CC BY
226
РОК-ЕВРОПА
О.А. МАРКЕЛОВА Москва
ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ С ПРЕДШЕСТВУЮЩЕЙ КУЛЬТУРНОЙ ТРАДИЦИЕЙ В ИСЛАНДСКОМ РОКЕ: МЕГАС
В данной статье речь пойдет о творчестве одного из самых значительных героев исландского рока - Мегаса (наст. имя - Магнус Тор Йо-унссон (Megas: Magnus &or Jonsson, род. 1945).
Вопреки распространенному убеждению о внимании «западного» рока прежде всего к музыкальной стороне в противовес пресловутой «тек-стоцентричности» русского рока, сразу считаю нужным заметить, что в классических рок-песнях, созданных на исландском языке (напр., у таких авторов, как Бубби Мортенс, группа <Феуг» («Оттепель») и не в последнюю очередь, у героя данного исследования), именно текст является наиболее важной составляющей. В Исландии всегда была развита устная поэтическая традиция, - как фольклор в собственном смысле слова, так и авторские устные тексты, и с пришествием рок-культуры в Исландию в 1960-1970-х гг. эта «вторичная устная культура» (по выражению шведского исследователя рока Ульфа Линдберга) попала на почву еще живой «первичной» устной поэтической традиции, что определило характер исландского рока.
Связь с литературной традицией - как отечественной, исландской, так и мировой, - в творчестве Мегаса очевидна. Уже сами названия его текстов часто отсылают к реалиям исландской и мировой культуры. Так, на его первом альбоме, вышедшем в свет в 1972 г., заглавие «Смерть Снорри Стурлусона» («Dau5i Snorra Sturlusornr») отсылает к соответствующему эпизоду в истории древней Исландии, заглавие «Офелия» к пьесе Шекспира, заглавие «Проповедь блаженства» («Heilra5avfsur») - к псалмам исландского поэта XVII века Хатльгрима Петурссона... Но часто эта связь носит странный характер. Так, заглавие «Девочка со спичками» («Litla stulkan me5 eldspyturnar») заставляет предполагать, что названный так текст будет интерпретацией известной сказки Андерсена, - однако в самом тексте речь идет о личном переживании поэта - размолвке с возлюбленной, и связь с андерсеновским сюжетом оказывается весьма призрачной.
Задачей данного исследования будет: описать характер взаимодействия текстов Мегаса с предшествующей культурной традицией (как исландской, так и мировой), а в тех случаях, когда нечто, бывшее в традиции, искажается, - прояснить, с какой целью это делается; тем более, что, как мы увидим дальше, Мегас переосмысляет не только сюжеты и конкретные
тексты, но и различные формальные аспекты текстов, привычные мыслительные схемы, а также нередко пишет пародии на собственные тексты. Характер исследования позволяет нам не задерживаться на различиях между отдельными периодами творческого пути Магнуса Тора, - хотя они безусловно существуют, - и рассматривать весь корпус его рок-текстов как единое целое.
1. Литературная традиция и история в текстах Мегаса
Мегас сам признавал свою преемственность с исландской поэтической традицией прошлых веков (Хатльгрим Петурссон (1614-1674), Хал-льдор Лакснес и др.). В его творчестве она проявляется как в различных формальных аспектах (стихотворные размеры и формы, жанры и способы построения поэтического произведения, несущие в данной культуре определенную смысловую нагрузку), так и в содержании. В содержательном плане связь с традицией может выражаться каким-нибудь из следующих способов: а) цитирование; б) упоминание имен, известных из литературных произведений или историй; в) пересказ известного сюжета; г) использование тем или мотивов, которые в сознании слушателей связаны с определенными персонажами, событиями или сферами значений.
