Научная статья на тему 'Размышления о судьбе охотоведения'

Размышления о судьбе охотоведения Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
295
59
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Размышления о судьбе охотоведения»

РАЗМЫШЛЕНИЯ О СУДЬБЕ ОХОТОВЕДЕНИЯ

М.П. ПАВЛОВ, к. б. п., с. н. с. ВНИИОЗ, заслуженный работник охотничьего хозяйства России

В семидесятых годах, будучи в Иркутске, я в дискуссии с тогдашним лидером сибирских охотоведов - Василием Скалоном всяко стремился развить мысль о том, что охотоведение есть наука, постигающая законы развития, принципы, методы и формы ведения охотничьего хозяйства. И такого, которое в расчёте на приобщение сил и умения определенного слоя людей, природой обречённых заниматься охотой, способно обеспечить добывание охотничье-промыс-ловых животных (дичи и рыбы) для жизненных нужд. Пытался я в то время убедить этого учёного и в том, что раз уж аксиомой является научное положение, согласно которому фауна - производное растительных ассоциаций, составляющих с компонентами флоры единое и неделимое целое (т. е. дополняющее ценность и стоимость земли), то и охотоведение видится и как наука, постигающая разумные формы взаимоотношений землепользователей с охотопользователями. Однако, постигающая с должным учётом социальной структуры охотников и цели охотохозяйствования в какой-либо конкретный период. Отсюда сфера интересов такой науки - этническая и техническая основа форм охотопользования. При том той, что определяет сохранение и увеличение ресурсов диких животных и технологию их использования (с луком ли или с карабином, оснащенным оптическим прицелом) с естественным пониманием того, что прочный фундамент такой технологии покоится на биологических параметрах охотничье-про-мысловых птиц и зверей, познанных как охотничьим опытом, так и деятелями всех других естественных наук. А поэтому в силу

вышесказанного само охотничье дело в его упрощенном и образном выражении можно представить как науку о добывании диких животных в сочетании с искусством их разведения, но и как искусство добывания объектов охоты, обеспечиваемых наукой о разведении тех из них, что представляют интерес для охотников (Павлов, 1969).

В беседе на эту тему с В.Н. Скалоном было, конечно, сказано и о том, что охота, как таковая, может определяться волею властных структур, даже в части её технологии, не считаясь и с правами человека, для которого занятие охотой естественная, врожденная потребность. Вместе с тем, вовсе неправомерно и безусловно аморально заниматься той охотничьей деятельностью на землях лесника, пахаря, скотовода, на водоёмах промыслового рыболовства без соответствующего согласия на то этой категории земле- и водопользователей (т.е. тем и как это было характерным в советский период).

Так вот, спустя много лет после иркутских собеседований на эту тему, я, исходя из концепции землепользователь-фауна-охото-пользователь, разработал программу охотоведческих исследований, содержащую блок (круг) проблем и вопросов.

1. Социально-экономическое состояние охотничьих промыслов и охоты в регионах России

Блок, включающий изучение:

- законодательных аспектов охотопользования и производства охоты;

- динамики форм и организации охотохозяйственной деятельности;

- этнического и социального состава охотников, распределения их в регионах по охотничьим интересам;

- материальных и этнических стимулов охоты и охотопромыслов;

- технической обеспеченности (применяемыми орудиями добычи, нужным составом транспортных средств, жильём в местах охоты), экономики охотопользо-вания. Потребительской и товарной ценности охотопродукции.

Задачи исследования этого плана - составление кадастра практикуемых промыслов диких животных и способов охоты по регионам, анализ и прогноз динамики таковых с выявлением причин её определяющих, разработка рекомендаций по повышению продуктивности охотничьих угодий на основе социально-экономического и технического совершенствования охотничьей отрасли. Пути повышения рентабельности охотничьего дела.

2. Состояние и тенденции динамики ресурсов охотничьих животных

- Разработка методик прогнозирования численности «урожая» пушных зверей, копытных и пернатой дичи к сезону охоты.

- Выявление факторов, изменяющих направленность охотохозяйственной деятельности, определяемой состоянием ресурсов охотничьих животных и прогнозом состояния их в перспективе.

3. Рационализация освоения ресурсов охотничьих животных

- Выяснение эффективных и привлекательных способов охоты, предопределяемых особенностями местообитаний, образом жизни (семейностью, стадностью, стайностью), половозрастной структурой, состоянием кормовой базы, цикличностью изменений численности с задачей установления рациональных сроков охоты с дифференцировкой их по видам животных.

4. Биологические параметры охот-ничье-промысловых животных, определяющие направление биотехнологии и охотхозяйствования в различных природных зонах

- Постановка полевых экспериментов по разведению охотничьих животных с целью выявления их пластичности как в видовом, так и на региональном уровне и на этой основе составление рекомендаций по реконструкции и обогащению охотничье-промысловой фауны. Разработка биотехнических мероприятий, обеспечивающих экономически эффективное воспроизводство её представителей.

5. Охотничьи угодья, их категории при использовании

- Охотничьи угодья как поле (место) деятельности добытчиков охотничье-про-мысловых животных. Производительность и продуктивность охотничьих угодий, определяемых возможными в них формами использования пушных и мясо-дичных ресурсов.

- Оценка разнокачественности угодий по доступным способам охоты.

- Систематизация угодий по степени пригодности их для охотничьей деятельности, определяемой интересами охотников к предпочитаемым приёмам её.

- Определение продуктивности разнокачественных охотугодий при различных способах охоты.

- Охотничьи угодья как фактор материальной заинтересованности охотника.

6. Охотничье собаководство и ловчие животные

- Выявление регионов, где практикуется добывание пушного зверя и дичи с ловчими животными (пернатыми хищниками, борзыми и норными собаками).

