CC BY
1Д. А. Казаков, В. В. Идоленко
«Раньше такого не было, а сейчас вообще на знаю»
Разговор с женщиной на лестничной площадке
Дмитрий Александрович Казаков — слушатель магистерской программы «Фундаментальная социология» (2022-2023) Московской высшей школы социальных и экономических наук (Шанинка); юрист, специализируется на законодательной и правоприменительной практике. Электронная почта: kazakovd13@gmail.com.
Виктория Викторовна Идоленко — слушатель магистерской программы «фундаментальная социология» (2022-2023) Московской высшей школы социальных и экономических наук (Шанинка); преподаватель английского языка. Электронная почта: victoriaidolenko@gmail.com.
Аннотация: Тандемное интервью с пожилой женщиной на пороге её квартиры. Разговор о трудностях её жизни в большой семье, уходе за детьми, болезнях, участии в общественной жизни, социальных связях, выборах и специальной военной операции. Со вздохами и улыбками, человеческое общение с незнакомым человеком, направленное на понимание и принятие чуждой боли, чужих переживаний, чужой тревоги перед настоящим и будущим.
Ключевые слова: выборы, социальная политика, социальные связи, специальная военная операция, трудная жизненная ситуация, этнографическое интервью
Для цитирования: Казаков, Д.А., Идоленко, В. В. «Раньше такого не было, а сейчас вообще не знаю». Разговор с женщиной на лестничной площадке» // Пути России. 2023. Том. 1. № 1. С. 28-40.
ТАНДЕМНОЕ ЭТНОГРАФИЧЕСКОЕ ИНТЕРВЬЮ с женщиной на лестничной площадке. 26 марта 2023 года. Я — Дмитрий Казаков и я — Виктория Идоленко, и она — просто Людмила. Имя респондента изменено, разговор сокращён и немного отредактирован. То, что естественно в устной речи, становится неуместным в письменной. Мы не составляем протокол и не готовим материал для подачи жалобы в государственные органы. Мы слушаем женщину и хотим, чтобы и вы услышали её.
Дмитрий: Людмила замужем, у неё двое взрослых детей: дочери 45 лет, она в разводе; сыну 42 года, он живёт отдельно. От дочери у Людмилы двое внуков: 23-летняя внучка — учительница в школе, замужем, живет отдельно; внук-подросток находится под присмотром бабушки, потому что его мать допоздна работает. Помимо внука, на попечении Людмилы находятся ещё два несовершеннолетних ребенка — они сводные сёстры. Дело в том, что шесть лет назад умерла невестка Людмилы, оставив двух дочерей: старшую (13 лет) от первого брака и младшую (9 лет) от сына Людмилы.
У старшей девочки есть отец и другие родственники, но им она, по утверждению Людмилы, «не нужна», поэтому Людмила официально оформила опекунство над ребенком. Младшая же внучка Людмилы — инвалид с детства, не может ходить. На протяжении всех шести лет с момента смерти невестки Людмила посвящает всё своё время воспитанию внуков.
Виктория: Воскресенье. На часах около половины пятого вечера. На улице идёт мелкий дождь, словно кто-то опрыскивает из пульверизатора рассаду. Декорации: лестничная клетка второго этажа хрущевки, стены подъезда пополам: верхняя часть — белая штукатурка, «лягушка в обмороке» — снизу, слева от меня — серый электрощит. Напротив, в картинной раме дверного косяка стоит седоволосая босая женщина в простеньком халатике на молнии, на груди — серебряный крестик на веревочке, а глаза такие уставшие.
Сложно изо дня в день делать то, из чего не состоишь сам, поэтому, чтобы после операции на сердце воспитывать трех внуков, одна из которых не может ходить, и уделить 50 минут своего времени совершенно незнакомым людям, постучавшим к тебе в дверь со словами: «Мы просто изучаем, как живут люди. Приехали специально, вот, в Малоярославец», — нужно иметь внутри что-то такое, что описать толком, словами — нетривиальная задача.
Спустя почти месяц я пытаюсь описать обыденным языком тарра типсИ той женщины с мягкой улыбкой на добром и уставшем лице. Моя мысль цепляется за кажущееся на первый взгляд несоответствие: общее доверие к людям и институтам и социа-лизированность спаяны с нежеланием обращаться за помощью ни к государству, ни к родственникам, соседям или друзьям.
