CC BY
106
РЕДДАВЕЙ П., ГЛИНСКИЙ Д. ТРАГЕДИЯ РОССИЙСКИХ РЕФОРМ: РЫНОЧНЫЙ БОЛЬШЕВИЗМ ПРОТИВ ДЕМОКРАТИИ.
REDDAWAY P., GLINSKID. The tragedy of Russian's reforms: Market bolshevism against democracy. - Wash.: United State Institute of Peace, 2001. - XVI,
745 p.
Питер Реддавей - профессор политологии и международных отношений в университете Джорджа Вашингтона (Вашингтон, США), Дмитрий Васильевич Глинский — сотрудник ИМЭМО РАН. Книга посвящена теме рыночных преобразований в российской экономике, их эффективности и последствиям.
Для характеристики периода российской истории 1991-1998 гг. авторы вводят термин "рыночный большевизм", который обозначает специфическую систему власти. Основными чертами этой системы являются:
1. "Вакуум легитимности", связанный с переделом власти и экономических ресурсов.
2. "Приватизированное государство": отчужденное от власти большинство населения отождествляет государство с отдельными личностями и коррумпированными группировками внутри политической системы; устанавливается баланс между правящей элитой и мафией.
3. "Рыночный большевизм" как идеология режима: "Эта идеология представляет собой смесь трех элементов: социал-дарвинизма, который провозглашает выживание наиболее сильных и вымирание слабых как железный закон социального прогресса; "постмодернистского" культа самодостаточного эго, для которого не существует гражданских обязательств и коллективных ценностей; традиционного русского фатализма" (с.631-632).
4. "Беспомощный авторитаризм": "Стремление режима ухватить покрепче бразды правления, не затрагивая при этом проблему легитимизации власти, породили заколдованный круг, в котором нарастающая самодержавная
централизация исполнительной власти сопровождалась непрерывным снижением ее административной дееспособности" (с.632).
5. "Партизанская Конституция", которая не была открыто обсуждена и принята большинством общества.
6. Зависимость от Запада, которая включает в себя две составляющие: а) объективную структурную зависимость российской экономики от колебаний на мировых рынках сырья; б) культурную и психологическую зависимость советских и постсоветских элит от определенного образа Запада.
7. "Незаменимость автократа": "Авторитарный лидер является стержнем всей системы рыночного большевизма; он предохраняет ее от распада на враждующие кланы, от административного паралича и народного неповиновения" (с.635).
Авторы утверждают, что именно правящий в России режим, прикрываясь поддержкой мирового сообщества, сыграл роль тормоза, противодействующего экономическим реформам; оппозиция же власти отличалась "хронической неспособностью или нежеланием использовать очевидные провалы кремлевской политики и применить свои силы для смены режима или, по крайней мере, конструктивно повлиять на политику правительства" (с.4). Период нахождения у власти Б.Н.Ельцина рассматривается как период реакции и господства авторитарного режима. Среди всех европейских стран бывшего советского блока Россия остается последней страной, где у власти находится тот же режим, который ответственен за экономический и социальный упадок страны. Население уверено, что курс, проводимый правительством, предопределен, его нельзя изменить, отчего оно часто пассивно и безнадежно принимает все новые выходки власти, "будучи ведомо, как корова на убой" (с.6).
Тем не менее авторы, поставив столь пессимистичный диагноз, показывают, что пути демократичного развития еще открыты для России. Вопрос лишь в том, захотят ими воспользоваться или нет.
Книга состоит из девяти глав, последовательность которых определяется хронологией событий в России.
Первая глава "Реформы или реакция? Эра Ельцина в тысячелетии российской истории" знакомит читателя с проблемой, ее историческим контекстом и предлагает циклическую схему интерпретации исторического
развития России от реформ к реакции и наоборот, начиная с Ивана IV и заканчивая М.С.Горбачёвым.
