CC BY
143
Предлагаем вниманию читателей продолжение статьи, первая часть которой была опубликована в прошлом номере журнала (2016. №2. С. 50-59)
В. Н. Баукин, Ю. И. Строев, Л. П. Чурилов
РАЗМЫШЛЕНИЯ О РУССКОМ ЯЗЫКЕ В МЕДИЦИНЕ
ЧАСТЬ II
VALERIYN. BAUKIN, YURYI. STROEV, LEONID P. CHURILOV THOUGHTS ON THE RUSSIAN LANGUAGE IN MEDICINE. PART 2
«Хороший врач должен быть философом» Клавдий Гален [129(31?)-200(17?)]
Валерий Николаевич Баукин
Преподаватель курса внутренних болезней Санкт-Петербургский Фельдшерский колледж ул. Ушинского, д. 45 Санкт-Петербург, 195267, Россия
Юрий Иванович Строев
Кандидат медицинских наук, доцент, профессор кафедры патологии ► [email protected]
Леонид Павлович Чурилов
Кандидат медицинских наук, доцент, заведующий кафедрой патологии ► [email protected]
Санкт-Петербургский государственный университет Университетская наб. 7/9, Санкт-Петербург, 199034, Россия
Valeriy N. Baukin
Saint Petersburg Medical Assistant College Bld. 45. ul. Ushinskogo, Saint Petersburg, 195267, Russia
Yury I. Stroev, Leonid P. Churilov
Saint Petersburg State University 7/9 Universitetskaya nab., St. Petersburg, 199034, Russia
В медицине, как и в других сферах человеческой деятельности, постоянно употребляются сложные слова (обычно иностранного происхождения). Чаще всего используются в медицине сложные слова, оканчивающиеся на -графия (например: рентгенография, фотография, электрокардиография, флюорография, томография, реография, импеданс-плетизмография, энцефалография и т. п.), на -логия (физиология, патология, дерматология, неврология и т. п.), на -метрия (спирометрия, антропометрия, офтальмометрия и т. п.) или просто — на -ия (фобия, терапия, эпилепсия, наркомания и т. п.). Знание медицинских терминов и понятий населением страны объясняется возросшей его образованностью в вопросах медицины. И если в быту никто не говорит география, фотография, филология, геометрия, демагогия, то в медицинской среде (не говоря уже о пациентах) нет единого мнения о произношении профессиональных терминов. Так, одни медики говорят энцефалография, флюорография, спирометрия, эпилепсия, другие — энцефалогрйфия, флюорогрйфия, спиромётрия, эпилёпсия и т. п. В некоторых словарях русского языка в подобных словах разрешаются два ударения, например в слове флюорография (с пометой проф.).
Очевидно, разное ударение в одних и тех же словах и, в частности, специальных терминах обусловлено разным их произношением на латинском, немецком или французском языках. Так, по правилам латинской грамматики, ударение принято ставить на втором слоге от конца слова, в то время как во французском языке ударение всегда падает на его конец. А вот в немецком языке, по обыкновению, ударение падает на начало слова, кроме слов заимствованных; но при этом во всех заимствованных немцами греческих и латинских терминах, оканчивающихся на graphie, logie, metrie и ie, ударение всегда падает на дифтонг ie в конце слова, который произносится, как одна гласная i, например Geographie (географи), Pathophysiologie (патофизиологи), Spirometrie (спирометри), Epilepsie (эпилепш) и т. д.
Продолжая разговор о медицинских терминах, давайте вспомним, что подавляющее большинство медицинских понятий и выражений пришло в наш язык из латинского и других европейских, особенно из немецкого и французского, учитывая источники вдохновения царя-реформатора, создателя первых российских университета и Академии наук, принимая
во внимание корни и родство российского царствующего дома (после смерти Анны Иоанновны Романовой 28 октября 1740 года на троне Империи не было ни одного чистокровно русского монарха) [14], корни и связи высшей аристократии и явное преобладание в России ХУ11-Х1Х вв. врачей-иностранцев, в частности, французов и особенно немцев, которые, в свою очередь, заимствовали медицинские термины из древнегреческого и латинского языков.
Однако наш первый профессиональный ученый М. В. Ломоносов (1711-1765), ректор Санкт-Петербургского университета, по ходатайству которого к императрице Елизавете I в 1755 году был основан в Москве второй русский университет [24], считал, что в России должны преподавать российские профессора на русском языке. Тем не мнее иностранцами — германцами и швейцарцами — были первые приглашенные Петром Великим русские академики и адъюнкты Академии наук (в том числе в 1725 году — первый физиолог Даниил Бернулли (1700-1782). Профессора, приглашенные в университеты Санкт-Петербурга и Москвы, тоже в основном были иностранцами, а лекции читались или на латинском, или на немецком языках. Тем более что и с набором русских студентов в крепостной стране вначале существовали большие затруднения: учились свободные подданные Российской Империи, часто — этнически нерусские, да дети русской знати, свободно владевшие западными языками. Дети аристократии в основном не считали врачебную карьеру престижной. И уже в первой трети XIX века, когда понадобилось значительно увеличить выпуск врачей, даже пришлось брать в Императорскую медико-хирургическую академию на льготных условиях недоучившихся семинаристов и священников — они были единственными русскими молодыми людьми не из аристократов, знавшими основы греческого и латыни, без чего нельзя было обучаться медицине — прочих в школах для простого люда античным языкам не учили [12]. Ученик М. В. Ломоносова, сын священника, профессор красноречия и философии Н. Н. Поповский (1730(?)-1760) в сво-
ей первой лекции в Московском университете сказал: «Нет такой мысли, кою бы по-российски изъяснить было невозможно». Это, естественно, вызвало определенное неприятие иностранной профессуры, и только спустя 12 лет от основания Московского университета, в 1767 году, русская императрица, этническая немка Екатерина II разрешила читать лекции в университетах на русском языке.
