CC BY
88Terra incognita
Кризис современного информационного общества как отражение кризиса глобального мира
© Евстафьев Д. Г. © Evstafiev D.
Кризис современного информационного общества как отражение кризиса глобального мира Crisis of a modern information society as reflection of crisis of the global world
Аннотация. Современное информационное общество, построенное на принципах интегрированных коммуникаций, — важнейший элемент, обеспечивающий устойчивость системы глобальных социальных отношений и наличие общей повестки дня у крупнейших государств мира. Судьба глобализации как модели развития во многом зависит от сохранения информационным обществом своей целостности. Противоречия развития, противоречия между внутренними процессами и внешним контекстом развития превращают информационное общество в имманентно неустойчивую систему. В статье выявлены и первично описаны ключевые узлы противоречий в развитии глобального информационного общества, сформулированы рамки дальнейшего развития этих узлов.
Annotation. The contemporary informational society that is based upon the principles of integrated communications remains the major element that secures the stability of the global social interaction system as well as the common agenda for major states of the world global politics. The perspectives of globalization as the model of progress are heavily dependent upon the ability of information society to preserve its integrity. But from the structural point of view the informational society is vested with substantial potential of self-development that drives the internal contradiction and systemic conflicts between internal processes and external context for development of information society. The goal of the article is to locate the major knots of contradictions in the development of the global information society and their analysis from the point of view of further development.
Ключевые слова. Информационное общество, глобализация, постглобальное развитие, информационная анклавизация, каналы коммуникаций, социальное конструирование, социокоммуникационная гибридность.
Key words. Information society, globalization, post-global development, informational enclaveization, channels for communications, social engineering, socio-communicational hybridity.
Понятие «информационное общество» всегда сочетало в себе элементы «формирующего прогноза», идеологемной идентификации, отражения реальной социально-экономической действительности [9]. Информационное общество всегда будет чем-то большим, чем интерфейс между информационным пространством и человеком, обладая идентифицирующим потенциалом1.
1 Вопрос о формировании постнациональной идентичности стал одним из наиболее сложных для социологии последнего времени. Вряд ли можно говорить, что он был принципиально разрешен, хотя идея «глобального человека» как носителя некоего набора ценностей вполне открыто обсуждалась [2. С. 572—582; 24]. Как правило, именно включенность в общемировой информационный обмен рассматривалась в качестве важнейшего элемента «постнациональности». Это делает перспективу национализации (операционной и содержательной) страновых сегментов информационного общества крайне болезненной в политико-идеологическом плане.
ЕВСТАФЬЕВ Дмитрий Геннадиевич — профессор департамента интегрированных коммуникаций факультета коммуникаций медиа и дизайна Национального исследовательского университета Высшая школа экономики, кандидат политических наук.
Сейчас в ситуации комплексного кризиса современного общества доминирование коммуникационной (когнитивно-информационной) составляющей в процессах глобализации стало откровенным и почти институционализированным. Отношение к внешним атрибутам глобализации становится инструментом формирования политически мотивированных коалиций и союзов, инструментом политической сегрегации различных стран и их коалиций в системе мировой политики и экономики. Но постпандемический мир, а также разнонаправленные процессы размывания американской военно-экономической гегемонии создают устойчивые асимметрии в развитии различных общемировых интегрирующих субсистем, разрушают их целостность и ставят вопрос о способности этих субсистем продолжать функционировать в условиях торможения или даже отката глобализации.
Значимость информационного общества в меняющемся мире растет. Его развитие начинает определять устойчивость других элементов системы, в том числе модели социального развития, социокультурных отношений и характер ряда значимых экономических, например финансовых, коммуникаций2. Они превратились в симбиотическую сущность, почти не отделимую от информационного общества, причем как на индивидуальном пользовательском уровне, так и на корпоративном. Технологический сбой в системе глобальных коммуникаций будет означать спазм как минимум на уровне региональной финансовой системы с потенциалом разрастания до больших масштабов, если он не будет быстро купирован.
