CC BY
14
УДК 821.161.1
О. В. Дедюхина
Реминисценции Ф. М. Достоевского в рассказе Ю. В. Буйды «Климс»
СВФУ им. М.К. Аммосова, г. Якутск, Россия
Аннотация. Актуальность статьи обусловлена, во-первых, деформацией традиционных духовных ценностей в современном обществе и необходимостью их возрождения, что ведет к закономерному усилению внимания к проблематике русской классики и ее трансформации в произведениях «новых» авторов, во-вторых, малой степенью изученности вопроса о взаимодействии прозы Ю. В. Буйды с творчеством Ф. М. Достоевского. Цель статьи: выявить идейное значение реминисценций Ф. М. Достоевского на разных уровнях рассказа Ю. В. Буйды «Климс»: проблематики, архитектоники, системы образов, мотивов, символико-философского подтекста. Задачи исследования: 1) описать своеобразие пространственной организации рассказа Ю. В. Буйды в ее соотнесенности с некоторыми чертами архитектоники в произведениях Ф. М. Достоевского; 2) установить основной принцип построения системы образов в тексте Ю. В. Буйды и определить характер влияния композиционного принципа системы персонажей в романах Ф. М. Достоевского; 3) выявить реминисценции классического текста в современном рассказе на уровне мотивов, символических образов. Для реализации поставленных цели и задач применяется сравнительно-сопоставительный и типологический методы исследования, позволяющие конкретизировать картину мира в рассказе Ю. В. Буйды в контексте трансформации элементов поэтики Ф. М. Достоевского. В результате проведенного исследования приходим к следующим выводам. Основными пространственными оппозициями, характеризующими жизненную модель героев Ю. В. Буйды, являются «помойка - угол», «дом - психбольница», «"фабрика грез" - кабак»; система образов строится на антитезе «чудовище - жертва», при этом инвариантом образа поруганных и страдающих детей Ф. М. Достоевского выступает образ ребенка-инвалида Ю. В. Буйды; центральными в рассказе становятся мотивы насилия, крови, которые вступают в антиномические отношения с христианскими мотивами. Символические образы топора, лошади, Церкви, Света оказываются связанными с основной концепцией рассказа о возможности преодоления современным обществом деструктивных тенденций и способностью его встать на путь духовного возрождения. Изучение влияния классического наследия на современную прозу в плане идейной преемственности и самобытности поэтики, способствующее развитию литературного процесса и углублению художественной концепции человека и мира, видится актуальным и перспективным.
Ключевые слова: русская классика, Достоевский, Буйда, современная литература, реминисценции, рассказ, Христос, бездуховность, свет, символ, пространство, система образов.
DOI 10.25587/SVFU.2019.69.25528
ДЕДЮХИНА Ольга Владимировна - к. филол. н, доцент кафедры русской и зарубежной литературы филологического факультета Северо-Восточного федерального университета им. М.К. Аммосова.
E-mail: [email protected]
DEDIUKHINA Olga Vladimirovna - Candidate of Philology Sciences, Associate Professor at the Department of Russian and Foreign Literature of Faculty of Philology, M.K. Ammosov North-Eastern Federal University.
O. V. Dediukhina
Reminiscences of F.M. Dostoevsky in the Yu.V. Buyda's story "Klims"
M.K. Ammosov North-Eastern Federal University,Yakutsk, Russia
Abstract. The relevance of the article is due, firstly, to the deformation of traditional spiritual values in modern society and the need for their revival, which leads to a regular increase in attention to the problems of Russian classics and its transformation in the works of modern authors, and secondly, to a small degree of study of the continuity of the traditions of F. M. Dostoevsky in the prose of Yu. V. Buyda. The purpose of the article is to identify the ideological significance of the reminiscences of F. M. Dostoevsky at the different levels of the Buyda's story "Klims": problematics, architectonics, systems of images, motives, symbolic and philosophical overtones. The research objectives: 1) to describe the originality of the spatial organization of the story of Yu.V. Buyda in its correlation with some features of architectonics in the works of F. M. Dostoevsky; 2) to identify the main principle of constructing a system of images in the text of Yu.V. Buyda and determine the nature of the influence of the compositional principle of the system of characters in the novels of F. M. Dostoevsky; 3) to establish the interactions of classical and modern works at the level of motives, symbolic images. To achieve the goals and objectives, comparative and typological research methods are used, allowing to concretize the picture of the world in the Buyda's story in the context of the transformation of the elements of the poetics of F.M. Dostoevsky. As a result of the study, we come to the following conclusions. The main spatial oppositions that characterize the life model of the Buyda's heroes, are "garbage - corner", "house - mental hospital", "factory of dreams"- shebeen"; the system of images is built on the antithesis of "the monster is a victim", while the invariant of the image of abused and suffering children is F. Dostoevsky, the image of the disabled Buyda's child; the motivs of violence and blood, which enter into antinomic relations with Christian motifs, become central in the story. The symbolic images of the axe, the horse, the Church, the Light turn out to be connected with the basic concept of the story about the possibility of overcoming destructive tendencies by modern society and its ability to embark on the path of spiritual rebirth. The study of the influence of classical heritage on modern prose in terms of the ideological continuity and originality of poetics, contributing to the development of the literary process and the deepening of the artistic concept of man and the world, seems relevant and promising.
