РАССТАНОВКИ КАК ИНДИКАТОР СОВРЕМЕННЫХ ТЕНДЕНЦИЙ ТРАНСФОРМАЦИИ СЕМЬИ Текст научной статьи по специальности «Социологические науки»

ИССЛЕДОВАНИЕ

DOI: 10.24412/2587-6783-2021-4-17-25

РАССТАНОВКИ КАК ИНДИКАТОР СОВРЕМЕННЫХ ТЕНДЕНЦИЙ ТРАНСФОРМАЦИИ СЕМЬИ

Наринская Валерия Дмитриевна Психолог, психотерапевт, создатель Школы Нового Сознания «Лерониум», действительный член

Профессиональной Психотерапевтической Лиги, автор метода «Апкодинг» Москва, Россия [email protected], [email protected] ORCID 0000-0002-8795-8670

Аннотация

В статье предпринимается попытка проанализировать ряд социально-психологических феноменов семейных систем в контексте сосуществования тенденции к увеличению вариативности трактовки современной семьи и интенсивной популяризации традиционного образа семьи. Автор подчеркивает значимость принципа реальности и принципа безоценочности не только в психотерапии, но и в широкой социальной практике. Особое внимание уделено индикации в расстановке реальных путей развития семейных систем.

Ключевые слова: семейная психотерапия, функциональная семья, переплетение, расстановка

CONSTELLATIONS AS AN INDICATOR OF MODERN FAMILY TRANSFORMATION TRENDS

Narinskaya Valeriya psychologist, psychotherapist, the founder of the School of New Consciousness «Leronium», the author of the UpCoding method Moscow, Russia [email protected], [email protected] ORCID 0000-0002-8795-8670

Abstract

The article attempts to analyze a number of socio-psychological phenomena of family systems in the context of coexistence a tendency towards an increase in the variability of the interpretation of the modern family and an intensive popularization of the traditional image of the family. The author emphasizes the importance of the principle of reality and the principle of valuelessness not only in psychotherapy, but also in wider social practice. Particular attention is paid to the indication in the arrangement of real paths of development of family systems.

Keywords: family psychotherapy, functional family, weaving, constellation

Введение

Каждое общество на протяжении всей истории своего развития формирует совокупность представлений и понятий как ценностно-смысловые опоры, которые должны направлять индивидуальную активность людей таким образом, чтобы общество сохраняло идентичность и воспроизводилось в новых поколениях. Сегодня трудно найти общество, для которого семья не являлась бы такой ценностной доминантой. А коль скоро семья является социально значимой ценностью, в сознании людей складывается идеальный образ, эталон действительного предметного воплощения ценности. Со временем такой образ тендирует к большей устойчивости и сокращению вариативности воплощений.

Сегодня семья определяется как «группа людей, состоящая из мужа, жены, детей и других близких родственников, живущих вместе» (Кузнецов, 2000). Но, как известно, реальная современная семья может частично или полностью не удовлетворять этому определению, что довольно часто происходит. Устойчивость образа семьи в межпоколенческой передаче обеспечивается в том числе за счет сильных, эмоционально заряженных общественных оценок соответствия реальной жизни индивидов — представителей социума — фиксированному в общественном сознании эталону. Образ идеальной семьи интроецируется человеком в детстве не только в рамках своей семьи, но и в процессе адаптации ребенка к более широкому социальному окружению. Затем образная модель становится осознанным и неосознаваемым ориентиром взрослой жизни индивида, а потому нередки внутренние конфликты, возникающие в случае, когда собственные устремления личности противоречат указанному образу. Тогда психическое напряжение и обнаруживает латентное, неосознаваемое воздействие на жизнь человека образа семьи как общественно заданного ориентира.

