CC BY
60
О.В. ХИТАЛЬСКИЙ
РЕАЛИЗАЦИЯ КОНЦЕПТОВ «ВЕРА» И «БЕЗВЕРИЕ»
В РАССКАЗАХ З. ГИППИУС «АЛЫЙ МЕЧ» И «В КАЗАРМЕ»
На рубеже Х1Х-ХХ вв. духовные искания З. Гиппиус принимают отчетливо выраженную религиозную форму. Писательница вспоминала, что последние годы века она жила в постоянных разговорах с Д. Мережковским о Евангелии, о тех или других словах Иисуса, о том, как они были ею поняты. Мережковские сближаются с кружком основанного в 1899 г. С.П. Дягилевым журнала «Мир Искусства». Именно здесь Гиппиус публикует не вполне в духе этого эстетического журнала, но важную для нее статью «Хлеб жизни» (1901), утверждая, что хлеб духа - только единственный: понятие Бога, Бога как Отца, связанного с нашим духом, а следовательно, и с нашей плотью, а следовательно, и с нашей жизнью. Она призывает соединить религию и жизнь во имя жизни людей во всей полноте. Говоря о внесении религиозного начала в жизнь, З. Гиппиус обосновывала необходимость «единодействия», т.е. дела, которое бы связывало единомышленников «одним голодом, одним исканием - Отца». Таким делом становятся организуемые З. Гиппиус, Д. Мережковским, Д. Философовым в Петербурге Религиозно-философские собрания. В основе их концепции лежала задача преображения исторического христианства в христианство новое, апокалиптическое. Ее решение виделось в провозглашении религии Третьего Завета, или Церкви Св. Иоанна - религии Святого Духа, третьей ипостаси Божественной троицы, призванной сочетать религию Отца и религию Сына в новом и окончательном единстве, в Христе Грядущем. Традиционное церковное историческое христианство, по убеждению З. Гиппиус, исчерпало себя, на смену ему должно прийти «новое», для воплощения которого необходима новая церковь, новая общность людей. Все это находит отражение в ее литературном творчестве, которое понималось не только как некая форма отражения действительности, но, прежде всего, как форма отражения «жизни духа».
В первых поэтических сборниках З. Гиппиус конца XIX в., как замечают исследователи, «стихотворения в духе традиционной религии перемежались с такими, в которых выражались идеи нового религиозного сознания, тогда как прозаические произведения содержали только новые идеи, что вызывало у критиков обвинения ее прозы в тенденциозности и смысловой перегруженности» [3, с. 11]. Герои рассказов З. Гиппиус заняты преимущественно проблемами «святой плоти», соединения духовной святости и жизни пола, неба и земли, христианства и язычества, находятся в постоянном поиске новой религии, способной изменить мир. В прозе рубежа веков находит отражение основной религиозный конфликт, который ранее преломился в ее поэзии и драматургии. «Душа», «Бог», «Слово», их синонимы и антонимы являются сквозными символами в творчестве З. Гиппиус.
Путь к новой религии для З. Гиппиус не был легким - это путь «преодоления мучительного раздвоения между «светом» и «мраком», между потребностью в Боге и тяготением к «жизни»» [3, с. 11]. «Богооставленность - и ощущение Бога, антицерковность - и потребность веры, молитвенный пафос, прославление смерти - и стремление к жизни, самоутверждение и самоуничижение,
сознание греховности - и жажда любви, возмущение - и смирение», - в этом видится исследователям пафос поисков З. Гиппиус [1, с. 10]. Именно на этих «противовесах» держится мировосприятие З. Гиппиус конца XIX в. Писательница то отвергает, в духе времени, традиционные христианские представления, то вновь устремляется к Евангелию. В поэзии, считают К. Азадовский и А. Лавров, этот непрекращающийся диалог осуществляется внутри строфы («Мне близок Бог - но не могу молиться, // Хочу любви - и не могу любить»), в двуединстве, возникающем из соположения самостоятельных текстов: так, за стихотворением «Христианин» непосредственно следует «Другой христианин», стихотворению «Днем» предшествует стихотворение «Ночью», одно за другим публикуются два стихотворения, одинаково озаглавленные - «Она», но если в первом «она» - душа - «мертвая», «черная», «холодная», то во втором - «свободная», «чище пролитой воды». Любому тезису противопоставляется закономерно возникающий антитезис. Подобная противоречивость - естественное и закономерное явление, неизбежное, по мнению самой З. Гиппиус, на пути к подлинной свободе и счастью, которые возможны лишь при обретении истинного религиозного духа.