Keywords: Russian classics, Dostoevsky, Buyda, modern literature, reminiscences, story, Christ, lack of spirituality, light, symbol, space, system of images.
Введение
В условиях духовного кризиса и разрушения традиционных ценностей и нравственных императивов возникает потребность к переосмыслению наследия русской классической литературы, краеугольным камнем которой являются этико-философские категории добра и зла, веры и неверия, сострадания и жестокосердия. Поэтому закономерен интерес современных литературоведов к изучению влияния традиций русской классики на творчество писателей постреалистов и постмодернистов. При Московском государственном областном университете создан научно-образовательный центр «Современное прочтение русской классики» (2009) под руководством доктора филологических наук И. А. Киселевой [1], в котором проводятся междисциплинарные исследования по истории русской классической литературы в контексте истории,
искусствоведения, культурологии, музыковедения. Особую актуальность в настоящее время приобретает изучение рецепции русскими писателями различных философских концепций, специфики их мировосприятия в плане создания ими индивидуальных философских систем, реализованных в творчестве [2].
Русская классическая литература (творчество А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя, Ф. М. Достоевского, А. П. Чехова) и ее влияние на поэтику И. А. Бунина и М. А. Ал-данова оказывается в поле зрения Е. А. Жильцовой [3]. В диссертациях О. И. Чудовой [4], Чжан Шаопин [5], В. М. Димитриева [6] и др. исследуются как личность и творчество Ф. М. Достоевского, так и проблема реконструкции его взглядов в прозе ХХ-ХХ1 веков. Существует ряд научных изысканий, посвященных особенностям проблематики и поэтики Ю. В. Буйды, среди которых выделяются работы Н. С. Гулиус [7], А. С. Меркуловой [8], К. А. Дегтяренко [9], М. В. Гавриловой [10], заостряющие внимание на аспектах идиостиля, художественной картины мира, мифопоэтического дискурса (принцип «биполярности бытия»). С. Е. Трунин [11] производит сравнительно-сопоставительный анализ прозы Ю. В. Буйды и Ф. М. Достоевского с позиции культурфилософских идей.
Критический обзор научной литературы по теме позволяет сделать вывод о крайне недостаточной освещенности проблемы рецепции Ф. М. Достоевского в прозе Ю. В. Буйды, которая рассматривалась фрагментарно, более того, сборник рассказов «Жунгли» оказался вне поля зрения литературоведов. Цель данной статьи - проанализировать различные эманации идей Ф. М. Достоевского в системе проблематики, особенностях идиостиля и символико-философском подтексте рассказа Ю. В. Буйды «Климс», входящего в книгу «Жунгли» для выявления художественной картины мира современного прозаика.
Жизненная территория героев
Поэтика пространственной организации романов Ф. М. Достоевского, сложная, имеющая онтологический смысл, связанная с картиной мира писателя, фундаментом которой является культурный и духовный опыт нации, органично соотносится с мировосприятием его героя. Пространственные образы, обладая архетипическими чертами, помогают отразить внутреннее психологическое состояние персонажа, его ментальные характеристики, отношение к жизни и получают особую символическую наполненность.
Городское пространство Ф. М. Достоевского, исключающее природный мир, является враждебным человеку, гнетущим, давящим, способствующим отчуждению его от мира, деформирующим его эстетические и этические представления. Жизненное пространство человека в «страшном мире» необустроенное, бедное, лишенное света, не дающее возможности свободно дышать. Та же пространственная организация присутствует в произведениях Ю. В. Буйды, герои которого выброшены за границы комфортного, человеческого существования. Ассоциативный план пространственных образов героев рассказа соотносится с пространственными образами Ф. М. Достоевского, имеющими своим истоком мифопоэтику: помойка - угол, дом - психбольница, «фабрика грез» - кабак.
