Key words: birth rate, death rate, population development, population reproduction, healthy life style, self-preservation behavior, migration, social policy.
Kondratenko Natalia Aleksandrovna, candidate of sociological science, docent, [email protected], Russia, Tula, Tula State University,
Shashkova Svetlana Nikolaevna, candidate of sociological science, docent, [email protected], Russia, Tula, Tula State University
УДК27-9:271.2
РАСКРЫТИЕ В ДОРЕВОЛЮЦИОННОЙ ИСТОРИОГРАФИИ СОЦИАЛЬНОЙ МИССИИ РУССКОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ
(конец XIX - начало XX вв.)
Л. Л. Махно
Посвящается анализу трудов отечественных историков конца XIX - начала XX вв. с целью раскрытия в них социальной миссии Русской Православной Церкви. Большое внимание уделяется характеристике рассматриваемого исторического периода, выявлению объективных причин, способствовавших активному и обстоятельному изучению истории Русской Православной Церкви со стороны как светских, так и церковных ученых.
Ключевые слова: Русская Православная Церковь, отечественная историография, социальное служение, благотворительность, традиции.
В XIX в. развитие Русской Церкви как социального института происходило на основе традиций, автоматически закреплявших за господствующей конфессией страны право осуществлять социальное служение. Православные традиции в России испокон веков являлись важным жизнеобразующим фактором ориентации человека в социальном пространстве, ё выборе духовно-нравственных приоритетов, внутренним стержнем, формирующим ценностные императивы. Православная вера заполняла жизненный фон внутренних переживаний человека. Идеи религиозного служения Богу и людям становились главными, прежде всего, для священно- и церковнослужителей [1, с. 7].
По замечанию современного исследователя О. Н. Субаевой, историческая, социальная служба, то есть организация помощи и поддержки, складывалась исходя из религиозных идеологем, традиций княжеского нищеспаситель-ства, нищелюбия и монастырской системы помощи [2, с. 102]. Таким образом, религиозная составляющая в системе социальной помощи, формировавшейся в русском государстве на протяжении многих веков, преобладала над светской составляющей. Учитывая приверженность современной Русской Православной
Церкви традициям социального служения, актуальность темы статьи сомнения не вызывает.
Цель статьи - опираясь на исследования дореволюционных историографов, установить основные факторы, повлиявшие на развитие феномена социального служения Русской Церкви середины XIX - начала XX вв., и охарактеризовать основные направления социального служения Русской Православной Церкви в рассматриваемый период.
Служение людям и обществу можно считать основным признаком Русской Православной Церкви как социального института. В гуманитарных науках существуют и иные подходы к пониманию социальной сущности церковной организации [3]. По мнению социологов как социальный институт Церковь обладает рядом характерных (институциональных) признаков: наличием профессионального духовенства, которое формируется по иерархической системе; наличие юридической формы. Церковь выступает как юридическое лицо, владеющее определенной собственностью, которая составляет экономическую основу ее. Как специфический социальный институт Русская Церковь включена в определенную систему общественных отношений. Она тесно взаимодействует с государством, политическими партиями, общественными организациями и движениями, что влияет на формирование государственно-церковных отношений. Однако отмеченное взаимодействие в большей степени характеризует РПЦ как политический институт. Социальная ориентированность Русской Церкви проявлялась в активном служении в интересах нуждающихся, малоимущих, общества в целом.
Можно согласиться с С.Г. Зубановой, что социальное служение - это безвозмездная и бескорыстная социальная деятельность, направленная на оказание различных видов и форм социальной помощи обществу: духовно -нравственной, психологической, воспитательной, исправительной, трудовой, а также в создании основ системы призрения нуждающихся; в благотворном влиянии на отечественную культуру и развитие системы образования [4, с. 42].
На развитие феномена социального служения Русской Церкви середины XIX - начала XX вв. существенное влияние оказали следующие факторы.
Во-первых, система государственного и общественного призрения в пореформенной России складывалась крайне медленно и носила ярко выраженный сословный характер [5, с. 16-17]. Замедленный характер формирования системы социальной помощи нуждающимся со стороны государства объяснялся непониманием всей опасности пауперизации отечественного общества, а также нежеланием решать за государственный счет социальные проблемы люмпенизированных масс. Поэтому социальные болезни «лечились» за счет отдельных благотворителей, которые понимали социальную помощь как благодеяние, а не как выполнение общественного долга перед неимущими и нетрудоспособными.