Однако практически все отечественные корифеи медицины получали высшее медицинское образование и усовершенствование не только в России, но еще и в Западной Европе. Конечно, уже в XIX столетии, благодаря замечательной работе императорских университетов и Медико-хирургической академии, много лет возглавлявшейся шотландцем по рождению, выдающимся русским военным врачом и организатором медицины Я. В. Виллие (1768-1854) [27], появились массовые национальные медицинские кадры. Но не следует забывать, что врачи в имперской России были не только университетски образованными, но и весьма состоятельными людьми (средняя зарплата русского земского врача была больше среднего дохода частнопрактикующего врача в Берлине и Вене) [6]. За редчайшим исключением, все русские врачи, воспитанные немецкими гувернерами и французскими боннами и жившие в многонациональной империи (согласно переписи 1897 года более 14% населения России составляли католики и протестанты, одних только немцев в России 1913 года постоянно проживало свыше 2,4 миллиона или почти 1,5% населения), владели не только русским языком; при этом ни виз, ни санкций не существовало, а российский школьный аттестат, как и университетский диплом, в Германии и многих других странах действовали автоматически [23]. И, таким образом, ни языковых, ни политических, ни экономических, ни бюрократических препятствий к широчайшему взаимодействию с западным научно-медицинским сообществом у русских врачей не было. Для лучших выпускников-медиков предусматривалась обязательная стажировка за границей за казенный счет с выполнением научной работы, публиковав-
шейся, как правило, в западноевропейских изданиях на немецком или французском языках. Для всех выпускников (не поступивших на военную службу) была открыта возможность в любое время (а для военных — в период отпуска) стажироваться за свой счет, что состоятельные и свободно говорящие на иностранных языках русские врачи очень часто и делали. В первой половине XIX века в Гейдельберге, например, временами более трети студентов были из России! [31]. Разумеется, все это определило становление подъязыка медицины в России на основе иностранных слов.
Но мы в медицинской речи используем все же, в большинстве своем, слова русские. Вот, например, слово жёлчь.
До сих пор ведутся споры о том, как правильно писать и говорить — жёлчь или желчь. Откуда появилось слово жёлчь? Какая его этимология? Практически во всех словарях русского языка слово жёлчь приводится с буквой ё. Этой буквой, дорогой русскому сердцу и входящей во многие очень важные в России слова, мы обязаны Екатерине Романовне Воронцовой-Дашковой (1743-1810), которая 29 ноября 1783 года на заседании Академии наук (директором которой эта дама была, что в других странах в то время было немыслимо), думая, скорее всего, о скорой встрече Нового года, попросила академиков, среди которых были корифеи словесности — Д. И. Фонвизин и Г. Р. Державин, написать слово ёлка. Выяснилось, что нет в петровской азбуке буквы для первого звука этого простого слова! И академики порекомендовали такую букву ввести. Ни одна старославянская буква не имеет сверху умлаута. Поэтому и эта очень русская часть нашей графики была навеяна Е. Р. Воронцовой-Дашковой знакомством с западными — шведским, немецким и французским алфавитами [30; 9]. Но получилось хорошо!
В некоторых словарях, однако, слово жёлчь приводится и с буквой ё, и с буквой е, при этом иногда на первом месте стоит слово жёлчь, а иногда — желчь. В соответствии с этим приводятся и производные от жёлчи / желчи слова (желчно-
каменная болезнь или жёлчнокаменная болезнь, жёлчный пузырь или желчный и т. д.).
В «Словаре русского языка» С. И. Ожёгова Читаем: «Жёлчь, -и, ж. 1. Жёлто-зеленая горькая жидкость, выделяемая печенью. Разлитие желчи. 2. перен. Раздраженное состояние, раздражение. Сказать с желчью. I1 прил. Жёлчный, -ая, -ое (к 1 знач.). Ж. пузырь» [17]. В «Большом толковом словаре русского языка» С. А. Кузнецова читаем: «ЖЕЛЧЬ; ЖЁЛЧЬ, -и, ж. 1. Жёлто-зеленая или темно-коричневая горькая жидкость, выделяемая печенью...» [3: 302]. Из этого следует, что название данной жидкости организма определяет внешнее органолептическое свойство — жёлтый цвет, который пишется через букву ё. Казалось бы, и разбираемый нами экскрет печени — жёлчь — должен писаться через ё. Любопытно, между прочим, что в одном из самых авторитетных в мире словарей — «Этимологическом словаре русского языка» российского немца, выпускника Петербургского университета Макса Юлиуса Фридриха (Максимилиана Романовича) Фасмера (1886-1962) — приводится следующее толкование происхождения этого слова: «Жёлчь, ж., укр. жовч, блр. жолц, др.-русск. зелчь чаще, чем жълчь, ... II ...др.-русск. зълчь древнее, чем форма на £-, поэтому все эти слова связаны с зелёный и лишь вторично испытали влияние слова жёлтый...» [28: 45].
По мнению Е. В. Пчелова, «статус буквы „ё" в настоящее время выглядит предельно странным. Вроде бы она есть, более того отражает определённые, совершенно явственные фонетические явления (так же, как и буквы Я или Ю), но её как бы нет, более того, она официально считается „необязательной"» [18]. Это, конечно же, происходит в угоду удобству письма на компьютерных и телефонных клавиатурах. Но можно ли считать такую тенденцию приемлемой и позитивной? Ведь на Западе не отказываются от своих умлаутов, впрочем, у них просто букв мало, у англичан, скажем, 26, по другую сторону Английского канала (или Ла-Манша?) — у французов и у экономных немцев — столько же, у шведов — 29. А у нас целых 33! Было и больше — в имперский период. Большевики алфавит сократили, но на ё долго не покушались: даже распоряжение ста-
линского наркома просвещения В. П. Потемкина № 1825 от 24 декабря 1942 года было — неукоснительно ё печатать! Есть разные версии, почему в не самой простой обстановке 1942 года правительство озаботилось вдруг буквой ё. Одна из них связывает судьбу этой буквы в СССР с тем, что дорогое имя В. И. Ленина в творительном падеже, вслед за Н. К. Крупской, которая избрала в своих письмах именно такую орфографию, писалось в Стране Советов всегда Ильичём, тогда как все остальные Ильичи — даже П. И. Чайковский и Л. И. Брежнев — были через о. Ведь кому как не верной подруге вождя знать лучше других насчет его ё и о! [9; 4]. Язык создают все его носители, но некоторые из них явно «равнее других»... После того как ленинизм перестал в нашей стране быть государственной доктриной, через непродолжительное время «зашаталась» и буква ё. А если бы Ильич был не Ильич, а, например, Дормидонтович? Была бы у нас тогда буква ё? Впрочем, как мы уже упоминали выше, выдавливают её из алфавита и ради упрощения раскладки компьютерных и телефонных клавиатур. Но ведь мы пока еще не живем в царстве победивших роботов и иногда общаемся языком, а не пальцами и кнопками!
