CC BY
134
13. Ранчин А. М. От бабочки к мухе: два стихотворения Иосифа Бродского как вехи поэтической эволюции. [Электронный ресурс]. URL: http://www.portal-slovo.ru/philology/43831 .php?PRINT=Y (дата обращения: 15.09.2011).
14. Кравцова Ю. В. Метафорическое моделирование мира в поэзии и прозе А. Ахматовой.[Электронный
ресурс]. URL: http://www.nbuv.gov.ua/portal/Natural/Vdpu/Movozn/2009_15/ article/20.pdf12.04.2009 (дата обращения: 22.07.2011).
A.V. Maleva
THE MODERN KOMI FEMALE POETRY: SOME FEATURES OF POETIC REALIZATION (PERSONIFICATION) OF "I"-CONSCIOUSNESS OF THE LYRICAL HEROIN
The author of article considers forms of expression of "I"-consciousness of the lyrical heroine in the modern коми female poetry. It allows to represent principles of character formation in the poetry and to characterize tropes, which used by the author, as a multifunctional. It gives an opportunity to find out their interrelation with world-interpretation features of heroine.
Key words: modern коми poetry; the female lyrics; the lyrical heroine; "I"-consciousness; lyrical projections, exteriorization, interiorization, personification, metaphorical and symbolical world-formation.
Получено 12.10.2012
УДК 801
О.Н. Мищук, аспирант, 8-910-582-20-60, oksana [email protected] (Россия, Тула, ТулГУ)
РЕЧЕВОЗДЕЙСТВУЮЩАЯ ФУНКЦИЯ И РИТОРИЧЕСКИЕ ПАРАМЕТРЫ ИССЛЕДОВАНИЯ ДИСКУРСА
Посвящена исследованию трактовки некоторых важнейших понятий при изучении речевоздействующей функции дискурса - риторической ситуации, широкой и узкой трактовки компонентов риторического триединства.
Ключевые слова: речевое воздействие, риторическая ситуация, риторическая проблема, риторическая аудитория, логос, этос, пафос.
Дискурс в качестве своей важнейшей задачи имеет осуществление речевого воздействия (далее - РВ). Последнее может осуществляться даже вне постановки специальных задач: РВ имеет место не только в случае дискурса убеждения, но и в случае, например, информирования - уже потому, что в последнем с помощью дискурса может произойти изменение одной из составляющих когнитивной сферы адресата: энциклопедических знаний. При этом трактовка РВ как убеждения для нас более привычна. На самом же деле информирование обычно сопутствует убеждению, о чем свидетельствуют изыскания в области риторики (особенно западной).
В лингвистических работах по РВ аппарат риторики используется достаточно широко. Поэтому представляется целесообразным остановиться лишь на некоторых - теоретических - понятиях, которые являются релевантными и принципиальными для проведения анализа конкретного языкового материала.
Понятие риторической ситуации. В зарубежных исследованиях по теории риторики широко используется понятие риторической ситуации (далее - РС) [2]. Это понятие основано на принципе ситуационности, который развертывается в своеобразную каузальную цепочку. Ситуационность базируется на принципе акциональности, акциональность же предусматривает активность субъекта, который осуществляет собственный выбор с помощью некоторой цепочки действий. Описание событийности основано на шести измерениях; это социокооперативность, семиотичность, ситуационность, интеракциональность, стратегичность.
Понятие РС было, видимо, наиболее подробно разработано Л. Бит-цером [7]. Определяющей характеристикой РС считается наличие риторической проблемы (далее - РП). Последняя может существовать на самом деле, но может также быть мнимой или возможной. Вокруг РП сконцентрированы компоненты, которые традиционно относятся к контексту -коммуниканты, события, предметы и отношения. РП, согласно [7], может быть разрешена с помощью конкретных действий, которые либо порождают дискурс, либо сами им порождаются. При этом решающая (речевоз-действующая) роль дискурса заключается в том, что он расценивается как основное средство внесения принципиальных модификаций в проблему. А это позволяет говорить о разрешимости (посылках) и разрешении (следствии) РП.
Возникновение такого дискурса зависит от существования еще двух факторов - целевой аудитории и контекстных условий (constraints), с которыми вынужден считаться субъект, порождающий дискурс. Проблема также трактуется в [7] в деятельностном аспекте, ориентированном а) на принципиальную возможность ее исправления и (б) на исправления посредством именно дискурса (а не только иными способами).