- Оценка перспектив возрождения и распространения охоты с ловчими животными.

- Определение количественного и качественного состава промысловых собак по регионам, состояния и степени использования на охотах подружейных собак.

- Совершенствование племенного дела.

- Организация изучения природы чутья и приемов управления охотничьей страстью собак различных возрастных групп.

7. Охрана мест обитания и популяций охотничьих животных в свете преобразования арены жизни хозяйственной деятельностью

- Оценка реальной возможности и целесообразности решения этой задачи.

- Выявление эффективности сохранения и увеличения ресурсов охотничьих животных сетью заказников и заповедников.

По составлению этой программы с её содержанием я знакомил некоторых известных учёных охотников, радеющих за процветание охотничьего дела на необозримой российской земле. В результате общее мнение прочитавших её было таким: программа может обеспечить дальнейшее развитие охотоведческой науки в нашей стране, но...!

И вот это «но» письмом в мой адрес чётко обозначил крупный учёный-териолог, профессор, доктор наук В.Е. Флинт, владеющий приёмами русской охоты на разную дичь. В своём письме он написал: «Программа составлена хорошо, но беда в том, что она сейчас оказывается безадресной. На кого она рассчитана, кто будет финансировать, кто исполнитель? В любой программе

- это наиболее важные компоненты. Ситуация же в стране такова, что обеднённость науки дошла до предела, даже академическая. Охрана природы никого «не колышет», охотоведение, если оно немедленно не даёт СКВ, тоже умирает. Ведь и ведомственно охрана природы сейчас полностью разделена. В новом законе РФ об охране окружающей среды про охоту, как вид пользования, не сказано ни слова...»

Коротко, но в сущности, в том же духе резюмировал свое отношение к содержанию той же программы и директор ВНИИОЗ с тридцатилетним стажем работы в этом институте, доктор наук В.Г. Сафонов: «Возвращаю, принципиальных возражений нет. А что дальше? (10.03.92)».

Что же касается научного руководства тематическими исследованиями в отделах ВНИИ охотничьего хозяйства и звероводства им. проф. Б.М. Житкова, то оно к содержанию программы не проявили даже формального интереса. Не сумев в то время предвидеть, сколь огромна беда грянет на Россию, это руководство, к моему удивлению, не беспокоило и будущее управляемой ею науки, нацеленной на развитие охотничьей отрасли. В свое время, благоденствуя на весьма щедрые деньги, субсидируемые заготовительными учреждениями Центросоюза, и живя в эпоху, когда основные продукты питания людей исчислялись копейками (при зарплате «научника» в сотню - другую рублей), оно - это руководство, инициировало такой темплан охотоведческих исследований, который позволял годами изучать оптимальную структуру популяций зверей при разных фазах динамики численности или морфофизиологические индикаторы, определяющие «лицо» промысловой популяции, существующей в условиях какого-либо региона или, скажем, выявлять темпы прироста поголовья ценных животных, дабы на «научной» основе нормировать их сезонную добычу. При этом не упускалась возможность выдумывать «научно-обоснованную» методику расчета численности диких зверей по обнаруженным наследам на определенных зимних маршрутах и ..., собственно, заниматься многими другими подобными вопросами, не связанными с конкретными нуждами, возникающими в охотохозяйственной деятельности. А порой и просто тем, что обеспечивало «научную кормушку» возле всей такой деятельности. Более того, дешевизна в ту пору основных видов транспорта позволяла сотрудникам тогда еще Всесоюзного НИИ охотничьего хозяйства

ездить при желании - куда хочешь, либо путешествовать по стране - когда хочешь, равно как и посещать интересные места - сколько хочешь. Естественно, что при такой благодати предпочтение отдавалось полевым работам в экзотических, (по преимуществу в дальневосточных) областях. Так, в частности, сотрудников лаборатории охоту-годий в течение ряда лет привлекал Хабаровский край для изучения по данным заготовок пушнины производительности и продуктивности таежных угодий, что позволяло подрабатывать здесь на отлове соболей и заниматься отстрелом рябчиков для приманки этих зверьков к самоловам. Ну а попутно со всем этим делом - изучать и особенности питания местных рябчиков в стациях с разным составом древостоя...

Но вот грянул гром Перестройки. Его «демократические удары» породили столь желанную свободу торговли, а как основу -ее всесильную власть денежного мешка. За сим случилось и то, что неизбежно должно было случиться. А именно: разъединение, разрушение, разорение, разграбление и распродажа всех мешающих «свободе» хозяйственных структур, включая, понятно, и охотохозяйственных. В этой отрасли тотчас рухнула монополия заготовок пушнины, обеспечиваемых структурами Центросоюза, под опекой которого с небезызвестных хрущевских времен, находился охотоведческий институт. В результате, будучи перемещенным, в те времена из Москвы в город Киров этот институт вскоре оказался ненужным. Состав его, из способных ученых не попав под прицел американского «опекуна» российской науки - богача Сороса, - начал разбегаться, пополняя либо учебные заведения, либо природоохранные и другие чиновничьи ведомства. Те же ученые, у которых появилась способность к предпринимательству, занялись коммерцией, в том числе и на пуш-но-меховом поприще. Ну а оставшийся состав, которому на вятской земле некуда было податься, вместе с администрацией и имуществом ВНИИОЗ был выкуплен под крышу Сельхозакадемии Великой России.

