Научная статья на тему 'Нить через тысячелетие'

Нить через тысячелетие Текст научной статьи по специальности «Искусствоведение»

CC BY
281
54
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Журнал
Электронное научное издание Альманах Пространство и Время
Область наук
Ключевые слова
СТАРОСТЬ / ПОЖИЛЫЕ ЛЮДИ / «ДЕТИ БЛОКАДНОГО ЛЕНИНГРАДА» / СОЦИАЛЬНЫЙ СТАТУС ПОЖИЛЫХ / ЖИЗНЕННЫЙ ОПЫТ / ОДИНОЧЕСТВО / СВЯЗЬ ПОКОЛЕНИЙ / СУДЬБЫ / ИНТЕРВЬЮ / "CHILDREN OF BESIEGED LENINGRAD / OLD AGE / THE ELDERLY / SOCIAL STATUS OF ELDERLY / EXPERIENCE / LONELINESS / LINK BETWEEN GENERATIONS / FATES / INTERVIEW

Аннотация научной статьи по искусствоведению, автор научной работы — Саганенко Галина Иосифовна, Аминов Тимур Александрович, Воронцова Ольга Александровна, Копытов Дмитрий Юрьевич

Читателям предлагается три интервью, взятые студентами у трех пожилых людей. Эти интервью — лишь часть историй, собранных в рамках проекта «Нить через тысячелетие», подготовленного Региональной благотворительной общественной организацией «Азария» под руководством Г.И. Саганенко на конкурс Германского Фонда «Память, ответственность и будущее» в 2009 году и получившего его поддержку. Название проекта подчеркивает связь между обменивающимися опытом ветеранами, прожившими основную часть жизни во втором тысячелетии, и студентами, чья осознанная жизнь протекает в третьем тысячелетии.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Похожие темы научных работ по искусствоведению , автор научной работы — Саганенко Галина Иосифовна, Аминов Тимур Александрович, Воронцова Ольга Александровна, Копытов Дмитрий Юрьевич

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

THE THREAD THROUGH THE MILLENNIUM1RAS Institute of Sociology (St. Petersburg), St. Petersburg State University of Culture and Arts2St. Petersburg State University of Culture and Arts

In recent years, sociologists have noted age segregation process in the country, i.e. sharp division of society into opposing age groups and the transformation of older members of society in social outcasts. In 2010, three students were interviewed three elderly people. Those interviews are just a part of the stories collected in the framework of the project "The Thread Through the Millennium", which was prepared by the Regional Public Charity Organization "Azaria" (head G.I. Saganenko) for the competition of German Foundation "Remembrance, Responsibility and Future" (2009) and which received the support of this Fund. The main goal of the project was to preserve the life experience of older people, to actualize this experience in the public consciousness, to increase self-esteem older generation, and to provide conditions for physical and spiritual development of seniors. Our task was to find such forms of support for the elderly, that would enable them to be self-reliant and socially accepted as long as possible, and as late as possible to become needing assistance and social exclusion. Interest in the history of these people, meeting with them in the not official atmosphere, publication of the fates narrated by seniors is a small but significant indication of the significance of their lives. Name of the project emphasizes the link between the veterans, which had lived most of their life in the second millennium, and students whose conscious life goes on in the third millennium. Interviews presented in this issue are not handled literally, and retain the style of the speech of elderly people that creates a special flavor of epoch to which they belong.

Текст научной работы на тему «Нить через тысячелетие»

Электронное научное издание Альманах Пространство и Время. Т. 1. Вып. 2 • 2012

Пространства России

Лаборатория жизни: социология Галины Саганенко

УДК 316.346.32/.36(364.614):929

Spaces of Russia / Russischen Raumfahrt

Laboratory of Life: the Sociology of Galina Saganenko / Laborlebens: die Soziologie der Galina Saganenko

Саганенко Г.И.*

Аминов Т.А.**, Воронцова О.А.***, Копытов Д.Ю.****

Т. Аминов О.А. Воронцова

Нить через тысячелетие

Д.Ю. Копытов

*Саганенко Галина Иосифовна, доктор социологических наук, профессор, ведущий научный сотрудник Социологического института РАН, профессор СПб ГУКИ E-mail: [email protected]

