УДК 008
А. Я. Флиер
д-р филос. наук, профессор, Российский НИИ культурного и природного наследия
им. Д. С. Лихачева E-mail: [email protected]
РЕЛИГИОЗНЫЕ И ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ОБРАЗЫ КАК ВОПЛОЩЕНИЕ ЭТАЛОННЫХ КУЛЬТУРНЫХ НОРМ
Рассматривается проблема выражения различных культурных норм в символике форм тех или иных культурных образов (мифологических, религиозных, художественных) в разные исторические эпохи и функционирование этих образов в социальной культуре. Особое внимание уделяется воспитательной роли, которую эти образы играли в культурном контексте соответствующих эпох, регуляции с их помощью практического социального поведения людей, формированию личностей, модальных для своего времени.
Ключевые слова: культура, типология культурных норм, мифологические, религиозные и художественные образы, социальное воспитание людей
Для цитирования: Флиер А. Я. Религиозные и художественные образы как воплощение эталонных культурных норм /А. Я. Флиер //Вестник культуры и искусств. - 2018. - № 1 (53). - С. 35-42.
Культурные нормы являются чрезвычайно значимым инструментом регуляции социального поведения людей, формирования личностей с сознанием, модальным для той или иной эпохи. Поэтому изучение их и основных способов их воздействия на сознание человека столь важно и для науки, и для культурной практики.
В свое время, занимаясь проблемой культурных норм и их систематизацией в учебном пособии «Тезаурус основных понятий культурологии» [10], я сгруппировал их в четыре основных типа:
• Статистические нормы складываются стихийно в виде массового обычая, привычки людей поступать и рассуждать так, а не иначе, оценивать и осмысливать что-либо в одном ракурсе, а не в каком-то другом и т. п. Такие нормы можно условно назвать социально-этнографическими (или традиционными), поскольку механизм их сложения и действия практически не отличим от иных этносоциальных правил, обычаев, образцов. Типичным примером подобных норм могут служить правила соседского общежития, этика дружеских или любовных взаимоотношений и т. п., где границы разрешенного и запрещенного, с одной стороны, не подвержены императивной
регламентации, а с другой - являются нормативными, т. е. господствующим обычаем. Неофициальный характер этих норм вовсе не гарантирует либерального отношения к их нарушителю, который может подвергнуться и довольно жестокому наказанию или публичному осуждению. Эти нормы составляют основу народных традиций (хотя только нормативной функцией социальная роль традиции не исчерпывается). Так или иначе, этот тип норм более всего воплощен в народных обычаях и регулирует повседневное поведение прежде всего крестьянина, но и среднего горожанина тоже.
• Конвенциональные нормы рождаются в процессе некоторого общественного договора, однако не закреплены в системе писаных законов, а исполняются добровольно, что отдано на усмотрение каждого человека и является делом его приватной жизни. По существу все статистические нормы возникают как конвенциональные, и лишь со временем их массовая распространенность превращает их в статистически преобладающие. Нормы, оставшиеся конвенциональными, имеют меньшее распространение, обычно ограниченное какой-либо локальной социальной или профессиональной средой и принятыми в этой среде оценками и
35
поведенческими правилами. Различия между конвенциональными и статистическими нормами условны, и сегодня собственно конвенциональными нормами, не ставшими статистически массовыми, можно считать, к примеру, аристократические правила хорошего тона, этикет, интеллигентскую воспитанность, вежливость, хорошее владение литературным языком в качестве разговорного и т. п.
• Институциональные (или императивные) нормы обычно зафиксированы в каких-то официальных документах (политических, юридических, религиозных и иных) и поддерживаются как с помощью авторитета власти, так и применением насилия в необходимых случаях. Их исполнение является строго обязательным, а нарушение преследуется по закону. Классический пример таких норм - конституции, государственные законы, декреты и указы, постановления церкви, уголовный кодекс и т. п. Подобные нормы играют важную роль в поддержании общественного порядка и социокультурной устойчивости в целом, но особенно в той части бытия человека, которая каким-то образом поддается публичному контролю.
