CC BY
201
живающая уважения, а само пособие найдет спрос у преподавателей и студентов, особенно если исходить из его «стимулирующего воздействия на проявление творчества в деятельности педагогов в процессе преподавания» (С.9).
Вопросы и суждения, приведенные выше, во многом отражают сходные проблемы преподавания любых, ориентиро-
ванных на прикладное знание, гуманитарных дисциплин и отражают состояние российской высшей школы (а в провинциальных городах зачастую они стоят даже более остро). Возможно, в последующих переизданиях практикума авторы предложат свои варианты ответов на вопросы и учтут высказанные пожелания.
Размышления над книгой Н. Постмана «Исчезновение детства»
А. Чканикова
В данном тексте мы попытаемся рассмотреть специфику методов исследования детей и подростков, в значительной мере опираясь на оригинальную трактовку современного детства, предложенную Нилом Постманом. Он является известным американским ученым, критиком, специалистом в области теории коммуникаций, редактором журнала «Et Cetera» и профессором кафедры «искусства и науки коммуникации» Нью-Йоркского университета, удостоенным в 1987 году премии Дж. Оруэлла «за чистоту языка». Помимо вопросов общей лингвистики и теории коммуникации в своих работах Н. Постман часто затрагивает социокультурные и социально-психологические темы, в частности—феномен детства.
Первое издание книги увидело свет в 1982 году. Однако, несмотря на более чем четверть века, прошедшую с этого момента, высказанные автором идеи по-прежнему актуальны в условиях совре-
менных глобализационных социально-экономических процессов и экспансии американской массовой культуры.
Впервые направленный интерес к феномену детства был проявлен в XVIII веке —веке расцвета педагогики, когда главной целью жизни человека было признано самовоспитание, самосовершенствование, просвещение. Великие гуманисты и просветители того времени были склонны рассматривать ребенка исключительно как объект воспитания, а, следовательно—как благодатную почву для педагогических экспериментов.
Предметом науки феномен детства стал только в конце XIX века. Наука, которой принадлежит пальма первенства в изучении детства,—педагогическая и сравнительная психология. Однако до начала XX века темпы развития такой проблемной области, как детство и подростковый возраст, были незна-чительны.18
18 Щеглова С. Н. Социология прав детей в России: новый век, новые проблемы, новые перспективы. М. Социум, 2001.-84 с.
К середине двадцатого века наука уже располагала достаточно обширной базой как теоретических, так и эмпирических данных о детстве.
Подросток, в силу как физических, так и психологических особенностей, в современной гуманитарной традиции считается специфическим объектом исследования. Психологи, социологи, педагоги выделяют ряд принципиальных особенностей подростка как респондента:
• стремление к активному самовыражению. Поведение подростков, как правило, направлено на привлечение к себе всеобщего внимания, выстраивание самых различных коммуникационных схем. Эта особенность имеет для исследователя двоякое значение: с одной стороны, им можно воспользоваться, выстраивая первичную коммуникацию с респондентами. С другой стороны, активность подростка и его стремление выразить себя создают для исследователя ряд затруднений. В частности, перед ним встает задача постоянно фокусировать внимание респондента на обсуждаемой проблематике, избавляться от «информационного шума».
• высокая вероятность получить невалидные данные. В исследованиях подростки зарекомендовали себя как группа респондентов с низким уровнем искренности. По некоторым данным процент искренних ответов у детей и подростков составляет около 68%. Круг возможных мотивов неискренности подростков довольно широк: стремление избежать наказания, стыда, доказать собственное превосходство над взрослым, завоевать внимание и авторитет у сверстников, и т. д. Классик возрастной психологии
Э. Эриксон пишет: «Растущих и развивающихся подростков, сталкивающихся с происходящей в них физиологической революцией и с необходимостью решать реальные взрослые задачи, прежде всего, заботит то, как они выглядят в глазах других в сравнении с их собственными представлениями о себе».19 Соответственно, подросток, отвечая на вопросы интервью или заполняя анкету, постоянно задумывается о том, какое он создает о себе впечатление, вольно или невольно смещаясь в сторону социальной желательности.
• В возрасте от 10 до 12 лет ключевая черта детей—эмоциональная гибкость, способность к быстрому приспособлению детского сознания к изменениям социальной среды. В результате, при проведении лонгитюдных исследований нужно делать более частые срезы, чем при исследовании взрослой группы, по возможности видоизменять инструментарий, создавать условия, при которых ребенок не сможет «привыкнуть» к задаваемым вопросам и обсуждаемым темам. Кроме того, сами инструментарии исследования детей 10-12 лет должны а) быть максимально мобильны и б)предоставлять простые в обработке данные.
