CC BY
474
УДК 94
А. Ю. Павлов, А. А. Малыгина
развитие военных технологий в период первой мировой войны и усилия антанты по разоружению германии
Первая мировая война нанесла Европе невиданный дотоле ущерб. Огромные потери, впервые в истории исчислявшиеся миллионами жизней, практически полное разрушение целых регионов, небывалые экономические и финансовые потери и все это всего лишь за четыре с небольшим года сражений. В таких условиях пришлось представителям победивших держав определять положения мирного договора на Парижской конференции в 1919 г. Одним из элементов будущего договора должно было стать ограничение военных сил Германии. Дискуссия по вопросу о том, как именно необходимо ограничить германскую военную мощь, развернулась на конференции в феврале—марте 1919 г. Проблема формирования содержания части V Версальского договора, посвященной ограничению вооруженных сил Германии, достаточно подробно рассмотрена в литературе [5; 14; 25]. Мы бы хотели обратить внимание на один из элементов этой части. Как известно, победители резко ограничили будущие военные возможности побежденных, особое внимание было уделено технической стороне ограничений, а четыре вида вооружений были запрещены полностью: подводные лодки, военная авиация, бронетанковые силы и химическое оружие, причем эти пункты, в отличие от других, практически не вызывали у представителей стран Антанты разногласий. В данной статье будут рассмотрены причины принятия таких решений и их связь с развитием очередного этапа революции в военном деле.
Военная сфера является одной из наиболее восприимчивых к последствиям любого технологического прорыва. Примечательно, что самые впечатляющие технические и технологические инновации появлялись в период крупных войн. Самолет, подводная лодка, гироскоп, локатор, телеграф, телефон—вот лишь немногие изобретения, которые в массовое производство были запущены именно для применения в военной сфере и лишь позже нашли свое достойное место в мирной жизни.
Концепция революции в военном деле (revolution in military affairs) исходит из необходимости анализа трех взаимозависимых явлений: научно-технического прогресса; инноваций в сфере военного планирования, управления и командования; системных социальнополитических изменений. Большинство исследователей определяют революцию в военном деле (РВД) как фундаментальные изменения, которые происходят в связи с непрерывным
© А. Ю. Павлов, А. А. Малыгина, 2009
увеличением мощи и эффективности военной силы, обусловленным усовершенствованием технологий, систем, методов оперативного планирования и военной организации.
Достижения науки и техники, послужившие предпосылкой развития нового этапа революции в военном деле, в свою очередь являются результатом созревания европейской культуры, науки и экономики Нового времени. Для того чтобы лучше понять движущие силы научно-технического прогресса, который привел к революции в военном деле второй половины XIX в., необходимо более подробно остановиться на идейном базисе индустриальной революции. Система взглядов эпохи модерна формируется на основе представлений о необходимости противостояния природе в процессе борьбы человека за выживание. В свою очередь четко спланированное вмешательство в природу, целью которого является понимание и контролирование ее сложных процессов, предполагает иную логику существования техники и степень ее свободы* [27. С. 8-9]. В Новое время обособляются ценностные сферы науки, морали и политики. Механицизм мышления в сочетании с представлением об однолинейности развития человечества предопределил формирование представления «о бесконечном прогрессе познания и о продвижении к лучшему с социальной и моральной точек зрения» [27. С. 8-9]. Идея прогресса, унаследованная из философской мысли XVII-XVШ столетий, приобретя со временем особую силу и популярность, стала для европейской цивилизации конца XIX—начала ХХ вв. фундаментальным ориентиром. В культурном контексте западноевропейского модерна технический прогресс, экономический рост и рациональное управление возводятся в ранг абсолютных ценностей**.
В Новое время человек стал рассматривать природу как автономный, практически бесконечный источник природных материалов, сил, энергий, научился описывать в науке естественные феномены и использовать их для подчинения и преобразования мира. В течение огромного периода своей истории человечество развивалось без расходования исчерпаемых ресурсов, пользуясь только возобновляемыми процессами, питаемыми солнечной энергией. Механические приспособления, использовавшиеся в производстве, приводились в движение или с помощью природных сил, или с помощью мускульной силы человека и животных. В период второй волны промышленной революции происходит совершенствование технологий поиска, добычи и использования природных ресурсов. Одновременно осуществляется переключение с возобновляемых на невозобновляемые источники энергии: создается паровой двигатель, совершенствуются технологии использования угля и нефти в качестве топлива и промышленного сырья. В этой связи отдельно следует упомянуть об изобретении двигателя внутреннего сгорания. Серия крупных международных выставок, первая из которых проходила в лондонском Хрустальном дворце в 1851 г., ознаменовала собой зарю промышленной эры, символами которой стали паровые машины, бензиновые двигатели и широкое применение электричества.
