CC BY
187
УДК 94(470+571 );2
Сазонов Дмитрий Иванович
кандидат богословия
Общецерковная аспирантура и докторантура им. святых Кирилла и Мефодия (г. Москва)
РЕФОРМА ПРИХОДСКОГО УПРАВЛЕНИЯ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ, ПРИНЯТАЯ НА ПОМЕСТНОМ СОБОРЕ 1961 ГОДА, И ЕЕ ПОСЛЕДСТВИЯ
В результате давления государства Церковь вынуждена была пойти на реформу, целью которой отстранение настоятеля от управлением приходом. В результате антирелигиозной кампании закрывались храмы и монастыри, чем был нанесен непоправимый ущерб не только историческому наследию России, но ее этнографическому стержню — деревне. Несмотря на гонения, Церковь выстояла, и на Поместном соборе 1988 года был принят Устав, по которому управление возвращалось в церковные структуры и благодаря которому стал возможен новый тип взаимоотношений Церкви и государства.
Ключевые слова: Церковь, реформа приходского управления, государство, Поместный собор, гонения, верующие.
Последствия реформы приходского управления 1961 года проходили с учетом . выводов, сделанных в предыдущих церковных компаниях. Но одна черта объединяет их всех - власть стремилась уничтожить Церковь руками самих церковников: «Для того, чтобы не вызвать каких-либо осложнений между церковью и государством, многие мероприятия проводить церковными руками [1, с. 244].
Проводилась реформа под предлогом восстановления законодательного постановления ВЦИК и НК РСФСР 1929 года «О религиозных объединениях», положения которого устраняли священнослужителей, как лиц, лишенных избирательных прав от участия в хозяйственных делах религиозных общин [19, с. 159], что входило в противоречие с законодательной ситуацией послевоенного периода. С принятием Конституции СССР 1936 г., восстановившей права гражданства священнослужителей на основании предоставления всем гражданам одинаковых прав. Положение об управлении РПЦ 1945 года закрепляло права управления общиной священнослужителями. А вот принятым ранее положением 1929 года они фактически игнорировались. Так вот, с восстановлением положений постановления ВЦИК от 1929 года священнослужители отстранялись от руководства общиной, чем закладывался фундамент антагонистических отношений в обществе по отношению к верующим, они становились людьми «второго сорта».
Принятое Священным Синодом под давлением Совета по делам РПЦ постановление об отстранении священнослужителей от хозяйственных дел в приходах от 18 апреля 1961 года ввиду несогласия многих иерархов было продублировано и утверждено 18 июля на Архиерейском соборе [19, с. 391-393]. Многие иерархи были не согласны с изменениями, произошедшими в приходском управлении, но были и те, кто начал проведение реформы в своих епархиях сразу же после Синодального постановления. Так, в циркуляре архиепископа Калининского и Кашинского Иннокентия от 9 мая 1961 года, направленном в адрес всех насто-
ятелей епархии, говорится: «По ознакомлении <.. .> сделать Постановление о передаче Вами своих полномочий председателя приходского Совета церковному старосте и о вступлении последнего к исполнению обязанностей приходского Совета и о принятии на себя ответственности совместно с прочими членами за целостность и сохранность имущества, согласно договору. С данного момента настоятель не состоит и членом приходского Совета» [14, с. 53, 163]. Неоднозначно отрицательно была воспринята реформа духовенством. Были среди духовенства те, кто поддерживал реформу. Так, на Поместном соборе 1988 года архиепископ Иркутский и Читинский Хризостом дал положительную характеристику приходской реформе 1961 года, обозначив, что «великим благом было то, что в 1961 году отказались от административной деятельности. Это промыслительно потому, что последующие годы были трудные, но если бы священники были у власти, то их всех бы пересажали на законном основании» [11, с. 397]. Имелись в виду хозяйственно-административные нарушения дисциплины некоторых руководителей-настоятелей приходов, следствием которых были бы репрессии на законных основаниях.
