CC BY
25
В.С. Мартьянов
РЕМОДЕРНИЗАЦИЯ ПОСТСОВЕТСКОГО ПРОСТРАНСТВА:
УНИВЕРСАЛИЗМ ПРИНЦИПОВ И ЦЕЛЕЙ*
Мартьянов Виктор Сергеевич - кандидат политических наук,
доцент, ученый секретарь Института философии и права УрО РАН.
СНГ - политический фантом?
Тяготение постсоветских республик к другим, помимо России, региональным центрам силы - ЕС, Турции и Китаю - это естественный инерционный сценарий развития постсоветского пространства, который, если ничего не предпринимать, реализуется сам собой. Но если мы исходим из того, что Россия имеет внешнеполитические интересы, потенциал универсализации и не растеряла политической субъектности, в отличие от постсоветских республик, над которыми довлеет стратегия адаптации, значит, этот сценарий следует менять. СНГ сегодня - это прежде всего общая география и история. Политические и экономические связи между странами СНГ не более интенсивны, чем с внешним миром. Но иллюзии исторического единства - плохая основа для интеграции, поскольку общая история для стран СНГ сегодня является перечнем взаимных обид и претензий в борьбе за наследство СССР и свои «справедливые» доли.
Более того, опыт жизни после СССР доказал простую вещь - объединение не может быть начато не только на базе общего исторического и политического прошлого, но даже на основе настоящего. В СНГ происходит умножение бессмысленных бюрократических структур, декоративных или конфликтующих между собой союзов типа ЕврАзЭС, ГУАМ, ОДКБ, ЕЭП и прочих аморфных структур, в которые входят те или иные части бывшего СССР. Все эти союзы и соглашения не предусматривают ответственности за
* Статья подготовлена при поддержке гранта Президента РФ №МК-1229.2011.6. 122
принятые странами обязательства, а также создания наднациональных механизмов и органов управления с соответствующими полномочиями.
В аналитическом прогнозе отечественных экспертов под редакцией С. Караганова «Мир вокруг России: 2017» отмечается двойственный характер развития отношений стран внутри постсоветского пространства в среднесрочной перспективе: «На большей части постсоветского пространства продолжатся тенденции к размежеванию... В какой-то момент российское руководство, видимо, признает очевидное: постсоветское пространство не является больше главным внешнеполитическим и внешнеэкономическим приоритетом Москвы»1. С другой стороны, эксперты отмечают: «Несмотря на общую тенденцию к снижению экономической, за исключением энергетики, роли постсоветского пространства, ряд факторов, делающих самоустранение России невозможным, сохранится и в ближайшее десятилетие»2. Причинами тому, по оценкам экспертов, являются острая конкуренция за энергетические коммуникации и месторождения, ликвидные производственные активы; необходимость защиты российских инвестиций и контроля над потенциально конфликтным политическим пространством, поскольку сохраняется опасность втягивания страны в двусторонние и региональные кризисы. Последнее ограничивает ее политический и экономический потенциал и в регионе, и на мировой арене.
Необходимость интеграционного проекта, в рамках которого будут найдены решения для обозначенных противоречий, очевидна. Но если обратиться к едва ли не единственному успешному опыту региональной интеграции в современном мире, представленному Европейским союзом, то нетрудно заметить, что реальное объединение начинается прежде всего в экономической плоскости: последовательные таможенный, промышленный, торговый союзы, унификация стандартов и пошлин, экономических стратегий, координация финансовой политики. Общие политические структуры выступают лишь как последняя ступень объединения.
Аналогична исходная ситуация на пространстве бывшего СССР: любая интеграция может являться только следствием восстановления взаимного доверия бывших союзных республик. Молдавия, Грузия и украинские «запа-денцы» по примеру Прибалтики мечтают о вступлении в ЕС и НАТО, в то время как в Центральной Азии - Киргизия, Казахстан, Узбекистан, Туркмения и Таджикистан - усиливается геополитическое влияние Китая, Ирана и Турции. Эти бывшие советские республики связывает только общее прошлое в виде Российской империи и СССР, но не реальное настоящее, а возможно, и не будущее.
1. Мир вокруг России: 2017. Контуры недалекого будущего. — М., 2007. — С. 7.
2. Там же. - С.131-132.