И вот почти после пятидесятилетней научно-исследовательской деятельности в этом институте, я, как в трансе, переживая все это, вспомнил свою давнюю дискуссию с профессором Скалоном и его в своем роде злое письмо, полученное мною вскоре после возвращения во ВНИИОЗ из Иркутска. Письмо же вспомнил лишь потому, что в нем имелась весьма шокировавшая, но засевшая в памяти строчка: «Покуда вятское охотоведение будет унавожено околоохото-ведами с эколого-биологической грамотностью, становление в нем этой науки исключено». Прочитав сию строчку, в коей был назван и олицетворяющий их научный руководитель со степенью доктора наук, я в ту пору подумал - ну и профессор. Разве нельзя было понять, что сколь уж при Советской системе хозяйствования охотоведение обслуживало государственные заготовки пушно-мехового сырья, засилие в этой науке эколого-биологической «диаспоры» еще не беда.

Ведь для службы госзаготовок пушнины, чиновникам, ответственным за обеспечение их, нужен «прогноз» состояния ресурсов промысловых зверей, а, следовательно, нужна и наука для разработок методики его составления. А так как объемы заготовок подлежали планированию, то нужны были и какие-то данные по численности этих зверей с достоверностью, покоящейся на официальной от науки основе. При всем этом в ту пору еще нужнее считалось увеличение заготовок пушнины. При таких обстоятельствах не трудно, казалось бы, и не лидеру охотоведов уразуметь, что государственное планирование заготовок продуктов охоты предрешило развитие смелой идеи о целенаправленной перестройке качественного состава охотничье-промысловой фауны с тем, чтобы полнее и эффективнее использовать кормовые ресурсы угодий для превращения их в пушнину и мясо. И разве не именно поэтому были подняты на щит сторонники этой идеи в отечественном охотоведении -профессора Б.М. Житков, П.А. Мантейфель, А.Н. Формозов и ряд других сподвижников

их научной деятельности. Ведь еще в 30-х годах было провозглашено: увеличение ресурсов пушных зверей, а, следовательно, и заготовок охотопродукции возможно, если; 1) решить проблему реконструкции и обогащения фауны, в частности, и путем акклиматизации экзотических видов. 2) освоить промышленное звероводство. 3) подключить к промысловым видам сусликов, кротов и других зверьков с малоценным, по прежним понятиям, мехом.

Понятно, что в ту пору соцпреобразо-ваний в стране на решение этих проблем и было сориентировано научное охотоведение. К практическим делам по перестройке качественного и количественного состава охотопромысловой фауны, равно как и на освоение звероводства, устремился слой охотоведов, с энтузиазмом воспринявший идеи вышеназванных ученых. Смелым экспериментированием, под змеиное шипение радетелей сохранения естественных фаунистических комплексов, этот их слой блестяще справился со столь грандиозным делом, каким явилась реконструкция фауны. Поэтому не будет лестным сказать, что тот период охотохозяйственной деятельности стал периодом и процветания охотоведения как науки. Практические результаты его таковы: к началу 60-х годов стоимость всей пушнины полученной от видов, с которыми проводились активные работы по интродукции, расширению ареала и увеличению численности, определилась в 8,6 млн. руб., а удельный вес ее достиг 44,5 % (к стоимости зимних видов пушнины). При этом стоимость шкурок акк-лиматизантов, заготовленных с начала промысла, превысила все затраты на выпуск зверей (в ценах 1965 г.) более, чем в 20 раз и составила более 45% стоимости всей заготовленной пушнины.

После двойного в среднем увеличения с 1983 г. государственных закупочных цен на шкурки диких пушных зверей поступление их в заготовительную сеть в 1984 г. определялось суммой в 65,8 млн. руб. В том числе на 6044,5 тыс. руб. было закуплено у охотников шкурок ондатры, на 3170,2 тыс.

руб. норок, на 1892,7 тыс. руб! енотовидной собаки и енота-полоскуна, на 1590,5 тыс. руб. - шкур бобров. Причем, по осуществлении интродукции бобра, оказавшегося, кстати сказать, и спасителем в вырубленных лесах зарождавшихся в них малых рек, и такой, в частности, результат: после йЫпуска за период до 1970 года в вятскую речную сеть 422 бобров к 1992 году в ней было отловлено только на шкурки, поступившие в заготпункт, 25554 зверя. В целом же по России от расселенных 14889 бобров к 1992 году поступило в заготовки 221053 бобровые шкуры. За тот же период, запрещенный после революции 17-года добыче соболь, последующими мероприятиями по его воспроизводству, включавшими и расселение в Сибири около 18 тыс. зверьков, вновь был введен в состав промысловых видов, чем обеспечил поступление в российскую заготсеть почти 4 млн. собольих шкур.

Таковы цифры, отражающие результаты усилий по воспроизводству лишь промысловых зверей. Однако все они ныне означают, что и состарившимся охотоведам довелось стать свидетелями и такого явления, когда красивая меховая шапка давно уже не мечта, а основной головной убор подавляющего большинства россиян. Да и роскошное женское меховое манто в среде горожан далеко теперь не диковина...

Что же касается мясо-дичных ресурсов, обеспечиваемых оленями, антилопами, кабанами и в значительной мере пернатой дичью, то их достаток стали определять трофеи охотников, притом и там, где эти животные были редки или вовсе не водились. Наконец, в связи с вышеуказанным, нельзя не отметить и того, что в результате всей этой деятельности само охотоведение обогатилось не одной тысячей публикаций, составляющих его актив в сфере российской науки определенного профиля. Оценивая, таким образом, очерченный подвиг охотоведов в части реконструкции охотничье промысловой фауны, следует также отметить, что результаты этой реконструкции могли стать гораздо значительнее. Но значитель-