Во второй главе ("Российский посткоммунизм в зеркале социальной теории") содержится обзор ведущих теорий и концепций западной социальной мысли ХХ в. в той мере, в какой они могли бы быть применены к анализу российской действительности. Основными темами являются: теоретический анализ проблемы законности и легитимизации власти; конфликтное отношение между демократическим и капиталистическим развитием в рамках общей парадигмы модернизации, как и ограничения, свойственные самой этой парадигме; проблемы институционального выбора между определенными формами правления ("президентское или парламентское правление"); формы национализма и их отношение к российскому национальному сознанию; теории зависимости в международных отношениях и последствия экономической глобализации.
Третья глава "Популисты, властная бюрократия и упадок советского строя" раскрывает исторический фон правления Горбачёва как "прелюдии" к реформам Ельцина. Консолидации массовых движений того времени способствовал поиск ответа на извечный русский вопрос: кто виноват? Различные ответы на него авторы представляют как три основные концепции взаимоотношений между правящими и управляемыми в советскую эпоху:
теория номенклатуры (с точки зрения этой теории, несомненно, имеющей марксистские корни, "советское общество управлялось новым эксплуататорским классом партийной и государственной номенклатуры" (с.303);
теория административно-командной системы, впервые озвученная Г.Х.Поповым (здесь речь шла о всевластии бюрократии и ограничении инициативы и полномочий местных властей, фирм, граждан);
теория секты, в наиболее явной форме представленная И.Р.Шафаревичем (возлагающая вину за беды России на "русофобскую" интеллигенцию, евреев и т. п.)
Большинство политических сил горбачевской эпохи использовали некие "гибриды" данных теорий для адаптации своих целей к массовому сознанию, но все же эти три линии достаточно четко прослеживаются в идеологических коллизиях того времени.
Авторы говорят о складывании в этот период двух форм массового движения против властных кругов (истеблишмента) — как демократической, так и консервативно-националистической направленности. Именно демократическое движение, несмотря на его многочисленные недостатки и внутренние напряженные отношения, составляло ведущую — если не единственную — силу реформ, способную осуществить всестороннее преобразование страны при полноценном участии большинства населения.
Однако демократическое развитие общества отставало от капиталистического развития номенклатуры — высшего привилегированного эшелона КПСС. Движение "Демократическая Россия" формировалось вокруг Ельцина — человека, демонстрировавшего таланты массового лидера, но не обладавшего достаточной приверженностью демократии. Среди последователей Ельцина в одном ряду с подлинными демократическими идеалистами находились анархо-либералы — враги любого государственного регулирования, коммерциализированные элементы номенклатуры и представители преступных слоев общества.
В четвертой главе "От российского суверенитета к августовскому путчу: Неиспользованный шанс демократической революции" анализируется логика развития событий августа 1991 г., которые достигают своей кульминации в попытке государственного переворота и смещения Горбачёва. Неудача путчистов рассматривается как неспособность консерваторов мобилизовать силы страны, чтобы не допустить развала СССР и насаждения номенклатурного капитализма. Против попыток реставрации старого режима выступили тысячи людей, вдохновленные демократическими идеалами и вышедшие на улицы основных городов России, сыграв свою роль в поражении путчистов. Это был последний момент, когда демократическое движение могло бы стать доминирующей общественной силой, "заключить контракт" с Ельциным и его командой, определить сущность будущих реформ страны. В конечном счете демократическое движение проиграло.
В пятой главе "Заигрывание с прошлым: Политическая экономия шоковой терапии" исследуются обстоятельства, сопутствовавшие принятию стратегии шоковой терапии в октябре 1991 г. По мнению авторов, решения власти о проведении "шоковой терапии" продолжили российскую историческую традицию развития революций "сверху". Суть стратегии "шоковой терапии"
состояла в административном введении стандартов такого экономического развития, которое бы рассматривалось как "западное" и универсально применимое. Курс Ельцина, с точки зрения итогов преобразований (политической ситуации, в которой оказалась страна, социального положения населения, моральных ценностей, господствующих в обществе) оказался явным бедствием и для нации, и для государства.