Впервые буква ё появилась в русской печати не сразу после рекомендации Академии наук, а только в 1795 году. Декрет о реформе орфографии 1917-1918 гг., отменивший три буквы: ять, фиту, и десятеричное I (обозначавшее в старину число и цифру 10), узаконил 33 буквы русского алфавита, который и поныне имеет седьмую по счету букву — ё. Реформа, однако, явилась причиной и некоторых недоразумений. Так, нашим школьникам учителя литературы не всегда объясняют, что до указанной реформы название романа Л. Н. Толстого было таким: «Война и м1ръ». После реформы буква I стала писаться так же, как и. А посему название великого романа оказалось искаженным: ибо отечественные читатели воспринимают название романа как «войну и мир», потому что слово миръ (через букву и) прежде означало 'отсутствие ссоры, вражды, несогласия, войны; лад, согласие, единодушие, приязнь, дружба, доброжелательство, тишина, покой, спо-
койствие' [8]. Но Л. Н. Толстой в названии романа имел в виду «войну и общество, людей, весь свет», изобразив героями романа представителей разных стран и всех слоёв общества и их отношение к войне, так как слово м1ръ (через букву I) прежде означало 'вселенную, нашу землю, земной шар, свет, всех людей, весь свет, род человеческий и т. д.' [Там же].
Е. В. Пчелов и В. Т. Чумаков указывают, что «...употребление буквы „ё" имеет ряд серьезных положительных сторон. Прежде всего, оно облегчает процесс обучения чтению. Недаром в букварях и учебниках начальной школы буква „ё" систематически употребляется. Сближая написание слова с его живым употреблением, буква „ё" предупреждает говорящего о возможных орфографических погрешностях и ошибках» [19]. Член Межведомственной комиссии по русскому языку, редактор журнала «Народное образование», председатель Союза ёфикаторов, член Союза писателей России В. Т. Чумаков считает, что «... вместо буквы Ё печатать букву Е — ошибка! Ошибка орфографическая, ошибка политическая, ошибка духовная и нравственная!» [30].
Мы полагаем, что если бы было узаконено написание буквы ё, что, по мнению специалистов русского языка, должно состояться, то не было бы проблем с двойным написанием и произношением слов, в том числе — важных медицинских терминов, в частности слова жёлчь и однокорен-ных с ним.
Академик Л. А. Вербицкая пишет: «Считается, что нормализация для устной речи — явление вторичное, и что воздействие на устную речь идёт через письменную. Вряд ли с этим можно согласиться... сейчас... наблюдается именно непосредственное воздействие устной речи на дикторов радио, телевидения и др. на устную речь носителей языка, а не воздействие через речь письменную» [5].
По нашему мнению, произношение жёлчь — это пример как раз воздействия на устную речь через письменную. Это — пример исполинской памяти мозга человека, который хранит зрительные образы сотен тысяч когда-либо увиденных (или прочтенных) им слов. Известно, что начинающих
читать детей учат читать не «по буквам», а «по слогам», а умеющие читать люди воспринимают когда-то прочтённое (увиденное) слово, по-видимому, сразу целиком, т. е. таким, каким его запомнил мозг при первом его прочтении. При этом в головном мозге сразу же возникает зрительный образ написанного. Иначе никаких эмоций не вызывало бы, например, описание природы И. С. Тургеневым или баталий — Л. Н. Толстым. Недаром писатель и врач Антон Павлович Чехов (1860-1904) так отозвался о романе И. С. Тургенева «Отцы и дети»: «Боже мой! Что за роскошь „Отцы и дети". Просто хоть караул кричи. Болезнь Базарова сделана так сильно, что я ослабел, и было такое чувство, как будто я заразился от него. А конец Базарова? А старички?.. Это чёрт знает, как сделано. Просто гениально» [29].
Мать одного из авторов этой статьи — заслуженный учитель школы РСФСР Татьяна Ивановна Захарова (Строева), окончившая в 30-е годы педагогический техникум в г. Ливны Орловской области, — рассказывала комичный эпизод из своей летней практики по «ликбезу» среди крестьян (победоносный «ликбез» 20-30-х годов в СССР — ликвидация неграмотности в процессе массового обучения грамоте взрослых и подростков). Учащихся-практикантов снабдили букварями с рисунками. Одна пожилая крестьянка сказала, что она знает все буквы, умеет читать и продемонстрировала это «умение» на слове «петух», над которым в букваре было красочное изображение петуха. Она правильно назвала все буквы в слове: «п», «е», «т», «у», «х». Но когда её попросили прочитать слово «петух» вслух, она с достоинством «прочитала»: «Кочет!»
Наглядный пример, что умеющие читать воспринимают написанные слова как иероглифы, продемонстрировал учащимся ливенского педагогического техникума преподаватель русского языка Михаил Наумович Белоцерковский, отец выдающихся советских ученых — математика О. М. Белоцерковского и инженера-ракетчика С. М. Белоцерковского. Учительница Т. И. Захарова рассказывала, что когда она вошла в класс на первое занятие по русскому языку, ей и остальным учащимся бросился в глаза вывешенный над классной
доской лозунг, написанный крупными буквами, запрещавший разговаривать во время занятий. Спустя целый учебный год, на последнем занятии, М. Н. Белоцерковский попросил присутствующих прочитать этот лозунг внимательно, по слогам. Оказалось, что на лозунге в слове «разговаривать» была сделана умышленная ошибка: вместо «НА УРОКАХ НЕ РАЗГОВАРИВАТЬ!» было написано «НА УРОКАХ НЕ РАЗВОГАРИВАТЬ!». И в течение целого года никто из учащихся этого подвоха не обнаружил! Значит, они эту «описку» не удостоили внимания благодаря иероглифической памяти мозга.
