Вестник Челябинского государственного университета. 2013. № 16 (307).
Филология. Искусствоведение. Вып. 78. С. 98-101.
Л. В. Попова
РЕКОНСТРУКЦИЯ ОБРАЗА ЗАКОНОПОСЛУШНОГО СУБЪЕКТА В РУССКОМ ЛИНГВОПРАВОВОМ СОЗНАНИИ XVII ВЕКА: ВЕРБАЛЬНО-СЕМАНТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ
Представлены результаты реконструкции лингвоментального образа законопослушного субъекта на вербально-семантическом уровне русского лингвоправового сознания XVII в. Исследование выполнено на материале текста «Уложения» 1649 г. в сопоставлении с лексикографическими данными.
Ключевые слова: лексико-семантическое поле, лингвоправовое сознание, лингвоментальный образ, номинативная модель, языковое сознание, языковая личность.
В рамках общего исследования генезиса русского лингвоправового сознания возникла частная проблема реконструкции представления о субъекте, поведение которого соответствует правовым нормам. Рассматривая развитие лингвоментального образа законопослушного субъекта в диахронии, мы обратились к лингвоправовой сфере XVII в. В качестве гипотезы было выдвинуто следующее предположение: образ законопослушного субъекта, реконструируемый на основе письменного профессионального текста, отличается от образа законопослушного субъекта, реконструируемого на основе словарного материала.
Любой текст дает представление о языковом сознании адресанта: «.. .языковая личность есть личность, выраженная в языке (текстах) и через язык, есть личность, реконструированная в своих основных чертах на базе языковых средств» [2. С. 38]. Под языковым сознанием понимается часть когнитивного сознания, обеспечивающая механизмы языковой (речевой) деятельности, в том числе хранение языка в сознании [3]. Кроме того, мы опираемся на предложенное Е. Ф. Тарасовым понимание языкового сознания как совокупности образов сознания, которые оформляются с помощью языковых средств [12].
Материалом нашего исследования является текст «Уложения» («Соборного Уложения») -первого печатного памятника русского права, выпущенного тиражом 2400 экземпляров в 1649 г., а позже вошедшего в «Полное собрание законов Российской империи» [11]. «Уложение» представляет собой продукт профессиональной речевой деятельности коллективного субъекта. Назначенные главой государства составители собрали и упорядочили юридические документы прошлого, а также дополнили
недостающие части кодекса. «И указалъ Государь, Царь и Великій Князь АлексЪй Михай-ловичь всея Руссіи то все собрати, и въ докладъ написати Бояромъ, Князю НикитЪ Ивановичу Одоевскому, да Князю Семену Васильевичу Прозоровскому, да Окольничему Князю Федору Федоровичу Волконскому, да Дьякамъ Гаврилу Левонтьеву, да Федору ГрибоЪдову» [11. С. 1]. «А на которыя статьи въ прошлыхъ годЪхъ, прежнихъ Государей въ Судебникахъ Указу не положено, и Боярскимъ приговоромъ на тЪ статьи не было: и тЪ бы статьи по тому же написати и изложити, по Его Государеву Указу, общимъ советомъ <...>» [11. С. 1]. Следовательно, зафиксированные в «Уложении» правовые представления и речевые традиции складывались на протяжении нескольких веков и свойственны группе людей, профессионально занимающихся правотворчеством и правоприменением. Коллективная языковая личность, стоящая за текстом «Уложения», в нашем понимании, воплощает характерные черты русского лингвоправового сознания XVII в., которое может быть реконструировано. Юридическое языковое сознание, или лингвоправовое сознание, в нашей работе понимается как совокупность образов правового сознания [10. С. 302], обеспечивающего механизмы профессиональной речевой деятельности, результаты которой отражены в языке письменной юридической коммуникации.
При реконструкции лингвоментального образа законопослушного субъекта мы опираемся на методику, предложенную Ю. Н. Карауловым для изучения языковой личности: характеристика вербально-семантического, лингвокогнитивного и мотивационного уровней [2]. Первый этап исследования посвящен характеристике указанного образа на вербаль-
но-семантическом уровне лингвоправового сознания.
