CC BY
92А. А. Тучкова
«Расход» в семьях новгородских крестьян второй половины XIX — начала XX века
Дана характеристика самовольных разводов среди крестьян Новгородской губернии пореформенного времени. Определены причины, условия и последствия разводов в контексте социальной истории российского крестьянства.
История быта и семьи крестьян остается на протяжении двух веков предметом пристального внимания историков. Появление исследований по крестьянской культуре в пореформенное время было связано с либерализацией общественной жизни страны, развитием народнического движения. При изучении повседневной жизни народа особое внимание уделялось общине и семье, однако темой развода интересовались гораздо меньше, чем, например, семейными разделами или положением женщины в семье. Так, А.Н. Энгельгардт подробно описал крестьянское хозяйство и уклад жизни, но развод упомянул только на двух страницах своего сочинения [18, с. 181, 271]. Во второй половине XIX в. появляются также работы, в которых развод рассматривается на общерусском материале [19] либо на основе данных по конкретному региону (А.Я. Ефименко описала это явление на
примере Архангельской губернии [5]). В советской историографии основное внимание уделялось социально-экономическим вопросам и классовой борьбе, и интерес к крестьянской психологии и быту, семейной тематике возрос только с 1970-х гг. В частности, эту тему развивала на материалах европейской России И.М. Ми-логолова, но и она подробно не останавливалась на крестьянских «расходах» [10].
В современной исторической науке продолжается изучение социальной истории крестьянства [8; 11], сохраняют популярность региональные исследования крестьянской жизни, в том числе внутрисемейных отношений. В настоящей статье с опорой на архивные и этнографические материалы осуществляется исследование развода в жизни новгородских крестьян. Эта тема получила самое краткое освещение лишь в некоторых работах [9].
История семьи изучается в рамках социальной истории — историко-антропологического направления, предметом которого стали умонастроения, психология, морально-этические нормы самых разнообразных слоев, прежде всего народных низов [14, с. 70]. Поэтому в разработке данных проблем необходимо использовать сравнительный и ретроспективный методы.
Брак и семья считались среди крестьян нравственной и хозяйственной необходимостью. В идеале супруги должны были любить друг друга, мужу следовало исправно вести хозяйство, кормить, одевать и защищать жену и детей, а жене — работать, смотреть за хозяйством, домом и семьей [15, с. 600]. Нарушения общепринятых семейных обычаев, а также межличностные противоречия могли до крайности расстроить отношения супругов — вплоть до начала ими раздельной жизни.
Официальный развод был крайне редким явлением в деревне, потому что он порицался христианской моралью и патриархальным крестьянским обществом, а также в силу сложности процедуры развода. Законом предусматривались только три причины для получения официального развода: во-первых, доказанное прелюбодеяние одного из супругов или неспособность его к брачному сожительству, во-вторых, приговор одного из супругов к наказанию, сопряженному с лишением всех прав состояния, и, в-третьих, безвестное отсутствие супруга в течение пяти лет [16, т. 10, ч. 1, ст. 45, 54]. Самой распространенной причиной для развода в рамках законодательства являлось прелюбодеяние, но его
нужно было доказать, предоставив суду двух свидетелей-очевидцев; при их отсутствии практиковался найм лжесвидетелей за взятки [12, с. 28]. Кроме того, подчас крестьяне даже не знали о возможности развода на основе официальных гражданских законов [8, с. 307].
При стольких затруднениях неудивительно, что прекращения брака путем развода у крестьян почти не бывало, но они практиковали фактическое расставание в случаях, когда совместная жизнь дала серьезную трещину. У крестьян были даже специальные слова для обозначения такого расставания супругов: «разлука», «расход», «расходка» [8, с. 306], означавшие, что разошедшиеся супруги прекращали отношения друг с другом, как личные, так и имущественные. Нужно отметить, что авторы, описывавшие быт крестьян, обычно не употребляли крестьянские термины, а попросту называли разрыв супружеских отношений разводом.