• В возрасте от 14 до 17 лет у детей появляется новый круг тем (в частности, вопросы религии, половых отношений), о которых они предпочитают либо умалчивать, либо, наоборот, говорить демонстративно и гиперболизированно. Кроме того, идентифицируя себя с конкретной неформальной группой и субкультурой, подросток умалчивает о многих событиях в стремлении не выдать товарищей,
19 Эриксон Э. Ребенок и Общество. М., Летний сад, 2000. 416 с. С. 228
тем самым «отгораживаясь» от исследователя.
• Наконец, следует учитывать, что коммуникация «ребенок-взрослый» практически всегда заведомо иерар-хична, независимо от обсуждаемой тематики. Как правило, превосходство взрослого воспринимается ребенком как должное, но в зависимости от возраста ребенок либо стремится «угодить» взрослому своим ответом, либо высказать радикальное мнение, вызвать негативную реакцию у взрослых. В результате наблюдается аналог группового феномена «сдвига к риску», когда в результате групповой дискуссии сформулированное решение сдвигается к крайностям. Особенно актуальна эта проблема в случае, когда исследователем выбрана методика, предусматривающая непосредственный контакт с респондентом (интервью, фокус-группа).
В результате, несмотря на активное исследование подростков в рамках различных дисциплин, к настоящему времени нет четкого алгоритма выбора наиболее адекватных методов и методик исследования подростков, не считая стандартизированных. В этой ситуации исследователи нередко вынуждены в большей степени доверять собственной интуиции, чем отрефлексированным методологическим процедурам.
Различны и мнения методологов по поводу возможности использования тех или иных методик. С одной стороны, социологами и психологами накладывается ряд ограничений в использовании вербальных методов; поощряется использование «мягких» проективных
методик, таких, как рисуночные тесты, психодрама, различные формы наблюдения.
С другой стороны, в современной гуманитарной науке для достижения оперативности и простоты при обработке и анализе данных о детях от 10 лет чаще всего используются различные виды анкетирования. С этого возраста ребенок считается готовым к вербальным методикам (исключение составляют случаи, когда ребенок не умеет читать и писать или же имеет серьезные психические заболевания или отклонения). Однако высказываются мнения и о том, что при изучении детей такого возраста следует избегать анкетных методов.20
Прояснение методологии исследования подростков возможно только в том случае, если наука задастся вопросом, правомерно ли сложившееся отношение к подросткам как к особо сложной для исследования, опекаемой группе, не готовой к полноценному диалогу? Следует ли использовать специфические методы и техники при изучении подростков?
Одни из возможных ответов на этот вопрос дал в своей книге американский ученый Нил Постман.
Книга представляет собой глубокую социокультурную и социолингвистическую экспертизу, посвященную состоянию феномена детства в конце двадцатого века и затрагивающую анализ различных сфер жизни общества. В результате своего исследования, Постман высказывает идею о том, что в настоящий момент понятие детства находится на грани исчезновения: «В отличие от младенчества, детство является скорее
20 Татарова Г. Г. Методология анализа данных в социологии: введение. Учебник для ВУЗов. Издание 2-е, дополненное. М: NotaBene, 1999. 224 с. С.198
социальной категорией, чем биологической. Наши гены не несут информации о том, кого считать ребенком, а кого не считать»,21 — пишет Постман в предисловии к своей книге. Таким образом, речь в книге идет не о демографическом кризисе, а о стирании границы между взрослым миром и миром детства. При этом исчезновение детства имеет двоякую природу: с одной стороны, мир детства становится все более и более «взрослым», с другой стороны — сам взрослый мир переживает процесс ин-фантилизации.
Позиция автора такова, что до тех пор, пока в социуме не появилось концептуального определения детства, нельзя говорить о существовании детства как феномена. В таком случае, в западной культуре открытие детства как отличной от взрослых группы произошло сравнительно поздно. Будучи по профессии лингвистом, автор связывает историю развития концепции детства с историей развития культуры, и в частности — распространения грамотности. Античность, по мнению Н. Пос-тмана, «дала цивилизации всего лишь предзнаменовение идеи детства»;22 однако после падения Римской империи и секуляризации институтов литературы и образования, вместе с идеей о распространении грамотности исчезла и концепция детства. Без литературы и чтения в обществе не развивается концепция стыда, и взрослые ведут себя так же непосредственно, как дети; у взрослых
и детей нет друг от друга высоких тайн, религиозных или философских, поскольку их основной транслятор, литература, не доступен массам.