Плотность экономических связей падает, а политические векторы сходятся лишь на фигуре всеобщего соседа - России, которая до сих пор не предложила общей интеграционной основы для стремительно расходящихся к другим центрам силы кусков империи. В настоящее время стратегия РФ в бывших советских республиках фактически сводится лишь к банальной покупке политической и экономической лояльности пророссийских политиков, новых национальных элит. Но дело в том, что условием становления постсоветских государств является формирование национальных элит, преследующих эгоистические интересы своих стран - Украины, Белоруссии, Казахстана и т.д., а не играющих на стороне США, ЕС или России. Поэтому стратегия «деньги в обмен на лояльность» в отношении этих элит неизбежно оборачивается проигрышем, как показал пример ряда цветных переворотов.
Как подчеркивает В. Иноземцев, проблемы усугубляются крайней неадекватностью российских элит в их восприятии постбиполярного мира и реального веса России в нем: «Российские политики отказываются признавать, что сегодня их страна, на которую приходится 2,4% мирового населения, 2% глобального валового продукта и 2,5% экспортных потоков, прочно "зажата" между двумя полюсами, сложившимися за постсоветское время. На Западе Россия граничит с объединенной Европой с 493 млн. жителей, региональным валовым продуктом в $14,3 трлн. и совокупным экспортом, составляющим 16,2% общемирового показателя. На Востоке лежит Китай с населением в 1,3 млрд. человек и ВВП в $2,9 трлн., обеспечивающий 8,3% мирового экс-
порта»3.
Следует признать необратимость разрыва исторической, социальной, экономической, культурной непрерывности, поддерживавшейся Российской империей и СССР. Центробежные тенденции в бывших союзных республиках все более неодновременны. Среднеазиатские республики тяготеют к периферии капиталистической миросистемы, в то время как Прибалтика стремится найти свое место ближе к ее центру. Остальные государства, в том числе и Россия, оказываются полупериферией мироэкономики.
Сам по себе расширяющийся разрыв культурно-экономических укладов бывшего СССР не ведет автоматически к образованию новых обществ. Как отмечает В. Иноземцев, «за 16 лет не удалось создать даже Таможенного союза и общего пространства безопасности, не говоря уже о введении в оборот единой валюты. У Содружества нет общего голоса на международной арене и ясного плана развития. В его рамках пытаются ужиться ОДКБ и ШОС, ЕврАзЭС и ГУАМ. Участники каждого решают свои задачи, но какой
3. Иноземцев В. Эмоции и бред под видом прагматизма. Российская внешняя политика эпохи Путина // http://inozemtsev.net/index.php?m=vert&menu=sub2&pr=110&id= 893
бы аспект интеграции мы ни взяли, ее интенсивность от года к году только ослабевает»4.
Красноречив долгоиграющий пример наиболее перспективного двустороннего партнерства на пространстве СНГ между Россией и Белоруссией, подписавшими 8 декабря 1999 г. «Договор о создании Союзного государства». За десятилетие, прошедшее с этой даты, не было сформировано ни одного общего пространства - информационного, правового, экономического, валютного. Россия и Белоруссия скорее отдалились друг от друга в ХХ1 в. вследствие непрекращающихся споров вокруг льготных нефтегазовых тарифов и заградительных пошлин на ввоз российских товаров в Белоруссию. Таким образом, в масштабах СНГ не сложилось даже пресловутого «интеграционного ядра», к которому в случае успеха могли бы присоединиться остальные участники. Над СНГ довлеет его характер искусственной структуры, являющейся не реализацией желания исторически сложившихся стран к дальнейшей интеграции, но паллиативом, призванным подсластить горечь от распада СССР и отчасти компенсировать репутационные, политические и военно-стратегические потери России.
В настоящее время всем необходимо принципиально определиться: либо «развод» окончателен, либо бывшие республики имеют общие интересы и готовы восстановить объединенное пространство на неких более универсальных и эффективных началах, нежели те, которые привели к краху СССР. Либо признать, что двусторонние связи стран СНГ могут быть более эффективны, чем попытки воссоздания все более расходящегося экономического, политического, культурного пространства, связанного на Западе и Востоке лишь Россией. Тем более что Россия культурно и исторически более тяготеет к Европе, нежели к Азии.
