CC BY
118
УДК 902.03.29
В.А. Устинов
НГАСУ (Сибстрин), Новосибирск
СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ ТРАНСФОРМАЦИЯ РОССИИ 1990-Х ГОДОВ: ВЗГЛЯД ЗАРУБЕЖНЫХ АНАЛИТИКОВ
Статья представляет освещение либерально-демократических реформ России 1990-х годов сквозь призму оценок западных экспертов.
V.A. Ustinov
Novosibirsk State University of Architecture and Civil Engineering (Sibstrin)
113 Leningradskaya St., Novosibirsk, 630008, Russian Federation
FOREIGN EXPERTS’ REVIEW OF RUSSIA’S SOCIO-POLITICAL TRANFORMATION IN THE 1990S
The article represents foreign experts’ analysis of the Russian liberal and democratic reforms in the 1990s.
В последнюю декаду прошлого столетия в России были предприняты кардинальные попытки изменения социально-политической жизни страны. Они были направлены на либерализацию общества и связывались с реформами «шоковой терапии», начатыми в 1992 году после распада СССР. Эти реформы стали именоваться либерально-демократическими преобразованиями. Важнейшей целью реформ было отойти от плановой экономики и построить на ее месте рыночную. Данные преобразования были невозможными без учета социальной трансформации, то есть для полноценной реализации реформ требовалась новая модель общества - либеральная. Реформаторы нуждались в опоре при проведении намеченных планов. Такой опорой мог послужить средний класс. Однако переход оказался крайне тяжелым и не оправдал ожидания: общество с сожалением относилось к происходящему, а слова «демократия» и «реформы» стали непопулярными среди российского населения. Проблема оценки целей реформы, средств ее осуществления и итогов остается актуальной и на сегодняшний день.
В этой связи особый интерес представляет взгляд со стороны на происходящее в России. Автор статьи поставил перед собой цель отыскать и проанализировать оценки российских реформ зарубежными аналитиками. Наиболее полно эти мотивы нашли свое отражение в работах Падма Десай (“Russian Retrospectives on Reforms from Yeltsin to Putin”, 2005), Стивена Холмса (“Cultural Legacies or State Collapse?”, 1996), Жэнина Видела (“Гарвардские мальчики делают Россию”, 1998), Питера Реддавея и Дмитрия Глинского (“The Tragedy of the Russian Reforms”, 2001), Николя М. Хикса (“Failure of the Russian
Democratic Reforms: the Democratization of the Big Bear”, 2003), Ларри Даймонда (“Civil Society and the Development of Democracy”, 1997) и в редакционных статьях репрезентативного британского журнала “The Economist”. Особенно следует подчеркнуть, что приведенные в данной работе материалы зарубежных ученых (за исключением статьи Жэнина Видела) на русский язык не переведены и прочитаны нами в оригинале на английском языке.
Какие же цели заключались в реформах «шоковой терапии»? Падма Десай, американский эксперт Центра Транзитивных Экономик Колумбийского университета (Нью-Йорк), полагает, что для того, чтобы перейти к рыночной экономике и построить, таким образом, демократическое общество, реформаторы-«камикадзе» [1, с. 90] руководствовались следующими целями: «освобождение цен от административного контроля; резкое сокращение чрезмерного бюджетного дефицита; приватизация государственных средств производства и открытие экономики посредством международной торговли» [1, с. 94]. Политический лейтмотив стал определяющим при выборе реформ «шоковой терапии», поскольку в период глобальных политических трансформаций общество готово более лояльно «претерпеть боль от высоких цен и экономических преобразований» [1, с. 94].
Спустя несколько лет после начала реформ, зарубежные аналитики разочаровались в действиях российских реформаторов. Так, Стивен Холмс, член Совета по международным отношениям (США, Нью-Йорк), в своей работе «Культурное наследие или крах государства?» задавался рядом вопросов: «Почему демократические и рыночные реформы оказались настолько тяжёлыми? Почему западный либерализм, применяемый почти повсюду в теории, оказался сложно осуществимым на практике? Почему страна не стала свободной, хотя тоталитарное государство прекратило своё существование?» [2, c. 25] .