Помойка - угол. Пространственная среда героя рассказа «Климс» представляет собой «помойку», «канализацию», «туалет», его воспоминания о детстве связаны с мусоровозом, на котором работал отец. Московское пространство, окружающее Климса, убогое, свидетельствующее о нищенской жизни его обитателей, испаряющее «зловоние». «Высокие стены полусгнивших домов с трещинами, замазанными черной смолой, тусклые щели окон, черная проволока кустов, вонючий пар из полузатопленных подвалов ... омерзительный свет фонарей, припаркованные всюду ржавые автомобили ... воздух, пропитанный запахами гниющих помоек» [12] вызывают острую ненависть героя и желание вырваться из этого ада. О стремлении персонажа уничтожить этот
мир свидетельствует его реплика: «Поджег бы тут всё...» [12, с. 124]. Герои Ю. В. Буйды, жизненное пространство которых «помойка», чувствуют себя, как и герои Ф. М. Достоевского, загнанными в угол, не находят выхода из сложившегося тупика обстоятельств. Согласно славянской мифологии, символический образ «угла» обладает двойственной семантикой: является воплощением дома, защищенного, святого пространства («свой угол», «красный угол»); есть пограничное пространство, соотносящееся со сферой потустороннего, считается местом обитания нечистой силы и духов умерших. В «Преступлении и наказании» Ф. М. Достоевский вводит образ угла, чтобы подчеркнуть обездоленность и безвыходность положения своих героев, существующих на грани нищеты. В произведениях и Ф. М. Достоевского и Ю. В. Буйды образ угла носит негативный смысл, являясь средоточием темных демонических сил. В частности, Климс, будучи ребенком, был заперт в маленькой кладовой, чувствовал, как за каждым углом ее прячется всемогущее чудовище «климс», которым напугал его отец: «Он жил в темноте и таился за каждым углом, за каждой открытой дверью» [12, с. 147].
«Фабрика грез» - кабак. Центральным понятием для характеристики окружающего героя мира является Фабрика, образ которой, с одной стороны, восходит к образу кабака из романа Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание», являющегося символическим воплощением развращенной, лишенной духовного начала, находящейся на грани апокалипсиса современности, а с другой стороны, вызывает ассоциации с понятием «фабрики грез», олицетворяющей иллюзорный мир, позволяющий убежать от действительности, и место, с которым ассоциируется некое финансовое благополучие: «Фабрика находилась километров в пяти от Жунглей. Когда-то она выпускала канцелярские товары. Затем там поселились автосервисы, склады, оптовые магазины. В одном из цехов снимались порнофильмы» [12, с. 129]. Одна из героинь рассказа Муза, ожидающая чуда и мечтающая о счастье, отправляется на Фабрику не с целью получить деньги, а из-за стремления к чему-то неизведанному, новому и от того притягательному.
Дом - психбольница. Традиционно дом ассоциируется с семьей, теплом домашнего очага, означает пространство, в котором человек чувствует себя защищенным. Однако герои Ю. В. Буйды, как и герои Ф. М. Достоевского, лишены дома, настоящего тепла, у них отсутствуют истинные родственные связи. Понятие «случайного семейства», введенное Ф. М. Достоевским, отражает характер взаимоотношений героев Ю. В. Буйды. Так же как герои «Братьев Карамазовых», «Подростка», Климс с детства был лишен отца. В мире Ф. М. Достоевского отцы олицетворяют фундаментальные, культурные и этические основы социума, и человек, потерявший связь с отцами, опору на мудрость предков, теряет нравственные ориентиры и оказывается во власти сомнительных идей нового времени, не может найти правильный путь в страшном мире. В художественной системе Ф. М. Достоевского изображенные отцы (Мармеладов, Версилов, Федор Карамазов, штабс-капитан Снегирев и др.) дискредитировали себя неспособностью выполнять необходимые функции, не являясь настоящей поддержкой для своих семейств. В рассказе Ю. В. Буйды именно отец Виктора Климова (Климса) - шофер мусоровоза, для которого первостепенное значение имели деньги, но который являлся для сына обожаемым авторитетом - способствовал формированию негативного мировосприятия сына и его взгляда на себя как на монстра «климса» - средоточие демонического: «"Климс" был огромным, как отец, и всемогущим, как отец, от него нельзя было спрятаться, он был всюду» [12, с. 147].