В современном российском обществе, а также в обществах многих других государств проживание индивидом детско-родительских и партнерских отношений регламентировано социальным институтом семьи. При этом форма отношений в семье, состав семьи, этапы развития семьи, условия формирования и правила жизни семьи, взаимоотношения семьи с государством весьма четко оговорены в культуре и чаще всего, как мы сказали выше, мало откликаются на трансформационные тенденции меняющегося мира. Такие правила и нормы фиксируются целым комплексом понятий, возникающих вокруг ценностно-смысловой опоры, в значительной степени влияя на самооценку людей. Например, понятие неполной семьи, с одной стороны, традиционно ориентирует человека на то, что детско-родительские отношения подразумевают участие двух родителей в воспитании ребенка, но с другой стороны, безоговорочно относит все семьи, в которых ребенок имеет возможность общаться с одним родителем, к числу неполноценных. Эмоциональная жизнь ребенка при этом может проходить в общении с большим количеством значимых взрослых (бабушкой, дедушкой, няней, тренером и т. д.), однако при расценивании семьи как неполной этот факт не учитывается. Таким образом, реальный психологический комфорт личности, эмоциональное благополучие членов семьи не являются критериями расценивания группы людей как семьи, что с точки зрения психотерапевта-практика во многом определяет большинство трудностей внутрисемейных отношений.

Другой масштабной проблемой жизни семьи является постепенное приобретение внутрисемейными отношениями характера функциональности, автоматизация семейных связей. Подчеркнем, что функциональной мы называем семью, в которой отношения между ее членами выстраиваются на базе доминирования общеролевых, а не собственно личностных характеристик, мотивов и устремлений конкретных людей. В ряде направлений семейной терапии принято говорить о важности «преодоления негативной психологической симптоматики и повышения функциональности семейной системы» (Зинченко, Мещеряков, 2003). Однако в таком контексте функциональность семейной

системы скорее может толковаться как эффективность эмпатийного контакта в семье. Мы же выстраиваем собственное терминологическое описание эмпирических данных на базе психологической трактовки понятия функции как «формы психической активности, которая всегда остается неизменной в меняющихся условиях» (Гуревич, 2007). Такое определение позволяет подчеркнуть отсутствие личностного включения в реализацию активности в конкретном моменте и условиях семейных отношений, то есть автоматизацию активности. Поэтому можно заключить, что постепенная автоматизация, характерная для любой деятельности человека, может охватывать и внутрисемейные отношения и действия членов семьи. Тогда привычность и повторяемость формы взаимоотношений способствуют уменьшению осознанного включения в них. Однако тогда теряется степень близости и эмоциональной глубины отношений, которые, несмотря на закономерную автоматизацию, всей своей сутью требуют личностного участия человека.

Мы полагаем, что безусловность традиционного эталона семьи и все меньшая личностная включенность в содержание внутрисемейных отношений имеют результатом стремительную потерю жизнеспособности семьи как формы социальных отношений в обществе.

Важно также, что директивные формы участия государства в поддержании или возрождении традиционного института семьи обнаруживают лишь тактическую, но не стратегическую эффективность, так как не учитывают реальное содержание семейных отношений. Например, сегодня нередким является наличие у мужчины или женщины двух семей, проживающих в одном или разных городах. При этом одна семья может базироваться на официальном браке, а вторая — на гражданском. Однако широкого обсуждения такие факты не получают, а если и упоминаются в медийном пространстве, то безоговорочно осуждаются. Более того, пока действительное состояние развития внутрисемейных отношений игнорируется, становится все очевиднее, что многовековой культурный опыт построения семьи все меньше отвечает современным формам межличностных отношений, общемировым социальным тенденциям.

Мы убеждены, что отчасти такое положение вещей объясняется недостаточным вниманием со стороны общественности к тому, насколько комфортно современная личность может реализовываться в традиционных семейных формах. Именно поэтому психотерапия последних лет закономерно сталкивается с задачей сопровождения клиента в адаптации комфортных для него, нефункциональных и благоприятных внутрисемейных отношений к общественным нормам (например, развитие новой формы гостевого брака).

