CC BY
24
УДК 811.161.1 '42:39:34
ББК Ш141.12- ГСНТИ 16.21.47 КОД ВАК 10.02.01
006.3+Ш141.12-51
Л. В. Попова
Миасс, Россия
ЭТНОКУЛЬТУРНЫЙ КОНЦЕПТ «ДОБРО» В СЕМАНТИЧЕСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ «ЗАКОННОСТЬ» РУССКОГО ЯЗЫКА: НА МАТЕРИАЛЕ ПОСЛОВИЦ И ИСТОРИЧЕСКОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА
АННОТАЦИЯ. Представлены результаты лингвокультурного анализа номинации законопослушности в русских пословицах и законодательных текстах. Рассмотрены формы вербализации этнокультурного концепта «добро». Доказана ориентированность профессионального правосознания на обыденное. Выявлены этнолингвоспецифичные черты профессионального правосознания.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА: этнокультурная семантика, законопослушность, русский язык, этнолингвистика, этнокультурные концепты, добро, юридические пословицы, русские пословицы, законодательные тексты, проавосознание.
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ: Попова Людмила Викторовна, кандидат филологических наук, доцент кафедры филологии Миасско-го филиала Челябинского государственного университета. Адрес: Миасс, ул. Керченская, 1. E-mail: [email protected].
L. V. Popova
Miass, Russia
ETHNO-CULTURAL CONCEPT «THE GOOD» IN RUSSIAN SEMANTIC SPACE «LEGALITY» IN PROVERBS AND HISTORICAL LEGISLATION
ABSTRACT. The article presents the results of linguo-cultural analysis of nomination of law-abidingness in Russian proverbs and legisla-
tive texts. The forms of verbalization of the ethno-cultural concept "good" are considered. The article argues that professional legal consciousness is oriented towards everyday one. The author reveals ethno-linguo-specific features of professional legal consciousness.
KEYWORDS: ethno-cultural semantics, law abidance, Russian language, ethno-linguistics, ethno-cultural concepts, the good, juridical proverbs, Russian proverbs, legislative texts, legal consciousness.
ABOUT THE AUTHOR: Popova Lyudmila Victorovna, Candidate of Philology, Associate Professor of Department of Philology, Miass Branch of Chelyabinsk State University.
Лексика русского юридического языка в диахроническом аспекте является объектом исследования как лингвистики, так и юриспруденции, однако культурная семантика юридической номинации изучена в малой степени, преимущественно в древнем периоде развития (до XV века). Пополнение банка лингвистических сведений о частотности и способах экспликации этнокультурной информации в лексике нормативно-правовых актов предоставляет возможность реконструировать этнокультурный сегмент профессионального юридического сознания, оценить его соотношение с обыденным правосознанием, предложить новое решение проблемы оппозиционности этих двух типов правосознания в национальной культуре. Иначе говоря, представляется актуальным получить ответ на вопрос, действительно ли официальная правовая система строилась в противопоставление национальным представлениям о нормативных общественных отношениях, о правильном поведении человека как члена национального коллектива и не имела черт этнокультурной идентичности.
Важную информацию для характеристики народного правосознания дают труды отечественных философов и правоведов [Ильин 1996, Кистяковский 1909, Рогов 2006], которые пришли к выводу об уникальности национального восприятия юридической нормы, а именно об опоре права на мораль и религию как нормальном и необходимом явлении. В лингвистике тоже приводятся факты древнеславянского сакрального синкретизма областей права и нравственности [Иванов 1978]. В широком смысле синкретизм мышления, отражающий установку на це-
© Попова Л. В., 2016
лостность мировосприятия, рассматривается как достоинство национальной ментальности [Колесов 2006, Муравьев 1990].
Изучая семантическое пространство «законность» в русском языке, мы произвели выборку и анализ пословиц юридической тематики [Даль 1879, Снегирев 1848] с целью реконструкции языковой модели этого пространства в обыденном правосознании. В результате установлено, что доминантным концептом, организующим семантическое пространство «законность», стал этнокультурный концепт «добро». В понимании термина «этнокультурный концепт» (или культурно-этническая доминанта, константа культуры) мы опираемся на определения В. И. Карасика [Карасик 2002], О. А. Корнилова [Корнилов 2003], Ю. С. Степанова [Степанов 2001].