Известно, что у китайцев нет букв, но «читать» иероглифы они в большинстве своем умеют. Каждый из произошедших от пиктограмм иероглифов, как известно, символизирует какое-то понятие. Неоднократно посещая по роду нашей научно-педагогической деятельности многонациональный Китай и прибегая к помощи нашего ученика, китайского врача Чжао Вэньлуна, мы убедились в великом могуществе иероглифического письма. Так, наш студент-переводчик, не совсем понимая кантонский южно-китайский диалект, «разговаривал» со всеми китайцами с помощью иероглифических записок, и собеседники прекрасно понимали друг друга. А однажды выдающийся японский патофизиолог академик Ютака Оомура читал в СПбГУ лекцию на английском языке, однако вся презентация лекции оказалась на языке японском. И Чжао Вэньлун, совершенно не владея японским языком, сравнительно легко переводил содержание презентации на русский, так как многие китайские и японские иероглифы, оказывается, одинаковы не только по написанию, но даже по значению. А японцы, как выяснилось, могут читать китайские газеты, даже не зная, как произносятся те или иные китайские иероглифы.
Приведенного нами обсуждения, вероятно, вполне достаточно, чтобы понять, что в разных сферах жизни применяются разные слова и термины, относящиеся к подъязыкам, связанным с разными видами человеческой деятельности. Примеров таких множество, а неправильно произносимых слов еще больше. Но они общеизвестны, однотипны, не носят узкоспециального харак-
тера, поэтому их произношение все-таки должно быть унифицировано, в частности, в медицине.
Именно здесь нередко семиотические проблемы ведут к созданию и укоренению лжепонятий, реально мешающих прогрессу медицинского знания и взаимопониманию медиков разных специальностей. В свое время такие архаичные термины, пережившие свое время, выдающийся советский патолог И. В. Давыдовский назвал оковами медицинского знания [7]. Мы называем парадоксом Миклухо-Маклая ситуацию, существующую в медицине, — последней из наук, которая, в отличие от химии, физики, математики, биологии, — все еще не выработала единого, универсально понимаемого всеми ее отраслями профессионального языка и непротиворечивого тезауруса. Дело в том, что когда Николай Николаевич Миклухо-Маклай (1846-1888), выпускник медицинского факультета в Йене, ближайший ученик крупнейшего эволюциониста Э. Геккеля, несостоявшийся, хотя и дипломированный врач (и состоявшийся великий этнограф и антрополог), — высадился на острове Папуа, то был поражен тем фактом, что папуасы из соседних, разделенных лесом или рельефом деревень говорят в каждой из них на своем, особом языке и не понимают друг друга, с трудом объясняясь жестами [16]. Ведь у них не было иероглифов!
Образование, как фундаментальное, так и прикладное, — это, прежде всего, привитие определённого профессионального мышления. Язык — инструмент мышления (как выразился в 1934 году А. Н. Толстой — его орудие) [26]. Но до сих пор не только в разных странах врачи называют одинаковыми терминами разные понятия, а одни и те же понятия — терминами различными, но даже и в одной стране медики разных специальностей применяют порой разные термины для обозначения одного и того же. То, что для русского и немца — белый тромб, для англичанина и американца — platelet plug (буквально: тромбоцитарная затычка). Это не означает, что по одну сторону океана медики образованнее, чем по другую. Но, увы, это значит, что их тезаурус не совпадает. Одни и те же «именные» болезни, синдромы, методы, явления (а их око-
ло 10 000!) в медицинском сообществе разных стран исторически принято именовать в честь разных медиков. Диффузный токсический зоб — в немецко- и русскоязычных странах — болезнь фон Базедова, у итальянцев — болезнь Флаяни, в Ирландии — болезнь Парри, а в Англии и всех ее бывших колониях, включая США, — болезнь Грейвса. Эта ситуация, немыслимая в физике, химии, математике и большинстве гуманитарных наук, затрудняет преподавание и обучение, особенно в международных медицинских программах [13].
Более того, мы вспоминаем точку зрения школы позитивистов, в частности, экс-российского разведчика и польско-американского философа Альфреда Коржибского (1879-1950), постулировавшего, что причиной конфликтов служит разное значение, придаваемое одним и тем же словам, и одинаковость слов, используемых в разных смыслах [34]. Собственно, задолго до XX века первым позитивистом был уже Рене Декарт (15961650) — см. эпиграф к первой части этой статьи в № 3 данного издания за 2016 году, воспроизведенный после Декарта и А. С. Пушкиным*. Именно медицина очень явно страдает от позитивистских коллизий. Зачастую в профессиональном подъязыке отдельных медицинских специальностей бытуют устоявшиеся термины, которые сложились в эпоху, когда сущность обозначаемых ими явлений была далека от раскрытия. Со временем они превратились в дезориентирующие лжетермины, противоречащие современному пониманию биомедициной тех механизмов и явлений, которые за ними стоят. Такие архаичные клише ощутимо сковывают саморазвитие профессионального интеллекта обучаемых, дезориентируют их. Мы привыкли к устоявшемуся клише «общая интоксикация». Но яд всегда конкретен: нет отравления «вообще», есть отравление только конкретными ядами [10]. За термином этим скрывается то, что современная патофизиология считает избыточным системным действием местных биорегуляторов, управляющих воспалением. Подобных примеров в медицинском подъязыке масса: половой хроматин никогда не встречается в нормальных половых клетках; миелома являет-
ся опухолью из клеток не миелоидного, а лимфо-идного происхождения; нервная анорексия — это не нервное, а эндокринное заболевание; рефлекс Эйлера-Лильестранда не может более называться рефлексом, так как воспроизводится при полном пересечении всех нервов легких; одну и ту же болезнь эндокринолог называет гипоталамопатией, а невропатолог по традиции зовет вегето-сосуди-стой дистонией (хотя в текущей Международной классификации болезней вообще нет такого понятия) [15]. Постоянно, особенно — в текстах, написанных биологами, а не врачами, смешивают понятия отёк и набухание клетки, называя зачем-то последнее клеточным отёком, тогда как по определению отёк — это избыточное скопление тканевой жидкости в межклеточном пространстве, а совсем не внутри клеток. Стесняются употреблять в медицине русское слово водянка, как якобы просторечное — в то время как это законное и единственное обозначение в русском медицинском тезаурусе для скопления так называемой «трансцеллюлярной» жидкости — в серозных полостях (плевральной, брюшной), точный эквивалент латинского "hydrops" [11], присутствующий во всей русской медицинской классике. И все это не так безобидно, как может показаться на первый взгляд. Специалисты по компьютерным базам данных при попытке создать электронный паспорт здоровья и унифицировать в цифровой форме базы данных различных отечественных лечебно-профилактических учреждений столкнулись с проблемой: значительная часть диагнозов, которые вполне квалифицированные и добросовестные медики в больницах и поликлиниках выставляют, либо совсем отсутствует в Международных классификациях болезней (то есть название употребляется локально — в России — по привычке или по конвенции врачей, унаследовавших этот термин от тех, кто их учил), либо же сравнение показывает, что медики, учившиеся в разных школах и приобретшие разные специализации, неидентично именуют одно и то же. Когда действуют люди — то все всё понимают (или им кажется, что понимают), а вот компьютер такой «умный», что разобраться в этом принципиально не сможет [15].