В политическом и социальном контексте 1991-1992 гг. экономическая революция Ельцина предотвратила потенциальную гражданскую демократическую революцию против старой коммунистической и новой антикоммунистической номенклатуры, которая угрожала выйти за разумные рамки и стать неуправляемой для президента и его команды. "Рыночная" революция сверху и демократически-популистская революция снизу представляли две основные политические и социальные альтернативы, и обе подразумевали перераспределение власти и собственности в российском обществе.
Иными словами, выбор, который власть должна была сделать в октябре 1991 г., ни в коем случае не был выбором между кровавой революцией и постепенной реформой (как позже заявляли сам Ельцин, Гайдар и др.): он был выбором между различными типами болезненных и разрушительных структурных изменений с разной степенью участия масс. Путь преобразований Ельцина базировался на определении союзников в обществе в целом и партнеров по коалиции: после августа 1991 г. демократы и номенклатурный слой были глубоко разделены, а представители последнего раскололись на консервативных искателей сверхприбыли в сырьевом секторе, финансистов, торговых посредников, ориентированных на совершенствование менеджмента в сфере высоких технологий и передовых отраслях промышленности. Выбор был сделан в пользу коммерциализированной номенклатуры и сил, сочувствующих ей на Западе, за счет среднего класса и демократов. В итоге Россия начала свой путь к "рыночному большевизму". "В этой книге, — пишут авторы, — мы рассматриваем рыночный большевизм как совокупность политических, социальных, культурных и идеологических стратегий стабилизации для правящей группы, которая пришла к власти на гребне волны демократической революции, - группы, которая сама по себе не была ни демократической, ни
реформистской и страшно боялась массового революционного движения, так как последнее могло выйти из-под ее контроля" (с.236).
В шестой главе "Ельцин и оппозиция: Искусство кооптации и маргинализации, 1991-1993" отмечается, что к концу 1993 г. большинство демократических противников Ельцина (и целое поколение талантливых идеалистов — потенциальных лидеров Российского государства и гражданского общества) были выдавлены с политической сцены, наряду с демократическим движением в целом. Их место постепенно заполнялось консервативными силами, проправительственно ориентированными организациями и объединениями, а иногда и антидемократической оппозицией, которая образовалась из советской номенклатуры и была поэтому более умеренна и более приемлема для Кремля. Ее наиболее видным элементом была группа Зюганова — Подберёзкина, которая получила в 1993 г. контроль над КПРФ — единственной массовой национальной партией после краха "Демократической России". Фактически, это было меньшей оппозицией режиму Ельцина, чем влиянию демократов и оставшихся в правительстве демократических элементов. Не выбрасывая слово "коммунист", которое было привлекательно легионам пожилых пенсионеров, антидемократическая оппозиция полностью обновила партийную идеологию, чтобы сделать ее консервативно-традиционалистской по содержанию и лишь в малой степени социалистической.
В седьмой главе "Танки как средство реформ: Переворот 1993 г. и введение нового порядка" авторы детально рассматривают кризис сентября-октября 1993 г., который выявил явную слабость политических институтов в России, а также личный характер власти в стране. События конца 1993 г. положили конец революционному периоду в современной истории России. Именно в этот период, столь богатый на нереализованные потенциальные возможности, можно было бы достигнуть долгосрочного преобразования системы от самого ее основания на базе сотрудничества между обществом и правительством. После упадка и демократических, и националистических конкурентов номенклатуры, разгона парламента, большинства региональных и местных представительных собраний новый олигархический порядок мог развиваться практически без ограничений.
Глава восьмая ("Имперское президентство в присвоенном государстве, 1994-1996") охватывает период с конца 1993 г. и до переизбрания Ельцина на
президентский пост в июле 1996 г. Это переизбрание кажется парадоксальным. Но режим использовал тактику "красной угрозы", предсказывая гражданскую войну и возвращение ГУЛАГа, если Ельцин не будет переизбран. Таким образом, Россия показала, с одной стороны, свой решительный разрыв с прошлым, а с другой — снова упустила шанс на демократическую и законную смену президента. Избирательная кампания "Ельцин versus Зюганов", по существу, проводилась под одним единственным лозунгом: "Наш кандидат — меньшее из двух зол, и уже поэтому следует его выбрать". В случае поражения Ельцина на выборах победа Зюганова не могла бы угрожать демократии, потому что политическая слабость и недостаток поддержки из-за рубежа заставили бы лидера коммунистов сотрудничать с некоторыми из его противников среди демократических реформаторов и договариваться о коалиции.