Дмитрий: Малоярославец, пятиэтажка. Дверь открыла женщина лет шестидесяти: грустный взгляд, изможденный вид — всё в совокупности создавало впечатление, что она или очень сильно устала, или нездорова, или находится в депрессивном состоянии. Тихим голосом и с тяжёлым вздохом, которые лишь дополнили первое впечатление, но при этом исключительно вежливым тоном в ответ на наши приветствия спросила: «Что вы хотели?». Молча, без какой-либо реакции выслушала наши пояснения о том, кто мы и зачем пришли. Тем же тихим грустным голосом сказала: «Понятно. У меня двое детей, у которых 6 лет назад мама умерла, поэтому я их воспитываю».
Для меня эта фраза, учитывая общее первое впечатление от респондента, звучала как развернутая формула отказа от общения, и я уже был готов услышать следом что-то вроде: «Поэтому извините, некогда с вами общаться». Но оказалось ровно наоборот: это стало началом рассказа и разговора, который продлился на пороге квартиры без малого пятьдесят минут.
Рассказа о разрушении сильных связей и отсутствии помощи от близких родственников; о слабых связях, которые неожиданно становятся источником необходимой в сложной ситуации помощи; о самопожертвовании ради блага близких; о благодарности судьбе за «добрых людей», попадающихся на жизненном пути; о былом единстве большой страны, внезапно обернувшемся войной.
Дмитрий: День добрый.
Виктория: Здравствуйте.
Дмитрий: Мы проводим социологическое исследование.
Людмила: Простите...
Дмитрий: Можно с вами побеседовать?
Людмила: (Тяжело вздыхая.) Что вы хотели?
Дмитрий: Мы просто изучаем, как живут люди. Приехали специально, вот, в Малоярославец.
Людмила: Понятно. У меня двое детей, у которых 6 лет назад мама умерла, поэтому я их воспитываю.
Виктория: Если у вас вдруг...
Людмила: Поэтому... вопросы. (Показывает рукой в коридор квартиры.)
У меня и коляски, и всё на свете здесь. (Неразборчиво.) Плюс ещё ребёнок один. Дочь. Дочь просто работает с утра и до одиннадцати. Вот так. Занимаюся с ним, учится (тяжело выдыхает). И ребёнок один ещё инвалид у меня. Который не ходит своими ногами. Который мне приходится в Обнинск ездить сюда, в реабилитационный центр, заниматься. Так что... В общем, вот такие дела (тяжело вздыхает).
Виктория: Скажите, пожалуйста, а вам кто-то помогает?
Дмитрий: Да, в этой ситуации.
Людмила: В этом году... В этом году мне очень помогли. Администрация города помогла.
Виктория: Малоярославца.
Людмила: Да.
Людмила: Мне подарили беговую дорожку. У меня сейчас в зале всё, тренажёр полностью. Мы и спим там, и тренажёр. Вот. И ещё иппо... иппо... иппотренажёр такой, лошадка. Так что мы занимаемся.
Виктория : А кто-то, может быть, из родственников или соседей вам помогает?
Людмила: Нет.
Виктория: Ни друзья, никто?
Дмитрий: А какие-нибудь благотворительные организации, там, волонтёры?
Людмила: Нет... Волонтеры — нет ничего. Но так (неразборчиво) у нас есть здесь «Звёздочка».
Дмитрий: А это что?
Людмила: Организация «Звёздочка» для таких детей. Особенных детей.
С особенностями развития. Да. И вот мы ходим там на занятия: понедельник, среда и пятница. Но сейчас он в отпуске, молодой человек. Вот ходим, там, рисовать пробуем, потом, это самое... (тяжелый протяжный выдох) лепить, мозаика у нас, плюс ещё гончарный круг.
Виктория: Лепка, да?
Людмила: Да, да, да. Что-то такое. Так она у меня умница, всё, слава Богу.
Бог наградил умом. Сейчас, просто... я не приглашаю [в квартиру], там старшая внучечка у меня гладит, здесь всё вот разбираемся, видишь... (указывает рукой на коридор квартиры, где стоят разные вещи).
Дмитрий: Да не, ничего, ничего, ничего.
Виктория: Ничего страшного.
Дмитрий: Как вы справляетесь?
Людмила: Ну, стараюся, стараюся. Помогает старшая внучечка.
Виктория: А сколько ей лет?
Людмила: Тринадцать в этом году, тринадцать.
Виктория: Она помогает по хозяйству, да?
Людмила: Ну, она помогает с ней в школу, потому что я операцию на сердце перенесла. Так, это самое... два года назад... год назад! В декабре месяце.