Волна индустриальных революций второй половины XIX—начала XX вв., прокатившаяся по Западной Европе и затронувшая также Северную Америку и частично Азию (Япония), обусловила появление новых принципов организации труда и управления на заводах, что в сочетании с завершением периода первоначального накопления капитала создало возможности для массового серийного промышленного производства продукции. Если в XVIII в. сообщества наподобие Британского королевского общества или Французской академии наук представляли питательную среду для возникновения технических изобретений, которые являлись побочным и не всегда обязательным следствием фундаментальных исследований, то во второй половине XIX в., ставшей временем
бурного развития естественных наук, наука превратилась в локомотив технического прогресса. И если ранние открытия XIX в. в естественных науках, как правило, были результатом труда любителей-самоучек, то к концу столетия наука обретает профессиональную базу. Появляется большое число хорошо организованных и блестяще оснащенных лабораторий, в которых систематически проводятся исследования. В 1901 г. один выдающийся ученый заметил, что в эпоху, когда обычная война становится все более «научной», нужно организовывать настоящие «боевые» кампании в исследовательской войне, привлекая как коллективы специалистов, так и отдельных ученых [9. С. 209]. К началу ХХ в. целью науки становится техника, которая рассматривается как средство преобразования природы и источник мощи.
В естественных науках второй половины XIX в. пальма первенства принадлежала химии. Безусловно, в XIX в. были и великие физики, но еще ничто не предвещало, что именно физика—теоретическая, экспериментальная и прикладная—будет главной наукой первой половины ХХ столетия, наиболее ярким показателем этого станет создание атомной бомбы. К концу XIX столетия не вызывало сомнения то, что «нации, которая обладает самыми способными химиками, теоретиками и практиками, обеспечен успех в конкуренции с другими государствами за коммерческое господство и все сопутствующие этому преимущества» [9. С. 209]. В начале ХХ в. Германия считалась бесспорным лидером в химической отрасли как с точки зрения теоретических разработок, так и с точки зрения развития химической промышленности.
Кардинальное совершенствование способов и средств производства, ставшее результатом промышленной революции, в совокупности с достижениями науки заложило основу стремительного развития техники и технологий. Это в свою очередь предопределило безграничные возможности практического приложения достижений науки к любой области человеческой деятельности, в том числе и в военной сфере.
Промышленная революция дала наиболее развитым государствам возможность вооружать и обеспечивать гораздо большее число солдат. При этом возросли и требования к подготовке солдата, который теперь должен был обучаться обращению с более сложной техникой, чем ранее. Все это, в конечном итоге, вызвало необходимость введения всеобщей воинской повинности. Еще большие требования предъявлялись к профессиональной подготовке командного состава. К началу ХХ в. командный состав войск стал формироваться из профессионалов, прошедших многоступенчатую систему подготовки. Особое значение приобретает стратегическое планирование. Новый этап революции в военном деле оказывал воздействие на различные аспекты развития военной силы и общества в целом, однако нас будут интересовать лишь вопросы, связанные с развитием военных технологий.
С точки зрения РВД принципиальное значение имеют два изобретения—желез-ные дороги и моторизированный транспорт. Благодаря развитию системы железнодорожного сообщения и учету опыта предшествующих военных кампаний, совершенствуются системы мобилизации войск, резко повышаются возможности переброски крупных соединений на достаточно большие расстояния и организации обеспечения их всем необходимым для успешного ведения боевых действий. Особое значение имело изобретение двигателя внутреннего сгорания и электродвигателя, поскольку именно эти новинки сделали возможным появление самолетов, бронированных машин и подводных лодок.
Тесное сотрудничество изобретателей, промышленников и государства способствовало формированию основ военно-промышленного комплекса. Гонка вооружений началась
задолго до Первой мировой войны. Массовое серийное производство оружия, боеприпасов и военной техники привело к тому, что к началу войны великие державы были примерно в равной степени обеспечены ресурсами и вооружением, необходимыми для ведения войны. Повышается скорострельность и убойная сила оружия; в новых условиях каждый солдат получает в свое распоряжение огневую мощь, сравнимую с огневой мощью целого подразделения предыдущей эпохи. Производство торпед и подводных лодок открыло новое измерение: война теперь ведется не только на море и на суше, но также под водой. Вооруженные конфликты хотя и становятся более скоротечными, но приводят к большему числу жертв и разрушений. Развитие промышленности и технологий в великих державах с одной стороны позволяло, а с другой—требовало мобилизовать огромные массы народа для ведения войны или обеспечения армий всем необходимым. Все это превратило Первую мировую в действительно тотальную войну, войну на истощение противника [1. Р. 198-199]. Масштабы жертв, исчислявшихся миллионами, впоследствии были намного превзойдены во время Второй мировой войны, но в сравнении с войнами, происходившими в течение столетия, предшествовавшего 1914 г., рост потерь оказался невероятно быстрым и ужасающе высоким. И еще более тяжелым испытанием для воюющих стран стал тот факт, что очень часто огромные потери не оправдывались достигнутыми результатами.