В результате реформы настоятели приходов оказались в положении наемных лиц у церковного совета (исполнительного органа общины). К власти в Церкви пришли светские, и даже неверующие, люди. В связи с реформой власть епархиального архиерея (патриарха) минимизировалась до такой степени, что не только управляемость приходами, то есть регистрация священника на приходе зависела от местного уполномоченного и от исполнительного органа храма, но и в случае отказа в регистрации приход становился подведомственным не епархии, а государству В указах о назначении священника на приход некоторых епархиальных архиереев была формулировка «по договоренности с Исполнительным органом вышеозначенного храма» [16, с. 4]. Священнослужители подписывали с исполнительным органом договор, в одном из пунктов которого значилось, например: «За совер-
© Сазонов Д.И., 2014
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 1, 2014
шение церковных служб в храме, а также за причащение больных на дому, священник лично не получает никаких вознаграждений за прихожан. За нарушение вышеизложенного священник несет персональную ответственность» [17, с. 5].
Духовенство восприняло реформу приходского управления неоднозначно. Например, священник Костромской епархии по поводу реформы заявил: «С этой перестройкой я, как настоятель, превратился в половую тряпку, которой можно лишь подтереть пол. Никому не имею права ничего приказать. К ящику не подходи, мною могут командовать всякие старухи [4, с. 19]. В докладной записке, адресованной епископу благочинный Буйского округа, кандидат богословия Винцукевич писал: «..В свете вышеуказанного постановления роль и значение настоятеля если не абсолютно утратили силу, то несомненно сократили его авторитет до предела... При настоящем положении выражение "настоятель" звучит черной иронией, ныне он наемник в полном значении этого слова, а наемник не может быть руководителем, а отсюда и настоятелем» [4, с. 19].
Поставленные в рамки «наемника» священнослужители стали изменять своему призванию учить и воспитывать людей, многие из них стали формально относиться к своим обязанностям. Стал вырабатываться тип священника-нигилиста, человека, не желающего идти ради выполнения своих обязанностей на конфликт с властями [15, с. 139140]. Из воспитателей, «благодаря» реформе, священники превращались в требоисправителей.
К власти в церковной общине приходили люди безграмотные, корыстные, даже не «воцерковлен-ные». Некоторые договоры были составлены с церковной точки зрения безграмотно: «Диакон Баслык обязуется совершать службы и исполнять требы, за что получает твердый оклад 300 рублей в месяц» [18, с. 6]. Церковному человеку понятно, что диакон не может совершать треб, которые являются неотъемлемой обязанностью епископа и священника. Права старост очень точно в своем романе описал архимандрит Иоанн (Экономцев): «Елизавета Ивановна полновластно решала, сколько заплатить священнику, сколько положить себе в карман (об этом умолчим!), сколько передать в конвертах таинственным лицам, от которых зависит ее пребывание на этой должности, сколько перечислить в местный бюджет, в Фонд мира и сколько, наконец, на поддержание предприятия» [23, с. 38]. В воспоминаниях архиепископа Никона (Фомичева) читаем: «Духовенство оказалось в полном подчинении у старост, которые нередко творили полный произвол. В калужском кафедральном соборе, например, староста отменила все крестины -они совершались только во втором, Никольском храме <.> старосты возомнили себя "князьками" Церкви. Без их согласия священник или епископ
не мог принять на работу или уволить даже уборщицу в храме. На собрание, избиравшее церковный совет, духовенство не допускалось. Решать, какой быть церковной общине, мог атеист, а священник не имел на это права.» [9, с. 30-31]. Все члены исполнительных органов перед вступлением в должность проходили инструктаж у местных уполномоченных, им подробно объяснялись их права и обязанности [11]. Такие люди, по мнению власти, должны были скомпрометировать религию в глазах людей.
