CC BY
103
• разработку платежных календарей;
• ведение управленческого учета.
Таким образом, при использовании простых и доступных методов планирования в страховании возникают трудности в организации бизнес-планирования. Эти трудности возрастают с ростом филиальной сети, отдаленности филиалов от «центра» и масштабов деятельности. Поэтому правильная организация информационных потоков, распределение бизнес-функций между подразделениями - вот ключевые факторы формирования точных планов при решении
приоритетных задач организации бизнес-планирования страховой организации с филиальной сетью.
Литература
1. Алякина Д. Эффективная мотивация. Ж. Современные страховые технологии. №1 -II? 2014.
2. Никулина Н.Н. и др. Страховой менеджмент: Учеб. пособие.М.: ЮНИТИ, 2011.
3. Легкий Н.И. Особенности организации бизнес-планирования в страховой компании с филиальной целью. Ж. Страховое дело. № 4, 2007.
РЕПРЕЗЕНТАЦИЯ НАУЧНОГО ЗНАНИЯ: КОГНИТИВНЫЕ ПРЕДЕЛЫ ПОНЯТИЙНОГО ДИСКУРСА В ИССЛЕДОВАНИЯХ СОЗНАНИЯ
СЕРГЕЙ РИФА ТОВИЧ АБЛЕЕВ,
доктор философских наук, начальник кафедры философии Московского университета МВД России Научная специальность 09.00.01 - онтология и теория познания Рецензент: доктор философских наук, доцент Золкин А.Л.
E-mail: [email protected]
Аннотация. Рассматриваются проблемы научного языка в философских и специальных исследованиях сознания. Прослеживается возникновение определенного когнитивного барьера между реальными объектами и понятийной репрезентацией рационального знания. Указывается на то, что слабые стороны рациональной вербализации в работах современных авторов все чаще невольно компенсируются расширением символизма и метафоричности научного дискурса. Ключевые слова: сознание, проблема научного языка, научный дискурс, научная метафора.
Annotation. The article is devoted to the problem of scientific language in philosophical and specialized consciousness research. The author pays attention to the origin of certain cognitive barrier between real objects and conceptual representation of rational knowledge. Therefore the weak points of rational verbalization in works of modern authors are often unintentionally compensated by means of widening symbolism and metaphoric character of scientific discourse.
Keywords: consciousness, the problem of scientific knowledge, scientific discourse, scientific metaphor.
Важное место в современных исследованиях сознания занимает так называемая проблема языка. Она возникает как частный случай общей проблемы языка научного описания действительности, но дополнительно осложняется спецификой сознания как объекта исследования. Научный язык, как известно, стремится к объективности. По крайней мере, это формулируется как цель научного знания. Но сознание по своей сути представляет собой субъективную реальность. Возникает противоречие: как возможно объективное описание субъективной реальности? Безусловно, есть ряд аспектов проблемы сознания, которые вполне доступны объективному изучению. Например, это всевозможные исследования работы мозга. Однако, нейрофизическая активность мозга и внутренний семантический опыт сознания - это совершенно разные явления. Более того, если даже физики начали предполагать влияние субъекта на
процесс наблюдения явлений микромира, то в сфере сознания всякое наблюдение есть субъективный процесс изучения субъективного опыта.
Первое на что необходимо обратить внимание - это относительность и когнитивная условность научного знания. В Новое время появилось убеждение, что научное знание как альтернатива религиозным догматам и метафизическим доктринам является объективным и совершенно адекватным природной действительности. На самом деле это является заоблачным идеалом, к которому стремятся научные теории. В действительности между теорией и природной реальностью всегда существует семантическая дистанция. Научный язык порождает бесчисленное множество теоретических конструктов, которые имеют весьма условное отношение к реальности. В одних случаях в когнитивном смысле они могут быть вполне эффективными, в других -
совершенно неэффективны. Однако, во всех случаях неизбежно сохраняется определенный гносеологический барьер между реальными объектами и понятийной репрезентацией рационального знания. В этой позиции нет ни капли агностицизма. Она только подчеркивает простой, но еще мало осознанный факт: природная действительность сложнее рациональных научных теорий. В своей глубинной основе действительность является принципиально невербализуемой. Тем более, если речь идет о рациональном дискурсе с его произвольной понятийной базой, выдуманной человеком на основе своего ограниченного опыта.
