CC BY
13ЛАММ Мария Андреевна I LAMM Maria
Институт славяноведения РАН | Institute of Slavic Studies, Russian Academy of Sciences
Россия, Москва | Russia, Moscow lamm. maria@yandex.ru
РЕЦ. НА КН.: Антология современной исландской поэзии | Сост. и пер. О. А. Маркеловой. М.: ИПО «У Никитских ворот», 2018. 156 с.
REVIEW OF: Olga Markelova (ed. and transl.), Antologiia sovremennoi islandskoipoe%ii (Moscow: IPO "U Nikitskikh vorot", 2018), 156 p.
Ключевые слова I Keywords: Исландия, современная литература, рок-поэзия, литературная традиция, образ России, экопоэзия | Iceland, modern literature, rock poetry, literary tradition, the image of Russia, Ecopoetry
Антология современной исландской поэзии вышла в свет в 2018 г. при поддержке посольства Исландии1. В книгу вошли стихи двадцати современных исландских поэтов разных поколений в переводах кандидата филологических наук О. А. Маркеловой, специалиста по скандинавской литературе, переводчика с датского, исландского, норвежского и фарерского языков. Издание приурочено к двум юбилейным датам: 100-летию суверенитета страны и 75-летию установления дипломатических отношений между Россией и Исландией. Оно предваряется обращением посла Исландии в России Берглинд Аусгейрсдоттир, в котором подчеркивается высокий уровень выполненных переводов. Предисловие от переводчика представляет собой экскурс в историю и современность исландской литературы, которая рассматривается в качестве самодостаточной системы, развивающейся внутри общеевропейского контекста. О. А. Маркелова также дает широкую литературно-страноведческую перспективу, благодаря которой читатель может увидеть авторов антологии в контексте и пространстве современной литературы Исландии. Справочный аппарат представлен двумя библиографическими списками: издания, с которых осуществлялся перевод, а также другие переводы современной исландской поэзии, выполненные О. А. Маркеловой.
Названия всех стихотворений даны на русском и исландском языках, некоторые тексты приводятся параллельно. Творчество каждого поэта предваряется его краткой биографией и характеристикой литературно-эстетических особенностей творчества. Переводы выполнены на высоком художественном уровне с сохранением формальных и ритмических особенностей оригинальных текстов. Необходимо отметить обширные комментарии, в которых переводчик указывает на не всегда очевидную для русского читателя связь конкретных стихотворений с исландской
1 Антология современной исландской поэзии / Сост. и пер. О. А. Маркеловой. М., 2018. Далее ссылки на это издание даются в тексте в круглых скобках.
Альманах североевропейских и балтийских исследований / Nordic and Baltic Studies Review. 2019. Issue 4
поэтической традицией: как на тематическом, так и на формальном уровне. О. А. Маркелова выделяет различные отсылки к древним текстам и национальному фольклору, подчёркивает случаи использования или отхода от традиционной формы. Благодаря подробным комментариям даже малознакомый с традициями исландской литературы читатель может соотнести текст и контекст, увидеть целостность развития национальной литературы.
Как отмечает О. А. Маркелова, «Исландия без стихов — картина столь же неполная, как Исландия без ледников и вулканов» (с. 4). Действительно, поэтическая традиция в стране непрерывно развивалась с момента заселения острова, она сохраняет свою цельность и сегодня. Это не означает, что исландской литературе неизвестны или чужды эстетические поиски, характерные для европейской литературы, скорее новое переосмысляется в живом диалоге с истоками культуры. Данная особенность находит свое отражение в стихотворении «У Европы на полях» (с. 50—51) Сигурда Паульссона (1948—2017), одного из наиболее «европейских» современных поэтов Исландии:
Я на полях у Европы — и отсюда смотрю на вечность континента.
Как всегда, там спорят оптимизм с нигилизмом.
Мы написали заметки на полях Европы
к её основному тексту.
Мы на той же странице, только на полях.
Стихотворение опубликовано в книге «Стихи помнят голос» в 2016 г. Здесь очевидна отсылка к средневековым маргиналиям — заметкам на полях, своеобразному пограничью, где существовала свобода самовыражения, немыслимая в центре листа2. Такой «заметкой на полях», в частности, стала исландская рок-поэзия, где «не прижился пессимизм, характерный для западноевропейского панка; запал был оптимистический, господствовала вера в творческое и социальное раскрепощение, а идеи деградации и вырождения отразились только в эстетических
2 См.: Зотов С. О., Майзульс М. Р., Харман Д. Страдающее Средневековье: Парадоксы христианской иконографии. М., 2018.