Таким образом, Первая мировая война развернулась в условиях, когда завершившийся в наиболее развитых странах мира промышленный переворот и связанный с ним этап революции в военном деле изменили стратегию ведения войн. Прежде всего, это коснулось Западного фронта, где столкнулись наиболее промышленно развитые из воюющих держав—Великобритания и Франция с одной стороны, Германия—с другой. Уже к концу 1914 г. стал очевиден провал стратегических планов практически всех воюющих держав. Пришлось забыть о завершении войны «до того, как опадут листья» и даже о возвращении солдат домой к Рождеству. Западный фронт к концу кампании 1914 г. превратился в сплошную линию полевых укреплений, протянувшуюся от побережья Северного моря до швейцарской границы, после чего позиционная война стала преобладающим типом боевых действий на этом театре военных действий. Сложившаяся обстановка стратегического пата, естественно, не устраивала никого. Предпринимавшиеся в течение всех лет войны неоднократные попытки обеих сторон переломить ситуацию, вновь перевести войну в маневренную фазу и добиться посредством этого решительной победы, приводили к огромным потерям при весьма скромных результатах. Ни военный талант генералов, ни решительность и высокие боевые качества войск не могли преодолеть препятствия, создаваемые сочетанием сплошных проволочных заграждений и пулеметов, прикрываемых скорострельной полевой артиллерией.
Поиск выхода из этого тупика становится первоочередной задачей стратегов воюющих держав. Можно выделить два основных варианта решения этой задачи: первый — увеличение количества и мощности уже имеющихся средств прорыва, второй — применение и развитие новых. Первый вариант реализовывался на суше путем наращивания количества артиллерийских орудий, прежде всего крупных калибров, а также резкого увеличения производства снарядов к ним. Для прорыва мощных оборонительных линий Западного фронта теперь требовалась многодневная артиллерийская обработка вражеских позиций, проводимая сотнями, а то и тысячами орудий. На море своего рода асимметричным ответом Германии на морское превосходство Великобритании и фактическую морскую блокаду становится усиление германского подводного флота и расширение
сферы его деятельности. Второй вариант воплотился в использовании удушливых газов, появлении ударной авиации и новых средств прорыва—танков. Все эти средства, за исключением, пожалуй, танков, уже были изобретены задолго до начала войны. Да и все необходимое для конструирования танка также имелось. Но применять все это для решения стратегических задач армии еще не умели.
В ходе войны предпринимаются отчаянные попытки при помощи технологий решать задачи не только тактического, но и стратегического уровня. В связи с этим после подписания Компьенского перемирия составители условий мирного договора собирались рассматривать вопрос не только о количественных, но и о качественных ограничениях для германской армии.
Напомним, что согласно Версальскому договору будущая армия Германии должна была сократиться до 100 тыс. человек, было строго ограничено количество и тип вооружений для каждой из остававшихся 7 пехотных и 3 кавалерийских дивизий. Из артиллерии в список разрешенного вооружения входили лишь 77-мм полевые орудия и 105-мм гаубицы. Артиллерия больших калибров могла находиться только на вооружении имевшихся до войны укреплений. Серьезные ограничения были наложены на военно-морские силы. Производство вооружений разрешалось на предприятиях, список которых утверждали победители. Полный запрет распространялся на подводные лодки, военную авиацию, танки и бронетранспортеры, химическое оружие [10].
По мнению британского исследователя Д. Стивенсона, вооружения, которые запрещено было иметь Германии, не сыграли решающей роли в победе Антанты [8]. С этим мнением вполне можно согласиться. Действительно, боевой потенциал всех этих типов оружия развился и проявился только в период самой войны, и, хотя значимость их постоянно росла, даже в конце войны наличие их у той или иной стороны не могло сыграть решающую роль в победе. Рассмотрим вкратце каждый из этих четырех видов оружия и его роль в войне.
Вопрос о запрещении подводных кораблей рассматривался еще на первой Гаагской конференции в 1899 г. [12]. В то время подводный флот держав находился еще в состоянии зарождения, но оценки специалистов относительно его будущего были достаточно оптимистичны. Именно поэтому Франция отказалась обсуждать этот вопрос, полагая, что подводные лодки могут стать достаточно экономичным средством для того, чтобы компенсировать превосходство Великобритании на море. К началу войны подводные лодки строились в Германии, Англии, Франции, России, США, Японии и Италии, еще целый ряд стран заказывал их на верфях этих государств. Однако проявить себя в деле это новое оружие пока еще не сумело, поэтому в мире было достаточно и оптимистов, и скептиков, по-разному оценивавших значимость подводного флота.