**Аминов Тимур Александрович, студент 4 курса заочного отделения СПб ГУКИ

E-mail: [email protected]

***Воронцова Ольга Александровна, аспирантка кафедры социологии молодежи СПбГУ, ведущий специалист РГПУ им. А.И.Герцена

E-mail: [email protected]

****Копытов Дмитрий Юрьевич, аспирант Социологического института РАН

E-mail: [email protected]

Читателям предлагается три интервью, взятые студентами у трех пожилых людей. Эти интервью — лишь часть историй, собранных в рамках проекта «Нить через тысячелетие», подготовленного Региональной благотворительной общественной организацией «Азария» под руководством Г.И. Саганенко на конкурс Германского Фонда «Память, ответственность и будущее» в 2009 году и получившего его поддержку.

Название проекта подчеркивает связь между обменивающимися опытом ветеранами, прожившими основную часть жизни во втором тысячелетии, и студентами, чья осознанная жизнь протекает в третьем тысячелетии.

Ключевые слова: старость, пожилые люди, «дети блокадного Ленинграда», социальный статус пожилых, жизненный опыт, одиночество, связь поколений, судьбы, интервью.

Лаборатория жизни: социология Галины Саганенко Саганенко Г.И., Аминов Т.А., Воронцова О.А., Копытов Д.Ю. Нить через тысячелетие

Г.И. Саганенко (руководитель проекта)

К участию в программе поддержки «Место встречи — диалог» приглашались российские организации, работающие в Санкт-Петербурге, Ленинградской и Ростовской областях и стремящиеся своей деятельностью улучшить положение пожилых людей в стране. В рамках программы на местном уровне предлагалось создать места встреч, площадки для общения, лиц прежде всего пожилого возраста. Целью должно быть появление у участников новых жизненных импульсов и интересов, общественное признание опыта и жизненных достижений пожилых и тем самым — повышение их социального статуса. Германский Фонд и его российские партнеры подчеркивали, что люди даже весьма преклонного возраста могут играть важную роль в жизни общества...

В последние годы социологи отмечают процесс возрастной сегрегации в стране (см., напр. [Примако 2010; Шмелева 2005; Григорьева 2009]), т.е. резкое разделение общества на противостоящие возрастные группы и превращение пожилых членов общества в социальных изгоев. Старого человека воспринимают не как хранителя мудрости, законов и народных традиций, а как исключенного из общества индивида, ненужного, лишнего и бесполезного «нахлебника». Господствующим мотивом отношений между представителями молодого/среднего возраста и стариками становится отчуждение и дистанцирование — более молодые выражают неприятие и отвращение к старости, нетрудоспособности, болезням.

Петербург считается городом пожилых людей. Пожилое население, а именно пенсионеры, составляет около 27% населения — Питер намного «старее», чем Москва. В городе проживает около 170 000 блокадников. Несколько десятков тысячи узников лагерей, а также малолетних узников лагерей. Разные районы города, так или иначе, осуществляют работу с этими категориями населения. В Администрации Адмиралтейского района Санкт-Петербурга числится 401 человек со статусом узника концлагерей, 4 500 со статусом «дети блокадного Ленинграда», 16 000 участников Великой Отечественной войны и инвалидов. В муниципалитете ведется систематическая работа с этими категориями пожилых людей, имеется картотека людей и организаций.

Проблемы пожилых людей, как нам представляется, раскладываются на проблемы «внутренние» и проблемы «внешние». «Внутренние» проблемы пожилых — это состояние здоровья, одиночество, отсутствие интересов, малоподвижный образ жизни и др.

Проблемы внешние — те, что зависят от государства и общества: низкие пенсии, необходимость для большинства пожилых людей работать для обеспечения своего прожиточного минимума, невозможность найти достойную работу, отсутствие инфраструктуры для самореализации и проведения досуга. (В последнее время ситуация в районах города начинает меняться — создаются социально-досуговые отделения комплексных центров, которые предоставляют услуги, так нынче это называется, пожилым горожанам).