Мать героя Вероника Сергеевна тоже не выполняет своего предназначения защищать и воспитывать ребенка. Вероника (с лат. имя «icona vera» дословно означает «подлинное, истинное изображение»), согласно библейской легенде - женщина, вытершая пот с лица Иисуса, идущего на Голгофу, после чего на ткани появился лик Христа. Однако героиня Ю. В. Буйды является полной противоположностью библейского прообраза, ассоциирующегося с чистотой. Вероника Сергеевна есть порождение жуткого мира
«помойки» с его гнилью, грязью, нравственной нечистотой и духовным падением: «Мать спала, утонув лицом в подушке. Голая, как всегда. В спальне пахло перегаром, мочой и сладкой пудрой» [12, с. 147]. Иллюстрируя оторванность героя от социума, автор использует образ черных очков: «Мать заставляла его носить черные очки» [12, с. 148]. Именно мать, духовно развратив сына, ввергла его в бездну пороков и жажды насилия, способствовала отчуждению его от мира и людей. Однако, находясь под влиянием психологического насилия матери, Климс боялся сказать ей «нет», так как она являлась единственным человеком, с которым он ощущал защищенность, и остаться без нее для него «значило бы окончательно порвать со всем человеческим, утратить место в жизни» [12, с. 149]. Климс испытывает сложный комплекс чувств по отношению к матери, с одной стороны, глубокую ненависть, с другой - странную привязанность к ней. Введя тему инцеста, автор стремится показать героя, находящегося на самом дне этической деградации, подозревающего это, но не умеющего справиться с присутствующим в мире Злом.
Если в «Преступлении и наказании» Ф. М. Достоевского современный мир, описывая который, автор использует желтый цвет, цвет болезни и сумасшествия, предстает как мир, лишившийся разума, то для героя Ю. В. Буйды, истинным пристанищем оказывается психбольница: «Все знали, что дом - это последнее место, куда Климс пойдет среди ночи» [12, с. 127]. Дом для героя ассоциируется с ненавистной матерью, поэтому он является для него Адом, из которого он мечтает вырваться. Психбольница, производящая «гнетущее впечатление» с ее «приземистыми кирпичными домами с окнами, слезившимися черною мглой» является метафорой того мира «канализации», к которому принадлежит Климс; это застывший мир насилия, разврата и пьянства. Данная ассоциация современного мира с сумасшедшим домом отсылает к известному произведению А. П. Чехова.
Своеобразие системы образов. Оппозиция «чудовище - жертва»
Вокруг главного героя рассказа Климса сосредоточены остальные действующие лица, представляя противоположность ему.
Два мужских персонажа Климс и Гена по прозвищу «Крокодил» являются средоточием агрессии, стремятся отвоевать свое место в жизни при помощи топора, грабя и убивая беззащитных вьетнамцев и китайцев. Однако Крокодил Гена оказывается менее «успешным»: «.истекал кровью, трясясь в мотоциклетной коляске и прижимая к себе спортивную сумку и полиэтиленовый пакет с деньгами» [12, с. 119]. Он обладает более мягкой натурой, добрым сердцем, например, в детстве защищал Климса от старших ребят, опекал больную девочку Ножку, всегда вступался за убогих и слабых. В отличие от Климса у Крокодила есть позитивная цель отремонтировать квартиру, жениться, завести детей, которую он осуществляет в рассказе «Закон Жунглей».
Климс, воплощающий демоническое начало, представляет из себя человека примитивного, живущего инстинктами, духовные устремления которого пребывают в зачаточном состоянии. Звериная натура героя неоднократно акцентируется автором: «У него был хищный кинжальный профиль и развинченная блатная походка» [12, с. 118]; он обладает большой физической силой («лучше всех бегал, лазал по канату и крутился на кольцах» [12, с. 118]), «мускулистым гибким телом», «животной грацией» [12, с. 118-119]. Часто выражением его сильных эмоций становится не членораздельная речь, а мычание и рев, обнажая первобытную природу героя. Одним из лейтмотивов, используемых автором для создания образа персонажа, является мотив насилия и крови. Чудовищная сущность Климса поддержана его стремлением наслаждаться человеческим страданием, болью, жаждой крови. Жертвами его преступлений становятся беззащитные люди, чаще всего, в психбольнице: когда-то зарубил топором человека, регулярно избивает женщин, насмерть засек ремнем безродную Саночку. Климс предстает
героем, абсолютно потерянным для духовной жизни, свидетельством тому является его стремление к материальному обогащению, власти, символами которых выступает «мерседес», а также его мертвый взгляд, соответственно.