Но сказать, что такое положение дел было во всех приходах и во всех епархиях, было бы неправильным. Многие священники не опустили руки, они не «сдались на милость победителям». Услышав слова Святейшего Патриарха Алексия I, что «умный священнослужитель, благоговейный совершитель богослужений и, что весьма важно, человек безукоризненной жизни, всегда сумеет сохранить свой авторитет на приходе. И будут прислушиваться к его мнению, а он будет спокоен, что заботы хозяйственные уже не лежат на нем, и что он может полностью отдаться духовному руководству своих пасомых» [3, с. 6], - восприняли слова Святейшего Патриарха как руководство к действию. Период становления реформы был тем удобен, что у исполнительных органов не было опыта ведения дел, да и многие из властей предержащих на местах допускали «робость, нерешительность, что в известной мере объяснялось новизной дела и неопытностью отдельных работников в этом вопросе» [4, с. 19]. Некоторые священники, внешне выполняя директивы власти, фактически руководствуясь словами Патриарха, продолжали руководить приходами. Так, уполномоченный по Костромской области в своем докладе жаловался, что настоятель Костромского кафедрального собора Соболев продолжал оказывать влияние на деятельность исполнительного органа. Таким же влиянием на исполнительный орган пользовались священники из с. Бо-рок Буйского р-на и с. Любовниково Костромского р-на, соответственно - Попов и Арменский. После вмешательства уполномоченного Соболев и Армен-сий уволены за штат, Попов получил последнее предупреждение [4, с. 19]. Но власть проводила свои директивы целенаправленно. В Совете по делам РПЦ с конца 1950-х годов начался процесс постепенного «очищения» от сотрудников, сочувствовавших религии.
В результате реформы приходского управления 1961 г. Русская Православная Церковь потеряла около двух третей своего организационного состава. К 1967 г. количество духовенства снизилось до 7 тыс. 410 чел. (в 1957 г. - 12 тыс. 288 чел.), в 1961 г. было снято с регистрации 1 тыс. 390 православных общин (осталось 11 тыс. 572 храма, в 1960 г. было 13 тыс. 008), в 1962 г. снято с регистрации еще 1 тыс. 585 общин (10 тыс. 149 церк-
вей) [20, с. 357, 430]. По религиозным мотивам в 1961-1964 гг. было осуждено 1 тыс. 234 чел. [19; 26]. По указанию Совета по делам РПЦ Патриархия была вынуждена ликвидировать Сумскую, Челябинскую и Ульяновскую епархии. Закрывались монастыри [5, с. 101].
Одновременно с реформой был проведен «единовременный учет» количества всех церковных зданий, их площадь и габариты, количество треб и количество посещающих. Учет отметил повышение религиозности в стране. В Костромской области посещение церквей в дни религиозных праздников единовременно составляло 22 тыс. чел. [4, с. 23]. В Москве, по данным уполномоченного Совета по делам РПЦ, 7 апреля 1959 года, в праздник Благовещения Пресвятой Богородицы, в действовавших на тот момент 36 храмах (служили по две литургии) количество верующих составило 90100 тыс. человек. Из них 90-95% составляли женщины и только 5-10% мужчины пожилого возраста [5, с. 3]. Несомненно, что такая статистика в пользу религиозности населения не дала развернуться маховику закрытий храмов на полную мощь.
Последствия учета были трагическими. При проведении учета было выявлено много «бездействующих церквей, не используемых молитвенных зданий, затухающих приходов. Совет принял меры по ликвидации практики субсидирования подобных приходов финансово сильными приходами, что в конечном итоге привело к прекращению их существования. Под изъятие попали здания и даже хозпостройки, переданные Церкви во время войны и послевоенный период [1, с. 244]. Если в Ивановской епархии по состоянию на 01.01.1961 года число приходов равнялось 56, то после «учета», через год, оно сократилось до 49 [15, с. 37].
Закрытие происходило неравномерно, в разные годы, в разных областях количество закрываемых храмов варьировалось по-разному. Власти мотивировали закрытие храмов как меру выравнивания
количества церквей в регионах в целом по стране, говоря о переизбытке церковных объектов и их нерентабельности. Церковные объекты передавались под культурно-хозяйственные нужды.
Из всех закрытых храмов одни были отданы под культурно-просветительские нужды (клубы, кинотеатры), другие - под хозяйственные (склады, цеха, и т.п.) либо были признаны подлежащими сносу. Закрытие храмов привело к чудовищной по своим последствиям социокультурной катастрофе. Она производилась под охраной милиции и дружинников. Материальные ценности изымались без всякой описи. В Кировской области ликвидация молитвенных зданий всегда сопровождалась варварским разрушением интерьеров [21, с. 71]. В Костроме - тоже [22, с. 42].