Внутренний разлад, раздвоенное состояние души, как правило, получают у З. Гиппиус развязку: торжество религиозной идеи, победу небесного над земным. Критики отмечали присущую рассказам З. Гиппиус бинарную структуру: два противоборствующих типа героев, две плоскости, в которых происходит действие... Писательница умело разрабатывала мотив двоемирия, придала ему новый интеллектуальный импульс. Недаром А. Белый подметил в ней черты художника-аналитика, вроде Леонардо да Винчи [2, с. 445].
Конфликт, на котором строится большинство рассказов З. Гиппиус, - религиозно-нравственный, призванный утвердить «новое» мироотношение, «нового» человека [1, с. 25]. Название первой книги рассказов - «Новые люди» (1896) - символично: во многих рассказах, входящих в нее, действует «новый» герой, который борется со «старым» началом (в самом себе или в другом человеке). В ранних рассказах - это Марта («Яблони цветут») или мисс Май («Мисс Май»), они способны ощущать присутствие в жизни высшей силы, и от близости к ним то же чувство охватывает близких им людей. Однако состояние разлада между «старым» и «новым» мучительно и может привести к духовному краху героя или даже к его смерти. «Иная, новая любовь души хочет и новой телесной любви, а тело старое, - говорит Алексей Новиков, герой рассказа «Алый меч». - Мы - прошлые, Федя. Долго мы боролись, все трое, во имя еще смутных, едва рождающихся желаний, - и все трое, полумертвые, упали на старую безнебесную землю» [8, с. 74]. Выход из замкнутого круга противоречий для многих героев З. Гиппиус открывается в небытии, «утомленная жизнью, оцепеневшая душа <...> влечется к одиночеству, уединению, молчанию». Слово «душа», часто встречающееся в словаре символистов, является центральным и в творчестве З. Гиппиус. Именно в душе заключена возможность преодолеть безверие и отчаяние. Нужно только найти Бога.
В статье «Критика любви» (1901) Гиппиус спрашивает: «Хотим ли мы Божьей смерти? Нет, мы Бога хотим. Мы Бога любим. Нам надо Бога. Но и жизнь мы любим. Значит, и жить нам надо. Как же нам жить?» [6, с. 200]. Ответ дает сама писательница: снятие мучительных антиномий бытия лежит через
их синтез. Смерть, одиночество, безверие могут быть преодолены, если религия и жизнь сольются воедино.
В рассказах писательницы мы находим художественное решение этой проблемы. Так, рассказ «Алый меч» (1906), входящий в четвертую книгу рассказов (а по свидетельству исследователей творчества З. Гиппиус, именно к этому времени происходит окончательное осмысление писательницей нового религиозного сознания, формирование религиозно-философской концепции), всем комплексом символических образов демонстрирует проникновение идей писательницы в каждую художественную деталь. Стилистика рассказа окрашена в религиозные тона и связана прежде всего с христианской спецификой. Библейские (и мифологические) образы и мотивы, религиозные символы приобретают метафизическое значение, отражая религиозные искания автора. Экспериментируя, З. Гиппиус вводит своих героев в философско-религиозный контекст, осмысляя их идеалы и устремления в связи с духовными исканиями своего времени, и таким образом в финале рассказа переводит повествование в перспективу космогонического бытия и универсальных начал человеческого бытия (с помощью пересекающихся мотивов воскресения Христа и духовного возрождения героев). Алексей Новиков, Федор Беляев и его сестра Люся ищут пути своего душевного перерождения. Для З. Гиппиус такой поиск определяется как «путь преодоления разорванности сознания и мучительных антиномий бытия, путь к Богу через обретение высшего единства, заключающегося в синтезе «правды о небе» и «правды о земле»» [14, с. 305]. В художественной ткани рассказа эти вопросы получают решение средствами символистской поэтики.
