовательность взаимодействия, конверсационный анализ.
Для ссылок: Колядов Д. Рец. на кн.: Charles Goodwin. Co-Operative Action. N.Y.: Cambridge University Press, 2018. 521 p. // Антропологический форум. 2019. № 42. С. 231-241. doi: 10.31250/1815-8870-2019-15-42-231-241
URL: http://anthropologie.kunstkamera.ru/files/pdf/042/kolyadov_2.pdf
ANTROPOLOGICHESKIJ FORUM, 2 019, NO. 42
A Review of CHARLES GOODWIN, CO-OPERATIVE ACTION.
New York: Cambridge University Press, 2018, 521 pp.
Dmitry Kolyadov
European University at St Petersburg 6/^ Gagarinskaya Str., St Petersburg, Russia Institute for Linguistic Studies, Russian Academy of Sciences 9 Tuchkov Lane, St Petersburg, Russia dkoliadov@eu.spb.ru
Abstract: In Co-Operative Action, Charles Goodwin has made an attempt to summarize the results of his previous studies of face-to-face interaction in diverse settings. In order to accomplish this task, he proposed the framework of co-operative action—the reuse with transformations of any sign complex (e.g. a previous utterance, material artefacts, a hopscotch grid, etc.) left by present coparticipants or absent predecessors. Goodwin argued that cooperative action lies at the heart of not only small interactional episodes, but of culture as a whole. He has demonstrated how meaning and action at the microlevel is built co-operatively and, on the basis of microanalysis, proposed explanations and hypotheses concerning more general phenomena: the emergence of conventional signs, the production of and transmission of knowledge, and the organization of cognition.
Keywords: theory of meaning and action, indexicality, semiosis, practice, multimodality, distributed cognition, inter-subjectivity.
To cite: Kolyadov D., 'A Review of Charles Goodwin, Co-Operative Action. New York: Cambridge University Press, 2018, 521 pp.', Antropologicheskijforum, 2019, no. 42, pp. 231-241. doi: 10.31250/1815-8870-2019-15-42-231-241
URL: http://anthropologie.kunstkamera.ru/files/pdf/042/kolyadov_2.pdf
Рец. на кн.: Charles Goodwin. Co-Operative Action. N.Y.: Cambridge University Press, 2018. 521 p.
В книге Чарльза Гудвина представлена попытка обобщить многочисленные исследования коммуникативного взаимодействия в самых разных областях с помощью концепции ко-операционного действия (co-operative action) — действия, совершаемого путем операций над общедоступным знаковым комплексом (предшествующее высказывание, материальные артефакты, разметка игрового поля и т.д.), доставшимся от соприсутствующих участников взаимодействия или предшественников. Ко-операционное действие, по мысли автора, лежит в основе не только локальных эпизодов взаимодействия, но и всей культуры. В книге показано, как смысл и действие производятся на микроуровне, и на основе анализа микроэпизодов предложены гипотезы и решения более общих проблем, таких как возникновение конвенциональных языковых знаков, производство и передача знания, организация когнитивной деятельности. Ключевые слова: теория значения и действия, индексальность, се-миозис, практика, мультимодальность, распределенное познание, интерсубъективность.
Дмитрий Михайлович Колядов
Европейский университет в Санкт-Петербурге / Институт лингвистических исследований РАН, Санкт-Петербург, Россия dkoliadov@eu.spb.ru
Рецензируемая книга — последняя публикация Чарльза Гудвина (автор ушел из жизни 31 марта 2018 г.). Она представляет собой своего рода подведение итогов сорокалетней научной деятельности ученого — исследований коммуникации в повседневных разговорах, играх и спорах детей, в так называемом «атипичном взаимодействии» (один из участников которого практически полностью лишен способности порождения речи), профессиональной деятельности, практиках обучения и производства научного знания.
Монография является во всех отношениях насыщенной и разнообразной, наполненной тонкими наблюдениями, важными методологическими замечаниями, оригинальными постановками вопросов и их решениями, имеющими не только научное, но и этическое и гуманистическое значение (в частности, расширяя представления о способностях людей с инвалидностью к коммуникации и действию или показывая следствия применения экспертного дискурса в суде). Все это делает чтение "Co-Operative Action" чрезвычайно интересным, но в то же время
создает существенные трудности для рецензирования, поскольку множество мест в книге заслуживают отдельного подробного обсуждения. Я постараюсь изложить основные положения книги и сосредоточусь на теме, которую сам автор, по-видимому, считал центральной, вынеся ее в заглавие, — концепции ко-операционного действия.
