CC BY
66
□
ТЕОРИИ ПОЛИТИКИ, ЭКОНОМИКИ И УПРАВЛЕНИЯ
УДК 316.5:004
DOI: 10.17072/2218-9173-2021-2-143-158
РАЗВИТИЕ ИНФОРМАЦИОННОГО ОБЩЕСТВА В 2018-2020 ГОДАХ: НОВЫЕ ТЕНДЕНЦИИ
Д. Г. ЕВСТАФЬЕВ
Высшая школа экономики, г. Москва, Россия
Для цитирования:
Евстафьев Д. Г. Развитие информационного общества в 2018-2020 годах: новые тенденции // Ars Administrandi (Искусство управления). 2021. Т. 13, № 2. С. 143-158. DOI: 10.17072/2218-9173-2021-2-143-158.
АННОТАЦИЯ
Введение: современный мир характеризуется существенным ускорением большинства политических процессов при относительном торможении экономических. Возникающие асимметрии создают ситуацию, при которой тенденции развития информационного общества приобретают диспропорциональное значение для всего глобального политического и отчасти экономического развития. Цель: выявить наиболее значимые тенденции в развитии современного информационного общества, способные поставить под вопрос его целостность, способность выполнять функции инструмента обеспечения глобальной политической, экономической и социокультурной интеграции. Методы: дискурс-анализ с ориентацией на систематизацию общественно значимых проявлений дискурса. Кластеризация социально значимых проявлений структурных асимметрий в развитии информационного общества. Результаты: в структуре информационного общества происходят сложные процессы реструктуризации, ставящие под сомнение слишком многие считавшиеся вполне устоявшимися механизмы регулирования и саморегулирования информационных процессов. Дополнительно ситуацию обостряет резкий рост востребованности цифровых информационных технологий в последние два года, в том числе связанный с изменением социальной жизни в условиях пандемических ограничений. В ходе исследования выделены тенденции, которые можно рассматривать в качестве рисковых, но не только по отношению к информационному обществу как таковому, но и по отношению к важнейшим аспектам глобального развития. Выводы: внутренние тенденции в развитии информационного общества в совокупности с прикладным использованием информационных технологий в политической практике объективно ведут к деструкции базовой модели его развития как одного из инструментов обеспечения целостности процессов глобализации. В настоящее время выглядит весьма вероятным, что информационное общество утратит полноценную глобальность и целостность. Складывающаяся ситуация создает возможность
© Евстафьев Д. Г., 2021
143
для усиления влияния России на развитие глобального информационного общества, хотя и требуют коренного изменения подходов - отказа от чисто «пользовательской» модели поведения в информационном пространстве. Встает вопрос о механизмах практического обеспечения суверенитета России в новой обстановке, как минимум защиты страны от воздействия наиболее деструктивных тенденций в развитии информационных технологий.
Ключевые слова: глобализация; информационное общество; гибридные войны; национальный информационный суверенитет; политические коммуникации
ВВЕДЕНИЕ
Значимость 2020 года и первой половины 2021 года для глобальных социально-экономических процессов заключается в том, что этот период сделал явными те фундаментальные процессы, которые, безусловно, не были скрытыми, но не имели столь ярких проявлений. Наиболее важными процессами последних полутора лет стали нарастание социально-экономической мозаичности общества в считающихся «развитыми» странах (хотя критерий «развитости» становится все более неясным), разрушение традиционных социальных институтов, формирование своего рода «серых зон» в социальном пространстве. Для сторонников неограниченной глобализации, провозглашенной в книге крупнейшего западного социолога Энтони Гидденся «Ускользающий мир» (Giddens, 2003), это является вполне естественным процессом.
Нельзя не отметить и кризис стратегического понимания сущности глобализированного информационного общества, начинающего утрачивать методологическую и операционную целостность.
Развитие информационного общества в течение длительного времени определялось развитием и эксплуатацией эффекта доступности каналов коммуникаций и возможности максимизации охвата интегрированных коммуникаций, что является естественным результатом первого - во многом эйфори-ческого - этапа процесса демедиатизации информационного пространства1, перерастающего сейчас в свою противоположность. Он сопровождается формированием структурированных коммуникационных кругов с различным уровнем доверия, превращением внешне сохраняющего универсальность информационного общества в систему коммуникационных анклавов, все больше изолирующихся друг от друга2. Фактор «охвата» был доминиру-
1 Этот процесс, считающийся признаком демократизации общества, формирования системы «диагональных» (то есть сетевых) социальных связей (Кин, 2015), проявился в ряде стран в попытках представителей власти и элиты вести напрямую «диалог» с представителями «народа», что в значительной мере определяло политическое поведение, например, Д. Трампа, а к концу 2020 года - и таких политиков, как Э. Макрон и, в несколько меньшей степени, Б. Джонсон.
2 Феномен коммуникационных анклавов в настоящее время остается слабоизученным. Интерес с точки зрения возможности применения методологических принципов представляют исследования нишевой социальной анклавности (Андерсон, 2016), хотя механизмы функционирования и внутренней структурации коммуникационных анклавов - системно иные. Тем не менее подход Бенедикта Андерсона справедлив в той части, что мы имеем дело с системами, не способными автоматически транзитировать из воображаемой сферы (в нашем случае -сферы коммуникаций) в сферу социальной деятельности.