Россия как ключевой субъект потенциальной интеграции СНГ
Следует признать, что единственным потенциальным субъектом интеграции постсоветского пространства является Россия, таково ее монопольное географическое положение, экономический вес и политические возможности. Но не оказываемся ли мы в плену иллюзий, утверждая, что интеграция СНГ есть безусловное благо? Не является ли это следствием ностальгии по общему прошлому, усиленной комплексом «имперской неполноценности»? Нужна ли и выгодна ли России подобная интеграция?
Конечно, русский язык все еще сохраняется как постепенно уходящий формат общения на территории СНГ, существуют общие транспортные и
4. Иноземцев В. Pro Europa: ЕС и СНГ: Грустные сравнения // Ведомости. — М., 2007. - № 243 (2017), 24 декабря.
энергетические системы, культурные и исторические архетипы. Но «стоит ли овчинка выделки», а отношения с постсоветским пространством каких-то особых преференций по сравнению с остальным миром? Возможно, Россия и другие постсоветские страны могут найти более выгодных партнеров и условия объединения, как это пытаются сделать Прибалтика и Грузия, Украина и Азербайджан?
Инфраструктурное взаимодополнение и общие цепочки сложных производств экономик бывших республик были эффективны лишь в условиях экономической автаркии СССР от остального мира, когда в принципе не существовало других возможных экономических партнеров и поставщиков за пределами социалистического периметра. Альтернативного выбора у производителей и потребителей просто не было, либо он был крайне ограничен. Однако распад с отменой сложных сверхзадач и цепочек в советской экономике привнес возможность выбора товаров, комплектующих, сырья, поставщиков на глобальном рынке. В результате многие из прежних производств рухнули, не выдержав конкуренции и потеряв монополию на рынок сбыта в пределах СССР.
Обратимся к реальным цифрам. Оборот внешней торговли России со странами дальнего зарубежья в первой половине 2011 г. рисует следующую картину. Экспорт составил 162,6 млрд. долл., импорт - 88,6 млрд. долл. В то же время внешняя торговля России со странами СНГ ниже на целый порядок: экспорт - 14,7 млрд. долл., импорт - 8,5 млрд. долл.5 Таким образом, экспорт / импорт отечественных товаров в дальнее зарубежье превысил оборот торговли со странами СНГ в 10-12 раз. На уровне двусторонних экономических связей России приоритет опять-таки остается не за странами СНГ. В общем объеме российского экспорта на долю Китая приходилось 9,6%, Германии - 8,6, Нидерландов - 8,5%. В то время как на наиболее активных экономических партнеров из постсоветских республик пришлось: Украины -6,5%, Белоруссии - 4,6, Казахстана - 2,9% российского внешнеторгового оборота6. О падении плотности экономических связей свидетельствует и неуклонное сокращение доли внешнеторгового оборота России, приходящегося на страны СНГ в целом: с 24,5% в 1995 г.7 до 15,5% в первом полугодии 2011 г.8
В докладе рабочей группы Совета глав субъектов Российской Федерации при МИД РФ отмечается: «Подведение общих итогов развития интеграции приводит к выводу, что пространство СНГ имеет весьма низкий уровень эко-
5. Данные Росстата: http://www.gks.ru/bgd/free/b11_00/IssWWW.exe/Stg/dk07/3-2.htm
6. Данные Росстата: http://www.gks.ru/bgd/free/b04_03/IssWWW.exe/Stg/d02/176.htm
7. Данные Росстата: http://www.gks.ru/bgd/regl/b08_11/IssWWW.exe/Stg/d03/26-02.htm
8. Данные Росстата: http://www.gks.ru/bgd/free/b04_03/IssWWW.exe/Stg/d02/176.htm
номической интегрированности. Об этом свидетельствует доля торгового оборота между странами СНГ в общем объеме их внешней торговли. Если в СССР доля межреспубликанского товарообмена в суммарном объеме внешнеторгового оборота союзных республик составляла 69%, а в ЕС доля оборота между странами в общем внешнеторговом обороте составляет 62%, то в СНГ соответствующий показатель составляет лишь около 30%»9.