Экономически мир поздней глобализации развивался через идентифицирующие понятия, наполняемые реальным экономическим содержанием, фактически добавленной стоимостью, о чем говорил европейский социальный философ Андрэ Горц [4. С. 27]. Эта модель, ставшая естественным продолжением «капитализма индикаторов», при котором динамика развития измерялась исключительно формальными показателями, не затрагивая, а зачастую игнорируя структурные изменения в политике и экономике, вытекала из ряда социально-технологических аспектов развития постиндустриального капитализма, который можно назвать «когнитивным», опиравшихся на возможности цифрового информационного общества, включая потенциал управления и искажения характера экономических процессов. Базовое предположение таково:
На поздней фазе «доковидной глобализации» мы наблюдали опережающее развитие технологической основы информационного общества, стимулировавшей возникновение не просто спроса на новые возможности (в ее качестве выступала геймификация коммуникаций и связан-
2 Классическое понимание информационного общества балансировало между отношением к нему как к инструменту повышения эффективности систем управления (Й. Масуда, Ф. Махлуп, в меньшей степени — Д. Белл), с одной стороны, и политико-идеологическому идентификатору (Зб. Бжезинский, Э. Гидденс, Дж. Мартин, отчасти Г. М. Маклюэн), с другой. Ближе всего к формулированию сути информационного общества как интегрирующей конструкции «единого мира» подошел Э. Тоффлер в «Третьей волне» [16], уделив существенное внимание вопросам социальной интеграции на базе информационных технологий.
ные с ней программные продукты), но социально обусловленного спроса, социальных институтов, порождающих спрос на определенные коммуникационные уже не продукты, но системы («экосистемы» — системы социально-потребительских отношений и моделей форматирования социального поведения). Эта технологическая основа ставит потенциального потребителя перед угрозой быть выдавленным из комфортного социального круга3.
Модель развития информационного общества могла бы быть охарактеризована как принуждение к информационной сопричастности, без которой социальная адаптация индивида и политическая вовлеченность значимых социальных групп и групп социально-экономических интересов становились невозможными. Информационная сопричастность — включенность в систему цифровых интегрированных коммуникаций, причем именно в систему универсальных наднациональных каналов коммуникаций, — стала одним из важнейших идеологических элементов потребительской глобализации.
Отметим несколько принципиальных недавних и сохраняющих частично актуальность тенденций в развитии информационного общества.
1. Превращение финансовых коммуникаций в инструмент социального структурирования (своего рода социальный интегратор) и конструирования не только моделей потребления (это можно отнести к концу 2000-х гг.), но и в принципе моделей социального развития. Это означает, что конкуренция вокруг принципов управления информационным обществом, главным образом, каналами коммуникаций, между государством и частными структурами, проявившаяся в ходе президентских выборов в США в 2020 г., является конкуренцией за контроль над возможностями социального и политического структурирования обществ крупнейших государств.
2. Возникновение параллельных (зачастую транснациональных и даже субглобальных) систем экономического и социального управления, опирающихся на коммуникационные возможности транснациональных экономических и иных структур, действующих иногда в противовес государствам. Возникновение на этой основе конкуренции между государством и корпоративным миром за право на регулятивность в информационном обществе, что наглядно показала ситуация в США.
3. Внедрение эксплицитных механизмов корпоративного управления каналами коммуникаций, включая и цензурирование по политическим мотивам на базе непрозрачных корпоративных решений. Этот аспект
3 Мы наблюдали, по сути, доводимое до абсурда толкование принципов социокоммуникацион-ной мобильности, сформулированных британским социологом Джоном Урри в 2007 г. и предполагавших включенность в информационное общество (включая и технологическую подключенность к нему) в качестве главного условия социализации индивида в условиях социальной атомизации [18]. В совокупности с концепцией креативного класса американского социолога Ричарда Флориды [19] концепция социокоммуникационной мобильности составляла основу модели социального развития в системе глобализации. На базе этой модели формулировались требования к развитию информационного общества.
отражает обострение противоборства между государством и корпоративными сетевизированными структурами за статус главного регулятора и источника «правил игры» в информационном обществе — важнейшем сохраняющем эффективность институте «единого мира».
4. Снижение за последние четыре—шесть лет уровня персональной информационной защищенности при включении в систему цифрови-зированного информационного общества. Это начинает вызывать серьезное сопротивление, поскольку не всегда происходит управляемо [12] и создает риски для слишком широкого круга участников системы. Но знаковый рубеж в транспарентности частной жизни уже пройден, и ключевой вопрос сводится к тому, кто будет в дальнейшем управлять понижением уровня защищенности частной жизни: государство или частные корпорации. Это становится важнейшим конфликтным узлом в конкуренции государств и ТНК с точки зрения прозрачности «правил игры».