Для описания вербально-семантического фактора, определяющего специфику изучаемого образа, были отобраны языковые единицы со значением «человек, соблюдающий нормы права». Уже на данном этапе обнаружилось расхождение между языковой системой и юридическим узусом. Рассмотрим два типа номинативных моделей.
В лексической системе русского языка, по данным лексикографических источников [4.
4. III, VI; 8. Т. II; 7. Вып. VII; 1], существовала группа слов, входящих в лексико-семантическое поле «закон». Словари фиксируют три лексемы с общим значением «человек, соблюдающий нормы права»: законопослушник, за-конослужитель, законохранитель. Законопос-лушник - «Тот, кто повинуется закону» [7. Вып. VII]. Законослужитель - «Последующш предписанному въ законЪ» [8. Т. II. С. 27], «повинующшся закону; служащш государству, особ. по вЪдомству правосудiя» [1. С. 1469]. Законохранитель - «Кто послЪдуетъ законамъ, хранить ихъ ненарушимо» [4. Ч. VI. С. 585]; «Хранящш, наблюдающш законы» [8. Т. II. С. 27]; «Тот, кто неукоснительно исполняет закон» [7. Вып. VII]; «сохраняющш, исполняющш законы» [1. С. 1469]. Как видно, лексемы законослужитель и законохранитель, наряду с указанным значением, имеют смежное значение «человек, способствующий соблюдению норм права». Последним значением обладают также лексемы законоблюститель - «законохрани-тель» [6. Вып. 5. С. 219], законоисполнитель - «Законодатель, блюститель закона» [6. Вып.
5. С. 220], законоправець - «Тот, кто следит за исполнением законов, обычаев, обрядов» [6. Вып. 5. С. 221].
Учитывая тот факт, что лексема закон в указанных словарях является прямой номинацией правовой нормы, устанавливаемой государственной властью [5; 6. Вып. 5. С. 218; 4. Ч. III. С. 9; 8. Т. II. С. 27; 7. Вып. VII; 1. С. 1469], мы делаем вывод о непосредственной семантической мотивированности и полной корреляции дериватов с базовой номинативной единицей. Таким образом, можно констатировать наличие в общерусском языковом сознании образа законопослушного человека, сформированного на базе представления о законе как воплощении юридической нормы.
В текстовых блоках «Уложения», описывающих ситуации, участником которых выступа-
ет законопослушный субъект, ни одна из вышеназванных лексем не используется. Отсутствуют и альтернативные номинации с элементом закон-. Вербально-семантические ресурсы языкового сознания законодателя позволяли продуцировать номинацию типа законоослуш-ник, закононепослушник в качестве профессионального наименования. Данная возможность не была реализована. Авторы «Уложения» оперируют общеупотребительными лексемами ослушник, непослушник для номинации человека, нарушающего нормы права: «<...> Да какъ приставъ того ослушника изъимавъ, къ МосквЪ приведетъ: и тому ослушнику за его ослушаше учинити наказаше, бити батоги, <.> и по суду указъ учинити, до чего доведется. А будетъ такой непослушникъ учинитъ также и въ третые у пристава ухоронится, или учинится приставу силенъ<...>» [11. С. 36-37]. По нашему мнению, эти явления напрямую связаны с неактуальностью базовой лексемы закон, которая в значении «юридический акт, изданный правителем государства» соотнесена с денотатом «нерусский, иностранный юридический акт» и использована в единичных случаях: «... ко-торыя статьи написаны въ правилЪхъ Святыхъ Апостолъ и Святыхъ Отецъ, и въ градскихъ законЪхъ Греческихъ Царей, а пристойны тЪ статьи къ Государственнымъ и къ земскимъ дЪламъ, и тЪ бы статьи выписать.» [11. С. 1].