нее, если бы только теоретикам в охотоведении из их эколого-биологической диаспоры не удалось внедрить в охотохозяйственную практику экологическую концепцию «оптимума», то есть то, что стало служить «научной» основой для директивных указаний на запреты охоты там, где численность животных не достигла еще «оптимальной плотности» или по каким-либо причинам оказалась ниже таковой. (Охота и охотничье хозяйство. 1972. №1). Вот по этим указаниям нередко и шло многие годы накопление в угодьях акклиматизантов до, собственно, иллюзорного, в своей сущности, оптимума. А посему само включение их в состав промысловых животных нередко осуществлялось, если кому сей «оптимум» где-либо заблагорассудится ...! На той же «научной» основе практиковались и бездумные зачастую, запреты добычи интродуцентов, если численность их снижалась хотя бы и по природным причинам. Яркий пример тому — охотохозяйственная деятельность Амударьинского ондатроводческого промхоза, где после снижения в 1961 году заготовок шкурок ондатры до 271 тыс. штук (после макс. в 1181,0 тыс. шт. в 1957 г.) администрацией его был введен годичный запрет ее добычи. Результаты: в 1963 году промхоз сумел заготовить лишь 99 тыс. шкурок этих зверьков. И тем не менее, ради увеличения их численности ту же меру он применил здесь и спустя 10 лет, когда в 1974 году после годичного же запрета промысла было добыто на шкурку всего 11 тыс. ондатр, т.е. ровно в три раза меньше, чем в предзалретном 1972 году. Тогда же подобные действия имели место и в регионах России, когда в 70-х годах по вине запретов не менее полмиллиона ондатровых шкурок было потеряно при разведении этого поселенца в угодьях, например, одной лишь Тюменской земли (Павлов, 1981).

В настоящее время стало очевидным и то, что в снижении эффективности работ по обогащению фауны в немалой мере была повинна и товароведческая наука. И повинна, главным образом, потому, что в среде охотоведов того времени, не сразу было по-

нято: признание этой самой науки в охото-хозяйствовании - достижение заготовительной службой хорошего товароведческого показателя качества поставляемой охотником пушнины, т.е. показателя, который определялся для этой службы процентом зачета шкурок на так называемую «головку» (высокосортную бездефектную шкурку). Для решения этой задачи товароведческая наука, пристроившись к охотохозяйственному делу и развернув на базе ВНИИ охотничьего хозяйства исследования по определению степени зрелости (выходности) шкурки, «обогатила» учреждения по заготовкам повидовыми ГОСТами на пушномеховое сырье с их, как известно, субъективными (применительно к товарной ценности) параметрами сортности меха, показателями пороков и дефектов его и сортировкой шкурок для ряда видов по их площадным размерам. Естественно, что нацеленность на получение стандартной пушнины, стремление заготовителей к высокому «зачету ее на голову» потребовало монополизации прав устанавливать лучшие для этого сроки охоты. А это в свою очередь привело к тому, что ставка на стандарт сразу же упразднила заинтересованность заготслужбы в получении максимума пушнины с охотничьих угодий. Более того, при существующей в тот период государственной монополии на заготовки продукции охоты, возведение в норму плана поставок от охотников шкурок с высокими показателями качества, породило не только безразличие в самой этой службе к сбору низкосортных шкурок (даже если они становились следствием природных или хозяйственных, включая и охотничьих, обстоятельств), но и усилило оседание или, в лучшем случае, утечку пушнины на «черный рынок».

В конечном итоге товароведческое усердие подобного плана, выдаваемое за заботу о повышении товарной ценности поставляемой охотниками пушнины, не обошлось без того, чтобы в этом усердии не проявились абсурды. Виделись они хотя бы и в том, что многие годы заготпункты отказыва-

ли охотникам в приемке шкурок от недовы-линявших или от не доросших зверьков или вообще по каким либо показателям, не соответствующим ГОСТу; В результате такие шкурки в большом количестве зачастую пропадали без пользы. Причем этот абсурд проявлялся и там, где работники заготпунктов, принимая у охотников шкурки кротов, сусликов, крыс, не брали у них шкурки бобрят площадью менее 800 кв. см. По той же причине в ондатроводстве появился товароведческий термин - «швырок», коим являлся попавшийся в капкан ондатрёнок, шкурка которого, пусть и была больше и лучше крысиной, но еще не доросла до стандартной. А ведь в годы, когда в заготовки поступали сотни тысяч шкурок ондатры, ее полу-взрослых ондатрят вышвыривалось из капканов ой, как немало...

Вкупе с этим не меньшим абсурдом выглядели и громадные потери беличьих шкурок в послеурожайные на этих зверьков годы, когда они в раннеосенний период, не с худшей чем, скажем, у суслика шкуркой, составляли миграционный поток и по обыкновению, во множестве гибли от самых разных причин. Причем абсурд сей, усиливало и то, что и в такие годы директивно осуществлялись пробные отстрелы белки, по результатам которых товароведческой наукой прогнозировалось, к какому же сроку ее шкурка приблизится к «выходной», и можно будет разрешать охотникам беличий промысел.

Таковы доказательства, что разработчиков стандартов на пушно-меховое сырьё не только не беспокоила, но и вовсе не озабочивала охотохозяйственная сторона промыслового дела, показателем чего является и такой ещё, к примеру, абсурд, когда для оценки качества меха у совершенно разных зверей - енота-полоскуна и енотовидной собаки был разработан один ГОСТ - ГОСТ 6703-77 (Пушно-меховое сырье - М.: Изд-во стандартов, 1983. С. 126-129).

