CC BY
27
расширение функций неопределенно-личных предложений в современной русской прозе
н. в. ПУШКАРЕВА
WIDENING of THE INDEFINITE-PERsoNAL sentence functions in the modern RussIAN PRosE
N. V. PUSHKAREVA
В статье описываются особенности создания в прозаическом тексте скрытого смысла, названного подтекстом. Подтекст рассматривается как языковое явление, формирующееся при актуализации потенциальных возможностей синтаксических средств. Использование неопределенно-личных предложений способствует возникновению конвенционального подтекста. Конвенциональный подтекст уточняет обстоятельства протекания действия и создает представление об определенных группах деятелей. Статья иллюстрирована примерами из прозы М. А. Булгакова, С. Д. До-влатова, З. Прилепина и М. П. Шишкина.
Ключевые слова: текст, подтекст, синтаксис, смысл.
The article is dealing with the details of covert sense creating in prosaic text. This covert sense is called subtext and is being observed as a linguistic thing which appears when potentials of some syntactic constructions are actualized. The usage of indefinite-personal sentences in prose helps to make a special conventional subtext. Conventional subtext clarifies the circumstances of an action and makes an impression about certain groups of acting persons. The article is illustrated with the examples from M. Bulgakov, S. Dovlatov Z. Prilepin, M. Shishkin prosaic texts.
Keywords: text, subtext, syntax, sense.
Семантика и функционирование неопределенно-личных предложений в текстах различных жанров вызывают непреходящий интерес исследователей, занимающихся грамматикой русского языка [2; 5; 6; 9; 10]. Грамматическая природа этих односоставных предложений такова, что, не имея формально выраженного подлежащего, неопределенно-личные предложения содержат достаточно определенную информацию о субъекте: действие производят люди, более того, значения глагольных форм передают определенную семантику: воспринимаемые на слух действия, когда агенс говорящему не виден; общественные реакции, осуществляемые коллективом; действия государственной машины; действия ситуативно обусловленной группы людей [9: 311]. Следовательно, в данной синтаксической модели заложена возможность передавать информацию как вербализованно, так и с помощью формы глагола, анализ которой приводит слушателя или читателя к выводу о том, к какой из перечисленных групп лиц относятся неназванные субъекты. Это свойство неопределенно-личных предложений способствует созданию в тексте дополнительного смыслового уровня, а именно формируемого языковыми средствами подтекста.
В русской прозе различных эпох выявляются произведения, в которых наряду с вербализованным изложением сюжета употребление ряда синтаксических средств создает дополнительный имплицитный смысл. Назовем данную информацию по-декстовым смыслом или подтекстом.
Термин «подтекст» широко употребляется в различных сферах гуманитарных исследований и трактуется по-разному. В данной статье подтекст понимается как языковое явление, производное от синтаксической организации текста, т.е. как ком-
понент структуры текстового смысла, формируемый синтаксически и передающий имплицитную информацию определенных типов [8:66-68]. Скрытая информация создается различными синтаксическими средствами, но особый интерес представляет ее формирование с помощью неопределенно-личных предложений. Семантические и структурные свойства неопределенно-личных предложений, а также то, что ситуация в них никогда не описывается с точки зрения субъекта [2:109-117], позволяют создавать с их помощью повествование с двуплановым смысловым содержанием. Создавая представление о неназванных деятелях, эти предложения уточняют обстоятельства, в которых развивается действие.
Активизация данной особенности неопределенно-личных предложений приходится на ХХ в., когда описание действий государственных структур оказывается значимой частью повествования, но автор не всегда может или хочет открыто называть производителей действия. Тем не менее при употреблении неопределенно-личных предложений в специфических контекстах читатель безошибочно расшифровывает значение нулевого подлежащего, опираясь на свои знания грамматики русского языка. Такие примеры частотны в романе М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита» при описании московских событий: Пропавшего Римского разыскали с изумляющей быстротой [1: 661].
