CC BY
21
языкознание
10. Шахнарович A.M. К проблеме психолингвистического анализа детской речи. М., 1974.
11. Ярцева В.Н. Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990.
* * *
1. Efremova T.F. Tolkovyj slovar'. M., 2005.
2. Kovshikov V.A. Metodika diagnostiki i korrek-cii narushenij upotrebleniya padezhnyh okonchanij sushchestvitel'nyh: metod. posobie. SPb., 2006.
3. Leont'ev A.A. Yazyk, rech', rechevaya deya-tel'nost'. M., 1969.
4. Luriya A.R. Yazyk i soznanie. Rostov n/D., 1998.
5. Najdenov B.S. Vyrazitel'nost' rechi i chteniya. M., 1969.
6. Ozhegov S.I. Tolkovyj slovar' russkogo yazyka. M., 2010.
7. Starikova T.A. Osobennosti razvitiya rechi re-benka 6-7 let [Elektronnyj resurs] // URL: https:// nsportal.ru/detskiy-sad/razvitie-rechi/2015/03/24/oso bennosti-razvitiya-rechi-rebenka-6-7-let (data obrash-cheniya: 16.02.2020).
8. Ushakov D.N. Bol'shoj tolkovyj slovar' russkogo yazyka. M., 2014.
9. Ushakova T.N. Detskaya rech': psiholing-visticheskie issledovaniya / pod red. T.N. Ushakovoj, N.V. Ufimcevoj. M., 2001.
10. Shahnarovich A.M. K probleme psiholing-visticheskogo analiza detskoj rechi. M., 1974.
11. Yarceva V.N. Lingvisticheskij enciklope-dicheskij slovar'. M., 1990.
Psycholinguists peculiarities
of the speech of preschool and primary
school pupils
The article deals with the reasons of the speech disorders of the preschool and primary school pupils in the process of the psycholinguistic research, based on the childlore. There are studied the speech disorders of the children with mental retardation. There are systemized the reasons of the speech disorders of the preschool and primary school pupils with the standard and mental retardation, there is defined the difference in the levels of the speech ontogenesis.
Key words: speech, psycholinguistics, disorder, preschool pupil, primary school pupil, mental retardation.
(Статья поступила в редакцию 14.01.2021)
О Соловьева Ю.О., 2021
ю.о. Соловьева
(Москва)
репрезентация дихотомии «свой - чужой» в русскоязычном популярно-юридическом
ДиСКУРСЕ (на материале постов сайта «Человек и закон»)
Рассматриваются особенности функционирования бинарной оппозиции «свой - чужой» в популярно-юридическом дискурсе как гибридном типе дискурса. Вектор неприязни адресата может изменяться на прямо противоположный, чему способствуют такие стратегии конструирования образа «чужого», как вызов эмоционального отклика адресата и формирование недоверия к оппоненту, а также деперсонализация и дистанцирование «чужого».
Ключевые слова: дихотомия «свой - чужой», «родительский» дискурс, гибридный дискурс, популярно-юридический дискурс, средства и стратегии конструирования образа.
Архетипическая дихотомия «свой - чужой» не раз становилась объектом изучения лингвистов (Т.В. Алиева [1], С.Л. Васильева [4], В.И. Карасик [5], В.В. Красных [6], О.Н. Паршина [9], А.Б. Пеньковский [10], А.В. Тарасова [11], Е.И. Шейгал [13], А.В. Ши-пилов [14]). В частности, были изучены историко-культурные предпосылки деления на «своих» и «чужих», основные концепты, релевантные для данной оппозиции, ее репрезентация в разных типах дискурса, вербальные и невербальные маркеры чуждости. Как показывают исследования, рассматриваемая бинарная оппозиция в юридическом дискурсе в силу его институциональности фиксирована, четко определена и представлена следующими парами оппонентов: 1) агент дискурса - неспециалист (обыватель), 2) агент дискурса -преступник/нарушитель и 3) законопослушный гражданин - преступник/нарушитель. В текстах популярно-юридического дискурса, к которым мы относим посты правовой тематики, данная оппозиция является динамической и носит ситуативный характер. Преступник с позиции закона может оставаться «своим» в сознании обывателя.