Большая часть текстов, составивших этот пятисотстраничный труд (16 из 25 глав), в том или ином виде публиковалась раньше1. Однако монография все же представляет собой не сборник статей, а попытку автора свести воедино и обобщить разнообразный накопленный опыт исследования взаимодействий с помощью концепции ко-операционного действия1.
Под ко-операционным действием имеется в виду действие, которое совершается посредством операций над субстратом — ресурсами, предоставленными в распоряжение индивида партнерами по взаимодействию или анонимными предшественниками. В результате этих операций субстрат частично сохраняется, а частично трансформируется, и, таким образом, возникает нечто новое (Р. 3).
Гудвин показывает, что такое ко-операционное действие, на простом примере — двух репликах из спора детей:
(1)
1 Tony: Why don't you get out my yard?
2 Chopper: Why don't you make me get out the yard?
Ко-операционный характер действия второго участника (Чоп-пера) выражается в том, что он не строит свою реплику с нуля, но производит ряд операций над субстратом — тем материалом, который предоставил в его распоряжение первый участник (Тони). Чоппер добавляет слова make me, заменяет притяжательное местоимение my на определенный артикль the. Одновременно он разделяет высказывание Тони на две составляющих — Why don't you и get out my yard?
Некоторые из них можно найти на странице Чарльза Гудвина на сайте Калифорнийского университета: <http://www.sscnet.ucLa.edu/clic/cgoodwin/pubLish.htm>.
Предложенный Гудвином неологизм co-operative был призван выразить идею преобразования (reuse with transformation) имеющихся в распоряжении ресурсов (высказываний, действий, инструментов, явлений материальной среды), т.е. совершение операций над ними. С акцентом на операциях связано и стремление автора провести различение между ко-операциями (действиями, совершаемыми над тем, что оставил другой) и кооперацией, в том смысле, в каком последний термин употребляется, например, в биологической антропологии (целенаправленное действие, сотрудничество, содействие другому, сопровождающееся издержками со стороны того, кто идет на сотрудничество) (P. 6).
Однако этим ко-операционное действие не ограничивается. Как операции над предыдущими репликами могут быть рассмотрены также многие высказывания, где нет повторов в явном виде, как в следующем примере:
(2)
Chuck: Do you want me ta take that awa:y. Chil: No No.
Хотя Чил не повторяет слова собеседника, его реплика предполагает существование предыдущего высказывания и вместе с тем производит преобразование этого высказывания — в данном случае его отрицание. Такой подход существенно расширяет сферу применения концепции, поскольку индексальная связь текущего высказывания с предшествующим (чаще всего непосредственно примыкающим) пронизывает все речевое взаимодействие.
Ко-операционное действие, по мысли Гудвина, предполагает не только преобразование, но и частичное сохранение субстрата. Благодаря такому частичному сохранению происходит аккумуляция. Под этим имеется в виду, что текущее высказывание получает свой смысл с опорой на предыдущее, которое оно как бы вбирает (индексально инкорпорирует) в себя. Так, если убрать первое высказывание в примере (2), то второе высказывание невозможно интерпретировать, несмотря на то что понимание семантики "No No" не вызывает никаких затруднений. Вместе с тем высказывание, которое преобразовывало субстрат, само становится субстратом для последующего действия, которое может стать субстратом для последующего действия и т.д.
Ко-операционное действие не ограничивается речью: ресурсом для последующих операций может быть любой знаковый комплекс, образуемый в результате переплетения самых разных явлений — знаков языка, просодии, жестов, телесной ориентации, материальных артефактов и манипуляций с ними, пространственного окружения. Соответственно и операции над субстратом осуществляются на любом из уровней.