Как отмечает М. Дмитриев, «практически все страны ЕврАзЭС, согласно гравитационной модели, недостаточно активно торгуют друг с другом, т.е. у них еще есть большой потенциал торговли. Но если мы посмотрим на Россию, то она, наоборот, переторговывает. Если мы определим внешний экономический товарооборот России в процентах от ВВП, то российская экономика выглядит как открытая и интегрированная в мировую экономику. Но это лишь видимость красивого результата. Высокий уровень нашей торговли обусловлен, в основном, экспортом энергоносителей, и проблема в том, что, за исключением энергоносителей, мы практически больше ничего не экспортируем, и доля иного экспорта не растет»10.
Действительно, «материальную основу Советского Союза образовывали общая производственная инфраструктура, хозяйственные связи, кооперация крупных и средних предприятий. При этом на территории Союза десятилетиями создавались единые энергетические, газовые, транспортные, коммуникационные, топливные системы»11. Но в настоящее время политики и экономисты все больше осознают тот факт, что индустриальная логика экономического взаимодополнения оказывается скорее фантомом, чем реальностью в глобальной экономике. Ложной оказывается и посылка о том, что возможную выгоду экономических обменов определяют «соседские» географические связи. Как только экономическое пространство СССР из автаркич-ного превратилось в открытое, оказалось, что старые соседи по Союзу все менее нужны, а новые производители всегда готовы прийти к ним на смену.
Препятствует экономической интеграции СНГ и другой фактор - структура реального импорта / экспорта, когда Россия и страны СНГ оказываются по большинству позиций прямыми конкурентами на глобальном рынке. В российском экспорте в первом полугодии 2011 г. минеральное сырье, ме-
9. Доклад Рабочей группы Совета глав субъектов РФ при МИД России «Проблемы и перспективы развития международных и внешнеэкономических связей субъектов Российской Федерации с партнерами в рамках СНГ» // http://www.mid.ru/ns-dipecon. щР 0/9196146619dfcca4c3256e86002d27e3?OpenDocument
10. Дмитриев М. Россия-2020: Долгосрочные вызовы развития // http://www.polit.ru/ lectures/2007/12/21/dmitriev.html
11. Там же.
таллы и лесная продукция составили 80,7% от общего объема12 - здесь картина страны как глобального сырьевого придатка развертывается во всей своей очевидности. В редуцированном виде программа внешнеторгового оборота России с дальним зарубежьем и СНГ в настоящее время выглядит как «сырье в обмен на автомашины и продовольствие»13.
Таким образом, хуже всего даже не растущие диспропорции экономических связей России со странами СНГ, с одной стороны, и остальным миром -с другой. Проблема в том, что большая часть российского экспорта - это минеральные ресурсы, удобрения, лес и металлы, вывозимые для более глубокой переработки в развитые зарубежные экономики. Но аналогичная структура экспорта и у стран СНГ! Образуется не взаимодополнение экономик, основанное на кумулятивности экономических инфраструктур, а прямая конкуренция за внешние рынки. Различные газовые, нефтяные, трансфертно-трубопроводные конфликты обретают характер политических.
В результате при нынешней структуре экономики и производства России и стран СНГ интеграция на экономической основе не может быть ведущим фактором сближения. Что не исключает самой ее возможности и эффективности, связанной с обменом теми или иными ресурсами, унификацией импортно-экспортных тарифов, созданием единых таможенных стандартов и т.п.
Поэтому представляется, что определяющим пространством долгосрочной интеграции СНГ может быть именно политика. Но нынешней России практически нечего предложить странам СНГ в качестве универсальных правил игры, поскольку уровень мышления российских элит не поднимается выше самодостаточной «суверенной демократии» для крупных корпораций, контролирующих привычную российскую «властесобственность»14. В результате политическая стратегия сжимается до узко понимаемых национальных интересов, которые элиты часто отождествляют со своими собственными. Качество российских элит, мыслящих исключительно тактически и прагматически, не способствует интеграции СНГ как символического проекта, призванного повысить легитимность существующего политического режима.
12. Данные Росстата: http://www.gks.ru/bgd/free/b04_03/IssWWW.exe/Stg/d02/176.htm
13. Данные Росстата: http://www.gks.ru/bgd/regl/b08_11/IssWWW.exe/Stg/d03/26-11. htm
14. Пивоваров Ю.С. Истоки и смысл русской революции // ПОЛИС. — М., 2007. — № 5. - С. 33-55.
