CC BY
64
М. С. Саликов, А. Н. Мочалов
Уральский государственный юридический университет (Екатеринбург)
РЕГУЛИРОВАНИЕ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА В ФЕДЕРАТИВНОМ ГОСУДАРСТВЕ*
В статье рассматриваются особенности конституционно-правового регулирования прав и свобод человека и гражданина в условиях федерализма. Отмечается, что присущее федерациям разграничение компетенции между самостоятельными уровнями государственной власти обусловливает существование в этих государствах особенностей регулирования прав человека и механизмов их реализации и защиты. Авторы заключают, что даже в России, где регулирование прав и свобод человека отнесено Конституцией исключительно к федеральному ведению, субъекты Федерации не лишены возможности конкретизировать в своем законодательстве механизмы реализации отдельных прав и свобод.
На основе сравнительно-правового метода и с использованием примеров России и зарубежных федераций (США, Канады, Австралии, Швейцарии, ФРГ) делается вывод, что, несмотря на сложившийся в большинстве стран консенсус по поводу «каталога» прав человека, регулирование отдельных прав в разных субъектах одной федерации может существенно различаться. Разными могут быть и гарантии реализации прав и свобод, а также сферы их использования. При этом во многих федерациях гарантии, установленные на федеральном уровне, часто рассматриваются как базовые, которые не могут быть отменены законом субъекта федерации. Также авторы затрагивают вопрос об особенностях имплементации в федеративном государстве международных стандартов в области прав человека.
Ключевые слова: федерализм, федерация, права человека, гарантии прав человека, ограничения прав человека, разграничение компетенции
БОГ: 10.34076/2410-2709-6-4-12
В литературе проблематика федерализма освещается преимущественно с госу-дарствоведческих позиций. Внимание исследователей сосредоточено в основном на разграничении компетенции между федерацией и субъектами, особенностях формирования региональных органов власти, их взаимоотношениях с федеральным центром. Вопросы конституционно-правового статуса личности, в том числе регулирования и защиты конституционных прав и свобод человека и гражданина, смещаются в дискурсе о федерализме на второй план.
Действительно, принцип федерализма связан в первую очередь с функционированием институтов государственной власти. Но федеративная форма государственно-
* Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках проекта № 19-011-00697 «Верховенство, права, федерализм и защита прав человека: сравнительное исследование».
го устройства оказывает заметное влияние как на регулирование прав и свобод, так и на механизмы их реализации и защиты. Это происходит в силу существующего в федерациях разграничения законодательной компетенции между несколькими уровнями публичной власти. Данную особенность федеративных государств следует принимать во внимание при изучении регулирования и защиты прав человека.
Свидетельством того, что обеспечение индивидуальных прав и свобод занимало не последнее место среди целей создания первой современной федерации - Соединенных Штатов Америки - является «Федералист» (сборник статей в поддержку ратификации Конституции США). В числе главных преимуществ «хорошо учрежденного Союза» отцы-основатели американского государства видели «способность сокрушать и умерять разгул крамольных сообществ» (factions) -
групп граждан, «объединенных и охваченных общим увлечением или интересом, противным правам других граждан (здесь и далее выделено нами. - М. С., А. М.) или постоянным и совокупным интересам всего общества». Дж. Мэдисон писал, что «дух крамолы» (faction spirit) порождает «недоверие к общественным учреждениям и страх за права личности». Несмотря на то что появление «крамолы» становится возможным благодаря свободе, которая для нее «все равно что воздух для пламени», «было бы величайшей глупостью уничтожить свободу единственно потому, что она питает крамолу, равно как желать уничтожения воздуха, без которого нет жизни для всего сущего, единственно потому, что он раздувает разрушительное пламя». А потому в числе своих главных целей основатели американской федерации называли цель «обезопасить общественное благо и права личности от поползновений подобного [„крамольного"] сообщества и в то же время сохранить дух и форму народного правления» [The Federalist Papers 2003: 51-55].
