CC BY
49
YAK 338.43:63(571.122)« 19» ББК 65.325.7(2Рос-6Хан)-03
Е.И. ГОЛОЛОБОВ
E.I. GOLOLOBOV
ОХОТНИЧЬЕ ХОЗЯЙСТВО СИБИРСКОГО СЕВЕРА В ЭКОНОМИЧЕСКОЙ СИСТЕМЕ СССР В 1950-1980-е ГОДЫ
THE SIBERIAN NORTH HUNTING INDUSTRY IN THE ECONOMY OF USSR IN 1950th-1980th
В статье рассматривается история охотничьего хозяйства Севера Сибири в 19501980-е гг. Особое внимание уделяется охотоведческой науке, обеспеченности охотничьих хозяйств техническими средствами и материальными ресурсами, подготовке профессиональных кадров. Охотничье хозяйство в СССР, несмотря на декларирование интенсификации отрасли и научного подхода, шло по экстенсивному пути развития. Количество заготовок увеличивалось, но не росло качество ведения охотничьего хозяйства. Делается вывод о нереализованности идей преобразования охотничьего хозяйства в экономически значимую отрасль экономики СССР.
In the article the history of hunting industry in the North of Siberia in 1950th-1980th is under discussion. The special focus of this research is put on hunting field of science, on provision of hunting farms with material and technical resources and on professional personnel training. In spite of proclaiming of this field intensification and its scientific approach hunting industry in the USSR was developing extensively. Production quantity was increasing while its quality wasn't. The author makes a conclusion that the idea of transforming hunting industry into an important branch of the USSR economy was not realized.
Ключевые слова: история освоения биологических ресурсов, охотничье хозяйство, история Сибирского Севера в 1950-1980-е гг.
Key words: the history of biological resources development, hunting industry, history of Siberian North in the 1950th-1980th.
Освоение Севера во второй половине XX в. являлось важной социально-экономической задачей. С 1960-х гг. затраты на освоение Севера удваивались каждые семь-восемь лет. Только за период 1960-1975 гг., по данным Совета по изучению производительных сил, при Госплане СССР капиталовложения в хозяйство северных территорий значительно превысили их объем за весь предшествующий более чем сорокалетний период [7, с. 5]. В первую очередь это было связано с развитием добычи нефти и газа на Севере Западной Сибири. За период с 1965 по 1980 гг. объем капитальных вложений в развитие Западно-Сибирского нефтегазового комплекса превысил 55 млрд рублей [1, с. 3].
Это обстоятельство объективно отодвигало в тень экономического развития оленеводческо-промысловое хозяйство коренных народов Севера и традиционные отрасли экономики: охоту и рыболовство. Тем не менее в официальных документах партии и правительства, научных публикациях подчеркивалось большое народно-хозяйственное значение освоения биологических ресурсов Севера СССР. Отмечалось, что традиционные отрасли (охота, рыболовство, оленеводство), «созданные в далеком историческом прошлом, до наших дней сохраняют важное значение в экономике коренных народов Севера, а также в создании местной продовольственной базы для растущего населения в связи широкой индустриализацией Севера» [15, с. 15].
В данной статье речь пойдет об одном из путей освоения биологических ресурсов - охоте, исторически сложившейся отрасли сельского хозяйства многих районов севера и востока страны. Развитие охотничьего хозяйства во второй половине XX в. характеризуется противоречивыми тенденциями.
С одной стороны, оно всегда рассматривалось как одна из основных традиционных и перспективных отраслей на Севере: «Великая Октябрьская социалистическая революция поставила на социалистическую основу охотничье хозяйство страны как самостоятельную отрасль» со своими профессиональными кадрами и системой их подготовки, отраслевой наукой, производственной и организационной структурами [5, с. 1].
Вектор развития охоты, заданный еще на рубеже Х1Х-ХХ вв. и продолженный в советский период, был однозначным: надо двигаться от промысла (процесса стихийного, неупорядоченного, неуправляемого) к хозяйству (планируемая, управляемая, системная деятельность). Развитие охотничьего хозяйства должно было идти по пути интенсификации: совершенствование организации и технологии производства, усиление технической вооруженности, повышение материальной заинтересованности охотников в результатах своего труда.