Империя как принцип реинтеграции
В настоящее время в российском обществе наблюдается усиление «неодновременности», которую элиты пытаются компенсировать посредством политических проектов, претендующих на большую универсальность. И, в частности, проекты интеграции постсоветского пространства направлены именно на то, чтобы сгладить негативное впечатление от имеющихся политических программ и целей, ограниченных в лучшем случае узкопонимаемой логикой развития России, в худшем - корпоративными интересами элит. Поэтому тема возрождения СНГ есть во многом попытка легитимации общества, живущего текущим потреблением, посредством неких трансцендентных целей, выходящих за рамки этой «текучести». Проблема интеграции СНГ заключается в том, что с позиций рационального экономического расчета никакой явной выгоды в данном процессе не просматривается. Но дело в том, что условия интеграции, выходящей за рамки сиюминутных выгод, требуют отказа от подобной логики прагматизма, признания ее иррациональности с позиций неких высших целей и ценностей. Именно таким проектом потенциально является реинтеграция постсоветского пространства, не несущая немедленных явных выгод, но вполне способная принести их будущим поколениям.
Постсоветское пространство в своей долгой истории объединялось в двух формах - империи и советской федерации. СССР оказался неустойчивым, асимметричным политическим компромиссом российского центра и этнических окраин, который разрешился закономерным распадом. Российская империя исторически оказалась более устойчивым и долгосрочным образованием, хотя и не смогла решить задач модернизации и преодоления исторической разноукладности своих составных частей. Третья структурная возможность - конфедерация является слишком аморфным и ни к чему не обязывающим образованием. Поэтому представляется, что в качестве формы интеграции постсоветских стран в нынешних условиях привлекательность империи как формы политического возрастает.
Империя здесь понимается не как нечто экспансионистское и агрессивно-милитаристское, но как политическая форма, позволяющая, в отличие от наций мягкими правилами, объединить гетерогенные культуры, народы и пространства. Империя, выходящая за пределы строго очерченных территориальных границ наций-государств, связана, во-первых, со стремлением каждого человека и народа стать чем-то большим, чем он есть на сегодня, приобщиться к великому. Во-вторых, позитивный образ империи - это смутная тоска по утраченной в обществе потребления сакральности социально-политического порядка, за которым «ничего нет» - великих задач, миссий или светлого будущего, когда возникает чувство конца истории. И финаль-
ность концепций демократии, капитализма и общества потребления как конца принципиальных идеологических споров свидетельствует именно о законченности социально-политической мысли модерна, не стремящейся в рамках либерального консенсуса к чему-то иному, нежели в принципе устраивающему основные идеологические лагеря настоящему.
Если присоединиться к господствующей позиции и предположить, что они сами по себе представляют конечные цели, тогда стоит признать, что естественное желание большинства заключается именно в том, чтобы жить при капитализме, демократии и в обществе потребления. Тем не менее мировое недовольство либеральным консенсусом растет, как и глобальные угрозы человечеству - расширение ядерного клуба, исчерпание ресурсов, экологические вызовы, перенаселенность и т.п.
С другой стороны, все большее разочарование в капитализме, демократии, либеральном консенсусе и обществе потребления не ведет к появлению значимых альтернатив. А те альтернативы, которые есть, заведомо хуже, будучи связаны с изоляционизмом, комплексом величия, цивилизационной уникальностью, «особостью», которые в итоге оборачиваются деуниверсализацией и отставанием наиболее «особых» стран и регионов, типа Тибета, Северной Кореи, Центральной Африки в политике, культуре, экономике. Получается, что апеллировать вроде бы более не к чему, кроме как к наличному политическому порядку в 200-х государствах, различия между которыми по всем ключевым параметрам жизни граждан достигают запредельных величин. В ХХ в. мировая политическая карта пережила беспрецедентное дробление политических субъектов, количество наций-государств увеличилось в 4 раза. Но это лишь мультиплицировало всевозможные конфликты - этнические, исторические, экономические, культурные - ради разрешения которых собственно и затевалось разделение бывших метрополий и колоний. В то время как государственно-экономические элиты становятся все более космополитичными и глобализированными, население многих стран мировой полупериферии обречено жить даже не в национальных мирах, а в еще более узкой повседневности, где потребности, цели и привычки людей во многом регулируются рыночными манипуляциями.