Альманах североевропейских и балтийских исследований / Nordic and Baltic Studies Review. 2019. Issue 4
установках»3. В текстах этих авторов множество отсылок к традиционным образам и сюжетам, однако характерной чертой является их юмористическое и травестийное переосмысление: героическое становится будничным и обыденным. Иными словами, традиционный литературный контекст пересматривается в соответствии с эстетическими и мировоззренческими потребностями эпохи. По мнению О. А. Маркеловой, такая модель «проясняет сущность и законы действия литературной традиции: возможно, вся она — лишь случайность, т. к. любое содержание или смысловые связи можно изменять или уничтожать по своему усмотрению, а будучи вырван из контекста, известный сюжет или мотив лишается своего смысла на удивление быстро»4. Но быть может, именно так выглядит живая культура, литературная традиция которой актуализируется в новых условиях.
Даже наиболее новаторские произведения сохраняют свою связь с классической традицией исландской литературы, однако прошлое интересует авторов лишь постольку, поскольку его можно живо связать с настоящим. Здесь хочется вспомнить слова М. И. Цветаевой: «У них нет баррикад, но у них философские системы, взрывающие мир, и поэмы, его заново творящие»5. Эта мысль, высказанная поэтессой по поводу немцев, вполне применима именно к исландской поэзии, хотя философские системы чаще приходят из внешнего мира. Действительно, «литература на протяжении столетий определяла устойчивость самоидентификации исландцев»6, это «личность нации»7. Одной из важнейших особенностей современной исландской литературы являются своеобразные отношения между историей и современностью. Поэзия не обращается к ушедшему золотому веку, всемирно известным «Эддам» и сагам, но, безусловно, вырастает из них. Это особенно очевидно на примере исландской рок-поэзии, которая уже в момент своего появления была включена в корпус литературных текстов и привлекла внимание литературоведов «как качественно новая форма поэзии, явление, революционное для всей исландской словесности»8. Для исландского панка вполне естественна связь с корпусом текстов классической литературы, что в принципе характерно для текстоцентричного рока. Однако в исландской поэзии, где традиции устной литературы на момент возникновения контркультуры
3 Маркелова О. А. Очерк истории исландского панка // Русская рок-поэзия: текст и контекст: Сборник научных трудов. Тверь; Екатеринбург, 2007. Вып. 9. (Памяти Ильи Кормильцева). С. 263.
4 Её же. Взаимодействие с предшествующей культурной традицией в исландском роке: Мегас // Русская рок-поэзия: текст и контекст: Сборник научных трудов. Тверь, 2005. Вып. 8. С. 189.
5 Цветаева М. И. Собрание сочинений в семи томах. М., 1994. Т. 4. Воспоминания о современниках. Дневниковая проза. С. 552.
6 Коровин А. В. Исландская литература в Америке (к вопросу о национальных границах в литературе) // Studia Litterarum. 2016. № 1—2. С. 193.
7 Султанов К. К. Прошлое в настоящем: историческая память как ресурс самоидентификации в постсоветской литературе // Вопросы изучения национальных литератур. Дискурс идентичности вменяющихся контекстах. М., 2017. С. 11.
8 Маркелова О. А. Очерк истории исландского панка. С. 265.
Альманах североевропейских и балтийских исследований / Nordic and Baltic Studies Review. 2019. Issue 4
были достаточно распространены, произошло заметное взаимовлияние этих поэтических моделей: «с пришествием рок-культуры в Исландию в 1960—1970-х гг. эта "вторичная устная культура"... попала на почву еще живой "первичной" устной поэтической традиции, что определило характер исландского рока»9. Переосмысление традиции, таким образом, не порождало дискурса революционного отрицания. Ярким примером подобного диалога служит стихотворение Тоурарина Эльдъяртн (род. 1949) «Бьёрк и Снорри в Париже» (с. 57), опубликованное в книге «Грани и границы» в 2005 г. В этом стихотворении лирические герои сперва видят высеченную на почетном месте в библиотеке Женевьевы надпись «Снорро-Стурлесон», а затем встречают на бульваре огромную афишу Бьёрк:
Проигрывает Снорри в споре с нею! Она Исландию везде представит броско. Мы поняли: она его главнее — на стогнах мира юная берёзка.