Однако, всё это теперь лишь горькие стенания. Они - в забываемом прошлом. Госплан и госзаказ на промысловую пушнину ликвидированы. В Федеральном законе

«О животном мире» есть статья, согласно которой вся продукция, получаемая при использовании животного мира, становится собственностью того, кто её получил. Это означает, что как добытчик охотопродукции, так и потребитель таковой, определяют её товарную ценность. Для ВНИИ охотничьего хозяйства последствия этого оказались таковы: первой в нем самоликвидировался отдел товароведения пушно-мехового сырья. Спустя некоторое время распался и отдел охотничьих угодий, в котором, правда, за долгие годы функционирования в институте его научный состав так и не определился в понятии, что же такое «охотничьи угодья» -территория, особенности которой предопределяют формы деятельности охотника при добывании животных или места обитания (биотоп) диких птиц и зверей, свойственные для лесных угодий, сельхозугодий, степных и прочих просторов в определённом ландшафте. Под охотничьими угодьями здесь стали разуметь либо лесной массив с его поквартальными лесохозяйственными параметрами, составляющими основу для толкования о принципах типологии и классификации лесных охотничьих угодий в регионах, либо болото, подразделяемое, к примеру, на осоковое, моховое или на какое-либо другое. И если со всех таких угодий поступает охотопродукция, определяемая не результатами охоты, практикуемыми в них способами, а данными заготовок, то эта продукция бралась по преимуществу в качестве показателя охотохозяйственной продуктивности тех или иных охотугодий. Так определялась ненужность столь своеобразной науки в охотохозяйственном деле, показатель чего проявился и в том, что не получила поддержки разработка сугубо научных территориально-дифференцированных нормативов повидовой продуктивности охотничьих угодий коопзверопромхозов с задачей создать весьма заумные «бионормативные основы для планирования, ведения платного пользования охотничьими ресурсами и арендных отношений», содержащихся в

Проекте перспективного плана НИР ВНИИ-03 на 1991-1995 годы.

С утратой добродетельного спонсора в лице Центросоюза развалилась в институте и созданная в 60-х годах лаборатория мясо-дичных ресурсов, сотрудники которой сразу же углубившись в изучение экологических параметров представителей дичи, так и не приступили к выявлению (как мыслилось) условий, обеспечивающих повышение товарного объема этих ресурсов для их потребителей.

По тем же обстоятельствам заметались в поисках научного дела, а затем и распались, отдел техники охотохозяйства и изначально слабый в институте отдел экономики и организации охотничьего хозяйства. Руководство последним со времени организации ВНИИОЗ составляли сотрудники, для которых охота была чуждым занятием. Одно время два-три штатных его сотрудника «пыхтели» над задачей, сколько же трудодней следует начислить промысловику за сдачу конкретного количества шкурок белки, добытых при определенных показателях ее «урожая» и в разных по трудоемкости добычи угодьях. С не меньшим усердием трудились здесь и над разработкой нормативов обеспечения штатных охотников орудиями лова, спецодеждой и над типовыми формами учета и отчета по результативности охотхо-зяйственной деятельности (форма 2 ТП «Охота»). А когда в стране утвердились разноведомственные охотохозяйственные

предприятия, ставшие более компетентными в экономике сотрудники этого отдела породили заглавную в том же проекте темплана исследовательскую работу по изучению «концепции развития охотничьего хозяйства потребкооперации», по осмыслении чего предусматривалось определить основные задачи развития охотничьего хозяйства потребкооперации в целом и по основным экономическим районам, на период 1991-2005 гг., стратегию взаимоотношений с государственными и общественными органами и учреждениями.

Параллельно предусматривались также и исследования по перестройке законодательства охотничье-промысловой отрасли в свете концепции построения правового государства с задачей обосновать предложения по пересмотру правовых актов (право охоты, компетенция охотопользователей, порядок закупок и переработка продукции) на основании чего предполагалась и разработка проектов правовых актов применительно к новым условиям хозяйствования.

Однако, как должно быть очевидным из вышеизложенного и это все стало лишь надуманным построением, далеким от реалий, в которых оказалось и охотничье хозяйство и, соответственно, охотоведческая наука в стране. А посему в этом отделе института сочли целесообразным самораспуститься, и сформировать хозрасчетный творческий коллектив «Хозяйство и Право» с целью изучения экономико-правовых проблем охотохозяйственной отрасли и отдел экономики охотничьего хозяйства и иностранного охотничьего туризма.

Творческий коллектив «Хозяйство и Право» сразу же занялся коммерческой деятельностью в части оказания услуг по разрешению правовых вопросов, возникающих при охотопользовании и реализацией специально подготовленных сборников правовых актов, принимавшихся государством по части производства охоты. Сотрудники же отдела экономики охотохозяйства и иностранного охототуризма, не озадачивая себя решением грядущей проблемы - «землепользователь - фауна - охотопользователь», всецело занялись активным посредничеством в организации отстрела ценных животных иностранными охотниками за валюту, обеспечив при этом полную коммерческую тайну своих доходов от такого посредничества и не допуская любых суждений о том, какие же обещанные блага и появившиеся от этого стеснения стали явью для российского охотника.

В этой связи нелишне отметить, что ориентация на контакт с зарубежными специалистами по вопросам охоты непредви-

денно содействовала обеспечению работой отдела охототехники института. Правда, содействие это явилось результатом навязывания отечественному охотоведению международным союзом охраны животных запрета на отлов зверей негуманными (ногозахватывающими) капканами. Так появилась, хотя и ненужная для условий российского охото-промысла, но благодатная, предусматривающая и выезды за рубеж научная разработка, нацеленная на конструирование быстро умерщвляющего (щадящего) капкана, позволившая образовать в институте отдел техники охотпромысла с составом сотрудников из 4-х человек. И это тогда, когда в том же отделе были прикрыты работы по охотничьему собаководству и ликвидирована годами создававшаяся научная база его уникальный питомник племенных лаек всех пород, т.е. собак, которые во многих регионах предопределяют успех промысла белки.