• Эталонные нормы создаются или манифестируются в качестве образца для подражания, в соответствии с актуальным культурным стандартом. Исполнение этих норм регулируется главным образом личностным культурным развитием каждого человека, его культурной ориентацией и степенью приобщенности к правилам актуальной этнической или социальной культуры. Апелляция к этому типу норм иногда осуществляется политической властью, но в основном - это предмет образных интерпретаций религии и искусства, с их особой воспитательной функцией. Именно этот тип культурных норм, как правило, становится идейной или идеологической основой для создания мифологических, религиозных и художественных образов, которые уже непосредственно влияют на сознание массового человека (это изложение является существенной модернизацией первоначального текста; см.: [10]).
36
Я полагаю, что основной источник социально-регулятивного потенциала системы мифологических, религиозных и художественных образов - эталонные нормы культуры. Такие нормы, отображенные в культурных образах той или иной эпохи, способствуют воспитанию личностей, модальных для своего времени, адекватных господствующей идеологии и воспринимающих истину через ее призму, а также социально самореализующихся в рамках принятой в каждую эпоху модели.
Конечно, было бы наивным предполагать, что богослов, редактируя священные тексты, или писатель, работая над образом своего героя, специально задумываются над тем, что их персонажам будут подражать верующие или читающие книги люди. То же самое можно сказать и о кинематографистах, художниках и т. п., но тем не менее мы хорошо знаем, что на практике часто так и случается, особенно среди молодых потребителей искусства. В этом смысле регулятивное влияние религии и искусства на людей посредством демонстрации им тех или иных эталонных норм поведения, суждения, мировоззрения, образа жизни и т. п. является наиболее сильным.
Справедливости ради следует отметить, что религиозные и художественные образы не всегда функционируют в качестве эталонных норм. Так, когда государство признает какую-то религию в качестве государственной, некоторые религиозные образы получают институциональный (императивный) статус, и их почитание и подражание им, следование определенным религиозным предписаниям и запретам становятся законодательно обязательными. Например, культ пророка Мухаммеда и ряд гендерных ограничений в мусульманских странах, культ священных животных в Индии, некоторые христианские праздники в современной России и пр.
Другой пример связан с обращением части писателей/художников/композиторов к народным истокам. Тогда многие этно-статистические нормы начинают подаваться потребителю искусства как эталонные. Правда, здесь успех подобной трансформации не оче-
виден, даже когда фольклорные образы становятся героями гениальных произведений. Есть и исключения: например, Робин Гуд, Тиль Уленшпигель, Ходжа Насреддин, Иванушка-дурачок стали, безусловно, уже эталонными героями-трикстерами. А вот фольклорные персонажи поэзии А. С. Пушкина - Руслан и Людмила, царевич Гвидон, царь Салтан - по своему социальному влиянию как культурные эталоны несравнимы с Евгением Онегиным, Татьяной Лариной, Владимиром Дубровским, Сильвио и др. Фольклорные персонажи редко становятся социальными эталонами, что не влияет на их массовую популярность.
Прежде, чем перейти к более детальному рассмотрению культурных образов - мифологических, религиозных и художественных -в функции культурных норм, следует оговориться, что искусство и литература лишь сравнительно недавно стали автономными областями деятельности (в основном в Новое время). До этого они были органичной составляющей сначала мифоритуального комплекса, а затем религиозного культа. Хотя отдельные виды искусства (например, театр и танцы в Европе) уже в аграрную эпоху были преимущественно светскими, а художественная литература начала отпочковываться от религии еще в Высоком Средневековье (например, поэзия трубадуров), тем не менее общую картину это не меняло. Если говорить о мифологических и религиозных образах первобытной и аграрной эпох, то нам они известны в основном в художественных проявлениях; однако нужно помнить, что в культурном контексте названных эпох все художественное воспринималось людьми как религиозное.