Методы закрытия были разными. В целом, они были насильственными. По Кировской области закрытие церквей обычно происходило по произволу Областного уполномоченного Совета по делам РПЦ, который снимал с регистрации или переводил в другое место священника церкви, намеченной к закрытию. Затем он в течение 6-11 месяцев отказывался регистрировать в данную церковь кого-либо из предложенных епископом кандидатов [2, с. 69]. За время с 1960 по 1963 год из 80 священников, служивших в Кировской области, в 1959 году 21 был снят с регистрации, и ни один не поставлен на учет. Такие действия областных уполномоченных происходили повсеместно. Например, «священник села Межи Родниковского района Ивановской области о. И. Рябинин указом от 7 августа 1962 года был перемещен настоятелем церкви села Фелисова, того же района, с тем, чтобы настоятель церкви села Фелисово о. И. Табаков был перемещен в церковь села Межи. Когда протоиерей И. Табаков приехал в епархию за назначением в село Межи, то уполномоченный по делам РПЦ по Ивановской области Н.Н. Желтухин попросил повременить с его назначением, ссылаясь на решение
Таблица 1
Численность православных храмов в регионах Центральной России в 1958-1963 гг.
Год 1958 1959 1960 1961 1962 1963
Владимирская 65 65 66 64 61 58
Ивановская 56 56 56 56 49 47
Калининская 91 91 88 78 78 56
Калужская 38 38 37 33 29 28
Костромская 80 80 81 77 77 73
г. Москва н/д н/д 45 45 45 44
Московская 211 211 161 157 145 135
Рязанская 76 76 76 70 65 60
Смоленская 54 54 54 46 41 38
Тульская 40 37 36 32 32 30
Ярославская 143 143 139 127 112 91
Примечание: подсчитано по [13, л. 8, 10-11, д. 236, л. 72, 90, 112, 113, 150, 166, 178; д. 264, л. 93,94, 135, д. 288, д. 495, л. 1-20, 70-73, 83-85; д. 494, л. 28, л. 53-56, 72-75, 88-96, д. 313, л. 178-180, 191-192, д. 486, л. 113-115].
Ивановского облисполкома о закрытии церкви в селе Межи» [15, с. 109-110].
С 1960 по 1964 годы из 75 действующих в 1959 году в Кировской области храмов было закрыто 40, что составило 53%. Семь деревянных молитвенных домов были полностью разрушены, одна церковь была взорвана, в других закрытых церквах разрушены интерьеры; иконы, книги и утварь сожжены, а сами здания обезображены. Всего в СССР в указанный период было закрыто более 10 тыс. церквей, что составляло половину всех действовавших после войны православных храмов [21, с. 7071]. Пока церковь оставалась без священника, местные органы власти посредством запугивания старались принудить выйти из двадцатки нескольких членов. Затем уполномоченный объявлял о распаде церковной общины, облисполком выносил постановление о закрытии церкви и передаче здания местному колхозу или горсовету. Решение о закрытии храма не объявлялось церковной общине, а посылалось в Совет по делам РПЦ, который снимал с регистрации церковную общину и церковное здание передавал под клуб местному колхозу. Протесты верующих в основном в расчет не принимались, несмотря на их жалобы, на указание необоснованности и беззаконности действий властей, закрывших храм, на протяжении, случалось, нескольких лет не показывали постановление о закрытии храма с целью скрыть формулировку и мотивацию.
Не везде властям удавалось закрывать храмы без сопротивления. Так, верующие со священноначалием отстояли Пюхтицкий монастырь, Алек-сандро-Невский храм в Таллине [8, с. 130, 135]. Иногда на местах требования местных властей о закрытии храма принимали анекдотичные формы: «.. .Не в писаниях и в словопрениях отстаивала Мартьяниха перед советской властью неотъемлемые конституционные права верующих. Когда председатель сельсовета прямо посреди села или у ворот церковной ограды приступал с грозными требованием "по постановлению советской власти и местных органов сей момент сдать ключи от церкви для выполнения директив центра с целью ликвидации последних остатков безграмотности и пережитков буржуазного прошлого в сознании людей" (говорят, председатель зачитывал все свои речи по одной и той же бумажке), Мартьяниха не заботилась даже дослушать его до конца и неизменно показывала ему грязный кукиш» [22, с. 39].