Во-вторых, Церковью за многие столетия был накоплен богатый опыт социального служения, которым не могло похвастаться государство. Идейные истоки христианской благотворительности, по мнению В. О. Ключевского, заключались в том, что оказание помощи даже в древности было необходимым
условием личного нравственного здоровья: благотворительность более нужна была самому «нищелюбцу», чем нищему [6]. Под патронажем Русской Православной Церкви была создана система духовных школ разного уровня, богаделен, сиротских домов, и в целом первенствующая конфессия представляла собой развитый социальный институт, оказывающий реальную социальную помощь нуждающимся. Так, под покровом Церкви в 1895 г. в монастырях находилось 135 больниц на 1700 кроватей, всех богаделен при церквах было 810, где призревалось более 10 тысяч человек [7, с. 134]. К 1900 г. сформировалась система духовного образования, в которую входили: 58 духовных семинарий, 187 духовных училищ и четыре духовных академии - Санкт- Петербургская, Московская, Киевская, Казанская. В конце XIX в. в системе Святейшего Синода по всей стране состояло 3358 благотворительных учреждений.
Однако в православно-патерналистском государстве расходы на образование государство компенсировало крайне слабо («казеннокоштные» учащиеся), а это делали Церковь или сами обучающиеся («своекоштные» воспитанники). Это обстоятельство позволило С. Л. Фирсову сделать вывод, что «у государства, всячески подчеркивавшего приверженность идее государственно-церковного союза, не хватало средств, чтобы обеспечить жизнь будущих пастырей Церкви» [8, с. 25].
В-третьих, Русская Церковь не отказывалась от принципа соработниче-ства, существовавшего на практике, но не закрепленного юридически. В XIX веке система социальных мероприятий Церкви и государства (под сенью Церкви) была развита достаточно хорошо. Это было обусловлено тем, что абсолютное большинство членов российского общества XIX века, от Государя Императора до крепостных крестьян, осознавало свою безусловную принадлежность к Соборной Православной Церкви, в которой каноническими правилами жизни для каждого христианина установлена обязанность жертвовать и благотворить. При этом покровительство благотворительности со стороны обладателей верховной власти являлось исконно национальной, отечественной традицией еще со времен Древней Руси [9, с. 30], что было характерно для патерналистского государства. Можно предположить, что во 2-й половине XIX - начале XX вв. социальное служение Церкви работало на имидж Империи и правящей династии.
Особую роль в социальном служении играло православное духовенство, правовое и социальное положение которого было неоднозначным. «... Духовенство существует не для правительства, а для удовлетворения религиозных и нравственных потребностей общества; поэтому кроме правительства о духовенстве должно заботиться и общество», - писал в начале 80-х гг. XIX в. И. С. Знаменский [10, с. 161].
Свод законов Российской империи закрепил, что лица, относящиеся к духовному сословию, за исключением монашествующих, приравнивались к потомственному дворянству и наделялись аналогичными с ним правами (ст. 400) [11, с. 400]. Православный клир делился на белое духовенство и монашествующих. К монашествующим - «черному духовенству» - относились митро-
политы, архиепископы, епископы, архимандриты, игумены, настоятельницы женских монастырей, ризничий московского синодального дома, рядовые насельники монастырей. При этом законодательство особо регулировало условия перехода в «черное» духовенство, допуская в его состав представителей всех сословий [12, с. 409-425]. В состав «белого духовенства» входили протопресвитеры, протоиереи, священники, протодиаконы, диаконы и причетники. В «белое» духовенство могли вступать лица всех сословий (ст. 426) [13, с. 426].
Формально духовенство на основании действующих в XIX веке законов считалось привилегированным сословием Российской Империи. Оно освобождалось от телесных наказаний, воинской повинности и всех личных податей. Дома церковно- и священнослужителей и строения, принадлежавшие архиерейским домам и монастырям, были свободными от воинского постоя, поземельного сбора и городских повинностей.
Духовенство имело право приобретать и отчуждать наравне с другими гражданами земли в городах и сёлах. Средства содержания наделов «белого» духовенства в XIX веке складывались из казённого жалования, земельных наделов, свободных от налогов, добровольных приношений прихожан.