Лингвокультурологические словари описывают духовно-нравственный концепт «добро» как важнейшее обозначение добровольно принимаемой человеком нормы, в соответствии с которой осуществляется самооценка и социальная оценка поведения [Кобякова 2004: 72-74; Колесов 2014: 205; Саяхова 2010: 22]. Отмечается связь концептов «добро» и «справедливость»: «Добро делают (добродетель), действия добра определяются свободой, оно создает справедливость...» [Колесов 2014: 205].
Юридические пословицы отражают прилагательное добрый в значении 'законопослушный' как характеристику профессионалов (судей) и непрофессионалов (обычных участников правоотношений). Словари фиксируют полисемантичность прилагательного, совокупность значений которого выражает комплекс социально одобряемых качеств человека, не нарушающего моральных норм и способствующего их соблюдению. Примеры некоторых толкований: 1) «1. Добрый (противоп. злой) || миролюбивый; не склонный к вражде, ссорам», «9. Обладающий положительными качествами, достоинствами; уважаемый; благородный» [Словарь. 1989]; 2) «2. Исполненный достоинств, добродетелей; достойный. <...> 3. Делающий, несущий добро, радость, благополучие. <...> || Добрый, отзывчивый» [Словарь. 1975, вып. 5: 270-271]; 3) «1) Относительно къ лицу значитъ: а) честный, благонравный, снисходительный, благорасположенный. На него положиться можно, онъчеловЪкъдоброй. Знаться съ добрыми людьми. <...> б) Рачительный въ своемъ званш, исправный въ своей должности. <...>Добрый воинъ, слуга» [Словарь. 1789-1794, ч. II: 698]. При этом собственно юридическое значение 'законопослушный' словарями не отмечается.
Отметим важные смысловые отношения между прилагательным добрый и другими лексемами и сочетаниями в пословицах (на основе анализа отдельных пословиц и их совокупности).
1. Антонимичные отношения добрый (субстантив) / устойчивого сочетания добрый человек (обычно в форме мн. ч.) — вор: Вора помиловать, добраго погубить. Вору виселица да кнутъ, а доброй всегда неплутъ. Вору воровское, а доброму доброе. Воръ Кузьма, вороватъ Кузьма, не молвитъ худова слова при добрыхъ людяхъ. Воръ съ ворами знается, а отъ добрыхъ людей отдаляется [Снегирев 1848]. Антонимия отражает устойчивое противопоставление понятия «добрый (человек)» понятию «вор» (в узком смысле 'тот, кто крадет' и широком смысле 'преступник': вор — 'мошенник, злодей, обманщик' [Словарь... 1975, вып. 3: 28], воровской — 'сделанный незаконно; преступный, мошеннический' [Там же: 30]. «До Воинских артикулов Петра I под воровством понималось вообще всякое противозаконное действие, преступление, мошенничество, обман, плутовство, подлог <...>» [Памятники...1957: 472]). Следовательно, есть основание констатировать наличие юридического значения 'законопослушный' у номинативных единиц добрый = добрый человек (вор — преступник, значит, добрый не преступник). Это значение является компонентом вербально-семантического и когнитивного уровней обыденного правосознания. Семантический и когнитивный анализ пословиц Тому не бывать въ добр% кто часто сидитъ въ тюрьмЪ, Намъ добро и никому не зло, то законное житье [Снегирев 1848] подтверждает данный тезис, дополняя его выводом о вхождении этнокультурного концепта «добро» в семантическое и концептуальное пространство «законность», что придает этому пространству этнокультурную специфику. Добро в указанных пословицах означает не только благополучие, благопристойность ('1.Все хорошее, честное, благопристойное; счастье' [Словарь. 1975, вып. 4: 258]), но и правомерность (в современной юриспруденции 'соответствие явлений социальной жизни (деятельности или результатов деятельности субъектов права) требованиям и дозволениям содержащейся в нормах права государственной воли' [Тихомирова 1997: 344-345]).