После начала Первой мировой войны Германия, уже имевшая около трех десятков субмарин разных типов, попыталась сократить свое отставание на море при помощи этого оружия. Несмотря на некоторые успехи в применении подлодок против боевых кораблей британского флота, вскоре стало понятно, что существенного ущерба немецкие субмарины ему нанести не смогут. Военно-морское командование Германии нашло применение своим подводным силам в основном в войне на истощение. Оно рассматривало их применение как способ ответить на британскую морскую блокаду Германии подводной блокадой британских берегов [26. С. 395-396]. По ряду причин немцам, даже после принятия решения о переходе в начале 1917 г. к неограниченной подводной войне, так и не удалось нанести британской экономике ущерб, который изменил бы ситуацию
в пользу Германии. Как оказалось, решение это имело серьезный негативный результат, подтолкнув к вступлению в войну США.
На суше в начале войны ни аэропланы, ни бронемашины, ни газ не рассматривались всерьез как боевые средства. Из технических средств гораздо больше внимания уделяли артиллерии, сначала полевой, сопровождавшей наступающие войска, затем тяжелой, способной разрушать оборонительные сооружения. В течение войны проблема увеличения количества и распределения между союзниками тяжелой артиллерии, значение которой до войны недооценили, стала основной проблемой в межсоюзнических отношениях стран Антанты в сфере вооружений.
Военная авиация за время войны прошла огромный путь. В 1914 г. отдельные аэропланы более или менее успешно выполняли разведывательные задачи. Вооружение этих машин составляло личное оружие летчика, что почти не давало никакой возможности сбить вражеский аппарат и тем более как-то воздействовать на наземные войска. Как остроумно заметил один историк, при помощи этого вооружения летчики могли лишь выражать испытываемые по отношению к противнику чувства. В 1918 г. в небе сражались уже тысячи аэропланов, авиация выполняла целый спектр задач: разведка, корректировка огня артиллерии, борьба с вражеской авиацией, бомбардировка различных объектов, штурмовка путей сообщения и скопления войск [24. С. 639-640]. В то же время воздействие воздушных сил на ситуацию на земле еще не выходило за тактические рамки. С начала войны Германией предпринимались попытки наносить деморализующие удары сначала при помощи дирижаблей, затем дальних бомбардировщиков по городам противника в глубине его территории. К концу войны тяжелые бомбардировщики имелись уже у обеих сторон и использовали их для нанесения ударов по целому спектру тыловых объектов. Все же стратегического успеха эти действия не принесли.
Для выхода из стратегического тупика на Западном фронте требовались новые средства ведения наступательных действий, одним из которых стали танки. Решение о разработке бронированных гусеничных машин для поддержки пехоты в атаках было принято в Великобритании в сентябре 1915 г. Как и в случае с авиацией, среди военных было немало тех, кто смотрел на новое оружие с большим скептицизмом. Как писал об испытаниях танков Д. Ллойд-Джордж, «присутствовавший на испытании лорд Китченер (военный министр Великобритании.—А. П.) смеялся над огромным неповоротливым чудовищем, которое ползало и переваливалось, но неуклюже шло вперед. По его мнению, оно должно было быть быстро уничтожено артиллерией» [18. С. 432].
В сентябре 1916 г. танки были впервые использованы в наступлении на Западном фронте. Из 39 машин только 18 смогли принять непосредственное участие в атаке, остальные либо застряли по дороге, либо вышли из строя из-за технических неполадок. Атакам сопутствовал тактический успех; по крайней мере, британским войскам удалось продвинуться вперед с гораздо меньшими потерями, чем обычно. Однако успех этот объяснялся скорее эффектом неожиданности, немцы довольно быстро разработали действенные способы борьбы с танками. В дальнейшем эта новая техника достаточно широко и успешно применялась британской и французской армиями как средство поддержки пехоты в наступлении, но самостоятельного стратегического значения новый род войск еще не имел.
Особого рассмотрения заслуживает проблема химического оружия. Впервые хлор применила германская армия 22 апреля 1915 г. в районе р. Ипр в Бельгии. Впоследствии хлор, фосген и горчичный газ (иприт) были массово применены в ходе окопной войны. Химикаты, производившиеся в начале столетия в большом количестве, характеризовались
высокой поражающей и убойной силой и относительно низкой стоимостью. Это объясняет то, что химическое оружие стояло на вооружении не только в германской армии, но и у стран Антанты и в широких масштабах применялось почти на всех театрах военных действий. Однако атмосферные явления и рельеф местности осложняли задачу управления процессом распыления отравляющих веществ, приводя к непредсказуемым, а зачастую и трагическим последствиям. Поэтому применение токсикантов на поле боя представляло угрозу как для обороняющейся, так и для атакующей стороны.