Риторическая аудитория в [7] рассматривается на основе наличия у нее принципиального признака активности - подразумевается, что а) это люди, которые изменят свое поведение для решения проблемы либо б) это те, кто будет способствовать изменению поведения других людей.
Понятия РС и риторический дискурс, согласно [7], соотносятся по линии 'сущность - ее признак': если имеется риторический (в широком, речевоздействующем смысле) дискурс, то всегда можно говорить о наличии РС, но не наоборот. РС задает риторический дискурс как реакцию на свое собственное существование, но не всегда возникновение такого дискурса является обязательным. Дискурс считается риторическим, если он является реакцией на РС.
В трактовке РС Л. Битцер следует риторической максиме Аристотеля, по которой риторику нельзя оценивать по аксиологическому параметру: все зависит от цели, моральной или аморальной, с которой риторика используется. Поэтому моральный фактор соотносится с понятием продуктивной и реальной РС, а аморальный - с понятием софистической и фиктивной. Организация РС разнообразна, она может структурно усложняться в зависимости от количества проблем, их совместимости, альтернативности способов решения, от состава аудитории и ее компактности.
Составляющие риторического триединства. Изменение поведенческих производных аудитории связано с РВ на нее. Воздействие может быть ориентировано на три группы взаимозависимых аспектов, совокупность которых можно назвать риторическим триединством - это логос, этос и пафос. Эти понятия были выдвинуты еще в античной риторике, но их значимость для современной науки остается непреходящей. Одна из причин этого в западной традиции видится в разделении исследовательских парадигм - связаны они логическим позитивизмом или нет.
В позитивистской традиции собственно точные методы отделяются от антропогенных. Поэтому традиционный подход к знанию разводит, с одной стороны, знания, факты и рациональность (область точных наук) и, с другой, мнения, оценки и эмоции (гуманитарные науки). В традиции же постмодернизма принимается, что знание и истина являются феноменами межсубъектными и основанными на социальном консенсусе. Первый подход на сегодняшний день превалирует в зарубежной науке - в том числе в социальной и когнитивной психологии [6].
В исследованиях по речевой коммуникации в направлениях эпи-стемической риторики [7] и риторики науки [10] утверждается, что все наши знания суть результат коллективной культурной деятельности, а не просто логических умозаключений.
В связи с этим разумным представляется мнение, высказанное в постмодернистских концепциях, где подчеркивается необходимость акцента на эмпирическом исследовании знания в тех дисциплинах, которые исследуют знание как компонент своей предметной области; поэтому социологическое и психологическое объяснение учета не только рационального (конвинсивного), но и личностного (персуазивного - этосного и па-фосного) аспектов социального взаимодействия и речевого воздействия
[3].
Обратимся теперь к собственно разбираемым понятиям.
Понятие логос (др-греч. Хоуод, отглагольное существительное от леусо), введенное в научный обиход Гераклитом, первоначально имело онтологическое содержание, соотносясь с понятием космического Логоса как закона гармоничного бытия. У Платона Логос предстает как промысел Демиурга, созданный для упорядочения Хаоса и вместе с тем - как истинное объяснение.
У Аристотеля, который и ввел противопоставление логос - этос -пафос, логос лишен онтологического содержания и подразумевает рациональное объяснение. Само противопоставление, по-видимому, можно связать с возвращением Аристотеля к сократовскому методу, первоначально процветавшему в Академии, но преданному забвению в последние годы жизни Платона. Сократовский метод, как известно, принципиально диалогичен, а потому участники диалога не могут не рассматриваться как субъекты, имеющие личностные и психологические качества, - то, что отражается в двух последних компонентах триады.
Логос в современных исследованиях обычно понимается как параметр речевого воздействия, описывающий рациональную составляющую дискурса, точнее, конвинсивный аспект РВ (если его рассматривать как противочлен персуазивного, как, например, в [4]), так как понятие рациональности не имеет общепринятого толкования в науке и может включать помимо алгоритмических моментов моменты эвристические.
Однако такая трактовка логоса не является единственной. Так, в [3] логос рассматривается как система общих мест (топов), принимаемых социумом на веру суждений, постулатов. Их истинность - в общепризнанности, в том, что они суть результат общественного договора.