Упоминание защиты прав человека либо прав народа в числе целей государства мы можем найти во многих современных федеральных конституциях. Согласно ст. 2 Конституции Швейцарии Швейцарская Конфедерация защищает свободу и права народа, охраняет независимость и безопасность страны. В преамбуле Конституции Индии говорится о решении народа Индии обеспечить всем гражданам «свободу мысли, выражения мнений, убеждений, вероисповедания, культов; равенство положения и возможностей». Конституция Российской Федерации в ст. 2 провозглашает высшую ценность человека, его прав и свобод и устанавливает обязанность государства (в лице как Российской Федерации, так и ее субъектов) «признавать, соблюдать и защищать права и свободы человека и гражданина».
Главной особенностью регулирования прав человека в условиях федерализма можно назвать то, что с учетом разграничения компетенции между федерацией и субъектами такое регулирование осуществляется на двух (в некоторых федерациях - на трех) уровнях. В России согласно п. «в» ст. 71 Конституции регулирование прав и свобод человека и гражданина, а также прав на-
циональных меньшинств относится к исключительному федеральному ведению. Это означает, что права и свободы человека могут регулироваться только федеральными конституционными законами и федеральными законами (ч. 1 ст. 76 Конституции РФ). Данному положению корреспондирует ч. 3 ст. 55 Конституции, в силу которой ограничение прав и свобод допускается только на основании федерального закона.
Однако на практике исключить права и свободы человека из сферы субфедерального регулирования невозможно. Это обусловлено тем, что в компетенции субъектов находится внушительный перечень предметов, законодательство по которым предполагает конкретизацию механизмов реализации едва ли не всех конституционных прав и свобод. Например, региональными законами могут регулироваться относящиеся к совместному ведению Федерации и субъектов вопросы здравоохранения, культуры, образования, охраны окружающей среды, жилищных, семейных и трудовых отношений и т. д. К совместному ведению относится и защита прав и свобод человека и гражданина (п. «б» ч. 1 ст. 72 Конституции РФ).
Конституционный Суд РФ, говоря в Постановлении от 4 апреля 1996 г. № 9-П о свободе передвижения и праве граждан выбирать место пребывания и жительства (ст. 27 Конституции РФ), подчеркнул, что ограничения прав и свобод человека и гражданина могут быть установлены именно федеральным законом, но не законом субъекта Федерации. Вместе с тем поскольку обеспечение общественной и экологической безопасности и административное законодательство относятся к совместному ведению Российской Федерации и ее субъектов, органы власти субъектов наряду с федеральными органами государственной власти могут принимать правила регистрационного учета, «не допуская ограничения прав и свобод граждан». Следуя той же логике, в Постановлении от 15 декабря 2003 г. № 12-П Конституционный Суд РФ подтвердил право субъектов Федерации закреплять в региональном законодательстве особенности трудовых отношений муниципальных служащих, поскольку трудовое законодательство и установление общих принципов организации местного самоуправления находятся в соответствии со
ст. 72 Конституции РФ в совместном ведении Федерации и субъектов.
В Постановлении от 27 апреля 1998 г. № 12-П Конституционный Суд РФ допустил «делегирование» федеральным законодателем отдельных «полномочий по конкретизации условий реализации гражданином пассивного избирательного права» (в части региональных выборов) органам законодательной власти субъектов РФ, при условии что федеральным законом предусмотрены пределы таких полномочий. Выход регионального законодателя за установленные федеральным законом пределы будет означать нарушение им упомянутой выше ч. 3 ст. 55 Конституции РФ.
В настоящее время многие федеральные законы прямо допускают возможность конкретизации механизмов реализации отдельных конституционных прав и свобод в законодательстве субъектов Российской Федерации. Примером может служить право на проведение публичных мероприятий (ст. 31 Конституции РФ). В соответствии с ч. 2.2 ст. 8 Федерального закона от 19 июня 2004 г. № 54-ФЗ «О собраниях, митингах, демонстрациях, шествиях и пикетированиях» законом субъекта Федерации дополнительно определяются места, в которых запрещается проведение публичных мероприятий. Кроме того, органам исполнительной власти субъектов РФ предоставлено полномочие по определению специально отведенных или приспособленных мест для проведения мирных собраний (ч. 1.1 названного Закона).