Хлор и фосген относятся к категории удушливых газов и оказывают нервнопаралитическое действие; иприт же характеризуется кожно-нарывным действием, вызывает физиологические изменения кожных покровов и слизистых глаз, а также в дыхательной и пищеварительной системах. За время войны было использовано 124 тыс. т отравляющих веществ, что имело серьезные, порой необратимые последствия как для физического, так и для психического здоровья людей. В результате применения химикатов на полях сражений пострадали около миллиона и погибли 90 тыс. человек [21]. Так впервые в истории были применены средства, характеризующиеся сегодня как оружие массового уничтожения.
К оружию массового поражения (уничтожения) относят те средства вооруженной борьбы, которые обладают «огромной поражающей способностью и низкой избирательностью действия» и которые предназначены «для нанесения в короткие сроки массовых потерь и разрушений на больших территориях и во всех сферах борьбы» [11]. К данному типу оружия специалисты в настоящее время относят химическое, биологическое и ядерное оружие. Однако, если следовать не букве, а духу толкования термина и сконцентрироваться на том, что подобное оружие характеризуется особо сильным моральнопсихологическим воздействием на противника, а также масштабностью потерь со стороны противника при относительно низких затратах с нападающей стороны, то магазинные винтовки и пулеметы британских солдат генерала Китченера в битве под Омдурманом в сентябре 1898 г. можно без колебаний назвать оружием массового поражения. Если следовать этой логике, то применение на войне отравляющих веществ в период Первой мировой войны было естественным продолжением тактики войны на истощение. Само по себе применение токсикантов в военных целях также не было чем-то принципиально новым даже с точки зрения тактики ведения боя.
История применения химикатов в качестве средства поражения врага насчитывает тысячелетия. В качестве наиболее древних случаев использования токсичных веществ называют такие примеры, как отравленные стрелы, кипящая смола, мышьячный дым и вредные испарения. Первым международным соглашением об ограничении применения химического оружия принято считать заключенное в 1675 г в Страсбурге соглашение между Францией и Германией, которым накладывался запрет на применение отравленных пуль. Брюссельская конвенция о праве и обычаях войны 1874 г. запрещала применение яда и ядовитого оружия, а также применение вооружений, артиллерийских снарядов или материалов для причинения неоправданных страданий. Во время мирной конференции в Гааге в 1899 г. состоялось подписание соглашения, запрещавшего применение артиллерийских снарядов, снаряженных отравляющим газом.
Однако применение химического оружия в ходе Первой мировой войны и последовавшие за тем усилия по запрещению этого вида оружия и разоружению имеют особое значение для мировой истории. Принципиально новым в событиях Первой мировой войны является то, что химическое оружие было применено широкомасштабно и привело
к большому количеству жертв, что в полной мере позволяет говорить о первой в мировой истории полномасштабной химической войне. Кроме того, подобное широкое применение оружия массового поражения стало возможным вследствие налаженного массового промышленного производства токсичных веществ, что в свою очередь являлось результатом развития западноевропейской науки, промышленности и экономики в целом. Массовое производство отравляющих веществ явило собой первый в истории пример того, как западноевропейская цивилизация создала средство, в потенциале имевшее возможности для уничтожения не просто одного города, страны или народа, но большей части человечества и животного мира планеты***. Следует, однако, отметить, что осознание данного факта пришло намного позже. Во время войны и в послевоенный период рассуждения о негуманности химического оружия были, скорее, элементом пропаганды. Развернутая поначалу в союзнической прессе кампания, порицавшая применение германской армией отравляющих веществ, была первым асимметричным ответом в условиях недостаточной оснащенности средствами индивидуальной химзащиты в войсках союзников. Вслед за Германией газы на войне применили и армии Антанты. Тогда дискуссия развернулась в рамках терминов эффективности, а не человечности. Впрочем, в послевоенный период британский Кабинет министров успешно блокировал любые предложения применить химическое оружие для подавления волнений в колониях, исходя из соображений, что подобные меры могли бы повредить имиджу страны как внутри Империи, так и на мировой арене****.
