CC BY
299
ФИЛОСОФИЯ
РЕЛИГИЯ,
МИФ
3
Вестник Челябинского государственного университета. 2017. № 1 (397).
Философские науки. Вып. 43. С. 30—36.
УДК 14:291Л3(4+7)"179/184"
ББК 87.63
РЕАБИЛИТАЦИЯ МИФА В ЭПОХУ РОМАНТИЗМА
Д. А. Будюкин, А. Г. Иванов
Липецкий филиал Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации. Липецк, Россия
В центре внимания авторов — отношение к мифу в эпоху романтизма, когда происходит разочарование в возможностях разума, что приводит к обращению к мифу как к средству раскрытия сущности человека и общества. Представители романтизма сформировали особое представление о социальной мифологии, в котором миф рассматривался как естественное проявление народного духа, способное объединить народ вокруг национальной культуры. Основная заслуга в реабилитации мифа, формировании традиции философского осмысления мифологии принадлежала Ф. В. Й. Шеллингу.
Ключевые слова: романтизм, мифология, миф, социальная мифология, романтический герой.
Эпоха романтизма — это, с одной стороны, хронологически первая попытка «прорыва в архаику» в Новое время; с другой стороны, романтики призывают к созданию «новой мифологии», в том числе и социальной. «.. .Романтизм был реакцией на идеологию XVIII в., так называемого века Просвещения, века французских энциклопедистов, реакцией на французскую революцию и её эксцессы, на связанное с ней в сознании современников наполеоновское нашествие на Европу» [8. С. 25—26].
В эпоху романтизма возникает разочарование в возможностях решить мировоззренческие проблемы силами разума. Негативные стороны буржуазной цивилизации расценивались как результаты рациональных проектов. Личностная свобода многих оказалась ограниченной рамками логики. Выход из такой ситуации был найден в обращении к древним мифам — своего рода эскапизме, в стремлении с помощью сказок, мифов, легенд обрести подлинную свободу. В мифе романтики видели средство более глубокого раскрытия сущности человека и общества.
Ф. Шлегель призывал к возрождению мифологии, так как в ней, он считал, заложен огромный
потенциал всевозможных идей, образов для художественного творчества. По словам Шеллинга, в мифологии «заложены бесконечные возможности создавать всё новые отношения» [14. С. 123]. По большому счёту, романтики отождествляли мифологию с поэзией и свою задачу видели в создании определённого поэтического единства в составе философии, естествознания и поэзии, в основе которого лежало бы мифологическое отношение к миру, посредством чего могла бы быть познана целостность бытия. «У романтиков был свой проект развития культуры. Его основой в отличие от просветителей был не разум, а именно миф» [11. С. 58].
Миф виделся романтиками в качестве основного средства разрешения противоречия между богатым внутренним миром личности и не отвечающей высоким представлениям о справедливости социальной действительностью. Именно ситуация несоответствия, амбивалентности — между сущим и должным, между представлением об идеальном социальном устройстве и реальностью общественного прогресса, где доминировали наука и логика, — актуализировала миф. Механизмом,
позволяющим найти выход из такой двойственности, становится применение в мифе романтической иронии — смеха с «подводным течением», амбивалентного смеха (направленного и на самого себя, и на окружающий мир). «Романтическая ирония оказалась той дистанцией, которая отделила мир личности от социальной действительности, как своеобразную символическую реальность, универсум духа» [1. С. 60].
На переднем плане «борьбы» с несправедливостью социальной организации общества находится фигура романтического героя. При этом у одних романтиков герой оставался мечтательным чудаком или загадочно-инфернальной личностью, но всегда трагически одиноким индивидуалистом; у других — индивидуализм романтического героя проявляется через гордое самоутверждение и подвиги во имя эгоистических целей или через бунт против несовершенства мироздания.
Поведение романтического героя существенно отличается от того, что можно ожидать от героя мифа. В этом усматривается одна из особенностей создаваемой романтиками новой мифологии. «Персонаж мифа воплощает в себе некий закон, некую универсальную потребность и поэтому должен быть в известной степени предсказуем, он не может таить в себе ничего неожиданного. Персонаж романа, напротив, стремится быть таким же, как все мы, и то, что может происходить с ним, столь же непредсказуемо, как то, что может происходить с нами» [15. С. 181].