Исследователи, которые находятся на переднем крае науки, это почувствовали уже давно. Слабые стороны рациональной вербализации невольно компенсируются расширением символизма и метафоричности научного дискурса. Но эта особенность научного языка еще мало рефлексируется научным сознанием. Возьмем для примера физику. Почти вся современная физика говорит исключительно математическим языком. В чем причина? Без математических символов познание природы оказывается невозможным. Но математическое описание действительности фактически представляет собой чистую абстракцию. Ее уровень иногда настолько высок, что, получив математический результат решения системы уравнений, исследователь не знает, как это можно интерпретировать в физическом смысле. Проще говоря, он не всегда представляет, как связана математическая абстракция и реальная действительность.
Вот одна небольшая иллюстрация. В квантовой теории, говорит известный математик и физик-теоретик Роджэр Пенроуз, «материальные частицы - это не что иное, как информационные «волны»1. Какая вообще может быть связь между «информационной волной» и материальным объектом? Эта проблема имеет исключительно математический характер или за ней стоит реальная физическая закономерность? Подобные неординарные утверждения могут иметь самые различные объяснения. Именно так возникает проблема интерпретации результата формализованного исследования. Получив некий абстрактный результат предельно отвлеченного исследования, мы должны понять, что он означает в действительности?
Однако, даже такого мощного орудия, как математика уже недостаточно для научного описания природы. Наука нуждается в понятиях. Но то, с чем она сталкивается, невозможно выразить простыми понятиями обыденного человеческого языка. Появляются научные неологизмы, которые, во многих случаях, представляют собой очевидные или скрытые метафоры. Если бы наивный реформатор философии Огюст Конт почитал со-
временные научные работы, он бы впал в состояние глубокой депрессии. Вдохновленная им в XIX в. борьба позитивистов против надуманных, абстрактных, размытых понятий философской метафизики закончилась тем, что строгая физика ХХ-ХХ1 вв. начала выдумывать свой новый метафизический язык, ничуть не менее абстрактный, размытый и условный, чем язык классической метафизики прошлого.
Обратите внимание на привычные для научного сообщества понятия физики: «поле тяготения», «электрический ток», «электронные облака», «квантовые струны», «изюм в пудинге» (название одной из моделей атома), «странные кварки», «очарованные кварки», «синие и красные кварки», «темная материя», «частица Бога» (бозон Хиг-гса) и так далее. Все эти и многие другие понятия являются не более чем научными метафорами или неологическими символизмами. Их физический смысл предельно условен и конвенциален. В своем буквальном, рациональном (позитивистском) понимании они либо бессмысленны, либо вводят человека в глубокое заблуждение. Так, кварки не имеют и не могут иметь никакой действительной цветовой окраски, так как представляют собой не маленькие цветные шарики (как думают некоторые гламурные блондинки), а нечто вроде колебаний физического вакуума. Да и само понятие «кварк» буквально не несет никакой смысловой нагрузки. Как известно, оно было заимствовано не лишенными юмора физиками из литературного произведения, в котором крик чаек озвучивался английским словом, звучащим как «кварк».
Но это только, как говорится, половина беды. Вот еще одна иллюстрация. Физики до сих пор используют старое греческое слово «атом». Буквально оно означает «неделимый». Античные натурфилософы Левкипп и Демокрит ввели это понятие для обозначения мельчайших неделимых частиц, из которых, по их убеждению, состоит весь природный мир. До конца XIX в. все научное сообщество думало примерно так же: атомы есть изначальные, вечные и неделимые кирпичики мироздания. Но оказалось, что в действительности атом имеет очень сложную структуру и является продуктом квантовой эволюции микрочастиц. Таким образом, когда современный физик говорит «атом», он подразумевает нечто противоположное изначальному и буквальному смыслу этого понятия - т.е. частицу, которая делится на составные части (протоны, нейтроны, электроны). Получается забавная ситуация. Это равносильно тому, что вы вслух говорите «белый», а имеете в виду «черный», но коллеги вас понимают так, как надо, т.е. наоборот. Вот так выглядит строгий и безупречный язык современной науки, взирающей свысока на религиозное, метафизическое и мистическое знание!
Мы обратили внимание на эти особенности научного языка не для того, чтобы укорить научное знание в ненаучности. Наука имеет свои безусловные достоинства и, к сожалению, такие же безусловные недостатки. Они диалектично связаны как две стороны медали. Нам же в контексте решения поставленной задачи важно установить тенденции развития научного знания и научного языка. По всей видимости, существует принципиальная нетождественность действительности и языка вообще как средства выражения мысли. Оказывается, не только общее философское, но и частное научное описание действительности невозможно без высокого символизма, абстрактности и определенной метафоричности. Фундаментальные свойства природной реальности не поддаются простому вербальному описанию, так как выходят за рамки человеческого опыта и человеческого языка.