ющим критерием развития информационного общества в последние годы, что отражало господствующий «коммерческий» подход к развитию информационного общества. Как результат, происходит дальнейшее развитие социальной структуры общества развитых стран по пути слабо управляемой атомизации, применительно к информационному обществу выражающейся в ослаблении механизмов связи между социоинформационными сетями и их отражением в пространстве социального действия3. Что и доказал опыт российской радикально-либеральной оппозиции, оказавшейся неспособной трансформировать свой потенциал влияния в информационном пространстве в социально значимые действия.
МЕТОДОЛОГИЯ (ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ) ИССЛЕДОВАНИЯ
Современные подходы к использованию информационного общества в целях социально-политического конструирования и управления основаны на принципах управления через дискурс (Ван Дейк, 2013), в рамках которого государство становится также коммуникационной системой, а его деятельность должна оцениваться сквозь призму эффективности коммуникаций (Кастельс, 2016). Это способствовало ориентации государства на концептуальную краткосрочность своего целеполагания, что естественно для парламентских систем большинства так называемых «развитых капиталистических стран», тогда как долгосрочное целеполагание становится инструментом, доступным исключительно наднациональным институтам. Мы наблюдали обеднение сути государственного управления, утрачивавшего потенциал формирования интегрированного вектора развития.
Этот процесс, с одной стороны, отражал эффект десуверенизации национальных государств, считавшийся нормальным для эпохи глобализации, в особенности ее «зрелой» фазы (Фукуяма, 2017), но, с другой, - определял тенденции в развитии самого информационного общества, превращая его в инструмент социального структурирования и фактор цивилизационной идентификации (Урри, 2012).
Методологической основой исследования является кластеризация медийных проявлений внутренних процессов развития информационного общества. Безусловно, такой подход ограничивает анализ уже вызревшими тенденциями развития, оставляя за кадром формирующиеся. Но это дает возможность выделить актуальные процессы и явления в развитии информационного общества и его структуры.
3 На практике сети, существующие в пространстве реального социального действия, «человеческие сети» являются не просто системой коммуникации, но и инструментом социального структурирования и стратификации моделей социального поведения (Джексон, 2021, с. 298-300). Хотя подобные сети, конечно, несут на себе и значительную коммуникационную нагрузку. В этом смысле «человеческие сети» всегда иерархичны по своей сути, хотя по форме они могут и напоминать сеть как таковую. Можно сформулировать следующее предположение: фактическая иерархичность структур («сетей») в пространстве социального действия изначально закладывает противоречие с информационным пространством и информационным обществом, последовательно стремящимся к абсолютной сетевизированности. Диалектика этого противоречия будет определяться в том числе попытками государства, отражающего расклад сил в «человеческих сетях», влиять на развитие сете-визированного информационного пространства.
Принципиальным для современной научной дискуссии о перспективах развития современного информационного общества является сочетание трех аспектов:
- осознания критичности сохранения целостности информационного общества, но одновременно понимания кризисности его состояния на фоне обостряющейся борьбы за приоритет в регулировании и существенного роста значимости внешних факторов давления, связанных с попытками различных государств обеспечить суверенизацию страновых сегментов информационного общества;
- «выгорания», в том числе и в результате событий 2019-2021 годов, тех-нооптимизма (Болдуин, 2018; Шваб, 2019). Интересно, однако, что замещения технооптимизма более осторожным, но стратегическим подходом не произошло. Дискуссия идет по частностям, связанным, например, с повышением статуса ряда социальных групп, считавшихся маловлиятельными, за счет использования цифровых технологий4;
- поиска новых инструментов социального конструирования через информационное общество, которое столкнулось с вызовом «новой социальной вовлеченности», готовностью пользователей выйти за рамки использования технологий информационного общества в качестве потребительского инструмента5.
Взятые в совокупности, эти направления дискуссии подтверждают, что современное глобальное информационное общество, построенное на цифровых сетевых интегрированных коммуникациях, переживает два важнейших аспекта «кризиса развития». С одной стороны, это кризис эффективности влияния: максимизированный охват не трансформируется в эффективное социоконструктивистское влияние. С другой стороны, налицо противоречия внутреннего структурирования, когда почти классическая сетевая структура начинает переформировываться в некий гибрид, включающий в себя особые пространства с иным уровнем доверия к информации и правилами коммуникаций.
Неизбежным становится рост администрирования информационного пространства, наблюдаемый нами, в частности, в США, как реакция на кажущуюся хаотизацию и информационного общества, и информационного пространства. Кризис сферы публичной политической репрезентации в обществе
4 Так, рассмотрению частных социальных изменений под воздействием цифровых технологий был посвящен вышедший в марте 2021 года номер ведущего международного журнала по вопросам развития информационного общества "Information Development". В предисловии к номеру крупный западный исследователь информационных процессов Стивен Паркер отметил, что подобные трансформации - тактические улучшения без стратегического вектора - носят общемировой характер (Parker, 2021). Этот подход вступает в принципиальное противоречие с классическим подходом к оценке социального эффекта внедрения цифровых интегрированных коммуникаций как имманентно синергичного (Гринфильд, 2019), не говоря уже об ультраоптимистическом подходе к социальной роли информационного общества, который проповедовал, например, Джон Урри (Урри, 2018).
5 Обратим внимание на появление концепта «пятой власти» как более важной, нежели ставшая почти классической «четвертая». «Пятая власть» опирается на интеграцию коммуникационного, организационного и лоббистского потенциала крупнейших корпораций в сфере цифровых коммуникаций (Маковский, 2019).