Тоурарин Эльдъяртн, подчеркивающий связь своего творчества с древней поэтической традицией, не разделяет культуру Исландии на высокую и низкую: древнеисландский скальд Снорри Стурлусон и современная певица Бьёрк равноправны.
В исландской поэзии второй половины ХХ в. важнейшее место занимает экотекст, где «автор выдвигает на первый план идею взаимосвязи и взаимозависимости происходящего в природном мире, признаёт внутреннюю ценность не только человека, но и всего природного мира. Автор сознаёт возможность экологической катастрофы и пытается найти основу для гармоничного существования человека с остальным природным миром»10. Эта тема как на глобальном, так и на локальном уровне особенно характерна для творчества Вильборг Дагбьяртсдоттир (род. 1930). Так, в стихотворении «Весна» (с. 21), опубликованном в книге «Листва на деревьях» 1960 г., лирической героиней отчетливо ощущается возможность катастрофы, это ее повседневность:
Смущённая, я считала
яйца в найденном нами гнезде:
по старинным поверьям — столько же
у меня родится детей.
9 Её же. Взаимодействие с предшествующей культурной традицией в исландском роке. С. 200.
10 Гречишкина С. В. К вопросу исследования современной литературы о природе: аспекты изучения эколитературы // Вестник Томского государственного университета. 2014. № 387. С. 9.
Альманах североевропейских и балтийских исследований / Nordic and Baltic Studies Review. 2019. Issue 4
а потом я склонила голову другу на плечо — и спросила: «А в росе на Иванову ночь — тоже есть радиоактивная пыль?»
Характерная для исландской литературы опора на историческую традицию здесь позволяет создать яркий образ оппозиции двух реальностей. Мир лирической героини расколот: с одной стороны, традиционные мечты молоденькой девушки о семье и детях, и этот образ подчеркивается названием стихотворения и упоминанием Ивановой ночи, а с другой стороны, та же девушка спрашивает возлюбленного о радиоактивной пыли, что немедленно переносит читателя в современность.
В стихотворении «Родной язык» (с. 22—23), опубликованном в 1976 г. в журнале «Тимарит маульс ог меннингар» (Timarit Mals og menningar), поднимается проблема изменения человеком окружающей среды в угоду сиюминутным потребностям. Поэтесса обращается к самому смыслу слов, связывает их с детскими воспоминаниями, рассказывает о том, как слово «озеро» становилось для неё в детстве реальностью, данной в ощущениях. Однако,
Сейчас того озерца давно уже нет: его засыпали англичане, чтобы сделать в лощине хорошее футбольное поле, — однако все озёра я мысленно сравниваю только с ним.
Таким образом, незначительное на первый взгляд событие — исчезновение небольшого озера — оказывается связанным с самыми разными процессами, в том числе — с изменением семантического наполнения языка. Кольцевая композиция образуется дедуктивным способом: от зачина «У слов есть значение/чётко определённый/конкретный смысл» до завершающей строки «у слова "озеро" есть смысл». Общефилософское рассуждение, таким образом, приобретает предельную конкретность.
Экопоэтика в современной исландской литературе переплетается с проблемой урбанизации, и, следовательно, разрушения традиционного уклада. Подобные мотивы звучат в стихотворении Сигурда Паульссона (1948—2017) «Единственные короли Исландии» (с. 50), опубликованном в книге «Стиховластие» в 1990 г.:
Альманах североевропейских и балтийских исследований / Nordic and Baltic Studies Review. 2019. Issue 4
Нам птицы укажут тропу, что давно заросла под дёрном сокрылась, — и плотный ветер качает стебли — где раньше были сгинувшие хутора и заросшие дороги.
А птицы укажут нам путь по заросшему дёрну по сгинувшим хуторам; на них короли сидели — писали: короли стиха и рассказа на маленьких хуторах — а в головах весь мир.
Нам птицы укажут светлым полётом путь, что ведёт лишь вверх и вперёд, путь, что ни время, ни тленье не тронет, путь по строкам, что короли записали.