2. Синонимичные отношения лексем добрый / праведный (атрибутив судья) и антонимичные отношения добрый — неправедный (аналогично). Дарами и праведнаго судью къ неправд% приведешь. Суд'я праведный — ограда каменная. У неправед-
ныхъ судей много затЪй [Снегирев 1848]. Ср.:ГдЪ добрые судьи поведутся, тамъ и ябедники переведутся [Снегирев 1848]. Согласно информации из ряда историко-семантических словарей, например [Словарь. 1789-1794,ч. II: 698], в данной пословице прилагательное добрый следует истолковать как 'рачительный въ своемъ званш, исправный въ своей должности'. Однако очевидно, что этой дефиниции недостаточно, поскольку оппозиция добрые судьи — ябедники ('инициаторы и участники лживых судебных исков, преследующие корыстные цели') отражает характеристику двух находящихся в противоположных позициях по отношению к закону субъектов: судьи обеспечивают соблюдение закона, ябедники его нарушают. Атрибутив добрый в сочетании с судья, таким образом, следует понимать как 'справедливый, законопослушный, обеспечивающий соблюдение закона своей профессиональной деятельностью'. Вариантом номинации добрый судья в указанном значении выступает выражение судья с добрым нравом: У котораго судьи добрый нравъ, у того невинный всегда правъ [Снегирев 1848]. Смысл данной пословицы можно выразить так: справедливый, законопослушный судья всегда оправдывает невиновного. В пословицах с прилагательным праведный содержится та же характеристика судьи, что и в пословицах с прилагательным добрый. В словарях при наличии нескольких значений лексемы праведный — морального и религиозных — с юридической сферой коррелирует первое 'честный, добросовестный' [Словарь. 1975, вып. 18: 103], однако оно, как и в случае с добрый (судья), не исчерпывает смысла сочетания праведный судья в контексте пословиц. В них характеристика судьи идентична рассмотренной в пословице ГдЪ добрые судьи поведутся, тамъ и ябедники переведутся — ср. с Суд'я праведный — ограда каменная. Выявленное в пословицах значение прилагательного праведный подтверждается словарным толкованием производного наречия праведно — 'справедливо, на законных основаниях' [Словарь. 1975, вып. 18: 102]. В пословице Дарами и праведнаго судью кънеправдЪ приведешь показана типичная ситуация потенциального коррупционного поведения судьи, готового принимать взятки и нарушать требования закона, допуская неправду. Неправда в юридической сфере имела широкое значение 'преступление' и узкое — 'ложь' [Словарь. 1975, вып. 11: 238]. В дополнение приведем пословицу За правду бог и добрые люди из раздела «Суд — правда» [Даль 1879], в которой очевидна связь между добрые 'законопослушные' люди
и правда 'справедливость как соответствие действий и поступков требованиям морали и права' [Словарь. 1975, вып. 18: 96], или 'законность, правомерность' в собственно юридическом смысле. В противоположность семантике прилагательных добрый и праведный у прилагательного неправедный можно отметить значение 'несправедливый, незаконопослушный, нарушающий закон своей профессиональной деятельностью': У непра-ведныхъ судей много затЪй. Таким образом, взаимосвязь этнокультурных концептов «добро» и «правда» («праведность», «справедливость») отчетливо прослеживается в семантическом и концептуальном пространстве «законность», определяя его этнокультурную специфику в обыденном правосознании.
На втором этапе исследования мы проанализировали способы номинации понятия «законность» в русском законодательстве XV-XVШ веков, отражающем профессиональное правосознание в историческом развитии. Для положительного ответа на поставленный в рамках нашего исследования вопрос (Действительно ли официальная правовая система строилась в противопоставление национальным представлениям о нормативных общественных отношениях, о правильном поведении человека и не имела черт этнокультурной идентичности?) мы должны были бы обнаружить тенденцию абсолютного или хотя бы высокочастотного отграничения правовых категорий от моральных на лексическом уровне юридических текстов. Однако собранные и проанализированные нами материалы дают основание для отрицательного ответа: на протяжении XV-XVШ веков, в том числе в периоды реформирования правовой системы в соответствии с новыми государственными реалиями и в начале становления отечественной науки о праве, в законодательных текстах сохраняется тенденция к интегративному выражению базовых правовых понятий через языковые знаки, имеющие первичную моральную семантику. Следовательно, профессиональное правосознание было ориентировано на этнокультурные правовые представления, обладая этнокультурной идентичностью.