Советская охотоведческая наука рассматривала охотничье хозяйство как плановое использование биологических ресурсов, основанное на данных учета наличного запаса животных, не только укладывающееся в естественный прирост поголовья, но и сопровождающееся его обогащением. В основе охотничьего хозяйства должно было лежать перспективное и оперативное планирование. Научно обоснованное ведение охотничьего хозяйства предполагало проведение целого ряда мероприятий: изучение и учет животных, благоустройство угодий, создание благоприятных условий труда и быта охотников [10, с. 6].
С другой стороны, во второй половине ХХ в. охотничье хозяйство неоднократно рассматривалось как отсталое, находящееся на низком уровне технического развития и производственной культуры. В.Н. Скалон в 1957 году писал об охотничьем хозяйстве как о «едва ли не самой отсталой отрасли советского сельского хозяйства» [10, с. 3]. Главная претензия к охотничьему хозяйству заключалась в том, что оно осталось на уровне «первобытной собирательной стадии, которую можно приравнять к подсечному земледелию в хлебопашестве» [10, с. 4]. Охотничий промысел был организован и велся по старинке, его не коснулись достижения современной техники, передовой научно обоснованной организации труда.
Приведем еще один типичный пример. В 1959 г. на базе Бодайбинской заготовительной конторы было решено создать коопзверопромхоз для научно обоснованного, комплексного использования биоресурсов тайги. Определенные изменения произошли, но не случилось главного. По итогам шестилетней работы в 1965 г. директор Бодайбинского коопзверопромхоза Коновалов отмечал, что глубинные угодья осваиваются медленно, объем заготовок пушнины и дикорастущих остался на прежнем уровне. Количество охотников в районе резко сократилось.
В конце 1960-х гг. об охотничьем хозяйстве говорили как об одной из основных традиционных и перспективных отраслей хозяйства Севера, но при этом по техническому развитию и производственной культуре остающимся на низком уровне [15, с. 25].
Слабая обеспеченность охотников всем необходимым была постоянным объектом критики на страницах отраслевых периодических изданий. Приведем некоторые примеры. Охотники-эвенки рассуждают о выделке шкурок: «Шкурки можно лучше делать. Только днем у нас времени нет, а ночи в Эвенкии темные. Нужен хороший сильный фонарик; я купил себе фонарик, а лампочек к нему нигде нет» [2, с. 11]. Качество охотничьего оружия и технического обеспечения также вызывало нарекания: «В Эвенкии любят охотиться с винтовкой ТОЗ-11, но этот образец сняли с производства. Завезли к нам малокалиберные патроны, но они дают осечки, пули заклинивает в стволе, заряды очень слабые» [2, с. 11].
Главными, как это очень часто бывало в советской экономике, были проблемы неразвитости инфраструктуры: отсутствие транспорта, товаров на-
родного потребления нужного качества и в достаточном количестве, плохая организация заготовок пушнины, дичи, дикоросов. Проблема транспорта стояла, что называется, «в полный рост»: «Давно назрела необходимость коренным образом решить проблему быстрой доставки охотника на «рабочее место»» [4, с. 15]. Глубинные охотничьи хозяйства не были обеспечены «малой авиацией», снегоходами, автомашинами, катерами лодочными моторами. «По промхозам, кроме зимы, почти круглый год сообщение только на лодке. Много ли нагребешься, да еще против сильного течения? А подвесные моторы «Москва-10» делают все хуже. Даже упаковка у них такая, что приходят моторы помятыми, поцарапанными, а иногда и поломанными» [2, с. 11].
Второстепенность сферы производства товаров народного потребления сказывалась и на охотничьем хозяйстве. Не хватало грубого шинельного сукна, палаточной ткани, не было налажено производство удобной охотничьей одежды, постельных принадлежностей, охотничьего снаряжения. Приобретение малогабаритного радиоприемника превращалось в большую проблему. А ведь это вещи остро необходимые в тайге для нормальной жизни и работы. Задача четкого и бесперебойного снабжения охотников орудиями промысла, походным снаряжением, средствами связи остро стояла на протяжении десятилетий. Это говорит о том, что она не решалась или решалась плохо, отставая от потребностей современного охотничьего хозяйства.