Цель данной статьи - рассмотреть средства и стратегии конструирования образа «чужого»
известия вгпу. филологические науки
в текстах популярно-юридического дискурса и определить сходства и различия функционирования дихотомии «свой - чужой» в этом гибридном типе дискурса по сравнению с «родительскими» дискурсами. Под «родительским» дискурсом мы понимаем основной дискурс (дискурс-основу), свойства которого регулярно проявляются в дискурсивном пространстве гибрида, принципиально отличающегося от «родителя» по ряду конститутивных признаков и ключевых компонентов (агенты, адресат, каналы коммуникации, цели, ценности).
Для того чтобы понять, как рассматриваемая оппозиция репрезентируются в популярно-юридическом дискурсе, необходимо начать с уточнения «своих» и «чужих» в юридическом и массмедийном дискурсах, на стыке которых образуется интересующий нас гибридный тип дискурса. Так, в массмедийном дискурсе выделяются следующие пары оппонентов: 1) журналист - государство; 2) журналист - адресат; 3) журналист - журналист; 4) адресат СМИ1 - адресат СМИ2 [3, с. 62]. Что касается юридического дискурса, то базовая категория «чуждости», как мы уже упоминали, заложена в нем имплицитно. Условно говоря, общество делится на тех, кто соблюдает закон («своих»), и тех, кто преступает границы законности и представляет угрозу для членов коллектива («чужих»).
Пост-статья «Бандитский Шлиссельбург: оправдать_нельзя_осудить» [2] в первую очередь служит примером оппозиционной позиции журналиста по отношению к государству как институту в лице правоохранительных органов. Журналист считает несправедливым и необоснованно суровым наказание, назначенное герою статьи Артуру Акопяну за двойное убийство и двойное ранение вооруженных злоумышленников, напавших на него и его семью. По мнению автора поста, следствие было проведено с нарушениями, а наказание определено поспешно, без учета обстоятельств происшествия и показаний свидетелей: Двое убитых и трое тяжелораненых - так закончилась стрельба в автосервисе города Шлиссельбург. Подробности этого резонансного преступления вот уже почти три года остаются загадкой, а многие следы и вещдоки безвозвратно утрачены. Все это время 28-летний местный житель Артур Акопян, родственники которого попали под обстрел, доказывает свою невиновность. Следствие обвинило его в ранении двух человек и двух убийствах [Там же].
Интересным в данной связи представляется наблюдение В.И. Карасика об амбивалентном представлении врага («чужого») в совре-
менном массовом сознании, в котором ученый выделяет три типа «врагов»: противник (политический, военный, личный), преступник и пришелец. Согласно распространенному определению, преступник - это человек, совершивший противоправное деяние в отношении другого человека, нанеся вред его здоровью/жизни, имуществу или репутации. В.И. Карасик, однако, приходит к выводу, что в массовом сознании актуальным становится не сам факт нарушения закона, а то, что кому-либо нанесен вред: «человека бьют, унижают, отнимают у него собственность, оскорбляют, обманывают и т. д.» [5, с. 49].
Этот вывод подтверждается анализом содержания рассматриваемого поста. Формально Артур Акопян нарушил закон и убил/ранил несколько человек. Однако субъективная интерпретация фактов и выбор соответствующих тактик помогают журналисту вызвать сочувствие читателей к Артуру, который воспринимается ими как «свой». В частности, автор прибегает к тактике деперсонализации, обезличивая «чужих» в составе главных действующих лиц. «Свой» герой репортажа четко обозначен, его и членов его семьи называют по именам (Артур Акопян, Артур и Ольга (супруга), Алварт Варданян (мать) и др.) Уточняются их отношения с пострадавшим, место в иерархии «своих». обезличивание служит конструированию образа врага и, как следствие, его дистанцированию. Хотя судебное разбирательство по делу состоялось, имена всех участников происшествия в настоящий момент установлены, они упоминаются автором однократно и вскользь. В большинстве случаев эти люди обозначаются для читателя маркерами чуждости: неизвестные, иные, незваные: Но вместо опаздывающей родни в гаражи ворвались трое неизвестных; По словам очевидцев, незваные гости потребовали деньги; Рассматривались доказательства, указывающие, что расстрел могли совершить иные лица [2].