Опираясь на изложенные факты, можно говорить о номинативной лакунарности на вербально-семантическом уровне лингвоправового сознания. Недостаточность компенсируется за счет привлечения и адаптации лексемы, входящей в лексико-семантическое поле «добро». Для номинации субъекта правомерного поведения в тексте «Уложения» регулярно используется устойчивое сочетание человек добрый (люди добрые). Лексема человек выполняет функцию предметно-родовой номинации. Семантическим центром данной речевой формулы выступает лексема добрый, выполняющая характеризующую функцию.
Анализ словарных дефиниций показал, что общеупотребительная лексема добрый не имеет специального значения, описывающего человека как участника правоотношений. Поли-семант добрый обобщает такие социально одобряемые качества личности, как терпимость, снисходительность, доброжелательность, честность, порядочность, благонамеренность, усердие, компетентность [9. С. 192; 5; 6. Вып.
4. С. 270-271; 4. Ч. II. С. 698; 7. Вып. VI; 8. Т. I.
100
Л. В. Попова
С. 332; 1. С. 1101]. Сложность семантической структуры прилагательного добрый коррелирует с широким значением существительного добро «всё положительное, противоположное злу» [5; 4. Ч. II. С. 700; 8. Т. I. С. 329; 1. С. 1100; 6. Вып. 4. С. 258; 7. Вып. VI]. Используя семантическое обобщение, можно выделить инвариантный смысл лексемы добрый «обладающий положительным свойством в соответствии с какой-либо нормой (преимущественно этической)».
В юридическом тексте добрый (человек) адаптируется к номинации правовой реалии, развивая дополнительное значение «человек, соблюдающий нормы права». Инвариантный смысл лексемы добрый дополняется семантическим признаком «соответствующий юридической норме». Значительную роль в этом процессе играет корреляция с профессиональными номинативными единицами из сферы уголовного и гражданского права: воровство, должник, лихой человек, обыск, обыскные люди, подьячий, поличное, понятые, поруки, пристав, пытать, пыточные речи, разбой, суд, улики. Отметим, что выражения человек добрый и человек лихой («преступник») антони-мичны. Вследствие установления описанных связей лексема добрый (и сочетание человек добрый) косвенно коррелирует с лексико-семантическим полем «закон».
Конкретизация значения «человек, соблюдающий нормы права» происходит в контексте. Проанализировав соответствующие текстовые блоки, мы разграничили частные значения номинативной единицы человек добрый: 1) «законопослушный субъект, который не совершает противоправные деяния» («А на котораго человЪка въ розбоЪ языкъ говоритъ, а въ обыску его назовутъ половина добрымъ человЪкомъ, а другая половина назовутъ ли-химъ человЪкомъ: и того человЪка пытать, а не учнетъ на себя съ пытки въ розбоЪ говорити, и того человЪка дати на чистую поруку съ записью обыскнымъ людемъ, которые его въ обыскЪхъ добрили, а по язычной молкЪ взятии на немъ выть» [11. С. 142]); 2) »законопос-лушный субъект, который может способствовать успешному проведению следственных мероприятий» («А будетъ кто у кого въ дому свЪдаетъ поличное, и похочетъ то поличное выняти; и ему на то поличное взяти изъ приказу пристава, а приставу взяти съ собою поня-тыхъ, стороннихъ людей, добрыхъ, кому мочно вЪрити: <...>» [11. С. 150]); 3) »законопослуш-
ный субъект, который может быть гарантом законных финансовых отношений» («<...> а порутчиковъ по немъ въ томъ велЪть въ поручную запись писать людей добрыхъ, которымъ бы въ томъ мочно было вЪрить и по тЪмъ по-ручнымъ записямъ велЪти тЪмъ должникомъ долги платити тЪмъ людемъ, кому они чЪмъ должны, на указные сроки, безъ всякаго переводу, безъ росту» [11. С. 49]); 4) »законопос-лушный субъект, который может быть выборным представителем социальной группы для участия в обсуждении проекта юридического документа и его принятии» («А для того Своего Государева и земскаго великаго царственна-го дЪла указалъ Государь <.> и Бояре приговорили выбрати <...> добрыхъ и смышленыхъ людей, чтобы Его Государево Царственное и земское дЪло съ тЪми съ всЪми выборными людьми утвердити и на мЪрЪ поставить, чтобы тЪ всЪ великія дЪла, по нынЪшнему Его Государеву указу и Соборному Уложенью, впредь были ни чЪмъ нерушимы» [11. С. 1-2]); 5) »законопослушный субъект, который успешно выполняет должностные обязанности на государственной службе» («<...> А будетъ кто объ немъ учнетъ бить челомъ, что онъ конечно болЪнъ, а къ суду ему въ свое мЪсто прислать нЪкого, что онъ безсемейной и безлюдной человЪкъ: и того больнаго послати осмотрЪть подьячаго добраго» [11. С. 28]).