Как и в пословицах, в законодательных текстах этнокультурный концепт «добро» был важной частью семантического пространства «законность».Он регулярно эксплицировался при номинации правомерного поведения. Вероятнее всего, существовала прямая связь между функционированием концепта «добро» в пословицах о юридической сфере и его выбором в качестве основы для осмысления понятия «законность» и фор-
мирования данного семантического пространства в русском законодательстве на ранней стадии развития профессионального мышления. «Какъ пословицы составляютъ первичную форму права: то въ нихъ открываются слЪды правъ государственнаго, каноническаго, гражданскаго и уголовнаго съ ихъ судебными обрядами, юридичеше символы, и вообще юридическая поезiя Русскаго народа; посему он% принимаются юристами за первобытные источники права» [Снегирев 1848: 20]. Соглашаясь в целом с отмеченной И. Снегиревым тенденцией, сделаем оговорку: для профессионального правосознания XV-XVШ веков пословицы были не источниками права, а культурным фоном, влияющим на развитие профессиональных понятий и их языковое воплощение. Это влияние могло происходить как на сознательном, так и на бессознательном уровне языковой личности юриста, поскольку национальный язык, концентрирующий этнокультурную информацию, был основой при формировании языка профессиональной коммуникации.
В ходе исследования мы выявили три номинативные модели с использованием прилагательного добрый, использовавшиеся в ситуациях законодательного обозначения законопослушного субъекта.
Первая модель: человек добрый (ед. и мн. ч.), добрый (субстантив) функционировала на протяжении XV-XVNI веков в четырех частных значениях.
1. 'Законопослушный свидетель, понятой, поручик' — в Судебнике 1497 г., ст. 46-47; Судебнике 1550 г., ст. 58 [Российское законодательство. 1985];Уложенш 1649 г., гл. X «О СудЪ», п. 203, гл. XXI«О разбойныхъ и о татиныхъ дЪлЪхъ», п. 87 [Полное собрате... 1830: т. I. № 1]; Уставе Воинском 1716 г., разделе «Краткое изображеше Процессовъ или Судебныхъ тяжебъ», ч. II, гл. III«О свидЪтеляхъ» [Полное собрате... 1830: т. V, № 3006]. Примеры:«47. А кто купит на чюжей земли что, а поимаются у него, и толко у него свидетелей два или три люди добрые скажут по праву, что перед ними купил в торгу, ино тот прав, у кого поима-лися, и целованиа ему нет; а не будет у него свидетелей, ино ему правда дати» (Судебник 1497 г.). «1. Другой образъ доказашя бы-ваетъ чрезъ свидетелей, и хотя свидетели мужеска и женска полу принимаются, однако жъ надлежитъ онымъ быть добрымъ и без-порочнымъ людямъ, которымъ бы можно поварить, кромЪтЪхъ, кои чести и достоинства лишены» (Уставъ Воинскш. Краткое изображеше Процессовъ или Судебныхъ тяжебъ).
2. 'Законопослушный субъект (не юрист, не чиновник), не преступник либо впервые совершивший нетяжкое преступление' — в Судебнике 1550 г., ст. 52; Уложенш 1649 г., гл. XX, п. 91, гл. XXI, п. 29, 42; Генеральном Регламенте или Уставе 1720 г., гл. LШ «О шельмованныхъ и на публичномъ мЬстЬ о наказанныхъ, чтобъ таковыхъ въ службу не допускать и сообщетя никому съ таковыми не имЬть»[Полное собрате... 1830: т. VI, № 3534]. Примеры: «А на котораго человека върозбоЬ языкъ говоритъ, а въ обыску его назовутъ половина добрымъ человЬкомъ, а другая половина назовутъ лихимъ человЬкомъ <.>» (Уложенiе, гл. 21, п. 42). «А будетъ кто кому прикажетъ человека въ дворъ, и потомъ человЬкЬ ручается, что тотъ человЬкъ доброй, и воровства отъ него никакова не будетъ, и запись на себя въ томъ дастъ <.>» [Уложете: гл. 20, п. 91]. «3. Въ компанш не допускать, и ихъ не посещать, и единымъ словомъ, таковый весьма лишенъ общества добрыхъ людей. А кто ае преступитъ, самъим Ьетъ наказанъ быть лишетемъ чина и галерною работою на время» (Генеральный Регламентъ или Уставъ).