Рухнули хутора; нет больше дорог. Лишь путь стиха и рассказа для всех открыт.
Здесь метафорически изображается контекст, в котором исторически существовала исландская поэтическая традиция, где культура развивалась и воспроизводилась на хуторах. Сегодня, когда городское населения превалирует над хуторским, прежний мир сохраняется и воспроизводится лишь в поэзии.
Отдельно интересен образ России в современной исландской поэзии. Наша страна упоминается в некоторых стихотворениях антологии, при этом лишь один поэт связан с Россией своей профессиональной деятельностью — Ингибьёрг Харальдсдоттир. Российская семантика возникает как часть существующего мира, однако во всех случаях происходит отождествление с личным или национальным опытом, более того — упоминания всегда конкретны и апеллируют к определённым явлениям российской истории и культуры. Такое изображение нашей страны в принципе характерно для исландской литературы ХХ в.: «В первую очередь, не фиксация впечатлений от знакомства с культурой конкретной страны, а часть идеологических дебатов своего времени»11. Подобным образом осмысление российской темы происходит и в современной исландской поэзии.
Например, в стихотворении Андри Снайра Магнасона (род. 1973), романиста, драматурга, поэта и автора детских книг, российская семантика возникает в контексте значимых для времени экологических проблем, что в принципе характерно
11 Маркелова О. А. Советский текст исландского рока? Альбом Валюра Гюннарссона "Vodka Songs"// Русская рок-поэзия. Текст и контекст. Екатеринбург, Тверь, 2011. Вып. 12. С. 289.
Альманах североевропейских и балтийских исследований / Nordic and Baltic Studies Review. 2019. Issue 4
для творчества этого автора. Так, в стихотворении «Человек есть то, что он ест-2» (с. 111—112) центральным образом является нефть, заполняющая собой весь мир:
Я — не 70% воды, Я — 95% нефти Рыба — не рыба,
Она — та нефть, которая достала её из моря. Зерно — не зерно,
а сеявшая нефть и нефть для молотилки и нефть, которая довезла его до меня.
Я — Саудовская Аравия, я — Баренцево море, я — пустыни Ирака и Ливии, я — Техас.
Человек есть то, что он ест. Я — папоротниковая пустошь Пангеи, я — птеродактиль, я — тираннозавр рекс.
Я хладнокровно жму до отказа педаль газа.
Стихотворение опубликовано в книге «Стихи из супермаркета "Бонус"» в 1996 г. Проблема личной вовлечённости каждого в безудержное потребление подчёркивается здесь через самоотождествление. Баренцево море, как один из крупных центров нефтедобычи, стоит здесь водном ряду с Саудовской Аравией, Техасом, пустынями Ирака и Ливии. В следующей строфе происходит на первый взгляд диаметрально противоположное самоотождествление с папоротниковой пустошью Пангеи и вымершими видами животных. Тем не менее противопоставление отсутствует: огромные папоротники, служившие пищей динозаврам, начали вымирать в результате экологической катастрофы, из полуразложившихся папоротников мезозойской эры появилась нефть. В таком контексте последняя строфа «Я хладнокровно жму / до отказа педаль газа» приобретает угрожающий характер, это ускорение человечеством движения к новой катастрофе за счет беспечности по отношению к планете.
В стихотворении «Стихи о детях» (с. 105—106) Герд Кристни Гвюдйоунсдоттир (род. 1970) поэтессы, романиста и автора детских книг, сюжет из русской истории сплетается с темой трагических судеб детей вообще:
Альманах североевропейских и балтийских исследований / Nordic and Baltic Studies Review. 2019. Issue 4
Нет, Оле-Лукойе не придёт к детям Геббельса, когда яд потянет их в сумрачные бездны,
и на мягчайших веках — ни малейших следов порошка.
А белая телячья шкура, укрывающая бездыханных детей, всегда вызовет вопросы.
Никому не ведомо, что дети русской царской семьи тоже лежат под мягкой шкурой в мрачном березняке,
так что их никогда не отыщут.
Нет, там Оле-Лукойе тоже не проходил.
— А был там маленький Торд сын Кари, защитник детей, у которых нет никого, кроме него.