Изучение общих мест трактуется в [3] как нахождение ключевых текстов и текстов, к ним примыкающих. Иными словами, топы носят характер прецедентных языковых знаков, причем, по-видимому, такая пре-цедентность не обязательно идиоэтнична. Для паремий, например, которые во многих культурах имеют сходное содержание, характерно то, что они содержат в качестве норм так называемые циклы положений, задающих основы морали и философии и подводящих к развитию позитивного знания. Таких циклов положений в [3] выделяется три.
(A) Нормы родства и соседства предусматривают отношения: (1) своего (положительное) и чужого (нейтральное либо отрицательное); (2) мужа и жены (утверждают устои семьи); (3) детей и родителей (воспитание, повиновение; забота); (4) старших и младших; (5) блага и зла (материальное преумножение и ущерб); (6) родственников и неродственников, связано с (1); (7) соседей с пришельцами (жить в мире; не ссориться); (8) друзей и врагов; (9) хозяев и гостей.
(Б) Нормы народной педагогики таковы: (1) трудолюбие - лень; (2) честность - нечестность; (3) смелость разумная - неразумная; (4) поддержание доброго имени - его утрата; (5) терпеливость - нетерпеливость; (6) бескорыстие - корысть; (7) скромность - нескромность; (8) правдивость -неправдивость; (9) сила - слабость.
(B) Нормы познания включают компоненты: (1) ум - глупость; (2) знание - незнание; (3) истина - ложь.
Такая - топосная - трактовка логоса не является общепринятой и, согласно [2], не обладает достаточной объяснительной силой по следующим причинам.
1. Она чрезмерно широка, поскольку помимо рационально-логических моментов содержит очевидные личностно-субъективные (особенно в блоке (Б).
2. Логос не может получать исчерпывающую характеристику на основе лишь топосного подхода: иначе в системе логоса нет места принципиальному учению Аристотеля о силлогистике как методе анализа аргумента.
3. Причисление топосов к логосному фактору не покрывает области их приложения. Есть данные, что топосы не ограничиваются логосным параметром (куда следует поместить структурно-смысловые модели аргументов), а включают также этосный (этический, прагматический и интеллектуальный топосы) и пафосный параметры (эмоциональный топос; свойства, апеллирующие к внутренним установкам и чувственной сфере собеседника; отношение говорящего к предмету речи посредством выражения собственного участия в ситуации и эмоций автора).
Понятие этос (др.-греч. пбо<;, е0о<;) у Аристотеля предусматривает три варианта трактовки: фронезис (фроупсц) - мудрость, интеллект; арете (арет^) - совершенство, добродетель; эвноя (е^уога) - красивые мысли, добрая воля по отношению к аудитории.
В современной риторике выделимы два толкования этоса - (1) и
(2).
(1) Широкая трактовка этоса помещает его в пространство этичности. Такая трактовка характерна для московской риторической школы и, по-видимому, для обыденного его понимания. Анализируя этот подход, О.Э. Сухарева считает, что в этом подходе соединены несколько трактовок этоса, которые могут быть не сводимы друг к другу: (а) этос как риторическая ситуация в целом; (б) этос как целеполагание; (в) этос как уместность речи [4, с. 78-79].
(1-А) Этос как ситуация общения в целом, ср.: «условия, которые получатель речи предлагает ее создателю. Эти условия касаются времени, места, сроков ведения речи ... <которыми> определяется ... ее тема, которую получатель речи может считать уместной или неуместной» [3, с. 96]; «роды поэзии и прозы связаны с организацией собрания людей ..., т.е. они есть проявление категории этоса в его разновидностях (различия в социальной организации речи)» [3, с. 104]; «категории этоса - виды собраний, где может быть публичная речь» [3, с. 127]; этос пространства речи, этос времени, национальный этос [3, с. 16]; «Этос - это общесоциальные условия, предложенные оратору» [3, с. 191]; «условия речи - время, место, аудитория, сознательно выбранные им»; «отношения между речедеятеля-ми, ритором и слушателями» [5, с. 15].
(1-Б) Этос как целеполагание, ср.: «... эристика предполагает... преследовать свою пользу (этос).; диалектика < - > доказательство истины (этос)., софистика < - > решить в свою пользу (этос)» [3, с. 119]; «диалектика по признаку этоса - совместное искание истины» [3, с. 137].