Мы представляем себе первобытные ми-форитуальные процедуры главным образом по описаниям антропологов, побывавших у остающихся на первобытном уровне развития племен Африки, Океании, Южной Америки [5-7]. Но и ранний период аграрной эпохи, этап образования первых городов и сложения ранних государств на территории Восточного Средиземноморья, Ближнего Востока, Индии, Китая в культурном отношении еще относил-
ся к мифоритуальной традиции мировосприятия. Содержательно эти ритуальные процедуры были посвящены главным образом имитации различных эпизодов сотворения мира великим предком (демиургом), а по форме являлись довольно сложным музыкально-театрально-танцевальным действием. Естественно, при этом нужно понимать в широком смысле музыку - как всякое тонально-ритмическое звукоизвлечение, театр - как всякое постановочное условно-имитационое действие, а танец - как всякое повторяющееся ритмическое телодвижение.
На мой взгляд, древнейшие образы мифо-ритуальной культуры эпохи первобытности воплощались прежде всего в танце, и их можно считать первыми формами искусства. Коллективный танец как важнейшая часть группового ритуала, безусловно, способствовал укреплению чувства родового единства, что в ту эпоху было главной социальной целью и условием практического выживания людей. Модальная личность эпохи первобытности была «растворена» в родовом коллективе, идейно и практически не имела собственного лица, а только родовое. По всей видимости, наскальная графика и палеолитические «венеры» были исторически более древними артефактами, чем групповые ритуалы, но в какой мере они являлись произведениями искусства? Впрочем, и танцы того времени не были искусством, а частью ритуала родовой солидарности, однако в них была воплощена не только имитация деяний великого предка, но и интерпретация мифологического образца, что сближает их с современным пониманием искусства.
С появлением письменности мифологические сюжеты древних египтян, шумеров, аккадцев, греков и пр. стали записываться словами как нарративное повествование, положив начало литературе [См. об этом подробнее: 8]. Естественно, примеры великих предков и героев древности (именно в это время и возник жанр героического эпоса) играли важнейшую воспитательную роль; но они уже регулировали поведение не рода в целом, а отдельного
37
человека. Это внимание к индивиду свидетельствовало об определенном социальном развитии древних обществ.
Но танец и, видимо, какие-то формы театрализованных мистерий были широко распространены в народной практике (иногда в противовес официальной идеологии и поощряемым ритуалам). Очевидно, темы родового единства и солидарности оставались актуальными для массового сознания и на раннем этапе становления аграрных обществ, а групповой танец выступал наиболее традиционной формой символизации этого единства, что отражено в текстах Ветхого Завета и других произведений [11], в сюжетах египетской графики, греческой вазописи. В Древней Греции появились и первые драматурги, писавшие пьесы для профессионального театра.
Сейчас мы не можем судить о том, какие формы отображения мифологических образов в древности были наиболее социально эффективными, но в ритуальной практике, судя по всему, преобладал коллективный танец, который, видимо, и получил значительное распространение как образное воплощение родового мифологического сознания первобытной эпохи и ранней стадии аграрной. Показательно, что авраамические религии (иудаизм, христианство и ислам) осуждали танец как проявление язычества. Значит, танец был массовым народным ритуалом, с чем боролись новые «религии откровения».
В течение начала - середины I тыс. до н. э. мифологию начинает вытеснять религия как более сложная система верований, базирующаяся на более четком разделении добра и зла и пропагандирующая формы служения добру в более императивном варианте, нежели это практиковалось в мифологии. Содержательно ее образы уже не столько акцентировали процедуру сотворения мира и родовую солидарность, сколько регулировали практическое социальное поведение отдельного человека в соответствии с эталонными образами богов, святых и иных религиозных подвижников [2]. Модальная личность аграрной эпохи - это в первую очередь глубоко верующий человек,
не имеющий собственного суждения об истине, а полностью лояльный господствующей религиозной идеологии. Да и профессиональная самореализация человека того времени была глубоко традиционна, ориентирована на примеры из прошлого.
Конечно, все это складывалось и тем более входило в массовую практику веками. Переход актуальной культуры от социально-воспитательного воздействия на коллектив к влиянию на социальное поведение индивида занял несколько тысячелетий. Он выразился в появлении литературных списков изложения мифов и героических эпосов, затем в переходе к литературным изложениям догматов новых религий, а далее - к обширной агиографической литературе (излагающей деяния святых и подвижников), игравшим важную воспитательную роль в общем регулировании социального поведения людей.