Прорыв к новым стратегиям интеграции в глобальной политике может быть связан с востребованностью имперских механизмов объединения с присущей им иерархической и в то же время универсальной общественной моралью. В подобной ситуации может стать оправданным восстановление неких ценностных иерархий утерянных или размытых популистской риторикой общества потребления. Не отрицая права всевозможных меньшинств мира на самобытность и культурную автономию, условием стабильного существования современной нации представляется поддержание определенной иерархии идентичностей. В этой иерархии на политический статус может претендовать 130
лишь гражданская ипостась человека, являющаяся приоритетной перед множеством его прочих идентичностей, в том числе религиозной и этнической. Только посредством приоритета гражданской солидарности современные многокультурные и многоэтничные нации могут сохранить свою целостность и снизить конфликтогенный потенциал внутри общества.
Традиционно при взгляде на исторические империи считалась, что их единственной ролью является расширение и удержание некоего гомогенного культурного, экономического, политического пространства. Таковы исторические империи от Римской до Британской, проводящие границу между центром и периферией, метрополией и колониями, гражданами и негражданами, «цивилизованным периметром» и теми, кто в него не входит, являясь источником ресурсов, дешевой рабочей силы и рынком сбыта. И здесь можно согласиться с предложенным М. Хардтом и А. Негри различием: «Под "Империей" мы понимаем нечто, совершенно отличное от "империализма"... В противоположность империализму Империя не создает территориальный центр власти и не опирается на жестко закрепленные границы или преграды. Это - децентрированный и детерриториализованный, т.е. лишенный центра и привязки к определенной территории, аппарат управления.. ,»15.
Популярность имперской идеи в современной России исходит из иной, архаической интерпретации, в основе которой лежит проблема идентичности, сохранить которую можно только путем изоляции, противостояния актуальному миропорядку. Это и логика самосохранения исторического пространства, и метафора «острова»16, и апология самодостаточной автаркии17, и неповторимость культурно-цивилизационного кода православной цивилизации18, и уникальная география евразийской державы19, удерживающие самим своим наличием глобальный мир от уничтожения. Все это апеллирует к совсем не новой идее третьего Рима или православного Катехона, Российской империи, которой предначертано судьбой удерживать остальной мир от варваризации и апокалипсиса20. Поэтому для России любые изменения пагубны, так как она выполняет незаменимую миссию - удержание глобального равновесия.
Но возможен и третий вариант - космополитической империи, не связанный ни с торгово-экономической экспансией, ни с культурным самосохране-
15. Хардт М., Негри А. Империя. - М., 2004. - С. 12.
16. Цымбурский В. Остров Россия. Перспективы российской геополитики // ПОЛИС. - М., 1993. - № 5. - С. 6-23.
17. Паршев А. П. Почему Россия не Америка. Книга для тех, кто остается здесь. -М., 2000.
18. Панарин А.С. Православная цивилизация в глобальном мире. - М., 2000.
19. Дугин А. Апология национализма // Консервативная революция. - М., 1993.
20. Юрьев М. Третья империя. Россия, которая должна быть. - М., 2007.
нием, базирующимися на идеях изоляционизма и самодостаточности. Это вариант радикального преодоления нарастающей дифференциации и мульти-культурализма современного мира, ведущих не к снятию причин накопившихся конфликтов, но скорее к их умножению, путем отмены эффективных ранее институтов и практик модерна.
В условиях относительного ослабления наций-государств именно империя как переходное звено от логики ограниченных национальных интересов к глобальной мирополитике представляется недооцененным механизмом легитимации не различий, а способов их преодоления, причем в эгалитарном и универсалистском ключе. Дурная бесконечность отношений господина и раба может через такие промежуточные формы империй постепенно перейти к транснациональной логике, оперирующей долгосрочными интересами всего человечества. Безусловно, подобная позиция может не найти понимания у многих национальных элит, в том числе относящихся к центру миросистемы, но это не значит, что подобная стратегия невозможна в принципе.
Ключевая проблема в том, что ценности, на которые опираются нации, изначально менее универсальны, чем имперские или христианские. В условиях транснационализации и глобальной мобильности капитала эти паллиативы имперского сакрального центра, завязанные на конкретные территории и этносы, работают все хуже. Поэтому их закрепление может быть достигнуто только путем создания миропорядка, где ценности, обеспечивающие функционирование наций, будут не предметом внутринационального консенсуса, а получат закрепление на транснациональном уровне. Для этого мировое политическое пространство должно быть устроено по аналогии с современной нацией, но на принципиально новом уровне. Скрепляющая политический центр апелляция к нации, демосу, народу должна быть преобразована в более универсальном ключе. В реальном секулярном мире для этого существует лишь один вариант - апелляция к человечеству, где нация легитимируется соответствием идеалу этого общечеловеческого мира как его составная часть, а не как политический мир сам по себе.