В рассматриваемый период сохранялись глубокие противоречия внутри «женатого» духовенства - между городским и сельским; священниками и диаконами, а также псаломщиками. Современные исследователи объясняют корни внутрисословного конфликта не только различием в материальном положении разных групп священников и церковнослужителей, но и происхождением: в псаломщики и диаконы шли, прежде всего, дети крестьян, мечтавшие о духовной карьере. Образовательный уровень этой категории был невысок, что отдаляло их от более образовательных приходских священников [14, с. 50-51].
Другая проблема - это «кастовость» духовного сословия. Развиваясь особняком целые столетия, духовенство к середине Х1Х столетия представляло собой цельный и законченный кастовый тип, особую «породу», с которой другие сословия практически не имели ни родственных, ни общественных связей; порой даже относились к ней враждебно. Обособленность достигла того, что духовенство утратило в некоторых случаях доверие своих прихожан и нравственное влияние на них, сохранив только официальное обрядовое значение. Государство, понимая опасность отчуждения «поповичей», предпринимало попытки решить данную проблему. В эпоху Великих реформ, по инициативе Александра II, были приняты два акта, положившие начало освобождению духовенства от сословной зависимости и составившие фундамент церковной реформы: в 1867 г. - «об общих средствах призрения для всего служащего при церквах духовенства», а 1869 г. - «об устройстве детей лиц православного духовенства». Правительство царя-освободителя стремилось уничтожить негативные социальные влияния в духовной среде (передачу прихода по наследству), а также дать возможность детям клириков получить наряду с духовным, светское образование, в том числе высшее.
Следует отметить, что православное духовенство не освобождалось от обязанности социального служения. В большинстве случаев эта деятельность,
слабо поддерживаемая государством и общественным мнением, носила характер подвижничества.
Священник был обязательным членом церковно-приходских попечи-тельств и имел право основывать учреждения, преследующие благотворительные цели (богадельни, школы, братства, попечительства). В городских думах и земских собраниях священники участвовали в качестве уполномоченного духовного начальства. Также они несли ответственность за акты гражданского состояния православного населения государства.
Одним из направлений социального служения духовенства являлось оказание материальной помощи самому духовенству: выделялись пособия бедным заштатным священникам, вдовам и сиротам священнослужителей. Поддержка епархиальных духовных учебных заведений и их «недостаточных» учеников тоже являлась формой социальной взаимопомощи в среде духовенства
[15].
Традиция благотворительности проявлялась также в инициировании сбора средств церковно-приходскими попечительствами на разные социальные нужды конкретного прихода [16, с. 21]. Известно, что благотворительная деятельность предписывалась священно- и церковнослужителям в качестве обязанности, но нередки были случаи, когда иереи проявляли инициативу: открывали богадельни, народные школы, библиотеки, организовывали сбор пожертвований [17, с. 15-16].
Не менее важной была социальная деятельность монашествующих [18, с. 15-16]. К 1851 году при монастырях было организовано 53 больницы и 19 богаделен, а 1900 в систему монастырской социальной помощи входило уже 172 больницы (на 2027 мест) и 123 богадельни (на 1774 мест). Активную позицию в деле социального служения занимали насельники и насельницы монастырей, оставивших заметный след в истории Русской Церкви. Например, в 1874 г. по инициативе братии Козельской Введенской Оптиной Пустыни при обители был создан лазарет с церковью преподобного Илариона для больных и раненых воинов, в котором лечили и мирян [19, с. 15]. При очевидности прогресса в вопросе социального служения «черного» духовенства, особенно в пореформенную эпоху, это направление развивалось за счет усилий отдельных настоятелей монастырей и владык.
По словам П. Н. Зырянова, далеко не все монашество сочувствовало делу благотворительности и просветительства, а в 28 епархиях вообще отсутствовали больницы и богадельни [20, с. 141-142]. Эта проблема была понятна и современникам. Так, митрополит Евлогий (Георгиевский) вспоминал, что некоторые церковные иерархи с осуждением говорили: «Школы, приюты, лечебницы... - при чем тут монашество?» Совершая свой подвиг человеколюбия, сестры Холмских монастырей на деле доказывали, что монашеское служение многогранно, что полезная для народа деятельность не только с ним совместима, но и поддерживает в монастыре «высокий уровень духовной жизни» [21, с. 104108; 114-115]. Это ставит под сомнение тезис, встречающийся в некоторых современных работах, что «каждый (выделено мной. - Л. М.) монастырь по-
прежнему играл роль не только церкви, но и больницы, и школы и библиотеки», но не умаляет общего значения социального служения монашества в конкретно-исторических условиях, а также в исторической перспективе.