Следующий шаг состоит в том, чтобы описать как ко-опера-ционное действие не только взаимодействие лицом к лицу, но и использование ресурсов, оставленных анонимными предшественниками — материальных артефактов (не только специализированных инструментов, таких как цветовой атлас Манселла или сложный океанографический прибор, но и самых привычных вещей вроде кухонной утвари), языковых знаков, категорий профессионального дискурса. Таким
образом, Гудвин стремился показать, что в терминах кооперационного действия может быть описана вся человеческая деятельность, любая культурная форма. Чоппер разбирает на составляющие и модифицирует (с помощью вставок и замен) высказывание Тони и тем самым производит новое высказывание, частично основанное на предыдущем. Древний человек, прикрепляющий к рукоятке наконечник копья вместо топора, производит новое орудие, сохраняя структуру «рукоятка + орудие + крепление» (P. 4). Сотрудник аэропорта использует распечатанную таблицу с расписанием рейсов и характеристиками самолетов (субстрат — знаковый комплекс, который был оставлен в его распоряжение кем-то коллег), совершая над ней операции — подчеркивает важные для выполняемой работы графы, делает пометки о готовности самолета к вылету или о том, что есть неисправности и возможна задержка (Ch. 16).
Гудвин выделил три сферы, интересующие его в наибольшей степени: язык, социальную организацию и практики познания и обучения. Нужно, впрочем, сказать, что социальная организация понимается достаточно своеобразно — в феноменологическом ключе. Речь по большей части идет о социальности на микроуровне — о том, как участники взаимодействия достигают совместного понимания, «обживают» (inhabit), предугадывают и контролируют действия друг друга, разделяют опыт (P. 11, 475). Однако перехода от действия к структуре при таком обсуждении не происходит почти никогда. В книге изредка встречаются указания на возможность описания явлений, выходящих за пределы непосредственного взаимодействия, но они оказываются довольно беглыми и схематичными (см., например: Р. 139—140, 280). Поэтому остается неясным, как можно было бы применить концепцию кооперационного действия для анализа социальных институтов или, например, воспроизводства неравенства и отношений власти.
Значительно больше внимания уделено языку и практикам познания и обучения. Гудвин выделил три ракурса рассмотрения языка. Во-первых, подход к использованию грамматических средств как совершению социальных действий. В качестве примера можно привести анализ отрывка, где участницы взаимодействия говорят о пироге со спаржей:
(3)
Dianne: Jeff made an asparagus pie =
=it wz s:: // s o: goo:d. Clacia: // I love it
С помощью лексико-грамматических средств они выражают не только то, что сходным образом оценивают пирог, но и различия в доступе к объекту оценки. Например, давая свою оценку с использованием настоящего грамматического времени (Ilove it), вторая участница показывает, что имеет в виду не конкретный пирог (тот, который сделал Джефф), но демонстрирует свое отношение к пирогам в целом (P. 156—157).
Во-вторых, в речевых действиях говорящих можно увидеть устройство языка, например то, каким образом дискурс членится на единицы и какие возможности существуют для комбинации и субституции этих единиц. И это касается не только грамматически правильных предложений, но и реального использования языка носителями. Так, самоисправление говорящего в примере:
(4)
Somebody said looking at my: son- my oldest son he has
— которое было бы забраковано формальной лингвистикой, позволяет увидеть множество вещей, имеющих отношение к устройству языка. В частности, самоисправление:
— выделяет в потоке речи определенную единицу — именную группу (my (oldest) son);
— показывает, в каком месте эта единица может быть разделена на части;
— показывает, какого типа элемент может быть добавлен к этой единице (в данном случае — прилагательное);
— показывает, что это прилагательное может быть добавлено по крайней мере в одном месте к данной единице;
— показывает (благодаря контрасту между первой и второй попыткой), что это прилагательное не является обязательным (P. 309—311).
В связи с этим стоит подчеркнуть, что Гудвин настаивал на интегральном подходе, который рассматривал бы речь и с лингвистической точки зрения, и с точки зрения социального действия, поскольку и то и другое говорящие осуществляют одновременно (P. 36—37)1.
В этом отношении подход Гудвина расходится с подходом исследователей русской устной речи в рамках проектов «Рассказы о сновидениях» [Кибрик, Подлесская 2009] и «Русский мультиканальный дискурс» (<http://www.multidiscourse.ru/main/>). Так, если для отечественных исследователей, стоящих на позициях когнитивной лингвистики, самоисправление является свидетельством мыслительных операций говорящего и затруднений при построении высказываний, то для Гудвина (а также и для конверсационного анализа) самоисправление — это действие во взаимодействии, ориентированное на партнера, например на то, чтобы устранить непонимание между участниками [Schegloff et al. 1977] или вернуть внимание собеседника [Goodwin 1981].