Так, в раннем средневековье взрослый, но неграмотный крестьянин почти не отличался от ребенка: «Живя в мире устного творчества, в одной социальной среде с взрослыми, средневековый ребенок имел доступ ко всем формам поведения. Семилетний мальчик в средние века был мужчиной в полном смысле этого слова»23,—отмечает Н. Постман.
Открытие детства совпало с возникновением книгопечатания, которое повлекло распространение всеобщей грамотности, доступ народных масс к литературе в самом широком смысле слова. «Очевидно, что для появления такого понятия, как детство, необходимы значительные изменения в концепции взрослого», — пишет Н. Постман,—«возникновение печати создало новый мир символов, что и привело к возникновению концептуального отличия взрослого от ребенка».24 С начала шестнадцатого века взрослым считается не столько человек, достигший определенного возраста, сколько умеющий читать, способный мыслить, принимать самостоятельные решения, подниматься на достаточно высокий уровень абстракции.
Большое значение для развития концепций взрослости и детства имели труды Жан-Жака Руссо, Джона Локка,
21 Neil Postman. The Disappearance Of Childhood —Vintage Books, A Division of Random Houses, inc. NY, 1994. P. 2 (здесь и далее — перевод с английского А. Чканиковой).
22 Там же, с. 8.
23 Там же, с.15.
24 Там же, с. 20.
Томаса Мора, развитие протестантской философии, идеи Зигмунда Фрейда. В своей книге Постман уделяет много внимания работам Ч. Дарвина, указывая, что «его идеи оказали глубочайшее влияние на сферу образования и, в частности, институт школы».25
По мнению Н. Постмана, расцветом концепции детства можно считать период с восемнадцатого века по тридцатые годы двадцатого. В этот период различия между детьми и взрослыми в Европе были наиболее очевидны. Для детей был закрыт доступ к целому ряду сфер жизни, таким, как политика, экономика, секс, религия, философия и другие, причем уже не по причине их неграмотности, а по инициативе взрослых, которые уже воспитали в себе концепцию стыда, открыли значение взрослости как некой привилегированности, возможности рассуждать, высказывать собственное мнение. Подобное разделение сфер жизни на взрослую и детскую повлекло за собой и чисто внешние проявления: существовали специфические «детские» модели поведения, речь, одежда, пища, игры, стихи и песни. Наиболее явно эта «детская субкультура» была заметна в высших слоях общества—например, дворянстве или в семьях крупных предпринимателей.
Согласно концепции Н. Постмана, в период с 1850 по 1950 годы концепция детства достигла своей высшей точ-
ки. В это же время начался новый важнейший этап в информатизации общества. «Изобретение телеграфа сделало первый шаг к тому, чтобы сделать информацию неконтролируемым потоком».26 Дальнейшие изобретения—радио и телевидение —совершили в западной культуре революцию, подобную той, которую совершило изобретение книгопечатания и развитие журналистики. Однако этот новый информационный переворот способствовал не разделению мира взрослых и детей, а сближению и стиранию границы между ними.
В качестве одного из последних идолов детской субкультуры Постман называет знаменитую актрису Ширли Темпл.27 Юная актриса завоевала популярность, будучи шестилетней девочкой, впоследствии она сделала карьеру ведущей собственного шоу, имевшего в США большой успех. Постман предлагает читателю представить себе ситуацию, в которой шестилетней девочке пришлось бы вести собственное шоу на момент написания книги—в конце 80-х годов: «Ребенку никто бы не позволил петь наивные детские песенки, ее любимой музыкой должен был бы стать тяжелый рок, как «взрослый» и «сильный» стиль; ее заставили бы пользоваться косметикой, а ее соведущим должен был бы стать мальчик, с которым она непременно закатывала бы взрослые любовные скандалы».28
25 Neil Postman. The Disappearance Of Childhood — Vintage Books, A Division of Random Houses, inc. NY, 1994. C. 69.
26 Там же, с. 71.
27 Ширли Темпл (англ. Shirley Temple, род. 23 апреля 1928)—американская актриса, обладательница Молодежного «Оскара» в 1934 году, наиболее известная по своим детским ролям в 1930-х годах. Источник—электронный ресурс [http://www.shirleytemple.com/].