Читатель безошибочно определит, кто именно производил розыск. Создаваемая неопределенно-личными предложениями дополнительная информация представляет собой конвенциональный подтекст, т. е. общеизвестную, или конвенциональную, информацию, выводимую из грамматических характеристик определенных языковых средств и безошибочно идентифицируемую всеми носителями языка. Конвенциональный подтекст принципиально отличается от фоновых знаний тем, что его присутствие обозначено не лексически, а с помощью применения конкретного языкового средства - неопределенно-личных предложений.
В романе М. А. Булгакова это языковое средство служит для описания действий государственной машины. Например, перед тем, как попасть в клинику профессора Стравинского, управдом Никанор Иванович побывал «в другом месте». Нет никаких указаний на то, что это было за место, но известно, что там происходило: Там с Никанором Ивановичем... вступили в разговор [1: 487]. В описании беседы интересны не только сами глагольные формы, но и их контекстуальное окружение: - То есть как? - спросили у Никанора Ивановича, прищуриваясь [1: 487]; - Про кого говорите? - спросили у Никанора Ивановича [1: 487]; - Откуда валюту взял? - задушевно спросили у Никанора Ивановича [1: 487]. Любопытно, что сказуемое спросили, маскирующее лицо и количество говорящих, сопровождается в одном случае деепричастием, а в другом случае наречным определителем, характеризующим манеру речи. Непонятно, сколько человек участвует в беседе, но точно известно, как они произносят свои реплики. Все эти реплики подаются ситуативно обусловленной группой людей, то есть представителями следственных органов.
На первый план выдвигаются действия неназванных деятелей: «На Садовую, конечно, съездили и в квартире № 50 побывали. Но никакого Коровьева там не нашли... С тем и уехали с Садовой... [1: 488]. Для развития истории важна последовательность событий, динамизм, ощущение быстрой смены декораций - и цепочка неопределенно-личных предложений заставляет читателя следить за действием, не отвлекаясь на его исполнителей.
Иногда в одном абзаце встречаются несколько неопределенно-личных предложений, представляющих собой описания поступков различных субъектов. Так, оди-
наковыми грамматическими средствами описаны как действия органов следствия, так и действия спутников черного мага: ...были обнаружены Никанор Иванович Босой и несчастный конферансье, которому отрывали голову. Ими, впрочем, занимались мало [1: 662]. Два неопределенно-личных предложения обозначают разные процессы без указания на то, сколько деятелей их производило. Но читатель безошибочно определит, что отрывали голову представители одной ситуативно обусловленной группы людей, занимались представители другой. Неопределенно-личные предложения, обозначающие ситуативно обусловленные группы людей или действия государственной власти, становятся в романе «Мастер и Маргарита» основным средством описания обстановки, которая царила в Москве в тридцатые годы: они создают представление о неназванных деятелях. Картина мира, возникающая в этих главах романа, не описывается словесно: читатель должен восстановить ее с помощью своего тезауруса и с опорой на грамматическое средство.
Цепочки неопределенно-личных предложений, а также совмещение в одном абзаце неопределенно-личных предложений, описывающих действия нескольких субъектов, предоставляют читателю возможность самостоятельно идентифицировать неназванных персонажей. Разумеется, тезаурус каждого читателя индивидуален, однако контекст и грамматические свойства употребляемого синтаксического средства предоставляют всем одинаковые возможности для расшифровки скрытого смысла. В случае успешного завершения этой когнитивной операции текст будет воспринят как многомерная структура с несколькими смысловыми уровнями.
Активно применяемый в булгаковской прозе метод использования неопределенно-личных предложений для формирования конвенционального подтекста встречается затем в прозе конца ХХ в., например, в произведениях С. Д. Довлатова. Например:
А моего шведа через неделю выслали из Союза. Он был консервативным журналистом. Выразителем интересов правого крыла.
Шесть лет он изучал русский язык. Хотел написать книгу. И его выслали [3: 283].
Повтор слова выслали создает кольцевую композицию этого миниатюрного отрывка, помещение глагола в самый конец абзаца привлекает к нему внимание читателя. Как и в произведениях М. А. Булгакова, применение данного типа односоставных предложений вносит в текст конвенциональный подтекст, описывающий действия следственных органов. По сравнению с текстами М. А. Булгакова, в произведениях С. Д. Довлатова примеры возникновения конвенционального подтекста единичны, что объясняется принципиальной ориентированностью всей довлатов-ской прозы на описание эмоций и переживаний главного персонажа-рассказчика, вследствие чего действия иных субъектов и характеристика жизненных обстоятельств отодвигаются на второй план.