(1-В) Этос как уместность речи, ср.: «Дурак из сказки приветствовал похоронную процессию словами «Таскать вам - не перетаскать» и был бит, <так как> применил их неуместно. Вот пример этоса» [3, с. 97]; «грамматика незначима для уместности речи как категории этоса» [3, с. 113].
(1-Г) Этос как качества оратора: «Этос - нравственное воззрение говорящего, способного изменить взгляды слушателей и убедить в необходимости определенных действий.» [5, с. 15]. Сюда включены: метаобра-зы участников риторической ситуации: «этос образа ритора», «этос речи», «этос ритора», «этос реципиента», «национальный этос» [5, с. 6, 39, 13]; «образ активного реципиента, подобно образу ритора, складывается в единстве трех категорий - этоса, пафоса, логоса как реакции на этос, пафос и логос ритора» [5, с. 13].
Однако трактовка этоса в московской школе не всегда столь широка; ср. понимание этоса как компонента риторического триединства (в ее терминологии нравы - аргументы - страсти): «Под понятием «нравы» в риторике подразумеваются прежде всего качества, позволяющие оратору: установить контакты с аудиторией; утвердить свой авторитет» [1, с. 2324]. <Этос - это> «образ себя, который оратор предполагает создать у аудитории («нравы»)» [1, с. 28].
(2) Узкая трактовка этоса принимается большинством авторов в современной западной риторической науке [8; 10 и др.]. Такое понимание, как представляется, во многом исходит из принятия за основу внутренней формы этого древнегреческого термина (ето<; - характер). Тем самым этос - это черты ритора, которые ему приписывает аудитория на основе того, что и как оратор говорит в конкретной речи, а не ограничиваясь лишь его прошлыми действиями. Поэтому этос динамичен и является реакцией реципиентов на речевое поведение оратора.
Следует отметить один нюанс, связанный с различиями в трактовке этоса у Аристотеля и в пост-аристотелевой традиции. Для Аристотеля это-сная составляющая ограничивается конкретным вербальным и невербальным поведением оратора в конкретном случае; предыдущая репутация оратора решающей роли для доказывания не играет. В пост-аристотелевой же трактовке, идущей от Исократа (Вторая софистика), сила доказывания зависит не только от конкретного поведения оратора, но и от его репутации. Это связано с изменениями воззрений на риторику, потому что в постаристотелевой традиции начинает акцентироваться элокуция, а не инвенция и диспозиция, следовательно, во главу угла становится иная, собственно динамическая цель - понять, как формируется характер ритора в кон-
кретном случае. А для этого важен учет предшествующего мнения аудитории о риторе. Тем не менее, обе традиции остаются в рамках узкого (в нашем понимании) подхода к этосу. Тем самым этос в узкой трактовке связан с восприятием ритора, вызванным его речью и имеющимся авторитетом, но не с характерной для широкой трактовки этической составляющей ситуации как поднимаемыми (или умалчиваемыми) ритором проблемами и с моральными качествами аргументации.
По интеракциональным правилам этоса ритор не должен использовать средства убеждения, которые, по его мнению, не могут быть направлены на него и не скрывать того, что он думает. Для этого можно использовать некоторые принципы, предложенные в [12], которые, однако, не переводят трактовку этоса в широкое русло, поскольку оставляют его в пределах охарактеризованного интеракционального пространства: (а) фактор согласия - оратор стремится к согласию с аудиторией; (б) фактор рациональной автономии аудитории - у аудитории есть право на свое мнение при вынесении суждения; (в) фактор равенства оратора и аудитории - с позиции авторитета оратор может говорить лишь тогда, когда известно, что этот авторитет признается аудиторией; (г) фактор ценностей - цели аудитории не должны противоречить ценностям оратора.
Важное отличительное свойство узкой трактовки этоса - его ориентированность на дискурсивную деятельность. При широкой трактовке этосные характеристики являются заданными заранее, т.е. в статике. При узкой же трактовке учтываются как предшествующие, так и текущие дискурсы именно языковой личности, т.е. этос предстает как интерпретация аудиторией свойств ритора в динамике.