5. Возможность трансграничного социального структурирования и формирования информационно дееспособных сообществ как социокультурного, так и политического типа. Мы наблюдаем, как информационное общество и его институты и инструменты в ключевых конфликтных и кризисных ситуациях использовались не только в качестве инструмента пропаганды и манипуляций, но и как организационный элемент, средство удержания целостности политических (в том числе протестных) коалиций.
6. Наличие технологических и политических возможностей поддержания в течение относительно длительного времени единой для большей части мира, вовлеченной в систему когнитивного капитализма, «повестки дня». Это доказало обсуждение последствий выборов президента США для ситуации в мире. Но внутри этой сохраняющей целостность общемировой «повестки дня» уже проявляются структурированные региональные субсистемы, способные стать основой для институциона-лизации субглобальных информационных пространств с отличными от «универсальных» правилами игры.
Выделенные тенденции означают формирование принципиального нового пространства развития для информационных технологий и выход на новый уровень влияния информационного общества на социальные процессы. Это начинает играть решающую роль в определении векторов мировой политики, экономики и социального поведения, особенно учитывая объективное ослабление интенсивности и эффективности развития других опорных систем глобализации.
Постановка проблемы
Признавая когнитивность современного капитализма системообразующим фактором современного мира, следует признать и невозможность оценить процессы его развития только в рамках макроэкономической и, тем более, классической экономической методологии. «Мир-системность» как принцип анализа процессов развития крупных систем с со-
знательным методологическим выводом предмета исследования (системы общественных отношений, включая и социально-информационную надстройку) за рамки только национального государства [3] дает существенно большие возможности деконструирования и оценки сложных систем. Но и в данном случае возникают сложности в отношении прогноза развития неэкономически детерминированных факторов развития систем; а в современном информационном обществе значение этих факторов исключительно высоко, поскольку его невозвратный транзит на технологическую платформу интегрированных цифровых коммуникаций обеспечил новые социальные свойства информационного общества, в частности принципиально новые возможности обратной связи и взаимовлияния источников, каналов коммуникаций и потребителей информации.
На среднесрочную перспективу центральным фактором прогноза развития информационного общества становится корректное понимание особенностей связи между экономическими и неэкономическими факторами развития информационного общества. События в США в декабре 2020-го — январе 2021 г. показали исключительно плотную связь между этими двумя аспектами, но не линейность взаимовлияния. Силы, контролирующие системы цифровых коммуникаций в США, продемонстрировали, что готовы пожертвовать значительной долей потребителей ради политической целесообразности. Вопрос в том, насколько это возможно на долгосрочной основе.
Это существенно корректирует подходы к оценке тенденций развития информационного общества, выделенных его классиками, исходивших при всей различности своих подходов из понимания сервисной, а не системоформирующей роли информационного общества. Исключение, вероятно, составляет «модель Маклюэна», основанная на тезисе о первичности каналов коммуникаций и «внешних», медийных технологических расширений человека по сравнению с контентом, что отчасти и отразилось в ситуации первичности, определяющего формата коммуникаций по отношению к контенту4, особенно заметной на ранних фазах развития системы интегрированных коммуникаций. Но и «модель Маклюэна» не описывает современные процессы развития информационного общества во всей полноте, поскольку исходит из принципа «волнового» распространения информации, единственно доступного в тот исторический период.
В качестве базовой автор формулирует следующую гипотезу.
4 Ключевой чертой модели (в наиболее четкой форме изложенной в [10]) является эмансипация каналов коммуникаций от среды, в которой они присутствуют, а значит — до известной степени «коммуникационный космополитизм», который является основой современной трактовки глобального информационного общества. Хотя Маклюэн исходил из того, что СМИ останутся системообразующими институтами информационного пространства и, соответственно, общества. Современные процессы демедиатизации, хотя и не имеют «линейного» развития, существенно меняют картину в операционном плане, но оставляют базовую платформу в виде самостоятельного значения каналов коммуникации и вписанности их в глобальное пространство, а не в национальное. Это и объясняет феномен трансграничного и трансрегионального влияния социальных сетей и сетевизированных (интегрированных в сети) коммуникационных платформ.