28 Там же, с.123.
Переходя к анализу современного состояния концепции детства, Н. Постман отмечает, что именно телевидение сыграло решающую роль в исчезновении детства. Телевизионная культура дала обществу новый тип мышления, который сам Н. Постман назвал «взрослый ребенок» («ТЬ|е Adult-Сhild»).29 Автор объясняет свою позицию так: «Современная идея взрослости является во многом продуктом печатной прессы. Почти все характеристики, которые мы ассоциируем с взрослостью, это характеристики либо созданные, либо подробно описанные письменной культурой: способность к самообладанию и выдержка, терпение и ожидание будущих вознаграждений за страдания, мнимое умение мыслить абстрактно и логически, предубеждения и озабоченность как проблемами прошлого, так и будущего; повышенное внимание к мировой иерархии, порядку и прагматизму.
Когда электронные средства массовой информации оттеснили литературу и печатную прессу к периферии культуры и заняли центральное положение, стали цениться другие человеческие качества и отношения. К определению взрослости стали предъявляться более размытые, порой заниженные требования. Это новое определение не отделяет детей от взрослых, и в результате меняется сама конфигурация ступеней жизни человека. Если верить миру телевидения, то есть всего три возраста: с одной стороны младенчество, с другой—дряхлость, все, что посередине, можно назвать «взрослым ребенком».30
Взрослого ребенка можно определить как взрослого, чьи интеллектуальные и эмоциональные силы не реализованы, и в целом их положение символически не отличается от положения ребенка. Такие взрослые всегда существовали, но в разных культурах варьировалась степень одобрения или неодобрения этой поведенческой модели. В средние века состояние взрослого ребенка было обычным делом, в большой степени из-за отсутствия школ, письменности, цивилизации, и не было никакой специальной дисциплины. Аналогично в современной культуре взрослый ребенок оказывается естественным явлением, поскольку «символическая арена, на которой происходит развитие человека, изменяется по форме и содержанию, и, в частности, распознавание различий между ребенком и взрослым, две ступени жизни человека неизбежно сливаются в одну».31
Для доказательства этого положения Н. Постман приводит многочисленные примеры того, как телевизионная культура способствует инфантилизации общества. «По телевизору часто показывают рекламу, в которой участвуют две женщины, играющие роли матери и дочери. Зрители вынуждены решать нелегкую задачу, угадывая, кто же мать, а кто дочь, притом, что обеим актрисам не более тридцати лет, и обе более или менее взаимозаменяемы». По мнению автора, этот рекламный сюжет может служить хорошей иллюстрацией и доказательством того, что «различие между ребенком и взрослым исчезает... так как в нем на-
29 Там же, с. 98.
30 Там же, с. 99.
31 Там же, с. 101-102.
прямую говорится о том, что наша культура считает правильным, чтобы мать не выглядела старше дочери. Или же, чтобы дочь не выглядела моложе своей матери. В свете этого можно говорить об исчезновении детства или об исчезновении взрослости».32 Таким образом, основная идея автора (информационная среда стирает само понятие детства) может быть выражена иначе: информационная среда стирает и понятие взрослости.
В качестве примеров, показывающих движение общественного сознания в сторону «взрослого ребенка», Постман приводит трансформацию политического сознания. По его мнению «ведущую роль в трансляции политической информации играет телевидение».33 Особенно важна, с точки зрения Постмана, форма подачи информации, которой пользуется телевидение.
Политические лидеры, выступающие на телевидении, «...выдают себя с помощью невербальных средств. То, как они стоят, смотрят, улыбаются, демонстрируют эмоции и т. д., говорит о них столько же, сколько говорят они сами»,34—пишет Постман. В результате телевидение «обращает наше внимание не на идеи, абстрактные, расплывчатые и общие, а на зрительные образы, конкретные, яркие и целостные».
В результате под давлением телевидения политические оценки людей трансформируются от интеллектуального поиска предложений до интуитив-
32 Там же, с.102.
33 Там же, с.104.
34 Там же.
35 Там же, с.105.
36 Там же, с. 104.
37 Там же.
ного, эмоционального доверия имиджу. По мнению автора, «люди не соглашаются и не полемизируют с политиками, они только любят их или не любят».35 Таким образом, можно легко допустить, что любой десятилетний ребенок может с таким же успехом воспринять визуальную политическую информацию, как и хорошо осведомленный, зрелый пятидесятилетний зритель.