Виктория: А есть какие-то пособия? Платят, вот, по инвалидности, по состоянию здоровья?
Людмила: По инвалидности платят, да. А так как потеря кормильца не платят, потому что две пенсии не имеет права платить. А у старшей я опекун. Потому что вот мама, невестка, которая умерла, она её дочь. Поэтому я сделалась опекуном, чтобы вот как-то...
Виктория: А ваш сын, он... нуу... помогает?
Людмила:
Виктория:
Виктория:
Людмила:
Виктория: Людмила:
Дмитрий: Людмила: Виктория: Людмила:
Виктория: Людмила:
Виктория:
Людмила:
Дмитрий: Людмила:
Виктория: Людмила:
Виктория:
Ааааэ (на продолжительном выдохе), нет, ему некогда помогать, он живёт не с нами. Работает с утра до вечера. Ей и в санаторий, и в больницу, то есть вот шесть лет она со мной полностью находится.
То есть вы, соответственно, не можете работать, потому что всё время ухаживаете?
Скажите, пожалуйста, а вы вообще общаетесь с соседями? Есть ли у вас друзья?
У меня много друзей. И по телефону, и так мы, и встречаемся на улице, бывает. Одна в этом доме живёт, другая через подъезд. А с соседями вы общаетесь?
С соседями, ну, вы знаете, вот эти соседи сейчас продали квартиру, я их знаю, всех соседей. Сейчас у нас в подъезде многие пытаются поменять, и некоторые — кто коренные здесь живут, тех я знаю, так что так, да. Вы сами родом отсюда? Я местная коренная жительница, да. А родители тоже здесь родились, в Малом Ярославце? Они родилися в Калужской области, под Юхновом. Потом, когда молодые были, они приехали сюда, стали жить, ну, а здесь уже мы родились, — я, брат, уже так что, так вот. А брат вам ваш помогает с детьми, ну, с внуками? (Напряженно выдыхает.) Нет, не помо... Общаться общаемся мы, всё, но так... Материально никто мне не помогает. А последить за детьми, куда-то с ними сходить, ну, вот что-то отвезти, может, привезти, что-то такое?
Ну-у, мне, это самое, я как-то так выхожу, вот, я на детей на этих, старших, оставляю, если я пошла, там, в магазин, что-то ещё. Или внук сидит с малышкой, я со второй иду в магазин, или, наоборот, этот сидит, я, ну, как-то вот так. Старшая внучка, ей уже 23 года, ну, она работает, она замужем, работает учительницей. Она мне, если надо куда-то везти, она меня отвезёт, привезёт, в общем, ну, в таком плане. Как вы, в целом, склонны доверять людям?
(Немного задумавшись и понизив тон.) Да. Ну, то есть, я благодарна Богу, что мне встречаются люди добрые, понимаете. Всё бывает в жизни, вот, ну, я за то, чтобы добро, добро... и даже если человек тебе сделал зло, всё равно на это надо ответить добром, то есть я вот по этому принципу... Если ко мне обращается этот человек, если в моих силах что-то, я помогу... А у Вас ещё и огород есть?
Да. Просто надо, просто надо, и всё. Потому что дети у меня любят огурцы очень мои, помидоры любит сын у меня, помидоры «в снегу» я делаю, ну, какие-то салаты такие вот ещё. Как? Помидоры в чём?
Людмила: Виктория: Людмила:
Виктория: Людмила:
Виктория: Людмила:
Виктория: Людмила: Дмитрий: Людмила:
Дмитрий: Людмила:
Виктория:
Людмила: Дмитрий: Людмила: Дмитрий:
Людмила:
В снегу.
А что это такое?
А это помидоры с чесноком. Там в банку кладёшь помидоры. Заливаешь кипятком, потом сливаешь, там, минут через 10-15, и в эту банку добавляешь на тёрке натёртый чеснок, вот. Ну, я большими банками не закрываю. Ну, двухлитровые максимум, а так литровые я стараюсь, чтобы открыл, съел и всё. Вот, и туда, значит, ложку чеснока небольшую, смотря какая банка, если литровая, ну, туда, на тёрке... И потом рассол туда заливаю, закатываю, переворачиваю, и всё, сироп — о-бал-денный, вкусный, даже можно пить. Звучит потрясающе.
И огурцы тоже вкусные, я угощала, это самое. Вот ко мне сейчас иногда приходит из милиции женщина, вот она как-то, ну, она просто подарки, это, ну, как подарки, вот... Она, может, ищет ко-го-то, кто помогает детям, и что это, вот сейчас тоже, в этом году только у меня началось.