Вторая внешняя коллизия — неуважительное отношение общества к пожилым людям, «нас выкинули на обочину жизни», — заявляют в интервью пожилые. Особо отмечается пренебрежительное, презрительное, нередко жестокое отношение молодежи. Старики не чувствуют себя в безопасности в криминальном обществе.

Третья проблема — это взаимоотношения в семье: старики нередко подвергаются семейному насилию, издевательствам, их отправляют в дома престарелых, которые пока представляют собой малопривлекательное место для жизни.

Кстати, есть такая симпатичная книжка Марики Тамаш «Потерянный возраст» [Тамаш 2004], где автор замечательно изложила проблему «царствования» в семье среднего поколения, манипулирующего своими детьми и стариками.

Старость — единственный социальный риск, которого не удается избежать никому, поэтому важны профилактика преждевременного старения, сохранение практического здоровья и активного долголетия, что является задачей всего жизненного сценария каждого человека.

Основной целью проекта было сохранение жизненного опыта пожилых людей, актуализация его в общественном сознании, повышение самооценки пожилого поколения, обеспечение пожилым людям условий физического и духовного развития. Задачи проекта — найти, учитывая скромные возможности наших ресурсов1, такие формы поддержки пожилого человека,

1 К сожалению, программа «Место встречи — диалог» прекратила свое существование на половине объявленного срока — просто закрылась, прекратила финансирование проектов. Так оказались нереализованными наши идеи — опубликовать историй, фотографии, стихи пожилых людей с которыми мы работали 10 месяцев. Через два года программа опять открылась, но уже под патронажем другой организации — CAF, — однако на сей раз нас безжалостно выкинули из программы «Место встречи — диалог», заявив, что в Уставе «Азарии» нет пункта «работа с пожилыми людьми» (хотя у нас в Уставе такой пункт есть).

которые позволяли бы ему дольше оставаться самостоятельным и социально признанным, как можно позже становиться нуждающимся в помощи и социально исключенным. Интерес к историям жизни этих людей, встречи в неказенной обстановке, публикация изложенных ими жизненных судеб является маленьким, но значимым свидетельством того, что жизнь человека уже останется в этом мире.

Для целей физического развития в рамках проекта были созданы группы здоровья с ориентацией на охват занятиями пожилых людей из близлежащих микрорайонов — Сенного и Адмиралтейского округов в Адмиралтейском районе

Лаборатория жизни: социология Галины Саганенко Саганенко Г.И., Аминов Т.А., Воронцова О.А., Копытов Д.Ю. Нить через тысячелетие

Санкт-Петербурга. Занятия в течение 2010—2011 года проводились волонтером «Азарии» Раисой Капицыной с регулярностью 2—3 раза в неделю. Это группа в 30 человек, и один из участников группы здоровья — Евгений Константинович

— дал нам интервью (см. эту публикацию).

Два раза в месяц организовывались разные встречи в «Социальной гостиной»; основной результат этих встреч и занятий — чувство удовлетворенности, ведь люди получили пространство общения. Смотрели и обсуждали фильмы, занимались поделками. Было написано множество стихов и эссе, заслуживающих публикации.

И, наконец, третий модуль нашего проекта «Траектория жизни» — поиск разных форм взаимодействия двух поколений, а именно пожилых людей и студентов-социологов. Я как преподаватель, предпочитающий эмпирическую направленность социологии, постоянно доказываю своим студентам: самая интересная категория респондентов — это люди старшего поколения. Во-первых, их жизнь пришлась на множество социально-политических и социально-экономических эпох, и именно они являются носителем «живой истории». Во-вторых, их жизнь состоялась через последовательную систему социально-возрастных жизненных этапов — от детства до глубокой старости. И эти этапы протекали не в стерильных и стабильных условиях, на них налагались особенности эпох и жизни в нашей стране, особенности жизни близкого окружения, семьи и индивидуальной специфики.

Зрелые и пожилые люди имеют значительный опыт индивидуальной рефлексии и в целом могут поделиться своим опытом с другими людьми и молодежью, а заодно и самим осмыслить, задалась или не задалась эта жизнь.

