CC BY
34
УДК 14.15.01.
РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ УНИВЕРСАЛЬНОГО, НАЦИОНАЛЬНОГО И ИНОКУЛЬТУРНОГО КОНЦЕПТОВ ФРАЗЕМАМИ РУССКОГО ЯЗЫКА
© 2010 г. М.Л. Хохлина
Астраханский государственный университет, Astrakhan State University,
ул. Татищева, 20а, г. Астрахань, 414056, Tatishev St., 20a, Astrakhan, 414056,
[email protected] [email protected]
Определяется роль фразем как вербализаторов универсальных и национально-специфических лингвокультурных концептов. Вводится понятие инокультурного концепта, который передает некоторую совокупность стандартных знаний о той или иной стране и этносе, ее населяющем.
Ключевые слова: фразема, лингвокультурный концепт, универсальный концепт, национальный концепт, инокультур-ный концепт, репрезентация.
The article defines the role of phrasems as universal verbalisers and vernacular linguocultural concepts. We introduce the term of other-culture concept, which conveys the certain cluster of standard knowledge about this or that country and the ethnos, living in its territory.
Reywords: phrasem, linguocultural concept, universal concept, other culture concept, representation.
Структурирующим элементом картины мира является концепт, а структурным элементом языковой картины мира - вербализованный концепт, который представлен в плане выражения целым рядом своих языковых реализаций, образующих соответствующую лексико-семантическую и фразеологическую парадигму и обладающих прагматической информацией.
Концепты, значимые для определенного этноса, «входят в область, соотносимую с менталитетом как множеством когнитивных, эмотивных и поведенческих стереотипов нации» [1, с. 271]. В данном случае речь идет о лингвокультурном концепте, который отличается от других ментальных единиц - фрейма, сценария, скрипта, гештальта, мнемы, стереотипа и др. - актуализацией ценностного элемента, поскольку именно ценностный принцип лежит в основе культуры.
Современными исследователями лингвокультур-ные концепты разделяются на философские категории, которые иначе называются универсальными категориями культуры (время, пространство, причина, изменение, движение), социальные категории, так называемые культурные категории (свобода, право, справедливость, труд, богатство, собственность) [2] и категории национальной культуры (для русской культуры - воля, доля, интеллигентность, соборность и т.п.) [3, с. 51]. Сравните с имеющим место делением концептов на «ноэмы» [4, с. 6], протокон-цепты - «универсальные концепты» [5, с. 53], абстрагируемые от неопределенного числа языковых реализаций и обеспечивающие эталон сравнения, необходимый для межъязыкового сопоставления и перевода, и концепты-автохтоны, абстрагируемые от значений своих конкретных языковых реализаций, содержащие в своей семантике и «предметные», и этнокультурные семы.
На наш взгляд, говоря о лингвокультурном концепте, достаточно сложно провести границу между категорией универсального и национально-специфического. Ключевое слово в названии большинства концептов (по Ю.С. Степанову) [6] раскрывает содержание общечеловеческих ценностей, представлений, реалий, характерных и для всех культур («Мир», «Время», «Знание», «Закон» и др.). Так, из 66 представленных им базовых концептов русской культуры, пожалуй, только концепт «Русь, Россия, русские, россияне» является этнокультурным по своей сути.
З.Д. Попова и И.А. Стернин, описывая национальную специфику концептов, называют безэквивалентные концепты, которые вербализуются носителями русского языка при помощи безэквивалентных единиц типа авось, духовность, интеллигенция, непротивление, пошлость, порядочность, смекалка, разговор по душам, выяснение отношений, соборность [7, с. 144]. Однако если подходить к выделению подобного рода концептов исключительно с позиции однословной непереводимости вышеперечисленных слов на другие языки и отсутствия самого понятия, стоящего за словом, то такой список представляется по меньшей мере неполным. Его можно дополнить словами удаль, созерцательность, малая родина, коллективизм и др. Но в большей степени трудно однозначно решить вопрос относительно «русскости» безэквивалентных концептов. Очевидно, что языковая концептуализация, как и языковая вербализация данных концептов, неодинакова в разных культурах, однако одной лишь специфики способа семантического представления для выделения концепта как лингвокультурологической категории недостаточно: языковые и культурные особенности здесь в значительной мере случайны и не отражают национально-культурного (собственно этнического) своеобразия семантики, и далеко не все различия во
внутренней форме отдельных лексических единиц должны осмысливаться как концептологически значимые [8, с. 37, 42].