Следует заметить, что начиная с эпохи романтизма фигура героя стала в полной мере тем зеркалом, в котором усматривались социальные катаклизмы. Актуальность феномена героизма подтверждается тем, что «фигура героя является стержневым элементом многих социальных процессов в современном обществе, поскольку является средством представления сути происходящего» [10. С. 83].
Один из основоположников романтизма И. Гер-дер говорил об уникальности народа, с его языком и культурой. Сформулированные И. Гердером две доктрины важны для становления такого специфического феномена, как романтический национализм. «Во-первых, новая философия языка, воспринятая и развитая далее Вильгельмом Гумбольдтом, Гегелем и Якобом Гриммом. Язык при этом понимался не как следствие деятельности человека, а как определяющая эту деятельность система. Во-вторых, очень важным было обращение Гердера к культуре народа, а не к культуре элиты, образованной части общества» [9. С. 301].
Можно говорить также и о двух аспектах проявления мифа в эпоху романтизма. С одной сто-
роны, романтизм выражал во многом индивидуалистические мироощущения человека XIX в., и именно с романтического мифа о нации социальный миф начинает приобретать личностное измерение; с другой стороны, представители романтизма сыграли важную роль в формировании мифов о нации, что стало определённым шагом вперёд в развитии социальной мифологии. Основным вкладом романтиков в развитие социальной мифологии стало открытие того, что у каждой нации должна быть собственная мифология. Так, Ф. В. Й. Шеллинг полагал, что мифология есть судьба народа; что мифология — это с самого начала выпавший ему жребий [13]. Будучи в первую очередь интеллектуальным течением, не имевшим непосредственного выражения в материальной культуре, романтизм оказал на повседневные практики значительное, но отсроченное влияние. Это влияние проявилось в создании предпосылок для последующего обращения к национальному прошлому и усилению значимости религиозной традиции, выражающегося нередко в конструировании утраченных либо никогда не существовавших практик.
К началу XIX в. относится начало конструирования наций и национальных идентичностей в современном понимании, и вклад мыслителей и писателей романтического направления в этот процесс огромен. В Западной Европе активизировалось обращение к национальным корням, нередко выражавшееся в изобретении никогда не существовавшей традиции. Хрестоматийным примером этого может послужить написание Джеймсом Макферсоном знаменитых «Поэм Ос-сиана». Восприятие этого события в Ирландии, чьей культуре принадлежит источник вдохновения Макферсона, представляет значительный интерес. Ирландское восприятие Оссиана отличалось от общеевропейского, в котором «открытие» поэм представало аргументом против следования классическим образцам и за развитие национальной культуры в романтическом направлении. Сложная и трагическая история их страны побуждала ирландцев к изобретению славного прошлого, характеризующегося необычно сложной и богатой аристократической, преимущественно письменной культурой. Нарочитый примитивизм поэм Оссиана не мог найти отклик в сердцах ирландских интеллектуалов, поскольку был слишком созвучен английскому взгляду на ирландскую культуру как находящуюся в крайнем упадке и стереотипу «диких ирландцев». В представлении ирландцев их прошлое было подобно английской современности, а не отвергало её. Попытки научного опровержения аутентично-
сти поэм сочетались с утверждениями о том, что из дохристианской Ирландии происходит концепция рыцарства или что история ранней Ирландии представляет собой борьбу за установление конституционной монархии [3; 16].
При этом аутентичная традиция (особенно в России) могла осознаваться как нечто недостойное внимания и даже низменное. Например, в тексте русского писателя-мемуариста её исследователи предстали в качестве «бездарных копунов, славянофилов, собирателей мужицких песен и сказок, кропателей и исследователей всякой старой дряни» [7. С. 139].
