CC BY
11
УДК 821.352.3(470)
ББК 83.3(2=Ады)
Х 16
Хакуашева М.А.
Доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник сектора кабардино-черкесской литературы Института гуманитарных исследований Кабардино-Балкарского научного центра РАН, e-mail: [email protected]
Рассказы А. Макоева: демифологизация как метод отражения реальности
(Рец ензирована)
Аннотация:
Анализируется творчество кабардинского русскоязычного писателя А. Макоева на примере рассказов о детстве «Остров Гнома», «Спаси меня, мой ангел», «Золотые апельсины», в котором автор применяет метод деконструкции как необходимый элемент примирения с действительностью, утратившей гуманистическое начало, и которое репрезентативно с точки зрения общих характеристик современной русскоязычной адыгской прозы. Устойчивые стереотипы, связанные с представлением о детстве как о светлом, радужном начале жизни, никакого отношения к творчеству А. Макоева не имеют. При сохранении ярких рельефных образов, свойственных детскому восприятию, они, как правило, драматически насыщенны. В постсоветский период литературный процесс адыгской литературы перестал быть явлением сугубо локальным - условия глобализации обусловили его интеграцию с мировым литературным процессом. В 1990-е - 2000-е годы на этой волне новый импульс к развитию получила русскоязычная проза, определившая качественно новый уровень литературного процесса Адыгеи, КЧР, КБР. Она сложилась на данном этапе как значительный эстетический феномен. Необходимость адекватного анализа и научного исследования в этой области продиктовано слабой степенью изученности проблемы, отсутствием целостного концептуального подхода, научных дефиниций. Отмечается, что тематический диапазон произведений А. Макоева достаточно широк: отношения родителей и детей, мужчины и женщины, социальное неравенство, кризис гуманизма, подлинная и мнимая свобода личности, «обветшание», энтропия духовного мира литературного героя и целого социума.
Ключевые слова:
Русскоязычная литература, эстетический феномен, тема детства, демифологизация, деконструкция, мотив «полета», интертекстуальность.
Khakuasheva M.A.
Doctor of Philology, Leading Researcher of the Sector of the Kabardino-Circassian Literature, Institute for Humane Researches of the Kabardino-Balkarian Scientific Center of the Russian Academy of Sciences, e-mail: [email protected]
Stories by A. Makoev: demythologization as method of reflection of reality
Abstract:
The paper analyzes stories about the childhood «The Island of the Gnome», «Save me,
my Angel» and «Gold Oranges» of the Kabardian Russian-speaking writer A. Makoev. In these pieces of writing, the author applies a deconstruction method as a necessary element for reconciliation with the reality which lost the humanistic principles and which is representative in terms of general characteristics of modern Adyghe prose in Russian. The steady stereotypes connected with idea of the childhood as about the light, iridescent beginning of life have no relation to A. Makoev's creativity. At preservation of the bright prominent images peculiar to children's perception, they are, as a rule, drama saturated. During the Post-Soviet period literary process of the Adyghe literature stopped being the phenomenon especially local, - conditions of globalization caused its integration with world literary process. In the 1990s - the 2000s, on this wave a new boost to development was received by the Russian-speaking prose, which determined qualitatively new level of literary process in Adyghea, Karachaevo-Cherkessia and Kabardino-Balkaria. It developed at this stage as a considerable esthetic phenomenon. Need of the adequate analysis and scientific research for this area is dictated by weak degree of study of a problem, lack of complete conceptual approach, scientific definitions. Thematic range of works of A. Makoev is wide: relations of parents and children; men and women; social inequality; humanity crisis; original and imaginary personal freedom; «dilapidation», entropy of inner world of the literary hero and whole society.
Keywords:
Literature in Russian, esthetic phenomenon, childhood subject, demythologization, deconstruction, motive of «flight», intertextuality.
Среди факторов, влияющих на поэтику всех жанров адыгской литературы, самым существенным и устойчивым в процессе эволюции являлся фольклор. «Важнейшими константами долгие годы оставались мифоэпическая основа и художественный этнографизм. Региональный аспект, местный колорит были чертами превалирующими, доминантными, определяющими специфику национальных литератур республики, их отличие от литературы метрополии» [1: 5]. Но в постсоветский период литературный процесс адыгской литературы перестал быть явлением сугубо локальным, - условия глобализации обусловили его интеграцию с мировым литературным процессом. В 1990-е - 2000-е годы на этой волне новый импульс к развитию получила русскоязычная проза, определившая качественно новый уровень литературного процесса Адыгеи, КЧР, КБР. Современная русскоязычная адыгская литература сложилась на данном этапе как значительный эстетический феномен.