В основе взаимоотношений героя и общества лежат насилие и кровь. С темой насилия связан в рассказе хрестоматийный образ топора. Традиционно топор являлся знаком верховной власти, символом разрушения и агрессии, кроме того, так как в древности крупные жертвенные животные умерщвлялись топором, а позднее святые мученики, например, Варнава, Матфей были казнены топором, то последний выступал как знак кровавой жертвы, а также символом подсудности. Лейтмотивный образ топора как воплощения идеи насилия пронизывает весь текст произведения: Климс «поднимает» топор на женщину-вьетнамку, «набрасывается» с топорами на рыночных торговцев, Лева с ужасом рассказывает о Климсе, что он «зарубил топором человека». Другими орудиями насилия выступают нож, с которым мог наброситься герой на обидчика, «ремень без пряжки», которым он убивает неизвестно откуда явившуюся девушку, нашедшую свой печальный конец в грязной душевой.
Мотиву крови в рассказе через соотнесение с мифологической семантикой придается глубинный смысл. В языческом мире кровь соотносится с идеей жертвоприношения, поглощение жертвенной крови было призвано увеличить жизненную энергию и силу. Герой рассказа Ю. В. Буйды, словно представляющий из себя первобытного человека, подобно чудовищу Дракуле, насыщается кровью своих жертв, чтобы почувствовать себя властелином жизни. Так же как и топор, кровь является одним из доминантных образов: Климс «вытирает с лица кровь», Гена «истекает кровью», оба персонажа «заляпаны кровью», на губах Саночки «запеклась кровь», «белье на постели забрызгано чем-то темным».
Тема поруганных и замученных детей Ф. М. Достоевского продолжается в рассказе Ю. В. Буйды введением образа больной, «дебиловатой» девочки Ножки, которая становится предметом надругательства Климса, ревнующего к тому, что Гена поставил его «на одну доску с этой крикливой дурочкой» [12, с. 121]. Насилие над детьми в художественном мире Ф. М. Достоевского является признаком демонической одержимости (Газин, Свидригайлов, Ставрогин), схожую функцию оно выполняет и в рассказе «Климс». Знаковым оказывается место, где происходит преступление - заброшенный кирпичный сарай - обиталище бомжей и очередное воплощение разрушительной и губительной современности.
Подруга главного героя Муза - типичное порождение разлагающегося гниющего общества, в котором утрачена связь с божественной сутью мира. Важно, что создавая образ героини, автор обращается к характерологическому принципу несоответствия имени и личности героини. Само имя «Муза» (происходит от древнегреческого названия богинь, покровительниц искусств - муз и в переводе означает «мыслящая»), соотносящееся с чем-то высоким и прекрасным, призвано подчеркнуть контраст между недоступным божественным и грязной, отталкивающей действительностью. Девушка далека от осознанного отношения к жизни, она пребывает в состоянии апатии, пассивности, представляет собой бездеятельную, смиряющуюся натуру, идущую на поводу обстоятельств. Муза играет роль «вечной жертвы», она оказывается жертвой в своей семье, становится бессловесной любовницей отчима, находясь в близких отношениях с Климсом, испытывает страх и смирение, терпит боль. Тип взаимоотношений Музы с мужчинами определяет ее подруга Люсендра: «Ей нравится быть жертвой... Ей нужен хозяин - она ему будет тапочки в зубах носить» [12, с. 133].
В сопоставлении с Музой ее подруга Люсендра - более сильная личность, энергичная, осознанно относящаяся к действительности, ей «цинизм заменял ум», сосредоточившая свою энергию на реализации сомнительного желания стать актрисой «фильмов для взрослых». С иронией автор сообщает, что девушка тайком изучает итальянский язык,
мечтая поехать в Италию и встретиться с «великим Тинто Брассом». Героиня в силу своей духовной неразвитости и отсутствия опыта взаимодействия с прекрасным не способна отличить настоящее искусство от его суррогата. Точную и емкую характеристику образу жизни Люсендры дает Гена: «Эх, Люська, какая же у тебя жизнь темная. Темная и дикая.» [12, с. 140]. Однако эти слова героя могут являться общей характеристикой существования людей в мире-помойке.