Современное информационное общество было в период 2015—2020 гг. насыщено различными логическими системами (системами поиска и проч.), алгоритмами и т. д., что получило в условиях неконтролируемого роста потенциал саморазвития, который все слабее поддается управлению. Переход целого ряда корпораций, действующих в сфере коммуникаций, в частности администраций социальных сетей и информационных платформ, к прямой цензуре является инстинктивной реакцией на риск утраты контролируемости системы.
Следует признать самостоятельное значение выработки новых методологических инструментов оценки процессов в информационном обществе для относительно устойчивого прогнозирования тенденций развития информационного общества и с точки зрения социальных процессов, и с точки зрения взаимовлияния социальных и технологических аспектов.
Можно констатировать высокий уровень неопределенности, касающийся процессов развития информационного общества, что отражает многовариантность развития и информационного общества (социальные и технологические аспекты), и пространства, где оно функционирует (регулятивные, политические и экономические аспекты, а также социальные модели развития), что возвращает нас к вопросу о «сложном мире» как основе будущего варианта мироустройства [17. С. 92—93], концептуально опровергая и отрицая предыдущую модель «упрощенной потребительской глобализации».
Эта неопределенность будет иметь сдерживающее воздействие на многие сферы развития социально-экономических (корпоративные структуры) и социально-политических (государства) систем, включая вопросы, связанные со средне- и долгосрочными инвестициями в развитие технологий и их использование для управления социальными и экономическими процессами. Принципиальной задачей становится выявление основных узлов противоречий информационного общества. Развитие ситуации в них станет индикатором превалирования того или иного варианта развития информационного общества в целом.
Узлы противоречий в современном информационном обществе
Современное информационное общество испытывает одновременно три «сдвоенных» кризиса, отражающих меняющуюся синергию между информационным обществом и тем социально-политическим пространством, во взаимодействии с которыми оно развивается. В перспективе эти три внутренних узла противоречий могут сформировать самостоятельные линии развития и стать основой для различных институциональных или политических решений, но сейчас они развиваются в относительной целостности.
1. Кризис интегрированности информационного пространства, совмещенный с кризисом социальных моделей. Данный узел кризиса, очевидно, совмещает внутренние и внешние, контекстные аспекты разви-
тия современного информационного общества. Первичным фактором явно является кризис социальных моделей развития, обозначившийся уже в 2018—2019 гг., но он был существенно обострен событиями и процессами 2020 г. Концепция единоформатности потребления информации перестает быть бесспорной магистральной линией развития информационного общества.
Мы наблюдаем интенсивную социокоммуникационную сегрегацию, когда низшие слои общества все больше вовлекаются в цифровые коммуникации, главной чертой которых становятся простота и доступность, выражающиеся в максимально возможном упрощении контента5. Доинтегрированные формы коммуникаций (например, книги, очное взаимодействие, неалгоритмированные инвестиции и проч.) становятся индикатором высокого социального и потребительского статуса индивида, поскольку модель потребления информации, трансформирующаяся в потребление «ощущений», становится одним из важнейших компонентов. Но и на уровне цифровых форматов происходит сравнительно быстрая демонополизация рынка, облегченная снижением стоимости цифровых технологий. После событий 2021 г. в США этот процесс ускорится, в частности, с точки зрения появления новых платформ социальных коммуникаций.
В результате распространения коронавируса и различной социально-политической реакции на него со стороны государств и обществ усиливается эффект эрозии универсальности цифровых сетевых интегрированных коммуникаций. Возникают социально значимые пространства, где они либо конкурируют с другими форматами коммуникаций, либо их дополняют. Мир идет к разноформатности информационного общества, технологически и социально отрицающей любой монополизм, объективно отражая тенденции к регионализации экономических процессов. Главный вопрос — в темпах развития этих процессов.
Одной из причин разноформатности стала слабоуправляемая деме-диатизация, разрушившая систему форматирования и каскадирования нарративов, что было основой публичного проявления универсальных возможностей информационного общества, прежде всего возможностей устойчивого фреймирования и формирования стандарта потребления информации, уже на этапе активной цифровизации [7. С. 188— 190].