Это их инициатива? То есть, вы не обращались?
Да, мы не обращались, она приносит «Барни» детям, и всё,
«Барни».
Да, мишки, «Барни», печеньки вот эти. Да, да, да, да, да.
Так, а вы с ней как познакомились?
Она была в нашей группе в «Звёздочке», то есть, она как попечитель. Она в милиции сама работает, приходит вот, поздравит. Вот я тогда угостила её помидорами, огурцами, она говорит: «Я ещё таких помидор никогда не ела», и огурцов тоже, говорит. То есть, там уксуса не чувствуется, ничего. Я не люблю, чтобы пересолёные были или уксус жевать. За грибами езжу тоже. С утра. Детям говорю: «Так, вы пока спите, проснётеся, бабушка с дедушкой до и часов». Ну, с утра поехали, в и уже дома, они только просыпаются летом. Любите за грибами?
Ой (расплывается в улыбке), мне нравится, да, мне нравится собирать грибы. Ну, а потом, соответственно, надо ещё и закатать, привести в порядок это всё.
А Вы, я так поняла, вы замужем, и ваш супруг, он с вами живёт же, правильно? (Понизив тон.) Да, да.
А ещё что-то такое же, для души, есть занятие? Помимо грибов? Для души?
Ну да, вот что, прямо, приносит удовольствие, что можете там какое-то время... уделить только вот этому занятию? Вы знаете, раньше я очень много читала, сейчас мне просто вот некогда читать. Я на ночь обычно ложилась, и вот читаю, даже
Виктория: Людмила: Виктория: Людмила:
Виктория:
Людмила:
Виктория: Людмила:
Виктория: Людмила:
Дмитрий: Людмила:
телевизор не смотрела. Сейчас мне некогда читать, некогда,
честно говоря. Вот. Когда в санатории бываем, тогда они в тихий
час ложатся, я, там, возьму книжечку. А вот ездила последний
раз в санаторий, мне, конечно, не до книжки было.
А что любите читать?
Вы знаете, я любила про милицию читать.
Детективы, да?
Да, да, всё такое. Вот. Агата Кристи раньше читала. Ну, в общем, такие вот какие-нибудь книжечки.
А вы, упомянули, что вы встречаетесь с подругами, вы вспоминаете, где вы работали. А можно поинтересоваться, где вы работали?
Где я работала? В Обнинске я работала, и ИЭМе, Институт экспериментальной метеорологии. Я программистом работала. Да. А потом, потом я родила дочь старшую, она с 77-го года, ну, считайте, ей 46 лет. И я оттуда уволилась, потому что в Обнинск ездить неудобно, я здесь устроилась, устроилась на завод — приборный завод наш, МПЗ, Малоярославский приборный завод. Я устроилась в отдел главного конструктора, в бюро технической документации, то есть с документами всё связано. Вот. Ну и я, это самое, работала. (Поднимается человек по лестнице, разговор ненадолго прерывается.) Я работала в бюро технической документации, занималась сначала получением всех документов, которые на завод приходили, ездили в города, получали это. Потом я занималася таможней, одна на заводе, кто, если что-то отправляет, то вот. Ну, а потом завод распался. Это в каком году?
Ой, вы знаете, сейчас если 6 лет... 6 лет как Наташи нет... и тогда 7 лет, наверное, я там проработала же, ну лет 13 — лет 15 назад, наверное, вот так вот. Ara, ara.
Вот, так что завод был полторы тысячи человек у нас было там. А сейчас 25 человек там. Там было полторы тысячи. Завод у нас очень такой был, даже и военный, там, немножечко что-то. Ну, в общем, так. А потом я пошла к частнику. И вот я там 7 лет отработала, а там занималася всем, чем можно. И как снабженец была, в общем (смеется), обеспечивала рабочих всех, надо что-то им, спецодежда, ну, в общем, всё на свете. Многопрофильный специалист (с улыбкой).
Да. Ну это частник, понимаете? А частник, он... И платил всего 15 тысяч, а... 13 050. А числилась замдиректора по общим вопросам (смеётся). Посчитайте, как на эти... [деньги жить]. Ну, а что... Вот... Ну, в общем, так вот. Когда случилось, я сразу в одночасье бросила. Невестка у меня умерла. А у неё никого из родителей нету. Поэтому так.
Виктория: Получается то, что у детей только отец остался?
Людмила: Мой сын. (Понижая голос.) У старшей, у неё есть папа, но она никому не нужна, кроме меня.