Еще одна серьезная, системная проблема советского охотничьего хозяйства - организация заготовок. В Советском районе Ханты-Мансийского национального округа (далее ХМНО) в начале 1970-х гг. охотники жаловались на то, что трудно сдать пушнину, так как мало заготовителей, что времена, когда заготовители сами шли к охотнику давно прошли. Весь район заготавливал несколько десятков соболиных шкурок при добыче в 400-500 штук [17, с. 5]. Промысловые ресурсы районов Севера помимо пушнины давали значительное число заготовок дичи: куропаток, боровой дичи, водоплавающих птиц, мяса диких копытных животных (северного оленя, лося и др.). Но и в этом случае поступление такой ценной продукции к потребителям ограничивалось плохой организацией заготовок и высокими тарифами на авиаперевозки.
Реальные проблемы охотничьих хозяйств и профессиональных охотников резко контрастировали с официальными успехами отрасли, фиксировавшимися по завершению пятилетки или к очередному съезду КПСС в отчетных публикациях ответственных работников, руководивших отраслью. Приведем некоторые цитаты из статьи начальника Управления госпромхозов Главохоты РСФСР Д. Удачина и главного охотоведа Ю. Смирнякова о вкладе государственных промхозов в экономику страны в восьмой пятилетке. «Промысловиков обеспечивают всем необходимым охотснаряжением, боеприпасами, продуктами и кормом для собак. Заброска их в угодья и вывозка из тайги после окончания промысла производятся на средства хозяйств с применением вертолетов и самолетов. Принимаются меры для обеспечения охотников бесплатными спецодеждой и обувью, палатками, спальными мешками, транзисторными радиоприемниками и т. д.» [15, с. 1]. При этом основными недостатками отрасли определялись низкая рентабельность, отсутствие механизации трудоемких работ, недостаток кадровых охотников [15, с. 1].
Несмотря на «официальные» успехи охотничьей отрасли, и в конце 1980-х гг. специалисты по-прежнему говорили о том, что технический прогресс обошел охотничье хозяйство стороной. Как и десятилетия назад, нет самого необходимого: совершенных самоловов и приманок, специальной одежды и снаряжения, портативной рации. «Даже отлов тигров охотники ведут, как во времена неолита» [12, с. 7].
Охотничье дело, как и любое другое, нуждается в специалистах-охотоведах. С 1931 г. их готовили в Московском пушно-меховом институте (далее МПМИ), с 1950 г. - на охотоведческом факультете Иркутского сельскохозяйственного института. В 1955 г. МПМИ был ликвидирован. На весь
СССР до 1965 г. остался только охотоведческий факультет Иркутского сельхозинститута. В 1965 г. в Кировском сельскохозяйственном институте было открыто охотоведческое отделение на зоотехническом факультете. Через несколько лет отделение стало факультетом. Первый выпуск специалистов был осуществлен в 1970 г. Для огромной страны, где охота была распространена в большинстве регионов, этого было явно недостаточно. Такая ситуация привела к огромному кадровому дефициту в охотничьих хозяйствах страны. Эти вакансии заполнялись «лицами далекими от понимания элементарных вопросов не только охоты и охотничьего хозяйства, но и охраны животного мира и его использования» [5, с. 1]. Как это происходило на практике, можно узнать из рассказа охотоведа-директора Нижнекундрюченского опытно-показательного хозяйства Б.А. Нечаева: «Довольно часто имеют место случаи, когда человек после ухода на пенсию решил переквалифицироваться на охотоведа. Учиться ему уже поздно. В природе этот человек не в состоянии отличить канюка от ястреба-тетеревятника, а ворону от грача. Он не только сам не знает, что надо делать, но еще мешает нормально работать специалистам, находящимся в его подчинении» [5, с. 2].
Складывалась парадоксальная ситуация, когда самостоятельная отрасль хозяйства практически была лишена квалифицированных кадров. Иркутский охотоведческий факультет далеко не полностью удовлетворял потребности в специалистах даже в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. Нельзя себе представить зерновые хозяйства без агронома, животноводческие комплексы - без ветеринара и зоотехника, завод - без инженера. Однако для охотничьих хозяйств такая ситуация во второй половине XX в. становилась «ненормальной нормой».