В этой области известны диссертационные исследования О.М. Абакаро-
вой «Современная русскоязычная проза Кабардино-Балкарии: поэтика стилей и жанров», Л.И. Мурнаевой «Интертекстуальность в современной северокавказской русскоязычной прозе». Необходимость адекватного анализа и научного исследования в этой области продиктовано слабой степенью изученности этой проблемы, отсутствием целостного концептуального подхода, дефиниций, которые бы отражали общие закономерности и особенности развития постсоветской адыгской русскоязычной литературы.
Творчество кабардинского русскоязычного писателя А. Макоева репрезентативно с точки зрения общих характеристик современной русскоязычной адыгской прозы. Его первый рассказ «Живая картина» был опубликован в 1988 году. К настоящему времени им написано более 30 произведений, преимущественно рассказов, несколько повестей. Наиболее известные из произведений - «Натюрморт с чайкой», «Золотые апельсины», «В пору голых деревьев», «Омовение сердца», «Лунные мальчики», «Сады Масират», «Возвращенное небо» и др. В разное вре-
мя рассказы и повести А. Макоева издавались в различных городах РФ: Нальчике, Москве, Пятигорске, Грозном, Майкопе, Бийске.
Тематический диапазон произведений А. Макоева достаточно широк: отношения родителей и детей; мужчины и женщины; социальное неравенство; кризис гуманизма; подлинная и мнимая свобода личности; «обветшание», энтропия духовного мира литературного героя и целого социума. Автор обращается «к мистике и потустороннему миру, к мифу, к вопросам взаимовлияния разных культур и стирания границ между прошлым и будущим, реальностью и вымыслом...» [2: 92].
Особенным драматическим звучанием отмечен цикл рассказов, посвященных детству. В рассказе «Остров гнома» для маленького Тимура потеря матери и отца в результате автокатастрофы становится преддверием в жизнь, лишенную сказки, возможно, надежды. Главный герой с четырехлетней сестрой преодолевает немыслимые преграды, чтобы добраться до острова, на котором, по рассказам отца, живет гном по имени Оки-Фиоки. Отец даже указывает ему дерево, под которым находится жилище маленького волшебника. Гном исполняет заветные желания, и дети решают найти его, чтобы тот оживил родителей. Подвергаясь смертельной опасности, брат с сестрой на утлой лодке достигают островка, мальчик зовет гнома, но тот так и не появляется...: Тимур вернулся к берегу. Люся крепко спала, свернувшись клубочком... Лодки не было. Он, конечно же, не догадался ее привязать, и ветер ее утащил. Где-то там, над черной водой одиноко покачивался ее силуэт. Обильно накатывающиеся слезы застилали глаза. Он утирал их, но они неудержимо прибывали снова.
- Оки-Фиоки! Оки-Фиоки!
Но остров хранил свою тайну (Использован авторский электронный ресурс).
Восьмилетний мальчик лишается сказочной иллюзии, оказавшись один на
один с беспощадной реальностью. Отсутствие определенной границы между «объективной видимостью» и виртуальным пространством вымысла — один их важных маркеров детской психологии. Грубое вторжение реальности в воображаемый мир ребенка блокирует его сознание и знаменует начало кризиса, который предваряет процесс раннего сурового взросления.
Кульминация достигается в контрасте двух противоположных образов острова — прежним, увиденным с отцом мальчика, и настоящим: Тогда было раннее летнее утро, поднимающееся солнце ласково высвечивало из спокойной водной глади этот сказочный остров и приветливое дерево с зелеными раскидистыми ветвями, а под ним, без всякого для него сомнения, жил волшебный гном, с которым он непременно вскоре подружится. Теперь же это совершенно другое место. Куда подевалось приветливо манящее объятие этого острова? Где его сказочно голубой дымок? Где его любимый гном, о котором он так много думал, любил его и ждал с ним встречи? Как мог так измениться мир? Ему снова стало страшно. Справится ли мальчик? Каким выйдет из потерянного мира детства? Путешествие на остров гнома обозначает в его судьбе роковой рубеж, за которым прежняя жизнь обрывается. «Остров гнома» представляет собой достаточно органичный жанровый микст, с которым сказочный сюжет заполняется реалистическим повествованием; именно так осуществляется непосредственная связь с фольклором, в частности, с жанром волшебной сказки.