поздней глобализации и изменение принципов публичной репрезентации, особенно по сравнению с классической моделью6, отмечались западными специалистами сравнительно давно. Но сейчас более чем когда-либо становится актуальной мысль Франклина Анкерсмита о критичности целостности «политической реальности» для политической репрезентации и рационалистического отношения к политическим процессам в целом (Анкерсмит, 2012, с. 208). Но одновременное вхождение мира в период системных трансформаций, связанных с возможной перестройкой всей глобальной системы7 и резким расширением пространства для социальных, социально-политических и социально-экономических манипуляций, эту целостность фундаментально разрушает. Что, вероятно, следует признать наиболее важным вызовом развитию современного информационного общества. Именно проблема целостности стоит в центре дискуссии о будущем информационного общества.
Наиболее важными для понимания особенностей трансформации современного информационного общества становятся четыре аспекта:
- возможность замораживания процессов развития информационного общества на нынешнем уровне, что фактически означает сохранение за государством функций регулятивности;
- синергия сочетания внутренних и внешних, контекстных факторов трансформаций, а как следствие, - пределы возможностей администрирования системы в процессе формирования;
- сочетание ситуативных факторов, провоцирующих трансформации, и долгосрочных тенденций. Способность ситуативных факторов влиять на долгосрочные трансформации;
- характер тактических рисков для информационного общества и среднесрочного «кризиса развития», возможность возникновения «кризисной синергии», утраты управляемости развития.
Все четыре вопроса могут быть сведены к главному: возможен ли в обозримой перспективе системный кризис информационного общества, ставящий под сомнение архитектуру современного информационного общества, а главное, - его целостность. И насколько катастрофичным этот кризис будет для связанных с информационным обществом сфер деятельности человека и людских сообществ? Важнейшей констатацией является то, что борьба за определение дальнейшего направления развития информационного общества становится некоей идеологической квинтэссенцией конкуренции крупнейших глобальных игроков в выработке новых социально-экономических моделей развития. Пока обсуждение стратегических перспектив развития информационного общества, их увязанности с глобальным развитием ведется в прежних позднеглобальных социально-философских и идейных парадиг-
6 В качестве базовый следует избрать модель, описанную европейским философом Юрге-ном Хабермасом (Хабермас, 2016), хотя, безусловно, с точки зрения технологического наполнения за последние полвека произошли фундаментальные изменения, связанные с принципиальной трансформацией системы акторов информационного общества, а значит, и системы внутренних связей, определяющей особенности развития информационного общества.
7 См.: Haass R. Present at the destruction. Trump's final act has accelerated the onset of a post-American world [Электронный ресурс] // Foreign Affairs. 2001. 11 янв. URL: https://www.foreignaffairs. com/articles/united-states/2021-01-11/present-destruction (дата обращения: 01.02.2021).
мах, прямо связывающих развитие информационного общества с демократией и цивилизационным развитием (Curran, 2017). Но этот подход относится к периоду до начала кризиса универсальности информационного общества, который можно отнести к концу 2019 года, когда впервые проявились возможности неограниченной манипулятивности современных информационных технологий.
В качестве центральной автор выдвигает следующую гипотезу. На среднесрочную перспективу развитие современного информационного общества будет определять невозможность разрешения его важнейшего противоречия - конкуренции за право на регулятивность между государством и корпорациями, управляющими каналами коммуникаций, без трансформационного кризиса, возможно, разрушающего существующую структуру информационного общества. Конкуренция за право на регулятивность становится ключевым фактором и текущего развития информационного общества. От развития ситуации по этой линии во многом и будет зависеть сама возможность сохранения его глобального характера.
РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ
Деконструкция проблемы: четыре проявления «кризиса развития» информационного общества
В 2018-2020 годах в развитии глобализированного информационного общества проявилось нескольких новых тенденций, обладающих потенциалом долгосрочного влияния. Они, отражая внутренние особенности развития информационного общества, отчасти усилены эффектом пандемических ограничений, а также обострением борьбы различных политических моделей, претендующих на глобальность. Характер процессов во многом определялся новым положением информационного общества в системе социальных инструментов глобализации. Оно, сохраняя функционал интерфейса (интегрированной системы каналов коммуникаций, платформ и алгоритмов формирования кастомизированного информационного потока) между обществом и информационным пространством, ставшим операционно, а не только теоретически глобальным, наполнялось инструментами управления социальностью, причем как на уровне отдельного человека, так и крупных общественных групп. Возникли два параллельных процесса: политизация развития информационного общества и усиление значимости его социально-конструктивистских (социально-структурирующих) компонентов, которые впервые стали превалировать над технологическими. Данные процессы являются фундаментальными и долгосрочными и требуют отдельного рассмотрения.
Новая борьба идей, идущая в различных форматах как минимум с 2017 года, когда была впервые оспорена возможность форсированной реализации так называемой «четвертой промышленной революции», достигла в 2020 году апогея, превратившись в политическое противоборство, во многом реализовавшееся в информационном пространстве, - борьбу за право контроля над информационным обществом. Роль и место информационного
общества в глобальных трансформациях в 2020 году вышли на первый план и стали системообразующими факторами.
Обозначим четыре важнейших направления развития глобального информационного общества, дополняющих и усиливающих означенное выше центральное противоречие, создавая риски разрушения его базовых основ, превращения его из инструмента обеспечения доступа к информации в инструмент контроля над деятельностью человека, разрушения суверенитета стран и внесения в систему международных отношений дополнительных элементов дестабилизации.