Но нужно учитывать и то, что грамотными в ту далекую эпоху было совершенно незначительное меньшинство населения, и литература, в том числе религиозная, доходила до массового потребителя в основном в устном пересказе священнослужителей. Поэтому более доступным каналом распространения религиозных истин были изобразительные образы богов, святых, подвижников и т. п. Разумеется, в силу сочетания тех или иных внешних и внутренних причин в различных сообществах агарной эпохи складывались разные композиции культурных образов, выражавших религиозные нормы, и форм, отображавших эти образы; но наиболее распространенными были образы визуальные [2]. Например, в восточном христианстве практиковалась иконопись, фрески, мозаики и книжная миниатюра, в западном - сакральная скульптура, живопись, фрески, витражи и книжная миниатюра, в буддизме - преимущественно скульптура, в индуизме - скульптура и графика, в почете был и танец. В религиях Китая - даосизме и конфуцианстве - имело место примерно равное распространение литературы, скульптуры и различных видов графики. Примерно такая же ситуация была характерна и для иранского
38
зороастризма. В исламе и иудаизме изображения людей (и тем более Бога) запрещались (некоторые отступления от этого допускались в шиитском Иране, где имела распространения книжная миниатюра), и здесь особую роль играло устное общение верующих с религиозными авторитетами. Впрочем, для иудейской среды была характерна массовая грамотность (даже у женщин), поскольку каждый правоверный иудей был обязан ежедневно лично читать тексты Торы. Естественно, повсюду активно развивалась храмовая архитектура, которую тоже можно отнести к визуальным искусствам.
Я полагаю, что основными образными формами религиозной культуры аграрной эпохи были формы изобразительные - архитектура, живопись, графика и скульптура. Они не просто иллюстрировали религиозные сюжеты и воссоздавали образы сакральных персонажей, но и задавали правильную интерпретацию этих образов, соответствующую правильным догматическим установкам религиозных учений [См. об этом, например: 9; 12]. Можно спорить о том, что эффективнее и доступнее для восприятия: изображения или литературные описания, но в условиях преобладающей массовой неграмотности этот спор не является актуальным. И религиозные истины, и образы сакральных персонажей, и события сакральной истории следовало как-то преподносить массовой аудитории, а визуальные их интерпретации были вполне эффективны.
Социально-воспитательное воздействие этих эталонных образов на верующих было огромно. Конечно, призывы «жить как Христос» или как Будда касались только монахов, однако и любой светский верующий был обязан в своей повседневной жизни ориентироваться на эти священные образцы, соблюдать все запреты, не грешить и т. п. Эти установки закладывались в сознание человека еще в детстве, в процессе воспитания в семье и сопровождали его на протяжении всей жизни. Наивно полагать, что эти установки не нарушались. Жизнь есть жизнь; и, конечно, нарушения были массовыми (даже в среде
39
священнослужителей). Но сакральный авторитет подобных установок был столь велик, что он накладывал отпечаток на все жизненные проявления человека. И огромную роль в этом играло почитание сакральных образов, нравственная ориентация на них [1].
Деление истории на эпохи, конечно, большая условность. Хотя одна эпоха отличается от другой вполне наглядно - иной типологией образа жизни и деятельности людей, но различие это ясно видимо лишь с большого исторического расстояния. Тем более невозможно провести четкие границы межу соседними эпохами, поскольку новые формы жизни зарождаются и развиваются в недрах уходящей эпохи за много веков до того, когда их уже можно различить. Как правило, лишь апогей стиля жизни новой эпохи мы явственно отличаем от стилевого апогея прежней.
И все же ради интересов познания ученые проводят определенные границы между эпохами, отдавая себе отчет в том, что это лишь научная условность. Такой границей между Средневековьем и аграрной эпохой, с одной стороны, и Новым временем и индустриальной эпохой - с другой, принято считать Итальянское Возрождение последней трети XV - начала XVI в. или период Великих географических открытий, пришедшихся на это же время.