Третья тема, связанная с языком (ей Гудвин уделил особое внимание), — происхождение и функционирование символов в пирсовском смысле: знаков, значение которых устанавливается по соглашению, правилу или обычаю (в отличие от индек-сальных и иконических знаков, значение которых каким-то образом мотивировано связью с объектом). Автор попытался дать функциональный ответ в терминах ко-операционного действия на вопрос о том, как устанавливаются эти конвенции. Его объяснение основывается на анализе эпизода так называемого «атипичного взаимодействия» — коммуникации Гудвина с его отцом, почти полностью лишившимся способности к порождению речи после инсульта. В этом эпизоде автор пытается интерпретировать указательные жесты отца, последовательно предлагая различные интерпретации, которые тот отвергает (Р. 337-345).
В результате при попытке понять значение жеста выстраивается цепочка ко-операционных действий: Гудвин инкорпорирует и трансформирует в высказывание жест отца, отец вслед за этим индексально инкорпорирует и трансформирует высказывание Гудвина (отрицает его) и т.д. (Р. 341). Такой последовательный перебор вариантов Гудвин уподобляет семантическим парадигматическим отношениям. Подобно тому как языковые символы получают свое значение не изолированно, но в рамках парадигм — ограниченного набора альтернатив, из которых осуществляется выбор, различные версии, которые предлагает автор, интерпретируя жест отца («Хочешь, чтобы я это убрал?», «Хочешь, чтобы мы взяли это с собой?»), представляют собой про-говаривание альтернатив с целью выбора одной из них (Р. 343).
Принципиально важно и то, что взаимная ориентация участников, являющаяся одной из составляющих ко-операционного действия, создает общее поле внимания, т.е. среду, в которой становится возможным использование и понимание икониче-ских (просодия вокализаций, выражающая эмоциональное состояние) и индексальных (указательные жесты) знаков. Гуд-вин полагал, что отсюда остается один шаг до образования символа, не мотивированного иконически или индексально, например можно использовать какую-нибудь вокализацию для обозначения какого-нибудь явления в общем поле восприятия (Р. 345).
Еще одной большой темой, которая, на мой взгляд, разработана в книге наиболее подробно и убедительно, являются практики познания и обучения1. Познание и обучение связаны
1 Характерно, что книга вышла в серии "Learning in Doing", а ее рецензентами стали в основном исследователи в области образования и обучения. См., например: [Hall 2018; Keifert, Marin 2018].
J с ко-операционным действием двояко. Ко-операционное < действие создает возможности одновременно и для накопления •с культурных артефактов и знаний, и для трансформации на-jL копленного, что ведет к появлению разнообразия. Это разно° образие, в свою очередь, вызывает необходимость передачи .| навыков и знаний новым членам сообщества. Передача же § знаний и навыков (будь то производство научного знания или 1 приготовление еды), как показывает Гудвин, осуществляется ]| посредством ко-операционных действий, т.е. преобразований у разнородных семиотических комплексов. В ходе этих преоб-| разований происходит постепенное изменение когнитивных =j способностей участников взаимодействия и осуществляется ^ производство знания.
о
4
§ Нужно сказать, что одна из целей, которые преследовал Гудвин,
анализируя практики познания, состояла в том, чтобы расши-£ рить представление о том, что относится к области когнитив-
5 ного. Как и в других случаях, он противопоставлял свой подход тому, который он называл «точечным» (punctual) — рассматривающим действие и акторов как изолированные друг от друга единицы. Применительно к познанию Гудвин стремился показать, что оно не ограничивается индивидуальными процессами, но является распределенным между участниками взаимодействия, ресурсами, которыми они пользуются (язык, цветовой атлас, приборы для наблюдения и обработки данных и т.п.) в ходе практической деятельности, средой, в которой эта деятельность происходит (включая и тела участников — их взаимную ориентацию и перцептивные способности).