Лица и события отечественной истории, хорошо известные каждому исландцу еще из школьной программы, часто изменяются в текстах Мегаса до неузнаваемости. Так, герой текста «Про поэта Йоунаса» («Um skaldi5 Jonas»), великий исландский поэт XIX века Йоунас Хатльгриммсон (в сознании исландцев фигура, занимающая такое же место, как в сознании носителей русской культуры - А.С.Пушкин) оказывается пропойцей, спящим в канаве или расплескивающим пиво на черновики собственных стихов; там же эксплуатируется слух - заведомо ложный - будто Йоунас был болен сифилисом. В тексте «Смерть Снорри Стурлусона» («Dau5i Snorra Sturlusonar») люди, скачущие в г. Рейкхольт в Боргарфьорде, чтобы убить Снорри, изображаются не серьезными политическими противниками, каковыми они были в действительности, а мелкими хулиганами. В последней строфе, к тому же, оказывается, что Снорри вовсе не был убит: в то время он будто бы находился не в Рейкхольте, а на Соколиной улице в Рейкьявике (эта улица была застроена только в начале 1920-х гг.) и смеялся над своими противниками. Такой поворот текста заставляет усомниться в том, что речь в нем действительно идет об известном каждому исландцу событии XIII века, а не о каком-нибудь современнике поэта - тёзке автора «Младшей Эдды» и «Круга земного». (Существует рассказ о том, что Ме-гас и его товарищи однажды подшутили таким образом над Халльдором Лакснессом, который в то время жил именно на этой улице в Рейкьявике). Текст «О бесполезной находчивости Ингольва Арнарсона» («Um o^arflega fundvfsi Ingolfs Arnarsonar») построен как типичная патриотическая песня: исторические лица выступают только в функции символов славного прошлого, подчеркнута преемственность времён. Однако вместо оды первому
поселенцу на исландской земле Mегас создает «антиоду». На Ингольва возлагается ответственность за все недостатки современного исландского общества и даже за суровый климат острова, а в последней строке поэт выражает сожаление о том, что корабль Ингольва не потонул на пути к Исландии. Когда в тексте речь идет об Ингольве, чаще всего имеется в виду не сам первопоселенец, а его статуя, стоящая в центре Рейкьявика на холме Арнархоутль. В наше время этот холм - излюбленное место собраний алкоголиков, бродяг и других деклассированных элементов, и у современного исландского слушателя упоминание этого места вызывает совершенно определенные ассоциации отнюдь не возвышенного характера.
Иногда Mегасу удается перетолковать историю об известном лице, ничего в ней не меняя и не приписывая своему герою не существовавших у него качеств. В таком случае травестирование происходит только за счет языка повествования: о значительных исторических лицах и событиях рассказывается будничным разговорным языком. Наиболее яркий пример здесь - текст «О жестокой смерти Йоуна Арасона» («Um grimman da^a Jons Arasonar»). О казни последнего католического епископа Исландии в эпоху Реформации рассказано нарочито сниженным стилем, при этом в самом сюжете ничего не изменено. К концу текста он наделяется чертами басни со следующим незатейливым выводом: «О, это же так очевидно, милый Шарик, что этот мир - он невероятно жестокий» («о ^б liggur svo berlega 1 augum uppi Snati minn / hve atakanlega vondur hann er ^essi heimur»)1. За счет появления этих строк только что рассказанный эпизод из отечественной истории утрачивает всё своё значение: событие, ставшее поворотным пунктом в истории Исландии, приводится только для того, чтобы проиллюстрировать мысль о жестокости этого мира, словно у рассказчика не было под рукой более простых и будничных примеров. К тому же, из заключительных строк читатель / слушатель узнаёт, что рассказ о гибели Йоуна Арасона был предназначен для собаки рассказчика, что только подчеркивает снижение.
За счет травестирования исторические лица и события в текстах Mе-гаса обнаруживают большую связь с современностью, чем со своей собственной исторической эпохой. (Отсюда - ввод в тексты, посвященные далеким историческим эпохам, современных реалий, ср. упоминание улиц современного Рейкьявика в тексте о Снорри Стурлусоне). Исследователь творчества Mегаса Стейнтоур Стейнгримссон замечает по этому поводу: «В текстах Mегаса необходимо всё время иметь в виду, что он не всегда привязывает своих персонажей к конкретной эпохе, и различные века часто сливаются воедино»2. Этот же исследователь предположил, что рас-
1 Megas. Textar. Almenna bokafёХagiб, 1991. Bls. 49.
Steinpor Steingrimsson. Ear sem eimpipan hvin. Andst^ur og afhelgun і textum Megasar. Oprent^ lokaritge^ viб Haskola Islands. Lbs-Hbs, Rvik, 2002. Bls. 13.
сказчик в текстах рок-поэта - бродяга, пересказывающий историю Исландии собутыльникам, сообразуясь их языком и стилем мышления3.
Вышеописанный способ обращения с хорошо известными сюжетами Mегас использует не только в текстах на исторические темы, но и в песнях, затрагивающих темы из исландского фольклора (например, «Про преподобного Саймунда» («Af sfra S^ma»), «Черт и пикша» («Kolski og ysan»), где в основу положены сюжеты исландских народных легенд) или мировой литературы (тексты «Офелия», «Спящая красавица» («&yrnir6s»), «Девочка со спичками»). Такому же обращению иногда подвергаются лица и события современности, о чем будет сказано далее.
Такое обращение с сюжетами и персонажами / историческими лицами, традиционно наделяемыми в данной культуре высоким статусом, явно имеет целью «взорвать» традицию и ниспровергнуть ценности, уже давно ставшие идолами.