Оценивая конституционность последнего из приведенных положений, Конституционный Суд РФ пришел к выводу, что субъекты РФ имеют возможность наряду с основными гарантиями прав граждан, закрепленными федеральным законом, «установить в своем законе или ином нормативном правовом акте дополнительные гарантии этих прав, направленные на их конкретизацию, создание дополнительных механизмов их реализации, с учетом региональных особенностей (условий) и с соблюдением конституционных требований о непротиворечии законов субъектов Российской Федерации федеральным законам и о недопустимости ограничения прав и свобод человека и гражданина в форме иной, нежели федеральный
закон». Суд подчеркнул недопустимость введения региональными нормативными правовыми актами процедур и условий, искажающих «само существо тех или иных конституционных прав», и снижения «уровня их федеральных гарантий» (Постановление Конституционного Суда РФ от 14 февраля 2013 г. № 4-П).
В большинстве конституций современных федеративных государств содержится перечень фундаментальных прав и свобод человека и гражданина, в равной мере распространяющих свое действие на все политико-территориальные единицы. Унификации конституционных прав и свобод на федеральном и региональном уровнях способствовала универсализация «каталога» прав человека, сформировавшегося в результате принятия Всеобщей деклараций прав человека, Международного пакта о гражданских и политических правах (далее - МПГПП), Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах, а также ведущих региональных актов о правах человека.
Однако и в зарубежных федерациях закрепление базовых прав и свобод в федеральной конституции не исключает вариативности регулирования на уровне субъектов.
Поправки 1-Х к Конституции США, получившие название «Билль о правах», закрепляют гарантии таких неотъемлемых прав и свобод американских граждан, как личная неприкосновенность и неприкосновенность частной жизни, свобода собраний и ассоциаций, свобода слова и вероисповедания и т. д. Несмотря на то что в силу Поправки XIV к Конституции действие «Билля о правах»1 является обязательным не только для федерального правительства, но и для правительств штатов, Конституция не запрещает штатам регулировать в своем законодательстве механизмы реализации большинства прав. В доктрине и практике Верховного суда США сформировалась позиция, согласно которой федеральная Конституция предусматривает «нижний» порог гарантий субъективных прав, который не может быть отменен законодательством штатов. Штаты же
1 Известно, что и сам «Билль о правах» стал своеобразным компромиссом между Союзом и штатами: ряд штатов (таких как Род-Айленд и Северная Каролина) требовали дополнить федеральную Конституцию нормами, гарантирующими права человека, под угрозой отказа от ее ратификации [Алебастрова 2001: 24].
могут устанавливать более высокий уровень гарантий [Герасимова 2015]. Это приводит к тому, что юридическое содержание отдельных прав и свобод граждан и гарантии их осуществления разнятся от одного штата к другому.
Например, регулирование свободы слова в Поправке I к Конституции США ограничивается, по сути, запретом Конгрессу издавать законы, умаляющие указанную свободу. В конституциях же штатов (в большинстве из которых «билли о правах» помещены в начало текста) регулирование является более детализированным. В разделе 8 ст. 1 Конституции штата Техас говорится, что «каждый человек может свободно выражать - устно или письменно - или публиковать свое мнение по любому вопросу, будучи ответственным за злоупотребление данным правом». Если речь идет о публикации материалов, касающихся расследований поведения должностных лиц или иных лиц, наделенных публичными функциями, либо затрагивающих вопросы, составляющие общественно значимую информацию, такие материалы должны быть правдивыми. Конституция штата Калифорния, практически дословно повторяя приведенную ранее формулировку из Конституции Техаса, уделяет повышенное внимание свободе печати и вводит гарантии непривлечения к ответственности журналистов и редакторов средств массовой информации за отказ раскрыть источник опубликованной информации либо отказ раскрыть собранную, но не опубликованную информацию.