Чтобы ответить на поставленные вопросы, следует рассмотреть условия, при которых происходили изменения. Во-первых, реформы охватили все сферы социально-политической и экономической жизни государства. В частности, с момента начала приватизации аналитики подчеркивали, что у нее «сложный и рискованный план, который потерпит неудачу» [3, c. 16]. Риск объяснялся не масштабом, «который, конечно же, всеохватывающий», а методами проведения, возлагавшимися на «административные навыки, которыми не обладает ни одна промышленно развитая страна в мире, не говоря уже о России» [3, c. 16]. В связи с этим реформаторы были вынуждены обратиться к помощи американских советников, представлявших Гарвардский Институт Международного Развития (ГИМР).
Жэнни Видел, научный сотрудник Института по изучению Европы, России и Евразии Университета им. Дж. Вашингтона (США), даёт крайне негативную оценку деятельности ГИМРа в России, которая «представляет собой предостерегающий урок злоупотребления доверием, казалось бы, лично незаинтересованными зарубежными советниками, а также американской надменности и всей политики поддержки одной-единственной в России группы так называемых реформаторов» [4]. Российские реформаторы полностью
полагались на действия американских советников. Питер Реддавей, профессор политологии, считает, что одним из ключевых факторов, оказавших отрицательное влияние на происходившие в стране процессы, было излишнее доверие западным идеалам, пренебрежение собственной культурой и историей, «игнорирование <...> разницы между нациями» [5, а 234] В случае с Россией реформы «шоковой терапии» игнорировали и «вековую традицию социальных гарантий для российского народа» [6, а 16]: либерализация цен послужила причиной гиперинфляции, обнулением банковских вкладов, невыплатой зарплат.
На фоне растущего социального напряжения началась приватизация, обещавшая сделать каждого гражданина частным собственником. Приватизация была политическим шагом, направленным на привлечение сторонников социально-политической и экономической трансформации: реформаторы
«желали заручиться политическим противовесом при поддержке приватизации, который мог бы сразить коммунистическое большинство в Совете Народных Депутатов» [1, с. 96]. На практике первый этап, ваучерная приватизация, оказался неудачным: граждане «получили крайне малые блага за свои приватизационные чеки» [1, с.97]. Второй этап оказался выигрышным только лишь для олигархов, которые упрочили свои позиции в обществе[1, а 97].
Во время второго этапа приватизации произошла криминализация экономики и настала эра так называемого «воровского капитализма» [6, с.17], который был «неожиданным следствием экономических рецептов, выписываемых ельцинским режимом и западными советниками» [5, с. 248]. К этому следует добавить и то, что в данный период интересы американских советников настолько сильно слились с интересами Чубайса и его «клана», что они не терпели иных мнений о ходе реформ, то есть с их стороны наблюдалось «активное препятствование интересам, исходившим извне» [6, с.17].
Во-вторых, реформаторы, обращавшие излишнее внимание на экономическое содержание реформ, игнорировали их социальную составляющую. Казалось, они забыли, что процесс либерализации подразумевает не только экономические преобразования, но в том числе и общественные - построение гражданского общества. Ларри Даймонд, ведущий современный эксперт в сфере демократических учений, профессор социологии и политологии Стэнфордского университета (США), отмечает, что функционирование развитого гражданского общества возможно в условиях либеральной демократии, которая обладает тремя отличительными факторами: «во-первых, отсутствием сферы власти над вооруженными силами или другими действующими субъектами, не подотчетной электорату; во-вторых, чиновники должны отчитываться не только перед гражданами, но и друг перед другом; в-третьих, либеральная демократия обеспечивает политический и гражданский плюрализм как для индивидуальных, так и для общих свобод» [7, а 12]. Этот важный момент был упущен реформаторами. Далее Лари Даймонд утверждает, что «либеральная демократия требует такого общества, которое готово воспринимать демократию, которое адаптировано к ее нормам и ценностям, которое преданно не только множеству узких интересов, но и большим, общим,
«гражданским» целям» [ 8, а 5]. В России данные постулаты были проигнорированы, поэтому реформаторы не справились с одной из важнейших задач - либерализацией общества.
В-третьих, качественный переход к новой модели общества не был возможен без консенсуса законодательной, исполнительной и судебной ветвей власти. Известно, что в 1992 - 1993 гг. у российского парламента и реформаторов были абсолютно противоположные взгляды на реформы. Западные аналитики считали, что это сводило к минимуму залог успешности реформ. Зарубежных экономистов и политологов проблема консенсуса власти тревожила в первую очередь. Так, например, стратегия парламента, избранного в 1990 г., в котором доминировали руководители промышленных предприятий, на их взгляд, не соответствовала реформаторскому курсу правительства.