Таким образом, православное духовенство как «белое», так «черное» в целом занимало активную позицию в направлении социального служения. Возможно, были справедливы слова видного публициста и богослова второй половины XIX в. Н. П. Гилярова-Платонова: «Для церкви нужны лучшие люди, а ее награждают чуть не самыми худшими, исключительно материалистами, но не людьми по призванию, которые решились бы вместе с паствою переносить и горе, и лишения и положить за нее душу» [22, с. 4]. Однако работы современных исследователей говорят об активной социальной и гражданской позиции священно- и церковнослужителей [23].
Социальное служение Церкви заложило фундамент государственно-церковных отношений в области социальной политики. Вместе с тем развитие данных отношений проходило в условиях «синодального» периода, когда первенствующая конфессия оказалась в двояком состоянии: господствующее положение Русского Православия, закрепленное Сводом Законов Российской империи (т. 9), сочеталось с подчиненным статусом Церкви по отношению к государству. «Огосударствление» православной веры было закономерно в условиях имперского патерналистского государства, но препятствовало развитию социального потенциала Русской Православной Церкви. Нельзя не признать, что существование канонических правил жизни православного христианина, обязывавших жертвовать, благотворить, быть милосердным, оказывали положительное влияние на появление разнообразных форм социального служения под сенью Православной Церкви: существовало государственное, общественное, частное служение.
Как показали исследования С. Г. Зубановой, социальное служение Русской Православной Церкви в XIX в. развивалось в двух направлениях: первое -микродименциональная диакония - создание самой Церковью благотворительных заведений, их опека, влияние на духовно-нравственное состояние общества; второе - макродименциональная диакония -образование под воздействием Церкви общественных, государственных и частных благотворительных заведений, поддержание и распространение православных знаний и традиций деятелями светской культуры. При этом ученый рассматривает второе направление как наиболее перспективное в российской социальной практике [24].
Однако не следует идеализировать ситуацию в сфере социальной политики, в частности вряд ли можно говорить о совпадении задач и деятельности государства и Церкви в XIX столетии в области решения социальных вопросов, в стремлении совершать каждодневное насущное служение и осуществлять Божественную спасительную миссию Церкви. Помощь нуждающимся и обездоленным в российских условиях всегда была делом отдельных исторических личностей, осознававших ответственность перед Богом и собственным народом. Это объясняет и существовавший недостаток в организации социального служения в XIX веке, заключавшийся в том, что отсутствовало единство и со-
размерное участие Церкви, государства и общества. Не было ведомства, которое руководило бы делом призрения во всей Российской Империи: одни благотворительные заведения состояли в ведении Министерства внутренних дел, другие - в ведении IV отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии, третьи - в ведении Императорского человеколюбивого общества, четвертые - в ведении епархиальных начальников.
Оценивая социальное служение в качестве основной характеристики Русской Церкви как социального института, можно предположить, что оно явилось тем видом деятельности, который сыграл существенную роль в разрешении проблем преодоления отсталости Российской империи в середине XIX -начале XX вв. Идеи достижения общего блага легли в основу идеологии социального служения Церкви, а основные практические направления формировались в области создания институтов церковной помощи и поддержки нуждающихся, воспитания, образования и медицинского обслуживания населения.
Социокультурная и политическая ситуация 2-й половины XIX в - начала XX в., в центре которой оказалась Русская Православная Церковь, существенно повлияла на процесс осмысления церковной истории. Это было вполне понятно: за XVIII и XIX столетия Православная Церковь «стала частью единой системы управления, и ее изменение неминуемо повлекло бы за собой «цепную реакцию», вызвав необходимость реформы других звеньев» [25, с. 16].