Первое. Деградация политических коммуникаций, включая сферу внешней политики и глобальной безопасности. Кризис «мягкой силы» стал наиболее очевидным последствием деградации политических коммуникаций, надстройки их избыточным манипулятивным инструментарием, что признается ведущими западными исследователями8. Такая опережающая деградация сферы политических коммуникаций связана с общим падением культурно-образовательного уровня элит, хотя наиболее распространена точка зрения, что это является результатом уязвимости западной демократии в период перехода от одной институциональной структуры медийного пространства к другой, происходящий в быстром темпе и не всегда предсказуемо (O'Loughlin, 2020). Опасно то, что качественная, контентная деградация политических коммуникаций затрагивает такую чувствительную сферу, как дипломатия, где появилась «твиттер-дипломатия» (Сурма, 2020), в особенности проявившаяся в период президентства в США Д. Трампа и постепенно сворачиваемая нынешней администрацией. Превращение политических коммуникаций в часть рутинного информационного потока создает риск переноса в этот сегмент информационного общества манипулятивных сюжетов в неуправляемом режиме. Возникает зависимость коммуникации от формата, в частности эффект твиттеризации деятельности политических журналистов (Molyneux and McGregor, 2021).
Падение качества политической коммуникации может привести к деса-крализации власти как таковой. Это связано с тем, что политическая коммуникация, в особенности коммуникация от имени власти, всегда была отделена от прочих сегментов информационного пространства не только специфическими форматами, но и характером контента. Теперь эта «особость» размывается, в том числе и сознательно. Мы уже сейчас сталкиваемся с резким сокращением уровня доверия к публичной коммуникации государств, которая начинает восприниматься как часть пропаганды.
Второе. Расширение числа игроков на поле информационной конкуренции и противоборства. Еще десять лет назад за любой крупной информационно-политической манипуляцией и тем более кибератакой стояло не просто государство, но одно из крупнейших государств мира (хотя бы потому, что технологии манипуляций в цифровой среде были относительно дороги и требовали
8 Nye J. Jr. How sharp power threatens soft power. The right and wrong ways to respond to authoritarian influence [Электронный ресурс] // Foreign Affairs. 2018. 24 янв. URL: https:// www.foreignaffairs.com/articles/china/2018-01-24/how-sharp-power-threatens-soft-power (дата обращения: 20.01.2021).
большого организационного ресурса). Теперь же удешевление и алгоритмическое упрощение цифровых технологий сделало их доступными для многих желающих, причем не только государств. Важно, что еще в начале нынешнего рывка цифровизации констатировалась неизбежность глубокой коммерциализации современного информационного общества и возникновения близких к антагонистическим противоречий между принципами свободы информации и манипулятивной направленностью деятельности коммерческих участников информационного общества (Fuchs, 2012). Сейчас наблюдаем поступательное расширение числа частных участников информационных войн. Дело фирмы Cambridge Analytica, осуществлявшей, явно при поддержке государственных структур ряда стран, манипулирование информацией и личными данными граждан на коммерческой основе, было лишь первым сигналом о потенциале системных манипуляций при нынешнем уровне «проникае-мости» информационного общества и использовании постоянно совершенствующихся и удешевляющихся технологий. Сейчас мы имеем уже с десяток крупных игроков, пока действующих в режиме «государственно-частного партнерства», предоставляя свои возможности государственным структурам для легализации информации и таких манипуляцией с нею, на которые ни одно государство пойти не может. Наиболее ярким примером в последние годы стал пресловутый Bellingcat, но им список не исчерпывается. Обратим внимание на опыт использования потенциала цифровых интегрированных коммуникаций политическими и религиозными радикалами (Забузов, 2020) и сложность нейтрализации их коммуникационного потенциала. Напомним, насколько многовекторную и разноформатную пропагандистскую работу в информационном пространстве вела запрещенная в России террористическая организация ИГИЛ. В ее арсенале средств информационного воздействия был даже женский глянцевый журнал, а потенциал цифровых коммуникаций использовался крайне эффективно. Все это говорит о принципиальной легкости освоения манипулятивных цифровых технологий коммерческими и социально-политическими структурами, которые в социально-правовом отношении имеют тот же статус, что и «цифровые гиганты».
Третье. Неконтролируемое расширение допустимых пределов информационных манипуляций и сращивание информационных манипуляций с киберударными методами. Происходит встраивание информационных манипуляций в арсенал допустимых средств внешней политики. Но если в 2015-2018 годах это происходило в «ползучем» формате, то в 2019-2020 годах процесс стал носить взрывной характер. Информационные манипуляции вокруг Сирии на первом этапе осуществлялись негосударственными теневыми структурами, затем - прямое участие государственных органов США и их ближайших союзников в манипулятивной игре вокруг обвинений Дамаска в применении химического оружия со стороны Организации по запрещению химического оружия (ОЗХО). На Украине наблюдался относительно медленный дрейф от конструирования социальной протестности через неправительственные организации к прямому участию в политических процессах на уровне государства (особенно в период вице-президентства Дж. Байдена). В отношении Ирана с момента попытки «цветной революции» 2009 года при-
менялись социально-агрессивные формы участия в социально-политических процессах, к 2018 году прямо поддерживавшиеся и организационно и технологически обеспечивавшиеся США и их ближайшими союзниками. В Венесуэле и Республике Беларусь попытки свержения действующей власти изначально основывались на стремлении реализовать политику внешнего управления суверенитетом с широчайшим использованием механизмов пропаганды и информационных манипуляций, что инвариантно предполагало высокую степень вовлеченности иностранных государственных органов. Как минимум, в ходе интернационализированных внутренних конфликтов в Венесуэле и Иране имело место задействование киберударных средств, вряд ли возможное без участия государственных структур9. Происходит активная легализация таких средств в качестве инструмента межгосударственного противоборства10, но важно то, что подобные инструменты, находящиеся фактически на грани перехода от несиловых средств ведения гибридных войн к силовым, используют те же самые структурные элементы информационного общества, что и политические коммуникации. Даже в условиях сохранения в международных отношениях остаточных «правил игры» наблюдается отчетливая тенденция расширения пределов допустимого в информационных войнах. Эта тенденция еще больше усилится, когда информационно-манипулятивное воздействие станет важнейшим элементом гибридных войн как средства переформатирования глобального геоэкономического пространства. Отметим, что эти процессы происходят в рамках единого в пользовательском отношении информационного пространства, а зачастую на базе общественно доступных каналов коммуникаций.