3. 'Законопослушный выборный представитель от социальной группы в обсуждении и принятии нормативно-правового акта' — в преамбуле к Уложетю 1649 г.:« <.> выбрати <.> добрыхъ и смышленыхъ людей, чтобы Его Государево Царственное и земское дЬло съ тЬми съ всЬми выборными людьми утвердити и на мЬрЬ поставить, чтобы тЬвсЬ великiя дЬла, по нынЬшнему Его Государеву указу и Соборному Уложенью, впредь были ни чЬмъ нерушимы».
4. 'Законопослушный чиновник' (фискал; обер-президент, бургомистр, ратман Главного магистрата) — в Указах «Имен-ный. — О должности Фискаловъ» 1714 г. [Полное собрате... 1830: т. V, № 2786], «Именный объявленный изъ Сената. — О учиненш наказатя крестьянамъ, которые отложились отъ владЬльцовъ своихъ» 1713 г. [Полное собрате... 1830: т. V, № 2668]; Регламенте или Уставе Главнаго Магистрата 1721 г., гл. VI «О опредЬленш Магистратовъ и въ нихъ Президентовъ» [Полное собрате... 1830: т. VI, № 3708]. Примеры: «И буде изъ Фискаловъ кто явится въ своемъ дЬлЬ неприлеженъ и нерадЬтеленъ, и таковыхъ отъ того чина отставливать, а на ихъ мЬсто выбирать иныхъ людей добрыхъ, и правдивыхъ <.>» (Указ «Именный. — О должности Фискаловъ»). «<.> выбирать во всЬхъ городахъ <.> добрыхъ, пожиточныхъ и умныхъ людей, и сочинять изъ нихъ въ тЬхъ городахъ, гдЬ знатные посады,
Магистраты, а въ Магистратахъ изъ оныхъ Президентовъ, которые имЪютъ быть для расправы и аппеляцш вместо Надворнаго Суда, въ прочихъ же Бургомистровъ <...>» (Регламентъ или Уставъ Главнаго Магистрата).
Вторая модель: добрый + <название должности> в значении 'законопослушный чиновник, юрист' функционировала на протяжении XVI-XVШ веков: боярский человек добрый, подьячий добрый, добрый юрист, добрый досмотритель, добрый служитель (служащие полиции). Перечень нормативно-правовых актов: Судебник 1550 г., ст. 26; Уложеше 1649 г., гл. X, п. 108; Уставъ Воинскш. Краткое изображеше Процессовъ или Судебныхъ тяжебъ 1716 г.; Регламентъ или Уставъ Главнаго Магистрата 1721 г. Пример: «<...> и надлежитъ онымъ добрымъ быть юристамъ, дабы при Кригсрехтахъ накрепко смотрели и хранили, чтобъ процессы порядочно и надлежащимъ образомъ отправлялись <...>» (Уставъ Воинскш. Краткое изображеше Процессовъ или Судебныхъ тяжебъ).
Третья модель: добрый гражданин, добропорядочный гражданин в значении 'законопослушный субъект (не юрист, не чиновник)' функционировала с последней трети XVIII в. Перечень нормативно-правовых актов: Учреждешя для управлешя Губернш Всероссшсш Имперш» 1775 г., гл. XXI [Полное со-браше... 1830: т. XX, № 14392];Уставъ Благочишя или Полицей-скш 1782 г. [Полное собрате... 1830: т. XXI, № 15379]. Примеры: «301. Буде же малолЪтный остался безъ всякаго имЪшя, тогда Городовый Сиротскш Судъ старается помЪститьмалолЪтнаго, по состояшю его, или въ общественныхъ для сирыхъ училищахъ, или у доброхотныхъ людей, дабы научился науке, или промыслу, или ремеслу, и доставленъ былъ ему способъ учиниться добрымъ гражданиномъ <...>» (Учреждешя для управлешя Губернш Всероссшсш Имперш). «96. Частный Приставъ старается во всемъ сохранить установленный порядокъ и стройность такъ, дабы лихiе и недоброхотные къ установленному порядку исправились, а добропорядочнымъ гражданамъ доставить миръ и безопасное жиле» (Уставъ Благочишя или Полицейскш).