Главным предположением автора является следующее: возвращение к медийной организации информационного пространства — даже с учетом изменения технологического и социального содержания понятия «медиа» — крайне маловероятно. А значит, с учетом падения авторитета крупнейших социальных сетей продолжение мозаизации становится неизбежным. Развитие данного узла противоречий повысит востребо-
5 Отсюда и опережающее развитие технологий визуализации, сравнительно быстро начавших перерастать в глобальный политический [14] и социокультурный идентификатор. Фактически визуализация становилась заменой смыслов в социальной коммуникации и инструментом структурирования общественного пространства.
ванность интегрирующих коммуникационных платформ. В силу этого борьба за право регулировать такие платформы становится принципиальной и политически значимой.
2. Налицо острейший кризис доверия к информации, накладывающийся на не менее острый и крайне социально болезненный кризис идеологии пространственно и содержательно свободного Интернета. Данный узел кризиса системно обострен откровенным использованием административного ресурса и введением элементов корпоративной цензуры в отношении ключевых коммуникационных платформ (цензура в отношении ряда российских СМИ, информационные манипуляции на выборах президента США в 2020 г., последующее цензурирование американских консервативных политиков).
Сетевизированные цифровые коммуникации были частью информационного общества, изначально претендовавшей на неограниченную глобальность и отсутствие имманентной, встроенной регулятивности. Сейчас, напротив, мы наблюдаем успешные попытки не только скрытого (манипулятивного), но и открытого (административного) управления информационным обществом. Сетевизированное информационное общество продемонстрировало отсутствие встроенных механизмов защиты общества от информационных манипуляций. Вовлеченная в информационные процессы общественность в основном смирилась с манипулятивным характером сегодняшнего информационного общества, что доказывается в том числе не только отсутствием усилий по нейтрализации процессов фейковизации информационного пространства, более того — признаками политической легализации такой фейко-визации («казус Навального», ситуация в Белоруссии, информационные манипуляции вокруг Ближнего Востока), но и полным отсутствием усилий по выработке минимально универсальных механизмов социальной верификации информации.
Манипулятивность оказалась неограничиваемой пространственно: она касается всех участников информационных процессов и малоуправляема в среднесрочной перспективе. И ситуация с коро-навирусом обостряет данный аспект кризиса информационного общества, объективно сокращая возможности «очной верификации». В 2018—2020 гг. были апробированы с нарастающей масштабностью технологии информационного манипулирования, близкие к виртуальной реальности, удерживаемые в течение относительно длительного срока6. Современное информационное общество позволяет
6 Примером «виртуализированной реальности» был целый ряд ситуаций, связанных с военным конфликтом в Сирии, противостоянием США и Ирана, а также с управлением гражданскими протестами в Белоруссии осенью 2020 г. Коротко- и даже «среднеживущая» виртуальная реальность, особенно позволяющая осуществлять некие реальные действия в социально-политическом пространстве, может стать одной из наиболее востребованных технологий манипуляций. В частности, к категории среднеживущей виртуальной реальности можно отнести формирование устойчивой в течение более, чем 96 часов фиктивной картинки в связи с апрельскими 2018 г. «ударами» США по ряду объектов в Сирии.
осуществить вброс любой сконструированной информации, но дальнейшее управление информационными процессами оказывается затрудненным.
А главное — непредсказуемой становится реакция затрагиваемых аудиторий в условиях долгосрочного кризиса доверия к сетевым коммуникациями, масштабы которого, вероятно, будут в ближайшее время только возрастать7. Этот кризисный узел также способствует росту мо-заизации и анклавизации информационного общества, поскольку формирует устойчивый запрос на создание информационных систем с высоким, а иногда и абсолютным уровнем доверия внутри, отделенных от условно общего (технологически доступного) информационного пространства системой не столько технологических, сколько социальных «фильтров». Это возвращает нас к вопросу о подготовленности потребителя информации к большим ее масштабам, которая ставилась еще до появления интегрированных коммуникаций8.
Среднесрочным результатом развития тенденций в рамках этого узла противоречий может стать сокращение возможностей социального управления через систему интегрированных коммуникаций за пределами базовых («ядерных») социальных систем, хотя, казалось бы, внешние условия должны способствовать обратному процессу, как он виделся в период эйфории сетевизации; хотя и тогда звучали предостережения [8]. Попытки прямого цензурирования информационного потока со стороны корпораций, контролирующих ключевые сегменты глобального информационного общества в ходе поствыборного конфликта в США, только усугубляют эту ситуацию.