Четвертое. Обострение проблемы защищенности персональной информации, что стало естественным результатом нарастания манипулятивности в информационных процессах. Эта проблема является «фокусной» для всех основных тенденций в современном информационном обществе и имеет наибольший потенциал проявления в публичном политическом и социальном пространстве. Острота проблемы проистекает их синергии трех взаимодополняющих уровней проблемы:
9 На государственном уровне факт кибератаки на суверенное государство не признавался. Можно говорить только о вероятности государственного участия в такого рода действиях. Считается доказанным участие государственных структур США в кибератаке на энергетическую систему Венесуэлы в марте 2019 года, приведшей к временному выведению из строя ГЭС «Гури», крупнейшей в стране (См.: Заквасин А., Ищенко Е., Лобанов М. «Стремление к глобальному контролю»: почему Китай обвиняет США в кибершпионаже [Электронный ресурс] // RT на русском. 2020. 18 фев. URL: https://russian.rt.com/world/article/719299-kibershpionazh-ssha-kitai-obvineniya (дата обращения: 19.02.2021). В отношении Ирана ситуация также разворачивалась на уровне подозрений и обвинений. Тем не менее считается общепризнанным, что за атакой на ядерный объект в Натанзе летом 2010 года стояли израильские спецслужбы, поддерживаемые США (см.: Вирус страшнее бомбы. Как хакеры уничтожили ядерный завод в Иране [Электронный ресурс] // LIFEdoc. Спецрепортажи, расследования, документальное кино. 2017. 1 окт. URL: https://life.ru/p/1047800 (дата обращения 20.02.2021). Данные по системе кибербезопасно-сти Ирана обобщены в (Турчин, 2021).
10 Ablon L., Binnendijk A., Hodgson Q. et al. Operationalizing cyberspace as a domain: Lessons for NATO. 2019. DOI: 10.7249/PE329 [Электронный ресурс]. URL: https://www.rand.org/pubs/ perspectives/PE329.html (дата обращения 15.03.2021).
- усиление попыток контроля государства и его институтов над социальной и информационной деятельностью граждан (Connor and Doan, 2021), что считается наиболее заметным риском и отражает естественный процесс - стремление государства к национализации страновых сегментов информационного общества. Главным инструментом влияния государства на процессы развития информационного общества становится усиление регулятивности и контроля, которые в первую очередь отражаются на гражданах и лишь затем - на корпорациях, обеспечивающих функционирование информационного общества;
- стремление корпоративных структур ограничить влияние государства и сохранить монопольное право на регулятивность в информационном обществе. Хотя этот аспект развития привлек самое большое общественное внимание, по своей сути, он самый социально нейтральный: глобальные корпорации просто хотят сохранить то положение, которое существовало всегда, оградив себя от политически мотивированного давления со стороны государства. Причиной пристального внимания общества к проявлениям цензуры со стороны корпоративных структур является как раз политический характер цензурирования - результат противоборства с государством;
- активное использование механизмов больших данных, собранных на основе мониторинга информационной деятельности человека корпоративными структурами в коммерческих или иных целях. Масштабы некоммерческого - как правило, политического - использования данных, собранных в информационном пространстве, растет. Дискуссия (Afriat et al., 2021) продемонстрировала, что коммерциализация доступа к личным данным является естественным направлением развития для постиндустриального общества, где информационные технологии стали интерфейсом между человеком и потребительским рынком.
Разрушение универсальности информационного общества как доминирующий вектор развития
Главным вектором развития современного информационного общества будет на обозримую перспективу, с одной стороны, снижение управляемости интерфейсом между человеком и информационным пространством на фоне нарастания попыток администрирования, а с другой - формирование альтернативных информационных систем, первоначально и на относительно длительную перспективу имеющих не глобальный, а национальный и региональный характер. Мы входим в период постепенного разрушения универсальности информационного общества, а значит - и его пространственной и структурной целостности. И этот процесс происходит одновременно по нескольким векторам, что исключает возможность упрощенных и чисто организационных (организационно-политических) решений.
Долгосрочной реальностью современного информационного общества останется высокая степень информационной проницаемости национальных информационных пространств. Маловероятно, чтобы в ближайшей перспективе были бы выработаны технологические решения, обеспечивающие существенное сужение сферы открытости как государственных и корпоративных систем, так и личных данных отдельных индивидов. Управление информационной открытостью переходит в сферу социального управления и конструирования.
Универсальность информационного общества была бы разрушена в любом случае в результате кризиса институциональной идентификации, когда суть так называемых «демократических институтов», предполагающих нахождение внутри информационного общества и высокую степень информационной открытости, выхолащивается и превращается в имитацию (Крастев и Холмс, 2020). В этих условиях идентификация по принципу соотнесения с глобальными каналами коммуникаций в качестве критерия вовлеченности в глобальные процессы перестает быть актуальной.