Существовало несколько типов «расходок»: 1) добровольное прекращение брака по обоюдному согласию; 2) уход жены от мужа; 3) изгнание мужем жены из дома; 4) оставление жены мужем, находящемся в отходе.
В первом случае такие «разлуки» случались по причине «беспорядочной жизни» одного из супругов. Эти неофициальные разводы часто санкционировались волостным судом. Супруги при этом оговаривали условия, на которых они расходятся, давали взаимные обязательства не вмешиваться в дела друг друга. Обычно супруги оставляли за собой свое личное имущество, а семейное имущество сохранялось за тем из супругов, с кем оставались дети; если супруги были бездетны, то женщина забирала свое приданое, а муж все остальное [1, с. 275]. В источниках чаще упоминаются случаи развода молодых и еще бездетных супругов [15, с. 326, 333, 334, 341, 342, 352; 17, с. 402; 18, с. 271], что значительно упрощало развод.
Если супруги жили в малой семье, то семейное имущество состояло из хозяйства двора, нажитого при участии обоих супругов. В случае проживания расставшихся супругов в составе неразделенной семьи определялась принадлежность одному из супругов личной собственности малой семьи, не входившей в коллективную собственность двора.
В случаях, когда дети после расставания родителей оставались с матерью, она с ними возвращалась в родительский дом.
Если же дети оставались с отцом, то актуальным становился вопрос о том, кто будет заботиться о них вместо матери. Когда крестьянин жил в неразделенной семье, эту функцию брала на себя тетя, бабушка или другая родственница. В источниках не сказано, как мужчина решал эту проблему, если жил отделенным от родительской семьи. Одним из возможных вариантов являлся найм работницы. Бывали редкие случаи, когда при живой первой жене крестьянин начинал жить с другой женщиной [15, с. 350, 351, 601, 612]. Эти союзы могли быть вызваны не только хозяйственными и личными мотивами, но и необходимостью женской заботы о детях. Случалось также, что дети переселялись в дом родственников, живущих даже в других деревнях.
Раздельное проживание супругов могло начаться и по воле одного из них. Причинами ухода жены от мужа становились:
1) грубое, жестокое обращение с ней (побои, ругань и пр.);
2) ее антипатия к мужу; 3) худое обращение с нею свекра и свекрови (реже первых двух причин); 4) маловажные размолвки (еще реже). От мужа женщина уходила в родительский дом, родственники обычно ее не осуждали за исключением тех случаев, когда повод был незначительным, например ссора с мужем или его родственниками [15, с. 602]. Дальнейшая судьба семьи зависела от причины ухода, поведения провинившегося супруга, наличия или отсутствия желания у супругов идти на компромисс и прочих обстоятельств.
Так, если муж давал обещание впредь больше не бить жену, она обычно возвращалась к нему. Иногда жена возвращалась и в том случае, если муж никаких попыток к примирению не предпринимал [15, с. 601]. Повздоривших супругов могли примирить родные и близкие. К священнику, родственнику или просто уважаемому человеку муж или жена обращались тогда, когда необходимо было нравственное воздействие. Например, жена писателя Н. Н. Златовратского иногда участвовала в урегулировании семейных конфликтов [6, с. 358].
Если же восстановить семью уговорами и обещаниями не удавалось, муж мог обратиться в волостной суд, к мировому посреднику или земскому начальнику, чтобы с их помощью вернуть беглянку домой. Волостной суд обычно принимал сторону мужа. Но насильно сведенным супругам часто не удавалось наладить хорошие отношения [15, с. 352].
Наиболее сильно женщина сопротивлялась возвращению домой в случаях, когда у нее была сформирована серьезная личная антипатия к мужу, иногда доходившая до ненависти. Современник отмечал несколько причин, по которым муж становился постылым жене: первая — если девушку выдавали замуж за человека, к которому она испытывала неприязнь еще до замужества, вторая — серьезные физические недостатки мужа, третья — неспособность его к брачному сожительству [15, с. 341]. Расходом мог закончиться брак и в том случае, если ни до, ни после свадьбы между молодыми так и не возникло никаких чувств [9, с. 48]. В подобных случаях ни уговоры родственников, ни решения волостного суда, ни увещевания со стороны властей не способствовали возобновлению совместной жизни.