Судьба же других сотрудников прежних охотоведческих отделов (лабораторий) ВНИИОЗ - динамики и прогнозирования численности промысловых животных, био-технии, охотничьих угодий, мясо-дичных ресурсов, товароведения и стандартизации пушно-мехового сырья решается теперь в одном отделе - отделе охоторесурсов.

Таким образом, если в 1986 году Всесоюзный НИИ охотничьего хозяйства и звероводства, имея 11 лабораторий и научную сеть, состоявшую из 15 региональных и республиканских отделений, 5 сибирских и казахстанских опорных пунктов, с общим штатом из 352 научных и научно-технических работников, из которых 182 находились в Кировском головном институте и 170 на периферии, то в 1996 году тот же институт, но в статусе уже Всероссийского НИИ при семи сохранившихся отделениях на периферии, смог содержать 147 штатных работников, 109 из которых были способны выполнять научные исследования. В этом их составе находилось 47 научных сотрудника, при том 30 со степенью кандидата и 5 - доктора наук. К тому же году при ликвидации отдела научно-технической информации и

машбюро штат головного института сократился до 90 работников. В их составе 41 представляли слой научных сотрудников, в котором числилось 18 кандидатов наук.

Показательно также, что теснота в 1986 году для научных сотрудников 3-х этажного здания головного института потребовала пристройки к нему просторного шестиэтажного корпуса. Но уже в начале 90-х годов первое его здание было полностью сдано в аренду различным фирмам, компаниям, АО, коммерческим предприятиям и всяким прочим дельцам. За сим последовало размещение арендаторов в большинстве помещений шестиэтажного корпуса, включая и подвалы, а также и в помещениях, что раньше использовались под гаражи, механические мастерские и их склады.

В вестибюле и в коридорах этого здания института, где прежде посетитель при входе в него считал нужным, как в церкви, снять шапку, ныне разместились торговцы мехами, видеоаппаратурой, заграничной одеждой, разными сладостями, другим случайным товаром и, конечно, заморскими винами. Здесь же, судя по посетителям, вместо бывшей фотолаборатории стал процветать частный фотосалон.

Вот таким путем институт, обеспечив содержание на своем балансе принадлежавших ему зданий, равно как и достойную зарплату для административного аппарата, попутно решил и то, что некоторыми «демократами» отнесено к естественному процессу, а именно, освобождение науки от ненужного балласта непродуктивных научных работников.

При такой ситуации естественен интерес и к тому, каким же делом занялся охотоведческий состав сотрудников института, оказавшись под крышей Российской Академии сельхознаук. Здесь, как вскоре выяснилось, небольшой его части, представлявшей последователей учёных эколого-биологи-ческого профиля, беззаботно занимавшихся измерением и коллекционированием черепов, собиранием других биоматериалов для выявления состава рациона промысловых

животных, показателей плодовитости, генетической своеобразности их при обитании в разных регионах с общей нацеленностью такого рода исследований на управления популяциями диких животных, была предоставлена возможность продолжать сбор сведений, характеризующих динамику охотничьих ресурсов и причин её определяющих, т.е. обеспечивать мониторинг, как теперь принято говорить, этих ресурсов в природе. Такая работа устраивала определенную часть её исполнителей (тех, кто чурался охотника). И устраивала тем, что лишившись ранее используемых для этого официальных госзаготовок охотопродукции, слежение за состоянием численности диких животных представлялось возможным лишь посредством учетов их в природных условиях. А как известно, практикуемые способы учета этих животных, если и пригодны (удобны) при надобности, то только потому, что проверка достоверности получаемых учетным способом сведений исключена. Для тех же сотрудников отдела охоторесурсов, которые не были подключены к финансируемой Академией работе на мониторинг, представлялась возможность заключать с кем-либо хоздоговора на любые исследования природоведческого плана, чем и обеспечивать себя зарплатой в стенах института. Такая возможность некоторое время выручала этих сотрудников, когда на заключение исследовательских договоров с институтом вынуждены были идти предприятия нефтегазовой промышленности, чтобы иметь определенные наукой данные об ущербе, причиняемом ими охотофауне. Для администраций таких предприятий эти договора были не только нужны, но, в определенном смысле, даже и выгодны, так как каким способом и кому конкретно (леснику, пахарю, пастуху, охотнику) наносился сей ущерб, никого не интересовало. Главное здесь заключалось в обозначении наукой размера этого ущерба, поскольку в случае его возмещения кому-либо будет основание для вредоносной промышленности к отнесению такового на стоимость продукции, поставляемой ее по-

требителям. В этой связи нелишне будет отметить и то, что при заключении хоздоговорных работ всего один раз западносибирские нефтегазовики в возмещение ущерба природе пошли в 1993 году на обеспечение реализации по договору мероприятий по переселению 29 вятских бобров в угодья Александровского коопзверопромхоза в Томской области. Но в данном случае интереса к тому, что это дало, в последующие годы ни у кого здесь проявлено не было.

В той же связи следует отметить также и то, что в первые годы после правительственной установки на обеспечение научных исследований посредством хоздоговорных отношений с заинтересованными в них учреждениями, руководители их сочувственно отнеслись к институту, чему содействовали и ранее сложившиеся в среде охотоведов деловые и товарищеские взаимоотношения, начало которым было заложено со студенческих лет. Этим в те годы сколько-то обеспечивались заказы охотоучреждений на научные исследования по охотоведческим вопросам. Однако по мере того как охотохозяйственная служба в процессе «Перестройки» все чаще становилась неплатежеспособной, а институт по той же причине в свою очередь был вынужден все больше и больше увеличивать «накрутку» на сметные расходы, потребные для научных исследований, это сочувствие производства к науке практически замерло.