Будучи пересказан и перетолкован описанным образом, известный сюжет или персонаж утрачивает всю свою конкретность и приобретает абтрактный и символический характер.
В тексте «Офелия» всё вокруг героини оказывается сделанным из пластмассы, говорится даже о «пластмассовой радости» («plastg^i») и «пластмассовой печали» («plastsorg»)4, сама Офелия пуста внутри, словно пластмассовая кукла. Основание для уподобления героини этому легковесному материалу дает тот факт, что Офелия, как всем известно из пьесы Шекспира, не пошла ко дну сразу. Г ротескное сравнение с пластмассой даёт тот эффект, что Офелия в этом тексте начинает восприниматься не как героиня шекспировского «Гамлета», а как отвлеченный символ легковесности, пустоты и бессодержательности. Связь с литературным контекстом утрачивается, остается только произвольно данная символическая нагрузка.
Во многих текстах Mегаса, отправной точкой для которых послужил известный литературный сюжет, связь с первоисточником весьма слаба, часто от нее не остается ничего, кроме отдельных мелких деталей. Так, в тексте «Ясон и золотое руно» («Jason og gullna геуйб») кроме заглавия на связь с соответствующим древнегреческим мифом указывает только одно обстоятельство: речь идет о корабле, на котором выдающиеся герои современности отправляются выполнять важное поручение. У Mегаса все перечисляемые герои - исландцы, а корабль на протяжении всего текста так и не отплывает от причала. Связь с первоисточником настолько призрачна, что возникает вопрос о том, насколько вообще следует брать ее в расчет. То же можно сказать о лирическом тексте «Орфей и Эвридика», в котором речь идет о желании поэта воссоединиться с дорогими ему умершими. Для того, чтобы адекватно понять этот текст, о соответствующем
3 См.: Ibid. Bls. 12 o.afr.
4 Megas. Textar. Bls. 57.
древнегреческом мифе не требуется знать ничего кроме того, что речь в нём идет о смерти, а более детальное знакомство с первоисточником может даже затруднить понимание «Орфея и Эвридики»: никаких конкретных деталей, сигнализирующих о связи с мифом об Орфее, в этом тексте нет.
Абстрагирование известного сюжета от его привычного контекста и привычных смысловых связей и ассоциаций - не единственный способ Mегаса обращаться с предшествующей традицией. В ряде песен исландского рокера пародированию подвергаются уже не события и сюжеты, а конкретные словесные тексты или типы текстов. Так, на некоторых альбомах Mегаса представлены песни, композиция и стиль которых во всём имитируют скандинавские псалмы - с той разницей, что темой избирается употребление наркотиков или пребывание в сумасшедшем доме. На уже упоминавшемся альбоме 1972 г. присутствует текст «О любви и судьбе крестьянина Эйольва № 1» («Um astir og orlog Eyjolfs bonda I»). По форме текст напоминает традиционные исландские римы (незатейливый рассказ, изложенный в четверостишиях с перекрестной рифмовкой); он изобилует чисто фольклорными топосами: герой преследует единорога и морских коров, встречается с различными существами и божествами. Но вся связь с фольклором оказывается очень поверхностной, интерпретировать текст Mегаса, исходя только из этой традиции, невозможно. То, что в начале казалось повествованием, целиком укладывающимся в рамки исландской народной традиции, к концу приобретает всё больше и больше абсурдных черт. (Достаточно сказать, что в последней строфе текста об Эйольве бог Один оказывается членом библейского общества!)
Пародирование конкретных текстов.
Помещенная на альбоме «В розовых ночных рубашках» (А bleikum nattkjolum, 1977) композиция «Райская птица» («Paradfsarfuglinn») является пародией на стихотворение исландского поэта начала ХХ в. Давида Сте-фаунссона «Брачная ночь». Само пародируемое стихотворение представлено в конце того же альбома в качестве бонус-трека, так что слушатель неизбежно осознает тот факт, что перед ним пародия, и может сам сопоставить тексты. В стихотворении Давида Стефаунссона речь идет о девушке, которая переживает потерю девственности как трагедию и жаждет вновь вернуться в состояние невинности, но путь назад ей заказан, и над ней смеется дьявол. Стихотворение строится на антитезе невинности как «естественного» состояния мира и ужаса, пережитого по ту сторону «другой двери». Mегас сохраняет стиль и размер «Брачной ночи», но содержательный план «Райской птицы» совсем не связан с пародируемым стихотворением: речь идет о сошедшей с ума девушке-наркоманке, оказавшейся в руках врачей. Основополагающая у Давида антитеза невинности и ада отсутствует, ужас и безумие царят в мире и в сознании героини как до лечения, так и после. Сам процесс лечения, призванный воспрепятствовать
возвращению героини «домой к конопле и кислоте» («heim f hass og syru»5), в описании рассказчика сам начинает походить на процесс употребления наркотиков. Образ «райской птицы» в таком контексте становится зловещим символом бреда и безумия. В отличие от стихотворения Давида Стефаунссона, рассказчик в «Райской птице» активен и говорит о собственных чувствах так же много, как и о переживаниях сумасшедшей. Сходство между пародируемым стихотворением и пародией прослеживается только на формальном уровне, «Брачная ночь» выбрана поэтом только как почти случайная форма для выражения собственного содержания, изначально никак не связанного с темой этого стихотворения.