Таким образом, уход жены из дома мог завершиться как примирением и возвращением, так и окончательным разрывом. В целом попытки женщин протестовать против дурного обращения или отстаивать свое решение уйти от мужа свидетельствуют о процессе эмансипации личности, происходившем в пореформенный период. Тот факт, что некоторые женщины вместо традиционного терпения всех семейных невзгод, пусть даже с нелюбимым мужем, предпочитали уходить из семьи, и часто в отход, говорит о возросшей самостоятельности крестьянки по сравнению с дореформенным временем.
По подсчетам наблюдателя крестьянской жизни в Улом-ском крае В.А. Антипова, около 3% браков заканчивались уходом жены из дома, из них две трети завершались плачевно из-за дурного обращения, побоев со стороны мужей или их родственников [15, с. 348]. Бывали противоположные случаи, когда муж бросал свою жену или выгонял ее из дома. Хотя общество относилось к такому крестьянину как к человеку, заслуживающему презрения, оно не могло заставить мужа возобновить совместную жизнь с женой [15, с. 352, 602]. Если же муж, по общему мнению, выгонял жену по заслугам, то общество ничего против него не предпринимало [15, с. 352]. Женщина могла попытаться воздействовать на мужа с помощью авторитетных людей, чтобы примириться с ним. В случае неудачи жена, которая не хотела уходить от мужа, могла подать на него жалобу. Волостной суд по таким делам заканчивался либо примирением супругов, либо тем, что муж выдавал
билет на отдельное проживание и/или обязывался давать жене ежемесячно пропитание или деньги [15, с. 352, 602].
После расхода крестьянка, которая не могла вернуться в родную семью, сама должна была заботиться о себе, поэтому некоторые одинокие женщины стремились уйти в отход на заработки. Гораздо реже встречались случаи, когда в город уходили и крестьянки с детьми, нанимаясь там в служанки или на фабрики [4, д. 3413, л. 2, 9, 65 об., 82, 104, 122; 4, д. 3545, л. 240]. Но для осуществления такой возможности требовалось разрешение отца.
Из-за неофициального характера расходов крестьянкам для ухода из родного края необходимо было получить разрешение на отдельное жительство от своих мужей. Прошение о проживании жены по отдельному от мужа паспорту направлялось губернатору, а потом рассматривалось по месту жительства супругов земским начальником, уездным исправником, становым приставом. Они собирали сведения о причине раздельной жизни, о жалобах просительницы и возражениях ее мужа, спрашивали у мужа о его согласии на отдельное проживание жены и другие необходимые сведения. Итоги таких рассмотрений могли быть разными. В Государственном архиве Новгородской области находится 37 дел о раздельном жительстве, которые рассматривались в 1900— 1904 гг. Из них 18 дел было решено положительно, с выдачей женщинам паспортов (в основном на год, а также на полгода либо на 3 месяца), 11 — отрицательно, окончательные решения по 8 семейным делам так и не приняты.
Основаниями для выдачи отдельного вида на жительство могли стать согласие мужа [4, д. 3413, л. 51, 90, 122; д. 3545, л. 124], его безвестное нахождение [4, д. 3413, л. 104] либо дурной образ жизни супруга, а также отсутствие у него средств для содержания жены [4, д. 3413, л. 82; д. 3545, л. 125 об.]. Перед тем как дать согласие, крестьянин мог поставить свое условие, например чтобы в будущем жена не обращалась к нему за материальной помощью [4, д. 3413, л. 51].
Однако дурное обращение со своей семьей не всегда являлось достаточным основанием для предоставления жене права проживать отдельно. Так, несколько прошений были отклонены, а мужьям сделали внушения о необходимости вести трезвый образ жизни и хорошо обходиться с женами [4, оп. 1, д. 3413, л. 61, 141].