Образ «меча» заимствован З. Гиппиус из традиционной религиозной символической атрибутики и осмыслен как символ «силы», «воли», «непреклонности», которые необходимы человеку на пути обретения веры в Бога и самого себя. К примеру, в одном из писем к В. Брюсову Гиппиус цитирует Евангелие от Матвея: «Не думайте, что я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч». И добавляет: «И так без конца, без конца. Вот лицо грядущего Христа, Христа второго пришествия - (и того же самого, который был)» [4, с. 240].
Сначала З. Гиппиус обратилась к данному символу в своем поэтическом творчестве. В стихотворении «Другой христианин» (1901) «меч» - «оплот» лирического героя, воля к жизни, укрепленная религиозным духом. Свою веру проповедник нового религиозного сознания полон решимости пронести до конца:
Со мною меч - мой оплот,
Я крепко держу рукоять.
Никто меня не поймет -И не должен никто понять [7, с. 58].
Метафора «алый меч» впервые появляется в стихотворении «Тихое пламя» (1901):
<.> Лампада робкая бледнеет.
Вот первый луч - вот алый меч.
И плачет сердце... Не умеет Огня лампадного сберечь!
Луч восходящего солнца сравнивается с мечом, оружием, несущим смерть. Он является символом смерти, высшего наказания, кары и становится знаком грядущего Апокалипсиса и второго пришествия Христа.
Конец света принесет людям не только облегчение от земных страданий, но и духовное возрождение, - эта мысль определяет художественную концепцию рассказа «Suor Maria» (1904). Прозрение Андрея Шарвенко, героя рассказа, происходит на рассвете, после мучительных часов размышлений, накануне знаменательного дня, когда ему, возможно, откроется истина и он получит ответы на главные вопросы бытия: как жить, как любить и как умирать. Символом будущего очищения становятся первые лучи восходящего солнца. «С неба совлеклась, скользнув вверх, сероватая тень. И вышли, протянулись от одного края неба до другого кровавые мечи - лучи, - острые и алые. Встало солнце» [8, с. 593].
Мотив неба является одним из основных в творчестве З. Гиппиус. Без этого символа наивысшей духовности невозможно представление о мироздании. Небо - это художественный синоним Бога, «Престол Божий». В пейзаже некоторых рассказов З. Гиппиус проводит основополагающую для своей философии мысль о единстве символических Неба и Земли, Бога и Человека. Соединение небес и земли - одно из основных пророчеств о конце света. Яркие метафоры пронизывают религиозно-философский апокалиптический подтекст (рассказ «Алый меч»). Особое значение здесь приобретает эпитет «красный», который в единстве с художественным определением «зеленый» создает цветовой образ конца света: «<...> уже сереют, синеют, зеленеют длинные окна, тени точно смываются с небес, небеса холодеют, ледяные, зеленые, не то радостные - не то уныло-страшные, а потом, внизу, сквозь зелень, будто розовое пятно крови проступит и расползается шире и выше <...>». З. Гиппиус с помощью цветовых эпитетов передает синестетическое ощущение неба (холодеют, ледяные, зеленые), в котором проявилась психология персонажа. Символика «зеленого» в данном случае, вероятно, восходит к апокалиптическому всаднику на бледном коне, имя которому Смерть («бледный» в буквальном переводе с греческого -зеленоватый, цвет разлагающегося тела). В данной связи важно отметить, что в это время (1906-1908 гг.) З. Гиппиус редактировала повесть Б. Савинкова, которую, без ведома автора, озаглавила «Конь Бледный» [14, с. 294]. Символика красного и зеленого очень значима для поэтики З. Гиппиус. В этом соединении цветов, замечает Л. Дмитревская, прослеживается влияние французских символистов Ш. Бодлера и А. Рембо [12, с. 10]. Цветовой эпитет в малой прозе З. Гиппиус становится особым языком символов, посредством которого писательница воссоздает эстетику мира и человека в нем. Смысловая насыщенность цветовых эпитетов соединяет в художественном сознании З. Гиппиус взаимопроникновение поэзии и прозы.