Посмотрим на другие примеры использования стратегии деперсонализации: При этом в деле появился засекреченный свидетель, подтвердивший наличие у Артура пистолета [Там же] («Если личность свидетеля не раскрывается, где вообще гарантия его существования и достоверности его показаний?» — размышляет читатель); Но стал бы стрелять в окружающих человек, находящийся в рабочей обстановке, да еще и в кругу родственников? [Там же].
Слово окружающие во втором примере является эвфемистическим обозначением агрессивно настроенных нападавших, образ кото-
языкознание
рых обобщен и опять-таки обезличен. Было бы естественно, если бы Артур стрелял в конкретных преступников/грабителей. Но тогда в его действиях можно было определить умысел. однако просто так стрелять в «окружающих» мужчина не стал бы (и не делал этого!). К такому выводу подводит нас журналист: Шлиссельбуржцы бьют тревогу: истинные виновники произошедшего - на свободе [2].
Имена «виновников» не называются, хотя доподлинно известны и уже упоминались в статье. Как справедливо замечает В.И. Кара-сик, «системообразующим признаком врага является наличие угрозы с его стороны группе людей, с которыми себя идентифицирует индивид. Если "чужой" проявляет любую форму агрессии по отношению к группе субъекта, он становится врагом» [5, с. 47]. Благодаря выбранному журналистом ракурсу подачи информации читатели отождествляют себя с теми самыми простыми шлиссельбуржцами, которые «бьют тревогу». Ведь завтра злоумышленники («чужие»), оставшиеся на свободе, могут напасть на вашу семью и избежать наказания. Или, как в данном случае, осудят невиновного.
Помимо стратегий деперсонализации и дистанцирования, журналист прибегает к помощи стратегии вызова эмоционального отклика адресата. Для этой цели используется обширный арсенал средств:
1) эмоционально окрашенную лексику (Такое страшное обвинение стало настоящей трагедией для семьи Артура; Люди недоумевали: почему парня, выросшего у всех на глазах, по-прежнему обвиняют в таких зверских преступлениях? [2]);
2) разговорные идиоматические выражения (Артур и Ольга были вместе со школьной скамьи; У молодой семьи не было конфликтов с окружающими, а Артур, по словам его жены, и вовсе - душа любой компании [Там же]);
3) доступные для коллективного реципиента аллюзии (Проведя полтора года за решеткой, вдали от семьи, признанный присяжными невиновным, но вновь попавший под суд Артур уже сомневается в справедливости российской Фемиды (универсальный для многих культур символ системы правосудия); Бандитский Шлиссельбург: оправ-дать_нельзя_осудить [Там же].
В заголовке поста содержится аллюзия на название нашумевшего детективного телесериала «Бандитский Петербург» (2000-2007) и обыгрывается выражение, получившее широкую известность после выхода мультфиль-
ма «В стране невыученных уроков» (1969). В данной связи мы полностью согласны с выводом В.В. Красных о том, что прецедентные реалии и выражения, хорошо знакомые всем членам языкового коллектива, сближают их, позволяют осознать себя как общность «своих» [6, с. 174]. Прибегая к помощи таких аллюзий, журналист как бы подчеркивает, что он и герой его репортажа являются «своими» для читателя.
Интересно отметить, что пост «Бандитский Шлиссельбург: оправдать_нельзя_осу-дить» содержит несколько оппозиций в рамках дихотомии «свой - чужой». Во-первых, выстраивается оппозиция «журналист - государство (в лице органов правосудия)», функционирующая, как мы уже упоминали, в массме-дийном дискурсе. Вторую оппозицию составляют добропорядочные законопослушные граждане (Артур Акопян и его семья) и преступники (напавшие на них злоумышленники, которые представляют угрозу для любого члена коллектива). Наконец, третья оппозиция намечается между представителями этого самого коллектива и агентами системы правосудия (следственные органы, суд, присяжные), вынесшими несправедливый вердикт.