Главным основанием для отказа женщине в ее просьбе становилось несогласие мужа [4, д. 3413, л. 32, 113, 125]. Крестьянин мог так поступить либо потому, что надеялся на восстановление совместной жизни [4, д. 3413, л. 127, 127 об.; 13, с. 352], либо из желания насолить своей бывшей жене [14, с. 342; 18, с. 271]. Поэтому некоторым женщинам приходилось долго хлопотать перед властями о получении паспорта, иногда даже земский начальник и становой пристав могли надавить на мужа, чтобы заставить его выдать жене отдельный паспорт, если считали ее желание разумным [15, с. 342]. Помощь крестьянкам в получении отдельного паспорта оказывали и волостные суды. Они обычно вставали на сторону женщины в тех случаях, если муж не хотел восстановить совместную жизнь с женой или был пьяницей, не содержал свою семью. Этим крестьянкам обычно давался самостоятельный вид на жительство, чтобы они могли в отходе прокормить себя, а иногда и детей [10, с. 71, 72; 15, с. 602].
Другими причинами для отрицательного решения дела являлись нахождение жены в безвестной отлучке [4, д. 3413, л. 18 об.], уголовные наказания супругов [4, д. 3413, л. 4, 4 об.], состоявшееся примирение супругов [4, д. 3413, л. 29]. Наконец, в одном случае решение дела было отрицательным из-за достигнутого супругами компромисса: муж согласился с условием жены [4, д. 3413, л. 86], правда не указано, с каким именно.
Таким образом, при отсутствии согласия мужа на выдачу отдельного паспорта или при достижении примирения с женой в большинстве случаев прошение не удовлетворялось, и только в очень тяжелых ситуациях жене давалось право на отдельное жительство даже без разрешения супруга.
Отход многих мужчин на продолжительное время на заработки мог закончиться тем, что муж прекращал всякие отношения с семьей, оставшейся в деревне, и, как правило, на него смотрели как на человека, уже потерянного для родного дома, поэтому и претензий к нему обычно не предъявлялось [15, с. 353]. Но если женщина все-таки хотела получить материальную компенсацию от супруга, она могла обратиться в волостной суд, который обычно заставлял мужа кормить жену, выдавать ей деньги на содержание [15, с. 600] или разрешить отдельный вид на жительство. Если в такой семье имелись несамостоятельные дети, то им тоже полагалось обеспечение исходя из материального положения отца и
с тем, чтобы оно было достаточным для жизни. Но заботиться о детях приходилось женщине самостоятельно, надеясь только на помощь родных и сочувствие своей общины.
Мужчины, бросавшие свои семьи, чаще всего были представителями молодого поколения, их система ценностей значительно отличалась от принятых патриархальных норм поведения, а иногда им противоречила. Это явление заметили и показали писатели демократических взглядов, непосредственно наблюдавшие крестьянскую жизнь. Н.Н. Златовратский в романе «Устои» так описывает отношение к отходнику, оставившему семью, со стороны одного почтенного крестьянина: «Вот, давно ли отделились, семью всю смутили. Отец, вишь, дерется! Отец, вишь, охальник! Сами мы себе господа! Ну, ушли... А что вышло: сбежал мужи-чонко, бабенку с сынишком оставил одну.» [7, с. 95]. Стремление жить по своей воле оказывалось проявлением не только личной инициативы на экономическом поприще, но и эгоизма, и вело к конфликтам.
В целом муж чаще переставал жить с женой, чем жена оставляла мужа, что было обусловлено неравенством их положения в семье. При расходках по односторонней инициативе волостной суд чаще выступал на стороне мужа и нередко принуждал жену к восстановлению брака, мотивируя это тем, что жена должна повиноваться мужу [9, с. 48]. Иногда суду действительно удавалось способствовать примирению супругов, но сложные жизненные ситуации, понимание невозможности совместной жизни супругов, нанесение серьезного вреда хозяйству двора одним из супругов нередко вынуждали волостные суды санкционировать разводы по инициативе одной из сторон. При рассмотрении бракоразводного дела во внимание принимались обстоятельства, приведшие к разлуке, степень вины каждого из супругов, определялись имущественные отношения после расставания, решалась судьба детей.