Так что коммуникации молодежи и старшего поколения в рамках проекта обеспечивает сразу несколько видов ресурсов:

— исторический — знакомство с фактами живой истории; индивидуальный — знакомство с жизнью нескольких конкретных людей;

— профессиональный — начинающие социологи ищут способы получения глубокой и интересной информации, уточняют потенциал и проверяют кажущуюся «простоту» исследовательского метода, возможности «коммуникации на равных»;

— личностный — возможность приобщения к выстраданному опыту другого человека, пополнить собственный багаж человеческой мудрости;

— общественный — обеспечение дополнительным материалом отечественную социологию (биографии и биографический метод очень мало задействованы в отечественной социологии, а чтобы учить студентов методу, нужны доступные исследовательские продукты).

Итак для реализация проекта была создана этакая «сборная команда» — в нее вошли студенты-гуманитарии 4-х вузов — СПб ГУКИ, НИУ ВШЭ, СПб ГУ, СПБ ИНЖЭКОН.

Задачей создания совместной группы студентов и ветеранов «Траектория судьбы» являлась актуализация и сохранение жизненных историй отдельных пожилых людей и аккумуляция в итоге опыта старшего поколения, осмысление студентами принципиального многообразия траекторий жизни людей, материал для обучения/ознакомления. Попутная задача — гуманизация содержания и форм обучения, создание результирующего продукта — публикации студенческих интервью с историями жизни пожилых людей, подготовка книги совместными усилиями.

Были организованы встречи в самой группе, приглашались на домашние встречи «герои» заслуженного возраста. Оказалось не так просто брать интервью, разговорить человека, услышать истинную историю жизни, а не «лапидарные», лаконичные ответы на вопросы интервьюера, озвучиваемые студентом из разработанного «путеводителя» (называемого «гайдом»).

Всего было взято 24 интервью. Предполагалось, что будет опубликована книга, которая будет распространяться среди организаций, доставлена на факультеты и кафедры, готовящие социологов, будет выступать примером гуманистической социологии, а также примером изучения поколений и установления контактов между поколениями

Инновационность и оригинальность проекта виделась нам в следующем:

(1) Положение пожилых людей в нашей стране характеризуется несколькими депрессивными моментами — пренебрежительным отношением общества / населения / молодежи к этой категории людей. Жизнь большинства из них характеризуется низким социально-экономическим статусом, низким материальным положением. У многих низкая самооценка — и самих себя, и всей этой категории людей. Эта ситуация требует определенного преодоления.

(2) Внутренние коллизии такого состояния определяются слабым или плохим здоровьем этих людей, разрывом их связей с другими людьми, чувством одиночества, опасений за безопасность своей жизни и др. Поэтому взаимодействие их с другими людьми в целом будет для них благотворным.

(3) В принципе богатейший опыт пожилых людей, переживших несколько эпох, через которые прошло наше государство, остается невостребованных, не обогащающим молодое поколение, в частности, не используется социологией, студенты-социологи редко берутся за проблематику поколений, за проблематику пожилых людей и стариков. С другой стороны, социология строит свое обучение на абстрактных текстах, далеких от жизни конкретного общества и жизни реальных людей. Поэтому здесь мы имеем, несомненно, важный поворот в отношении к пожилому поколению.

(4) Данный проект впервые позволит соединить несколько гуманистических и познавательных идей — для пожилых людей даст чувство своей востребованности, полезности обществу. Студентам проект даст возможность получить опыт реализации гуманистической социологии, возможность соприкоснуться с жизнью нескольких человек, обеспечит воз-

Лаборатория жизни: социология Галины Саганенко Саганенко Г.И., Аминов Т.А., Воронцова О.А., Копытов Д.Ю. Нить через тысячелетие

можность увидеть на их примере жизненные процессы и переломные моменты на длительном временном личностном этапе, познать через судьбы конкретных людей динамику ситуации в обществе, сменяющиеся в ней эпохи.

(5) Программа на встречах в «Социальной гостиной» позволит в доступной форме объяснить проблемные ситуации в семье, отсутствие преемственности поколений. Ведь у многих пожилых людей — проблемы в семьях. При поддержке психолога участники смогут увидеть свои личные проблемы и найти пути выхода из сложившейся ситуации.