В тексте «Heiln^m eftird^mi» («Полезные примеры») хорошо видно, как все связи с исландской поэтической традицией нейтрализуются при минимальных усилиях со стороны поэта. В основу этого текста положена первая строфа исландской народной «Баллады о Намаане сирийском»6. Текст балладной строфы приводится в почти не изменённом виде (наиболее значительное изменение - замена «священного писания» («helgt letur») на «издевательство» («hundingsspott»)7. При этом между строками первоисточника помещаются вводные предложения. Этого оказывается вполне достаточно, чтобы полностью изменить смысл и дух всего текста.
Еще один способ «взрывания традиции» у Mегаса - помещение хорошо известной цитаты в неожиданный контекст. Хорошим примером здесь является ««H^arendatafl» («Хлидарендская (от названия хутора Хлидаренди) игра» или «Хлидарендский расклад») с альбома «Поздравляю с поражением» («Til hamingju meб falM», 1996). Он представляет собой шутливый рассказ о персонажах древнеисландской «Саги о Ньяле» и открывается строкой: «И тогда Гуннар заорал: дай мне волосок из своего хвоста, милая хорошая Халльгерд, у меня порвалась тетива» («og ^a apti gunnar: gemmёr har ur hala ^inum/ hallgerбur elskubesta bogstrengurinn hann er slitinn») [цитир. по вкладышу к диску]. Здесь перед нами ни что иное как отсылка к одному из наиболее знаменитых эпизодов в «Саге о Ньяле»: во время неравного боя у Гуннара из Хлидаренди рвётся тетива лука и он просит жену пожертвовать парой волос со своей головы, чтобы сплести из них новую тетиву, однако гордая Халльгерд отказывается, припомнив ему старые обиды, и в итоге Гуннар гибнет. В данном случае происходит характерное для Mегаса снижение этого эпизода: волосы красавицы Халль-герд заменены на хвост. Однако фраза «Дай мне волосок из твоего хвоста!» одновременно является прямой цитатой из сказки о чудесной корове Букотле, - текста, так же хорошо знакомого каждому исландцу, как и «Сага о Ньяле». Универсумы древнеисландских саг и народных сказок сливаются воедино в пределах одной фразы в самом начале текста, и это дает
5 Ibid. Bls. 136.
6 Gestur Grmsson. Hundingsspott // Svart a hvitu 2. arg., 3 tbl., 1977. Bls. 41.
7 Megas. Textar. Bls. 129.
тот эффект, что персонажи, о которых идет речь в тексте, отрываются от своего изначального контекста.
Пародированию подвергаются не только конкретные тексты или сюжеты, но и привычные понятия, штампы и стили мышления. Так, в тексте «Деревенский рассказ» («Sаgа ur sveitinni») с альбома «В розовых ночных рубашках» (1977) происходит игра с расхожими представлениями о сельской идиллии. Идиллическая картина дается в припеве: «Они жили в блаженстве.., веря в овцу и Святую деву» («&eir lif5u ... 1 s^lu og tru a sau5kindina og heilaga jomfru»8). Но под идиллической поверхностью таится убийство и людоедство: персонажи варят и съедают выброшенного на берег утопленника. Однако, ниспровергнув одну традицию (исландскую «сельскую романтику»), текст сразу же попадает в русло другой традиции: строфы «Деревенского рассказа» имеют форму лимериков, устойчиво ассоциирующуюся с английской литературой нонсенса, в том числе, с творчеством Эдварда Лира. Содержание текста Мегаса полностью соответствует этой традиции: все строфы представляют собой гротескные истории о людях или животных. Однако к зарубежной традиции, взятой на вооружение с целью спародировать традицию отечественную, тоже создается ироническое отношение - за счёт манеры исполнения песни, в первую очередь мелодии и манеры пения; вся эта композиция становится своеобразным двойным кривым зеркалом.