Некомпетентное руководство охотничьими хозяйствами страны приводило к печальным последствиям. В некоторых случаях это дискредитировало отрасль и ее работников. Андрей Скалон, известный писатель, выпускник охотоведческого факультета Иркутского сельхозинститута, в предисловии к своему сборнику рассказов и повестей «Красный бык» приводит такой пример: «В Тянь-Шане наблюдал тупую забаву безграмотных "акклиматизаторов", выпустивших зоопарковских зубробизонов-гибридов в ленточные альпийские ельники Заилийского Ала-Тау. Зубробизоны эти погибли, три молодые телки и двухлетний бычок, не было привычного им загона с кормушками. Странно, тяжело было видеть стоявших где-нибудь в ущелье в снегу по брюхо этих домашних животных, в тоскливых глазах у них было непонимание правил этой жесткой игры. Даже волки не принимали зубробизонов за зверей, и волчьи следы пролегали мимо» [9, с. 5].
По данным ЦСУ СССР, в 1982 г. в охотничьем хозяйстве страны на 7 296 охотхозяйственных предприятий имелось всего 3 020 специалистов с высшим образованием (не все из них были охотоведами), то есть менее одного специалиста на предприятие [5, с. 3].
Такая ситуация с кадрами негативно отражалась на деятельности охотоведов на местах. Начиная с 1950-х гг. в районах Севера сокращается количество кадровых охотников. Очень часто местные власти и хозяйственные организации отвлекали охотников в промысловый сезон на другие роботы, сокращая таким образом и без того небольшую долю профессиональных охотников. Нередко работникам заготовительных организаций приходилось вести настоящую борьбу против отвлечения охотников в промысловый сезон на другие работы. Так было, например, в Таймырском и Ямало-Ненецком национальных округах в 1950-е гг. [8, с. 8].
Еще один типичный пример непонимания значимости деятельности охотоведов в 1950-е гг. имел место в Сургутском районе (ХМНО), где охота всегда играла важную экономическую роль. С точки зрения охотоведческой науки задачи районных охотоведов заключались в организации простейшего охотпользования в районе, поиске путей вовлечения в эксплуатацию всех охотничьих угодий, содействии охране и обогащению промысловой фауны,
в контроле за деятельностью заготовительных организаций и обществ охотников, руководстве сетью охотинспекторов и массовой разъяснительной работе. В противоположность всему перечисленному председатель райисполкома Зязев присланного в район охотоведа заставлял заниматься совершенно другими делами. Когда летом 1956 года возникла необходимость сокращения аппарата, в местной газете было опубликовано следующее: «Излишнюю трату средств представляет содержание при райисполкоме районного охотоведа, функции которого сводятся к борьбе с браконьерством. Эти функции целесообразнее передать лесной охране. Большего непонимания местных условий нельзя себе представить» [10, с. 14-15].
В.Н. Скалон в своей книге приводит красноречивый пример: «Как ни странно, но ведь до сих пор в номенклатуре специалистов, которых готовят советские высшие учебные заведения, отсутствует специальность охотоведа. <...> Существует большая хозяйственная отрасль, существуют охотоведы и кое-какая их подготовка, но они остаются юридически не признанными» [10, с. 17].
Властями охотник рассматривался как кустарь-одиночка. Он что-то добывает, сдает предприятию и получает разовую плату. Его обязанности по отношению к тайге, к порученному ему участку определяются пребыванием на нем в течение определенных дней сезона охоты. В остальном он разнорабочий и только. Такое положение не оправдывается интересами дела, проблемой охраны тайги [6, с. 10]. По мнению специалистов в сфере охотничьего хозяйства, на смену промысловику-частнику должен был прийти охотник-производственник, занятый общественно полезным производительным трудом (он выполняет и перевыполняет план выхода охотничьей продукции), всей своей жизнью связанный с тайгой и кровно заинтересованный в ее сохранении. Он должен получить право и возможность охраны природы своих участков от случайных людей, использования ресурсов дикой живой природы и нести ответственность перед государством и народом за сохранность тайги как величайшей ценности [6, с. 8].