События в США этот процесс ускоряют, поскольку усиливают ситуацию непрозрачности развития не только информационного общества как такового, но и того его сегмента, доступ к которому является жизненной потребностью значимых групп потребителей услуг информационного общества и связанных с ним коммерческих услуг. Рост уровня политически мотивированной регулятивности сетевых интегрированных коммуникаций уже сейчас вызывает противодействие даже в либерально настроенных кругах, поскольку создает риски утраты целостности системы, которая остается важнейшей опорой глобального доминирования на основе либеральных ценностей11.
Стратегическая проблема развития современного информационного общества заключается в возможности потери национальными государствами (не только Россией, но даже государствами Запада) долгосрочного контроля над развитием системы цифрового управления социально значимыми системами, что может привести к утрате ее операционной целостности, но главное - к возникновению в рамках одной системы сегментов с различным уровнем защищенности. Но смысл современного информационного общества как раз и заключается в его симметричности и сохранении единых стандартов управления, включая и единые принципы его прозрачности и проникаемости (Ромашкина, 2019).
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Ни в одной стране мира нет сейчас четкого плана развития информационных технологий и их законодательного регулирования. На обозримую перспективу с точки зрения международного законодательства в информационном пространстве мы будем существовать в «серой зоне» и в ситуации неопределенных критериев операционной допустимости тех или иных действий по его регулированию.
Маловероятно, чтобы удалось обеспечить целостность информационного общества в современном формате; задача в том, чтобы сделать процесс распада глобализированной модели информационного общества более управляемым и предсказуемым. Определяющим становится понимание темпов трансформации информационного общества, а также заблаговременное выявление «точки перелома» в его развитии, когда направленные действия
11 Wijeratne Y. Give everyone a vote on kicking politicians off social media [Электронный ресурс] // Foreign Policy. 2021. 4 февр. URL: https://foreignpolicy.com/2021/02/04/social-media-ban-trump-greek-agora-vote/ (дата обращения: 10.03.2021).
по демонтажу его современной глобализированной версии дадут не только эффект «огораживания», но и приведут к возникновению собственного, национального или общерегионального (например, в пределах Евразии) информационного пространства, свободного от откровенно деструктивных тенденций. В современном состоянии информационного общества нарастающее значение приобретают факторы, которые лежат вне его, - взаимодействие государства и крупных корпораций, экономическая ситуация в мире, поиск моделей социального и социокультурного развития. Трансформация информационного общества может стать результатом накопления императивных изменений внешней среды и происходить в результате последовательно принимаемых политически мотивированных решений.
Библиографический список
Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма / Пер. с англ. В. Г. Николаева, под науч. ред. С. П. Баньковской. М.: Кучково поле, 2016. 416 с.
Анкерсмит Ф. Р. Политическая репрезентация / Пер. с англ. А. Глухова. М.: Изд. дом Высшей шк. экономики, 2012. 288 с.
Болдуин Р. Великая конвергенция: информационные технологии и новая глобализация / Пер. с англ. О. Левченко, под науч. ред. А. Белых. М.: Дело, 2018. 416 с.
Ван Дейк Т. Дискурс и власть: репрезентация доминирования в языке и коммуникации / Пер. с англ. Е. А. Кожемякина, Е. В. Переверзева, А. М. Ама-това. М.: Кн. дом «Либроком», 2013. 344 с.
Гринфилд А. Радикальные технологии: устройство повседневной жизни / Пер. с англ. И. Кушнаревой. М.: Дело, 2019. 421 с.
Джексон М. Человеческие сети. Как социальное положение влияет на наши возможности, взгляды и поведение / Пер. с англ. Т. Азаркович. М.: АСТ, Corpus, 2021. 480 с.
Забузов О. Н. Противодействие идеологии терроризма: переориентация подходов // Военный академический журнал. 2020. № 2. С. 62-69.
Кастельс М. Власть коммуникации / Пер. с англ. М. Тылевих, под науч. ред. А. И. Черных. М.: Изд. дом Высшей шк. экономики, 2016. 564 с.
Кин Дж. Демократия и декаданс медиа / Пер. с англ. Д. Кралечкина, под науч. ред. А. Смирнова. М.: Изд. дом Высшей шк. экономики, 2015. 312 с.
Крастев И., Холмс С. Свет, обманувший надежды: почему Запад проигрывает борьбу за демократию / Пер. с англ. А. Соловьева, под ред. О. Бараш. М.: Альпина Паблишер, 2020. 354 с.
Маковский В. А. «Пятая власть» как основная угроза функционирования государственной информационной политики в России // Информационные войны. 2019. № 4. С. 20-23.
Ромашкина Н. П. Информационный суверенитет в современную эпоху стратегического противоборства // Информационные войны. 2019. № 4. С. 14-19.
Сурма И. В. «Твиттер-дипломатия» как инструмент внешнеполитической коммуникации // Дипломатическая служба. 2020. № 1. С. 65-75. DOI: 10.33920/ vne-01-2001-09.
Турчин Н. Развитие национальной системы кибербезопасности Ирана // Зарубежное военное обозрение. 2021. № 1. С. 18-23.
Урри Дж. Как выглядит будущее? / Пер. с англ. А. Матвеенко, под науч. ред. С. Щукиной. М.: Дело, 2018. 320 с.
Урри Дж. Мобильности / Пер. с англ. А. В. Лазарева. М.: Изд. и консалтинговая группа «Праксис», 2012. 576 с.