Для специалиста очевидной оказывается частотность противостояния реальности и того, что признается общественно приемлемым. А поскольку главным принципом квалифицированной работы с психикой является принцип реальности, мы не можем игнорировать, что традиционная модель семьи сегодня расшатывается, становится менее жесткой и модифицируется. Более того, традиционный моногамный союз, заключаемый на всю жизнь, является для большинства мужчин и женщин не развивающей формой бытия, а сковывающим шаблоном, ориентация на который нередко приносит много боли и препятствует личностной реализации.

Цель настоящей статьи — показать, что жесткость социально-ролевых моделей в традиционной семье стремительно снижает адаптивный потенциал семьи в современном мире.

Отягощения семейных систем

Социально-психологические механизмы реализации человека в семье имеют значительную историю изучения и моделируются, в частности для целей семейной терапии, целым рядом теорий, стоящих на разной концептуально-философской основе. Наиболее известными классическими теориями являются теория коммуникации Г. Бейтсона (концепция двойного послания) (Бейтсон, 2005), структурная семейная терапия С. Минухина (Минухин, 1998), гуманистическая терапия К. Роджерса и В. Сатир (Сатир, 1992;

3

Роджерс, 2006), системная терапия М. Палаццоли, Ж. Ф. Чекина, Г. Прата и Л. Босколо (Палаццоли и др., 2002), позитивная терапия Н. Пезешкиана (Пезешкиан, 1998), семейная онтотерапия А. Менегетти (Менегетти, 2015) и др. Интересно, что понятия, созданные на рубеже ХХ-ХХ1 вв. в рамках перечисленных теорий (псевдообщность, метакоммуникация, двойная связь), подтверждают актуальность заявленной нами проблематики.

Так, декларация псевдообщности отражает отношение к другому человеку «в рамках „должного", а не реального»» (Сухов, Деркач, 2001). Псевдообщность имеет место, когда «партнерам приписываются позиции, цели на основе переноса прежнего опыта взаимодействия, нормативных предписаний, в результате чего понятие „Мы" используется не как результат формирования психологической общности, а декларативно, в чем проявляется отсутствие отношения к партнерам и в целом к группе как к реальным субъектам» (Сухов, Деркач, 2001).

Отсюда ясно, что постепенное превращение партнерского контакта в функциональный — феномен, известный в социальной психологии и психотерапии. Поэтому особенно показательно, что, с одной стороны, методики оптимизации отношений в семье развиваются длительно и интенсивно, а с другой — указанная проблема не теряет своей актуальности.

Как отмечалось выше, функциональные отношения внутри семьи нацелены не на поддержание контакта личностей, а на сохранение соотношения ролей внутри семьи. Анализ мотивационной доминанты участников таких отношений позволяет обнаружить реализацию глубокой бессознательной потребности в сохранении стабильности окружающего мира ради выживания, пусть даже ценой отказа от собственных личностных устремлений. Стабильность в таком контексте чрезвычайно сильно ассоциирована с безопасностью — одной из базовых потребностей человека. Однако подобная конфигурация мотивационно-смысловых переходов совершенно не отвечает основному качеству и даже требованию современного мира — постоянной новизне как стимулу непрекращающейся личностной включенности. В такой ситуации перед современным человеком встает непростая задача: сформировать и реализовать отношения с партнером и детьми таким образом, чтобы, с одной стороны, оставаться действительно личностно вовлеченным в них, избегая автоматизации общения, а с другой — вписать такие отношения в общественно приемлемую модель неизменной семьи, где стабильность и повторяемость форм контакта неизбежно автоматизирует взаимодействие.

Семейные терапевты, сопровождая клиента в урегулировании подобного внутреннего конфликта, сталкиваются с тем, какими способами человек решает возникшее противоречие. При этом главными принципами в работе с семейным контекстом мы считаем 1) принцип реальности — признание того, как есть, и 2) принцип безоценочности — признание, что все происходящее имеет причины, будет иметь следствия, происходит в конкретном контексте и в этом смысле нормально.