(6) В принципе данный комплексный проект позволить наладить (где больше, где меньше) взаимодействие разных партнеров и разных поколений людей, даст возможность общественной организации привлечь молодежь, студентов-социологов, которые в принципе имеют возможности продвигать социальные и гуманистические идеи, в данном случае инициированные «Азарией» в рамках данного проекта.

Итак, перед вами три уникальных интервью, представленных в данной публикации.

Интервью первое , с Шиловой Екатериной Михайловной 1916 г.р.

на квартире у Екатерины Михайловны взяла Ольга Воронцова — выпускница Санкт-Петербургского университета культуры и искусств 2006 г. (ее дипломный проект «Что в имени тебе моем "Советский Союз"?», выполненный под руководством Г.И. Саганенко, будет опубликован в одном из выпусков этого журнала), ныне — аспирантка СПбГУ (кафедра социологии молодежи), работает одновременно в РГПУ им. А.И. Герцена

Воронцова О.А.: «Беседа проходила у Екатерины Михайловны дома. Я начала с того, что кратко обозначила план нашей беседы и не успела еще закончить, как она начала свой рассказ».

Народилась я в 1916-м году...

Помню, в тридцатом году был сильный голод, в городе давали 400 грамм хлеба рабочему, и. (...заплакала, «тяжело вспоминать...») 200 грамм ребенку, а в Красном Селе ничего не давали. Считали нас уже за крестьянство. При советской власти не разрешали работать, только учиться надо было, а есть нечего, мама больная была, а нас было три брата и три сестры — шесть человек детей. Отца не было, она одна воспитывала нас детей. В 16-м году отца забрали белые. Забрали его в Кронштадт с конем. В 16-м году богатые уже все уезжали за границу, все вещи везли по воде, а отец там с конем помогал перевозить. Вернулся весь рваный с конем под уздцы, ему даже есть не давали. Только вернулся, а в 17-м году вся заваруха здесь

началась, уже Ленин вступил в Ленинград. Белые уже ушли. Школу мы не все закончили. А дальше никто не пошел учиться, война началась. В войну все выжили. Но все инвалиды остались.

Сознательная жизнь моя началась с колхозов. Когда эти колхозы начались в 30-м году, мама говорит: «Доченька, придется бросить тебе школу, я совсем не могу». А было так: если ты не вступишь в колхоз, отбирали землю, оставляли только шесть соток. Нам разрешили еще корову оставить. Так прожила до 17-ти лет. Любила. 3—4 года с парнем прогуляла (он закончил артиллерийское училище, и отправляли его на Дальний Восток в 36-м году). Он говорит, когда поженимся? А я говорю, нет, я не хочу замуж еще. У меня мама больная, братья все ушли по женам.

Ну в общем вот, мама меня устроила в садоводство работать, я там три года работала уже. Там давали хлеб, рыбу давали, крупу. Ну, это спасало, конечно, нас все и корова еще была.

В 38-м году я вышла замуж. Вышла замуж за своего троюродного брата. Я вообще ни за кого не хотела замуж выходить. Потому что мама больная была. Он был военным техником. Самолеты в небо запускал. У нас были разные компании. Я на него внимания не обращала. А он на меня обращал внимание. Ему мама говорила, что на такой надо жениться, которая все умеет делать. Спасибо моей матери. Она всему нас научила. Мы все умеем. Вот в эвакуации люди умирали с голоду, а я приду к бабушке и скажу: «Давайте я Вам помою или что-нибудь сделаю, а Вы меня покормите или что-нибудь дадите мне, я с ребенком на руках». Когда война началась, дочке у меня было год и три месяца. Ребеночек на руках и мать больная. Ох. ох,.. и намучалась я.

А у меня такая девчонка родилась — как не от мира сего. В 9 месяцев ходила, в 10 месяцев разговаривала, все знала. Всех расспрашивала: «Ты откуда и зачем пришел?» Все могла передать от корки до корки. Пришла цыганка, взяла со стола сахар, а дочка ей говорит: это нельзя брать, это не твое. Я ей говорю: доченька так нельзя говорить. Цыганка

Лаборатория жизни: социология Галины Саганенко Саганенко Г.И., Аминов Т.А., Воронцова О.А., Копытов Д.Ю. Нить через тысячелетие

спрашивает. Сколько ей лет? Я отвечаю: 10 месяцев, а она в ответ: такие долго не живут. И сколько бы я не гадала после этого, все говорили, такие долго не живут.