Федерализм в США обусловил возникновение ряда противоречий между штатами по поводу признания или непризнания тех или иных прав и свобод, а также пределов их реализации. К примеру, отмена рабства в XIX в. происходила в североамериканских штатах не одновременно. Даже новые штаты в одних случаях принимались в состав Союза как рабовладельческие (например, Миссури), другие - как свободные от рабства (например, Мэн и Калифорния). Законом о Канзасе и Небраске (Kansas-Nebraska Act) 1854 г. была предпринята попытка предоставить новым штатам право самостоятельно решить вопрос о рабстве вопреки достигнутому в 1820 г. Миссурийско-му компромиссу между Севером и Югом,
согласно которому рабство запрещалось лишь в штатах севернее параллели 36 градусов 30 минут северной широты и западнее реки Миссисипи. За несколько лет до этого право самостоятельно решить вопрос о рабстве было предоставлено населению Юты и Нью-Мексико. В 1857 г. в знаменитом решении по делу Dred Scott v. Sandford Верховный суд США в условиях нарастания напряженности между штатами Севера и Юга констатировал отсутствие у чернокожего населения прав американских граждан и запретил штатам изменять его статус, подтвердив тем самым конституционность рабства. Несмотря на этот шаг, Закон о Канзасе и Небраске стал одним из поводов к началу гражданской войны сперва в Канзасе, а затем - во всей стране.
Известность приобрели и другие резонансные решения Верховного суда США, ограничивавшие пределы самостоятельности штатов в регулировании конституционных прав и свобод. Так, в решении по делу Roe v. Wade 1973 г. Суд признал неконституционным установление законами штатов запрета абортов. В решениях по делам Furman v. Georgia (1972 г.) и Gregg v. Georgia (1976 г.) Суд существенно ограничил пределы регулирования законов штатов, устанавливающих смертную казнь (первым из названных решений фактически был введен мораторий на смертную казнь, действовавший на протяжении нескольких лет).
Широкую известность получил спор о легализации однополых браков. До недавнего времени штаты самостоятельно решали вопрос о том, признавать ли однополые браки. Первые референдумы по данному вопросу прошли в 1998 г. в Аляске и на Гавайях. В 2004-2006 гг. подобные референдумы состоялись уже во многих штатах, и большинство населения проголосовало за запрет таких браков (Огайо, Миссисипи, Канзас, Техас, Флорида и т. д.). Однако впоследствии во многих штатах этот запрет был снят судами. В некоторых штатах его также обходили путем введения квазибрачных институтов - «гражданских союзов» и «домашних партнерств». В 2015 г. Верховный суд США в решении по делу Obergefell v. Hodges положил конец разногласиям, констатировав, что запрет однополых браков нарушает Поправку XIV к Конституции США.
Особенности федеративной системы США накладывают отпечаток и на ратификацию государством международных договоров в области прав человека. Ратифицированные международные договоры считаются частью внутреннего права США. Полномочием заключать международные договоры в соответствии с разделом 2 ст. 2 Конституции США наделен президент США, для этого ему требуется согласие Сената. Сенат же ограничен полномочиями, отнесенными разделом 8 ст. 1 Конституции к компетенции Конгресса. В результате Сенат не может давать согласие на заключение международных договоров, предмет регулирования которых выходит за пределы полномочий Конгресса, поскольку иное означало бы неконституционное вторжение федеральной власти в сферу компетенции штатов. Штатам, в свою очередь, Конституция запрещает заключать договоры и соглашения с иностранными государствами. По этой причине ратификация Соединенными Штатами Америки международных договоров, в том числе в области прав человека, часто затягивается на несколько лет (и даже десятилетий) и сопровождается большим числом оговорок, соображений и деклараций (reservations, understandings and declarations - RUDs) [Vergonis 2019].
Так, при ратификации Сенатом в 1992 г. МПГПП, подписанного президентом Картером еще в 1977 г., было сформулировано соображение (understanding) о том, что с учетом федеративного характера США федеральное правительство обязуется импле-ментировать положения Пакта только в той мере, в какой это входит в его компетенцию, и не препятствовать штатам в реализации ими своих обязательств по исполнению данного международного договора. Очевидно, федерализм послужил причиной и сделанной США оговорки, касающейся смертной казни, и ряда других оговорок, соображений и деклараций [Spiro 1997: 574-575].