Деятельность агентов юридического дискурса должна быть направлена на поддержание устойчивой системы социального регулирования, обеспечиваемой изданием адекватных законов и контроля за их исполнением (В.В. Богомазова [3], Е.А. Кожемякин [7]). однако в том случае, когда деятельность органов правосудия разрушает стабильность в обществе (как решение о несправедливом наказании для Артура Акопяна), общество раскалывается и власть ассоциируется с «чужими», как и преступники. Журналист в данном случае, выступая в оппозиции к государству как институту, как ни странно, способствует восстановлению баланса в обществе, нарушенного необъективностью системы правосудия.
Посмотрим на другой пример репрезентации интересующей нас оппозиции. В посте-статье «хайп любой ценой: блогерам закон не писан?» блогер Денис Таташвили, который по-своему борется за права автомобилистов, благодаря стратегии журналиста воспринимается как «чужой» теми, на чьей стороне он, казалось бы, выступает [12].
Для того чтобы к его позиции прислушались, журналист сначала сам должен стать «своим» для читателей, одним из членов коллектива. С этой целью он изначально упоминает всем известное противостояние между сотрудниками ГИБДД и водителями, в кото-
известия вгпу. филологические науки
ром он имплицитно на стороне этого самого коллектива: Борьба автомобилистов против ГИБДД - тема неизменно актуальная [12].
Негативные ассоциации у многих вызывает и неоднократно повторяемая в тексте поста прецедентная фраза: «Документы предъявите...». Однако далее автор прибегает к помощи тактик, изменяющих вектор неприязни читателя по отношению к сотрудникам правоохранительных органов на прямо противоположный. В частности, приводятся цитаты из интервью с инспекторами по безопасности движения, в которых подчеркивается, что действия блогера приносят лишь вред членам коллектива, что ему «закон не писан»: Изначально нет документов у человека, а потом они находились у него, - рассказывает Михаил Седов, сотрудник СНД по безопасности дорожного движения, - хотя никакой машины не подъезжало, никто ему не привозил. То есть человек специально вынуждает сотрудника полиции, сотрудника специализированной народной дружины по безопасности дорожного движения на разговор, тем самым отвлекая их от исполнения служебных обязанностей; «Варьируя нормативно-правовыми актами, законами, затягивают время инспектора, ведут себя агрессивно, не передавая документы на право управления, право владения транспортным средством», - делится опытом общения с подобными водителями Магомед Цыздо-ев, ст. инспектор по пропаганде и безопасности дорожного движения Пушкинского отдела ГИБДД Санкт-Петербурга [Там же]. Анализируя ответы российских информантов в исследовании А.В. Тарасовой, В.И. Карасик, в частности, отмечает, что для рядового обывателя враг («чужой») это тот, кто «хочет навредить, унизить, желает зла, найдет возможность уколоть словом или делом, ищет слабые стороны. говорит неприятные вещи. действует на нервы, пытается меня разозлить, насмешлив, язвителен. нападает.» [5, с. 53]. денис Таташвили предпринимает действия, формирующие отрицательное отношение читателя. Блогер вредит всему коллективу тем, что затягивает время и отвлекает сотрудников ГИБДД, которые в это время могли бы заняться чем-то действительно важным, например произошедшим ДТП. он нервирует инспекторов тем, что отказывается предъявлять необходимые документы, провоцирует их на нарушение процедуры, оскорбляет и т. д. Налицо множественные признаки, по которым Таташ-вили переходит в категорию «чужих» для читателя, хотя и утверждает, что отстаивает права части членов общества (автомобилистов).