Проблема точности и однозначности терминологии насущна и для медико-биологической науки. Мы часто читаем: оксидативный стресс. И в сознании медиков это явление отождествляется со стрессом как типовым нейроэндокрин-ным ответом организма как целого на реально или потенциально угрожающий либо неожиданный раздражитель, происходящим с участием ги-поталамо-гипофизарно-надпочечниковой системы [32]. А ведь oxidative stress это совсем не стресс, он может происходить и в пробирке, там, где нет ни надпочечников, ни их гормонов, ни других участников стресса. Это всего лишь, буквально по-русски: 'окислительный удар', то есть действие на клетку избытка свободных кислородных и га-логеновых радикалов. Так и надо было перевести. Когда-то первые переводчики зарубежной литературы на русский язык (биологи), не будучи профессиональными эндокринологами или врачами, ошибочно скалькировали англо-французское stress в значении 'напряжение, удар, сотрясение' русскими буквами — стресс, что со времен Ганса Селье используется во многих областях применительно к конкретному типовому нейроэндокрин-ному процессу, возможному лишь в целостном организме. И это уже наносит реальный вред. Так, компьютерные поисковики находят при запросе стресс литературу, не имеющую иногда никакого отношения к этому предмету, а обучающиеся биологии и медицине начинают думать, что стресс всегда сопровождается однотипным сдвигом ре-докс-потенциала клеток в сторону окисления, что совсем не так, учитывая гормональные и противовоспалительные эффекты глюкокортикоидов и их свойство сдвигать кислотно-щелочное равновесие к алкалозу, а не к ацидозу [11]. И не ок-сидативный он совсем, а именно окислительный (поскольку так на русский английское oxidative положено переводить). Оксидативный — это не «окислительный», а «присоединяющий кислород», что по смыслу шире процесса окисления и происходит, скажем, при восстановлении фтора до фторида кислорода — тоже [2].
Еще один кричащий и реально вредный для медицины и здравоохранения пример — терминологическая путаница, создавшаяся в учении
о шоке. Мы то и дело слышим и читаем: «общественность в шоке», «шоковая терапия экономики», «звезда в шоке», причем гуманитарии употребляют слова «стресс» и «шок» почти как синонимы («общественность в стрессе», «стресс-терапия» и т. д.). Собственно, термин шок (от старофранцузского — le choc, choquer — 'удар, толчок, сотрясение'; синоним secousse) появился в XVIII веке благодаря французу А. Ф. Ле Драну (1737) и англичанину Дж. Кларку (1743), военным хирургам. Но в современной патофизиологии, травматологии, реаниматологии и хирургии он обозначает особую форму острой недостаточности кровообращения с его централизацией, недостаточной доставкой крови в ряд органов и тканей, с дегенерацией и гибелью их клеток и усиленным общим действием в избытке освобождаемых при этом местных химических сигнальных молекул из очагов воспаления, что формирует гипоксию и недостаточность функций сразу многих органов [33]. Прискорбно, но не только люди без диплома врача, а и медики других специальностей заурядно именуют шоком процессы, которые таковым не являются и даже не имеют к шоку отношения, либо даже — противошоковые по своей биологической сути... И все из-за неряшливости перевода. Поистине, как говорят итальянцы, «Traduttore — traditore!» — «Переводчик — предатель!» На понимание проблемы шока пагубно повлияло смешение научного и бытового языков.
Не следует отождествлять медицинское понимание шока с бытовым или фигурирующим за пределами естествознания смыслом слова шок.
В гуманитарных науках о человеке и обществе, а порой — и в медицинской психологии, а также психиатрии (что особенно прискорбно, так как врачи любой специальности изучают общую патологию) шоком часто именуют психоэмоциональную реакцию при сильном стрессе. Но на деле — стресс — другой процесс, более того — это средство естественной защиты от шока. Пока есть эффективный, соразмерный ситуации и возможностям организма стресс, он создает барьер для развития шока, пусть и не абсолютно защищающий. Гормоны стресса по своему действию либо служат противошоко-
выми регуляторами, либо компенсируют процесс в первую фазу шока. При умеренном стрессе, в отличие от шока, нет недостаточного кровоснабжения скелетных мышц, почек, печени, повышения проницаемости капиллярных стенок — то есть присутствуют существенные отличия кровообращения, задаваемые именно биорегуляторами стресса [Там же]. Поэтому стресс и шок неотожде-ствимы. Лишь при сильном и длительном, запредельном, стрессе характер кровообращения сближается с шоковым. Тем не менее в гуманитарных науках, смешивая понятия стресс и шок, иногда ссылаются на работы основоположника учения о стрессе — уроженца Австро-Венгрии, канадского патофизиолога Ганса Селье (1907-1982), который действительно писал о «фазах шока и проти-вошока» при ответе на стрессоры [22]. Но следует помнить, что канадский франкофон Ганс Селье имел в виду choc в его бытовом французском понимании — то есть 'толчок, удар, сотрясение, резкое воздействие', а совсем не 'особый вид недостаточности кровообращения'! Переводчики его «Очерков об адаптационном синдроме» должны были бы употребить по-русски вариант: «фаза удара и фаза противоудара», однако они упростили перевод, что способствовало несообразности с точки зрения медицинского подъязыка. На деле шок не предшествует стрессу, а наоборот — стресс наступает ранее и, сколько может, защищает организм от развития шока, который наступает при недостаточности стрессорных механизмов и избыточности — воспалительных! [33]. Плохо зная живой медицинский подъязык, переводчики более поздней спецлитературы, нередко — биологи, а не врачи по образованию, сослужили дурную службу всем врачам за пределами англо- и франкоязычного мира. Из-за перевода любого shock или choc непременно как шок укоренилось лжепонимание терминов. Тепловой удар — это ещё не шок, хотя и может в таковой перейти, но его «с порога» именуют в литературе последних лет тепловым шоком, хотя в классических русских медицинских текстах, изданных до 1985 года, употреблялся именно правильный термин «тепловой удар» [7]! Знаменитые «белки теплового шока», синтезируемые клетками при
повреждении, на деле функционируют и безо всякого шока — при перегревании и тепловом ударе (не шоке!) [32]. Удар электротоком (по-английски: electric shock) — это ещё не шок [33], хотя и может (но не обязательно!) из-за спровоцированной им острой аритмии сердца и недостаточности кровообращения привести к шоку.