Интересно регулирование прав и свобод человека в Канаде. Канадская хартия прав и свобод 1982 г. является частью федеральной Конституции. Одной из целей принятия данного акта, разработанного либеральным правительством П. Э. Трюдо, была унификация конституционного статуса граждан Канады, призванная сгладить противоречия между франкоязычным и англоязычным на-
селением. Предшественником Хартии можно считать Билль о правах 1960 г., который закрепил базовый набор прав человека. Билль не имел силы конституции и носил обязательный характер лишь для федеральных Парламента и Правительства: акты федерального уровня не должны были вступать в противоречие с гарантированными в нем правами и свободами.
Поскольку Конституционный акт Канады 1867 г. прямо не относит регулирование прав человека ни к компетенции федерации, ни к компетенции провинций, ряд провинций (Альберта, Квебек и др.) приняли собственные акты о правах человека, служившие ориентиром при принятии законодательства соответствующего субъекта [Данилов 2012: 77]. В провинции Саскачеван первый Билль о правах появился еще в 1947 г. Стремление правительства Канады расширить федеральное регулирование прав человека встречало сопротивление отдельных провинций (в особенности Квебека), которые усматривали в этом вторжение в сферу их исключительных полномочий.
Несмотря на это, в отличие от Билля о правах, Хартия 1982 г. в ст. 32 предусмотрела обязательность ее применения не только федеральными Парламентом и Правительством, но и парламентами и правительствами провинций. На провинциальном уровне законодательное регулирование прав человека после принятия Хартии 1982 г. также сохранилось (примерами являются Хартия прав и свобод человека провинции Квебек, Закон провинции Альберта о правах человека, Кодекс прав человека провинции Онтарио и т. д.). В сравнении с канадской Хартией законы провинций более детализированы, а предусмотренные ими гарантии должны исполняться не только органами власти соответствующей провинции, но и частными организациями.
Например, ст. 15 Хартии прав и свобод человека провинции Квебек устанавливает равенство каждого человека в доступе в общественный транспорт, предприятия торговли, отели, рестораны, театры и кинотеатры, парки, а также при приобретении товаров и услуг в общественных местах. Ряд положений провинциальных законов обращен к работодателям, в частности требование выплаты персоналу равного вознагражде-
ния за труд одинаковой производительности (ст. 19 квебекской Хартии, ст. 6 Закона провинции Альберта о правах человека). Предусматриваются в провинциальных законах и специфические права, отсутствующие в федеральной Хартии (например, право не быть подвергнутым сексуальным домогательствам - ст. 7 Кодекса прав человека провинции Онтарио). Также законами провинций о правах человека учреждаются специальные правозащитные органы - трибуналы по правам человека (Онтарио, Квебек, Ну-навут и др.), Комиссия по правам человека и правам детей (Квебек), Комиссия по правам человека (Альберта), Комиссар по правам человека (Британская Колумбия), Центр правовой поддержки в сфере прав человека (Онтарио) и др.
Своеобразием отличается регулирование прав и свобод человека в Австралийском Союзе. Здесь данный вопрос не получил разрешения ни в федеральной Конституции, ни в конституциях штатов (Конституция Австралии 1900 г. содержит упоминания лишь о праве на суд присяжных, о религиозных свободах и свободе торговли). Не существует на федеральном уровне и кодифицированного правового акта о правах человека. В австралийском конституционализме права человека рассматриваются как область регулирования общего права.
Австралия является участником важнейших международных договоров в области прав человека. Подобно США, при ратификации МПГПП Австралией была сделана декларация о федеративном характере государства, означающем, что предусмотренные Пактом обязательства государств будут реализовываться органами законодательной, исполнительной и судебной власти Союза, штатов и территорий сообразно их компетенции. Согласно сложившейся в данном государстве доктрине Парламент Австралии может ратифицировать любой международный договор независимо от предмета его регулирования, руководствуясь лишь установленным в п. 29 ст. 51 Конституции полномочием решать вопросы в сфере внешней политики.