Если эту особенность приходится учитывать при изучении физической реальности, то, тем более, она актуальна в исследованиях реальности психической. Здесь весьма полезно принять во внимание философский и практический опыт классической мысли Востока, которая открыла немало существенных черт феномена сознания. Так, в частности, в буддийских философских школах махаяны давно была сформулирована идея о невозможности истинного описания реальности средствами человеческого языка. Реальность имеет несемиотическую природу и недоступна логико-понятийному выражению. Всякая метафизическая или научная система предполагает порождение понятийных средств выражения мысли. Но эти понятийные средства подобны произвольным ярлыкам. Поэтому известный российский исследователь восточной мысли Е.А. Торчинов совершенно справедливо подметил, что человек в своем познании сначала навешивает на реальность ярлыки, а потом внимательно изучает их, принимая за истинную реальность2. Теперь это начинают понимать и некоторые представители естествознания. Если мы предполагаем некую цельность природного бытия, говорит автор голодина-мической гипотезы Вселенной физик Дэвид Бом, то разделение реальности на части и последующее присвоение этим частям имен или названий всегда произвольно и условно3.
Тут уместно вспомнить античного философа Зенона, который одним из первых в своих апориях показал противоречия между явлениями действительности и их логическим описанием. Оказалось, что, например, движение невозможно логически объяснить ни как непрерывное, ни как прерывистое. И в том и в другом случае возникали неразрешимые логические противоречия. Ответом человеческой мысли на эти противоречия явилось последующее формирование диалектики. Но она лишь немного смягчает проблему, а не снимает ее совсем.
Проблема научного языка обострилась в ХХ столетии, когда физика вышла на глубинные уровни строения материи. Выдающийся теоретик, один из отцов квантовой механики, Вернер Гейзенберг первым откровенно заявил, что невозможно говорить о структуре атомов на обычном языке4. А если это так, то какой же язык должна применять наука в изучении основ природной реальности? Этот вопрос достоин серьезного философского осмысления. Подобные проблемы когнитивной коммуникации все чаще приводят современных авторов к буддийскому взгляду на суть вещей: окончательная сущность реальности выходит за пределы человеческого языка (М. Талбот5).
Поэтому следует признать, что все описания сознания как особой психоментальной реальности универсума являются принципиально реляционными (относительными) и условными. Даже самые лучшие теории должны восприниматься как карты-схемы большого масштаба, которые дают общее направление мысли, но не могут дать детальное и исчерпывающее описание. Ноуменальная реальность (в том числе сознание) не редуцируется к человеческому опыту и вербальным средствам выражения мысли. Ее познание требует включения не только рациональных, но и иррациональных способностей сознания. Не случайно некоторые исследователи сознания вполне обоснованно отмечают, что претензии западной рационалистической психологии на абсолютную объективность и универсальность - не более, чем иллюзия (А.В. Иванов6).
Традиционный подход к решению проблемы языка предполагал строгость научной терминологии и ее освобождение от всех метафизических понятий, логически и эмпирически необоснованного знания. Эта позиция восходит к позитивистам XIX в. и в настоящее время развивается в рамках аналитической философии. Вторая позиция предполагает свободу научного дискурса от барьеров застывшего рационально-понятийного языка. Она начала оформляться в работах представителей восточной метафизики и западного психоанализа. Символ первого подхода - строгий научный Термин. Символ второго подхода - свободная семантическая Метафора. Таким образом, проблема языка в исследованиях сознания может быть выражена предельно кратко: Термин или Метафора? Если во времена классической науки, как правило, побеждал Термин, то ближе к середине ХХ в. ситуация начала изменяться. Метафора, занимавшая центральное место в религиозных и метафизических текстах, все активнее стала вторгаться в сферу научного знания.
Одним из первых недоверие строгой научной терминологии выразил Карл Юнг7. Сознание, полагал он, невозможно анализировать строгими научными методами и средствами. Оно не поддается
рациональному определению. Значит, нужно уйти от определений и описывать сознание с помощью образных картин и метафор. Мы не во всем согласны с Юнгом и полагаем, что научными методами сознание исследовать вполне возможно. Однако, психолог справедливо подчеркивает качественную специфику сознания как особой психической реальности, которая с трудом поддается традиционным подходам и методам исследования. Это обстоятельство уже в XIX столетии порождает феноменологическую методологию исследования сознания как крайнюю разновидность эмпиризма. Как известно, феноменология уходит от традиционного спекулятивного теоретизирования в сторону непосредственного наблюдения и описания содержания элементов опыта в том виде, как он является сознанию (Ф. Брентано, Э. Гуссерль)8.