Таким образом, лингвокультурный анализ вербализации концепта «добро» в семантическом пространстве «законность» русских законодательных текстов XV-XVI11 веков свидетельствует о существовании нескольких этнолингвоспецифичных черт профессионального правосознания в его историческом развитии.
Во-первых, тесная связь с обыденным правосознанием, отсутствие оппозиционности. Сопоставительный анализ показывает идентичность номинаций законопослушного человека в пословицах и законодательных текстах, в частности: наблюдается устойчивое противопоставление добрый человек — вор в пословицах и добрый человек — вор, лихой человек, злой человек / злодей в законодательных текстах, или обобщенно — оппозиция понятий «добрый — правонарушитель».
Во-вторых, опора на систему морально-нравственных ценностей, в соответствии с которой языковой образ законопослушного человека состоит из необходимого набора моральных и социальных качеств: добродетельный, благонравный, благородный, достойный, уважаемый, честный, миролюбивый, снисходительный, отзывчивый. Добрый человек как 'законопослушный субъект' обладает способностью к самооценке и саморегуляции поведения благодаря наличию внутреннего ограничителя (совести, чувства справедливости).
В-третьих, вторичность юридического концепта «законность» по отношению к концептам «добро» и «правда» («праведность», «справедливость»). Об этом свидетельствует выбор номинаций с корнем добр- при возможном использовании номинаций с корнем закон-. Например, в практику словоупотребления законодателей не вошли лексемы, значения которых идентичны или максимально близки выражению добрый человек (и его производным) в юридическом аспекте: законопослушник 'повинующийся закону' [Словарь. 1992, вып. VII], законохрани-тель 'следующий закону, исполняющий закон, хранящий закон' [Словарь. 1789-1794, ч. VI: 585; Словарь. 1992, вып. VII], за-коноисполнитель 'законодатель, блюститель закона' [Словарь. 1975, вып. 5: 219]. Не реализована в юридической речи и возможность создания номинаций законопослушный человек / гражданин (ср. с англ. law-abiding person / citizen), законопослушный + <название должности>. Кроме того, в русском языке изучаемого периода существовала лексема добродЪй, значение которой 'законопослушный' непосредственно связано с юридической сферой и совпадает со значением номинации человек добрый [Словарь. 1789-1794, ч. II: 896], но она не использовалась в законодательных текстах.
В-четвертых, тенденция к профессиональному осмыслению концепта «добро» как «законности», к развитию юридического семантического потенциала номинаций с корнем добр-. На
протяжении как минимум трех столетий наблюдается интеграция «добро» в семантическое пространство «законность» путем создания производных по форме и / или значению номинаций, акцентирующих юридический аспект характеристики субъекта правоотношений: подьячий добрый, добрый юрист, добрый до-смотритель, добрый служитель, добрый гражданин, добропорядочный гражданин. По нашему предварительному исследованию, в законодательстве XIX века данные номинации или подобные им не получили широкого распространения; законодательство XX века нами не рассматривалось. Однако в политико-правовом дискурсе XXI века отмечаем востребованность изученной номинативной модели при характеристике законопослушности субъектов. Данный факт свидетельствует о сохранении этнолингвоспецифики современным правосознанием, хотя наблюдается значительно более четкая, чем исторически, языковая дифференциация правовых и моральных понятий. Например, добропорядочный используется в сочетании с гражданин, участник, поведение и другими лексемами и выражениями, находясь в тесной смысловой связи с законопослушный и правомерный: «И нам нужны такие правоохранительные органы, работой которых добропорядочный гражданин будет гордиться <...> И потому мотивация сотрудников этих органов должна быть прежде всего связана с качеством защиты прав и свобод граждан» (Послание Президента РФ В. В. Путина Федеральному Собранию РФ от 25 апреля 2005 г.). «8. Государственная политика ориентируется на исторически сложившиеся нормы морали и общепризнанные нравственные ценности многонационального народа России, направленные на обеспечение правомерного и добропорядочного поведения граждан» («Основы государственной политики Российской Федерации в сфере развития правовой грамотности и правосознания граждан». Утв. Президентом РФ 28 апреля 2011 г. Пр-1168).