«...У рассказа, развивающегося, казалось бы, по жесткому канону волшебной сказки и с учетом правил следования отцовским наказам, есть как бы вторичный сценарий, созданный не автором, а продиктованный межжанровыми и интертекстуальными принципами наррации. В определенном смысле «Остров гнома» -жанровая эклектика» [2: 139]. По мнению
Л. Мурнаевой, в рассказе «Остров гнома» «демонстрируется трансформация жанрового канона (хронотопа сказки), позволяющая осуществить связь с современностью путем включения в произведение примет конкретного времени, благодаря чему воплощается ведущий принцип повествования в постмодернизме - соединение реального мира с надеждами на волшебство, фантастику, что является, к тому же, весьма показательным для определенного сегмента современной русскоязычной кавказской прозы» [2: 139 -140].
В определенном смысле «Остров гнома» - разрушение сказочного мифа, так как сказка развенчивается и заменяется элементом реальности. В этом случае правомерно говорить об использовании метода деконструкции, в частности демифологизации. С подобным современным художественным инструментарием мы сталкиваемся в творчестве Дж. Кошу-баева: в романе «Абраг» деконструкция-демифологизация достигается за счет метода снижения, которое включает иронию, сатиру и пр. [3]. Элементы смеховой стихии направлены в том числе на разрушение всех концептов адыгского мифа, Нартского эпоса. Метод демифологизации характерен для творчества других современных русскоязычных адыгских авторов, таких как Н. Куек, Ю. Шидов, М. Емкуж, А. Балкаров и др.
Рассказ из того же тематического цикла «Спаси меня, мой ангел» - художественная репрезентация семейной трагедии, увиденной глазами друга (персонаж выступает в роли нарратора). После недолгого знакомства с задумчивой, болезненной девочкой ее новый друг решает проведать ее, но та за время его поездки умирает. Простая фабула усложняется вставной новеллой, ключевой для понимания рассказа, его сюжет дублируется в миниатюре сюжетом пьесы, сочиненной и изложенной главной героиней.
Через принцип «новелла в новелле» реализуется характерный для творчества
А. Макоева метод рамочной композиции, который встречается в рассказах «Натюрморт с чайкой», «Потешный круг» и др. В пьесе, которая разыгрывается маленькой героиней с самодельными куклами, речь идет о девочке, для которой жизнь на земле стала... невыносимой после того, как водяные существа сообщили ей, что она-де дитя небесное: ни отец, ни мать не родные ей. В основу вставной маленькой пьесы легла история жизни самой героини рассказа, которая больше всего хочет летать: ...Она так хочет взлететь, что руки вдруг превращаются в крылья и уносят ее в небесные выси. Все завидуют ей: ведь она может летать, а им до конца своих дней суждено прожить на болотах.
Потребность летать — распространенный архетипический мотив напряженного духовного поиска, требующего для себя интенсивного развития, воплощения. Избранники, отмеченные в этом смысле ярким экзистенциальным призванием, не находят способа для самореализации в обычной, «земной» жизни. Художественный конфликт разворачивается, таким образом, не между жизнью и смертью, которая угрожает неумеющим летать, а между настоятельной необходимостью в духовном росте и отсутствием такой возможности в условиях реальности. Никакой другой альтернативы автор не оставляет.
По формальным признакам рассказ тяготеет к современному жанру нового реализма (или неореализма), одним из жанровых особенностей которого А.А. Серова указывает на «детство, которое мифологизируется как потерянный рай» [4].
Если для понимания реальности главному герою рассказа «Остров гнома» необходимо демифологизировать миф, сказку, то для героини рассказа «Спаси меня, мой ангел» следует мифологизировать реальность. Миф, созданный девочкой, объясняет нежизнеспособность гуманизма в рамках современной реальности. Так же, как в рассказе «Остров гнома», для постижения реальности необхо-
дима демифологизация мифа, сказки. Таким образом, мы снова сталкиваемся с вариантом развенчивания мифа, применением способа деконструкции в форме демифологизации.