Космополитическая логика объединения
В настоящее время неустанная «война идентичностей», всеобщие экологические, демографические, ядерные, космические, пандемические и иные угрозы актуализируют выгоды политического синтеза, отказа от интересов отдельных наций в пользу долгосрочных правил игры, закрепленных во всеобщих законах, институтах, ценностях. Фактически в глобальном мире все более выигрывает и в практическом, и в символическом плане тот, кто может предложить и поддерживать правила игры, не искаженные ограниченными национальными интересами. Роль России как генератора соответствующих
изменений в мировой политике может возрасти. Ведь самых больших успехов Россия в своей истории достигала именно тогда, когда была империей, будь то российской или советской. Когда она была миром, где есть место для каждого. Такова Россия в лучших своих проявлениях как квинтэссенция человечества в целом, действующая на основе принципов равенства, справедливости и допущения каких-либо второстепенных отличий.
Действительный успех на пути общественного развития в условиях глобальной мироэкономики может быть связан только с интернационализацией всего национального. То есть не с построением мультикультурной нации, но с усилиями всех наций-государств по транснационализации политики. Преодолению национального как «особенного» в пользу интернационального и космополитического как «всеобщего». Но тогда незыблемость нации-государства должна перестать быть политической иконой современной общественной мысли. Прогресс возможен, только если нации начнут себя преодолевать во имя чего-то большего, отбросив эгоистические национальные интересы, полную взаимных претензий историю, мифы, ориентированные на прошлое.
Все народы могут выиграть, постепенно доверяя суверенитет транснациональным институтам и нормам, ставя их выше национальных. Этот процесс предполагает рост доверия, осознания национальными элитами долговременных и всеобщих целей человечества, достигнуть которые можно только сообща. Образцом подобного встречного движения наций, враждовавших всю свою историю, является Европа. Фактически вне Европы ее если и критикуют, то «не из-за его [Запада] стандартов, а из-за их неприменения в случаях, когда Запад поддерживает диктаторов, коррумпированные режимы или государственный террор»21.
Безусловно, имеющийся исторический опыт говорит не в пользу возможности имперского проекта для всего человечества. Даже в ЕС берут пока не всех, например не принимают пока Турцию. Правда, мало кто из исследователей замечает, насколько на долгом пути в ЕС институционально и идейно универсализировалась сама Турция. И это само по себе является серьезным достижением, ради которого стоило начинать путь в Европу, вне зависимости от технических дебатов по поводу реальных сроков вступления страны в ЕС.
Космополитический имперский проект для человечества может быть только открытым и соблазняющим. Здесь следует отметить, что космополитизм исторических империй был всегда ограничен, а их сакральность основывалась на делении на посвященных (избранных) и всех остальных, т.е. условных «варваров». Отмена данного правила всегда соотносилась с закатом
21. Бек У. Космополитическая Европа: Реальность и утопия // Свободная мысль. -М., 2007. - № 3. - С. 34.
империй, но вряд ли была их причиной. Проблема в том, что в условиях мировой интернационализации Россия выбирает архаический вариант имперского проекта, который ради порядка и установления «внутренней империи» выносит «варварство» и беспорядок за свои пределы. Сегодня имперский проект в его историческом варианте, безусловно, не является альтернативой капиталистической миросистеме, а то, что в России он сейчас популярен свидетельствует скорее о ее слабости. Это наблюдение относится и к США, озабоченным построением «града на холме»: если мы не верим в то, что можем изменить весь мир, то, по крайней мере, мы можем выгородить для себя сферу интересов и ее защищать. И это есть наш империум! Но такая логика изначально неуниверсальна, а следовательно, порочна в моральном плане.