Химическое оружие активно применялось в позиционный период войны как одно из наступательных средств для прорыва через оборонительные сооружения противника. В ранний период войны отравляющие вещества применялись всеми участвовавшими армиями исключительно как средство наступления тактического уровня. Появление более совершенных средств доставки и распыления, а также повышение поражающей способности газов, в частности, массовое производство иприта, позволили применять токсиканты в оперативных целях. С переходом воюющих армий в 1918 г. к маневренной войне химическое оружие начинает применяться не только как средство наступления, но и как средство обороны, для заражения участков оборонительной полосы, как это, например, делала германская армия во время отступления [13]. Российский специалист М. В. Супотницкий в частности отмечает, что на полях Первой мировой химическое оружие применялось не столько для непосредственного истребления противника, сколько для усиления эффективности применения танков, артиллерии и авиации, т. е. иных видов оружия, использовавшихся непосредственно для истребления живой силы врага. С помощью боевых отравляющих веществ создавались условия для деморализации противника, выведения из строя и изнурения личного состава, заражения местности, т. е. с целью создания условий для дальнейшего разгрома противника [15].
Основываясь на опыте Первой мировой, стратеги ведущих стран мира прогнозировали изменение характера химической войны при повышении роли авиации, способной доставлять химическое оружие далеко от линии фронта, при этом целью химической атаки становилось бы мирное население. Анализируя результаты применения химического оружия, военные специалисты были единодушны во мнении, что оно может быть наиболее эффективным при условии внезапности его применения. Ущерб, наносимый химической атакой, мог быть значительно снижен за счет совершенствования средств индивидуальной защиты в сочетании с соответствующей подготовкой личного состава. К концу войны противогаз как основное средство химзащиты был настолько усовершенствован, что
позволял относительно быстро реагировать введением соответствующих элементов на каждое появление нового газа. Как отмечает А. Н. Де-Лазари, уже к 1916 г. усовершенствование защитных мер не позволило «нигде потерям при химическом нападении достигнуть такого уровня, при котором они имели бы оперативное значение» [13].
Таким образом, к концу войны технологические военные новинки еще не успели проявить себя как революционное оружие. Относительно быстрый прогресс в течение войны в абсолютном выражении выглядел достаточно скромно. Промышленность даже самых развитых стран еще не могла массово снабдить свои вооруженные силы достаточно надежными и мощными двигателями и другими механизмами, которые позволили бы увеличить дальность действия, скорость и боевую нагрузку подводных лодок, танков и самолетов. В то же время их боевой потенциал был оценен некоторыми военными экспертами достаточно реалистично.
Когда Военный комитет Версальской конференции (комиссия военных экспертов) под руководством маршала Ф. Фоша приступил к разработке военных статей будущего мирного договора, среди представителей держав-победительниц возникли серьезные разногласия по различным вопросам. Особенно активно споры велись по поводу формы комплектования будущей армии Германии и в связи с этим о ее количественном составе, организации, системе подготовки и т. д. Перед союзниками стояла достаточно сложная задача, включавшая два аспекта: во-первых, необходимо было ликвидировать угрозу войны, лишив Германию средств для возможного реванша, во-вторых, обеспечить возможность для демобилизации собственных армий и промышленности, а также снижения военных расходов. Впоследствии в договоре прямо говорилось о том, что разоружение Германии есть условие для всеобщего ограничения вооружений [10. С. 63].
Что же касается запрета отдельных типов вооружения, то в этой сфере разногласия были минимальными. Первоначальный проект, предложенный французами, предусматривал сохранение 200-тысячной армии, набиравшейся путем призыва. В результате, к огромному недовольству маршала Фоша, призывать на военную службу Германии было запрещено, и тогда французская сторона настояла на сокращении армии до 100 тыс. человек. В связи с этим из первоначального проекта исчезло разрешение иметь на вооружении 180 тяжелых орудий, что означало полный запрет на тяжелую артиллерию для полевой армии [25. С. 118, 123]. В сфере морских вооружений Великобритания и США предлагали полностью запретить всем без исключения государствам иметь подводные лодки. Но это предложение, как и ранее, вызвало сопротивление Франции и Италии, которые продолжали видеть в субмаринах своего рода асимметричный ответ на британское превосходство в надводном флоте [5. Р. 16-17]. В итоге запрет был введен только для Германии. Запрет на химическое оружие не вызвал никаких разногласий.
В результате германская армия не только была значительно урезана в размерах, но и лишилась возможности развивать и использовать те виды вооружений, которые в то время рассматривались как наиболее перспективные средства наступательной войны.
Таким образом, введенный Версальским договором для Германии запрет на военную авиацию, танки, подводные лодки и химическое оружие основывался не столько на опыте применения этих видов вооружения на полях Первой мировой войны, сколько на прогнозе их развития в дальнейшем и анализе их перспективных возможностей. Опыт Западного фронта скорее свидетельствовал о том, что потенциал оборонительных технических средств значительно превышает возможности наступательных. На этом положении после войны строилась, например, военная доктрина Франции, основы которой
были изложены в 1921 г. маршалом Петеном во «Временной инструкции по тактическому применению больших соединений» [2. Р. 297]. Франция в конце войны располагала самыми мощными танковыми силами в мире: к 11 ноября 1918 г. на вооружении состояло 4330 танков различных типов, в том числе около 3000 машин типа «рено» FT-17, который оказался наиболее перспективным легким танком Первой мировой войны, и производство танков продолжало нарастать. Тем не менее, в Инструкции 1921 г. танк рассматривался лишь как средство поддержки наступающей пехоты.