Виктория: А вы её любите как родную, да?
Людмила: Ну, как по-другому? По-другому никак. (Понизив голос.) Они по матери родные сестры, поэтому...
Виктория: Скажите, пожалуйста, а вот чего вам больше всего не хватает в жизни? Вот чего отсутствует или, может быть, присутствует, но не в том количестве? Может быть, свободное время? Или, может быть, вы хотели бы, чтобы вам какую-то помощь кто-то оказывал? Вот что вам нужно?
Людмила: Вы знаете, моя мечта, чтобы у меня внучка стала ножками ходить сама. Это вот самое главное для меня. Вот. Ну и так как у меня просто вот как-то так, у меня, честно говоря, кредиты есть ещё, и поэтому мне желательно вылезти из этих кредитов, и тогда бы легче мнежилося. Ну, буду стараться, как... По мере возможности. Атак, когда случилось, у меня племянница сказала: «Тётя вы напишите, попросите». Я говорю, я не буду просить, ни писать не буду.
Виктория: А почему нет? Почему у государства вы не хотите попросить помощи?
Людмила: Ну, ну а что, что я буду просить сейчас? Вот люди в этом году перед Новым годом спросили, вот, так и так, я сказала, что вот надо. Я говорю, у меня сейчас там беговая дорожка и это стоит проход между нашими кроватью и всё.
Виктория: Может быть, вам нужна медицинская реабилитация для ребёнка, чтобы куда-то её отвезти, чтобы с ней занимались её, чтобы она пошла ножками сама?
Людмила: Я езжу в санатории, но в санаторий (неразборчиво) в том году не получилось у меня поехать, я просто с ними вот ездила. В этом году я хочу поехать. Я говорю, пять лет подряд ездила, и вторую я брала с собой тоже, вот. Санаторий в том году... в позапрошлый год вот давали путёвку, первый раз дали. Это на юг, в Анапу, вот мне очень понравился там этот санаторий, мы в конце сентября ездили. Я опять звонила в соц. обеспечение в Калугу, в областную, они говорят: «Нет, только раз в четыре года». Я говорю, вы понимаете, я не молодею, мне бы сейчас. Я же вижу, какие у неё сдвиги есть, поэтому мне надо, чтобы вот... Мы каждый день с ней занимаемся, каждый день. Она сама становится на дорожку, она идёт, а на этом самом, на лошади, как я называю иппотрена-жер, она по 30 минут скачет.
Виктория: А врачи что говорят?
Людмила: Я говорю, что она пойдет.
Виктория: Вы?
Людмила: Я говорю, пойдет, остальное мимо уха. Никаких операций я делать не буду, не хочу, потому что прежде чем что-то делать,
я с мамами, с родителем поговорила в санатории, одна говорит: «Я сделала, я жалею, что сделала».
Виктория: Почему?
Людмила: А потому что через год снова они надрезают сухожилие, месяц в гипсе ребенок находится, я таскать не могу, мне нельзя поднимать ребенка, но всё равно я сейчас — раз! — в коляску её подняла, раз! — что-то, понимаете, а так как я могу поднимать, таскать оттуда в туалет её? Я не могу тоже. Это если она будет, понимаете, тоже проблема, это раз. И потом: она выросла, и опять операция нужна, опять сухожилие подрезать, мне этого не надо, это до 18 лет, вот это пока не вырастет. И потом, одна женщина сказала, (снижает тон голоса) делали внучке вот эти операции... и в 18 лет, говорит, и в Ленинграде, там что только не делали, и в 18 лет она раз! — и умирает. И когда вскрыли, то от наркоза у неё внутренние органы дряхлой старухи были. Понимаете? От наркоза. А зачем мне эти эксперименты? Не надо. Поэтому пусть она, никаких наркозов, ничего. Своими силами?
Своими. Вот сейчас мы только закончили массаж, ездить в Обнинск, сложно, тяжело, ну...
А вы сами за массаж платите или договаривались? Я там не платила. Это просто реабилитационный центр, ну там два раза в год вот есть. Массаж, ЛФК, вот это вот. А вы сами, вот, вы сказали, что у вас была операция на сердце, вам же тоже нужна помощь, вам тоже нужно и обследование, и поддерживать себя.
Ну, мне даже группу не дали, сказали, что «если сделали операцию, ты уже здорова».