Фукуяма Ф. Угасание государственного порядка / Пер. с англ. К. М. Королева. М.: АСТ, 2017. 702 с.
Хабермас Ю. Структурное изменение публичной сферы: исследования относительно категории буржуазного общества: с предисловием к переизданию 1990 года / Пер. с нем. В. В. Иванова. М.: Весь мир, 2016. 342 с.
Шваб К. Технологии четвертой промышленной революции / Пер. с англ. К. Ахметова, А. Врублевского, В. Карпюк и др. М.: Бомбора, Эксмо, 2018. 320 с.
Afriat H., Dvir-Gvirsman S., Tsuriel S. et. al. "This is capitalism. It is not illegal": Users' attitudes toward institutional privacy following the Cambridge Ana-lytica scandal // Informational society. 2021. Vol. 37, № 2. P. 115-127. DOI: 10.1080/01972243.2020.1870596.
Connor B. T., Doan L. Government and corporate surveillance: Moral discourse on privacy in the civil sphere // Information, Communication and Society. 2021. Vol. 24, № 1. P. 52-68. DOI: 10.1080/1369118X.2019.1629693.
Curran D. Risk, innovation, and democracy in the digital economy // European Journal of Social Theory. 2017. Vol. 21, № 2. P. 207-226. DOI: 10.1177/1368431017710907.
Fuchs C. Capitalism or information society? The fundamental question of the present structure of society // European Journal of Social theory. 2012. Vol. 16, № 4. P. 413-434. DOI: 10.1177/1368431012461432.
Giddens A. Runaway world: How globalization is reshaping our lives. New York: Routledge, 2002. 138 p.
Molyneux L., McGregor Sh. C. Legitimating a platform: Evidence of journalists' role in transferring authority to Twitter // Information, Communication and Society. 2021. DOI: 10.1080/1369118X.2021.1874037.
O'Loughlin B. Media regime disruption and the conditions of public reflexivity // International Journal of Communication. 2020. Vol. 14. P. 6113-6132.
Parker S. Editorial // Information Development. 2021. Vol. 37, № 1. P. 3-5. DOI: 10.1177/0266666921989870.
Информация об авторе
Евстафьев Дмитрий Геннадиевич - канд. полит. наук, профессор департамента интегрированных коммуникаций факультета коммуникаций медиа и дизайна ФГАОУ ВО «Национальный исследовательский университет "Высшая школа экономики"», 109028, Россия, г. Москва, Малый Трехсвятительский переулок, д. 8/2, стр. 1
ОЯСЮ: 0000-0002-6276-0342 КезеагсЬегГО: К-4852-2015 Электронная почта: devstafiev@hse.ru
Статья получена редакцией 19 апреля 2021 года Принята к печати 15 мая 2021 года
UDC 316.5:004
DOI: 10.17072/2218-9173-2021-2-143-158
GLOBAL INFORMATION SOCIETY DEVELOPMENT IN 2018-2020: THE NEW TRENDS
Dmitry G. Evstafiev
Higher School of Economics, 8/2 Maly Tryokhsvyatitelsky lane, bld. 1, Moscow, 109028, Russia ORCID: 0000-0002-6276-0342 ResearcherlD: K-4852-2015 E-mail: devstafiev@hse.ru
For citation:
Evstafiev, D. G. (2021), "Global information society development in 2018-2020: The new trends", Ars Administrandi, vol. 13, no. 2, pp. 143-158, doi: 10.17072/22189173-2021-2-143-158.
Abstract
Introduction: modern world is characterized by the acceleration of the majority of political developments accompanied by a relative stagnation of economic transformations. The emerging asymmetries create a situation when the trends in the global informational society development disproportionally affect all global political and, partially, economic developments. Objectives: to identify critical trends in development of the modern information society those heavily affect its integrity and ability as a tool to provide for global political, economic and socio-cultural integration. Methods: discourse-analysis with emphasis on systematization of its socially important manifestations, clasterization of publicly emerged structural asymmetries in information society development. Results: complicated transformations take place inside the information society itself. They question some basic mechanisms of regulation and self-regulation of the informational processes. In addition, the situation is j eopardized by the drastic increase in the demand for the digital informational technologies through two recent years that resulted, among other things, from the changes in social life that are provoked by the coronavirus pandemic. Such trends were localized and formalized through the study. Some ofthem can be regarded as risks-stimulating not only for the information societybut rather in terms ofthe major aspects ofglobal development. Conclusions: the internal developments in the information society added by the application of informational technologies in political practices lead towards destruction
of information society basis as an instrument that is critical to secure the integrity of the globalization. Currently it is highly probable that information society could lose its global nature and integrity. The emerging situation creates the possibilities for enforcement of Russia's influence upon the development of the globalized informational society though this demands radical revision of the approach, including rejection of the limited user-mode model for interaction. This brings about the issue of elaborating practical mechanisms of providing for the sovereignty of Russia in the new global environment and - as the necessary minimum - of protecting the country from the most destructive trends in the development of the information technologies.
Keywords: globalization; informational society; hybrid wars; national informational sovereignty; political communications
References
Anderson, B. (2016), Voobrazhaemye soobshchestva. Razmyshleniya ob istokakh i rasprostranenii natsionalizma [Imagined communities. Reflections on the origin and spread of nationalism], Translated by Nikolaev, V. G., Ban'kovskaya, S. P. (ed.), Kuchkovo pole, Moscow, Russia.
Ankersmit, F. R. (2012), Politicheskaya reprezentatsiya [Political Representation], Translated by Glukhov, A., HSE Publishing House, Moscow, Russia.