В то же время существовали и другие мнения о будущем наступательном значении новых технологий. Летом 1918 г. британское командование, полагавшее, что в текущем году войну закончить не удастся, утвердило стратегический план наступательного характера на кампанию 1919 г. План этот предполагал массовое использование усовершенствованных танков для прорыва вражеской обороны и выхода на оперативный простор [19. С. 386-387]. В той же Франции немало военных специалистов гораздо более реалистично оценивали возможности механизированных сил в будущих войнах, полагая, что именно механизированные части являются наиболее перспективным в стратегическом отношении родом войск [2. Р. 301-302]. Однако эта идея в стратегическом планировании не возобладала. Как образно писал американский исследователь Уильям Мак-Нил, «Первая мировая война лишь открыла дверь, через которую армии могли промаршировать в сказочное механическое царство, напоминающее то, которое флоты только начали обживать. Однако стоило видению открывавшихся возможностей озарить горстку танковых энтузиастов и провидцев, как перемирие 1918 г. привело к продлившемуся около пятнадцати лет застою» [19. Р. 387].
Несколько более реалистично оценивались возможности авиации. Уже в апреле 1918 г. британские Королевский летный корпус и Воздушная служба королевского флота были впервые в мировой практике объединены в независимый вид войск — Королевские военно-воздушные силы. Несмотря на то что пока ВВС не имели самостоятельного стратегического значения, они были поставлены в один ряд с сухопутной армией и военно-морским флотом, и таким образом перспективная стратегическая роль ВВС была признана официально. Тем не менее, как считает исследователь британской военновоздушной доктрины межвоенного периода Н. Партон, к концу войны история военной авиации была еще слишком коротка, а уровень анализа, несмотря на наличие отдельных передовых идей, в целом был достаточно невысок, идея о самостоятельной стратегической роли ВВС еще не была окончательно взята на вооружение и не была реализована на практике [3. Р. 1152].
Как ни странно, но наиболее передовая концепция использования военно-воздушных сил появилась после войны в Италии, имевшей достаточно скромный опыт применения авиации в период войны. В 1921 г. итальянский генерал Д. Дуэ опубликовал книгу, в которой предрекал, что в недалеком будущем решающим в стратегическом отношении видом войны станет воздушная война, при уменьшении значимости сухопутных и морских сражений [16]. Он впервые весьма подробно и убедительно обосновал тезис о стратегическом значении ВВС в будущих войнах. Концепция эта впоследствии нашла множество сторонников в различных странах мира.
Правильно оценивали значение новых военных технологий военные стратеги побежденных государств. Генерал Г. Фон Сект, ставший после войны практически основателем новой армии Германии, также полагал, что в будущей войне решающую роль будут играть мобильные механизированные силы. Он разделял мнение о решающей роли военновоздушных сил, считая, что запрет на военную авиацию делает германские вооруженные
силы практически беспомощными [6. 325-326]. Германские специалисты в области стратегии более тщательно, чем многие победители, проанализировали опыт боевого применения авиации в годы Первой мировой войны. В 1921-1923 гг. этой проблемой специально занимались около 130 немецких офицеров и, несмотря на запрет иметь военно-воздушный флот, концепция воздушной войны была включена в общую военную доктрину Германии [3. Р. 1159]. Недаром в 1920-х—начале 1930-х гг. немцы активно стремились найти возможности обойти установленные Версальским договором запреты. Разработки танков и химического оружия велись на территории СССР, а для сохранения технологии строительства подводных лодок компания Круппа основала фирму в Амстердаме [7. Р. 544-545].
В заключение можно отметить, что, несмотря на отсутствие общепризнанных оценок относительно стратегического значения применения новых видов вооружения, военные статьи Версальского договора вырабатывались на основе отношения к этим видам вооружения как достаточно перспективным средствам наступательного характера, которые в будущем могут иметь стратегическое значение. Повышенное внимание, которое победители уделили не только размеру будущей армии Германии, но и ее оснащению, свидетельствует, по сути, об окончательном признании того факта, что технологии теперь будут играть едва ли не более значимую роль в будущей войне, чем численность армии. Очередной этап революции в военном деле, развивавшийся на основе достижений прежде всего научно-технической революции и технологического прогресса мирового масштаба, впервые начал осмысляться всерьез, и уже первые общие выводы были взяты на вооружение стратегами и политиками при выработке тех статей Версальского договора, которые ограничивали вооруженные силы Германии.