А скажите, пожалуйста, вот у вас, когда вы сталкиваетесь вот с этой системой здравоохранения с этими всеми органами опеки, опять же, у вас есть ощущение того, что им можно верить, что они выполняют качественно, хорошо свою работу, или вот нет этого?
Людмила: В больнице нет.
Виктория: В больнице нет?
Людмила: Не верю. Потому что сейчас в больнице в нашей к нам очень плохо относятся.
Дмитрий: Конкретно к вам?
Людмила: Нет, нет.
Дмитрий: Вообще к людям?
Людмила: К людям, просто к людям. Я записалась, сейчас же по записи работают, в регистратуре не запишешься, теперь же записываются у нас через КАУ, я через Госуслуги записалась сама. Прихожу, и я что-то приболела. Два дня как раз сипатый голос был, я в маске пришла, всё. Медсестра: «Мы принимать не будем, ты заболела?»
Виктория: Людмила:
Виктория: Людмила:
Виктория:
Людмила: Виктория:
Я говорю, я только это самое... мне лекарства надо выписать. А я пришла выписать лекарства. Она: «Идите на первый этаж». Пошла. Там нерусский кто-то сидел, я говорю, так и так. «Идите, сдавайте на ковид». Я говорю, да нет у меня никакого кови-да, ни температуры, ничего. Ладно, пошла сдавать. Я говорю, вы послушайте, у меня хронический (неразборчиво), может быть, я, говорю, здесь это самое... Ну, вот, я беспокоюсь из-за этого, и дети-то все со мной, трое. «Нет, ничего, хрипов нет, и ничего». Я говорю, выпишите мне лекарства. «Я не имею права». Я поднимаюсь опять — к тому врачу, к кому записана. «Мы не имеем права в один день два терапевта вас принимать». Я говорю, вы чё меня гоняете? Я пришла в восемь двадцать и ушла в двенадцать часов, то есть я с первого на третий, вот так вот. Это чё?
Дмитрий: А так всегда было в этой больнице?
Людмила: Нет, раньше такого не было, а сейчас вообще, не знаю.
Дмитрий: Почему поменялось?
Людмила: Я думаю, что сейчас другие врачи, не те, которые были раньше, сейчас другие, это раз.
Виктория: Молодые, да?
Людмила: (Пауза, вздох.) Приезжие. Ну, не русские. Может быть, там есть кто-то из русских, но в общем, ну, как-то так вот. Отношение совсем не то стало, это раз. И, может быть, то, что вот переводится на компьютер, потому что не только я, но и другие подходят... карточку, потеряна карточка. У врача? Нету! Что они перепроверяют эти карточки, я не знаю. С чем это связано? Ну, то есть отношение, ну, как это, вот, у них какие-то статистические данные они собирают. Вы лучше лечите, чем... Да, нет?
Виктория: К детям такое же отношение, как ко взрослым?
Людмила: Нет, у детей врачи нормальные. Те врачи, к которым я хожу, они как были, они все хорошо, внимательные, я ничего не могу сказать.
Дмитрий: То есть только вот отдельные какие-то люди, да, попадаются, с которыми контакта не получается?
Людмила: Ну да, да, да. Потому что, я говорю, я тогда ещё работала, я пошла к врачу, тоже он (неразборчиво), мне нужно узнать, как что. И попала тоже к нерусскому, он только появился — не знаю, сейчас работает, не работает — я его не вижу. И он: «А чего вы пришли?» Я говорю, послушайте, ну, как у меня, хрипы есть ли, чё-то выписать. «Всё нормально у вас». Я говорю, ну, вы послушайте меня. Послушал, посмотрел карточку, выписал мне ю лекарств. «Всё нормально» у меня... Потом я говорю: «Скажите, пожалуйста, а когда прийти послушать, ну, хрипы прошли?» Он говорит: «Вы загляните ко мне в кабинет, и я скажу, выздоровели или вы нет». Прихожу на работу и говорю: «Девочки, у нас экстрасенс!». Открываешь дверь, и он тебе сразу скажет, здоров ты или не здоров.
Виктория:
Людмила: Виктория: Людмила:
Виктория: Людмила: Виктория: Людмила: Виктория: Людмила: Виктория:
Дмитрий:
Людмила:
Виктория:
Людмила:
Виктория:
Людмила:
Дмитрий:
Людмила:
Виктория:
Людмила: Виктория: Людмила:
Виктория:
Может, ему нужно фотографию в ШЬа1зАрр отправлять, по ава-тарке, там, будет определять, здоров человек или не здоров. По ауре, там, как-нибудь ещё, да. Да конечно, да. Так что вот... вот такие вот дела... А вот муниципальные органы?