Но проблема носит существенно более глубокий и долгосрочный характер. Проблемой является сама возможность построения локального и присутствующего исключительно в информационном пространстве «доминирования», подменяющего мнение реального большинства, способного на активное социальное действие, и виртуализация самого понятия политической власти9.
7 Кризис доверия к цифровым сетевизированным системам коммуникации, включая и Интернет, был очевиден уже в начале 2010-х гг., а ситуация с тех пор только ухудшалась [25]. В связи с этим представляет интерес исследование Э. Еверстада, А. Филлипса и М. Фергюссена [21], выявляющее важную и стратегически опасную асимметрию между потребителями информации, принадлежащими к разным возрастам, а как результат — к различным культурам потребления информации. Обратим внимание и на более раннее исследование американского исследователя Спиро Киоусиса о фундаментальных проблемах коммуникаций с опорой на «якорные» фигуры [23].
8 В частности, советский и российский философ академик В. А. Афанасьев писал: «Избирательный, селективный подход человека к информации предполагает: совершенное знание человеком своей специальности, своей роли в коллективе, обществе и стоящих перед ним и обществом задач; умение ориентироваться в океане информации, отбирать и умело использовать ту информацию, которая ему необходима» [1. С. 85].
9 Десуверенизация общества через неограниченную интеграцию в информационное пространство становится одной из важнейших проблем, например, США, как считают ведущие западные социологи, уже давно испытывающих кризис «социального гражданства» [11. С. 73], выразившийся в том числе в социальных протестах 2020 г., вышедших далеко за рамки чисто расовых.
3. Наметились кризис сетевого характера информационного общества, рост локализованной иерархичности, резонирующий с кризисом эффективности информационного влияния10. Внутри сетевизированного и относительно открытого информационного общества возникают анклавы с особым характером информационных процессов и более высокой степенью доверия, отделенные от остального информационного пространства [5]. Происходит фатальное разделение вопросов «охвата» и «вовлечения» (фактически — «побуждения к действию»).
Развитие данного узла противоречий стимулирует эксплицитную институционализацию информационно-социальной анклавности — «встроенного» свойства современного сетевизированного информационного общества. Это формирует новую, существенно более острую и потенциально разрушительную дилемму: нарастание «анклавиза-ции доверия» объективно будет способствовать снижению требовательности потребителя информации к ее качеству внутри соответствующего «анклава», способного формироваться как по социальным, так и по политическим (идеологическим) признакам и на основе идеологических установок. Формируется реальный риск превращения информационных анклавов в полноценные информационные, а затем и информационно-социальные секты. Ситуация обостряется возникновением прецедентов этносоциальных информационных пространств (например, «исламского Интернета»), заведомо остающихся закрытыми.
С другой стороны, нельзя не отметить, что нынешнее состояние информационного общества таково, что оно создает большие перспективы для сетевизированных экономических (ТНК) и социально-политических структур в использовании своего потенциала. Государства и в целом иерархические структуры не обладают достаточной операционной гибкостью и не имеют развитого потенциала глокализации, что особенно проявляется в ходе быстро развивающихся процессов, характерных для информационного общества. Крайне важен феномен коммуникационной анклавности, создающий содержательно, а иногда и институционально (через ограничение возможностей доступа) изолированные пространства, сращивающиеся с социальными институтами.
Формирование пространств социокоммуникационной гибридности, ставшей основой для конструирования и управления масштабными общественными движениями — такими, как «арабская весна», является долгосрочной тенденцией развития информационного общества и, не исключено, магистральным направлением его развития; но он
10 Наличие в современном информационном обществе встроенных механизмов развития и сама модель развития информационного общества становятся важнейшим дискуссионным вопросом в коммуникативистике [22].
в перспективе ведет к распаду общемирового универсального информационного пространства, поскольку предполагает масштабирование информационной анклавности до масштабов значимых в социальном или экономическом (например, пространство коммуникаций, возникающее вокруг ТНК) смысле пространств, где иерархичность будет превалировать над сетевизацией.
Эти три узла кризиса современного информационного общества, взаимно влияя друг на друга, дают синергию. Они могли бы быть отнесены к категории «кризисов развития», если бы не нарастание разрыва между постиндустриализированными элитами и архаизирующимися социальными пространствами, где проявляются процессы «цифровой сегрегации». На фоне относительной пауперизации среднего класса (частично трансформирующегося в прекариат [15], но сохраняющего свой «статус» в информационном обществе) и утраты доминирующей идентификационной функции собственности и даже участия в инвестиционных процессах информационное общество, доступ к нему и статус человека в нем становятся социально формирующими инструментами.