Апофеозом изображения зари как предвестника грядущего конца является сцена томительного ожидания Алексеем Новиковым «первого кровавого луча в небесах». «Какой жестокий рассвет! В эти минуты вся душа Алексея Ивановича была - страдание. Ему казалось, что этот первый луч - не луч, а меч. Он проколет сердце того первого, дерзкого и слабого человека, который стоит ближе всех, прямо на его пути. Не лучше ли бежать, спрятаться, не смотреть, -или упасть вниз, чтобы луч - или меч - прошел поверху, не коснувшись? Меч -холодит, когда он входит в сердце. А этот меч - горячий; он так же смертоно-
сен для смертного, но в нем есть еще ужас пламени», «<...> Небо молчало, кругом была глухая тишина, как на кладбище» [8, с. 62-63]. Страх перед неведомым, перед будущим концом рождает в сознании героя подобные ассоциации. Связующим звеном, которое позволяет слить эти два плана (занимающаяся заря и преобразованные в сознании Алексея «лучи» в «мечи») в амбивалентное единство, является идея второго пришествия - основополагающая в религиозно-философской концепции З. Гиппиус.
Идеи, вложенные в уста героев рассказа, несомненно, были близки З. Гиппиус; в рассказе «Алый меч» заметен ярко выраженный автобиографический подтекст. Религиозные воззрения героев рассказа, жизненные ситуации, в которые они попадают, обмен мнениями, различные детали - все это позволяет выявить явную цепь ассоциаций с событиями в жизни самого автора.
В основу религиозных взглядов З. Гиппиус была положена любимая писательницей «идея тройственности», идеалом творческих и нравственных отношений для нее был тройственный союз (З. Гиппиус, Д. Мережковского и Д. Фило-софова), в рассказе «Алый меч» трансформированный в союз Алексея Новикова, Федора Беляева и Люси [Супружеские отношения З. Гиппиус и Д. Мережковского подменяются в рассказе родственными отношениями брата и сестры (Федора и Люси)]. «Вот мы жили все вместе, - говорит Беляев, - работали, верили каждый в другого и в наш союз. <. > И мы были сила, пока были трое» [8, с. 34].
По замыслу З. Гиппиус в будущем человечеству откроется царство Бога-Духа Святого, Вечной женщины-Матери - царство Третьего Завета: «В Святом Духе преосуществятся Вечная Женственность и Великое Материнство». Герои рассказа «Алый меч» верят, что в их храме «будет стоять настоящая, из мрамора, Великая Мать». Прообразом для нее должна послужить Афродита (Венера), символ любви и женственности, статую которой ваяла Люся. Таким образом, на художественное повествование «накладывается» мифологическая параллель - неоднократное изображение образа античной богини - времени, когда в мире приветствовался культ поклонения любви.