С опекой мы нормально. То есть я прихожу, они всё, что надо, я чё-то делаю, всё это самое, всё. (Сильно понижает голос.) Вот, на эту внучку, у которой я опекун, государство платит ежемесячно 500 рублей. На, вот это самое, на книжку, да? И там, знаете, какой процент? Одна копейка, ю копеек. Я прихожу когда, я распечатку делаю в Сбербанке и несу в опеку, и в Сбербанке говорю, я говорю, вы пользуетесь деньгами её, то есть до 18 лет это вот её на копейки, по 500 рублей. Вот за 6 лет ни копейки не прибавили, это от государства 500 рублей ей идет. Я говорю, ну, хоть как-то... Она говорит, возьмите тогда в опеке письмо, значит, ну, на счет, на другой откройте, где там процент. Я пошла, сказала, они мне разрешение дали, напечатали, я в Сбербанк (неразборчиво) допустим, 3,5 процента... ну, 500 рублей или ю копеек. Хоть 500 рублей, но это её будут деньги, понимаете, поэтому я вот это самое. Скажите, пожалуйста, а вы ходите голосовать? Да.
А когда последний раз голосовали? А когда вот было у нас? В том году? Нет, не в том. А выборы кого?
(Вздыхает.) Я голосовала за Путина тогда.
А, вы имеете в виду президентские выборы, а вот муниципальные?
По Конституции, да? По изменению в Конституции.
Ну, (неразборчиво), да.
Это была ваша инициатива?
Да.
То есть вас никто не агитировал? Нет.
То есть ваша позиция — вы ходите на выборы? Я хожу, да.
А вот на муниципальные, вот когда, там, губернатора выбирают или депутатов местных, тоже ходите? Ну, тоже хожу, да. А вы их знаете, кто эти люди?
Я их не знаю, но просто, это самое... как бы скажут, что вот, вы знаете, вот этот... но я прочитаю, листовки же. А потом, ну, среди своих вот сидим вот на лавочке, просто это самое, разговариваем, обсуждаем, кто, что как.
А вы обращали внимание, ну, то есть смотрите, у каждого баллотирующегося, у них есть предвыборная кампания, правильно?
Людмила: Виктория: Людмила:
Виктория: Людмила:
Виктория:
Людмила: Виктория: Людмила:
Виктория: Людмила: Виктория:
Людмила:
Виктория:
Людмила: Виктория: Людмила: Виктория: Людмила: Виктория: Людмила: Виктория: Дмитрий:
Что я вот построю школу, здесь я сделаю детскую площадку. Вот вы обращали внимание, что они выполняют свои обещания? Честно, нет.
Не выполняют или не обращали внимания? Не обращала внимания. (Смеётся.) Мне, честно говоря, некогда обращать внимание, потому что у меня забот полный рот, да. Потому что я уже вечером в пол-одиннадцатого: «Ребята, тишина! Все лежите просто». Ну, у нас сразу начинается, извините, словесный понос, надо спрашивать: «Бабуля, это, бабуля, это». Ara. Попить, да, пописать?
Да это... Ууу... Это в течение часа у меня... бегает... старшенькая (смеётся). То попить, то пописать.
А вот когда вы ещё работали, да, вот до этой ситуации всей сложившейся, вашей личной, вы как-то участвовали в каких-то, может быть, в волонтерских проектах либо, может быть, в общественных организациях каких-то состояли, вот, какую-то вели деятельность?
Когда я работала на заводе, я в профсоюзе была, в профкоме. А расскажите, пожалуйста, про это, вот, что вы делали? Ну, как, когда профсоюз, профком у нас собирались, обсуждали какие-то вопросы, решали, кому путёвки — тогда же можно было от завода получить — как и что, вот. Это после развала Союза было, да? Это было до развала.
А вот последние десять лет вы где-то как-то что-то делали в общественных организациях?
Ну, когда я здесь вот работала, десять лет с детьми уже. Да. А там я работала, там просто я была загружена, но и, как сказать, вот, это моя была инициатива. Я знала, у меня список всех рабочих был, у кого когда день рождения, если что, покупала какой-то подарок или у начальника брала там, хоть, 500 рублей, конверт, приходила, поздравляла их от нас, и вот... 500 рублей. Мужчинам было приятно, что их поздравляют. Я ушла, ничего теперь нет там. Скажите, пожалуйста, вот ваши подруги, с которыми вы общаетесь, или родственники, у всех, ну, понятно, какие-то свои есть жизненные невзгоды, какие-то проблемы, да? Да.