Журналист в данном посте активно применяет стратегию вызова недоверия к оппоненту, заставляющую читателя усомниться в искренности намерений последнего. Необходимый эффект достигается посредством использования пейоративной лексики и иронии: Автор скандального блога - Денис Таташвили. Автоюрист, как он сам себя называет; При остановке автомобиля и проверке документов водитель начинает долгий монолог, рассуждая о законности действий инспектора. Так зрители могут убедиться в его глубинных познаниях законодательства; Мы встретились с несколькими невольными героями таких роликов. Поведение блогера с каждым из них было как под копирку; На видео очевидна и провокация Таташвили [12].
Непрерывный контакт с адресатом поддерживается при помощи риторических вопросов, заставляющих читателя критически оценить действия героя сюжета: Но какую цель преследует сам Таташвили? Но всегда ли цель оправдывает средства? Как предотвратить подобные преступления? Люди недоумевают, почему блогер, систематически нарушающий правила дорожного движения, остается безнаказанным? [Там же].
Итак, подведем некоторые итоги. Рассматриваемая оппозиция «свой - чужой» реализуется в русскоязычном популярно-юридическом дискурсе, образующемся на стыке юридического и массмедийного дискурсов, но отличается от соответствующей дихотомии в «родительских» дискурсах составом оппонентов, критериями отнесенности к той или иной стороне оппозиции и носит ситуативный, а не жестко определенный характер, присущий институциональным типам дискурса. Понимание «чужого» в массовом сознании амбивалентно, что подтверждает возможность изменения вектора неприязни и отчуждения на прямо противоположный в текстах популярно-юридического дискурса. При конструировании образа «чужого» в упомянутых текстах используются стратегии деперсонализации и дистанцирования, вызова эмоционального отклика адресата и формирования недоверия к оппоненту.
Список литературы
1. Алиева Т.В. Имплицитные языковые средства, участвующие в формировании концептуальной оппозиции «свой - чужой» в политическом дискурсе англоязычной прессы // Вестн. Моск. гос. обл. ун-та. Сер.: Лингвистика. 2010. № 1. С. 86-90.
2. Бандитский Шлиссельбург: оправдать_нель-зя_осудить [Электронный ресурс] // Человек и за-
языкознание
кон: [сайт]. URL: https://chelovek-zakon.ru/2018/ 12/26/hot/banditskij-shlisselburg-opravdat_nelzya_osu dit/ (дата обращения: 23.01.2021).
3. Богомазова В.В. Коммуникативная категория «чуждость» в судебном дискурсе: дис. ... канд. филол. наук. Волгоград, 2015.
4. Васильева С.Л. Специфика актуализации ар-хетипического конструкта «свой - чужой» в политическом дискурсе XX века // Филологические науки. Вопросы теории и практики. 2010. № 2(6). С. 33-40.
5. Карасик В.И. Языковая матрица культуры. M., 2012.
6. Красных В.В. Свой среди чужих: миф или реальность? M., 2003.
7. Кожемякин Е.А. Юридический дискурс как культурный феномен: структура и смыслообразо-вание // Юрислингвистика-11: Право как дискурс, текст и слово: межвуз. сб. науч. тр. Кемерово, 2011. С. 131-145.
8. Палашевская И.В. Судебный дискурс: функции, структура, нарративность: моногр. Волгоград, 2012.
9. Паршина О.Н. Концепт «чужой» в реализации тактики дистанцирования (на материале политического дискурса) // Филологические науки: научные доклады высшей школы, 2004. № 3. С. 85-94.
10. Пеньковский А.Б. О семантической категории «чуждости» в русском языке // Проблемы структурной лингвистики 1985-1987 гг. M., 1989. С. 54-82.
11. Тарасова А.В. Вербализация концепта «враг» в русском и английском языках: понятийный аспект // Mежрегиональные научные чтения, посвящ. памяти проф. Р.К. Mиньяр-Белоручева: сб. ст. Волгоград, 2006. С. 349-353.
12. Хайп любой ценой: блогерам закон не писан? [Электронный ресурс] // Человек и закон: [сайт]. URL: https://chelovek-zakon.ru/2019/03/12/ hot/hajp-lyuboj-tsenoj-blogeram-zakon-ne-pisan/ (дата обращения: 23.01.2021).