Как это часто бывает в истории, Итальянское Возрождение с точки зрения создания образов, отражавших актуальные культурные нормы, знаменовало собой расцвет именно того искусства, которое преобладало на протяжении европейского Средневековья, - изобразительного, пропагандировавшего образы религии. И хотя наряду с религиозной живописью уже появилась и светская, торжество светского искусства и новой системы образов, отражавших уже не религиозные, а светские социальные нормы, потенциально было связано с иным видом художественного творчества - литературой.
И действительно, следующий XVI в. одарил Европу целой плеядой имен писателей -Рабле, Томас Мор, Сервантес, Шекспир и др.
По сравнению с предшествовавшей историей литературы это был творческий взрыв, рождение новой технологии формирования нормативных образов - литературной [См. об этом подробнее: 3]. Важно, что новая система образов посвящена уже не богам, святым и подвижникам, а светским персонажам, среди которых были и герои, и мудрецы, и негодяи, люди, не утверждающие заведомо известную истину, а самостоятельно ищущие ее, сомневающиеся, ошибающиеся, социально самореализующиеся, уже не повторяя отцов и дедов, а в соответствии с собственными интересами. По пути литературы пошли и живопись, и театр. Началось формирование новой системы нормативных образов, отражавших коллизии социальной жизни и влиявших на поведение человека.
Конечно, в то время процент грамотных людей был очень мал, и основными читателями книг (а книгопечатание в Европе также началось с середины XV в.) являлись дворяне и священнослужители. Но в течение XVI -XVIII вв. численность дворянства в несколько раз выросла, и они стали уже заметной частью городского населения. А в XIX в. одновременно с бумом урбанизации происходил и бум массового образования, так что в ХХ в. художественную литературу читало уже практически все городское население Европы и Северной Америки и существенная часть сельского. В ХХ в. к литературе как пропагандисту эталонных культурных образов присоединилось и кино, в этом отношении продолжившее просветительскую функцию литературы и ставшее ее соперником (к тому же в течение ХХ в. практически все значимые литературные произведения были экранизированы, а некоторые по нескольку раз).
Литературных героев, воспринимаемых как эталонные образцы для подражания, можно перечислять бесконечно. Это придуманные герои: Ромео и Джульетта, Гамлет, Дон Кихот, Робинзон Крузо, Гулливер, доктор Фауст, Чайлд Гарольд, Онегин, Печорин, граф Мон-те-Кристо, Андрей Болконский, князь Мыш-кин, Шерлок Холмс, Эркюль Пуаро и т. д.,
исторические персонажи: Мария Стюарт, королева Марго, капитан д'Артаньян и пр., киногерои: Джеймс Бонд, Штирлиц, Рэмбо, Терминатор и др., антигерои: леди Макбет, Фантомас, Дракула и т. д. Все они так или иначе влияют на сознание или подсознание современного человека, который порой даже не задумывается над тем, что в какой-то ситуации ведет себя по модели одного героя, а в иной - по модели, отработанной другим персонажем.
Вопрос о том, что в Новое время искусство (и в особенности художественная литература) фактически вытеснило религию в культурном влиянии на городское население Европы, уже поднимался в научной литературе [См. об этом: 4]. Я совершенно согласен с данной точкой зрения, хотя А. Б. Зубов ее критикует как упрощенную. Причину этого я вижу в преодолении массовой неграмотности, которое привело население к увлечению художественной литературой и печатными СМИ, затем кинематографом, радио, телевидением и, наконец, Интернетом, что оказалось много интересней проповеди приходского священника, бывшей главным информационным источником ранее. Одним из аргументов правильности этой сентенции является радикальная замена прежних религиозных образов художественными (литературными) в качестве нормативных эталонов социального поведения. Эталонным нормативом поведения и общей жизненной позиции стало не утверждение истины (как у религиозных подвижников), а ее самостоятельный поиск. Большинство литературных и киногероев заняты именно этим, и потому они быстро становятся модальными эталонными образами.
Таким образом, система культурных образов, отображая господствующие в разные эпохи культурные нормы, участвовала в формировании трех типов личностей, модальных для своих эпох и по-разному относившихся к истине и своей социальной реализации:
• В первобытную эпоху был востребован человек интегрированный, индифферентный к проблеме истины, а в своей социальной са-
40
мореализации полностью включенный в структуру рода, зависящий от него и проявляющий активность в основном на этой площадке.