В плане нашего исследования особое значение имеет классификация лингвокультурных концептов относительно степени культурной маркированности вербализованного значения. Можно выделить целый ряд лингвокультурных концептов, отмеченных национальным «колоритом», но не являющихся собственно этнокультурными или универсальными. К ним можно отнести:
A. Тот или иной лингвокультурный концепт, который в одном этническом коллективе может быть более или менее значимым, нежели в другом, что в первую очередь зависит от особенностей национального бытия и национального менталитета. Например, концепт «Водка и пьянство» с широким ареалом вербализованных в русском языке форм (веселие Руси есть питии, лыка не вяжет, родную мать не признает, лоском (в лоск) лежит, пьян как сапожник, по пьяной лавочке и др.) неактуален для культур, табуирующих принятие алкогольных напитков. Концепт «Праздник», в частности субконцепт «Масленица», значим для носителей русского языка в общекультурном плане и достаточно рекуррентен с лингвокультурологи-ческой точки зрения (ср.: не все коту Масленица (будет и Великий пост); это Масленица идет, блин да мед несет; отдадим почтенье на сырной в воскресенье; в прощеный день, как на Пасху, все целуются; кому Масленица, да сплошная, а нам Вербная да Страстная и др.), но не является актуальным в когнитивном сознании народов, исповедующих нехристианские религии.
Б. Лингвокультурный концепт, имеющий аналоги в других культурах и языках, которые, однако, не всегда являются абсолютно тождественными базовым концептам русской культуры. Например: концепт «Мещанство» и его немецкий аналог «Бюргерство». Ср.: концепт «Партийность (литературы, искусства, науки, философии)» и французский термин l'engagement «ангажированность, вовлеченность, принятие на себя обязательств»); «Свободное время» в русском культурном пространстве и английское quality time - «время, проведенное за любимым или важным занятием». Так, в русском лингвокультурном сообществе свободным временем называется время, которым человек может распоряжаться по своему усмотрению (на свободе - 'не занятое работой время, на досуге'). Одним из существенных когнитивных признаков данного концепта, характерных для русского языкового сознания, является признак - праздное времяпрепровождение, обладающий широкой фразеологической репрезентацией: бить баклуши, играть в бирюльки, валять дурака, лежать на боку (на печи, на печке), лодыря гонять, плевать (поплевывать) в потолок и др.
B. Лингвокультурный концепт, имеющий соответствия в других культурах с учетом культурно-исторического опыта и традиций данного этнолингвистического сообщества. Например, концепт «Свя-
тые» в христианских культурах можно соотнести с концептом «Пророки» в культуре народов, исповедующих ислам. Когнитивный процесс категоризации действительности в сознании человека любого вероисповедания затрагивает религиозные объекты и выделяет среди них те, которые относятся к объектам особого почитания и поклонения, эталонам чистоты и святости. Этот когнитивный классификационный признак объединяет содержательную сторону названных концептов, но, безусловно, не позволяет признать их полностью тождественными.
На первый взгляд кажется, что концепт «Иероглиф», характерный для когнитивного сознания представителей египетской или китайской культур, частично соответствует русскому концепту «Слово». Но концепт «Иероглиф» шире по содержанию, поскольку иероглифы могут означать не только целые слова, но и отдельные звуки и слоги (элементы алфавитного и силлабического письма), а также морфемы. Для культур с иероглифической системой письма не имеет значимости концепт «Слово», однако тот «квант знания», который заполняется в структуре языкового сознания представителей других культур совокупностью сущностных характеристик слова, в некоторой степени компенсируется мыслительной категорией «Иероглиф».
В результате анализа семантической структуры лексемы «слово», становится очевидным, насколько значимую роль играет данный концепт в русской лин-гвокультуре. Так, толковыми словарями фиксируется 9 значений лексемы «слово», а фразеологическими -более 60 фразем с компонентом слово (не находить слов, глотать слова, ловить на слове, играть словами, не лезть за словом в карман и др.).
Сосуществуя в едином мировом пространстве, различные народы то оппозиционируют (например, в ситуации военных действий), то контактируют друг с другом, налаживая экономические, политические, культурные и иные связи. Русский народ, чья самобытность определяется такими свойствами человеческой души, как страстность, свободолюбие, терпение, стойкость, проницательность, всегда отличался контактностью с народами Запада и Востока, что объясняется географическим расположением России на границе двух континентов - Европы и Азии. Следовательно, носители русского языка всегда имели уникальную возможность понять, осознать, а затем и выразить в языке и то, что открыто ими принималось, и то, что казалось неприемлемым. Если обратить внимание на группу фразем, в которых отражено общее отношение русских к «чужому», то можно заметить неоднозначность передаваемых ими в целом оценок. Например, в структуру фразеологического значения единиц по заграницам ездить (разъезжать) и чужестранный подражатель входит эмотивная сема 'пренебрежение'. Напротив, фраземы заморское чудо (заморская диковина), в Греции все есть, увидеть Париж и умереть, все дороги ведут в Рим актуализируют положительное представление о происходящем на «другой стороне». Ср. с ироничной единицей поедет в
Америку гонять чертей по берегу, а также с неодобрительными фраземами коварный Альбион, гнилой Запад.