В ХХ в. позиция Юнга получила поддержку со стороны философии. Внимательные философы стали замечать фундаментальные проблемы языка в вопросах изучения сознания (О. Шпенглер, Ж.П. Сартр, С. Аскольдов, М. Мамардашвили и др.). В современной российской философии предельно четкое решение проблемы «Термин - Метафора» было сформулировано А.В. Ивановым и В.В. Мироновым, которые приходят к важному выводу: метафоричность языка в исследованиях сознания неизбежна9.
Этот вывод справедлив не только в психологических контекстах изучения сознания, которые предполагал Юнг. Даже физические подходы к исследованию сознания невозможны в пределах строго понятийного дискурса и неизбежно порождают в процессе описания определенную метафорическую пелену. Так, например, существует убеждение, что теоретический аппарат даже такой серьезной теории, как квантовая механика, может применяться для объяснения сознания лишь в качестве комплекса метафор (Р. Джан, Б. Данн). Зависимость вполне понятна и очевидна: чем дальше погружается научная мысль в глубины бытия и сознания - тем выше становится символизм научного дискурса. Вполне возможно, что высший предел науки как теории - это существование теории на грани метафоры (Л.В. Суркова10).
Эта зависимость порождает загадочную трансформацию науки, которая начинает говорить с человеком языком нового квазимистического знания. Ведь мистический дискурс традиционно отличался высоким символизмом и метафоричностью. Мы не видим в этом ничего ужасного. Есть множество альтернативных форм познания бытия, но его закономерности во всех случаях остаются неизменными. Сущность глубинных уровней космического универсума не поддается полной и строгой понятийной формализации ни в религии, ни в философии, ни в частной науке. В таких случаях
требуются другие семантические инструменты познающего духа, включающие ресурсы образного мышления, аналогии и интуиции. Такими инструментами, по всей видимости, являются Символ и Метафора. Даже само понятие сознания в своем высшем значении выступает не столько научным термином, сколько философской метафорой особой (духовной, идеальной, информационной, психоментальной) сферы реальности и символом виртуального смыслового кода Вселенной.
Литература
1. Аблеев С.Р. Универсум Сознания. М., 2012.
2. Деннет Д. Онтологическая проблема сознания // Аналитическая философия: становление и развитие. М.,1998.
3. Джан Р.Г., Данн Б.Д. Границы реальности, роль сознания в физическом мире / Пер. с англ. М., 1995.
4. ДубровскийД.И. Проблема идеального. Субъективная реальность. М., 2002.
5. Иванов А.В., Миронов В.В. Университетские лекции по метафизике. М., 2004.
6. ПатнэмХ. Философия сознания / Пер. с англ. М., 1999.
7. Прист С. Теории сознания / Пер. с англ. М., 2000.
8. Полозова И.В. Метафора как средство философского и научного познания: Диссертация ... доктора философских наук. М., 2003.
9. Проблема сознания в философии и науке / Под ред. проф. Д.И. Дубровского. М., 2009.
10. Чалмерс Д. Сознающий ум: В поисках фундаментальной теории. М., 2013.
1 Пэнроуз Р. Тени разума. В поисках науки о сознании / Пер. с англ. М., 2004. П.1.3.
2 Торчинов Е.А. Введение в буддизм: Курс лекций. СПб.: Амфора, 2005. С. 94, 126.
3 Талбот М. Голографическая Вселенная: Новая теория реальности / Пер. с англ. М.: София, 2008. С. 68.
4 Гейзенберг В. Физика и философия: часть и целое / Пер. с нем. М.: Наука, 1989.
5 TalbotM. Mysticism and the New Physics. L., 1981.
6 Иванов А.В. Как возможна объективная теория сознания // Философия сознания: история и современность. Материалы научной конференции, посвященной памяти профессора МГУ А.Ф. Грязнова. М., 2003.
7Юнг К.Г. Архетип и символ. М.: Прогресс, 1991. Юнг К.Г. Феномен духа в искусстве и науке / Собр.соч. Т.15. М.: Наука, 1992.
8 Брентано Ф. Избранные работы. М., 1996; Гуссерль Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология // Вопросы философии. 1992. № 7. С. 136-176; Прист С. Теории сознания. // Пер. с англ. М.: Идея-Пресс, ДИК, 2000. С. 230-232.
9 Иванов А.В., Миронов В.В. Университетские лекции по метафизике. М.: Современные тетради, 2004. Лекция 22.
10 Суркова Л.В. Сознание в квантовом мире: новый диалог философии и науки // Вестник Московского университета. Серия 7. Философия. 2007. № 6. С. 57.