Другой пример - текст «О верифицируемости апроиорных фактов» («Um raungildisendurmat umframsta5reynda»). Он представляет собой пародию на логическое мышление. Текст написан в гекзаметре - размере, в античной и впоследствии в европейской поэзии традиционно использующемся для передачи различного рода премудрости. Но содержание текста не соответствует высокому статусу этого стихотворного размера. Текст представляет собой длинный перечень очевидных фактов («черти хвостаты», «туман - он серый», «слоны ревут» и пр.) и нонсенса («Хрольв Пешеход под конец обзавелся собачьей упряжкой», Синдбад-Мореход «не объявится до вечерних новостей»), - и весь этот странный перечень претендует на роль логического обоснования положения о том, что свобода личности невозможна. К концу текста оказывается, что всё, что считается неоспоримыми фактами, на самом деле - плод воображения: «Утверждение, обоснованное и приукрашенное - сойдёт, пусть оно даже и противоречит действительности» («fyllyr5ing sto5lu5 og skreytt hun gildir brjoti 1 baga vi5 reyndina»9).
Итак, во многих текстах Мегаса прослеживается тенденция вырвать нечто, имевшее место в традиции (будь то известный сюжет, мотив, цитата, вызывающая определенные ассоциации стихотворная форма) из привычного контекста, а после этого использовать их как
8 Ibid. Bls. 130.
9 Ibid. Bls. 73.
форму выражения для сообщений, которые собирается передать поэт. Обычно отрыв от контекста достигается за счет таких средств, как травестирование, пародия и ирония.
В творчестве Mегаса присутствуют и обращения к творчеству других рок-поэтов, как исландских, так и зарубежных, хотя и не столь многочисленные, как отсылки к литературной традиции. Например, в тексте «Никогда ты не узнаешь (кто он)» («Aldrei kemstu aб ^vf (hver hann er)») герой описан так: «Hver ekur einsog ilMgt ljon/ og meб eina loppu a styri» (Кто едет как разъяренный лев/ с одной лапой на руле)10. Эта фраза перекликается с текстом Хёйка Mортенса «Дамский угодник Бьёсси» («Bjossi kvennagull»), популярным в конце 1950-х гг. Герой этой песни описан как «лев, положивший правую руку на руль» («ljon meб hagri hond a styri»). Еще одна перекличка с творчеством Хёйка Mортенса - текст «Лоа Лоа». Его рефрен: «Лоа, Лоа, как мне хочется построить мост к тебе» («Loa Loa Loa mer langar svo aб hanna til ^rn bru») отсылает к строкам песни «Лоа с Mоста» («Loa a Bru»): «Mалютка Лоа с Mоста была пригожа собой <...> мечтала иметь хорошего мужа / и всегда любить и ласкать его» («Litla Loa a Bru, hun var laglegt fljo5 <...> Vildi fa sёr vanan mann / og vera alltaf svo bli5 og go5 vi5 hann»11). Уже рассматривавшийся здесь текст «О верифицируемости фактов» сам автор называл подражанием Бобу Дилану12.
Таким образом рок-поэт манифестирует свою связь с различными традициями в словесности. Старые тексты или сюжеты помещаются за счёт переосмысления в современный контекст и таким образом получают вторую жизнь. Эта вторая жизнь может быть, как отмечает А.В.Щербенок,
13
весьма скоротечной , но пока они живут, они образуют единый поэтический универсум с оригинальными текстами Mегаса и подчас сливаются с ними. Таким образом рок-поэт заявляет, что корни его творчества - в культуре всего мира.
Чужие тексты
Связь автора и исполнителя рок-текстов с предшествующей культурной традицией может также проявляться в том, какие тексты других авторов он включает в свои альбомы и делает ли он это вообще. В альбомах Mегаса присутствует такого рода связь как с исландской, так и с зарубежной традицией: в качестве примеров можно назвать исполненные им песенки Офелии из пьесы Шекспира, отрывки «Страстных псалмов» Хатльгрима Петурссона. Известно, что сам Mегас неоднократно заявлял о
10 Ibid. Bls. 77.
11 Цит. по: Gestur Gudmundsson. Rokksaga Islands 1955-1900. Fra Sigga Johnnie til Sykur-molanna, Forlagi5, Rvik, 1990. Bls. 51.
12 Megas. Textar. Bls. 73.
13
См.: Щербенок А.В. Слово в русском роке // Русская рок-поэзия: текст и контекст 2. Тверь, 1999.
своем уважении к этому поэту и его псалмам. Об ироническом отношении к исполняемым чужим текстам говорить не приходится, но текст в некоторых случаях может подвергнуться переосмыслению за счет манеры исполнения. Так, в 1978 г. Mегас выпустил альбом «Nu er ёg kladdur og kominn a rol» («Вот я одет и готов»), целиком состоящий из исландских детских песенок, считалок и игр - однако все композиции исполнены подчеркнуто серьёзно, и неискушенный слушатель не сразу догадается, что перед ним образцы детского фольклора, а не еще один рассказ о жизни в «страшном мире».