Что же представляло из себя то, что ревнители новой жизни оставили потомкам после борьбы с «духовной сивухой»? Вот свидетельство костромского священника Георгия Эдельштейна, рассказывающего о картине разорения храмов и неразрывно связанной с разрушением святынь разорением всей жизни русской деревни на территории Центральной России: «Дивной красоты "памятники" стояли в окрестности. Только в Плещееве тот «па-
мятник» разорен, в Залесье разорен, в Рождестве разорен дотла, до основания, один лишь уродливый шрам посреди сельского кладбища остался, в Романцове разорен, в Пилятине зимний и летний - оба разорены, в Ликурге два дивных красавца тоже разорены, а в усыпальнице Готовцевых, что между теми великолепными храмами стоит, несколько лет лошадей держали, все тут загажено, осквернено, надгробные плиты все перевернуты и стесаны. Спасибо, хоть в поповском доме пекарню устроили, уцелел дом. Воистину, по слову Писания "мерзость запустения стоит на святом месте" ... По подсчетам бабы Пани, из двадцати шести сел и деревень, откуда лет сорок назад "туча народу" в наш храм по большим праздникам приходила, до основания вымерло четырнадцать. Крапива и чертополох на месте изб, садов и огородов» [22, с. 42-43]. Священнику Георгию вторит известный писатель А.И. Солженицын, художественно живописуя картину культурного разорения России в рассказе «Путешествие вдоль Оки»: «Пройдя проселками Средней России, начинаешь понимать, в чем ключ умиротворяющего русского пейзажа. Он - в церквах<. ..> Но ты входишь в село и узнаешь, что не живые - убитые приветствовали тебя издали. Кресты давно сшиблены или скривлены; ободранный купол зияет остовом поржавевших ребер; растет бурьян на крышах и в расщелинах стен; редко еще сохранилось кладбище вокруг церкви; а то свалены и его кресты, выворочены могилы; заалтарные образы смыты дождями десятилетий, исписаны похабными надписями. На паперти - бочки с соляркой, к ним разворачивается трактор. Или грузовик въехал кузовом в дверь притвора, берет мешки. В той церкви подрагивают станки. В эти камни, в колоколенки эти <...> Наши предки вложили все свое лучшее, все свое понимание жизни. Ковыряй, Витька, долбай, не жалей! Кино будет в шесть, танцы в восемь...» [12, с. 315]. Вот какими были последствия антирелигиозной кампании 1960-х годов, которая обезлюдила, обескуль-турила русскую деревню и Россию. По сию пору мы «расхлебываем» последствия реформ и гонений на Церковь 60-х годов ХХ века.
Но и в эти лихие для русского самосознания годы выжил человек, сохранил он веру. И сохранили ее в основном люди самые что ни на есть простые. Интересно, что в период общего религиозного одичания, сформировался тип людей, которые «жили своим приходским храмом» - прислуживали, пели, делали уборку, охраняли, пекли просфоры, собирали записки у тех, кто боялся прийти в храм, проводили катехизаторскую работу. Это чаще всего были престарелые, незамужние женщины (были, конечно, и замужние), которые сознательно выбрали служение «при храме» в качестве цели своей жизни. Цитирую о. Георгия Эдельштей-на: «Сама-то баба Паня не ушаковская, потаповс-
кая она, но Пресвятая Одигитрия-Путеводительни-ца привела ее сюда, определила ее судьбу: в Ушакове она вышла замуж... Но важнее имения и самого будущего мужа, крепко знала Параскева, жить в том благодатном месте, где Храм Божий сохранился». Сам о. Георгий вспоминает, как его мать не пустила его жить в Кенигсберг, мотивировав свой запрет тем, что «чужая земля и ни одной церкви там нет, в таком городе жить нельзя» [22, с. 44].