Другой женский образ, дополняющий картину мира жертв, - образ Саночки, появившейся в психбольнице с обезьяной. Представляется, что упоминание обезьяны неслучайно, оно отсылает к образу нищей, измученной девочки Нелли из романа Ф. М. Достоевского «Униженные и оскорбленные», которую разгневанная пьяная баба именует «облизьяной»: «Да за кого ты себя почитаешь, фря ты эдакая, облизьяна зеленая? Да без меня ты бы на улице с голоду померла. Ноги мои должна мыть да воду эту пить, изверг, черная ты шпага французская. Околела бы без меня!» [13]. Образ-аллюзия «обезьяна» призван акцентировать бесправие, беззащитность, существование на дне жизни, в которой господствуют почти исключительно животные инстинкты. Девушка безгласно подчиняется мужчине, вызывая в нем презрение и ярость, закончившиеся жестоким убийством: Климс «обрушил на ее плечи ремень. Девушка закричала. Климс снова ударил. И снова» [12, с. 145].
Некое обобщение тема жертв находит в образе лошади. Лошадь в тексте рассказа упоминается вскольз Геной, повествующим о желании купить картину с изображением лошади. Однако данный анималистический образ имеет устойчивые ассоциации с романом Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание», в котором загнанное, изможденное животное становится воплощением людей-жертв социальных обстоятельств, заброшенных, забытых, не имеющих сил и возможностей изменить свое бессмысленное существование.
Христианские мотивы
Церковь
В концепции человека Ф. М. Достоевского одной из основных является идея о возможности для каждой личности духовного совершенствования, присутствии в искаженной человеческой душе божественного идеала. На примере образа старца Зосимы («Братья Карамазовы») Ф. М. Достоевский рисует пример грешного человека, осознавшего неправильность своих жизненных установок, сумевшего преодолеть свой эгоизм, тщеславные устремления и встать на духовный путь самопожертвования ради других людей. В персонажах Ю. В. Буйды почти на бессознательном уровне присутствует тяга к чему-то светлому и чистому, что проявляется, например, в неожиданном вопросе Климса, обращенного к Гене, собирающемуся жениться: «А в церковь пойдете?.. Венчаться. Красиво» [12, с. 136]. Благодаря реплике Климса возникает реминисценция с романом Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание», эпизодом первого сна об избиении лошади, в котором маленький герой и его отец идут по направлению к церкви, но останавливаются у кабака. В данном эпизоде подчеркивается, что хотя современный мир представляет собой хаос, разврат и бездуховность, но божественный идеал присутствует всегда и путь к нему не закрыт окончательно. Кроме того, так же как и у Ф. М. Достоевского, примитивный и дикий человек Ю. В. Буйды жаждет света, красоты и духовности. Церковь (храм) - здание, носящее сакральный характер, символ «святилища» в любом смысле, воспроизводит устройство мира, являясь его осью, олицетворяет духовный союз людей, объединенных идеей Бога. Сиюминутные проблемы реальности отрывают внимание героев Ю. В. Буйды от помыслов об идеале.
Идея о божественном начале мира. Христос и Свет
Дикий герой Ю. В. Буйды подсознательно тянется к Свету, мечтая о преодолении мрака греховности: «Свет стал чуть ли не главной и болезненной его потребностью.
Свет мучал его, но без света он начинал задыхаться. Иногда он жалел о том, что в душе человеческой нельзя зажечь огонь, чтобы осветить все углы и закоулки и выжечь тьму» [12, с. 150]. Свет, как центральный символ, принадлежащий различным культурам, обладает устойчивой семантикой, есть символ божественности, духовного элемента, который после первоначального хаоса Тьмы пронизал Вселенную. Свет и Тьма являются ведущей оппозицией, воплощающей космогоническую систему. Тьма сопрягается с мраком потустороннего мира и врагами чистоты и просветления, соотносится с демоническими силами, противостоящими божественной гармонии.