Наряду с обращением к национальным корням представители романтизма впервые призвали открыть для европейской цивилизации мифы других народов. Отсюда их интерес к Востоку. «Один из приверженцев Гердера, Майер, назвал мифологическую поэзию индийцев "утренними снами рода человеческого". .Всё это побудило и Ф. Шлегеля обратить внимание на то, что в индийской религии и поэзии, в языке и мудрости индийцев, по-видимому, хранятся ещё неведомые для европейцев сокровища.» [5. С. 341—342]. Обращение к мифам, традициям, фольклору незнакомых народов лишь подтверждает утверждение о том, что романтики занимались поиском неких первооснов бытия. Национальный фольклор с мифами, легендами ритуалами стал также благоприятной почвой для творческого вдохновения. Вспомним, например, восхищение Югом России у А. С. Пушкина и то, каким образом это было отражено в поэзии автора в романтический период его творчества.
В России Д. С. Лихачев выделяет особый тип романтического «меланхолического» парка начала XIX столетия, для которого характерно преобладание тёмных аллей, уединённых долин с памятниками умершим. Эстетическое настроение даёт о себе знать и в увлечении строительством фамильных мавзолеев (Волконских в Суханове, Орловых в Отраде и др.) [6. С. 315]. Тип ампирного храма-усыпальницы, опирающийся на образцы древнеримских мавзолеев и итальянских кладбищенских центральных часовен, связан с творчеством архитектора Доменико Жилярди, разработавшего проекты церквей-усыпальниц Димитрия Ростовского (1813 г., князей Волконских) в подмосковном Суханове, Спасской (1820 г., Тучковых) в Спасо-Бородинском монастыре и Успенской (1835 г., графов Орловых) в Отраде-Семёновском, а также часовни-мавзолея князей Волконских в Новодевичьем монастыре. По образцу этих зданий в 1895 г. была построена усыпальница Стаховичей — церковь Михаила Архангела в усадьбе Пальна-Михайловка Елецкого
уезда Орловской губернии [12]. Одним из наиболее ярких примеров такого «романтического» создания пространства семейной памяти стало строительство капеллы-усыпальницы Людвиг-сбург в усадьбе баронов Николаи Монрепо близ Выборга. Ещё вполне западная, не усвоенная на российской почве (владельцы усадьбы были лютеранами) романтическая традиция памяти предстаёт здесь в совершенной чистоте, соединяя пейзажную архитектуру с поэзией [4]. Капелла, вписанная в пространство пейзажного парка и построенная на «острове мертвых» Людвиг-штайн, адресует наблюдателя к мифологическому архетипу такого острова, выразившемуся уже за пределами хронологических рамок периода романтизма в знаменитой картине «Остров мёртвых» Арнольда Бёклина (1880, Базель, Музей изобразительных искусств).
Уникальность представления о социальной мифологии у романтиков заключается в том, что миф рассматривался не как искусственное образование, продукт определённых социальных, зачастую правящих, групп, но как естественное проявление народного духа, способное объединить народ вокруг национальной культуры. Социальная мифология романтизма органически сочетает в себе два процесса: мифотворчество (запечатление социального бытия в виде мифов, построение мифических сюжетов) и мифологизация (придание социальной реальности мифологической образности).
Отдельно следует рассмотреть представления о мифологии Ф. В. Й. Шеллинга, наиболее полно, на наш взгляд, выразившего сущность мифа, ставшего фактически первым, кто попытался философски осмыслить мифологию, расширив, таким образом, сам предмет философии.
В целом следует отметить, что Ф. В. Й. Шеллинг, так же как и Новалис, Ф. Шлейермахер, начинал изучение мифологии с трудов Дж. Вико, И. Г. Гердера и выделили проблемы, имеющие отношение к философии: проблема исторического времени и начала мифологии; соотношение мифологического сознания и философии; генезис мифологии и стадии теогонического процесса; проблема прамонотеизма; обоснование взаимосвязи автономных дисциплин философии мифологии, искусства, языка и религии в составе философского знания; специфика понятий мифологической и символической форм, различие символа, образа и схемы, единство и различие «праоснов» восточной и античной мифологии.
В работах Ф. В. Й. Шеллинга наблюдается трансформации понятия «мифология» по трём периодам. В работах первого периода [«О мифах, историче-
ских сказаниях и философемах древности» (1793), «Система трансцендентального идеализма» (1800) и «Философия искусства» (1802—1803)] анализируется соотношение понятий «миф», «философема», «сага», а мифология при этом понимается как раздел философии искусства и некий материал для искусства; различные мифологические образы выражают вечные понятия. Ф. В. Й. Шеллинг стремится понять мифологию не схематически, не аллегорически, а символически: «схематическое» и «аллегорическое» синтезируются способностью воображения в символе.