Реформой приходского управления 1961 года власти попытались уничтожить Церковь, ведя борьбу с ней как посредством уничтожения храмов и монастырей, подрывом материально-финансовой базы, так и отстранением священников от прав управления приходом, моральным разложением духовенства, передачей власти над общиной неверующим людям. За борьбу с религией, за свое беспамятство, за бездумные эксперименты Советский Союз заплатил высокую цену: закрытием церквей и монастырей были уничтожены целые пласты народной культуры (архитектуры, живописи, письма), общинной жизни, центром которой был храм, искажен ландшафт русской равнины, обречены на вымирание целые области Центральной России. Потеряны символы, благодаря которым веками духовно воспитывался наш народ. Последствия политических и экономических экспериментов 60-х годов носят трагический характер. Они трагичны потому, что за них приходится расплачиваться нынешним поколениям («демографические ямы», социальная и национальная напряженность). И если за эксперименты с сельским хозяйством приходилось расплачиваться золотом [7, с. 613], то самую высокую цену заплатил наш народ тем, что выросли целые поколения людей, не имеющих духовных корней, людей, для которых понятие выгоды дороже, чем понятие духовно-нравственных ценностей и культуры. Самые страшные и невосполнимые потери - это потери духовные, которые ведут к одичанию человека. Хочется верить, что уроки прошлого не останутся невыученными и наши потомки не будут повторять их.
Библиографический список
1. Васильева О. «Чувствую себя нервным от общего лада церковных дел..» // Альфа и Омега. -М., 2003. - № 2 (36). - С. 35-47.
2. Василий (Кривошеин), архиепископ. Две встречи. - СПб., 2003. - 246 с.
3. Вступительное слово Святейшего Патриарха Алексия на Архиерейском соборе 18 июля 1961 года // Журнал московской Патриархии (далее -ЖМП). - 1961. - № 8. - С. 45-56.
4. Государственный архив Костромской области (ГАКО). Ф. р-2102. Оп. 5, Д. 44.
5. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. р-6991. Оп. 2, Д. 244.
6. ГАРФ. Ф. р-6991. Оп. 2, Д. 254.
7. ГеллерМ., Некрич А. Утопия у власти. История советского союза с 1917 года до наших дней. - L.: Overseas Publications Interchange Ltd., 1989. - 926 с.
8. Коновалов В., Сердюков М. Патриарх Алексий II: жизнь и служение. На переломе тысячелетий. - М.: ЭКСМО, 2012. - 254 с.
9. Никон (Фомичев), архиепископ. Из моих воспоминаний // ЖМП. - М., 1990. - № 6. - С. 54-57.
10. Отчетный доклад о работе уполномоченного Совета по делам РПЦ при СМ СССР по Костромской области за 1961 год (извлечение) // ГАКО. Ф. р-2102. Оп. 5, Д. 44.
11. Поместный Собор Русской Православной Церкви: Материалы / Издание Московской Патриархии. - М., 1990. - 316 с.
12. Солженицын А.И. Путешествие вдоль Оки. Рассказы. - М., 2007. - С. 315.
13. Таблица составлена по: ГАРФ. Ф. р-6991. Оп. 2, Д. 235.
14. Тверская епархиальная научная библиотека архивный отдел (ТЕНБ. АО) Ф. 2, Оп. 1.
15. Федотов А.А. История Ивановской епархии. - Иваново, 1998. - 400 с.
16. Центральный архив города Москвы (ЦАГМ). Ф. 3004. Оп. 2, л. 18, л. 4; ЦАГМ. Ф. 3004. Оп. 2, Д. 25.
17. ЦАГМ. Ф. 3004. Оп. 2, Д. 26.
18. ЦАГМ. Ф. 3004. Оп. 2, Д. 27.
19. Цыпин В., прот. История Русской Православной Церкви 1917-1990. - М., 1994. - 387 с.
20. Шкаровский М.В. Русская Православная Церковь при Сталине и Хрущеве. - М., 1999. - 479 с.
21. Штриккер Г. Русская Православная Церковь в советское время (1917-1991): Материалы и документы по истории отношений между государством и Церковью. - М.: Пропилеи, 1995. - 462 с.
22. Эдельштейн Г., прот. Записки сельского священника. - М.: РГГУ, 2005. - 368 с.
23. Экономцев И. Записки провинциального священника. - М., 1993. - 345 с.