Подобные литературные приемы (вставная новелла, кумулирующая и дублирующая в миниатюре основной сюжет, архетипический мотив полета) мы находим в творчестве современных русских писателей, например, в рассказе О. Славниковой «Тайна кошки». Характерно, что рассказ выстроен по принципу «чересполосицы», противопоставляющей два параллельных, но несводимых мира - сказочного и реального. Главный герой Крашенинников в железнодорожном купе слышит сказку, написанную и опубликованную его женой (главная героиня Лора - детская писательница), которую читала его соседка своему маленькому сыну. Сказка называлась «Бульдог и Кошка». Герой декодирует текст детской сказки и понимает судьбу («тайну») своей жены, которая от него ушла. На самом деле Лора-Кошка ушла, потому что хотела летать: Она долго и печально бродила по крыше. Она искала место, откуда могла бы перепрыгнуть на забор и снова пойти странствовать. Наконец, она нашла такое место. Внизу, очень далеко, валялись старые доски с торчащими гвоздями. У Кошки оставалось очень мало сил. Но она сжалась в комок, напрягла все четыре лапы и прыгнула.
Сначала Кошка стала падать. Она изо всех сил вращала хвостом и извивалась в воздухе, чтобы не упасть на доски. Но вдруг она почувствовала, что летит. Кошка, свободно раскинувшись в воздухе, поднялась над крышей, облетела трубу, потом устремилась вверх, перекувырнулась и потрогала лапой упругое облако. Она посмотрела вниз и увидела, что и Бульдог, и Пудель, и все зайчата, лисята, ежата смотрят на нее [5].
В рассказах А. Макоева и О. Славниковой физический полет, невозможный
в рамках «реальной действительности», выступает в обоих рассказах как символ недостижимой духовной свободы. Одним из семантических значений символики полета становится суицид как единственный способ освобождения. «Полет» жены Крашенинниковым воспринимается не в этой смысловой плоскости, а сугубо обыденно. Он способен видеть лишь проявления наследственной психопатии: ведь мать Лоры тоже покончила собой таким же образом.
На онтологическом уровне художественного текста страстную тягу к «полету» следует интерпретировать как знак особой избранности людей, отмеченных непонятной для других потребностью в свободе, которую они не способны променять на жизнь в замкнутом, бездуховном пространстве. Поэтому проблема суицида для них оказывается снята - это первая и последняя попытка взлететь, отчаянная возможность обрести свободу.
Мотив «полета» широко представлен в современной адыгской литературе [3]. Символ полета можно трактовать как знак интертекстуальности [6: 13-16].
Устойчивые стереотипы, связанные с представлением о детстве как о светлом, радужном начале жизни, никакого отношения к творчеству А. Макоева не имеют. При сохранении ярких рельефных образов, свойственных детскому восприятию, они, как правило, драматически насыщенны. Этот принцип применим и к сюжету рассказа «Золотые апельсины». Тема потерянного детства «наслаивается» на другой содержательный контекст, связанный с потерей первичной эмпирической гармонии, которая, по авторскому умолчанию, является сущностной чертой всего универсума. Но законы макро- и микромира деформированы и человеческим вмешательством, поэтому разнятся до крайней степени, в ряде случаев доходя до антагонизма, оказываются безвозвратно поруганы. Именно поэтому мир детства оказывается разломанным, ли-
шенным цельности. Человеческое вмешательство порождает не закономерную гуманизацию как ожидаемый итог эволюции, а дегуманизацию природы и личности, в первую очередь, наиболее чуткого, восприимчивого мира детей. Судя по трагической тональности и сюжету рассказа «Золотые апельсины», окружающий мир весьма серьезно отошел от должной стези, которая соответствует духовному здоровью. Автор высвечивает эти деформации и «поломки» с разных сторон.