Многолетняя терапевтическая практика показывает, что, только руководствуясь указанными принципами, мы можем помочь личности разрешать внутренние конфликты, находя адаптивный для индивида способ взаимодействия с окружающим миром и, прежде всего, с собственной семьей.

Сегодня не только психотерапевты практики, но и специалисты по фундаментальной и прикладной психологии признают, что одним из наиболее эффективных методов работы с семейным контекстом является расстановочная сессия (Хеллингер, 2010; Бурняшев, 2020; Вебер, 2020; Кригер, Мишина, 2020).

Механизм развертывания расстановки реализуется за счет осознанного согласия клиента увидеть реальное соотношение неосознаваемых, а частично и вовсе бессознательных детерминант его жизнедеятельности. В ходе работы закономерно (практически всегда) обнаруживаются феномены, свидетельствующие об отягощении

семейных отношений некоторым содержанием: наличием второй семьи у одного из партнеров, влиянием незавершенных отношений отца или матери на позицию ребенка в детско-родительских отношениях, невозможностью для клиента открыто реализовать в рамках семьи гомосексуальные отношения и т. д. Однако причина возникновения такого содержания всегда одна: осознанное и неосознанное стремление личности реализовать себя в близких отношениях в полной мере и одновременно сохранить соответствие приемлемой социальной норме существования семьи. Момент отягощения, расценивание значимого личностного содержания как «препятствия» для семьи объясняется, прежде всего, невозможностью проявить противоречие, говорить о проблеме как с близким человеком, так и с широкой общественностью, неприемлемостью такого контакта с точки зрения традиции построения семьи.

На основе вышесказанного мы считаем чрезвычайно важным поставить проблему трансформации образа семьи в современном российском обществе. Причем такое изменение ориентируется на приоритет личностного участия в отношениях взамен соответствия формальным признакам семьи. Ведь проявление в контакте с партнером значимого для индивида содержания, внимание к тому, что в ином случае оценивается как не соответствующее семейным нормам, привело бы к значительному внутреннему расслаблению и решению внутренних конфликтов большой части общества. Однако это невозможно без того, чтобы отдельные социальные структуры (например, специалисты, работающие с семьями) начали открыто смотреть на тенденции трансформации семьи и проявлять к этому не морализаторский, а живой научно-исследовательский интерес. В этом как раз и состоит суть вышеупомянутых принципов реальности и безоценочности.

Приведем примеры социально-психологических феноменов, обнаруживаемых в жизни современной семьи, и покажем, как проведение принципов реальности и безоценочности в работе психотерапевта помогает трансформировать отношения в семье клиента, предотвращая автоматизацию и выстраивание функционального контакта.

Феномен переплетения ребенка как младшего члена семьи с тем или иным старшим членом семейной системы многократно описан в психологической литературе (Хеллингер, 2010; Бурняшев, 2020; Миллс, Кроули, 1996) и т. д. Опираясь на трактовку переплетения Б. Хеллингера, подчеркнем, что суть переплетения состоит в том, что при определенных условиях родитель при контакте с ребенком в той или иной степени отвлечен мысленно на фигуру некоторого «Значимого другого» (собственного родителя, другого партнера, погибшего друга, нерожденного ребенка и т. д.). Однако ребенок нуждается в абсолютном внимании родителя, и потому он неосознанно воспроизводит модели поведения, чувства и компоненты идентичности «Значимого другого». Таким «Значимым другим» нередко выступает мужчина или женщина, с которыми родитель находится в близком контакте, нередко интимной связи. Значимость этих отношений для родителя может состоять в том числе в возможности реализовать нестандартные, но индивидуально значимые формы контакта.