Задача представителей богословской и исторической науки состояла не только в том, чтобы выявить причины кризисных явлений в Русском Православии, обращаясь, главным образом, к событиям Петровской эпохи, приведшей к национализации веры, но и определить, опираясь на исторический материал, направления будущих преобразований в духовной сфере. В требовании коренных изменений сходились ученые и общественные деятели разных политических направлений, не безразличные к судьбе Русского Православия. Прекрасно охарактеризовал сложившуюся ситуацию в исторической и богословской мысли Г. В. Флоровский: «Общим было сознание "лжи церковной" и требование свободы и гласности...» [26, с. 320].
Таким образом, Русская Церковь постепенно превращается в объект исторического исследования, привлекавший внимание как светских, так и церковных историков. Своеобразие эпохи определяла и особенности подходов к изучению истории Православия. Справедливо предположить, что в условиях формирования единого историографического пространства складывалась единая концепция национальной истории, в которой важное место отводилось исследованию наиболее специфичного объекта - Православной Церкви. Первой, наиболее характерной особенностью Русской Церкви как объекта исследования стало многообразие форм деятельности, требующее научного осмысления и обоснования. Прежде всего, это подвижничество в духовной и социальной сфере, положение духовного сословия. Своего обоснования требовали и многие теоретические вопросы, такие как проблема разрыва веры интеллигенции и народа. Второй особенностью являлось обоснование стабильности традиции устоев, воплощением которых была Православная Церковь; соответственно
уделяется внимание богоизбранности русского народа как объекта государственно-церковных отношений. Третьей особенностью явилось восприятие Русской Церкви как объекта, с одной стороны, лишенного глубинных внутренних противоречий, а с другой - ставшей заложницей «синодальной» системы, а потому нуждающейся в освобождении. В целом отношение к рассматриваемому объекту - это «осознание церкви, как святыни, воплощающейся в истории» [27, с. 319].
Анализ особенностей Русской Православной Церкви как социального и политического института, а также характеристика Церкви как объекта исторического исследования позволили нам перейти на уровень теоретических обобщений.
Сохранение «синодальной» модели государственно-церковных отношений ставило представителей духовной и культурной элиты в сложное положение: необходимость обоснования правильности государственного курса, выбранного в начале XVIII в., сочеталось со стремлением укреплять традиции Православной Церкви и соответственно выступать за назревшие реформы церковного управления. В этих условиях большинство ученых стали переходить на позиции критического отношения к «синодальной» истории. Предпосылки для критицизма складывались не только в среде светских ученых, профессуры столичных университетов и духовных академий, но и среди клириков, превращавшихся в профессиональных историков.
Внимание представителей богословской науки, деятелей академической науки к Русской Православной Церкви как объекту исторического исследования закономерно и естественно. Сросшаяся с российской государственностью, ставшая ее неотъемлемым элементом Церковь нуждалась в глубоком научном осмыслении накопленного ею исторического опыта.
Активное социальное служение Русской Церкви также требовало научного обоснования. Особенно отчетливо эта потребность в пореформенную эпоху, когда кризис сословности и стремительное расслоение, приводили к маргиналиации и обнищанию. На первый план выходила проблема оказания социальной помощи, а прошлое и настоящее Церкви подтверждало тезис: Русская Церковь всегда являлась носительницей традиций благотворительности и нищелюбия.
Список литературы
1. Дружинкина К Г.Православные приходы Санкт-Петербургской епархии во второй половине XIX - начале XX вв.: автореф. дис. ... д-ра ист. наук. СПб, 2010.
2. Субаева О. Н. Социальное служение как исторический феномен: 17012001 гг.: дис. ... д-ра ист. наук. M., 2004.
3. См.: Капалин А. М. Социальные функции института Русской Православной Церкви: автореф. дис. ... канд. социол. наук. Тюмень, 2009.
4. Зубанова С. Г. Социальное служение Русской Православной Церкви в XIX в.: макродименциональная диакония// Рязанский богословский вестник. 2010. 1(2).
5. Юргина И. Н. Учреждения социальной помощи в Тверской губернии второй половины XIX - начала XX вв.: автореф. дис. ... канд. ист. наук. Тверь, 2010.
6. См.: Ключевский В.О. Добрые люди Древней Руси. Сергиев Посад,
1892.
7. Власова А.В. Благотворительность Русской Православной Церкви в исследовательской практике дореволюционного периода// Вестн. Челябин. гос. ун-та. 2009. №4 (142). История. Вып. 29.