Итак, Постман выдвигает тезис, что «в вектелевидения принятие политических решений не апеллирует к разуму и даже не требует грамотности. Сколько американцев электорального возраста когда-либо читали хоть что-то о Рональде Рейгане? Кого интересовало, приводил ли Рейган факты, которые его соперники Джимми Картер и Джон Андерсон не смогли опровергнуть?»36
Далее объектом наблюдения Постмана становится типичная новостная телепередача. «Телевидение в своих новостных программах избирает такой способ подачи информации, что зрителю становится трудно думать о событии, и более того, становится трудно чему-либо сопереживать».37
Иными словами, у зрителя нет ни времени, ни мотива остановиться и подумать, каково значение произошедшего события, его история, причины, повлекшие его, и как это событие впишется в общую картину мира. Более того, зритель не склонен сопереживать участникам описываемых событий. В свете
этого, «есть некоторый смысл в том, что новостные шоу время от времени включают отрывки «чувственных реакций» длиной от тридцати до сорока пяти секунд, именуемый «что об этом думают люди на улицах»,38—отмечает автор.
Подробно рассмотрев структуру и содержание новостных программ (которые, в целом, аналогичны российским), Постман делает вывод, что «новостные телешоу это как раз то, чем их называют: шоу, развлечение, мир трюков, фальши и фантазий, тщательно отрепетированных, чтобы произвести конкретный эффект на публику, заставить ее засмеяться, заплакать или оцепенеть. В результате разрушается разница между взрослым и детским миропониманием».39
По мнению Н. Постмана, аналогичный процесс инфантилизации наблюдается и в других сферах. Например, мы можем говорить об изменении понятий экономического и религиозного субъекта. В частности, автор называет такой «маркер взрослости», как способность взрослых к различению материальной и нематериальной сферы жизни. «В большинстве культур эта характеристика достаточно существенна,—пишет Н. Постман,—но в век телевидения эти маркеры безнадежно перемешались, в большой степени по причине вездесущей телерекламы».40
Автор обращает внимание на то, что в телерекламе никогда не подразумевается различия между детской и взрослой аудиторией. Реклама не приводит аргу-
ментов, чтобы убедить, она использует визуальные образы. Подобный язык очень эмоционален, следовательно, реклама не поддается логическому осмыслению, неопровержима, и, разумеется, она не обращается к разумной взрослой оценке.
Вспомнив основную первичную функцию рекламы, Н. Постман говорит о том, что «экономический субъект воспринимается как чрезвычайно иррациональный, даже и не приближавшийся к осмысленному суждению».41 При этом сама капиталистическая идеология утверждает, что «дети не обладают аналитическими способностями, чтобы оценить предлагаемый продукт, что дети не в состоянии совершать рациональные сделки. Но вниманию потребителя предлагаются не факты, а идолы, к которым и дети, и взрослые могут обратиться с равным успехом, не прибегая к помощи логического мышления, проверок и оценок».42
Главным доказательством того, что телевидение сближает взрослых и детей, стирая границу между ними, Пост-ман считает, что «главная работа телевидения — отказаться от абстракции, сделать все конкретным. Мы можем заострить проблему, вспомнив то, что говорила Алиса в самом начале знаменитой сказки Льюиса Кэрролла. Умирая от скуки в ленивый жаркий день, Алиса подбирает книгу, которую читает ее сестра. Но в книге нет ни картинок, ни разговоров, под которыми Алиса понимает рассказы. «А какой в книге
38 Там же, с.116.
39 Там же.
40 Там же.
31 Там же, с.114.
42 Там же, с.110.
смысл,—думает Алиса,—если в ней нет ни картинок, ни разговоров?»43 Пост-ман предлагает следующее прочтение цитаты из Кэрролла: «иллюстративный и нарративный жанр ниже по уровню сложности и зрелости, чем представление. Картинки и истории — естественная форма познания мира для детей, абстрактные и обобщающие суждения — для взрослых».44
Сославшись на идею, высказанную Льюисом Кэрроллом, Н. Постман задается вопросом: «Если я могу использовать слова Алисы как отправную точку, то какой эффект на взрослых производит культура, в которой доминируют картинки и истории?»45
Таким образом, проведенная Нилом Постманом социокультурная экспертиза предлагает аргументированную версию того, что детство как социологический и культурный феномен действительно исчезает, «растворяясь» во взрослости, ассимилируя ее. По мнению Н. Пост-мана, только два социальных института могут быть заинтересованы в том, чтобы сохранить концепцию детства как группы, отличной от мира взрослых: семья и школа.46 Однако оба эти института включены в информационную систему, которая в наибольшей степени способствует стиранию границы между детством и взрослостью.
