CC BY
110
УДК 124.5
Лаза Валентина Дмитриевна
кандидат философских наук, доцент кафедры политологии, социологии и теологии, директор Института
государственно-конфессиональных отношений Пятигорского государственного лингвистического университета [email protected]
РЕЛИГИОЗНЫЕ ЦЕННОСТИ В УСЛОВИЯХ
СОЦИАЛЬНЫХ ТРАНСФОРМАЦИЙ
Lasa Valentina Dmitrievna PhD,
Assistant Professor of the Political, Social Sciences and Theology Department, Director of the Institute of State and Confessional Relations, Pyatigorsk State Linguistic University [email protected]
RELIGIOUS VALUES IN THE CONTEXT OF SOCIAL TRANSFORMATIONS
Аннотация:
В статье рассматривается влияние изменения религиозной традиции на жизненный мир и систему знаний, определяющую мировоззрение, представления о человеке, обществе и государстве, о собственности и хозяйственной жизни целых народов. Обосновывается тезис, согласно которому социальный архетип православия является более значимым для развития человека и общества в России, нежели социальные архетипы католицизма и протестантизма, ибо именно он, а не экзистенциально-антропологический архетип лежит в основе системы индивидуального и коллективного целеполагания обществ, возникших в ареале православной традиции.
Ключевые слова:
цели, ценности, социальный архетип, православие, католицизм, протестантизм, догмат, капитализм, социальность.
Summary:
The article researches how transformation of the religious tradition influences life and knowledge system, which determine world outlook, conceptions of a person, society, state, property and economy of different nations. The author substantiates a thesis, according to which in Russia an Orthodox social archetype is more relevant for a person and society’s development than social archetypes of Catholicism and Protestantism, for it is the Orthodox social archetype (not an existential anthropological one) that form the basis for individual and collective system of goal-setting in the societies developed in the context of the Orthodox tradition.
Keywords:
objectives, values, social archetype, Orthodoxy, Catholicism, Protestantism, dogma, capitalism, sociality.
Устойчивое развитие современного российского общества детерминировано его способностью к коллективному целеполаганию, что ставит перед его членами задачу овладения современными социальными технологиями, связывающими вместе цели, ценности и смыслы. Данные технологии не могут быть импортированы в готовом виде или сконструированы на основе неаутентичного социального опыта. Вот почему не безынтересно как изменение религиозного ядра влияло на систему знаний определяющую мировоззрение, представления о человеке, об обществе и государстве, о собственности и хозяйстве целых народов.
С началом эры христианства происходит зарождение новой системы ценностей, целей и смыслов, получивших свою артикуляцию в книгах Нового Завета. Рождение Христа в мир для христиан знаменует собой появление нового человека, нового рода, начавшегося от Спасителя мира, о котором апостол Павел так говорит: Мы Его и род (Деян. 17, 28).
Эра христианства приводит к рождению новой нравственности: выраженной в сыновней любви к Богу и братской - к ближнему своему; новой праведности: в чистоте помышлений и намерений сердечных (1 Кор. 4,5; Евр. 4,12); нового упования о спасении. Формируется богословие как особая область понятий о свойствах и промысле Божиих, прежде недоступных для описания и познания; новое познание Бога и мира, новое христианское любомудрие.
Наконец, появляется новое общественное устройство, новый смысл труда, не только как средства к благополучию собственному и своих близких, но участия в нуждах святых (Рим. 12, 13), жертвы благотворения, труда любви, соединения с личным подвигом христианина, помощью нуждающимся (Еф. 4, 28), поддержанием слабых. Развивается новая культура и новые искусства, воплощающие в изящных формах образы и тени небесного (Евр. 8, 5). Формируется новая христианская семья: не только как средство к продолжению рода, не только «общественная единица» и «хозяйственный субъект», но гораздо более - домашняя церковь (Рим. 16, 4; 1 Кор. 16, 19 и др.), отношения между мужем и женой в которой подобны отношениям Христа, Небесного Жениха, со Своею Невестою-Церковью (Еф 5, 24-28).
Поэтому и обновление, а в общем смысле и начало модернизации человеческого общества неразрывно связанно именно с христианской культурой, этикой и моралью. В христианстве открывается особый социальный догмат, и этот догмат совпадает с учением о Церкви. Поэтому, хотя Евангелие отказывается от определения мирской социальности, оно вносит в мир начало новой социальности, религиозной, которая не может, как закваска в притче Христовой, не сквасить всего теста.
В Эммаусе (когда ученики узнали в незнакомце воскресшего Христа по кипению любви: «Не горело ли в нас сердце наше?» (Лк. 24, 32)) чудесным образом представлен подлинный религиозный первофеномен христианства - усмотрение Христа в любви, соединяющей братство учеников, - то основное религиозное переживание, которое чуждо всяким другим религиям, даже проповедующим любовь как высшую добродетель. Как подчеркивал Г. Федотов: «Только в христианстве освященное во Христе человечество становится Его телом. Вкушая Его тело и кровь, Церковь образует один живой организм этим общением (причащением) Его тела и крови. Таков мистический смысл Церкви и того таинства (Евхаристии), которое составляет самое сердце Церкви. Впрочем, Евангелие не определяет конкретных черт социальной христианской жизни, предоставив это времени и свободному опыту будущей Церкви» [1, с. 10].