Термин пафос (др.-греч. павос - страдание, сопереживание) соотносится с понятиями эмоциональное и эмпатия. Пафос можно охарактеризовать как принятие утверждения на веру без анализа его доказательности, на основании тех чувств и эмоций, которые оно вызывает у реципиента. Здесь важную роль играет воображение реципиента, на которое и делается расчет при передаче сообщения, - отсюда само понятие сопереживания.
Пафос трактуется в риторике по-разному. Такое различие начинается уже в древности.
У Аристотеля эмоции считаются патетическим средством даже когда они используются лишь для усиления симпатий аудитории к оратору. У Цицерона же такие эмоции отнесены к этосу, поэтому этос для него может соотноситься с эмоциональными средствами убеждения. В этом же русле может быть рассмотрена трактовка ценностей, которые в традиционной риторике относятся к этосному компоненту убеждения, а, скажем, в [9] - к мотивационному, который соответствует пафосному (при этом ло-госному соответствует субстанциональный, а этосному - авторитетный компоненты).
Пафос в современной риторике имеет широкую и узкую трактовки.
В широкой трактовке пафос понимается (а) как фактор ритора, (б) как фактор аудитории и (в) как фактор социума.
Для фактора ритора это: (а) намерение, целеустановка, замысел создателя речи, «имеющий целью развить перед получателем определенную и интересующую его тему <...> источник создания смысла речи»; «категории пафоса - прославить или проклясть кого-либо и что-либо, рассмотреть прошедшие и не видимые сейчас события, склонить или отклонить предлагаемые решения» [3, с. 96, 127]; «Пафос определяет замысел речи и ее смысловую заданность. Это то новое, что предлагает оратор» [5, с. 39]; (б) часть личной психологической природы человека [3, с. 101]. Для фактора аудитории это эмоциональные характеристики аудитории, ср.: оратор «формирует на основании своего пафоса такой образ речевого воздействия, который погрузит аудиторию в речевую эмоцию», т.е. во вторую действительность [3, с. 191]. Для фактора социума пафос - это «действия оратора в предложенных ему обществом рамках» [3, с. 191] - здесь пафос сопоставим / смешивается с этосом.
Помимо названной трехфакторной семантики в широкой трактовке может приниматься более узкий взгляд и акцентироваться рецептивность пафоса как основа его реализационности. Так, в [5] разграничиваются па-фос1, пафос2 и пафос3. Собственно пафос - это создание замысла речи, принадлежащее ритору, осуществление же пафоса относится к реципиенту. Пафосы12 принадлежат реципиенту.
При пафосе1 (нерезультативном) диалогическое общение не имеет места: реципиент осуществляет мыслительную деятельность «в себе и для себя» и по этой причине рассматривается как пассивный участник общения. Смыслообразование происходит как бы в замкнутом пространстве.
Пафос2 (результативный) обусловлен тем, что «речь, будучи известной многим и в разных риторических ситуациях, способна наращивать новые смыслы и создавать новый результативный пафос»; «. осуществление пафоса реципиента (пафос2) сопровождается порождением нового пафоса (пафос3), а значит новых речевых и неречевых действий. <. > Действия активного реципиента направлены на осуществление этого пафоса. В то же время происходит стагнация пафоса пассивного реципиента» [5, с. 35, 38]. Именно в этом смысле следует понимать интерактивную природу этой трактовки пафоса, которая в такой терминологии представлена в [2, с. 19].
По поводу подхода [5] можно отметить некоторую терминологическую неточность. При нерезультативном пафосе вряд ли целесообразно вести речь о мыслительной деятельности безоговорочно: создание новых смыслов может происходить без, например, рассуждения как основной составляющей мыслительной деятельности, а осуществляться с помощью эвристик. В случае результативного пафоса в [5] не рассматривается то, как наращиваются новые смыслы в том случае, если имеет место речь,
произнесенная впервые, т.е. не известная многим и не присутствовавшая в разных РС. Иными словами, кумулятивный эффект признается решающим в наращивании новых смыслов, значит, отсутствие кумулятивности не позволяет говорить о смыслообразовании. Это представляется неверным уже в силу существования целого пласта герменевтических исследований, доказательно отстаивающих обратное [2].
В узкой трактовке пафос рассматривается в основном как реактивное явление, ср.: "pathos: the use of emotional appeals to alter the audience's judgment" [Wikipedia], т.е. сводится в основном к вызову у определенных (инициируемых ритором) чувств и эмоций для формирования или изменения у нее отношения к тому или иному положению дел [6, с. 393; 8, с. 376377]. Такая трактовка приближается к только что охарактеризованной, но не содержит подробных теоретических выкладок.