Автоинтертекстуальность
Как уже говорилось, все тексты Mегаса образуют единый универсум. Сам автор часто помещает свои старые, хорошо известные песни на новые альбомы, тем самым подчеркивая единство своего творческого наследия независимо от времени создания отдельных текстов. (Авторская характеристика текста «Ясон и золотое руно» как «устаревшего»14 - исключение). Однако это не единственное, что создаёт целостность и взаимосвязность поэтического универсума. Этой цели служат также автоцитаты (нередко в неожиданных контекстах, как и цитаты из других литературных произведений) и пародирование собственных текстов. К примеру, в альбоме «В розовых ночных рубашках» (1977) присутствует ироническая переделка песни «Йоун Сигурдссон и борьба исландцев за независимость» с первого альбома Mегаса (1972). Этот текст озаглавлен «Йоун Сивертсен и возня жителей Исафьорда по поводу независимости» («Jon Sivertsen og sjalf-st^isbarningur isfirskra»). Текст о Йоуне Сигурдссоне, пародировавший благоговейное отношение исландцев к герою национальноосвободительного движения, сам становится объектом пародии. В «Йоуне Сивертсене» в целом точно воспроизведен оригинальный текст, но к каждой его строке сделаны добавления и уточнения, состоящие из нанизывания абсурдных фраз, подобранных прежде всего по звучанию. Текст изобилует нарочито бессмысленными поэтическими неологизмами. Например, «geimrettarhagfr^i», «ha^plastmodelkoppur» («статистика космического права», «пластиковый модельный горшок»). В третьей, заключительной строфе «борьба за язык и культуру» первоисточника заменена на «борьбу за употребление и импорт пива». (Это очевидно связано с тем, что до 1989 г. в Исландии существовал запрет на продажу пива, имеющий целью предотвратить его употребление на рабочих местах). В итоге повествование о борьбе за независимость превращается в полную бессмыслицу, и под вопросом оказывается не только успешность этой борьбы, как в оригинальном тексте, но и её характер. Однако этот абсурдистский текст
14 Skafti P. Halldorsson. «...um tima & єі^6 fe ёg fragan sigur». Nokkrar athuganir a kv^aheimi Megasar. Oprent^ lokaritge^ уіб Haskola Islands. Lbs-Hbs, Rvik, 1977. Bls. 15.
не будет до конца понятен, если не иметь постоянно в виду его связь с «Йоуном Сигурдссоном...».
Отсылки к литературной традиции в рок-текстах, как видно из сказанного, часто призваны подчеркнуть, что данная традиция уже не является продуктивной, хотя она может поддерживаться искусственно. Отсылки к собственным текстам выполняют в творчестве Мегаса другую функцию: подчеркивают, что его поэтический универсум является целостным и самодостаточным, и его части определенным образом взаимосвязаны.
2. Рейкьявикский миф
Многие тексты Мегаса посвящены топографии Рейкьявика и событиям из повседневной жизни исландской столицы. Эти тексты образуют тематическую общность, которую можно назвать «Рейкьявикским мифом». (Так, альбом «Съёмка с воздуха» («Ьойшупё» (1987)) целиком состоит из рейкьявикских текстов, а его обложка и вкладыш с текстами иллюстрированы фотографиями с видами этого города).
Понятие «миф» в данном случае трактуется в свете восприятия М.И. Стеблин-Каменского. Та или иная история получает статус мифа не в силу содержания, а в силу отношения рассказчика к ней как к абсолютной истине независимо от присутствия в ней фантастических элементов15. Миф, таким образом, можно представить как поле значений / ценностей. Это применимо не только к архаическим мифам, но и к мифологизму ХХ века.
Поколение Мегаса, родившееся в первые послевоенные годы, было первым в Исландии поколением горожан. Поэты из этого поколения в своих произведениях часто избирают темой жизнь большого города, всячески подчеркивая свою оторванность от природы. (Рейкьявик был и остается единственным в Исландии настоящим большим городом, и в исландском сознании понятие «город вообще» в некоторой степени синонимично понятию «Рейкьявик»). Наряду с другими традиционными ценностями природа и родина в их произведениях лишаются всякого пиетета; то, что было святынями для предыдущих поколений исландских поэтов, подвергается снижению и пародированию16. В «рейкьявикских текстах» Мегаса часто используются традиционные жанровые формы, но они как правило подвергаются переосмыслению. Это происходит, например, с жанром патриотической песни в уже рассматривавшемся тексте «О бесполезной находчивости Ингольва Арнарсона».