Древнее христианство было социально по своей сути, что сохранилось и в эпоху Средневековья, а на Руси получило дальнейшее развитие. Эпоха Нового времени и протестантская революция приводят к упразднению традиций социального христианства. Исключительная установка на личность и на ее религиозный, чисто мистический путь, почти не оставляет места для религиозной переработки общественного строя. В протестантизме это личное направление было принципиальным. Сама идея Церкви, как тела Христова, была в нем поколеблена, если не разрушена совершенно. Но и католицизм, оправившись от ударов, нанесенных ему гуманизмом, утратил в значительной мере свою социальную активность. Индивидуальная мистика захватывает и его. За этим следует общий упадок религиозности, выветривание христианства под влиянием просветительной философии и науки. Во Франции новый философский материализм и религиозное вольнодумство стали вдохновителями вольтерьянски настроенного дворянства и широко распространяются в церковных кругах.
Вот почему капитализм как новая хозяйственная сила триумфально прошествовал по Европе, не встречая со стороны христианской (католической) церкви почти никаких этических преград и ограничений. Более того, по мнению М. Вебера, он имел религиозные основания, так как именно протестантская (кальвинистская) этика стала его источником. Хозяйственный индивидуализм ставился в связь с индивидуализмом религиозным. В духовной и материальной сфере господствует борьба за существование и личное спасение. Гибель масс в этой борьбе - печальный, но неизбежный закон. Торжествует моральная сила немногих, знак божественной благодати. Пуританство усматривает в богатстве видимое благословение Божие, а в бедности следствие лености, пороков или Божественного наказания. Впервые после полутора тысяч лет христианской истории - церковь принимает сторону богатых против бедных. Прекращаются обличения богатства, и социальная проповедь сводится, главным образом, к проповеди покорности, обращенной к бедным. Милостыня получает смысл маленькой поправки к Богом установленному строю. Христианство новых столетий на Западе становится аристократическим, и высшие классы (дворянство, буржуазия) поручают ему защиту своих привилегий и прав. Но главное из идеи избранности возвращается двойная мораль - мораль рабов и господ, бытовавшая в античности и ставшая смысловым ядром социальной философии Ницше. Ее антихристианскую суть ярко показал Ф.М. Достоевский в «Повести о великом инквизиторе». С.Н Булгаков в частности отмечает: «Не потому, чтобы он (великий инквизитор) сомневался в осуществимости тех или иных форм политического или социального устройства - можно сомневаться, тем не менее, считать это нравственным идеалом, стремление к которому нравственно обязательно, - но потому, что он отрицает основной завет Христа о равном достоинстве всех людей как нравственных личностей и о любви к этим людям как носителям одного и того же божественного начала» [2, с.115].
Идея этического равенства людей перед Богом является одной из центральных в христианстве, именно она сформировала фундамент всей Европейской цивилизации. «Речь идет не о механическом уравнении прав и обязанностей, не о мнимом равенстве людей, которые по своим естественным данным необходимо различаются и неравны между собой, но о признании в каждом человеке, в каждом существе полноправной нравственной личности, имеющей известные права и, следовательно, налагающей известные обязанности» [3, с. 115].
Учение о безусловном предопределении и избранничестве, став идеологическим основанием «духа капитализма» в кальвинистском «Символе веры», сформулировано следующим образом: «Бог решением своим и для проявления величия своего предопределил
(predestinated) одних людей к вечной жизни, других присудил (foreordained) к вечной смерти... Тех людей, которые предопределены к жизни, Бог еще до основания мира избрал для спасения не потому, что видел причину или предпосылку этого в вере, добрых делах и в любви... И угодно было Богу по неисповедимым решению и воле его, по которым он дарует благодать или отказывает в ней, как угодно будет ему, для возвеличения неограниченной власти своей над творениями своими, лишить остальных людей милости своей и предопределить их к бесчестию и гневу... И угодно Богу тех, коих он определил к вечной жизни, и только их... предназначить их для блага всемогуществом своим» [4, ч. 3, 4, с. 13]. А это давало кальвинистам основание рассматривать всех не получивших такой бессмертной души людей в качестве существ-однодневок только внешне похожих на людей, с которыми «избраннику божьему» вольно и должно обращаться как со скотом: «Если бы отвергнутые богом стали жаловаться на незаслуженную ими кару, они уподобились бы животным, недовольным тем, что они не родились людьми» [5, ч. 3, 4, с. 16].