Второй период ассоциируется прежде всего с работой «Историко-критическое введение в философию мифологии» (1825), в которой высказываются идеи о соотношении философского, исторического, лингвистического и литературоведческого понимания мифологии, а сама философия мифологии рассматривается как автономный раздел философского знания. Кроме того, на данном этапе творчества Ф. В. Й. Шеллинг анализирует проблему исторического времени, соотношение философского, лингвистического, исторического и теологического понимания мифологии. Автор вводит понятие «внутренняя форма мифа», ставит вопрос о «новой мифологии». «Новая мифология» была призвана диалектически «снять» национальные мифологии в процессе исторического развития человечества.
И, наконец, третий период философского осмысления мифологии у Ф. В. Й. Шеллинга [«Философское введение в философию мифологии, или Представление чисто рациональной философии», «Мифология» и др. (1847—1852)] связан с переходом от «Негативной философии»
к «Позитивной философии» (от антитезиса к синтезу).
Создавая философию мифологии, определяя место мифологии в философии, Ф. В. Й. Шеллинг обобщил и романтические трактовки мифа, а также высказал некоторые идеи, в дальнейшем получившие широкое развитие (бессознательный характер мифов, мифология как процесс в истории человечества). Однако главное, что следует отметить у Ф. В. Й. Шеллинга, — это понимание им глубокого внутреннего символизма мифотворчества. Именно такое понимание позволяет, на наш взгляд, считать фигуру Ф. В. Й. Шеллинга одной из главных в ряду не только сторонников романтической трактовки мифологии, но и философского осмысления мифологии в целом. «Итогом научных изысканий романтиков стала полная реабилитация мифа-объекта, так как теперь он выступал как квинтэссенция "народного духа", как путь к истокам образного мышления, как основа языковой деятельности, как символический язык, на котором "сказывается", то есть актуализируется в логосе, тайна мироздания» [2. С. 93].
Следует заключить, что представители романтизма сформировали особое представление о социальной мифологии, в котором миф рассматривался как естественное проявление народного духа, способное объединить народ вокруг национальной культуры.
В дальнейшем ряд идей романтиков будут подхвачены и развиты в неомифологизме литературы XX в. (особенно ярко это проявится в творчестве латиноамериканских писателей), где мифы, мифологемы станут неиссякаемыми источниками сюжетов, символов, новых эстетических категорий.
Список литературы
1. Алоян, Н. Л. Трагедийность бытия (философско-культурологический аспект) / Н. Л. Алоян. — Ростов н/Д. : Изд-во ЮФУ, 2007. — 160 с.
2. Барышников, П. Н. Миф и метафора: Лингвофилософский подход / П. Н. Барышников. — СПб : Алетейя, 2010. — 216 с.
3. Будюкин, Д. А. Оссиан и Ньюгрейндж: кельтское наследие и конструирование ирландской идентичности в XVIII в. / Д. А. Будюкин // Национальный/социальный характер: археология идей и современное наследство : материалы всерос. науч. конф. — М. : ИВИ РАН, 2010. — С. 35—36.
4. Василевич, Е. В. Поэма Л. Г. Николаи «Имение Монрепо в Финляндии» в контексте поэтических программ пейзажных парков XVIII—XIX вв. / Е. В. Василевич // Изв. Волгогр. гос. пед. ун-та. — 2010. — № 3 (47). — С. 43—46.
5. Гайм, Р. Романтическая школа. Вклад в историю немецкого ума : пер. с нем. / Р. Гайм. — СПб. : Наука, 2007. — 893 с.
6. Дворянская и купеческая сельская усадьба в России XVI—XX вв.: исторические очерки. — М. : Эдиториал УРСС, 2001. — 784 с.
7. Дмитриев, М. А. Главы из воспоминаний моей жизни / М. А. Дмитриев. — М. : НЛО, 1998. — 752 с.