Анализируя действия археологов, осуществляющих раскопки, Гудвин показывает, каким образом способность видеть перестает быть индивидуальной и становится публичным процессом, когда, например, кто-то из участников обводит заинтересовавший его след. Одновременно это вынесение восприятия вовне, в публичное пространство, создает для более опытных членов сообщества возможность наблюдать за действиями новичков и оценивать способности новичков к выделению релевантных явлений в поле восприятия и их категоризации (P. 395).
Погруженность взаимодействия в определенную среду (участок земли и следы на нем, находящиеся в поле восприятия) дает возможность наблюдать, обсуждать, комментировать происходящее с помощью не только слов, но и действий (очерчивания следа или указательного жеста), которые переплетаются со средой и словами (Р. 396). И все это приводит к постепенному изменению способностей новичков к распознаванию и категоризации специфических, релевантных для их деятельности объектов в поле восприятия (P. 396—397).
Как уже говорилось, Гудвин утверждал, что ко-операционное действие лежит в основе всей культуры, и по его мысли данная концепция позволяет описывать любые ее формы на любом уровне. Так, в книге ко-операционным действием называется и высказывание, индексально связанное с предшествующим высказыванием во взаимодействии, и указательный жест (поскольку он индексально связан и с объектом указания, и с предшествующим движением партнера), и разыгрывание театральной пьесы, и пометки в распечатанном рабочем документе, и производство смартфона (топора, мотыги и т.п.), и освоение категорий профессионального дискурса, и использование предметов, а также знаков языка (ресурсов, доставшихся от анонимных предшественников). Даже сами знаки языка могут быть описаны как ко-операционные действия (именно как действия, а не результаты этих действий), поскольку использование конкретных экземпляров (токенов) предполагает их трансформацию в типы (Р. 454).
На первый взгляд, возможность «оппортунистически использовать любой семиотический материал, имеющийся в среде, который может иметь значение для выполняемого действия или деятельности» (Р. 442), которую дает исследователю эта концепция, выглядит очень привлекательно. Такой подход позволяет учитывать динамичность человеческого действия и переплетенность разнородных составляющих и открывает описываемые явления с неожиданных сторон.
Однако, на мой взгляд, способ описания, предложенный Гуд-вином, оказывается наиболее продуктивным в тех случаях, где связь с субстратом, производство операций над ним оказываются вынесены на передний план, например в пародии (в том числе ироническом использовании чужого высказывания в споре) или в практиках обучения и производства знания, которые рассмотрены в книге наиболее подробно. Попытка же применить его в качестве универсального инструмента не кажется плодотворной, поскольку описание в терминах кооперационного действия не всегда помогает лучше понять анализируемые явления, в том числе и те, которые относятся к микровуровню взаимодействия. Так, действие Чоппера в примере (1) оказывается ко-операционным сразу в двух отношениях: он совершает операции, во-первых, над предшествующим высказыванием Тони, во-вторых — над языковыми знаками. Однако второе описание, где в качестве субстрата представлен язык, выглядит избыточным и для понимания действия Чоппера ничего не добавляет. И это ощущение избыточности возникает при чтении книги в некоторых местах, где автор напоминает о связи происходящего с ко-опера-ционным действием.
Вместе с тем описание любого высказывания, индексально связанного с предшествующим, как трансформации этого предшествующего высказывания во многих случаях может увести в сторону от смысла действия. Чтобы пояснить эту мысль, я воспользуюсь примером из работы Гамперца [Gumperz 1997: 41]:
(5)
A: Are you going to be here for ten minutes?
B: Go ahead and take your brake. Take longer if you want.
Вторая реплика в этом диалоге индексально связана с первой, и для понимания того, что делает В, первая реплика необходима. Соответственно высказывание В можно представить с этой точки зрения как трансформацию действия А, что вполне укладывается в концепцию ко-операционного действия. Более того, анализ Гамперца показывает, что реализацию высказываний в этом эпизоде также можно представить как серию операций, осуществляемых на уровне просодии, грамматики, лексики, причем операций, переплетенных между собой, действующих одновременно. В результате таких операций реплики оказываются разбиты на составные части, одни сегменты вынесены на передний план, другие перемещены на задний. И эти операции в самом деле принципиально важны для понимания смысла высказываний [Gumperz 1997: 42—43]. Проблема, однако, состоит в том, что операции в примере (5) совершаются над материалом, в котором не видно вообще ничего от предшествующего высказывания. Несмотря на несомненную индексальную связь высказываний А и В, никаких наблюдаемых признаков сохранения структуры высказывания А в высказывании В нет.