З. Гиппиус считает, что «нельзя человеку жить без Бога» - такая жизнь разрушает человека, ведет его к гибели. «А Бога мы потеряли и не находим», между тем как «рядом с желанием Бога лежит желание жизни, и мы хотим религии, -продолжает Гиппиус, - которая бы оправдала, освятила, приняла жизнь. Религии не одиночества, а общенья, соединения многих - во имя единого» [6, с. 199]. Люся, ее брат Федор, Алексей Новиков (герои рассказа «Алый меч») ищут Бога, страдают, мучаются, не находя его. «Нужнее всего человеку - Бог. Первее всего, нужнее всех дел, как бы они нужны ни были, нужен для самих же дел. Бог есть вечный, -наш и общий Бог, но нет у нас соединения в любви к нему, нет молитв, - нет храма. Кто понял это, тот знает, что нужен храм, и предчувствует, какие там будут молитвы» [8, с. 34]. З. Гиппиус для домашних служб (с Д. Мережковским и Д. Фи-лософовым) сама придумывала ритуалы, составляла обращения к Богу, молитвы. Федор Беляев в письме к Люсе пишет не существующую в церковных книгах, но желанную им молитву: «Господи, Ты, Кто владеешь жизнью моей! Дух неверия, самоневерия, разделенности, одиночества - не дай мне; дух же созерцания и деяния, разумения, чувствования и тишины - подай мне, человеку Твоему.» [8, с. 5].
Герои рассказа «Алый меч» верят в будущее возрождение, которое принесет с собой Христос. Символом этого становится финал рассказа: все трое героев встречаются накануне Великого воскресения, Пасхи. «Нам теперь воскрес Христос. <.> Потом они трое взялись за руки и вышли из церкви. Солнце ослепило их» [8, с. 93]. Воскресший Христос принесет с собой веру в жизнь, потому что «... Бог же не есть Бог мертвых, но Бог живых. Ибо у Бога все живы .».
Однако в творчестве З.Гиппиус встречаются рассказы, герои которых отвергают религию, живут земной жизнью. Согласно мысли писательницы, люди, отринувшие веру в Бога, духовно мертвы; после грядущего конца им не найти спасения. В жизни человечества существует страшное явление, вырывающее людей из жизни, наносящее душе неизлечимые раны, испытывающее на крепость веру в Бога. Это явление - война. По впечатлениям от последствий русско-японской войны З. Гиппиус создает рассказ «В казарме» (1907). Война предстает как вселенское зло, жертвами которого становятся все: мужчины и женщины, погибшие и выжившие. Особенностью данного рассказа является обилие в его повествовательной ткани цитат из Библии, которые переводят конкретную ситуацию, реальность исторического времени в сферу «вечных» этических проблем. Библейский текст не только помогает автору раскрыть процесс нравственно-психологического упадка человека, но и предопределяет в произведении выход на философский уровень художественного обобщения. Нотами Апокалипсиса, звучащими в заключительных строках, только венчается библейская тема. Начинает же она своеобразно ощущаться уже в начале рассказа.
Сюжет рассказа прост: старый солдат Ерзов рассказывает историю своего подвига - убийства двух китайских солдат во время ночной вылазки. В это время другой солдат, Ладушкин, медленно вслух читает главу из Евангелия - Деяния Апостолов. Вживление Святого писания в структуру рассказа, осуществленное путем мотивных связей, прямых цитат, приводит к многократному взаимодействию различных смысловых точек рассказа и писания, что, по словам Б. Гаспарова, создает многоаспектную и до конца не поддающуюся учету смысловую перспективу [5, с. 37]. Спецификой функционирования библейских сюжетов в тексте является то, что они репрезентируются автором на смысловом и сюжетно-композиционном уровнях. Главная их смыслообразующая функция в том, что они дают ключ к интерпретации произведения, а также вводят основные темы и мотивы, образуя «скрытый» сюжет рассказа.
В самые ключевые смысловые моменты рассказа З. Гиппиус приводит три цитаты из Евангелия, отсылающие к трем разным библейским легендам. Они логично и мастерски вплетены в ткань повествования и вводятся параллельно рассказу Ерзова. Имплицитно предсказывая принципиально важные повороты сюжета, цитаты эти подготавливают ситуацию, возникающую в финале рассказа, делая его многоплановым и художественно мотивированным.