Однако несмотря на санкционирование волостными судами дел, связанных с расходом супругов, их решения противоречили официальному законодательству, по которому все бракоразводные дела должен был решать духовный суд. Похоже, крестьяне даже не подозревали об этом, тем более что в ведении волостных судов находились споры и тяжбы между крестьянами и закон допускал при решении имущественных дел применять нормы обычного права [13, т. 36, отд. 1, № 36657, ст. 38, 39, 95]. Мировой
съезд мог отменить решение волостного суда, если последний превышал свои полномочия, но в изученных на данный момент источниках не встречаются случаи отмены решений о расставшихся супругах ни в Новгородской губернии, ни в других местностях. Это может объясняться незаинтересованностью мировых посредников (а после их отмены - земских начальников) вмешиваться во внутрисемейные дела крестьян, возможными случаями незанесения в книгу приговоров волостного суда всех решений [1], а также нежеланием некоторых земских начальников тщательно исполнять все свои обязанности [15, с. 17], в число которых входила ревизия не менее двух раз в год каждого волостного суда, относившегося к его участку. Более того, бывали случаи разбора мировым судьей или земским начальником семейных неурядиц с вынесением решения о раздельном жительстве супругов [17, с. 402]. Таким образом, хотя бракоразводные дела следовало рассматривать в духовном суде, а закон о раздельном жительстве супругов так и не был принят в официальном законодательстве, в жизни это явление существовало, причем иногда с санкции волостных судов, а также с согласия судей и начальства.
В целом в народе к раздельному проживанию супругов относились с порицанием, и оно встречалось в деревне нечасто [15, с. 602]. Но с такими случаями односельчанам приходилось мириться, потому что они понимали, что принуждение супругов жить вместе может обернуться еще большим разладом в семье. Кроме того, за исключением крайних случаев, крестьянам было несвойственно вмешиваться во внутрисемейные раздоры.
Таким образом, несмотря на сравнительную редкость раздельного жительства супругов и отрицательное отношение к таким случаям со стороны общества, они все же имели место по причинам как личного, так и экономического характера, по обоюдному согласию или по воле одного из супругов.
Семейные обычаи Новгородской губернии во многом были схожи с таковыми других нечерноземных губерний европейской части России. Например, при сравнении бракоразводных обычаев новгородских крестьян с порядками в Костромской, Владимирской и Ярославской губерниях мы увидим немало общего. Во-первых, во многом сохранялись патриархальные настроения в волостных судах, которые чаще вставали на сторону мужа при разборе семейных конфликтов и даже могли назначить непокорным
женам физическое наказание [19, с. 42, 432, 433]. Во-вторых, в случаях особо жестоких побоев волостной суд все же присуждал супругам раздельное жительство, чтобы защитить женщину [там же, с. 38]. В-третьих, везде сохранилось представление о праве мужа бросить жену, ведущую себя безнравственно [там же, с. 424]. В-четвертых, расточительство, пьянство, ссоры оставались важными причинами, по которым женщины решались уходить от своих супругов [там же, с. 433]. В целом разводы в этих губерниях были редкостью, но по сравнению с дореформенным временем их количество значительно возросло [там же, с. 216]. Общие черты объясняются похожими экономическими и социальными условиями: малая доходность земледелия на протяжении долгого времени вынуждала уходить в отход, что вместе с влиянием из города приводило к трансформации традиционного семейного уклада. Главное отличие Новгородской губернии состояло в том, что среди новгородских крестьян вопрос о детях решался самими супругами или волостным судом, а в других нечерноземных губерниях в этом случае обращались также к суду стариков [там же, с. 216]. Эта особенность, вероятно, обусловлена уменьшением авторитета старшего поколения в новгородской деревне из-за сильного влияния отхода, проникновения капитализма в деревню, развития индивидуализма среди крестьян.