В 1969 г. охотовед, штатный охотник Селезнев, работавший над научно-производственной темой в бассейне реки Томпа на северо-восточном Байкале, потушил два пожара, начавшихся по вине туристов, и предотвратил еще один, который мог начаться на его участке, где он находился летом. Севернее, на соседних участках, выгорело несколько сот гектаров тайги, подожженной туристами, - охотники с этих участков были отозваны на хозяйственные работы в промхоз [6, с. 12]. Можно привести пример того, как люди, не подготовленные для пребывания в тайге, не понимающие ее, наносят колоссальный вред природе. Этот случай описан в книге А. Сосунова «Селем-джинские хребты» [11, с. 168].
Четыре геолога заблудились под хребтом Турана в поисках рек Ульмы и Манкура. Хотя у них были и компас, и карты, и винтовки, они не могли ни выбраться, ни прокормиться и для спасения не нашли ничего лучшего, как <...> поджечь тайгу. Прилетевшие вертолеты спасли этих людей, но «из-за их беспомощности, трусости пострадала на огромной площади ценная промысловая тайга, сгорело более десяти тысяч гектаров угодий, погибло много молодняка животных и птиц» [6, с. 12].
При этом количество профессиональных охотников в промысловых регионах, в том числе и на Севере, на протяжении всей второй половины ХХ в. неуклонно сокращалось. Сокращение количества кадровых охотников приводило к увеличению промысловой территории на одного охотника. Во второй половине 1950-х гг. в Чукотском национальном округе на одного охотника приходилось 560 км2 охотугодий, в Ямало-Ненецком - 789 км2 и в Таймырском - 824 км2 [8, с. 8].
Активное развитие нефтегазовой отрасли на Севере Западной Сибири также приводило к сокращению количества кадровых охотников, угодья которых попадали в зону промышленного освоения. Так, в начале 1970-х гг. на тер-
ритории Советского района (ХМНО), где действовали три производственно-охотничьих станции, осталось менее десяти штатных охотников [17, с. 4].
В северных охотничье-промысловых районах Сибири устойчиво падал интерес к охотничьему промыслу. «Дети охотников-аборигенов не хотят заниматься профессией своих отцов. Число профессиональных кадровых охотников не увеличивается и пополняется в основном русскими. На севере нужно создавать особые ПТУ, которые готовили бы звероловов, звероводов, оленьих пастухов» [12, с. 7].
В Ханты-Мансийском округе уже с середины 1950-х гг. в заготовках пушнины главную роль играло звероводство, а не охота. В 1955 г. округ сдал государству пушнины на 20 млн рублей. Из этой суммы только 6,8 млн рублей приходилось на продукцию охотничьего промысла [13, с. 12]. Две трети плана заготовок выполнялось за счет звероферм. Властями явно недооценивался охотничий промысел, несмотря на то, что природные условия округа позволяли активно его развивать. Специалисты охотничьего хозяйства причину видели в недостатках хозяйственной политики на Севере, связанную с переводом коренного населения на оседлый образ жизни и сселения их в крупные поселки. В качестве примера можно привести Сургутский район (ХМНО). До политики сселения ханты равномерно расселялись семьями по всей территории района. Это давало возможность добывать на месте пушнину, дичь, ловить рыбу, собирать орехи и т. д.
Это исключало длительные переезды в отдаленные промысловые угодья. Охотники могли переходить из одних угодий в другие по мере изменения насыщенности территории пушными животными с наименьшими временными и физическими затратами. Специалисты-охотоведы отмечали, что, сселяя людей в поселки, власти не учитывали интересы охотников. «В охотничьих угодьях, где промышляли ханты до сселения, не построили ни одной избушки и базы. По существу хантов - потомственных охотников оторвали от промысла и заставили заниматься менее доходной рыбной ловлей» [13, с. 12]. Многие глубинные селения оказались пустующими, а охотничьи угодья заброшенными. Ф.Р. Штильмарку в 1956 г. пришлось быть свидетелем того, как в Сургутском районе (ХМНО) занятие охотничьим промыслом ставилось даже в вину местному населению. «Молодежь заражается от стариков охотой, - говорил один из председателей национальных артелей» [17, с. 4]. В том же 1956 году, богатом на белку, запрещали продавать боеприпасы, чтобы колхозники не отвлекались охотой [17, с. 4].