Итоговым следствием всех этих обстоятельств можно считать, что структура ВНИИ охотничьего хозяйства и звероводства, как и всякая другая структура любой формы жизни в своем развитии вступила в очередную стадию климакса. Та часть сотрудников института, которая еще представляет охотоведческую науку - не более чем партизанский отряд, потерявший своего командира. После развала госзаготовок этот отряд и ранее не имевший достойного научного руководства, даже и не попытался вылезть из той окружавшей его околоохото-ведческой среды, которая в свое время так грубовато была охарактеризована профессо-

ром, Скал оном. Причем и в этом мне видится отнюдь не случайность. Ведь из числа вышедших на пенсию - 4 научных сотрудника (все кандидаты наук) и 6 бывших завлабов института совершенно безучастны ныне не только к делам, но и судьбе института. Проживая в смежных с ним зданиях, эти пенсионеры - редкие гости в его лабораториях. Их уже вовсе не прельщает какая-либо исследовательская работа. Нет у них стремления к публикации статей. Интересом этих ученых-пенсионеров стал только дачный участок, а для состарившихся от безделья -лишь телеящик. Только один из этого состава завлабов еще не оставил свою охотничью деятельность и еще один, будучи сохраненным в составе Ученого Совета ВНИИОЗ, всего лишь удосуживает его совещания своим посещением. Кстати сказать, всю эту категорию бывших завлабов и прежде не интересовали контакты ни с областным охотрыболовобществом, ни с Управлениями охотничьим хозяйством, ни с комитетом по охране природы, ни даже с факультетом охотоведения Кировской сельхозакадемии.

Не большую деятельность в части спасения института от грядущего развала проявили и пенсионеры, представляющие в нем ранг профессоров-консультантов. В частности, один из них, будучи многие годы заместителем директора ВНИИОЗ по научной работе, не «страдая» от каких-либо личных идей по части развития охотохозяйственной отрасли, но в свое время способствовавший и прекращению успешно было начатых опытов по освоению шиншиловод-ства, и торпедированию замыслов по разведению дичи в опытном охотохозяйстве ВНИИОЗ путем восстановления мельничных плотин на малых реках, да и игнорированию многих других начинаний подобного плана, был все же вынужден оставить столь высокий в нем пост. Однако, профессорский чин позволил ему удержаться в институте, а затем устроиться малополезным куратором составителей отчетов по мониторинговой тематике.

Другой консультант, начавший свою деятельность в должности научного сотрудника лаборатории техники охотничьего хозяйства, будучи не охотником и даже не натуралистом, занялся поначалу составлением приманок для промысла пушных зверей. Но, не став здесь авторитетом для профессионалов охотопромыслового дела, тотчас использовал возможность занять пост заведующего лабораторией динамики и прогнозирования численности промысловых животных. После же этого, преобразовав сию лабораторию в отдел экологии и этологии охотничьих животных, сам он всецело занялся изучением публикаций, освещающих сведения по этологии животных, завершая такое изучение своими компилятивными, по преимуществу, сочинениями о повадках диких зверей. При чем сочинениями, содержащими нередко и несуразные умозаключения по поводу причин того или иного их поведения. Так, в частности, пошелестев страницами журналов, издававшихся в прошлом веке, сей профессор, поведал миру, что де нападения волков на человека, «провоцировались экстремальными ситуациями в обществе, то есть поведением самих людей» (Адамович и др. -1995). И что вот умные зайцы, узрев преследование, бегут на пепелище, чтобы попачкать в золе лапки, продуцирующие пахучий след и тем самым обескуражить преследователя... Ну и еще что-либо такое же почерпнутое из рассказов «Охотников на привале».

Таковы аргументы важные и маловажные, позволяющие мне прогнозировать погибель ВНИИОЗ на вятской земле. Надежды на спасение его путем сохранения и развития научных служб, занимающихся проблемами звероводства, тоже выглядят уже нереальными. Сложившийся в стране «дикий рынок» тотчас предопределил нерентабельность промышленного разведения плотоядных зверей. Тогда как ориентация на разведение растительноядных их представителей не оправдала надежд на успех, так как полезным пока признано поддержание лишь нутриеводства, дающего пользующуюся спросом как пушную, так и мясную продук-

цию. Приобщение к нему боброводства и сур-ководства теми силами, которые им занимались, не удалось. А ставка на промышленное разведение в клетках ондатры оказалось, попросту говоря, авантюрой, позволившей (что и предсказывалось) глашатаям этой затеи поддерживать свою научную занятость.

Нет, по моему разумению, надежды на возрождение охотоведения в современной структуре ВНИИОЗ, если даже на пост руководителя его вдруг заступит какой-либо практичный и с соответствующими знаниями охотовед, талантливый и по части организации науки, то есть, если даже повторится хотя бы похожее на то, что случайно получилось в истории института 60-х годов.

Тогда, в первые годы передислокации скромных остатков (9 сотрудников) института из Москвы в Киров, на пост его руководителя не по представлению партийных властей, впервые заступил такой охотовед -трагически после погибший Василий Федорович Гаврин. Будучи охотоведом, для которого величие всех форм русской охоты, порождаемых природой российской земли, являлось основным смыслом жизни, он и за недолгий срок своего пребывания на этом посту, невзирая на предрекание москвичами умирания охотоведения в случае потери им столичного центра, показал, что и в таком положении институт не только способен набирать силу, но и на периферии может стать более охотоведческим учреждением; или, иначе говоря, везде и всегда нужным для неистребимого слоя охотников в любом человеческом обществе. Причем, все это им было сделано несмотря на явное и скрытое противодействие тому, чтобы - «быть более охотоведческим» - предпринимавшееся вновь сложившейся тогда же околоохото-ведческой частью сотрудников, осевших в эколого-биологических лабораториях воссозданного ВНИИОЗ.