Увеличение количества «расходов» в пореформенной новгородской деревне свидетельствует о постепенном подрывании устоев традиционной семьи, основанной на признании нерасторжимости брака, на соблюдении обоими супругами своих обязанностей, на праве мужа «учить» жену и терпении ею его слабостей, недостатков, грубости. Даже наличие общих детей не всегда останавливало разрыв, несмотря на все связанные с ним трудности. Можно согласиться с тем, что рост расходок указывает на изменение представления о власти мужа над женой [там же, с. 19] в сторону ее смягчения.
Значительно влияла на семейные отношения возможность найти заработок вне дома и уйти в другие волости, уезды и даже губернии. С одной стороны, многолетнее постоянное проживание главы семьи в городе могло привести, по сути дела, к распаду его брака с женой-крестьянкой, с другой — наличие сторонних заработков делало возможным для несчастной в браке женщины прокормить себя и даже детей самостоятельно, что играло большую
роль при принятии решения об уходе от мужа. Правда, эта возможность была ограниченной, так как получение отдельного паспорта зависело от разрешения мужа, а без документа далеко уйти крестьянка не могла. Тем не менее в источниках встречаются сведения о том, что местные власти порой вставали на сторону женщины в этом вопросе, если считали ее просьбу справедливой [3, с. 114—115].
Эти процессы свидетельствуют о росте самосознания, индивидуализма, стремления к самостоятельности не только мужчин, но и женщин. Увеличение количества разводов наряду с большим распространением семейных разделов представляют собой последствия ослабления традиционной крестьянской мен-тальности.
Список источников и литературы
1. Безгин В.Б. Волостной суд сельской России (вторая половина XIX в. - начало XX в.) // Современные исследования социальных проблем [электрон. науч. журн.]. 2012. № 12. URL: www.sisp.nkras.ru (дата обращения: 01.12.2013).
2. Быт великорусских крестьян-землепашцев. Описание материалов Этнографического бюро князя В.Н. Тенишева (на примере Владимирской губернии). СПб., 1993.
3. Гольмстен А.Х. Двадцатилетняя практика Кемецкого волостного суда по вопросам гражданского права // Журнал гражданского и уголовного права. 1887. №4.
4. Государственный архив Новгородской области (ГАНО). Ф. 138. Оп. 1.
5. Ефименко А.Я. Исследования народной жизни. СПб., 1884. Вып. 1.
6. Златовратский Н.Н. Воспоминания. М., 1956.
7. Златовратский Н.Н. Устои. История одной деревни. Л., 1951.
8. Лещенко В.Ю. Русская семья (XI—XIX вв.). СПб., 2004.
9. Марькова Е.Г. Женский аспект в истории крестьянского семейного быта в документах Государственного архива Новгородской области конца XVIII—XX в. // Прошлое Новгорода и Новгородской земли: материалы научных конференций 2001—2002 гг. / сост. В. Ф. Андреев ; НовГУ им. Ярослава Мудрого. Великий Новгород, 2002.
10. Милоголова И.М. Крестьянка в русской пореформенной деревне // Вестник Московского университета. 1998. Сер. 8. №2.
11. Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII — начало XX в.): Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. СПб., 2000. Т. 2.
12. Никологорский А. Терпеть нельзя разводиться // Родина. 2011. №1.
13. Общее положение о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости // Полное собрание законов Российской империи. СПб., 1861. Собр. 2.
14. Репина Л.П. «Новая историческая наука» и социальная история. М., 1998.
15. Русские крестьяне. Жизнь. Быт. Нравы. Материалы «Этнографического бюро» князя В.Н. Тенишева. Новгородская губерния. Т. 7, ч. 2 : Череповецкий уезд. СПб., 2009.
16. Свод Законов Российской империи. СПб., 1857.
17. Фет А.А. Воспоминания. М., 1983.
18. Энгельгардт А.Н. Из деревни. 12 писем, 1872—1887. М., 1987.
19. Якушкин Е.И. Обычное право. Материалы для библиографии обычного права. Ярославль ; М., 1896. Вып. 2.
Об авторе
Анастасия Александровна Тучкова — аспирантка кафедры истории Института гуманитарных наук Балтийского федерального университета им. И. Канта (Калининград), nastenatuchkova@yandex.ru