В прозе А. Макоева основной проблемой художественного детского мира является одиночество. Трещина, разделившая жизни отца и матери, раскалывает пространство главного героя на две части: он живет с матерью, отчимом и лишь периодически встречается с отцом. Между тем именно благодаря отцу его жизнь обретает смысл, раскрываются красота и сила мира, просыпается воображение, растет интерес: Нам кажется, что в этом мире нет никого, кроме нас. Мы идем, большие и счастливые, задеваем головой звезды, загоняем шаловливый осенний ветерок себе в карманы и верим, что теперь ему оттуда не выбраться... подошвами своих ботинок запросто крошим горы, моря и океаны, а здесь... два гиганта порвали электрические провода и свалили столбы [7: 394].
Отец мальчика вынужден уехать на поиски работы - прежнюю он потерял. Становится ясна описываемая историческая эпоха распада советской системы, когда произошло постепенное обрушение производства огромной страны,
результатом явилось образование целого класса безработных. «Лишние» люди новой эпохи оказались совершенно неготовыми к тяжелым испытаниям и жестокому способу существования в условиях анархического капитализма, отразившегося на судьбах миллионов, благополучии семей, детей. Почему при нормальных родителях распадается семья и страдает ребенок? Автор не дает прямого ответа, да его и не может быть, учитывая бесконечное многообразие ситуаций в многомерной палитре жизни.
Позиция автора-повествователя раскрывается преимущественно через восприятие ребенка, но тем острее ощущается вся степень деформации гуманистических ценностей на фоне распада некогда нормальной полноценной семьи - механизма особенно чуткого, способного уловить первые сигналы социального неблагополучия. Ощущения ребенка становятся тем непогрешимым индикатором, который безошибочно отражает уровень духовного нездоровья общества. Отцы, отторгнутые новой жизнью, и сиротливые дети, лишенные при живых родителях семьи и дома, - так формируется А. Макоевым тема бездомности, бесприютности главного героя. Имея в виду дом как эпицентр безусловного приятия и понимания, укорененности, духовного, эмоционального источника, читатель приходит к заключению, что главные герои лишены дома как такового. В этом смысле главный герой рассказа «Золотые апельсины», проживающий в богатом обеспеченном особняке, на самом деле - «бездомный».
Примечания:
1. Абакарова О.М. Современная русскоязычная проза Кабардино-Балкарии: поэтика стилей и жанров: дис. ... канд. филол. наук. Нальчик, 2005.
2. Мурнаева Л.И. Интертекстуальность в современной северокавказской русскоязычной прозе: дис. ... канд. филол. наук. Пятигорск, 2016.
3. Хакуашева М.А. Литературные архетипы в художественных произведениях адыгских писателей. Нальчик, 2007.
4. Серова А.А. Новый реализм как художественное течение в русской литературе
ХХ1 века: автореф. дис. ... канд. филол. наук. Н. Новгород, 2016.
5. URL: http://e-libra.ru/read/173204-lyubov-v-sedmom-vagone.html
6. Мурнаева Л.И., Авдеенко И.А. Символ в аспекте интертекстуальности // Филологические науки. Вопросы теории и практики. М., 2015. № 8 (50),ч. 3.
7. Макоев А.Л. Золотые апельсины. Омовение сердца. В пору голых деревьев // Война длиною в жизнь. Сборник рассказов северокавказских писателей. М., 2007.
References:
1. Abakarova O.M. Contemporary Russian-language prose of Kabardino-Balkaria: poetics of styles and genres: Diss. for the Cand. of Philology degree. Nalchik, 2005.
2. Murnaeva L.I. Intertextuality in modern North Caucasian Russian-language prose: Diss. for the Cand. of Philology degree. Pyatigorsk, 2016.
3. Khakuasheva M.A. Literary archetypes in works of art of the Adyghe writers. Nalchik, 2007.
4. Serova A.A. New realism as a literary trend in Russian literature of the 21st century: Diss. abstract for the Cand. of Philology degree. N. Novgorod, 2016.
5. URL: http://e-libra.ru/read/173204-lyubov-v-sedmom-vagone.html
6. Murnaeva L.I., Avdeenko I.A. Symbol in the aspect of intertextuality // Philological sciences. Problems of theory and practice. M., 2015. No. 8 (50), Part 3.
7. Makoev A.L. Golden oranges. The purification of the heart. In the time of bare trees // War as long as life. A collection of stories of North Caucasian writers. M., 2007.