Сама рамка ко-операционного действия и ее конкретные применения могут вызвать множество возражений, дополнений, комментариев, что неудивительно, если учесть, насколько широк круг вопросов, которые затронуты на страницах книги. Но главная ее ценность состоит, как мне кажется, не в универсальности предложенной концепции, а в том, что оригинальность и ясность работ, вошедших в книгу, открывают читателю возможность для настройки собственного профессионального зрения в диалоге с автором.
Библиография
Кибрик А.А., Подлесская В.И. (ред.). Рассказы о сновидениях: корпусное исследование устного русского дискурса. М.: Языки славянских культур, 2009. 736 с. Goodwin C. Conversational Organization: Interaction between Speakers and Hearers. N.Y.: Academic Press, 1981. 195 p.
Gumperz J.J. Communicative Competence (1981) // Coupland N., Jawor-ski A. (eds.). Sociolinguistics. L.: Palgrave, 1997. P. 39-48. (Modern Linguistics Series).
Hall R Learning from Chuck Goodwin // Journal of the Learning Sciences.
2018. Vol. 27. No. 4. P. 666-671. Keifert D.T., Marin A.N. A Commentary on Charles Goodwin's "Cooperative Action" for Learning Scientists // Cognition and Instruction. 2018. Vol. 36. No. 3. P. 171-187. Schegloff E.A., Jefferson G, Sacks H. The Preference for Self-correction in the Organization of Repair in Conversation // Language. 1977. Vol. 53. No. 2. P. 361-382.
Дмитрий Колядов
A Review of Charles Goodwin, Co-Operative Action. New York: Cambridge University Press, 2018, 521 pp.
Dmitry Kolyadov
European University at St Petersburg
6/1A Gagarinskaya Str., St Petersburg, Russia
Institute for Linguistic Studies, Russian Academy of Sciences
9 Tuchkov Lane, St Petersburg, Russia
dkoliadov@eu.spb.ru
In Co-Operative Action, Charles Goodwin has made an attempt to summarize the results of his previous studies of face-to-face interaction in diverse settings. In order to accomplish this task, he proposed the framework of co-operative action—the reuse with transformations of any sign complex (e.g. a previous utterance, material artefacts, a hopscotch grid, etc.) left by present co-participants or absent predecessors. Goodwin argued that cooperative action lies at the heart of not only small interactional episodes, but of culture as a whole. He has demonstrated how meaning and action at the microlevel is built co-operatively and, on the basis of microanalysis, proposed explanations and hypotheses concerning more general phenomena: the emergence of conventional signs, the production of and transmission of knowledge, and the organization of cognition.
Keywords: theory of meaning and action, indexicality, semiosis, practice, multimodality, distributed cognition, intersubjectivity.
References
Goodwin C., Conversational Organization: Interaction between Speakers and Hearers. New York: Academic Press, 1981, 195 pp.
Gumperz J. J., 'Communicative Competence', Coupland N., Jaworski A. (eds.), Sociolinguistics. London: Palgrave, 1997, pp. 39—48. (Modern Linguistics Series).
Hall R., 'Learning from Chuck Goodwin', Journal of the Learning Sciences, 2018, vol. 27, no. 4, pp. 666-671.
Keifert D. T., Marin A. N., 'A Commentary on Charles Goodwin's "Cooperative Action" for Learning Scientists', Cognition and Instruction, 2018, vol. 36, no. 3, pp. 171-187.
Kibrik A. A., Podlesskaya V. I. (eds.), Rasskazy o snovideniyakh: korpusnoe issledovanie ustnogo russkogo diskursa [Night Dream Stories: A Corpus Study of Spoken Russian Discourse]. Moscow: Yazyki slavyanskikh kultur, 2009, 736 pp. (In Russian).
Schegloff E. A., Jefferson G., Sacks H., 'The Preference for Self-correction in the Organization of Repair in Conversation', Language, 1977, vol. 53, no. 2, pp. 361-382.