Конвенциональный подтекст важным компонентом структуры текстового смысла в прозе писателей начала XXI в. Сопоставление прозы двух таких разных современных писателей, как М. П. Шишкин и З. Прилепин, показывает, что актуализировавшийся в начале XX в. способ указания на общеизвестную информацию применяется обоими авторами, однако эффект от применения конвенционального подтекста становится иным. Неопределенно-личные предложения используются в романе З. Прилепина «Санькя» как в несобственно-прямой речи главного героя, так и в ситуации, когда повествование ведется от имени персонажа-рассказчика:
Саша вяло жевал губами эту влагу, ни о чем не думая. Везут куда-то. Пусть везут. Даже на улицу не смотрел, на машины. Отдыхал [7: 172].
Ударили. Задохнулся. Ударили. В голове разлили несколько масляных красок, обильных и вонючих [7: 176] Последнее предложение явно описывает состояние персонажа, а не действия его мучителей, и эту информацию читатель также должен расшифровать самостоятельно.
Сашу бесстрастно дернули, резко подняв за отросшие сзади волосы, похлопали по ляжкам, нашли в кармане мобильник. Вытащили грубо. Посмотрели на номер, отключили звонок, положили в карман [7: 163]. Интересно, что хотя обыскивать персонаж могли и несколько человек, положить в карман мобильник мог только кто-то один, однако здесь по-прежнему используется глагольная форма множественного числа. Персонаж наблюдает за действиями своих мучителей, не фокусируя внимание на отдельном человеке.
Производители действий не называются, но читатель, знающий, что герой романа участвовал в несанкционированных манифестациях, понимает, что речь идет о сотрудниках милиции. Названия государственных структур и их сотрудников встречаются в тексте всего несколько раз, эти структуры остаются безликими, как и в романе М. А. Булгакова, однако при всех описаниях столкновений персонажа с представителями государственной машины последовательно используются нераспространенные неопределенно-личные предложения. Применение данного способа организации текста позволяет убрать с первого плана общеизвестную информацию и тем самым уйти от не нужной для развития сюжета политизированности и эмоциональности, а также сделать повествование более динамичным. Кроме того, соединение абзацев с нераспространенными неопределенно-личными предложениями по монтажному принципу создает эффект передвижения кинокамеры и придает тексту кинематографичность [4].
В романе М. П. Шишкина «Венерин волос» есть всего несколько примеров возникновения конвенционального подтекста, однако его появление отличается от описанных случаев и композиционно и тематически. Нераспространенные неопределенно-личные предложения, формирующие конвенциональный подтекст, располагаются дистантно, что приводит к интересным результатам, которые не отмечены в прозе других авторов. В этом смысле любопытен следующий пример, описывающий приход персонажа, работающего переводчиком, и его спутника в швейцарскую тюрьму:
Впустили. Они предъявили документы, сдали сумки и мобильные телефоны, прошли сквозь специальные двери, как в аэропорту, и оказались в тюрьме.
Их провели по коленчатому коридору в крошечную камеру, в которой еле уместились маленький стол и три стула. Заперли [11: 397].
Предложения Впустили, Заперли составляют разительный контраст с распространенными предложениями, помещенными между ними. Конвенциональный подтекст, создаваемый данными нераспространенными неопределенно-личными предложениями в начале и в конце абзацев, составляет своеобразную подтек-стовую рамку: элементы, создающие подтекстовую рамку, актуализируют свою способность обозначать ситуацию, ограничивая «поле деятельности», на котором разворачиваются описываемые события, и создают представление о неназванных действующих лицах.
Внутри подтекстовой рамки содержится создающее конвенциональный подтекст распространенное неопределенно-личное предложение Их провели по колен-
чатому коридору в крошечную камеру, которое также соотносится с определенными представителями государственных структур. Применение в прозе М. П. Шишкина выработанного в предыдущие эпохи синтаксического способа создания конвенционального подтекстового смысла демонстрирует активизацию потенциала языковых средств, вызванную к жизни необходимостью отразить иные условия реальности.