Собственно, переплетение происходит не столько в силу наличия Другого, сколько в силу невозможности, например, для мужчины соединения в одном неконфликтном пространстве отношений с ребенком и отношений с женщиной, которая не является матерью ребенка, в то время как отношения с женой — матерью ребенка — остаются актуальными в рамках семьи. Для ребенка такое переплетение, с одной стороны, неизбежно, поскольку не контролируется осознанно ни родителем, ни самим ребенком. Но, с другой стороны, переплетение травматично в силу того, что ребенок, выстраивая отношения с родителем, не способен выдержать качество сексуальной энергии, текущей между родителем и партнером, с которым ребенок переплетается.

Расстановка чаще всего показывает, что переплетение перестает актуализироваться и травмировать ребенка, когда его родитель получает возможность в рамках семьи дать место наличию у себя других значимых женско-мужских отношений вне семьи и признать,

что у этого факта есть причины, есть следствия, а потому можно расценивать сложившееся положение вещей как норму. Проявленность подобного факта, с традиционной точки зрения, невозможна и порицаема. Проявление реальной ситуации и внимание к тому, как есть на самом деле — единственный способ не втягивать ребенка в отношения взрослых. Человек, знающий закономерности функционирования семейных систем и руководствующийся ими, в такой ситуации отдает предпочтение прежде всего признанию нормальности сложившихся обстоятельств как части жизни. Важно, что нормальность обстоятельств позволяет говорить о них и освобождать таким образом тех, кто не включен в указанные отношения, от чужих ролей, проявляя исключенных носителей этих ролей.

Приведенный пример доказывает, что традиционная форма семейных отношений часто выступает неадаптивным сценарием, программой действий, которая в реальной практике ориентирует человека исключать часть личностно значимого содержания из жизни под давлением общественного мнения и автоматически перегружать таким образом отношения с близкими. Следует оговориться, что для значительной части мужчин и женщин, попадающих в такую позицию, собственно общественное мнение не является травмирующим фактором. Человек приспосабливается реализовывать отношения с близкими фрагментарно, периодически, контактируя то с одной стороной, то с другой. Однако подчеркнем, что подобный фрагментарный контакт не решает проблемы внутренней направленности личности и их следствия — отягощений детей как замещающих фигур в детско-родительских отношениях. На наш взгляд, только когда взрослый человек имеет возможность проявить перед близкими или — еще шире — перед социумом существование других близких отношений в жизни и расширить таким образом для себя пространство семьи за счет легализации еще одной стороны личностного включения, риск переплетения ребенка с другим человеком падает до нуля.

В отношениях внутри семьи наличие у мужа или жены еще одного партнера может восприниматься по-разному. В общественном сознании такая схема отношений нередко классифицируется как измена, причем указанное слово жестко обрисовывает не только фактическое содержание действий партнера, но и характер эмоциональной реакции обоих партнеров. «Измена — предательство, вероломство... за измену осудить, понести наказание. Нарушение супружеской верности, верности в любви, дружбе... Отказ от убеждений, взглядов, разделявшихся прежде, уклонение от чего-л.» (Кузнецов, 2000).

Между тем, как показывает расстановочная практика, нарушение контакта партнеров при встрече с фактом измены объясняется не самим фактом, а неспособностью сторон дать место выбору партнера и признать нормальность (наличие причин, следствий, контекста) этого факта. Во многом такая когнитивная ограниченность объясняется стереотипом, автоматически воспроизводимым сценарием поведения, поскольку измена длительный период развития национально-культурного сообщества в моногамии порицалась как приносящая боль и страдания.

Но дело в том, что психотерапевт может достичь успеха в клиентской работе, только если поможет клиенту прежде всего принять измену как часть жизни, то есть как нечто нормальное, поскольку для движения души в разрешении внутренних конфликтов необходимо признавать нормальным все, что происходит. При этом чувства второго партнера важно проявить и сбалансировать в расстановке. Но собственно нормальность подразумевает, что у измены, как и у любого явления или процесса, есть контекст, причины и условия реализации. Фигуры членов семьи в расстановке обнаруживают, что возникающий конфликт объясняется не только наличием других отношений у близкого человека, но и в не меньшей мере неспособностью самих членов семьи вписать новое знание в привычную картину мира.