Кроме того, отмечалось, что специализация хантов на добыче рыбы экономически не оправдывалась. Добывались в основном частиковые породы: щука, язь, ёрш и чебак. То есть в экономическом плане «дешевые» сорта рыбы. Для перевозки такой рыбы до мест переработки, например, до Сургута, иногда приходилось покрывать расстояние до 300 км. Это обходилось государству очень дорого.
Такая ситуация приводила к тому, что в целом в Тюменской области охотничьи угодья осваивались на 40-50 %, в отдаленных районах - на 30 %. Об этом говорилось на совещании работников охотничьего хозяйства, областных и краевых обществ охотников Сибири и Урала, созванного Главным управлением охотничьего хозяйства и заповедников при Совете Министров РСФСР [3, с. 9]. Такая же ситуация складывалась и в Восточной Сибири, угодья которой также осваивались не более чем на 50 %. Угодья, расположенные рядом с населенными пунктами, испытывают перепромысел, а удаленные угодья не осваивались. Таким образом, в более обжитой полосе поголовье зверей резко сокращалось от чрезмерной добычи, а в удаленных угодьях происходило перенаселение и, как следствие, возникновение эпизоотий и также резкое падение численности [10, с. 26]. Такая ситуация оставалась типичной и в последующие десятилетия.
Специалисты говорили о том, что большинство промысловых угодий Крайнего Севера далеки от насыщения промысловыми животными и допу-
скают значительное увеличение численности. Поэтому важными считались обогащение промысловой фауны новыми видами, акклиматизация и реаккли-матизация ряда промысловых животных - ондатры, американской норки, соболя, бобра и др. Таким образом, обогащение промысловой фауны и создание условий для увеличения численности поголовья отдельных видов промысловых животных рассматривались как важнейшие условия повышения экономической эффективности охотничьего хозяйства. Эта деятельность активно развивалась во второй половине 1940-х гг. Но уже к середине 1950-х она практически прекратилась. Единственный в стране Верхнее-Буреинский соболиный племенной рассадник был закрыт [12, с. 7].
Также важно отметить, что охота в целом как вид профессиональной деятельности подвергался критике. Низкая роль охоты в общем природопользовании была связана во многом с идеализацией природы в общественном сознании и антиохотничьим движением в обществе. Писатель-охотовед Всеволод Сысоев приводит такой пример из своей практики. Один дальневосточный писатель сказал ему как бы с сожалением: «Чтобы вы ни говорили, но охота - занятие безнравственное» [12, с. 7]. И такие нападки «псевдохранителей природы» были нередкими. По сути дела, в общественном сознании очень часто между понятиями охотник и браконьер ставился знак равенства.
Любое снижение численности диких зверей и птиц (особенно охотничьих видов) вызывает обвинения в адрес охотников в подрыве ресурсов. Между тем основной причиной подобного снижения зачастую являлось ухудшение условий обитания вследствие антропогенного преобразования угодий и даже полного исчезновения местообитаний отдельных видов. Охотничьи хозяйства своими затратами на охрану и воспроизводство диких зверей и птиц компенсировали не столько свои издержки (так как ресурсы многих видов недоиспользовались), сколько возмещали ущерб, наносимый диким животным и их среде обитания смежными отраслями природопользования (гидростроительством, сельским и лесным хозяйством, рекреационной деятельностью человека и т. д.) [16, с. 6].
Специалисты выделяли следующие «родовые» недостатки советского охотничьего хозяйства как отрасли природопользования: планирование от достигнутого, не учитывающее динамичности используемых ресурсов и их в целом низкого освоения; затратные принципы интенсификации охотничьего хозяйства, когда критерием интенсивности его ведения стало количество вкладываемых средств на единицу площади хозяйств без учета конечного результата, ведомственная разобщенность охотпользователей и охотоведческой науки [16, с. 6].
Охотничье хозяйство в СССР, несмотря на декларирование интенсификации и научного подхода, шло по экстенсивному пути развития. Количество заготовок росло, но не росло качество ведения охотничьего хозяйства. В научно-практическом, организационном и производственном плане оно постоянно отставало от запросов времени. Это порождало одни и те же проблемы: медленного внедрения последних достижений охотоведческой и биологической наук в практику, большого количества разноведомственных организационных форм ведения хозяйства, низкой технической и в целом материальной оснащенности охотников, постоянной нехватки профессиональных кадров, - все эти проблемы переходили из одного десятилетия в другое на протяжении всего ХХ в.