Первая цитата из Евангелия вводится в самом начале повествования и предшествует рассказу Ерзова. Сравним ее с цитатой из Деяний Апостолов.
«В казарме» «Деяния Святых Апостолов»
«Был - же - страх - на - всякой душе, - размеренно читал свое Ладушкин. - Все же верующие были вместе и имели - все - общее» [9, с. 38]. «Был же страх на всякой душе; и много чудес и знамений совершилось чрез Апостолов в Иерусалиме. Все же верующие были вместе и имели все общее» [13, с. 132].
В библейской легенде рассказывается о чудесах, творимых апостолами, среди которых исцеления больных и воскрешения умерших, а также о массовом крещении иудеев после проникновенной проповеди апостола Петра, обещавшему им прощение грехов и спасение. З. Гиппиус, сама резко осуждавшая войну, предлагает путь спасения - обретение веры. Библейские исцеления и воскрешения являются антитезой «земным» убийствам. Автор надеется, что, обретя истинную веру, можно избавить свою душу от греха, не совершив его.
Вторая реминисценция из Святого писания встречается непосредственно перед рассказом Ерзова о расправе над врагами.
«В казарме» Деяния Святых Апостолов
«.И, вышедши за град, стали побивать его.», «.И, преклонив колена, воскликнул громким голосом: Господи, не вмени им греха сего. И сказав сие.» [9, с. 44]. «И, вышедши за град, стали побивать его камнями. <.> И побивали камнями Стефана, который молился и говорил: Господи Иисусе, прими дух мой. И, преклонив колена, воскликнул громким голосом: Господи, не вмени им греха сего. И сказав сие, почил» [13, с. 139].
В этой библейской истории повествуется о расправе не верующих во Христа над Стефаном, человеком, «исполненного веры и Духа Святого». З. Гиппиус сравнивает и противопоставляет Стефана и Ерзова. На библейского праведника сходит Святой Дух, тогда как на Ерзова - «геройский дух», превращая его в убийцу. З. Гиппиус намеренно пропустила слово «почил». Этот стилистический прием (пропуск слова, относящегося к семантическому полю «смерть») может свидетельствовать о надежде на спасение жизни, ее торжестве над смертью.
По убеждению Ерзова, убийство язычника - не грех, ведь «на военном положении <...> всякий грех прощен», да и «душа язычная, вроде как бы пар». Поэтому убийство врага для него - привычное дело, особенно если «пробуждается дух геройский». Рассказ насыщен страшными натуралистическими сценами и подробностями, воссоздающими смертельный лик войны. Некоторые подробности превращаются у З. Гиппиус в зловещие апокалиптические символы. Вот пример:
«Они орут, наши орут, и я ору, и пру, и одного сразу штыком отвалил, а другой вплотную, я, это, ему под шею штык, да сразу неглубоко взял; ну только на меня с него, аспида, черная кровь как шваркнет, - я и не взвиделся. А не убил, потому что он же на меня лезет, буркалы его даже вижу, и зубы распялил. Ружье, это, я отбросил и схватил его, братцы, поперек живота, а другой-то рукой за горло, и деру это его, и ору. <.> Рядом, это, наши других отшмя-кивают, потому рев, а я уже ничего не помню, в своего вчепился, и оба мы с ним по земле катаемся, а я ему, стервецу, живот мну, из горла язык выдавливаю, уничтожаю, значит; кровь так и хлещет, глаза даже залепляет.» [9, с. 46].
Сразу после подробного описания убийства - библейская цитата:
«.Но как они противились и злословили, то он, отрясши одежды свои, сказал к ним: кровь ваша на главах ваших; я чист; отныне иду к язычникам.» [9, с. 49]. З. Гиппиус приводит цитату, целиком взятую из Библии. Согласно притче, апостол Павел покинул иудеев и ушел от них к язычникам, так как иудеи не понимали и не принимали его проповедей.