В целом же представляется, что трактовка пафоса в ее интерактивном варианте, предложенном И.Ю. Чистяковой, в большей мере отражает природу этого явления и потому более перспективна. Пафос является мощным параметром персуазивности, например, в политическом дискурсе.
Таковы результаты рассмотрения РВ, РС и смежных понятий.
Список литературы
1. Безменова Н.А. Очерки по теории и истории риторики. М.: Наука, 1991. 215 с.
2. Васильев Л.Г. Речевое воздействие как междисциплинарная и языковедческая проблема. Калуга: Калужск. гос. ун-т, 2011. 99 с.
3. Рождественский Ю.В. Теория риторики. М.: Добросвет, 1977.
482 с.
4. Сухарева О.Э. Западная риторическая традиция и проблема убедительности монолога: дис. ... канд. филол. наук. Калуга: Калужск. гос. пед. ун-т, 2010. 202 с.
5. Чистякова И.Ю. Русская политическая ораторика первой половины ХХ века: этос ритора: автореф. дис. ... д-ра филол. наук. М., 2006. 48 с.
6. Berger P., Luckmann T. The Social Construction of Reality: A Treatise in the Sociology of Knowledge. New York: Doubleday-Anchor, 1967.
7. Bitzer L. The Rhetorical Situation // Philosophy and Rhetoric. 1968. N.1. Winter. P. 1-15.
8. Hauser G.A. Introduction to Rhetorical Theory. New York etc.: Harper and Row, 1986. 209 p.
9. Constructionist Controversies: Issues in Social Problems Theory / Ed. by G. Miller, J. Holstein. New York: Gruyter, 1993. 221 p.
10. Gross A. The Rhetoric of Science. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1996. 286 p.
11. Yoos G.. Rational Appeal and the Ethics of Advocacy // Essays on Classical Rhetoric and Modern Discourse / Ed. by R. Connors et al. Carbondale: Southern Illinois University Press, 1984. P. 82-97.
12. Scott R. L. On Viewing Rhetoric as Epistemic // Central States Speech Journal. 1967. Vol. 18. P. 9-17.
O.N. Mishchuk
PERSUASION FUNCTION AND RHETORICAL PARAMETERS OF STUDYING DISCOURSE
Critical analysis is given to treatment of some important notions for persuasion in discourse: rhetorical situation, broad and narrow treatment of the components of the rhetorical triad.
Key words: persuasion through discourse, rhetorical situation, rhetorical problem, rhetorical audience, logos, ethos, and pathos.
Получено 12.10.2012
УДК 821.161.1
Т.Б. Рудомазина, канд. филол. наук, доц., 8-4872-35-37-79, tatiana [email protected] (Россия, Тула, ТулГУ)
О ДВУХ ФРАГМЕНТАХ ИЗ ПЕРВОЙ КНИГИ ВРЕМЕННИКА ГЕОРГИЯ МОНАХА
Исследуются два повествования из первой книги Временника Георгия Монаха -о смерти Зороастра и Сарданапала. Автор рассматривает эти повествования как две части дилогии, приводя систему доказательств, основанную на композиционном анализе соответствующих текстов.
Ключевые слова: хроника, композиция, временник, дилогия.
В данной статье речь пойдет о двух повествованиях, читающихся во Временнике Георгия Монаха, связанных не линейной связью, а на структурном и на символическом уровнях. Мы рассмотрим повествования о смерти «звездочета» Зороастра и правителя Сарданапала как своеобразную «дилогию» и попытаемся обосновать правомерность такого их объединения.
Повествования о гибели Зороастра и Сарданапала объединены таким компонентом структуры, как прямая речь главных героев, комментирующих свою смерть. Зороастр оставляет завещание: «Аще мя пожьжеть огнь от сгоревъшихъ костии моихъ приимете и съхраните и не премениться царствие от страны вашея донельже храните кости моя» [1]. Монолог Зороастра - предсказание. Монолог Сарданапала - эпитафия, написанная от его лица: «Се имамъ яко досажахъ и ялъ и пилъ и съ рачителемь пожихъ си страдавъша се многа и скровища вся приятъ и бо