После трагической гибели матери от взрыва находящийся в полутемной комнате, где пахло перегоревшим тротилом, а стена была «изрешечена осколками», находящийся в состоянии шока Климс чувствует себя «одиноким, преданным и омерзительным, как Иисус Христос, он задыхался, и хотелось ему сейчас только одного - света, света, черт возьми, света, а больше ничего ему не хотелось, ничего...» [12, с. 151]. По мысли автора, возникающий в финале рассказа образ Христа призван актуализировать одну из ключевых идей христианства о том, что Христос страдал и отдал свою жизнь для людей, чтобы грешное, погрязшее в аду, развращенное человечество имело возможность духовного восстановления и возрождения. В понимании и Ф. М. Достоевского, и Ю. В. Буйды всякий человек, на какой бы ступени нравственной деградации он бы не находился, способен осознать собственную греховность, омерзительность жизни и захотеть изменить ее, обернуться лицом к божественному Свету.
Заключение
Сопоставительное исследование рассказа Ю. В. Буйды «Климс» в контексте реминисценций Ф. М. Достоевского позволяет сделать следующие выводы. Произведения Ф. М. Достоевского и Ю. В. Буйды обладают сходной проблематикой, в поле зрения авторов оказываются такие этико-философские категории, как добро и зло, вера и неверие, сострадание и жестокосердие. Отталкиваясь от традиций Ф. М. Достоевского, Ю. В. Буйда изображает новое бытование нравственных констант в современном бездуховном обществе.
Исследование текста Ю. В. Буйды осуществляется на разных уровнях: пространственном, системы образов, доминантных мотивов и символов. Общий принцип сюжетно-композиционной организации рассказа Ю. В. Буйды - контрастность. Жизненная территория героев рассказа представлена оппозициями: помойка - угол, дом -психбольница, «фабрика грез» - кабак, которые, с одной стороны, обладают мифопоэтическим истоком, а с другой, соотносятся с пространственными категориями, характерными для поэтики романов Ф. М. Достоевского.
Стержнем своеобразия системы образов также оказывается контраст, а именно, оппозиция чудовище - жертва, в рамках которой обнаруживается и гендерный принцип, противопоставление мужских и женских образов. Центральный герой -носитель демонического начала, автор акцентирует в его образе хищную животную природу, агрессивность. Сопоставление персонажа с чудовищем поддерживается введением в повествование мотивов насилия, крови и символику топора, восходящих к Ф. М. Достоевскому.
Кроме того, рецепцией Ф. М. Достоевского видится образ жертвы, предстающий в рассказе Ю. В. Буйды в двух ипостасях: замученного ребенка и безвольной, находящейся на дне жизни женщины. Женские образы построены на несоответствии заложенного в них природой и действительного. В целом автор изображает искажение божественной человеческой природы низкой, погрязшей в развращенности, бездуховной средой.
Основная концепция рассказа Ю. В. Буйды обуславливает его философию человека, которая имеет явные черты сходства с идеей Ф. М. Достоевского о двойственности человеческой природы и реализуется через образы Церкви, Христа и Света. По
мысли обоих авторов бездуховный человек подсознательно стремится к Свету, Богу и способен духовному воскресению.
Л и т е р а т у р а
1. Киселева И. А. Научно-образовательный центр «Современное прочтение русской классики» https://mgou.ru/nauka/nauchno-issledovatelskaya-baza-mgou/nauchno-obrazovatelnyj-tsentr-sovremen-noe-prochtenie-russkoj-klassiki, 2018.
2. Русская литература и философия: Пути взаимодействия. / Отв. ред. и сост. Е. А. Тахо-Годи.
- М.: Водолей, 2018. - 600 с.
3. Жильцова Е. А. Русская классическая литература в восприятии И. А. Бунина и М. А. Алданова: Автореф. дис. ... к-та филол. наук. - Великий Новгород, 2013. - 24 с.
4. Чудова О. И. Достоевский в художественном восприятии Ф. Н. Горенштейна: Автореф. дис. ... к-та филол. наук. - Пермь, 2QlQ. - 22 с.
5. Шаопин Чжан. Традиции А. П. Чехова в современной русской литературе (конец ХХ - начало XXI века): Автореф. дис. ... к-та филол. наук. - М., 2018. - 19 с.
6. Димитриев В. М. Концепции памяти в прозе младшего поколения русской эмиграции (1920-1930 гг.) и роман Ф. М. Достоевского «Подросток»: Автореф. дис. ... к-та филол. наук. - М., 2018. - 2l с.
7. Гулиус Н. С. Художественная мистификация как прием текстопорождения в русской прозе 1980-1990-х гг. (А. Битов, М. Харитонов, Ю. Буйда): Автореф. дис. ... к-та филол. наук. - Томск, 2006.