Обращаясь к причинам поведения личности, которое традиционно расценивается как измена, вспомним, во-первых, упомянутую тенденцию к автоматизации семейных связей, то есть к уменьшению личностной включенности в контакт в целом —

формирование функциональной семьи. Во-вторых, разрушению традиционной модели способствует невозможность реализовать все грани личности и связанные с этим ролевые модели с одним и тем же партнером. Опыт проживания моногамных отношений не теряет своей важности для развития большого количества людей. Однако всестороннее развитие личности объективно является тенденцией современности, в реализацию которой вовлекается все больше социальных субъектов. Вспомним, как большинство социальных институтов и государственных учреждений сегодня (детские сады, школы, центры развития, бизнес-конференции и проч.) акцентируют важность всестороннего развития личности, предлагая в этой связи разнообразные личностно-ориентированные социальные практики.

В результате оказывается, что если один из партнеров стремится личностно развиваться и раскрывать в отношениях с партнером все больше личностных черт, а другой, напротив, не поддерживает такое раскрытие и не предпочитает развиваться сам, то такой односторонний контакт перестанет в конечном итоге удовлетворять развивающегося партнера. Тогда моногамная стабильная автоматизированная связь людей оказывается недостаточной для многостороннего меняющегося и стремящегося к расширению субъекта. И в таком случае всестороннее развитие личности, которое осуществляется и в партнерских отношениях тоже, станет невозможно осуществить с одним партнером. Тогда задачей индивида становится признание его возможного внутреннего дискомфорта в моногамных отношениях нормальным. Причем не потому, что человек или его партнер чем-то плохи и должны испытывать чувство стыда, вины и т. д., а потому, что человек объективно не реализует (и чаще всего — не может реализовать) все стороны своей личности в моногамной паре.

Дальнейший шаг принятия полигамии одного или обоих партнеров в отдельно взятой паре как возможной нормы семейных взаимоотношений — вопрос будущего исследования. Как и вопрос о том, возможно ли сохранение личностной вовлеченности в контакт с одним и тем же партнером в условиях всестороннего развития личностных структур индивидов в современном мире.

Пока с уверенностью можно говорить лишь о том, что, с одной стороны, те или иные варианты построения семьи, не отвечающие требованиям жесткой моногамии, наличия детей, различия полов партнеров и т. д., находятся под формальным или неформальным запретом в обществе либо подвергаются достаточно бескомпромиссной общественной оценке. С другой стороны, такие формы построения отношений существуют, но, игнорируемые обществом, компенсируются множеством форм, ни одна из которых не обнаруживает открытого честного контакта самих партнеров, а также пары и общества как субъектов отношений.

Расстановка — это метод, который одинаково эффективно работает как с отношениями в родительской семье клиента (ядерной) и в роду, так и с отношениями в свободно выбранных союзах, в паре, а также с межнациональными контактами. А потому каждая расстановочная работа с семейным контекстом — многослойна, что позволяет значительно расширить контекст интерпретации обыденных ситуаций внутрисемейных отношений и увидеть широкий спектр видимых и скрытых причин.

Выделим еще раз тенденции трансформации семьи, которые частотно проявляются в нашей психотерапевтической практике, охватывают значительную часть общества, но в то же время чаще всего остаются скрытыми, не проявленными, а потому затрудняют развитие конкретной семейной системы в частности и российского общества в целом.

1. Современная общественная ориентация на всестороннее развитие личности закономерно приводит к необходимости пересмотра и расширения основных ценностно значимых, регулирующих жизнь социума концептов, в том числе концепта семья.