8. Зайцев, А. И. Греческая религия и философия : курс лекций / А. И. Зайцев. — СПб. : Филол. фак. СПбГУ, 2004. — 208 с.
9. Пленков, О. Ю. Триумф мифа над разумом (немецкая история и катастрофа 1933 года) / О. Ю. Плен-ков. — СПб. : Владимир Даль, 2011. — 608 с.
10. Суравнева, И. М. Феномен героизма / И. М. Суравнева, В. В. Федоров. — М. : Изд-во ЛКИ, 2008. — 152 с.
11. Хренов, Н. А. От эпохи бессознательного мифотворчества к эпохе рефлексии о мифе / Н. А. Хренов // Миф и художественное сознание XX в. / отв. ред. Н. А. Хренов. — М. : Канон+ РООИ «Реабилитация», 2011. — С. 11—82.
12. Чекмарев, А. В. Церковь Михаила Архангела в усадьбе Пальна-Михайловка и ампирные мавзолеи Жилярди / А. В. Чекмарев // Исторический квартал : альм. историко-культур. наследия Липец. края. — Вып. 4. — Липецк, 2014. — С. 135—164.
13. Шеллинг, Ф. В. Й. Введение в философию мифологии : пер. с нем. / Соч. : в 2 т. — Т. 2. — М. : Мысль, 1989. — С. 159—374.
14. Шеллинг, Ф. В. Й. Философия искусства мифологии : пер. с нем. / Ф. В. Й. Шеллинг. — М. : Мысль, 1999. — 608 с.
15. Эко, У. Роль читателя. Исследования по семиотике текста : пер. с англ. и итал. / У. Эко. — СПб. : Симпозиум, 2005. — 502 с.
16. Connell, P. British identities and the politics of ancient poetry in later eighteenth-century England / P. Connell // The Historical J. — 2006. — Vol. 49, no. 1. — P. 161—192.
Сведения об авторах
Будюкин Дмитрий Анатольевич — кандидат философских наук, доцент, Липецкий филиал Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации. Липецк, Россия. [email protected]
Иванов Андрей Геннадьевич — кандидат философских наук, доцент, Липецкий филиал Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации. Липецк, Россия. [email protected]
Bulletin of Chelyabinsk State University. 2017. No. 1 (397). Philosophy Sciences. Iss. 43. Pp. 30—36.
THE REHABILITATION OF MYTH IN THE EPOCH OF ROMANTICISM
D.A. Budiukin
Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration, Lipetsk branch, Lipetsk, Russia. [email protected]
A.G. Ivanov
Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration, Lipetsk branch, Lipetsk, Russia. [email protected]
In the spotlight of the article is the attitude to myth in the epoch of Romanticism when the disappointment in the possibilities of mind took place leading to appeal to myth as the means of exposure of essence of man and society. The myth became a factor of resolution of the contradiction between the person's rich inner world and the social reality not meeting the high requirements of justice. The actualizing of hero's figure was an important symptom of the revival of interest in myth, and the hero's behaviour differed from what is expected from the hero of a myth: the social cataclysms reflect in the hero's figure. Romanticism was an intellectual trend first and influenced the everyday practices substantially but deferred. Removing the demonstrativeness and theatrality from everyday life, Romanticism valued the spontaneous expression of feelings. The representatives of Romanticism formed the special conception of social mythology considering myth as a natural manifestation of the national spirit able to unite a nation around its culture. The romantics made a significant contribution to the development of social mythology stating that every nation must have its own mythology. The main credit in the rehabilitation of myth and forming the tradition of philosophical thinking of mythology belongs to F.W.J. Schelling.
Keywords: romanticism, mythology, myth, social mythology, romantic hero.
36
ff. A. EydwKm, A. r. HBaHOB
References
1. Aloyan N.L. Tragediynost' bytiya (filosofsko-kul'turologicheskiy aspekt) [The Tragediness of Being (philosophical-cultural studies aspect)]. Rostov-on-Don, 2007. 160 p. (In Russ.).
2. Baryshnikov P.N. Mif i metafora: Lingvofilosofskiypodkhod [Myth and Metaphor: A Linguo-Philosoph-ical Approach]. St. Petersburg, Aleteya Publ., 2010. 216 p. (In Russ.).