Стихотворение из книги «Побережье», вышедшей в свет в 2012 г. Необходимо отметить, что совмещение в одном художественном пространстве детей Геббельса и детей Романовых не несёт идеологической оппозиции, это два актуализированных в 2011 г. случая варварской жестокости по отношению к детям. Оле-Лукойе олицетворяет в этом стихотворении беззаботное детство в противоположность маленькому мученику Торду, сыну Кари — персонажу широко известной в Исландии «Саги о Ньяле», по сюжету которой Торд погибает в огне вместе с Ньялем и его женой. Мальчик мог покинуть хутор, но предпочёл разделить участь семьи. После пожара тела погибших были найдены под воловьей шкурой, не тронутые огнём. В одном стихотворении сплетаются три случая травмы исторического опыта, и, что вполне естественно для исландской литературы, художественное пространство ХХ в. существует наравне со Средневековьем.
Альманах североевропейских и балтийских исследований / Nordic and Baltic Studies Review. 2019. Issue 4
Это не слепое осуждение жестокости мира, общества и обычая по отношению к детям, скорее речь идёт об осознании механизма возникновения подобных процессов. Как пишет о подобных процессах И. Е. Адельгейм, «постепенно формируемая культура памяти строится на разделении понятий прощения и забвения, памяти и мести, отказе от схем "ретроспективной героизации", на способности взять на себя ответственность за темные страницы прошлого»12. Маленький Торд, сын Кари — второстепенный персонаж «Саги о Ньяле», однако необходимость осмысления этого травматического опыта выводит его в стихотворении на первый план. Решивший остаться вместе с бабушкой Торд сын Кари становится покровителем и защитником тех детей, за которых решение приняли другие. Упомянутую в саге воловью шкуру поэтесса заменяет на телячью, из которой делается пергамент.
В произведениях авторов, чья профессиональная деятельность связана с Россией, семантические переходы более конкретны, однако строятся по той же модели. Так, у поэтессы Ингибьёрг Харальдсдоттир (1942—2016) есть стихотворение «Марине», посвященное Марине Цветаевой, фрагмент которого приведен в рассматриваемой антологии. Поэтесса в юности училась в Советском Союзе, позднее перевела на исландский язык произведения Ф. М. Достоевского, А. П. Чехова, М. А. Булгакова, М. И. Цветаевой и др. Стихотворение «Марине» (с. 37—38) было опубликовано в книге «Голова женщины» в 1995 г.
(V)
Порой я вижу тебя во сне, Марина, — и ты исчезаешь. И всё же тогда мне кажется, что перед этим
ты быстро повернулась ко мне и улыбнулась
той самой усталой елабужской улыбкой.
И ты исчезаешь в лесу
во мраке, и я вижу, как ты
уходишь всё дальше и дальше,
и я знаю, что этот мрак —
этот лес, этот мрак
в конце концов сомкнутся
вокруг нас обеих,
Марина.
12 Адельгейм И. Е. Психология поэтики: Аутопсихотерапевтические функции художественного текста (на материале польской прозы 1990—2010 гг.). М., 2018. С. 17.
Альманах североевропейских и балтийских исследований / Nordic and Baltic Studies Review. 2019. Issue 4
Образ мрачного леса, метафорически связанный с прологом «Божественной комедии», Елабуга — самый страшный период в жизни М. И. Цветаевой, апофеоз отчаяния. И родство душ двух женщин, двух поэтов, ведь «и я знаю, что этот мрак — / этот лес, этот мрак / в конце концов сомкнутся / вокруг нас обеих, / Марина». Стихотворение очень личное, для русского текста в исландской поэзии оно скорее представляет собой исключение, чем правило. В стихотворении «Война» (с. 36—37), опубликованном в книге «Туда я хочу улететь» 1974 г., появляется более традиционный образ, Ингибьёрг Харальдсдоттир вписывает свою жизнь в контекст блокады Ленинграда:
В год, когда я родилась, люди в Ленинграде погибали от голода, а сейчас они в общей могиле под зелёной-зелёной травой, и пожилые женщины с цветами — у могилы, и далёкий страх оживает в их усталых глазах. <...>
Время тогда было трудное? девочка из Ленинграда сидела в стужу — писала в своём дневнике: Все умерли? я осталась одна, а через много лет великий детоубийца прочёл это и сказал: Детство должно быть счастливым!