ЛИТЕРАТУРА
Даль В. Пословицы русскаго народа: сборник пословицъ, погово-рокъ, реченш, присловм, чистоговорокъ, прибаутокъ, загадокъ, повЪрш: в 2 т. 2-е изд. — СПб.; М., 1879. Т.!.
Иванов В. В. О языке древнего славянского права (к анализу нескольких ключевых терминов) / В. В. Иванов, В. Н. Топоров // Славянское языкознание: VIII Междунар. съезд славистов: докл. совет. делегации. — М., 1978. С. 221-240.
Ильин И. А. Собрание сочинений: в 10 т. Т. 6, кн. 2. — М., 1996.
Карасик В. И. Культурные доминанты в языке // Карасик В. И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. — Волгоград, 2002.
Кистяковский Б. В защиту права (Интеллигенция и правосознание) // Вехи: Сборник статей о русской интеллигенции. — М., 1909.
Кобякова Т. И. Концепты духовности в русской языковой картине мира. Лингвокультурологический словарь / под ред. проф. Л. Г. Саяховой. — Уфа, 2004.
Колесов В. В. Русская ментальность в языке и тексте. — СПб., 2006.
Колесов В. В. Словарь русской ментальности: в 2 т. Т. 1. А-О / В. В. Колесов, Д. В. Колесова, А. А. Харитонов. — СПб., 2014.
Корнилов О. А. Языковые картины мира как производные национальных менталитетов. 2-е изд., испр. и доп. — М., 2003.
Муравьев В. Н. Рев племени // Из глубины: Сборник статей о русской революции. — M., 1990.
Памятники русского права. Вып. 6: Соборное Уложение царя Алексея Михайловича 1649 года / сост. Е. Г. Баскакова, И. Д. Мартысевич, К. А. Софроненко, О. И. Чистяков, С. И. Штамм. — М., 1957.
Полное собрате законовъ Россмской Импери повелЬнюмъ Государя Императора Николая Павловича составленное. Собрате Первое. Съ 1649 по 12 Декабря 1825 года. — СПб., 1830.
Рогов В. А.Древнерусская правовая терминология в отношении к теории права (Очерки IX — середины XVII вв.) / В. А. Рогов, В. В. Рогов. — М., 2006.
Российское законодательство X-XX веков: в 9 т. Т. 2. Законодательство периода образования и укрепления Русского централизованного государства. — М., 1985.
Саяхова Л. Г. Русское слово — русский мир: Лингвокультурологический словарь-минимум / Л. Г. Саяхова, Л. К. Муллагалиева, Д. М. Хасанова; под ред. Л. Г. Саяховой. — Уфа, 2010.
Словарь Академм Россмской. — СПб., 1789-1794.
Словарь древнерусского языка (XI-XIV вв.) [Электронный ресурс]: в 10 т. / АН СССР, Ин-т рус. яз.; гл. ред. Р. И. Аванесов. — М., 1989. Т. II: (Възалкати — ДобродЬтель). Режим доступа: http://slovari.ru/default.aspx?s=0&p=5414.
Словарь русского языка XI-XVII вв. / АН СССР, Ин-т рус.яз. — М., 1975.
Словарь русского языка XVIII века [Электронный ресурс] / АН СССР, Ин-т рус. яз.; гл. ред. Ю. С. Сорокин. — СПб., 1992-... Режим д о ступ а: b-we b.ru/feb/sl18/slov-abc/.
Снегирев И. Руссгая народныя пословицы и притчи. — М., 1848.
Степанов Ю. С. Константы: Словарь русской культуры. 2-еизд., испр. и доп. — М., 2001.
Тихомирова Л. В. Юридическая энциклопедия / Л. В. Тихомирова, М. Ю. Тихомиров; под ред. М. Ю. Тихомирова. — М., 1997.