• В аграрную эпоху был востребован человек лояльный, воспринимающий истину только через призму господствующей идеологии, от которой он полностью зависел, и социально реализующийся преимущественно в границах рода занятий, традиционных для его семьи или социальной группы.
• В индустриальную эпоху был востребован человек рациональный, формально неза-
висимый от какой-либо идеологии и социальной структуры, ищущий истину самостоятельно и выбирающий площадку социальной самореализации по признакам своих личных интересов.
Какой тип модальной личности будет востребован в наступающую постиндустриальную эпоху и какими средствами будет осуществляться ее воспитание, мы гадать не будем. Каждая эпоха находила свои культурные образы, влиявшие на социальное воспитание модальной личности, соответствующей актуальным эталонным нормам своего времени.
1. Бронзов, А. Благочестие [Электронный ресурс] / А. Бронзов // Православная богословская энциклопедия : в 12 т. Т. 2, стлб. 678. - Петроград : Типография А. П. Лопухина, приложение к духовному журналу «Странник» за 1901 г. - Режим доступа : http://www.bib1ioteka3.ru/bib1ioteka/pravos1avnaja-bogos1ovskaja-]епсШоре&]аЛот-2/Ь^осЬез11е.Ы:т1. - Дата обращения : 9.01.2018.
2. Жуковский, В. И. Визуальная сущность религии : монография / В. И. Жуковский, Н. П. Копцева, Д. В. Пивоваров. - Красноярск : КГУ, 2006. - 460 с.
3. Захаров, Н. В. Гений на века: Шекспир в европейской культуре / Н. В. Захаров, Вл. А. Луков. - Москва : ГИТР, 2012. - 504 с.
4. Зубов, А. Б. История религии. Курс лекций. Книга первая / А. Б. Зубов. - Москва : МГИМО-Университет, 2006. - 436 с.
5. Кребер, А. Л. Конфигурации культурного роста // Избранное: природа культуры / А. Л. Кребер ; [сост. Л. А. Мостова; пер. с англ. Г. В. Вдовиной]. - Москва : РОССПЭН, 2004. - С. 3-802 и др. - (Культурология. XX век).
6. Леви-Стросс, К. Печальные тропики / К. Леви-Стросс ; пер. с фр. Г. Е. Сергеевой. - Москва : АСТ, 1999. - 569 с.
7. Малиновский, Б. Сексуальная жизнь дикарей Северо-Западной Меланезии // Избранное: Динамика культуры / Б. Малиновский. - Москва : РОССПЭН, 2004. - С. 439-862
8. Мифы народов мира : энцикл. : в 2 т. / гл. ред. С. А. Токарев. - Москва : Советская энциклопедия, 1987. - Т. 1. - 720 с.; 1988. - Т. 2. - 671 с.
9. Успенский, Б. А. Семиотика иконы // Семиотика искусства / Б. А. Успенский. - Москва : Школа «Языки русской культуры», 1995. - С. 221-303.
10. Флиер, А. Я. Нормы культурные // Тезаурус основных понятий культурологии : учеб. пособие / А. Я. Фли-ер, М. А. Полетаева. - Москва : МГУКИ, 2008. - С. 187-190.
11. Франкфорт, Г. В преддверии философии. Духовные искания древнего человека / Г. Франкфорт, Г. А. Франкфорт, Дж. Уилсон, Т. Якобсен ; пер. с англ. Т. Н. Толстой; отв. ред. и вступ. ст. Вяч. Вс. Иванов. - Москва : Наука, 1984. - 236 с.
12. Эко, У. Искусство и красота в средневековой эстетике / У. Эко ; пер. с ит. А. П. Шурбелева. - Санкт-Петербург : Алетейя, 2003. - 256 с. - (Библиотека Средних веков).