Имплементация любого международного договора требует в Австралии отражения его положений во внутреннем законодательстве. Однако положения МПГПП нашли
отражение в союзных законах не в полной мере. В 2011 г. австралийским Парламентом был принят Закон о правах человека (Human Rights (Parliamentary Scrutiny) Act), но по сути он лишь предписывает образовать в структуре Парламента Совместный комитет по правам человека, основной обязанностью которого является проверка соответствия законопроектов международным стандартам в области прав человека.
Несколько австралийских штатов, тем не менее, пошли дальше и приняли собственные кодифицированные акты о правах человека. В 2004 г. Закон о правах человека был принят в Австралийской столичной территории (территориальная единица, не имеющая статуса штата, но обладающая широкой законодательной автономией, сопоставимой с компетенцией штатов), в 2006 г. Хартия о правах и обязанностях человека - в штате Виктория, в 2019 г. Закон о правах человека - в штате Квинсленд.
В сравнении с законами о правах человека канадских провинций, законы, принятые в штатах Австралии, имеют более ограниченное действие по кругу лиц. Так, Закон штата Квинсленд обязателен в применении судами и трибуналами штата, Парламентом штата (в частности, при принятии других законов) и публичными образованиями (полицией, муниципалитетами, правительственными учреждениями и т. д.). Вместе с тем ст. 5 части 1 Закона гласит о том, что его действие распространяется на всех индивидов, а также (в той мере, в какой это согласуется с законодательной компетенцией Парламента штата) - на другие штаты и на Союз. Закон Квинсленда уделяет особое внимание соблюдению прав человека при принятии законов штата. Так, при внесении законопроекта в палату Парламента штата субъект законодательной инициативы должен представить заверение о совместимости (statement of compatibility) соответствующего билля с фундаментальными правами человека. Затем совместимость законопроекта с правами человека проверяется специальным парламентским комитетом. Правда, Парламент штата может не согласиться с заключением комитета и принять декларацию (override declaration), признающую юридическую силу закона несмотря на его несовместимость с каким-либо правом челове-
ка. В целях защиты прав человека Законом учреждена Комиссия по правам человека, к полномочиям которой отнесено, в том числе, рассмотрение индивидуальных жалоб (на федеральном уровне аналогичный орган действует в соответствии с Законом 1986 г.).
Гарантии равноправия граждан, в частности при реализации ими отдельных личных, социальных и экономических прав, установлены в ряде антидискриминационных законов. На федеральном уровне, например, действуют Закон о запрете расовой дискриминации 1975 г., Закон о запрете дискриминации по признаку пола 1984 г. и т. д. Во многом аналогичное по содержанию антидискриминационное законодательство есть в каждом штате и территории Австралии. При этом федеральное законодательство, несмотря на то что действует на всей территории государства, во многих случаях распространяется только на отношения граждан с органами и учреждениями Союза (например, если речь идет о дискриминации при осуществлении трудовых прав) либо на отношения, возникающие на основании федерального права. В отличие от союзных законов, законы штатов и территорий затрагивают не только публичную, но и частную сферу. Так, Антидискриминационный закон штата Тасмания 1998 г. устанавливает допустимые пределы правомерной дискриминации в отношениях между частными лицами.
Разграничение компетенции между федерацией и субъектами в области регулирования прав человека может непосредственно предусматриваться в федеральной конституции. Например, согласно ст. 39 Конституции Швейцарии Союз регулирует осуществление политических прав в делах Конфедерации, а кантоны - в делах кантональных и коммунальных. В ФРГ согласно ст. 28 Основного закона федерация гарантирует соответствие конституционного строя земель основным правам, а в соответствии со ст. 33 Основного закона каждый немец имеет в любой земле равные гражданские права и обязанности. Права и свободы, гарантированные конституциями и законами земель, имеют значение лишь тогда, когда обеспечивают больший объем гарантий, нежели федеральное законодательство [Лейбо
2019: 42]. В то же время регулирование отдельных прав и свобод, в частности свободы собраний и ассоциаций, отнесено к сфере конкурирующей законодательной компетенции федерации и земель (ст. 74 Основного закона).