Информационное общество, различные толкование и понимание его, становится решающим фактором в формировании нового образа будущего в рамках социально-философской концепции неограниченной пространственной и социальной мобильности, на фоне отсутствия в современной западной философии более комплексных образов будущего.
Факторы развития и стагнации информационного общества
Нынешний кризис информационного общества отражает изменение характера точек его соприкосновения/взаимодействия и взаимного дополнения с социальной реальностью. Характер дальнейшей эволюции информационного общества будет определяться особенностями реализации его потенциала в пространствах социокоммуникационной ги-бридности11 и масштабирования подобных пространств. Это потребует социальной апробации существенно более интрузивных социоинфор-мационных технологий. Но для выхода на этот уровень необходимы сохранение интегрированного и содержательного универсального характера контролируемого США информационного общества и всяческое противодействие усилиям отдельных государств по национализации страновых информационных пространств [20].
11 Понятие «социокоммуникационная гибридность» введено и апробировано автором [6]. Оно означает формирование и относительно устойчивое существование пространства, где коммуникация и социально эффективное действие становятся неразделимыми, взаимно дополняя и усиливая друг друга.
США критически важно сохранить формально несуверенный характер информационного общества, обеспечив себе максимальную свободу рук в определении правил игры в общемировом информационном пространстве. Хотя и для них возникает очевидный вызов: крупнейшие информационные гиганты, руководствуясь принципом несуверенности информационного пространства, оспаривают право американского государства на установление правил игры.
Через столкновение этих двух тенденций: в пользу сохранения универсального характера информационного общества и за как минимум частичное восстановление национального характера его регулирования, — будет найден ответ на вопрос о путях разрешения его внутренних противоречий.
Длительная стагнация в развитии информационного общества становится принципиально невозможной. Место информационного общества в системе социально-экономического развития человечества таково, что оно подвергается давлению с разных сторон и по разным векторам, одновременно имея механизмы внутреннего развития. Это превращает глобализированное информационное общество в имманентно неустойчивую систему, которая должна развиваться, чтобы предотвратить свой распад.
Решающим фактором в обеспечении интересов той или иной страны в процессе развала нынешней версии информационного общества будет способность того или иного государства или коалиции государств обеспечить устойчивость национального (коалиционного) сегмента информационного общества [13] и его политическая и технологическая защищенность от внешних рисков и попыток манипуляции, становящихся важнейшим элементом стратегии гибридных войн. Вопросы, связанные с необходимостью преодоления нарастающей социокоммуникационной анклавности (скрытого информационного сектантства) в развитии информационного общества, будут находиться на втором месте и, скорее, отражать развитие внутренней социальной составляющей в каждом конкретном государстве.
Интересы России в процессе трансформации информационного общества — формирование защищенного национального сегмента информационного общества, обеспечивающего информационный суверенитет России на своей территории и коллективный информационный суверенитет в рамках союзнических отношений как минимум на части территории Евразии. Это предполагает относительную эволюцион-ность и постепенность процессов трансформации национального информационного пространства при сохранении включенности России в общемировые информационные системы, даже с учетом нарастания рестриктивного администрирования контента из России в глобальных каналах коммуникаций.
Литература
1. Афанасьев В. А. Человек: общество, управление, информация : Опыт системного подхода. М. : Либроком, 2013.
2. Бергер П. Л. Введение : Культурная динамика глобализации // Многоликая глобализация / под ред. П. Л. Бергер, С. П. Хантингтон ; пер. с англ. М. : Аспект пресс, 2004.
3. Валлерстайн И. Миросистемный анализ : Введение / пер. с англ ; изд. 2-е, испр. М. : УРСС : ЛЕНАНД, 2018.
4. Горц А. Нематериальное : Знание, стоимость, капитал / пер. с фр. М. : ИД НИУ ВШЭ, 2010.
5. Добринская Д. Е. Сообщества в эпоху интернета // Вестник МГУ. Серия 18: Социология и политология. 2018. Т. 24. № 4. - https://vestnik.socio.msu.ru/jour/article/view/469. doi.org/10.24290/1029-3736-2018-24-4-59-79 (дата обращения: 14.12.2020).