- 26 с.
8. Меркулова А. С. Миф о городе в современной русской прозе: романы Д. Липскерова «Сорок лет Чанчжоэ» и Ю. Буйды «Город Палачей»: Автореф. дис. ... к-та филол. наук. - М., 2006.
- 23 с.
9. Дегтяренко К. А. Языковые приемы комического в книге рассказов Ю. Буйды «Прусская невеста»: Автореф. дис. ... к-та филол. наук. - Калининград, 2009. - 25 с.
10. Гаврилова М. В. Концепты «жизнь» и «смерть» в книге рассказов Ю. Буйды «Прусская невеста» (Языковые стратегии мифотворчества): Автореф. дис. ... к-та филол. наук. - Калининград, 2Ql2. - 24 с.
11. Трунин С. Е. Рецепция Достоевского в русской прозе рубежа XX - XXI вв.: Автореф. дис. ... к-та филол. наук. - Москва, 2008. - 22с.
12. Буйда Ю. В. Жунгли. - М.: Эксмо, 2QlQ. - С. l24.
13. Достоевский Ф. М. Собрание сочинений: В 20т. - М.: ТЕРРА, 1998. Т. 4. - С. lQQ.
R e f e r e n c e s
1. Kiseleva I.A. Nauchno-obrazovatelnyy tsentr «Sovremennoye prochteniye russkoy klassiki» https:// mgou.ru/nauka/nauchno-issledovatelskaya-baza-mgou/nauchno-obrazovatelnyj-tsentr-sovremennoe-prochte-nie-russkoj-klassiki, 2018.
2. Russkaya literatura i filosofiya: Puti vzaimodeystviya. /Otv. red. i sost. E.A. Takho-Godi. - Moskva: Vodoley. 2018. - 600 s.
3. Zhiltsova E.A. Russkaya klassicheskaya literatura v vospriyatii I.A. Bunina i M.A. Aldanova: Avtoref. dis. . k-ta filol. nauk. - Velikiy Novgorod. 2013. - 24 s.
4. Chudova O.I. Dostoyevskiy v khudozhestvennom vospriyatii F.N. Gorenshteyna: Avtoref. dis. . k-ta filol. nauk. - Perm. 2QlQ. - 22 s.
5. Shaopin Chzhan. Traditsii A.P. Chekhova v sovremennoy russkoy literature (konets KhKh - nachalo XXI veka): Avtoref. dis. ... k-ta filol. nauk. - Moskva. 2018. - 19 s.
6. Dimitriyev V.M. Kontseptsii pamyati v proze mladshego pokoleniya russkoy emigratsii (1920-1930 gg.) i roman F. M. Dostoyevskogo "Podrostok": Avtoref. dis. ... k-ta filol. nauk. - Moskva. 2018. - 2l s.
7. Gulius N.S. Khudozhestvennaya mistifikatsiya kak priyem tekstoporozhdeniya v russkoy proze 1980-1990-kh gg. (A. Bitov. M. Kharitonov. Yu. Buyda): Avtoref. dis. ... k-ta filol. nauk. - Tomsk. 2006. - 26 s.
8. Merkulova A.S. Mif o gorode v sovremennoy russkoy proze: romany D. Lipskerova "Sorok let
Chanchzhoe" i Yu. Buydy "Gorod Palachey": Avtoref. dis. ... k-ta filol. nauk. - Moskva. 2006. - 23 s.
9. Degtyarenko K.A. Yazykovyye priyemy komicheskogo v knige rasskazov Yu. Buydy «Prusskaya nevesta»: Avtoref. dis. . k-ta filol. nauk. - Kaliningrad. 2009. - 25 s.
10. Gavrilova M.V. Kontsepty «zhizn» i «smert» v knige rasskazov Yu. Buydy «Prusskaya nevesta» (Yazykovyye strategii mifotvorchestva): Avtoref. dis. ... k-ta filol. nauk. - Kaliningrad. 2012. - 24 s.
11. Trunin S.E. Retseptsiya Dostoyevskogo v russkoy proze rubezha XX - XXI vv.: Avtoref. dis. ... k-ta filol. nauk. - Moskva. 2008. - 22 s.
12. Buyda Yu.V. Zhungli. - Moskva: Eksmo. 2010. - S. 124.
13. Dostoyevskiy F.M. Sobraniye sochineniy: v 20t. - Moskva: TERRA. 1998. T. - S.100.