Переводить надо литературно, а не рабски калькировать... Но, к сожалению, способные на это переводчики-филологи не знают медицинского тезауруса, а знающие его и английский язык медики — не всегда составляют конкуренцию М. А. Булгакову и А. Дж. Кронину по дару слова. И процитированная десятки раз, в том числе — в трудах авторитетов, ссылающихся на переводную классику, терминологическая несообразность становится «нормой» медицинской речи. А на деле это — лженорма! Социальные предпосылки этого — относительное ослабление отечественных медицинских школ, переход на переводную учебную литературу, некритические заимствования из зарубежных источников. А потом приходят новые молодые поколения медиков, которые с этим выросли и никогда в очевидную уязвимость или неуместность в русском контексте того или иного устоявшегося термина не вдумывались. И год от года всё «папуасистее» становится язык отечественной медицины.
Так, инсулиновая гипогликемическая кома, которую не только пациенты и гуманитарии, но и пользующиеся обиходным клиническим жаргоном врачи часто именуют инсулиновым шоком, — это на самом деле не шок (так как при этом нет недостаточности кровообращения). Кома и шок — вообще процессы во многом противоположные [10; 33]. Наконец, как подчёркивал академик Г. А. Рябов, «слово „шок" на жаргоне медработников ... употребляется зачастую просто как справка о тяжелом состоянии больного в данный момент его прогноза» [20], что методологически неверно: ведь тяжёлыми зачастую бывают пациенты безо всякого шока! Чтобы избежать путаницы, в настоящее время англоязычные авторы практически всегда обозначают данный синдром (патологический процесс) не просто словом shock, а как circulatory shock. Именно сходным образом,
с эпитетом, отсылающим к кровообращению и отличающим его от всех псевдошоков, данный термин и вошёл в 10-ю Международную классификацию болезней (раздел R57) [15].
Проблема требует решений. В настоящее время мы выпустили «Толковый словарь избранных медицинских терминов: эпонимы и образные выражения» [25], включенный в число ресурсов портала «Русский язык как государственный», разработанного под общим руководством академика Л. А. Вербицкой [21]. В текущем году выходит его второе, дополненное, издание. Вышло в свет и в 2016 году переиздается наше учебное пособие «Английский язык для медиков» [1]. Готов и ждет своего издателя «Большой толковый биологический словарь с включением избранных медицинских терминов» под редакцией А. В. Балахонова и при нашем участии [2]. Всем этим мы хотели содействовать решению обозначенных в данной статье проблем, весьма важных для современного медицинского образования. Не приходится сомневаться в том, что неправильная русская речь преподавателя-медика или биолога, неточный перевод им зарубежной медицинской литературы на русский язык — будут потом сопровождать своими последствиями всю профессиональную жизнь и карьеру его учеников — медсестер, фельдшеров, врачей, ученых, которые, возможно, и сами станут преподавать медицинские дисциплины. Недаром доктор А. П. Чехов, ученик блестящего патофизиолога Александра Богдановича Фохта (1848-1930), которого он называл «лучшим лектором России», говорил: «Университет развивает все способности, в том числе и глупость».
ПРИМЕЧАНИЯ
* Пушкин А. С. Полн. собр. соч. Т. 6. С. 161. ЛИТЕРАТУРА
1. Английский язык для медиков. English for Medical Students. Руководство с электронным аудиоиском / Л. П. Чурилов, В. И. Утехин, Ю. И. Строев и др. СПб., 2012.
2. Балахонов А. В., Чурилов Л. П. Язык биологии — одна из основ междисциплинарного научного знания и образования // Биосфера.-2016. Т. 8. № 2. С. 220-227.
3. Большой толковый словарь русского языка / Сост. и гл. ред. С. А. Кузнецов. СПб., 1998.
4. Букчина Б. З. Об одном негласном орфографическом исключении // Язык: система и подсистема. М., 1990. С. 75-76.
5. Вербицкая Л. А. Давайте говорить правильно! Трудности современного русского произношения и ударения: краткий словарь справочник / [Л. А. Вербицкая, Н. В. Богданова, Г. Н. Скляревская]. 6-е изд., стер. СПб.; М., 2008.
6. Вересаев В. В. Записки врача. М., 2010.
7. Давыдовский И. В. Общая патология человека. 2-е изд. М.: Медицина; 1969.
8. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка: Т.1. А-З. М., 1978.
9. «Ё»-кириллица [Электронный ресурс]. URL: https:// ш."вдк1ре&а.огд/"ток1/Ё_(кириллица).
10. Зайчик А. Ш., Чурилов Л. П. О некоторых семантических аспектах преподавания общей патологии // Матер. научн. конф., посв. 100-летию кафедры патофизиологии СПбГМУ им. акад. И. П. Павлова 23-29 окт. 1998 г. СПб., 1998. С. 60-64.
11. Зайчик А. Ш., Чурилов Л. П. Патохимия. Эндокринно-метаболические нарушения. 3-е изд. СПб., 2007.
12. Игумен Виталий (Уткин). Церковь и модернизация: один исторический пример. Может ли Церковь принимать участие в модернизации страны? (2009) [Электронный ресурс]. URL: http://ivepar.ru/history/678693927/.
13. Колобов А. В., Мясников А. А., Строев Ю. И. и др. Эпонимы в медицинском образовании и в устах врачей: устаревшее или вечное? // Тр. IV Всеросс. научн.-практ. конф. с междунар. участ. «Здоровье — основа человеческого потенциала. Проблемы и пути их решения». СПб., 24-26 нояб. 2009 г. СПб., 2009. Т. 4. С. 490-496.