Baldwin, R. (2018), Velikaya konvergentsiya: Informatsionnye tekhnologii i novaya globalizatsiya [The great convergence: Informational technologies and the new globalization], Translated by Levchenko, O., Belykh, A. (ed.), Delo Publishers Ranepa, Moscow, Russia.
Van Dijk, T. (2013), Diskurs i vlast': Reprezentatsiya dominirovaniya v yazyke i kommunikatsii [Discourse and power], Translated by Kozhemyakin, E. A., Pereverzev, E. V. and Amatov, A. M., Librokom Book House, Moscow, Russia.
Greenfield, A. (2019), Radikal'nye tekhnologii: Ustroistvo povsednevnoi zhizni [Radical technologies: The design of everyday life], Translated by Kushnareva, I., Delo Publishers Ranepa, Moscow, Russia.
Jackson, M. (2021), Chelovecheskieseti. Kak sotsial'noepolozhenie vliyaet na nashi vozmozhnosti, vzglyady i povedenie [The human network: How your social position determines your power, beliefs, and behaviors], Translated by Azarkovich, T., AST, Corpus, Moscow, Russia.
Zabuzov, O. N. (2020), "Countering the ideology of terrorism: Approaches retargeting", Voennyi akademicheskii zhurnal, no. 2, pp. 62-69.
Castells, M. (2016), Vlast' kommunikatsii [Communication power], Translated by Tylevikh, M., Chernykh, A. I. (ed.), HSE Publishing House, Moscow, Russia.
Keane, J. (2015), Demokratiya i dekadans media [Democracy and media decadence], Translated by Kralechkin, D., Smirnov, A. (ed.), HSE Publishing House, Moscow, Russia.
Krastev, I. and Holms, S. (2020), Svet, obmanuvshii nadezhdy: pochemu Zapad proigryvaet bor'bu za demokratiyu [The light that failed: A reckoning], Translated by Solov'ev, A., Barash, O. (ed.), Alpina Pablisher, Moscow, Russia.
Makovskiy, V. A. (2019), "The fifth estate" as a critical threat of state information politics' functioning", Information Wars, no. 4, pp. 20-23.
Romashkina, N. P. (2019), "Information sovereignty in the modern era of strategic warfare", Information Wars, no. 4, pp. 14-19.
Surma, I. V. (2020), "Twitter diplomacy as an instrument of foreign policy communication", Diplomatic Service, no. 1, pp. 65-75, doi: 10.33920/vne-01-2001-09.
Turchin, N. (2021), "Development of the cybersecurity system of Iran", Zarubezhnoe voennoe obozrenie, no. 1, pp. 18-23.
Urry, J. (2018), Kak vyglyadit budushchee? [What is the future?], Translated by Matveenko, A., Shchukina, S. (ed.), Delo Publishers Ranepa, Moscow, Russia.
Urry, J. (2012), Mobil'nosti [Mobilities], Translated by Lazarev, A. V., Praksis, Moscow, Russia.
Fukuyama, F. (2017), Ugasanie gosudarstvennogo poryadka [Political order and political decay], Translated by Korolev, K. M., AST, Moscow, Russia.
Habermas, J. (2016), Strukturnoe izmenenie publichnoi sfery: issledovaniya otnositel'no kategorii burzhuaznogo obshchestva: s predisloviem k pereizdaniyu 1990 goda [Strukturwandel der offetlihkeit: Untersuchungen zu einer kategorie der burgerlichen gesellscaft. Mit einem Vorwort zur Neuauflage 1990], Translated by Ivanov, V. V., Ves' mir, Moscow, Russia.
Schwab, K. (2019), Tekhnologii chetvertoi promyshlennoi revolyutsii [Shaping the fourth industrial revolution], Translated by Akhmetov, K., Vrublevskii, A., Karpyuk, V. et al., Bombora, Eksmo, Moscow, Russia.
Afriat, H., Dvir-Gvirsman, S., Tsuriel, S. et. al. (2021), "This is capitalism. It is not illegal": Users' attitudes toward institutional privacy following the Cambridge Analytica scandal", Informational Society, vol. 37, no. 2, pp. 115-127, doi: 10.1080/01972243.2020.1870596.
Connor, B. T. and Doan, L. (2021), "Government and corporate surveillance: Moral discourse on privacy in the civil sphere", Information, Communication and Society, vol. 24, no. 1, pp. 52-68, doi: 10.1080/1369118X.2019.1629693.
Curran, D. (2017), "Risk, innovation, and democracy in the digital economy", European Journal of Social Theory, vol. 21, no. 2, pp. 207-226, doi: 10.1177/1368431017710907.
Fuchs, C. (2012), "Capitalism or information society? The fundamental question of the present structure of society", European Journal of Social Theory, vol. 16, no. 4, pp. 413-434, doi: 10.1177/1368431012461432.
Giddens, A. (2002), Runaway world: How globalization is reshaping our lives, Routledge, NYC, NY, US.
Molyneux, L. and McGregor, Sh. C. (2021), "Legitimating a platform: Evidence of journalists' role in transferring authority to Twitter", Information, Communication and Society, doi: 10.1080/1369118X.2021.1874037.
O'Loughlin, B. (2020), "Media regime disruption and the conditions of public reflexivity", International Journal of Communication, vol. 14, pp. 6113-6132.
Parker, S. (2021), "Editorial", Information Development, vol. 37, no. 1, pp. 3-5, doi: 10.1177/0266666921989870.
Received April 19, 2021
Accepted May 15, 2021