В российских условиях проблема обострялась неудачной попыткой разделить полномочия парламента и президента. Западные аналитики объясняли это отсутствием «организованной политической силы, которая поддерживала бы президента в парламенте» [9, а 20]. В связи с этим Б. Ельцин в апреле 1993 года был вынужден пойти на референдум, на котором выносились вопросы о доверии президенту, о необходимости продолжения реформ и принятии новой конституции. Западные эксперты особенно акцентировали внимание на последнем пункте референдума - необходимости смены конституции. По их мнению, новая конституция могла бы стать «залогом успешного продвижения реформ» [10, а 13], поскольку Верховный Совет саботировал инициативы правительства, внося многочисленные поправки в конституцию, не позволявшие продолжать реформы. Поэтому на Западе поддержали действия президента Б. Ельцина, распустившего парламент в 1993 г. Аналитики аргументировали правильность действий президента тем, что Россия была единственной страной в Восточной Европе, которая не провела парламентские выборы после падения коммунистического режима.
Казалось, что с принятием новой конституции 1993 г. положение дел должно было измениться в лучшую сторону и способствовать реализации намеченного либерально-демократического курса, так как реформаторы получили возможность действовать без оглядки на парламент. В действительности же конституция оказалась мало эффективной, поскольку была написана таким образом, что наделяла президента царскими полномочиями, позволяя ему «править по указу» и делала его неподотчетным парламенту [6, а 38]. «Фраза «демократия по указу» иногда используется, чтобы охарактеризовать псевдо имперское президентство Б. Ельцина, так как он несколько раз использовал власть, чтобы усмирить оппозицию» [6, а 38]. Отсюда следует, что принятие новой конституции не повлияло на дальнейшую либерализацию общества.
Подводя итог сказанному, следует отметить, что реформаторы не были готовы к реализации конструктивных реформ. По мнению аналитиков, они не учли ряд недостатков, которые следовало устранить, прежде чем начинать столь масштабную трансформацию общества. Во-первых, среди реформаторов не было компетентных кадров, способных принимать верные экономические
решения. Этому свидетельствует приглашение советников, представлявших Гарвардский Институт Международного Развития. Во-вторых, консервативное парламентское большинство препятствовало темпу реформ на их начальном этапе. Эксперты журнала “The Economist” подчеркивали, что в условиях политического кризиса реализация реформ была невозможна. В-третьих, реформаторы игнорировали надобность общественных изменений, поставив во главу угла экономические преобразования, поэтому согласимся с Николя М. Хиксом, полагающим, что «в России либеральная демократия не существует, так как политическим лидерам не удалось продемонстрировать фундаментальную приверженность принципам демократии и демократическим институтам (включая и гражданское общество)» [6, c. 47].
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Padma Desai. Russian Retrospectives on Reforms from Yeltsin to Putin // Journal of Economic Perspectives, Volume 19, №1 - Winter 2005, pp. 87 - 106.
2. Stephen Holmes. Cultural Legacies or State Collapse? цит. по Michael Mandelbaum: Post-Communism: Four Perspectives, p. 25, New York, 1996.
3. The Economist // February 15 - 21, 1992, p.16.
4. Жэнин Видел. Гарвардские мальчики делают Россию. Режим доступа: http://www.zavtra.ru/cgi/veil/data/zavtra/98/245/41.html
5. Peter Reddaway, D. Glinski. The Tragedy of Russia’s Reforms: market bolshevism against democracy, p. 234 цит. по Nicole M. Hicks: Failure of the Russian Democratic Reforms: the Democratization of the Big Bear.
6. Nicole M. Hicks: Failure of the Russian Democratic Reforms: the Democratization of the Big Bear, 74 pp. -The University of South Florida, 2003.
7. Larry Diamond. Developing Democracy: Toward Consolidation, p. 12 цит.
по Nicole M. Hicks: Failure of the Russian Democratic Reforms: the
Democratization of the Big Bear, - The University of South Florida, 2003.
8. Larry Diamond. Civil Society and Development of Democracy - 72 pp. Режим доступа: http://www.march.es/ceacs/publicaciones/working/archivos/1997_101.pdf
9. The Economist // December 12 - 18, 1992, p. 20.
10. The Economist // March 27 - April 2, 1993, p. 13.
© В.А. Устинов, 2011