Многие «рейкьявикские тексты» представляют собой описание будничных реалий и повседневных мелочей, которые трудно представить себе в качестве предмета поэзии. (Например, в тексте «I ОвкиЫ1б» речь идет о цистернах с горячей водой). От текста к тексту отношение поэта (и
15 Стеблин-КаменскийМ.И. Миф. Л., 1976. С. 5.
16 Eysteinn Porvaldsson. БШг 68. Иш ровШоёегшвша 1 1в1епвкг1 1]оба§егб. ЩобаагЬок 1989. Ку БкаЫвкарагта!, Яу1к, 1989. Б1б. 82. 0§ 84.
рассказчика) к городу может меняться (любовь, ненависть, недоверие, часто чувства смешаны), но каким бы оно ни было, он не в силах отрицать факт существования города и его влияния на людей. В тексте «Яркие огни большого города» («Bjort ljos borgarljos») эти сложные чувства выражены таким образом: «Я ненавижу тебя, город, как сердце в собственной груди». (<^g hata ^ig borg einsog hjartaб 1 brjosti mёr»17). В большинстве этих текстов хорошо представлена топография Рейкьявика. Упоминаются улицы, площади и районы, обладающие в сознании исландцев символической нагрузкой, что соотносится с осмыслением пространства в мифах, согласно M.И.Стеблин-Каменскому18. (Например, Austurstrati og Austurvoll, Oskuh^, Arnarhol, Hljomskalann, Lakjartorg, No^urmyrina, Hlemm, Hotel Borg, Grj6ta^orpiб и пр.). Большинство перечисленных мест -излюбленные места собрания деклассированных элементов, так что даже простое упоминание этих топонимов сразу даёт четкое представление о социальном статусе рассказчика или персонажей текста, даже если ничто больше не указывает на него.
Антитеза города (как вместилища пороков) и деревни (как идеального пространства), в целом обычная для исландской словесности, у Mегаса отсутствует. Рейкьявик представлен как самодостаточный замкнутый мир, выехать из которого нельзя. Так, в тексте «Ни по одной дороге не проедешь» («Enginn vegur far») Рейкьявик прямо назван «бесконечным». Покинуть город возможно только покинув это мир. (О других возможностях, например, поездке в деревню, никогда не говорится). Хорошим примером здесь может служить текст «Подумай обо мне» («Sp&6u 1 mig»19). Текст насыщен рейкьявикскими топонимами, город описан как замкнутый мир, весьма далёкий от идеала: горы вокруг него «больны» и «безумны», вечера в нём холодны. Единственный способ бежать из этого города - «поехать в Омдурман», т.е. подвергнуться алкогольному или наркотическому опьянению.
Время в «рейкьявикских текстах» так же мифологично, как и пространство: оно тоже качественно неоднородно. Отдельные события не образуют временных и причинно-следственных связей. Время в «рейкьявик-ских текстах» чаще всего - пограничные состояния: ночь, осень. (Например, в песне «I Oskuh^» в этом городе «всегда сентябрь, а май никогда»).
Прошлое Рейкьявика интересует поэта не само по себе, а только в той мере, в какой оно связано с его настоящим. Там, где речь идет об Ин-гольве Арнарсоне, чаще всего имеется в виду не сам первый поселенец, а стоящая в центре города статуя. Связь Рейкьявика с собственным прошлым ослаблена. В тексте под названием «Судья Скули» («Skuli fogeti») биография отца-основателя Рейкьявика Скули Видалина рассказывается в
17 Megas. Textar. Bls. 279.
18
Стеблин-КаменскийМ.И. Указ. соч. С. 34 и др.
19 Megas. Textar. Bls. 62.
духе городской сплетни, он интересен рассказчику только своим пристрастием к вину (что роднит его с рейкьявикскими бродягами), на него возлагается ответственность за недостатки города. В тексте «Сегодня у него день рождения» («Hann a afmali f dag») описывается празднование дня независимости Исландии 17-го июня и оставшиеся после праздника горы мусора, а происхождение самого праздника объяснено так: «Сегодня же родился Йонни Сиг» («Hann Jonni Sig hann a afmali 1 dag»20). Имя Йоуна Сигурдссона - ко дню рождения которого действительно приурочен национальный праздник - искажено до неузнаваемости, что однозначно свидетельствует о том, что его истинное значение полностью забыто.