3. Budyukin D.A. Ossian i Newgrange: kel'tskoye naslediye i konstruirovaniye irlandskoy identichnosti v XVIII veke [Ossian and Newgrange: Celtic Heritage and the Constructing of Irish Identity in 18th ct.] // Natsional'nyy/sotsial'nyy kharakter: arkheologiya idey i sovremennoye nasledstvo [National/social character: archaeology and modern ideas of inheritance]. Moscow, 2010. Pp. 35—36. (In Russ.).
4. Vasilevich E.V. Poema L.G. Nikolai "Imeniye Monrepos v Finlyandii" v kontekste poeticheskikh programm peyzazhnykh parkov XVIII—XIX vv. [The Poem by L.G. Nikolai "Monrepos Estate in Finland" in the Context of Poetic Programs of Landscape Parks]. Izvestiya Volgogradskogo gosudarstvennogo pedagogicheskogo universiteta [Proceedings of Volgograd State Pedagogical University], 2010, no. 3 (47), pp. 43—46. (In Russ.).
5. Gaym R. Romanticheskaya shkola. Vklad v istoriyu nemetskogo uma [The Romantic School. A Tribute to the History of German Mind]. St. Petersburg, Nauka Publ., 2007. 893 p. (In Russ.).
6. Dvoryanskaya i kupecheskaya sel'skaya usad'ba v Rossii XVI—XX vv.: Istoricheskiye ocherki [Nobles' and Merchants' Country Estate in 16—20th Century Russia: The Historical Sketches]. Moscow, Editorial URSS Publ., 2001. 784 p. (In Russ.).
7. Dmitriev M.A. Glavy iz vospominaniy moey zhizni [The Chapters of the Memories of My Life]. Moscow, NLO Publ., 1998. 752 p. (In Russ.).
8. Zaitsev A.I. Grecheskaiya religiya i filosofiya [Greek Religion and Philosophy]. St. Petersburg, 2004. 208 p. (In Russ.).
9. Plenkov O.Yu. Triumf mifa nad razumom (nemetskaya istoriya i katastrofa 1933 goda) [The triumph of Myth upon Reason (German History and the Catastrophe of 1933)]. St. Petersburg, Vladimir Dal' Publ., 2011. 608 p. (In Russ.).
10. Suravneva I.M., Fedorov V.V. Fenomen geroizma [The Phenomenon of Heroism]. Moscow, LKI Publ., 2008. 152 p. (In Russ.).
11. Khrenov N.A. Ot epokhi bessoznatel'nogo mifotvorchestva k epokhe refleksii o mife [From the epoch of unconscious myth-making to the epoch of reflection of myth]. Mif i khudozhestvennoye soznaniye XX v. [Myth and artistic consciousness of the XX century]. Moscow, Kanon+ ROOI "Reabilitatsiia" Publ., 2011. Pp. 11—82. (In Russ.).
12. Chekmarev A.V. Tserkov' Mikhaila Arkhangela v usad'be Pal'na-Mikhaylovka i ampirnye mavzolei Gilardi [The Michael the Archangel Church in Palna-Mikhaylovka Estate and the Empire Style Mausoleums by Gilardi]. Istoricheskiy kvartal. Vyp. 4. [The historic quarter. Iss. 4]. Lipetsk, 2014. Pp. 135—164. (In Russ.).
13. Schelling F.W.J. Vvedeniye v filosofiyu mifologii [Preface to Philosophy of Mythology]. Sochineniia v 2 t. T. 2 [Collection works in 2 vol. Vol. 2]. Moscow, Mysl' Publ., 1989. Pp. 159—374. (In Russ.).
14. Schelling F.W.J. Filosofiya iskusstva [The Philosophy of Art]. Moscow, Mysl' Publ., 1999. 608 p. (In Russ.).
15. Eco U. Rol'chitatelya. Issledovaniyapo semiotike teksta [The Role of the Reader. The Researches of the Semiotics of Text]. St. Petersburg, Simpozium Publ., 2005. 502 p. (In Russ.).
16. Connell P. British identities and the politics of ancient poetry in later eighteenth-century England. The Historical Journal, 2006, vol. 49, no. 1, pp. 161—192.