Точка зрения Н. Постмана во многом спорит с реалиями современной гуманитарной традиции. К примеру, такая специфическая наука, как социология детства, возникла только в конце двадца-
того века, в настоящий момент продолжается ее институционализация. В книге же высказан ряд наблюдений, согласно которым в конце двадцатого века социологическая концепция детства должна была не развиться, а напротив, уже утерять актуальность.
Что касается методологической рефлексии, направленной на выбор методик, наиболее адекватных при изучении детей и подростков, то в логике Н. Постмана круг тем, на которые возможно с успехом беседовать с подростком, должен расширяться. Возможно даже, что тематически исследования взрослых и детей могут быть идентичны.
Но, если учесть тезис Постмана о том, что исчезновение детства имеет обратную сторону,—исчезновение понятия взрослости, то, в свою очередь, техники социологического исследования применительно к взрослым могут становиться все более «детскими»: визуализированными, не требующими специальных знаний, максимально простыми с точки зрения языка, «закрытыми»—предпола-гающими выбор из ограниченного количества вариантов и т. п.
Однако, на наш взгляд, чрезвычайно важным при этом является учет «промежуточных», дополнительных переменных:
• Во-первых, соблюдение этических норм при изучении несовершеннолетних. Так ли безгранична тематика таких исследований, в частности, с точки зрения родителей ребенка или лиц их замещающих?
43 Там же, с. 117.
44 Там же, с. 116.
45 Там же, с. 117.
46 Там же, с. 150.
• Во-вторых, в выборе исследовательских методов и техник решение может быть не «черно-белым» («детско-взрослым»), но опосредоваться исследуемым тематическим содержанием, будь то особенности самосознания, межличностные отношения со сверстниками, потребительское поведение, отношение к нормам морали, нравственности, права и т. п. Иными словами, выбор методики исследования должен, прежде всего, зависеть от предметного поля и поставленных исследователем задач и только
в следующую очередь—от возраста респондента.
Литература:
1. Татарова Г. Г. Методология анализа данных в социологии: введение. Учебник для ВУЗов. Издание 2-е, дополненное. М: NotaBene, 1999. 224 с.
2. Эриксон Э. Ребенок и Общество. М., Летний сад, 2000. 416 с.
3. Щеглова С. Н. Как изучать детство? Социологические методы исследования современных детей и современного детства. М.: ЮНПРЕСС, 2000 г. 73 с.
4. Щеглова С. Н. Социология прав детей в России: новый век, новые проблемы, новые перспективы. М.: Социум, 2001. 84 с.
Страницы истории кафедры юридической психологии и педагогики Академии ФСИН России
С. А. Лузгин
35 лет жизни кафедры, сегодня называемой кафедрой юридической психологии и педагогики,—незначительный по историческим меркам срок. Однако с точки зрения человеческой жизни и развития педагогического коллектива эта оценка выглядит не такой уж бесспорной, особенно в современных условиях российской действительности, когда все так быстро меняется.
20 февраля 1974 года приказом начальника Рязанской высшей школы МВД СССР была сформирована кафедра исправительно-трудовой педагогики и психологии, руководителем которой был назначен кандидат педагогических наук, доцент Краковский Александр Петрович. В ее состав вошло шесть сотрудников, в основном из числа ранее бывших преподавателей кафедры исправительно-трудового права, ставшей прародительницей нового коллектива.
Именно там тогда преподавались курсы исправительно-трудовой педагогики и психологии для будущих юристов.
Если вспомнить тот период развития нашего общества, государства и исправительно-трудовой системы, то станет очевидным, что создание кафедры не было случайным событием. Под ее основание был заложен солидный и надежный теоретико-практический фундамент. Он состоял из изданных учебников и учебных пособий по исправительно-трудовой педагогике и психологии; множества публикаций по психолого-педагогической проблематике; введения в штаты воспитательно-трудовых колоний первых психологов и апробации модели психологической службы; проведения целого ряда педагогических экспериментов (Вологодского — по формированию нравственно-воспитывающего коллектива осужденных, Белорусского—по ор-