Использование неопределенно-личных предложений в приведенных примерах обусловлено не только развитием сюжета, но и «сменой декораций», в которых этот сюжет разворачивается. В произведениях М. А. Булгакова, С. Д. Довлатова и З. Прилепина данное синтаксическое средство применяется для наименования действий представителей государственной машины, и эти действия либо прямо угрожают персонажам (в том числе и персонажу-рассказчику), либо ограничивают их активность. При этом действие разворачивается на территории послереволюционной или современной России или Советского Союза, вследствие чего исторические обстоятельства прямо влияют на судьбы героев.
В романе М. П. Шишкина персонаж-рассказчик, русский иммигрант, живет в Швейцарии, государственная машина которой является для него чужой, ее действия направлены на других участников событий, а сам рассказчик, профессиональный переводчик, выступает в роли наблюдателя и своего рода посредника при работе швейцарской государственной машины. Действия государственных органов получают традиционное конвенциональное обозначение, при этом эксплицитное повествование не затрагивает социально-политических тем, оно полностью сосредоточено на обстоятельствах личной и духовной жизни героя. Таким образом, то синтаксическое средство, которое активизировалось в начале ХХ в. для передачи в подтексте актуальной социокультурной информации и позволяло читателю сориентироваться в контексте, в начале XXI в. использовано для устранения с первого плана социальных обстоятельств и освобождения пространства для передачи размышлений персонажа.
Все вышесказанное позволяет заключить, что активизация в некоторых образцах русской прозы тенденции к передаче скрытого смысла синтаксическими средствами ярко проявляется при использовании неопределенно-личных предложений. Реализация их потенциальных возможностей позволяет создавать имплицитный смысловой уровень, содержащий конвенциональный подтекст. Функцией конвенционального подтекста оказывается уточнение обстоятельств, в которых развивается действие, путем создания представления о неназванных деятелях. Кроме того, конвенциональный подтекст может использоваться в тех отрывках, в которых точка зрения рассказчика сменяется точкой зрения персонажа, а также при необходимости схематично обозначить внешние обстоятельства, в которых персонаж размышляет или переживает какое-то состояние. Неопределенно-личные предложения раскрывают в тексте свой семантический потенциал и расширяют свои функции, становясь вследствие этого важным средством углубления смысловой глубины текста.
Литература
1. Булгаков М. А. Избранные произведения: в 2 т. Киев: Дшпро, 1989. Т. 2. 748 с.
2. Булыгина Т. В., Шмелев А. Д. Синтаксические нули и их референциальные свойства // Типология и грамматика / отв. ред. В. С. Храковский. М.: Наука, 1990. С. 109-117.
н. в. пушкАрЕвА
3. Довлатов С. Д. Собрание прозы: в 3 т. СПб.: Лимбус-Пресс, 1993. Т. 2. 384 с.
4. Мартьянова И. А. Киновек русского текста: парадокс литературной кинемато-графичности. СПб.: САГА, 2002. 240 с.
5. Мельчук И. А. О синтаксическом нуле // Типология пассивных конструкций: Диатезы и залоги / отв. ред. А. А. Холодович. Л.: Наука, 1974. С. 343-361.
6. Падучева Е. В. Неопределенно-личное предложение и его подразумеваемый субъект // Вопросы языкознания. 2012. № 1. С. 27-41.
7. Прилепин З. Санькя. М.: Ад Маргинем Пресс, 2009. 368 с.
8. Пушкарева Н. В. Подтекстовые смыслы в прозаическом тексте (лингвистический аспект). СПб.: Изд-во филологического факультета СПбГУ, 2012. 316 с
9. Тестелец Я. Г. Введение в общий синтаксис. М.: Изд-во Российск. гос. гума-нит. ун-та, 2001. 800 с.
10. Шелякин М. А. О семантике неопределенно-личных предложений // Теория функциональной грамматики. Персональность. Залоговость / отв. ред. А. В. Бон-дарко. СПб.: Наука, 1991. С. 62-86.
11. ШишкинМ. П. Венерин волос. М.: АСТ/Астрель, 2010. 480 с.