Когда я родилась, в мире шла война,
и с тех пор всегда где-нибудь
бывала война,
так что непросто
иметь счастливое детство,
когда с неба льётся огонь
и повсюду рыщут убийцы.
Помимо собственно событийного ряда, стихотворение отсылает к широко известному в России дневнику Тани Савичевой, где зафиксированы даты смерти родственников девочки. Напомнив об этом, Ингибьёрг Харальдсдоттир поднимает проблему войн в целом, которые не прекращаются в мире, и протестует против них, а также против милитаристской мифологии в целом. Это усиливается кольцевой композицией стихотворения, построенной по индуктивному принципу, от личного опыта («Как странно: меня никогда / не учили маршировать, / а ведь в детстве вокруг / было так много военных») лирическая героиня через образ отца переходит к общенациональному («Он был вовсе не воин, / он не мог убить крысу. / А я — его дочь, и меня никогда / не учили маршировать»). Таким образом, наличие биографической связи автора с Россией детерминирует появление более конкретного культурного кода, однако принципиально он от характерного для исландской литературы в целом не отличается.
В России широко известна древнеисландская литература, регулярно переиздаются Старшая и Младшая «Эдды», а также родовые саги. Современная литература Исландии известна у нас значительно меньше, и в заключение повторим слова переводчика рецензируемой книги О. А. Маркеловой: «Хочется надеяться, что эта антология современных поэтов Исландии, будучи первой, не останется единственной» (с. 19). Своеобразие современной исландской поэзии вырастает из актуализации современных проблем в контексте многовековой литературной традиции, благодаря чему этот голос обретает особенную выразительность: современность не противопоставляется «золотому веку» и не вырвана из исторического контекста, но непосредственно связана с прошлым и будущим. Благодаря «Антологии современной исландской поэзии» русский читатель может взглянуть на актуальные проблемы современности совершенно другим взглядом.
Список литературы
Адельгейм, И. Е. Психология поэтики : аутопсихотерапевтические функции художественного текста (на материале польской прозы 1990—2010 гг.) / И. Е. Адельгейм. — Москва : Индрик, 2018. — 648 с.
Антология современной исландской поэзии / сост. и пер. О. А. Маркеловой. — Москва : ИПО «У Никитских ворот», 2018. — 156 с.
Гречишкина, С. В. К вопросу исследования современной литературы о природе: аспекты изучения эколитературы / С. В. Гречишкина / / Вестник Томского государственного университета. — 2014. — № 387. — С. 8—14.
Зотов, С. О. Страдающее Средневековье : парадоксы христианской иконографии / С. О. Зотов, М. Р. Майзульс, Д. Харман. — Москва : АСТ, 2018. — 416 с.
Коровин, А. В. Исландская литература в Америке (к вопросу о национальных границах в литературе) / А. В. Коровин // Studia Litterarum. — 2016. — № 1—2. — С. 192-210.
Маркелова, О. А. Взаимодействие с предшествующей культурной традицией в исландском роке: Мегас / О. А. Маркелова // Русская рок-поэзия: текст и контекст : сборник научных трудов. — Тверь : Тверской государственный университет, 2005. — Вып. 8. — С. 188-201.
Маркелова, О. А. Очерк истории исландского панка / О. А. Маркелова // Русская рок-поэзия: текст и контекст : Сборник научных трудов. — Тверь ; Екатеринбург : б. и., 2007. — Вып. 9. (Памяти Ильи Кормильцева). — С. 261-270.
Маркелова, О. А. Советский текст исландского рока? Альбом Валюра Гюннарссона "Vodka Songs" / О. А. Маркелова // Русская рок-поэзия : текст и контекст. — Екатеринбург ; Тверь : Тверской государственный университет, 2011. — Вып. 12. — С. 287-293.
Султанов, К. К. Прошлое в настоящем: историческая память как ресурс самоидентификации в постсоветской литературе / К. К. Султанов // Вопросы изучения национальных литератур. Дискурс идентичности вменяющихся контекстах. — Москва : ИМЛИ РАН, 2017. — С. 5-48.
Цветаева, М. И. Собрание сочинений в семи томах / М. И. Цветаева. — Москва : Эллис Лак, 1994. Т. 4. Воспоминания о современниках. Дневниковая проза. — 686 с.