Таким образом, в национальной языковой картине мира непременно формируется образ «иного» народа как языковая сущность, содержащая основную информацию о связи слова с культурой и выступающая базовым структурным компонентом соответствующего концепта.
Встает вопрос о выделении наряду с универсальными и национально-специфичными концептами инокультурных концептов типа «Англия, английский, англичане», «Китай, китайский, китайцы», «Турция, турецкий, турки» и т.п., которые существуют в русском культурном пространстве, вербализуются средствами русского языка и передают некоторую совокупность стандартных знаний о той или иной стране и этносе, ее населяющем.
Например, лексемы, номинирующие концепт «Англия, английский, англичане», входят в состав следующих кодифицированных устойчивых выражений, образующих номинативное поле данного концепта: английская болезнь, английская булавка, английская соль, английский замок, английский костюм, английский парк, английский рожок, английский юмор, английский язык, английская вежливость, веселая Англия, англичанин-мудрец. Перечисленные устойчивые выражения в большинстве своем передают отношение носителей русского языка к тем или иным предметам с указанием на английский источник их происхождения.
В русском языке функционирует также фразема уйти по-английски (не прощаясь), представляющая собой заимствование из французского языка partir à l'anglaise -букв. 'уйти по-английски'. В свою очередь во французском языке это выражение появилось как ответ англичанам, которые, желая подчеркнуть невежливость своих соседей и постоянных соперников, говорят to take French leave -букв. 'уйти по-французски'. Можно предположить, что дискурсивно-культурологические факторы порождения значения фраземы уйти по-английски (не прощаясь) связаны с инокультурной действительностью и впервые вербализованы в иноязычной общности. Тем не менее с позиций русской лингвокультурной общности англичане отличаются хорошими манерами, соблюдают принципы «джентльменского поведения», возведенные в культ королевой Викторией. Следовательно, возникает вопрос о ложности некоторых этностерео-типов и соответствующих им репрезентантов.
Общеизвестно и частотно выражение (чисто, тонкий) английский юмор - 'странный, не вызывающий веселья и смеха'. Механизм формирования данного фразеологического значения основывается на дискурсивном переосмыслении фраземообразующего компонента английский, который утрачивает свое прямое этнонимическое значение. Актуализация потенциальных дифференциальных сем в данном случае тесно связана с мотивированным компонентом значения -образом чопорного, надменного и высокомерного англичанина, не сопоставимого с образом человека,
обладающего искрящимся чувством юмора. С другой стороны, чувство юмора действительно является национальной чертой любого англичанина. Однако в типичном английском анекдоте юмористический эффект создается невозмутимой серьезностью при изложении самого неправдоподобного происшествия, причем удивление вызывает не абсурдность этого события, а какая-нибудь незначительная частность, не имеющая к нему прямого отношения. Такой «тонкий» юмор не всегда адекватно воспринимается носителями «иной» культуры (в нашем случае - русской), тем более, если они не владеют при этом достаточным объемом фоновых знаний. На языковом уровне это проявляется в особом акцентированном акте номинации «чужого», а далее - с употреблением выражения за пределами инокультурной речевой ситуации, нередко в качестве скептической реакции на стимул «неудачная шутка». Например: 1. У нас в России обычно смеются только над двумя вещами: насилием и пошлостью. Понять английский юмор нам не дано... ; 2. Мужик, как я понимаю твой тонкий английский юмор! Я тоже счастлив от обладания волгате-лекомом, до слез и нервного истощения!!! (из блогов). Мы наблюдаем процесс инкультурации и самого явления «английский юмор», и фразеологической единицы, функционирующей как результат дискурсивно-когнитивных трансформаций компонентов ее значения.