Итак, на вербально-семантическом уровне общерусского языкового сознания, отраженном в лексикографических источниках, выявлен образ законопослушного субъекта, основанный на представлении о законе: эксплицирующие данный образ лексемы непосредственно соотнесены с лексико-семантическим полем «закон». На вербально-семантическом уровне лингвоправового сознания, отраженном в юридическом тексте, выявлен образ законопослушного субъекта, основанный на представлении о добре: эксплицирующая данный образ номинативная единица непосредственно соотнесена с лексико-семантическим полем «добро» и опосредованно - с лексико-семантическим полем «закон». Таким образом, выдвинутая гипотеза подтверждена.
Полученные данные являются основой для продолжения реконструкции указанного образа на лингвокогнитивном и мотивационном уровнях лингвоправового сознания. Необходимо выявить когнитивные модели, соответствующие описанным номинативным моделям, и охарактеризовать коммуникативные цели но-
минаторов - профессионалов и непрофессионалов. Особое внимание следует уделить этнокультурной специфике изучаемого образа.
Список литературы
1. Даль, В. Толковый словарь живого вели-корусскаго языка / под ред. проф. И. А. Бодуэна де Куртенэ. 3-е изд., испр. и знач. доп. Т. I. СПб. ; М., 1903.
2. Караулов, Ю. Н. Русский язык и языковая личность. М., 1987.
3. Попова, З. Д. Когнитивная лингвистика / З. Д. Попова, И. А. Стернин. М., 2007.
4. Словарь Академш Россшской. СПб., 1790. Ч. II; 1792. Ч. III; 1794. Ч. VI.
5. Словарь древнерусского языка (XI-XIV вв.) [Электронный ресурс] : в 10 т. / АН СССР; гл. ред. Р. И. Аванесов. М., 1989. Т. III. иЯЬ: http://slovari.m/default.aspx?s=0&p=2641.
6. Словарь русского языка XI-XVII вв. / АН СССР; гл. ред. С. Г. Бархударов. М., 1977. Вып. 4. 1978. Вып. 5.
7. Словарь русского языка XVIII в. [Электронный ресурс] / АН СССР; гл. ред. Ю. С. Сорокин. Л., 1984-1991. Вып. 1-6 ; СПб., 1992... - Вып. 7-... иЯЬ: http://feb-web.ru/feb/sl18/ slov-abc/
8. Словарь церковно-славянскаго и русска-го языка, составленный вторым отдЪлешемъ Императорской Академш Наукъ. СПб., 1847. Т. I, II.
9. Старославянский словарь (по рукописям X-XI вв.) / под ред. Р. М. Цейтлин, Р. Вечерки и
Э. Благовой. 2-е изд., стереотип. М., 1999.
10.Теория государства и права : учебник / под ред. В. К. Бабаева. М., 2001.
11.Уложеше. 1649 // Полное собрате зако-новъ Россшской Имперш, повелешем Государя Императора Николая Павловича составленное. Собрате Первое. Съ 1649 по 12 Декабря 1825 г. СПб., 1830. Т. I. № 1.
12.Языковое сознание и образ мира : сб. ст. / отв. ред. Н. В. Уфимцева. М., 2000.