8. Фирсов С.Л. Краткий обзор истории Православной Российской Церкви в 1901 - 1917 гг.// Церковь в Империи. СПб, 2007.
9. Хитров А. А. Дом Романовых и российская благотворительность. Вторая половина XIX - начало XX века. (По материалам Санкт-Петербурга -Петрограда и Петербургской - Петроградской губернии.): автореф. дис. ... д-ра ист. наук. СПб, 2009.
10. Знаменский И.С. Положение духовенства в царствование Екатерины II и Павла I. М. : Тип. М.Н. Лаврова и Ко, 1880.
11. Свод законов Российской империи. Т. 9. Р. 2. Ст. 400.
12. Там же. Ст. 409-425.
13. Там же. Ст. 426.
14. Понарин П.В. Русская Православная Церковь, общество и государство: проблема духовного инакомыслия в период поздней империи и революционную эпоху. Рубеж Х1Х-ХХ - 1920 г. Тула, 2006.
15. См. подробнее: Штепа А.В. Социальное служение Русской Православной Церкви в Калужской епархии (вторая половина XIX - начало XX века). Калуга, 2007.
16. Ключарева А.В. Жизнедеятельность православного прихода русской провинции в 1881 - 1917 гг. (по материалам Тульской епархии). Орел, 2009.
17. Рогачев М.Б. Приходское духовенство Коми края в конце XIX -начале XX вв. // Вестник культуры. 2000. № 1.
18. См. Смолич И.К. Русское монашество: Возникновение. Развитие. Сущность (988-1917)// Вестник культуры . 200. №1.
19. Рузанова Н. П. Социально-историческая роль монастыря Козельская Введенская Оптина Пустынь в общественной жизни России XIX века: автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 2005.
20. Зырянов П. Н. Русские монастыри и монашество в XIX и начале XX века. М.: Русское слово. 1999. 312 с.
21. См. подробнее: Евлогий (Георгиевский), митрополит. Путь моей жизни. Воспоминания митрополита Евлогия (Георгиевского), изложенные по его рассказам Т. Манухиной. М., 1994.
22. Гиляров-Платонов Н.П. Нечто о русской церкви в обер-прокурорство К.П. Победоносцева : (Открытое письмо ему) Лейпциг : Тип. Ф.А. Брокгауза, 1888.
23. См.: Андреева Ю. С. Деятельность Русской православной церкви по духовному воспитанию населения Оренбургской епархии во второй половине XIX - начале XX вв.: автореф. дис. ... канд. ист. наук. Челябинск, 2006; Дойни-кова Н. А. Социальное служение Православной церкви во второй половине XIX -начале XX веков :на материалах Вологодской епархии: автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 2006; Реутов В. В. Социальное служение Церкви в XX веке (На материалах Курской епархии) : автореф. дис. ... канд. ист. наук. Курск, 2006; Самарцева Е.И. Отечественная интеллигенция и Церковь // Вестник ТулГУ. Серия «Теология». Вып. 7. Тула,2011. С. 39-53.
24. Зубанова С. Г. Социальное служение Русской Православной Церкви в XIX в.: дис. ... д-ра ист. наук. M., 2002.
25. См.: Милюков П. Н. Очерки по истории русской культуры. СПб,
1897.
26. Флоровский Г. В. Пути русского богословия. 3-е изд. с пред. прот. И. Мейендорфа и указателем имён. Париж: YMCA-PRESS, 1983.
27. Там же.
Махно Лев Львович, канд. ист. наук, доц., levmakhno@,gmail.com, Россия, Тула, Тульский государственный университет
DISCLOSURE INPRE-REVOLUTIONARYHISTORIOGRAPHY SOCIAL MISSION OF THE RUSSIAN ORTHODOX CHURCH (end of XIX - early XX centuries.)
L.L. Makhno
Dedicated to the analysis of the late XIXRussian historians works - early XX centuries. to demonstrate to them the social mission of the Russian Orthodox Church. Much attention is paid to the characteristics of this historical period, the identification of objective reasons, to promote active and detailed study of the history of the Russian Orthodox Church on the part of both secular and religious scholars.
Key words: Russian Orthodox Church, national historiography, social service, charity traditions.
Makhno Lev L'vovich, candidate of historical sciences, docent, levmakhno@,gmail.com, Russia, Tula, Tula State University