2. Декларация традиционной семьи как института, всесторонне развивающего личность современного человека, не учитывает реальных моделей построения отношений в современной семье, где в условиях устойчивости и стабильности парного союза закономерно автоматизируются действия личности, обращенной к партнеру.

3. Автоматизация межличностных отношений внутри традиционной семьи приводит к формированию функциональной семьи, где содержание коммуникации определяется прежде всего собственно ролью, а не актуальным состоянием партнера.

4. Функциональные отношения в семье, выстраиваемые на базе внешних социально-ролевых норм, перестали быть адаптивными в современном мире.

5. Современный человек нередко сталкивается с внутренним противоречием, поскольку не хочет выстраивать функциональный, ограничивающий контакт, но не находит в общественной практике приемлемых альтернативных форм партнерских и детско-родительских отношений, которые были бы широко признаны нормой и смогли бы расширить содержание понятия семья.

6. Понятие нормы/нормальности в рамках психотерапевтической практики требует пересмотра и расширения на явления и процессы, которые имеют причины, имеют последствия и реализуются в конкретных условиях.

Заключение

В заключение подчеркнем еще раз, что, на наш взгляд, наиболее продуктивным для специалистов, работающих с семейными системами, а также для людей, учитывающих в своей практике закономерности развития семейных систем, было бы прежде всего признание нормальности любого варианта личностного развития в партнерстве, а также работа с внутренними причинами, препятствующими формированию такого взгляда. В такой работе придется столкнуться с необходимостью коррекции личностных стереотипов, которые детерминированы культурой, неактуальными сегодня преставлениями о способах выживания и — главное — не способны соответствовать общественным тенденциям современности.

Литература

Бурняшев, М. Г. (2020). Без маски. Книга — погружение в системные расстановки и мир подсознания. М.: Эксмо.

Бейтсон, Г. (2005). Шаги в направлении экологии разума: избранные статьи по психиатрии. М.: URSS: КомКнига.

Гуревич, П. С. (2007). Психологический словарь (ред.). М: ОЛМА Медиа Групп, ОЛМА Пресс Образование.

Зинченко, В. П., Мещеряков, Б. Г. (2003). Большой психологический словарь. Прайм-ЕВРОЗНАК.

Кригер, Е. Э., Мишина, Г. А. (2020). Феномен «замещающего восприятия»: философско-психологическое обоснование. Вестник РГГУ. Серия «Психология. Педагогика. Образование». (4). С. 29-40. DOI: 10.28995/2073-6398-2020-4-29-40

Кузнецов, С. А. (2000). Большой толковый словарь русского языка (ред.). СПб: «Норинт».

Менегетти, А. (2015). Онтопсихология: практика и метафизика психотерапии. Psicologica Editrice, НФ «Антонио Менегетти».

Минухин, С., Фишман, Ч. (1998). Техники семейной терапии. М: Класс.

Миллс, Дж., Кроули, Р. (2008). Терапевтические метафоры для детей и «внутреннего ребенка». М: Класс.

Пезешкиан, Н. (1998). 33 и 1 форма партнерства. М.: Медицина.

Роджерс, К. (2006). Брак и его альтернативы. Позитивная психология семейных отношений. М: Этерна.

Сатир, В. (1992). Как строить себя и свою семью. М.: Педагогика-Пресс.

Палаццоли, М., Босколо, Л., Чеккин, Дж., Прат, Дж. (2002). Парадокс и контрпарадокс: Новая модель терапии семьи, вовлеченной в шизофреническое взаимодействие. М: Когито-Центр.

Сухов, А. Н., Деркач, А. А. (2001). Социальная психология: учебное пособие для студ. вузов (ред.). М: Академия. URL: http://yurpsy.com/files/biblio/spsy/010.htm (дата обращения: 18.08.2021).

Хеллингер, Б. (2010). Счастье, которое остается. Куда нас ведут семейные расстановки. М: Институт консультирования и системных решений.