В настоящее время для фразеологической системы русского языка характерно активное и частотное функционирование уже кодифицированных фразем с инокультурным компонентом «китайский» (китайская стена, китайский болванчик, последнее китайское предупреждение и др.), а также процесс пополнения корпуса фразеологии новыми единицами подобного рода, не нашедшими, однако, отражения в лексикографических источниках. Обозначенный процесс происходит двумя путями. Во-первых, подвергаются процессу идиоматизации устойчивые словосочетания типа китайские иероглифы. Например: И правда - ролики супер, а вот музыка написана плохо! Что за китайские иероглифы?! (http:// www.worldoiwarcraft.ru/forum/showpost.php). В данном контексте в семантической структуре устойчивого сочетания китайские иероглифы актуализируются семы 'непонятно', 'плохо'. Во-вторых, появляются новые устойчивые сочетания, претендующие на отнесение к разряду фразем. Например: «Неужели все же атипичная пневмония добралась до России?!» - гадают медики. 4 мая в Амурскую областную инфекционную больницу был госпитализирован 25-летний молодой человек, состояние которого вызвало у медиков серьезные подозрения в том, что он заражен «китайской болезнью» (Московский комсомолец, 06.05.2003). Устойчивое выражение китайская болезнь в значении 'атипичная пневмония' появилось в речи в связи с распространившейся несколько лет назад в Китае эпидемией, активно обсуждаемой в средствах массовой информации. Ср. с одноструктур-ными фраземами французская болезнь - 'сифилис', английская болезнь - 'рахит'.
Среди устойчивых единиц с компонентом «китайский» выделяются такие, как китайская стена, китайская грамота, китайские церемонии, китайский болванчик, китайский фарфор, последнее китайское предупреждение, китайская тушь, китайские тени, китайский орех, китайский фонарь, китайский чай и некоторые другие.
С позиций диахронического анализа все названные выше единицы появились и функционировали в языке как знаки прямой номинации. В синхроническом срезе употребление большинства из них возможно как в актах первичной, так и вторичной (косвенно-производной) номинации.
Прямое значение словосочетаний с топонимическим компонентом «китайский» определяется как 'произведенный в Китае' (китайские пуховики), 'расположенный в Китае' (Китайская стена), 'произрастающий в Китае' (китайский орех) и т.п. Однако зоны, наиболее насыщенные культурной информацией, обусловливают формирование и закрепление в сознании говорящего некоего образа, который проецируется на иные коммуникативные ситуации и приобретает в структуре уже фразеологического значения культурологическую значимость.
Так, образ Великой Китайской стены в Северном Китае лежит в основе значения фраземы китайская стена - 'о непреодолимой преграде, полной изолированности от внешних влияний, воздействий; о серьезном препятствии, помехе в чем-л.'. Механизмом формирования фразеологического значения является функциональный перенос: с предназначенности предмета на предназначение использования фраземы в речи. Ср.: Великая Китайская стена с 215 г. до н.э. служила преградой на пути вражеских племен из Монголии, а прагматическая функция фраземы китайская стена - служить сообщением о невозможности или затруднительном достижении кого-чего-л., совершении чего-л. Например: Что, Фома Матвеевич, не ждал гостей в такую пору? - улыбаясь, спросил Киров. - В такой норд, правду сказать, никого не
ждал. - Откуда же тебе знать, что ветер на улице? Отгородился от мира этакой китайской стеной (Г. Хохлов. Огни в бухте). Особую смысловую нагрузку в структуре значения фраземы несет компонент «стена», обеспечивающий актуализацию таких денотативных сем, как 'преграда' и 'изоляция' и оценочных сем - 'непреодолимый' или 'трудноразрешимый'.
Таким образом, для лингвокультурного сообщества значимыми являются не только универсальные и национально-специфические концепты, но и концепты инокультурного характера, которые существуют в языковом сознании народа как система представлений об определенном национально-географическом пространстве и характеризуются свойствами оценочной двойственности. В свою очередь, русские фраземы являются одним наиболее ярких, культурно маркированных средств языковой реализации инокультурных концептов.
Литература
1. Воркачев С.Г. Культурный концепт и значение // Тр. Кубанского гос. технол. ун-та. Сер. Гуманитарные науки. Т. 17, вып. 2. Краснодар, 2003. С. 268-276.
2. Гуревич А.Я. Человек и культура: Индивидуальность в истории культуры. М., 1990. 238 с.
3. МасловаВ.А. Лингвокультурология. М., 2004. 208 с.
4. Хегер К. Ноэма как tertшm comparatюms при сравнении языков // Вопросы языкознания. 1990. № 1. С. 6 - 10.
5. Вежбицкая А. Семантические универсалии и описания языков. М., 1999. 776 с.
6. Степанов Ю.С. Константы: словарь русской культуры. М., 2001. 990 с.
7. Попова З.Д., Стернин И.А. Когнитивная лингвистика. М., 2007. 314 с.
8. Добровольский Д. О. Национально-культурная специфика во фразеологии (I) // Вопросы языкознания. 1997. № 6. С. 37 - 48.
Поступила в редакцию 16 марта 2010 г.