В последней, девятой, главе "Рыночный большевизм в действии: Команда мечты, шоковая терапия-II, поиск Ельциным преемника" анализируется и интерпретируется период с июля 1996 до начала 2000 г. Речь идет о второй волне "шоковой терапии", которая проводилась в 1997-1998 гг.. Авторы
показывают, как "сделка в стиле Фауста", заключенная еще в 1995 г. командой А.Б.Чубайса, с одной стороны, и олигархами — с другой, несмотря на все усилия власти изменить сложившееся положение дел, сформировала определенный тип капитализма в современной России. Более поздние попытки команды Чубайса и Немцова разорвать "контракт" были успешно пресечены олигархами и глобальным финансовым кризисом 1997-1998 гг. Причины разразившегося кризиса Реддавей и Глинский усматривают в чрезмерных внешних заимствованиях Кремля и расхищении государственной собственности правящей элитой России.
В главе обсуждаются возникновение и динамика антизападных настроений в российском обществе, анализируются причины их усиления. Авторы прослеживают поиск Ельциным такого преемника, который бы не только принял его "наследство", но и оградил президента от судебного преследования после его отставки. Возможность такого преследования после целой серии скандалов "в верхах" (прежде всего дела П.Бородина и "Мабетекса") представляется авторам весьма вероятной. Ельцин находит "правильного человека" (с.612) в лице В.В.Путина и делает многое, чтобы
упрочить его положение. Для этого используются два направления: новый этап в чеченской войне и борьба с коррупцией. Получив кредит доверия в 54% голосов на выборах, Путин и его окружение проводят противоречивую стратегию: "С одной стороны, они принимают многие рекомендации комиссии Германа Грефа, предложившей свою версию второго издания программы шоковой терапии, даже еще более радикальную, чем разработанная в 1997 г. Чубайсом и Немцовым: пенсии, налоги, здравоохранение, коммунальные услуги, квартплата и "естественные монополии" должны быть "модернизованы", т. е. переделаны по западному образцу, а гигантский счет этих изменений будет оплачен простыми людьми, которые в своем большинстве уже сейчас живут в нищете. С другой стороны, государство стало играть более значимую роль, чем ранее" (с.619-620).
Возможно, для России начинается новый период, но и в этом случае подъем страны невозможен без всеобъемлющего анализа социокультурного и политического наследия прошедшей "эпохи реформ". Авторы настаивают на наличии мирной демократической альтернативы рыночному большевизму, указывают на политические и экономические ситуации 1989, 1990, 1991, 1993, 1996 гг. как на "упущенные возможности" для реализации компромиссного плана реформ в экономике, предусматривающего постепенный демонтаж системы центрального планирования при сохранении целостности общенациональной экономики. Своеобразным заключением служат следующие слова: "В XX в. Россия продемонстрировала всему миру бесчеловечность двух разных утопий, базирующихся на экономическом детерминизме и предназначенных для всеобщего использования: сначала - бюрократический государственный большевизм с командной экономикой и одной правящей партией; сейчас - рыночный большевизм... Если этот опыт уменьшил энтузиазм других стран в отношении программ, которые пытаются диктовать прогресс и равенство сверху без учета интересов общества, то тогда уроки, за которые Россия так дорого заплатила, по меньшей мере, не прошли даром для цивилизации в целом" (с.641).
Волкогонова О.Д. - профессор кафедры философии и методологии наук
и факультета государственного управления МГУ им. М.В.Ломоносова, доктор философских наук;
Надоршин Е. Р. - аспирант Государственного университета -
Высшей школы экономики