Политика есть забота о будущем. И гоббсовско-шмиттовская ограниченная логика страха, «войны всех против всех», врага-друга, в новейшей истории человечества все же, как это ни парадоксально, постепенно сдает позиции в пользу проекта Канта о всеобщем государстве, законодателями которого будут выступать все люди, составляющие человечество. Такова общая линия развития человечества, интегрирующегося во все более глобальные общности: племя - община - город - государство (нация) - транснациональный глобальный мир. Преодоление классовой, культурной, национальной ограниченности реализуется во все более универсальных нормах и институтах.
Ничто не мешает инициировать на постсоветском пространстве подобный проект, в основе которого лежала бы не разъединяющая логика интересов национальных элит, но нечто большее - политическая этика, основанная на авансах и аксиомах доверия, на разделяемых всеми нормах. Подобное утверждение является чистым политический идеализмом, но только идеалы совершенствуют политику, общество и человека, позволяя им стать чем-то лучшим, чем они являются. Более того, присоединение к универсальным правилам, сулящим долгосрочные выгоды, является, по сути, вполне рациональным решением. Конечно, условия консенсуса часто устанавливаются за счет тех, кто готов поступиться своей позицией или сделать одолжение, но в итоге выигрывают в той или иной степени все. Таков хрестоматийный пример теории принятия решений - «дилеммы узника», - где два партнера достигают больших успехов, делая друг другу уступки и расширяя пространство доверия, нежели наоборот.
Поэтому представляется, что на самом деле стратегический выход из актуальных противоречий между бывшими республиками СССР лежит в иной, более глобальной плоскости, будучи связан с постепенной и многослойной трансформацией миросистемы, центрированной на капиталистической экономике, в мироимперию. Собственно говоря, это проект достройки наличной мироэкономики до будущей мирополитики. И желательность такой 134
интегрирующей политической формы все чаще проговаривается российскими обществоведами и публицистами.
Космополитическая империя универсализирует политическое как этическое, абстрагируясь от конфликтов и противоречий частных и особых экономических интересов. Более того, только этика империй исходит из истинно политической этики - заботы о будущем, которое не поддается приватизации частными и национальными интересами. Однако империя как механизм региональной интеграции постсоветских стран может переиграть модерновые нации-государства только если она предложит более универсальные и прозрачные культурные, этические и экономические правила игры, нежели имеющиеся.
А для этого России необходимо определиться с тем, что считать справедливым. В настоящее время характер российского государства как высшего менеджмента «корпорации Россия», осуществляющего административное руководство на основании «инструкций» всеобщего здравого смысла и «прагматизма», явно не позволяет выработать какие-либо универсальные интегрирующие ценности, критерии их оценки и способы практического руководства ими, выходящие за рамки локальной морали «для своих». Поскольку любой здравый смысл в политике - это всегда чей-то неуниверсальный интерес, заключенный в догматический формат, апеллирующий к объективности.
Для инициирования назревших изменений необходим этический переворот, расширяющий пространство моральных политических решений. Выход из морального коллапса видится не в воспроизводстве неких канонов и тем более не в возврате к истории, традиции и изоляции, которым приписывается вневременная универсальность, а в трансценденции социальных позиций, которые могут стать универсальными «здесь и сейчас». Эти первоначально партикулярные позиции могут быть произведены кем угодно. В том числе и нынешней Россией. Новые возможности всегда уже присутствуют в настоящем. Только эти ростки будущих изменений не всегда видны, и не обязательно они инициируются привычным гегемоном. В свое время христианские секты путем самопожертвования и отказа от языческого аналога общества потребления выиграли в главном, в области духа и идеологии, сформировав новое общество и иную картину мира.
Наивно было бы полагать, что некая партикулярная социальная позиция станет доминирующей и всеобщей путем обращения через головы эгоистичных национальных элит непосредственно к другим народам, в среде которых она может найти понимание. Речь скорее идет о замысле новой эгалитарной утопии взамен не оправдавшего ожиданий значительной части человечества «либерального консенсуса». И космополитическая империя как интегрирующая политическая форма, не связанная с сакрализацией некой территориальности, представляется в данном контексте реальной альтернативой постоянно
дробящимся нациям-государствам, чья современность основана на системах множащихся различий и конфликтов, а не тождеств. Поэтому экономическая и политическая глобализация, рост культурного единообразия урбанистического общества как и глобализация мировых угроз и вызовов не оставляют человечеству иных разумных и эффективных альтернатив, кроме движения к транснациональным ценностям, институтам и практикам.