Так как у Рейкьявика Mегаса отсутствует связь с прошлым, для него необходимо создать миф на современном материале. События из современной жизни города подвергаются точно такому же переосмыслению, как и события из истории Исландии и литературные сюжеты. Например, текст «Mbi с Биркиландом» написан под впечатлением от автобиографии Йохан-неса Биркиланда «Трагедия моей жизни или как я стал нищим»21. Текст написан от лица товарища Биркиланда, сопровождающего его в его скитаниях по городу. Другой текст - «Человек-крокодил» («Kr6k6d^lamaбurinn») основан на реальном факте городской жизни. (Персонажи текста - реальные лица: «Крокодил», по вечерам подстерегавший и насиловавший девочек на окраине города, и некая женщина по имени Лёй-вей, известная в городе тем, что она часто приходила на помощь пьяным подросткам.) Оба персонажа поднимаются над рейкьявикской конкретикой и становятся архетипами (чудовище - ангел-хранитель). Однако в последней строфе только что созданный миф о борьбе чудовища и спасительницы тут же развенчивается: «Вот представьте-ка: не пришла бы Лёйвей -еще бы одна девка в этих краях рассталась с невинностью». («ішу^і6і
ykkur bara / ef ekki hefбi komiб hun Laufey / enn ein drykkfelld pia / a planinu
22
hun vari / ekki lengur hrein mey» ). (Заключительная строфа выделяется также манерой исполнения: на протяжении всей композиции музыка и голос исполнителя способствуют нагнетанию ужаса, последняя строфа поется с издевательской интонацией.) Mифы, вновь созданные на материале рейкьявикской действительности, могут пародироваться и развенчиваться точно так же, как и традиционные мифы из области мировой литературы и истории.
События из мировой истории и из современной повседневности уравниваются в правах за счет отношения к ним поэта: исторические и литературные сюжеты, пересказанные будничным языком, утрачивают былой священный статус и превращаются в «обыкновенные» истории, - а ис-
20 Ibid. Bls. 82.
21
Steinpor Steingrimsson. Ear sem eimpipan hvin. Andstaбur og afhelgun і textum Megasar. Bls. 32.
22 Megas. Textar. Bls. 183.
тории из повседневной жизни (не в последнюю очередь из жизни рейкья-викского «дна») оказываются достойными того, чтобы быть предметом поэзии, и за счет этого возвышаются. История и современность не только сплетаются воедино (что мы видим, например, в текстах об Ингольве Ар-нарсоне), но и получают одинаковое значение - не в последнюю очередь за счёт манеры повествования.
Итак, типичный для творчества Мегаса способ обращения с традицией состоит в следующем: нечто, существующее в отечественной или зарубежной традиции, будь то сюжет, мотив, цитата или тот или иной формальный аспект (то же относится, как мы уже видели, и к традиционным мыслительным схемам), превращается в нечто будничное, часто при этом отрываясь от своего контекста и привычных смысловых связей. Это даёт поэту свободу использовать их по своему усмотрению, не стесняя себя ничем. Это проясняет сущность и законы действия литературной традиции: возможно, вся она - лишь случайность, т.к. любое содержание или смысловые связи можно изменять или уничтожать по своему усмотрению, а будучи вырван из контекста, известный сюжет или мотив лишается своего смысла на удивление быстро. Создавать и развенчивать мифы оказывается очень легко именно в силу нестойкости и произвольности этих связей. Подход Мегаса к традиционным смысловым связям, формам и мыслительным схемам можно сравнить с рентгеновскими лучами, в свете которых становятся видны законы функционирования поэзии (и шире: словесного творчества вообще). Если продолжить это сравнение - рентгеновский снимок показывает, что литературная традиция - не скелет, в котором каждая кость занимает строго определенное место в системе, а бессистемное образование, и любой литературный текст легко может превратиться в бессмыслицу. Таким образом, в данном случае можно говорить о постмодернистской точке зрения на словесность. Старая литературная традиция изжила себя, и единственная возможность для творчества - в комбинации старых значений. Само творчество Мегаса при этом - не исключение из этого общего закона, чему пример - его пародии на собственные тексты.
Дискография Мегаса
Megas 1972 [диск]
Megas Fram og aftur blindgotunna, [диск], fyrsta utgafa 1976, 1995 Skifan
r
Megas og Spilverk ^j6бanna А bleikum nattkjolum [диск] 1977 Megas Ж er eg klwddur og kominn a rol [диск] 1978 Megas Drog aд sjalfsmo^i [диск] 1979 Megas Loftmynd [диск] 1987
Megas Hwttuleg hljomsveit og glжpakvendiд Stella [диск] 1990 Megas Prfr bl6дdropar [диск] Skifan, 1992
Megas Drog aд upprisu. Tonleikar 1 Ha^arsal Menntaskolans viб Hamrah^ [диск] 1994
Megas Til hamingju meд falИд [диск] 1996 Megas Flaa verold [диск] 1997 Megas Far... pinn veg [диск] 2001 Megas 1972-2002 (safnplata), [диск] Skifan, 2002
Megas (Kristilega karleiksblomin spretta kringum) hitt og ^etta [диск] Skifan, 2002