Остается вопрос, каковы источники этой антихристианской по своей сути доктрины, которая превратила христианство из мировой религии, призванной служить спасению всех людей, в узко кастовое вероучение. Лютер смог сохранить основные черты христианства, и влияние иудаизма едва угадывается в его учении, а в учении, созданном Кальвином элементы иудаизма и язычества весьма заметны, что позволяет многим исследователям считать его граничащим с сектантством. В доказательство своего учения о предопределении кальвинисты ссылаются на IX главу послания апостола Павла к Римлянам, а точнее на вырванные из контекста отдельные изречения. Например, об Исаве и Иакове апостол говорит, что, еще прежде рождения их, Господь Бог первого возненавидел, а Иакова возлюбил (Рим. IX:11-13). Но эти стихи, как и некоторые другие, не могут быть правильно поняты вне общего контекста названной главы. Поэтому в учении о безусловном предопределении видны явные следы иудейского влияния. В понимании же апостола Павла, предопределение основывается не на беспричинном решении божественной воли - одних спасти, других погубить, а на всеведении и предвидении Божием (Рим. VIII: 27-30). Это теологическое отступление необходимо для того, чтобы увидеть как искажение догматических установок может коренным образом изменить общественно-политическое и экономическое устройство, создать целую цивилизацию, смысловое ядро которой - нравственный индеферентизм и успех, успех в любом его выражении и любой ценой, но прежде всего в выражении абстрактноуниверсальном, другими словами денежном.
Тем не менее следует отметить, что в протестантизме социальная идея получала самое различное воплощение: начиная от проповеди умеренной реформы, чрез участие в социалистических рабочих партиях, вплоть до приятия революционного коммунизма. В Англии и США социализм и социальная проповедь всегда была теснейшим образом связаны с христианством. Вне узкой сферы социализма почти все гуманитарные социальные реформы XIX в. в англосаксонских странах проводились под прямым воздействием протестантских деноминаций: отмена рабства, рабочее законодательство, смягчение войны и борьба за международную организацию мира. Сегодня, окончательно превратившись в носителей политической религии, протестантские организации продолжают оказывать значительное влияние не только на социальную сферу, но и политику, вплоть до международных отношений.
Поэтому попытка замены своей социокультурной парадигмы другой, осуществляемая сейчас в России, является весьма рискованной, так как мировой опыт свидетельствует, что ни одна из таких попыток успехом пока не увенчалась. Это и понятно. Одно дело, если новая парадигма допускает свое выведение из предыдущей. В результате может произойти переструк-турирование и наращивание размерности социокультурного пространства с учетом новых системозадающих факторов. По-иному будет обстоять дело в обратном случае: эти факторы не выводятся, но являются однопорядковыми по отношению к ранее зафиксированными, в результате происходит «сбой» ценностных ориентаций. И, наконец, новые системообразующие факторы, привносимые извне, вступают в явное противоречие со старыми, зафиксированными в данном социокультурном пространстве. В результате происходит откат общества назад. Старые центры эталонного знания окажутся дискредитированными, новых же еще не будет. Исчезнет сама возможность культурной детерминации развития общества. Отмеченная опасность становится особенно серьезной в случае культур родственных, но различным образом ориентированных. Именно такой случай - столкновения европейской и российской социокультурных парадигм, так как российская социокультурная традиция принципиально отличается от европейской уже на уровне религиозных оснований их социальных архетипов.
Социальный архетип православия является более значимым для развития человека и общества, нежели социальные архетипы католицизма и протестантизма, ибо именно он, а
не экзистенциально-антропологический архетип лежит в основе системы индивидуального и коллективного целеполагания обществ, возникших в ареале православной традиции.
В жизни современного российского общества социальный архетип православия является более значимым, нежели индивидуальный (личностный), что связано с особенностью исторического пути и культурного опыта россиян.
Православие находит путь к сердцу россиян через социальный архетип, тогда как католицизм и протестантизм базируются на персонологическом опыте индивидуального целеполагания. Индивидуальный опыт не имеет ценности вне коллективного его прочтения, православный христианин не остается один на один с Богом, как Декарт наедине с Парижем (см.: Картезианские медитации М. Мамардашвили) просто потому, что, случайно оставшись наедине, он говорит от имени социума, от имени своих братьев и сестер, он просит о милости не только к себе, но к общине.
Социальный архетип православия обретает свое единство не в пространстве, где индивид - единственно устойчивая монада, а во времени, где важен род, а не вид, социум, а не индивид. Вот почему стержнем православного архетипа становится феномен детства, соединяющий индивида и общество не через повествовательную идентичность (как на Западе), а через особую временную онтологию, фундирующую аксиологические и антропологические константы системы целей, ценностей и смыслов православия. Временная онтология православного христианства остается символической, как в Средние века.
Ссылки:
1. Федотов Г. Социальное значение христианства. Париж, 1933.
2. Булгаков С.Н. Иван Карамазов как философский тип // С.Н. Булгаков. Интеллигенция и религия. СПб., 2010.
3. Там же.
4. Цит. по: Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. М., 1973.
5. Там же.
References (transliterated):
1. Fedotov G. Sotsial'noye znacheniye khristianstva. Parizh, 1933.
2. Bulgakov S.N. Ivan Karamazov kak filosofskiy tip // S.N. Bulgakov. Intelligentsiya i religiya. SPb., 2010.
3. Ibid.
4. Сії. ин: Veber M. Protestantskaya etika i dukh kapitalizma. M., 1973.
5. Ibid.