Вот они обращаются к властям, обращаются за помощью? Нет.
Нет, никто, сами своими силами все справляется? Никто не обращается. Да, да, да. И ни за пособиями они не обращаются... Нет.
А почему?
У них необходимости нет в этом? Не положено?
Людмила: Виктория: Людмила:
Виктория:
Людмила:
Виктория: Людмила:
Виктория: Людмила: Виктория: Людмила:
Виктория:
Людмила:
Дмитрий:
Людмила:
Дмитрий:
Людмила:
Дмитрий: Людмила: Виктория:
Людмила:
Ну, не знаю. Или не верят, что...
Может быть, они не хотят. (Обращаясь в квартиру.) Что там такое, Настя? — (Детский голос.) «Ничего». — Ничего? (Пауза.) Смотрите, аккуратно.
Скажите, пожалуйста, а вот за последний год, вот с февраля 2022 года, когда началось СВО, ваша жизнь сильно изменилась за последний год? Вы почувствовали какие-то принципиальные изменения?
Вы знаете, у меня внучка маленькая, она очень умная. Бог её наградил, она даже во сне видит Бога. Вот. Удивительно, но она начинает говорить, у меня мурашки по коже. Она слышала, говорит: «Когда эта война закончится, бабуль, ну когда эта война?» Понимаете, то есть вот страх, страх того, что, вот, ну почему это всё происходит, почему люди не могут... Она: «Бабуль, ну скорей бы они договори-лися». То есть она — ребёнок д лет — она рассуждает вот так. А у внука, у него папа — они, ну, не живут с моей дочкой — ну, он на войне был. И сейчас пришёл раненый, сейчас у него там, это не... Он инвалидом остался?
Он в Балабаново. В Балабанове он, ну там ему что-то сейчас операцию будут делать, а потом снова туда направят, и не знаю, что там, на сколько месяцев. Тяжёло ранен? Осколком, он на костылях. А потом обратно отправят на фронт?
Да, да, сказали, поедет. Но сейчас ему спицы вытаскивают из ноги, а потом будет реабилитация, а потом снова туда, на сколько там, не знаю, на месяца два. Ой-ой-ой... А молодой?
Молодой. Ну, дочери 45, ну а ему где-то так же. А вы новости часто смотрите? А?
Новости часто смотрите по телевизору?
Смотрю... (вздыхает). Ну, вы знаете, у меня сразу слёзы на глазах, я просто... (замолкает). Тяжело эмоционально, да?
Тяжело, очень тяжело, да. Очень тяжёло, поэтому я просто... Скажите, пожалуйста, вот вы можете описать, когда, ну, 24 февраля прошлого года всё это началось, вот вы проснулись утром, увидели новости, у всех был шок. Вы же, наверное, сейчас можете вспомнить, какие чувства вы испытывали? Вот, вы можете их описать?
Вы знаете, я не могу, мне вот так было плохо, я просто вот... Я не верила, неужели это... Вот весь день около телевизора только вот это и слышала — что, как. Поэтому я... (замолкает).
Виктория: Даже говорить тяжело?
Людмила: Да.
Виктория: Страшно, да?
Людмила: Это очень страшно. И я очень переживаю за детей, просто переживаю.
Виктория: А как вы думаете, кто в этом виноват?
Людмила: Что?
Виктория: Кто в этом виноват? В том, что это всё случилось, вот что до этого дошло. Кто в этом виноват?
Людмила: Вы знаете, информации очень много, поэтому не знаешь, кому верить, кому нет. Я не могу сказать однозначно, виновата эта сторона или эта сторона. Я просто вспоминаю, что, когда я работала на заводе, мы ездили по путевкам... Вот, Витебск, Брест, Хатынь, Киев. То есть я ездила в командировку в Киев. Я просто, ну, даже... у меня в голове не укладывается, что как это так может быть? Понимаете?
Дмитрий: А вы эту тему с Украиной с кем-нибудь обсуждаете, с подругами, когда встречаетесь? Или с кем-то?
Виктория: Или с родственниками?
Людмила: Вы знаете, когда начинаешь на эту тему говорить, мне очень тяжело. У меня сразу сердце вот так вот сразу это самое, поэтому стараешься не затрагивать эту больную тему, понимаете? Потому что каждый смотрит телевизор, каждый видит. И везде новости начинаются только с этого, новости только с этого. (Пауза.) Вы извините.