6. Евстафьев Д. Г. Социо-коммуникационная гибридность как свойство современного информационного общества // Коммуникации. Медиа. Дизайн. 2019. № 3. — https://cmd-journal.hse.ru/ article/view/9896 (дата обращения: 14.12.2020).
7. Кастельс М. Власть коммуникации / пер. с англ. М. : ИД НИУ ВШЭ, 2016.
8. Кехлер Г. Новые социальные медиа: шанс или препятствие для диалога? // Полис : Политические исследования. 2013. № 4.
9. Любимова Т. М. Информационное общество как реалия глобального мира и как мифологема // Информационные войны. 2019. № 2(50). — https://1309c818-d573-eb27-9a0a-a9949b19df7a. filesusr.com/ugd/ec9cc2_f4a95335c4b94792a5df0d7bd1fa8756.pdf (дата обращения: 14.12.2020).
10. Маклюэн Г. М. Понимание медиа : Внешние расширения человека / пер. с англ. ; 3-е изд. М. : Кучково поле, 2011.
11. Манн М. Власть в XXI столетии : беседы с Джоном АХоллом / пер. с англ. 2-е. изд. М. : ИД НИУ ВШЭ, 2017.
12. Ровинская Т. «Прозрачность» в информационную эпоху: благо или зло? // Мировая экономика и международные отношения. 2020. Т. 64. № 9.
13. Ромашкина Н. П. Информационный суверенитет в современную эпоху стратегического противоборства // Информационные войны. 2019. № 4(52). — https://1309c818-d573-eb27-9a0a-a9949b19df7a.filesusr.com/ugd/ec9cc2_1e467479102f46f3956c79217da07c8b.pdf (дата обращения: 14.12.2020).
14. Скорик А. В. Визуализация как политическая технология // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Политология. 2018. Т. 20. № 4. — http://journals.rudn.ru/political-science/ article/view/20403. DOI: https://doi.org/10.22363/2313-1438-2018-20-4-609-615 (дата обращения: 14.12.2020).
15. Стэндинг Г. Прекариат: новый опасный класс / пер. с англ. М. : Ад Маргинем Пресс, 2014.
16. Тоффлер Э. Третья волна / пер. с англ. М. : АСТ, 2004.
17. Урри Дж. Как выглядит будущее / пер с англ. М. : ИД «Дело» РАНХиГС, 2018.
18. Урри Дж. Мобильности / пер. с англ. М. : Праксис, 2012.
19. Флорида Р. Креативный класс: люди, которые меняют будущее / пер. с англ. М. : Классика XXI век, 2005.
20. Carey J. W. The Internet and the end of the national communication system: Uncertain predictions of an uncertain future // Journalism & Mass Communication Quarterly. 1998. 01.03. № 75(1). — doi:10.1177/107769909807500106 (дата обращения: 14.12.2020).
21. Elvestad E., Phillips A., Feuerstein M. Can trust in traditional news media explain cross-national differences in news exposure of young people online? A comparative study of Israel, Norway and the United Kingdom // Digital Journalism. 2017. Vol. 6. Issue 2. — doi:10.1080/21670811.2017.1332484 (дата обращения: 14.12.2020).
22. Hallin D. C. Comparative Research, System Change, and the Complexity of Media Systems // International Journal of Communication. 2020. № 14. — https://ijoc.org/index.php/ijoc/article/ view/14550/3274 (дата обращения: 14.12.2020).
23. Kiousis S. Public trust or mistrust? Perceptions of media credibility in the information age // Mass Communication and Society. 2001. Vol. 4. Issue 4. — doi:10.1207/S15327825MCS0404_4 (дата обращения: 14.12.2020).
24. Vertovec S. Transnationalism and identity // Journal of Ethnic and Migration Studies 2001. Vol 27. № 4. October. — http://dx.doi.org/10.1080/13691830120090386 (дата обращения: 14.12.2020).
25. Xinchuan Liu, Jia Lu. Does the Internet Erode Trust in Media? A Comparative Study in 46 Countries // International Journal of Communication. 2020. № 14. — https://ijoc.org/index.php/ijoc/ article/view/14552/3277 (дата обращения: 14.12.2020). ♦