Выступая на VII Всероссийском съезде Росохотрыболовсоюза (1982 г.), заместитель начальника Главохоты РСФСР А.В. Нечаев сказал: «Настала пора вести охотничье хозяйство на научной основе. Нельзя считать охотничьим хозяйством то, которое только числится в сводке, не ведет учета фауны, где не остолблены границы и не проведено внутрихозяйственное охоту-стройство» [5, с. 3].
Об этой поре ученые и специалисты-охотоведы говорили еще на рубеже Х1Х-ХХ вв., затем в середине XX в., но она так и не наступила.
Литература
1. Будьков, С.Т. Социально-экономические аспекты формирования Западносибирского территориально-производственного комплекса [Текст] / С.Т. Будьков // Человек на Севере. Экономические, социальные и нравственные проблемы : тез. докл. Областной научно-практ. конф. (27-30 сент., 1988 г.). -Тюмень : Тюм. Облтипография, 1988. - Ч. 1. - 234 с.
2. Дормидонтов, Р. На слете передовиков [Текст] / Р. Дормидонтов // Охота и охотничье хозяйство. - 1965. - № 1. - С. 11.
3. Зайцев, М. Совещание в Новосибирске [Текст] / М. Зайцев // Охота и охотничье хозяйство. - 1957. - № 6. - С. 8-12.
4. Коновалов, В. Проблемы глубинных угодий [Текст] / В. Коновалов // Охота и охотничье хозяйство. - 1965. - № 1. - С. 14-15.
5. Мараков, С. Проблемы охотоведческого образования [Текст] / С. Мараков,
B. Сафонов // Охота и охотничье хозяйство. - 1984. - № 7. - С. 1-3.
6. Скалой, В.Н. Предложения по упорядочению дела охраны и использования ресурсов дикой живой природы тайги [Текст] / В.Н. Скалой. - Иркутск : ИСХИ, 1970. - 16 с.
7. Ракита, С.А. Природа и хозяйственное освоение Севера [Текст] / С.А. Ракита. - М. : Изд-во МГУ, 1983. - 190 с.
8. Сдобников, В. Промысел на Крайнем Севере и задачи научных исследований [Текст] / В. Сдобников // Охота и охотничье хозяйство. - 1957. - № 11. -
C. 8-9.
9. Скалон А. Красный бык [Текст] : рассказы, повести / А. Скалон. - Новосибирск : Западно-Сибирское кн. изд-во, 1973. - 223 с.
10. Скалон, В.Н. Организация охотничьего хозяйства Сибири [Текст] / В.Н. Скалон. - Иркутск : Иркутское кн. изд-во, 1957. - 84 с.
11. Сосунов, А. Селемджинские хребты [Текст] / А. Сосунов. - Новосибирск : Западно-Сибирское кн. изд-во, 1969. - 184 с.
12. Сысоев, В. Романтика древней профессии [Текст] / В. Сысоев // Охота и охотничье хозяйство. - 1989. - № 1. - С. 7.
13. Трофимов, Г. Забытая отрасль хозяйства [Текст] / Г. Трофимов // Охота и охотничье хозяйство. - 1957. - № 4. - С. 12-13.
14. Тюрденев, А.П. Основные направления в развитии сельского и промыслового хозяйства Севера СССР [Текст] / А.П. Тюрденев, В.Н. Андреев // Проблемы Севера. - М. : Наука, 1968. - Вып. 13. - С. 7-39.
15. Удачин, Д. Вклад государственных промхозов [Текст] / Д. Удачин, Ю. Смир-няков // Охота и охотничье хозяйство. - 1971. - № 10. - С. 1-2.
16. Ширяев, В. Конечный результат - урожай в закромах [Текст] / В. Ширяев // Охота и охотничье хозяйство. - 1989. - № 1. - С. 6.
17. Штильмарк, Ф. Нужды охотничьего хозяйства Ханты-Мансийского округа [Текст] / Ф. Штильмарк // Охота и охотничье хозяйство. - 1971. - № 10. -С. 4-5.