Статья 8 Основного закона ФРГ гарантирует право немецких граждан на мирные собрания. В результате конституционной реформы германского федерализма 2006 г. землям было предоставлено право принять собственное законодательство в указанной сфере, федеральный же закон о свободе собраний сохранил действие в землях лишь до вступления в силу соответствующих земельных законов [Саленко 2017: 93]. По состоянию на 2018 г. данным правом воспользовались лишь пять земель из 16.
Вступивший в силу в 2008 г. Закон Баварии (первый из принятых землями законов в данной сфере) предусматривал слишком жесткие ограничения свободы собраний и чрезмерные контрольные механизмы. Среди прочего, им «были значительно изменены требования к обязанности организаторов уведомлять об организации и проведении собрания, введена обязанность содействия (сотрудничества) для руководителя собрания, а также введен и распространен на всех участников собрания общий запрет воинственности» [Акимова 2014: 32]. Это послужило причиной оспаривания конституционности Закона в Федеральном конституционном суде Германии, который 17 февраля 2009 г. принял определение о признании отдельных его предписаний утратившими силу до вынесения окончательного решения по делу. Впоследствии в Закон были внесены существенные изменения, ослабившие изначально закрепленный порядок.
Приведенные примеры свидетельствуют о том, что в федеративных государствах, несмотря на признание ими фундаментальных прав и свобод человека и гражданина, механизмы реализации указанных прав и их гарантии могут быть различны в разных субъектах. Тем не менее в большинстве рассмотренных стран действует правило о приоритете федерального регулирования, устанавливающего минимальный объем гарантий конституционных прав и свобод.
Список литературы
Spiro P. J. The States and International Human Rights // Fordham Law Review. 1997. Vol. 66. Iss. 2. P. 567-596.
The Federalist Papers. N. Y.: Bantam Dell, 2003. 624 p.
Vergonis C. G. The Federalism Implications of International Human Rights Law // URL: https:// fedsoc-cms-public.s3.amazonaws.com/update/pdf/Ok1B9UqsVkIsHasJnzCMHreP5fz7Xrk7D-Wubp5IH.pdf (дата обращения: 03.09.).
Акимова Е. Я. Федеральный конституционный суд Германии расширил доктринальное толкование права на свободу собраний // Журнал конституционного правосудия. 2014. № 3. С. 26-37.
Алебастрова И. А. Основы американского конституционализма. М.: Юриспруденция, 2001. 160 с.
Герасимова А. А. Федерализм и право на судебную защиту в США // Конституционное и муниципальное право. 2015. № 7. C. 66-71.
Данилов С. Ю. Эволюция канадского федерализма. М.: Издат. дом НИУ ВШЭ, 2012. 304 с.
Лейбо Ю. И. Конституционное закрепление основных прав в Федеративной Республике Германии // Московский журнал международного права. 2019. № 1. С. 40-53. DOI: 10.24833/0869-0049--1-40-53.
Саленко А. В. Свобода мирных собраний в России и Германии: вопросы терминологии и классификации // Вестник Тюменского государственного университета. Социально-экономические и правовые исследования. 2017. Т. 3. № 2. С. 88-103. DOI: 10.21684/24117897-2017-3-2-88-103.
Марат Сабирьянович Саликов - заслуженный юрист Российской Федерации, доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой конституционного права Уральского государственного юридического университета. 620137, Российская Федерация, Екатеринбург, ул. Комсомольская, д. 21. E-mail: [email protected].
Артур Николаевич Мочалов - кандидат юридических наук, доцент кафедры конституционного права Уральского государственного юридического университета. 620137, Российская Федерация, Екатеринбург, ул. Комсомольская, д. 21. E-mail: [email protected].