Впоследствии вывод о преобладании в военной сфере качества вооружений над количеством еще раз со всей очевидностью подтвердили события Второй мировой войны, ставшей «войной моторов». В настоящее время такое правило в военном деле практически стало аксиомой.
* Некоторые исследователи утверждают, что в древних культурах техника и магия совпадали, а в технике Нового времени человек видел лишь действие законов природы и свое собственное творчество. Подробнее см., например: [22].
** Подробнее см.: [17; 20; 28].
*** Об угрозах, связанных с применением и хранением химического оружия, подробнее см.: [23].
**** О британской дискуссии по поводу целесообразности применения химического оружия для решения различных политических задач см.: [4].
литература.
1. Boot M. War Made New. Weapons, Warriors, and the Making of the Modern World. New York, 2007. 624 p.
2. FinchM.P.M. Outre-Mer and Metropole: French Officers’ Reflections on the Use of the Tank in the 1920s // War in History. 2008. № 15 (3). P. 294-313.
3. Parton N. The Development of Early RAF Doctrine // The Journal of Military History. 2008. № 72. October. P. 1155-1177.
4. SpierE.M. Gas disarmament in the 1920s: Hopes Confounded // The Journal of Strateic Studies. 2006. Vol. 29, № 2. April. P. 281-300.
5. Stevenson D. Britain, France and the Origins of German Disarmament, 1916-19 // The Journal of Strategic Studies 2006. Vol. 29, № 2. April. P. 195-224.
6. StrohnM. Hans von Seeckt and His Vision of a ‘‘Modern Army’’ // War in History. 2005. № 12 (3). P. 318-337.
7. Tenfelde K. Disarmament and Big Business: the Case of Krupp, 1918-1925 // Diplomacy and Statecraft. 2QQ5. № 16. P. 531-549.
S. Wilson T., PriorR. Conflict, Technology and the Impact of Industrialization: The Great War 1914-1918 // The Journal of Strategic Studies. 2QQ1. Vol. 24, № 3. September. P. 128-157.
9. Бриггс Э., Клэвин П. Европа нового и новейшего времени. С 1789 и до наших дней. М., 2QQ6. 6QQ c.
1Q. Версальский мирный договор. Полный перевод с французского. М., 1925. 197 c.
11. Война и мир в терминах и определениях / под ред. Д. О. Рогозина. URL: http://www.voina-i-mir.ru/dicdefinition/?id=437
12. Вопрос об ограничении вооружений на Гаагских мирных конференциях 1899 и 19Q7 гг. Справка МИД РФ по документам Архива внешней политики Российской Империи. URL: http://www.ln.mid. ru/ns-arch.nsf/88ff23e5441b5caa43256b05004bce11/832ab4c7e21a62a943256b06002fb319?0penDocument& ExpandSection=3
13. Де-Лазари А. Н. Химическое оружие на фронтах Мировой войны 1914-1918 гг. Краткий исторический очерк / науч. ред., комм. М. В. Супотницкого. М., 2008. URL: http://www.supotnitskiy.ru/ book/book5_5_7.htm
14. Джордан В. М. Великобритания, Франция и германская проблема в 1918-1939 гг. М., 1945. 302 c.
15. Дополнительные комментарии М. В. Супотницкого к электронной версии книги Де-Лазари. URL: http://www.supotnitskiy.ru/book/book5_kommentarii1_10.htm
16. ДуэД. Господство в воздухе. М.; СПб., 2003. 607 c.
17. Кара-Мурза С. Идеология и мать ее наука. М., 2002. 256 c.
18. Ллойд Джордж Д. Военные мемуары: в 2 т. М., 1934. 678 c.
19. Мак-Нил У. В погоне за мощью. Технология, вооруженная сила и общество в IX-XX веках. М., 2008. 456 c.
20. Маркова Л. А. Наука и религия: проблемы и границы. СПб., 2000.
21. Основные факты химического разоружения. Организация по запрещению химического оружия, 2003. URL: http://www.opcw.nl/ru/index.html
22. Розин В. М. Философия техники и культурно-исторические реконструкции развития техники // Вопр. философии. 1996. № 3. C. 18-27.
23. Романов В. И. Опасности химического оружия России. М., 2004. 160 c.
24. РохмистровВ. Г. Авиация Великой войны. М., 2004. 731 c.
25. Тардье А. Мир. М., 1943. 430 c.
26. Тирпиц А. фон. Воспоминания. М., 1957. 655 c.
27. ХабермасЮ. Политические работы. М., 2005. 368 c.
28. Хабермас Ю. Техника и наука как «идеология». М., 2007. 208 c.