13. Шейгал Е.И. Семиотика политического дискурса. Волгоград, 2000.
14. Шипилов А.В. «Свои», «чужие» и другие. M., 2008.
* * *
1. Alieva T.V. Implicitnye yazykovye sredstva, uchastvuyushchie v formirovanii konceptual'noj op-pozicii «svoj - chuzhoj» v politicheskom diskurse angloyazychnoj pressy // Vestn. Mosk. gos. obl. un-ta. Ser.: Lingvistika. 2010. № 1. S. 86-90.
2. Banditskij Shlissel'burg: opravdat'_nel'zya_ osudit' [Elektronnyj resurs] // Chelovek i zakon: [sajt]. URL: https://chelovek-zakon.ru/2018/12/26/hot/bandit skij-shlisselburg-opravdat_nelzya_osudit/ (data obra-shcheniya: 23.01.2021).
3. Bogomazova V.V. Kommunikativnaya katego-riya «chuzhdost'» v sudebnom diskurse: dis. . kand. filol. nauk. Volgograd, 2015.
4. Vasil'eva S.L. Specifika aktualizacii arhetipi-cheskogo konstrukta «svoj - chuzhoj» v politicheskom diskurse XX veka // Filologicheskie nauki. Voprosy teorii i praktiki. 2010. № 2(6). S. 33-40.
5. Karasik V.I. Yazykovaya matrica kul'tury. M., 2012.
6. Krasnyh V.V. Svoj sredi chuzhih: mif ili re-al'nost'? M., 2003.
7. Kozhemyakin E.A. Yuridicheskij diskurs kak kul'turnyj fenomen: struktura i smysloobrazovanie // Yurislingvistika-11: Pravo kak diskurs, tekst i slovo: mezhvuz. sb. nauch. tr. Kemerovo, 2011. S. 131-145.
8. Palashevskaya I.V. Sudebnyj diskurs: funkcii, struktura, narrativnost': monogr. Volgograd, 2012.
9. Parshina O.N. Koncept «chuzhoj» v realizacii taktiki distancirovaniya (na materiale politicheskogo diskursa) // Filologicheskie nauki: nauchnye doklady vysshej shkoly, 2004. № 3. S. 85-94.
10. Pen'kovskij A.B. O semanticheskoj kategorii «chuzhdosti» v russkom yazyke // Problemy strukturnoj lingvistiki 1985-1987 gg. M., 1989. S. 54-82.
11. Tarasova A.V. Verbalizaciya koncepta «vrag» v russkom i anglijskom yazykah: ponyatijnyj aspekt // Mezhregional'nye nauchnye chteniya, posvyashch. pamyati prof. R.K. Min'yar-Belorucheva: sb. st. Volgograd, 2006. S. 349-353.
12. Hajp lyuboj cenoj: blogeram zakon ne pisan? [Elektronnyj resurs] // Chelovek i zakon: [sajt]. URL: https://chelovek-zakon.ru/2019/03/12/hot/hajp-lyuboj-tsenoj-blogeram-zakon-ne-pisan/ (data obrashcheniya: 23.01.2021).
13. Shejgal E.I. Semiotika politicheskogo diskur-sa. Volgograd, 2000.
14. Shipilov A.V. «Svoi», «chuzhie» i drugie. M., 2008.
Representation of the dichotomy "ours - others" in the Russian popular legal discourse
The article deals with the peculiarities of the functioning of the binary opposition "ours - others" in the popular legal discourse as a hybrid type of discourse. The vector of the disfavour of the addressee can change to the opposite, the strategies of the designing of the image "others" such as the call of the emotional response of the addressee, the development of the distrust of the opponent and the depersonalization and the distancing of "others" work towards it.
Key words: dichotomy "ours - others", "parental" discourse, hybrid discourse, popular legal discourse, means and strategies of image's designing.
(Статья поступила в редакцию 10.03.2021)