Получено 11.01.2018
41
A. Flier
Doctor of Philosophical Sciences, Professor, Russian Research Institute for Cultural and Natural Heritage
named after D. Likhachev E-mail: [email protected]
RELIGIOUS AND ARTISTIC IMAGES AS THE IMPLEMENTATION OF STANDARD CULTURAL NORMS
Abstract. The problem of expressing various cultural norms in the symbolism of the forms of certain cultural images (mythological, religious, artistic) in different historical epochs and the functioning of these images in social culture is considered. Particular attention is paid to the educational role that these images played in the cultural context of the certain epochs, the regulation of practical social behavior of people, the formation of individuals modal for their time.
Keywords: culture, typology of cultural norms, mythological, religious and artistic images, social education ofpeople
For citing: Flier A. 2018. Religious and artistic images as the implementation of standard cultural norms. Culture and Arts Herald. No 1 (53) : 35-42.
References
1. Bronzov A. 1901. Piety [Electronic resource]. Pravoslavnaya bogoslovskaya entsiklopediya : v 2 t. T. 2, stlb. 678. Petrograd. Prilozhenie k dukhovnomu zhurnalu «Strannik» za 1901 g. [Orthodox Theological Encyclopedia : in 2 vol. Vol. 2, column 678. - Petrograd: Printing house of AP Lopukhin, appendix to the spiritual journal "Strannik" for 1901.]. Available from : http://www.biblioteka3.ru/biblioteka/pravoslavnaja-bogoslovskaja-jenciklopedija/tom-2/blagochestie.html (accessed : 09.01.2018). (In Russ.).
2. Zhukovskii V., Koptseva N., Pivovarov D. 2006. Vizual'naya sushchnost' religii [Visual essence of religion]. Krasnoyarsk : Krasnoyarsk state university. 460 p. (In Russ.).
3. Zakharov N., Lukov Vl. 2012. Geniy na veka: Shekspir v evropeyskoy kul'ture [Genius for ages: Shakespeare in the European culture]. Moscow : Gitr Film and Television School. 504 p. (In Russ.).
4. Zubov A. 2006. Istoriya religii. Kurs lektsiy. Kniga pervaya [History of religion. Course of lectures. First book]. Moscow : MGIMO University. 436 p. (In Russ.).
5. Kroeber A. 2004. Configurations of cultural growth. Izbrannoe: priroda kul'tury [Selected works: The nature of culture]. Comp. Mostova L., Translated from Eng. by Vdovina G. Moscow : ROSSPEN. (In Russ.).
6. Levi-Strauss C. 1999. Pechal'nye tropiki [Sad tropics]. Translated from French by Sergeeva G. Moscow : AST. 569 p. (In Russ.).
7. Malinovskii B. 2004. The Sexual life of savages of Northwest Melanesia. Izbrannoe: Dinamika kul'tury [Selected works. Dynamics of culture]. Moscow. P. 439-862. (In Russ.).
8. Mify narodov mira [Myths of the peoples of the world] : in 2 vol. 1987. Vol. 1. 720 p. 1988. Vol. 2. 671 p. Tokarev S., chief ed. Moscow : Sovetskaya entsiklopediya. (In Russ.).
9. Uspenskii B. 1995. Icon semiotics. Semiotika iskusstva [Art semiotics]. Moscow : Shkola «Yazyki russkoy kul'tury». P. 221-303. (In Russ.).
10. Flier A. 2008. Cultural norms. Tezaurus osnovnykh ponyatiy kul'turologii [Thesaurus of the basic concepts of cultural science]. A. Flier, M. Poletaeva. Moscow : MGUKI. P. 187-190. (In Russ.).
11. Frankfort H., Frankfort H. A., Wilson J., Iakobsen J. 1984. V preddverii filosofii. Dukhovnye iskaniya drevnego cheloveka [Before philosophy. The intellectual adventure of ancient man]. Translated from Eng. by Tolstaia T.; Ed. and foreword by Viach. Vs. Ivanov. Moscow : Nauka. 236 p. (In Russ.).
12. Eko U. 2003. Iskusstvo i krasota v srednevekovoy estetike [Art and beauty in a medieval esthetics]. Translated from It. Shurbalev A. St. Petersburg : Aleteyya. 256 p. (In Russ.).
Received 11.01.2018
42