14. Маковецкий М. Л. Российская Империя как колония Германии (2014) [Электронный ресурс]. URL: https://www. proza.ru/2013/10/27/742.
15. Международная классификация болезней 10-го пересмотра [Электронный ресурс]. URL: http://mkb-10.com/
16. Миклухо-Маклай Н. Н. Путешествия. Т. 1. Путешествия в Новой Гвинее в 1871, 1872, 1874, 1876, 1877, 1880, 1883 гг. Со вступительной статьей Д. Н. Анучина. М., 1923.
17. Ожегов С. И. Словарь русского языка. 11-е изд., стереотип / Под ред. Н. Ю. Шведовой. М., 1975.
18. Пчелов Е. В. Апология униженной буквы и анафема реформе орфографии. Автобиографическая Прелюдия / Чумаков В. Т. Вместо «Ё» печатать «Е» ошибка! М., 2005. С. 379-407.
19. Пчелов Е. В., Чумаков В. Т. Два века русской буквы Ё. М., 2000.
20. Рябов Г. А. Патофизиология кровопотери и геморрагического шока // Экстренная анетезиология. М., 1983. С. 83-88.
21. Санкт-Петербургский государственный университет. Русский язык как государственный. Словари [Электронный ресурс]. URL: http://rus-gos.spbu.ru/index.php/ dictionary.
22. Селье Г. Очерки об адаптационном синдроме. М., 1960.
23. Статистический ежегодник России 1913 года. СПб., 1914.
24. Тишкин Г. А. (ред.). Матер. по истории Санкт-Петербургского университета. XVIII век. Обзор архивных документов. СПб., 2001.
25. Толковый словарь избранных медицинских терминов (эпонимы и образные выражения) / Ред. Л. П. Чурилов, А. В. Колобов, Ю. И. Строев; сост. О. Л. Колобова, А. М. Константинова, В. И. Утехин. СПб., 2010.
26. Толстой А. Н. О драматургии (1934) // Толстой А. Н. Полн. собр. соч. М., 1947-1951. Т. 12. С. 357.
27. Тюкин В. П., Чурилов Л. П. Яков Васильевич Виллие — полвека во главе российской медицины // Медицина — XXI век. 2006. № 4 (5). С. 100-107.
28. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. В 4 т. Т. 2. (Е — Муж) / Пер. с нем. и доп. О. Н. Трубачева. 2-е изд., стер. М., 1986.
29. Чехов А. П. Полн. собр. соч. и писем. Т. 16. М., 1949. С. 31-32.
30. Чумаков В. Т. Вместо Ё печатать Е — ошибка! М., 2005.
31. Чурилов Л. П. Известный незнакомец: о приоритете и нелегкой судьбе отечественного врача // Здоровье — основа человеческого потенциала. Проблемы и пути их решения. 2014. T. 9, № 2. С. 938-944.
32. Чурилов Л. П. Общая патофизиология с основами иммунопатологии. 5-е изд. СПб., 2015.
33. Шок. Тр. «Группы № 1» и их современное прочтение / Под ред. Е. К. Гуманенко, О. С. Насонкина, Л. П. Чурилова. СПб., 2016 (в печати).
34. Korzybski A. Science and Sanity: An Introduction to Non-Aristotelian Systems and General Semantics. (Preface by Robert P. Pula.). 5th ed. Institute of General Semantics. New York, 1994.
REFERENCES
1. Churilov L. P., Utekhin V. I., Stroev Iu. I. et. al. (2012) Angliiskii iazyk dlia medikov. English for Medical Students. Rukovodstvo s elektronnym audioiskom. St. Petersburg. (in Russian)
2. Balakhonov A. V., Churilov L. P. (2016) Iazyk biologii — odna iz osnov mezhdistsiplinarnogo nauchnogo znaniia i obrazovaniia. Biosfera, vol. 8, no. 2, p. 220-227. (in Russian)
3. Bol'shoi tolkovyi slovar' russkogo iazyka (1998); comp. & ed. by S. A. Kuznetsov. St. Petersburg. (in Russian)
4. Bukchina B. Z. (1990) Ob odnom neglasnom orfograficheskom isk-liuchenii. In: Iazyk: sistema i podsistema. Moscow, p. 75-76. (in Russian)
5. Verbitskaia L. A., Bogdanova N. V., Skliarevskaia G. N. (2008) Davaite govorit' pravil'no! Trudnosti sovremennogo russkogo proiznosheniia i udareniia: kratkii slovar' spravochnik. 6th ed. St. Petersburg; Moscow. (in Russian)
6. Veresaev V. V. (2010) Zapiski vracha. Moscow. (in Russian)
7. Davydovskii I. V. (1969) Obshchaia patologiia cheloveka. 2nd ed. Moscow. (in Russian)
8. Dal' V. (1978) Tolkovyi slovar' zhivogo velikorusskogo iazyka, vol. 1. A-Z. Moscow. (in Russian)
9. «E»-kirillitsa [Elektronnyi resurs]. URL: https://ru.wikipedia.org/ wiki/E_(kirillitsa). (in Russian)
10. Zaichik A. Sh., Churilov L. P. (1998) O nekotorykh semanticheskikh aspektakh prepodavaniia obshchei patologii. In: Mater. nauchn. konf., posv. 100-letiiu kafedry patofiziologii SPbGMU im. akad. I. P. Pavlova 23-29 oktiabria 1998 g. St. Petersburg, p. 60-64. (in Russian)
11. Zaichik A. Sh., Churilov L. P. (2007) Patokhimiia. Endokrinno-metabolicheskie narusheniia. 3rd ed. St. Petersburg. (in Russian)
12. Igumen Vitalii (Utkin) (2009) Tserkov' i modernizatsiia: odin is-toricheskii primer. Mozhet li Tserkov' prinimat' uchastie v modernizatsii strany? URL: http://ivepar.ru/history/678693927/. (in Russian)
13. Kolobov A. V., Miasnikov A. A., Stroev Iu. I. et al. (2009) Eponimy v meditsinskom obrazovanii i v ustakh vrachei: ustarevshee ili vechnoe? In: Trudy IV Vseross. nauchn.-prakt. konf. s mezhdunar. uchast. «Zdorov'e — osnova chelovecheskogo potentsiala. Problemy i puti ikh resheniia». SPb., 24-26 noiabria 2009 g. St. Petersburg, vol. 4, p. 490-496. (in Russian)