Human Rights Regulation in a Federal State
In the article, the peculiarities of constitutional regulation of human rights and freedoms in conditions of federalism are discussed. It is stated that allocation of powers into two levels of governance in federal states influence on regulation of human rights and mechanisms of their realization. The authors conclude that even in Russia, despite the constitutional prohibition of human rights regulation by sub-federal entities, subjects of the Federation might concretize means of realization of separate rights and freedoms in addition to federal legislation.
Using the comparative-law methodology with the examples of Russia and foreign countries (the USA, Canada, Australia, Switzerland, and Germany) the authors make a conclusion that regulation of different rights and freedoms in different sub-national entities of the same federation varies, even though most federal constitutions recognize the set of human rights established in the fundamental international documents. The guarantees of human rights and fields of their application might also differ from one sub-national unit to another. Federal guarantees of human rights often prevail sub-federal regulation and cannot be nullified by sub-federal laws. Also the authors discuss the matters of implementation of human rights international agreements in federal states in conditions of allocation of powers.
Keywords: federalism, federation, human rights, guarantees of human rights, limitation of human rights, allocation of powers
References
Akimova E. Ya. Federal'nyi konstitutsionnyi sud Germanii rasshiril doktrinal'noe tolkovanie prava na svobodu sobranii [The German Federal Constitutional Court Broadened the Doctrinal Interpretation of the Freedom of Assembly], Zhurnal konstitutsionnogo pravosudiya, 2014, no. 3, pp. 26-37.
Alebastrova I. A. Osnovy amerikanskogo konstitutsionalizma [The Fundamentals of American Constitutionalism], Moscow, Yurisprudentsiya, 2001, 160 p.
Danilov S. Yu. Evolyutsiya kanadskogo federalizma [Evolution of Canadian Federalism], Moscow, HSE, 2012, 304 p.
Gerasimova A. A. Federalizm i pravo na sudebnuyu zashchitu v SShA [Federalism and the Right to Judicial Protection in the USA], Konstitutsionnoe i munitsipal'noe pravo, 2015, no. 7, pp. 66-71.
Leibo Yu. I. Konstitutsionnoe zakreplenie osnovnykh prav v Federativnoi Respublike Germanii [Constitutional Stipulation of Fundamental Rights in the Federal Republic of Germany], Moskovskii zhurnal mezhdunarodnogo prava, , no. 1, pp. 40-53, DOI: 10.24833/0869-0049--1-40-53.
Salenko A. V. Svoboda mirnykh sobranii v Rossii i Germanii: voprosy terminologii i klassifi-katsii [Freedom of Peaceful Assemblies in Russia and Germany: the Issues of Terminology and Classification], Vestnik Tyumenskogo gosudarstvennogo universiteta. Sotsial'no-ekonomicheskie i pravovye issledovaniya, 2017, vol. 3, no. 2, pp. 88-103, DOI: 10.21684/2411-7897-2017-3-288-103.
Spiro P. J. The States and International Human Rights, Fordham Law Review, 1997, vol. 66, iss. 2, pp. 567-596.
The Federalist Papers, New York, Bantam Dell, 2003, 624 p.
Vergonis C. G. The Federalism Implications of International Human Rights Law, available at: https://fedsoc-cms-public.s3.amazonaws.com/update/pdf/Ok1B9UqsVkIsHasJnzCMHreP5fz7Xrk 7DWubp5IH.pdf (accessed: 03.09.).
Marat Salikov - honored lawyer of the Russian Federation, doctor of juridical sciences, professor, head of Department of constitutional law, Ural State Law University. 620137, Russian Federation, Yekaterinburg, Komsomol'skaya str., 21. E-mail: [email protected].
Artur Mochalov - candidate of juridical sciences, associate professor of Department of constitutional law, Ural State Law University. 620137, Russian Federation, Yekaterinburg, Komsomol'skaya str., 21. E-mail: [email protected].
Дата поступления в редакцию / Received: 10.11.2019
Дата принятия решения об опубликовании / Accepted: 24.12.2019