Конечно, для того времени это был феномен, базисом для которого, о чем уже говорилось выше, служил Центросоюз с развитой службой госзаготовок охотопродук-ции. Вместе с тем, я понимаю, что если ру-

ководствоваться концепцией, согласно которой охота - это проявление природной (хищнической) страсти у части людей, предрасположенных к ней и к тому же страсти, наследуемой этой их частью с того исторического времени, когда человечество в целом подразделялось на племена с хищническим образом жизни и на племена, жизнь которых полностью для них зиждилась на пастбищных возможностях1 , то естественен вывод: такого рода страсть у охотничьей части людей неистребима. В тоже время, как и всякая страсть, страсть к охоте людей в той или иной мере, может подлежать управлению. Фундамент же этого управления -опыт!, многовековой и многообразный охотничий опыт. Познание, осмысление, усвоение, использование этого опыта это уже то, что является делом науки.

Таким образом, сколь неистребима охотничья страсть, столь и вечен спутник ее

- наука о ведении охоты разумными действиями. Однако, в этой связи нужно теперь сказать и о том, что применительно к охоте разумность охотничьих действий предрешается народно-хозяйственным укладом в стране, так как доминирующие в ней формы собственности служат основой для решения, кто будет направлять, и потребуется ли развивать охотничье дело в конкретных ее регионах. Следовательно, это и только это может определять государственное содержание охотоведения как науки, равно как и судьбу ее при том или ином состоянии человеческого общества. Иначе говоря, кем, где и во имя чего будет востребовано охотоведение, таково будет и его содержание с составом специалистов, способных к решению задач, возникающих в потребном для общества охотохозяйственном производстве. Сказанное означает, что с переходом России с общенародной (социалистической) собственности на многоукладные ее формы, повлекшие упразднение моно-

1 Так, как и весь мир, животный подразделяется на относительно небольшую часть хищных их представителей - львов, волков и прочих плотоядных зверей, и весьма многочисленный состав не хищных животных - овец, ослов и всех других травоядных.

полии госзакупок пушно-мехового сырья, завершились попытки формирования охотоведения в структуре ВНИИОЗ. В составе его специалистов сохранились по преимуществу, лишь те из них, которые, как отмечалось, не питая интереса к этой науке успешно пользовались здесь возможностью десятилетиями изучать биологию и популяционную динамику численности охошичье-промысловых зверей...

Итак, из вышеизложенного должно быть очевидно, что будущее охотоведения - весьма сложный вопрос, сколь он в том, кем же в дальнейшем будет востребована эта наука? Чиновниками комитетов по охране природы Минприроды РФ или Управлений охотничьим хозяйством, представляющих в областных администрациях службу департамента по охране и рациональному использованию охотничьих ресурсов Минсельхоза РФ? Однако, судя по опыту прошлых лет, я полагаю, что для этой службы потребность в развитии охотоведения невелика, поскольку основное назначение их аппарата - регламентация охотохозяйственной деятельности, а не повышение продуктивности угодий силами, которые занимаются такой деятельностью.

При ясности этого обстоятельства казалось бы, что для радетелей охотоведения настало время положиться теперь на Союзы охотников и рыболовов разных уровней, арендующих охотугодья для производства охоты. Но я думаю, что ставка и на эти Союзы не обеспечит хотя бы возрождения науки о добывании и разведении охотничьих животных на соответствующем для этого уровне. Ныне они и находящиеся в их ведении «охотохозяйства» бесправные в части охо-топроизводства, учреждения, лишенные к тому же налоговой системой возможности экономически выгодно хозяйствовать посредством реализации охотничьих услуг и продукции, обеспечиваемой охотой. Поэтому современное руководство охотрыболов-союзами нацелено не на промысловотоварную, а на спортивно-любительскую охоту, на охоту, позволяющую под разными предлогами заниматься несуразными поборами охотников для сохранения штата своих

администраций. При этом не стесняясь и установлением таких поборов, которые в сущности являются глумлением над охотником, так как взимаются они с пониманием того, что прирожденная потребность к охоте заставит его смириться и с жульническими из них. Такая же направленность деятельности охотрыболовсоюзов лишь подтверждает, что в настоящее время охотоведение в целом в тупике на Российской земле. Сколь же это так, то выход из него мне видится в одном -в понимании бесцельности охотохозяйство-вания без признания первоначально обозначенной в этом «размышлении» концепции, согласно которой фауна - производное растительных ассоциаций земли, составляющих с их компонентами единое и неделимое целое. В силу же этого на сегодня главная в охотоведении разработка - утверждение разумных форм взаимоотношений землепользователей с охотопользователями, основой для которых должно служить объективное положение о том, что объекты охоты слагаемое стоимости земли. В реалии это будет означать организацию не охотозаготовительных или спортивно-любительских, а новых форм комплексного охотохозяйствова-ния, покоящихся на экономической заинтересованности землепользователя и охото-пользователя в доходах, получаемых от реализации продукции и услуг обеспечиваемых охотой. Полагаю, что по самой природе охотничьего дела его реорганизация проще может быть начата с комплексного использования всех «даров леса», т.е. с создания лесоохотничьих предприятий без чего не мыслилось разумное охотохозяйствование основоположником отечественного охотоведения Силантьевым (Егоров, 1990). Экономические условия для организации таких предприятий ныне имеются - они в рыночных формах хозяйствования. Полагаю также, что только эта основа освоения ресурсов охотничьих животных обеспечит очередное востребование охотоведческой науки и ее дальнейшее развитие по той программе, которая разработана мною для совершенствования охотохозяйственного производства.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.