14. Makovetskii M. L. (2014) Rossiiskaia Imperiia kak koloniia Germanii. URL: https://www.proza.ru/2013/10/27/742.
15. Mezhdunarodnaia klassifikatsiia boleznei 10-go peresmotra. URL: http://mkb-10.com/ (in Russian)
16. Miklukho-Maklai N. N. (1923) Puteshestviia. Vol. 1. Puteshestviia v Novoi Gvinee v 1871, 1872, 1874, 1876, 1877, 1880, 1883 gg. Moscow. (in Russian)
17. Ozhegov S. I. (1975) Slovar' russkogo iazyka. 11th ed.; ed. by N. Iu. Shvedova. Moscow. (in Russian)
18. Pchelov E. V. (2005) Apologiia unizhennoi bukvy i anafema reforme orfografii. Avtobiograficheskaia Preliudiia. In: Chumakov V. T. Vmesto «E» pechatat' «E» oshibka! Moscow, p. 379-407. (in Russian)
19. Pchelov E. V., Chumakov V. T. (2000) Dva veka russkoi bukvy E. Moscow. (in Russian)
20. Riabov G. A. (1983) Patofiziologiia krovopoteri i gemorragichesk-ogo shoka. In: Ekstrennaia aneteziologiia. Moscow, p. 83-88. (in Russian)
21. Sankt-Peterburgskii gosudarstvennyi universitet. Russkii iazyk kak gosudarstvennyi. Slovari. URL: http://rus-gos.spbu.ru/index.php/diction-ary. (in Russian)
22. Sel'e G. (1960) Ocherki ob adaptatsionnom sindrome. Moscow. (in Russian)
23. Statisticheskii ezhegodnik Rossii 1913 goda (1914) St. Petersburg. (in Russian)
Балакова Д., Ковачова В., Мокиенко В.
(Начало на с. 19,
направлении. В качестве приложения приводится алфавитный указатель фразем: I — фразеологическая компетенция, II — аспект употребительности.
В первой главе — «Лингвистическое исследование библеизмов (обзор общих проблем)» авторы знакомят читателей с общими проблемами исследования лексики и фразеологии библейского происхождения. Одной из главных задач здесь, по мнению исследователей, является определение дефиниции термина библеизм и, соответственно, границ анализируемого материала; «характеристика связи библейской фразеологии с первоисточником, взаимодействие библеизмов с текстом и специфика их функционирования в нём, трансформации и индивидуально-авторские преобразования библеизмов, особенности употребления библеизмов в живой речи и др.» (с. 11). Особое внимание уделяется проблеме лексикографического описания библеизмов в разных типах словарей.
Так, авторы включают в корпус своего словаря следующие разноструктурные единицы:
24. Tishkin G. A., ed. (2001). Materialy po istorii Sankt-Peterburgskogo universiteta. XVIII vek. Obzor arkhivnykh dokumentov. St. Petersburg. (in Russian)
25. Tolkovyi slovar' izbrannykh meditsinskikh terminov (eponimy i obraznye vyrazheniia) (2010) Eds.: L. P. Churilov, A. V. Kolobov, Iu. I. Stroev; comp. by O. L. Kolobova, A. M. Konstantinova, V. I. Utekhin. St. Petersburg. (in Russian)
26. Tolstoi A. N. (1947-1951) O dramaturgii (1934). In: Tolstoi A. N. Poln. sobr. soch. Moscow, vol. 12, p. 357. (in Russian)
27. Tiukin V. P., Churilov L. P. (2006) Iakov Vasil'evich Villie — polveka vo glave rossiiskoi meditsiny. Meditsina — XXI vek, no. 4 (5), p. 100-107. (in Russian)
28. Fasmer M. (1986) Etimologicheskii slovar' russkogo iazyka. In 4 vols., vol. 2 (E — Muzh). 2nd ed. Moscow. (in Russian)
29. Chekhov A. P. (1949) Poln. sobr. soch. i pisem, vol. 16. Moscow, p. 31-32. (in Russian)
30. Chumakov V. T. (2005) Vmesto E pechatat' E — oshibka! Moscow. (in Russian)
31. Churilov L. P. (2014) Izvestnyi neznakomets: o prioritete i nelegkoi sud'be otechestvennogo vracha. In: Zdorov'e — osnova chelovechesk-ogo potentsiala. Problemy i puti ikh resheniia, vol. 9, no. 2, p. 938-944. (in Russian)
32. Churilov L. P. (2015) Obshchaia patofiziologiia s osnovami immu-nopatologii. 5th ed. St. Petersburg. (in Russian)
33. Shok. Trudy «Gruppy № 1» i ikh sovremennoe prochtenie (2016) ed. by E. K. Gumanenko, O. S. Nasonkina, L. P. Churilova. St. Petersburg (in print). (in Russian)
34. Korzybski A. (1994) Science and Sanity: An Introduction to Non-Aristotelian Systems and General Semantics. (Preface by Robert P. Pula.). 5th ed. Institute of General Semantics. New York. (in English)
[представляем новые книги. рецензии] Г. Наследие Библии во фразеологии...
ончание на с. 96)
- крылатые слова (как имена собственные, так и нарицательные): Адам, Ева, Иов, Каин, Моисей, Вавилон и др.; ад, ангел, антихрист, возмездие, воскресение и др.;
- крылатые устойчивые словосочетания разных типов (фразеологизмы): агнец Божий, манна небесная, вавилонское столпотворение, власти предержащие, яко тать в нощи, внести лепту во что и др.;
- паремии в широком смысле: Бездна бездну призывает, Вера горами движет, Время разбрасывать камни и время собирать камни, Блаженны нищие духом, ибо их есть царствие небесное и др.
В качестве примера приводится несколько словарных статей и их основных параметров, среди которых управление фразеологизмов, видовые пары глагольных компонентов фразеологизмов, их варианты, стилистические пометы, толкование значений, справка о точном исходном источнике крылатого слова или выражения, — отсылка на соответствующий текст Священного Писания, а также контекстные иллюстрации. Таким образом, данный словарь ориентирован