Души людей, не принимающих Бога, Слово, у которых нет веры, смертны. Фразой «кровь на главах ваших» вводится мотив возмездия за грехи. Идея рас-
платы, необходимая для понимания идейно-художественного замысла рассказа, реализуется с помощью введения в текст скрытого библейского мотива Страшного Суда, божьего наказания за прегрешения. Сразу после рассказа Ерзова в казарме тускнеет лампочка, наступает ночь. Тьма у З. Гиппиус означает отсутствие веры, смерть. Сравним со словами из Евангелия от Иоанна: «.В нем была жизнь, и жизнь была свет человеков; И свет во тьме светит, и тьма не объяла его» [13, с. 100]. Тьма, окружившая героев, является символом духовной смерти - логическим концом безверия.
Таким образом, в рассказах З. Гиппиус начала ХХ в. наблюдается художественная реализация религиозной концепции писательницы, в основе которой ее философско-религиозные взгляды. В будущем человечество ожидает второе пришествие Христа и только истинно верующим людям уготовано бессмертие души. Тем же, кто отвергает Бога, суждено погибнуть. Эта концепция реализуется с помощью использования мифологических архетипов, их комбинаций, введением апокалиптических мотивов, присутствует в пересечении многочисленных сюжетных линий в структуре текста.
Литература
1. Азадовский К.М., Лавров А.В. З.Н. Гиппиус: метафизика, личность, творчество // З.Н. Гиппиус. Сочинения: Стихотворения. Проза. Л.: Худож. лит. Ленинградское отделение, 1991. С . 3-44.
2. Белый А. Арабески. Книга статей. М.: Мусагетъ.1911. 501 с.
3. Бисеров А.Ю. Новое религиозное сознание в творчестве З.Н. Гиппиус: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 2003. 17 с.
4. Богомолов Н.А. Примечания // Гиппиус З.Н. Стихотворения. Живые лица. М.: Худож. лит., 1991. С. 5-22.
5. Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы: Очерки русской литературы ХХ в. М.: Наука, 1994. 303 с.
6. Гиппиус З.Н. Дневники: В 2 кн. Кн. 1. М.: Интелвак, 1999. 732 с.
7. Гиппиус З.Н. Живые лица: Стихи, дневники: В 2 кн. Кн. 1. Тбилиси: Мерани, 1991. 397 с.
8. Гиппиус З. Алый меч. Четвертая книга рассказов. СПб.: Навьи Чары, 2001. 638 с.
9. Гиппиус З. В казарме. Пятая книга рассказов. СПб.: Навьи Чары, 2001. 446 с.
10. Гиппиус З. В четверг. Четвертая книга рассказов. СПб.: Навьи Чары, 2001. 638 с.
11. Гиппиус З. Светлое озеро. Четвертая книга рассказов. СПб.: Навьи Чары, 2001. 638 с.
12. Дмитревская Л.Н. З.Н. Гиппиус - прозаик и поэт (пейзаж и портрет в стиле рассказов 1890-1900 гг.): Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 2004. 17 с.
13. Книги Нового Завета: Деяния Святых Апостолов. М.: Всесоюзный совет ЕХБ, 1989. С. 100-168.
14. Кононова Н.В. Некоторые особенности символизации в романе З. Гиппиус «Чертова кукла» // Зинаида Николаевна Гиппиус: Новые материалы. Исследования. М.: ИМЛИ РАН, 2002. С. 290-305.
ХИТАЛЬСКИЙ ОЛЕГ ВИКТОРОВИЧ родился в 1977 г. Окончил Бельцкий государственный университет. Аспирант кафедры новейшей русской литературы Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена (Санкт-Петербург). Область научных интересов - структурная и порождающая поэтика, текстология. Автор 6 научных статей.