Мама в эвакуации умерла, я ее там похоронила. В 44-м году все закончилось. Осталась одна с ребенком. Была еще моя тетка, она мне помогала, а я болела в то время. У меня было одновременно воспаление легких и тиф. Людей болело много в то время. Все умирали.

Нас было 12 семей. Осталось 5 человек.

— Это в эвакуации?

— Да.

— А где в эвакуации Вы были?

— Это 200 километров от Ленинграда. От вокзала в Волосово 190 км. В самый лес забрали нас, в партизанский край. Немцы расстреливали только так. Партизана мы одного спасали от немцев.

— Расскажите, как спасали...

— Как спасали? В подвале, в подполе. Прятали. Однажды, я думала, что все. В избе 6 человек детей. Они же не понимают, могут сказать.

— А мужа Вашего на войну забрали.

— Ну да, он же военный. Служил в Гатчине в авиации. Он хотел меня отправить в эвакуацию в Киров. А я ему говорю: знаешь что, мужей у меня будет много, а мать у меня одна, и я ее не брошу.

— Екатерина Михайловна, вспомните, пожалуйста, самый тяжелый момент (период) войны. Может быть, переломный этап?

— Тяжело было, когда нас немцы выгнали вон. Забрали нас в Красном Селе. Потом высадили с поезда, и мы должны были дойти до места распределения. 90 км шли пешком. Ребенок на руках и мать больная у меня. Вот уж намучалась где я! Я просила даже смерти. Господи возьми меня, я устала до невозможности! Спасибо тетушке. Она мне помогала.

Немцы нас обзывали: русский «говно-человек». Я все понимала, только им ничего не говорила. Ох, и тяжело было!

В 44-м году в начале мая мы собрались домой. Так же 90 км надо было идти до вокзала. Но уже мой ребенок горшок свой нес сам через плечо. Она мне перед смертью сказала: спасибо мама, то прожила хоть такую жизнь, пусть и короткую, 48 лет. Тоже она жизни хорошей не видела. Мужик у нее плохой был. Татарин. Вор в законе был. Она все хотела разойтись. Но я никогда не совалась в их жизнь. Она мне скажет иногда: мама, ну почему ты ничего мне не скажешь? А я ей: доченька, тебе жить. У каждого свой вкус, у каждого поколения своё. Вот некоторые ругают молодежь. А я им говорю, что у каждого поколения своё. Вы читайте больше и будете понимать, что такое жизнь. Вы жизни-то не понимаете. Вы считаете, что мое — это мое. А надо прежде всего помочь человеку. Бог сказал: надо делиться, а себе оставь то, что останется. Людям надо помогать и верить в людей. Бог мне очень много помогал. Надо молиться. Я у смерти была на волоске. Я лежала и уже 24 дня не ела. [в эвакуации — О.В.]. На Троицу это было. Молилась.

— Екатерина Михайловна, вот Вы верующий человек. Во времена Советской власти как Вы в церковь ходили. Вас порицали как-то?

— Церковь у нас закрыли в 35-м году в Красном Селе. Мама у меня там пела. С детства я привыкла к Богу. В церковь всегда ходили, не скрывали. Стыдили нас, правда. Придешь в клуб, и начинали говорить: зачем ты ходишь, кому ты веришь? А я говорю, я никому не верю, сама себе только верю. Я знаю, что мне делать, и не надо соваться в мою жизнь. Мальчишки все смеялись.

Дружила я вообще только с парнями. Самое верное дело с парнями дружить. Никаких слов, ничего. Они тебя никогда не продадут, не выдадут. Они никогда не сплетничают. Все на войне погибли. Жалко их, жалко...

— А как после войны складывалась жизнь, где работали?

— Я 20 лет проработала в парикмахерской. А потом работала на абразивном заводе. Стажа у меня 50 лет. А толку-то что? Пенсия маленькая, 6 тыс. 1,5 тыс. отдаю за квартиру. Здесь я живу [2-х комнатная хрущевка — О.В.], потому что

V/ V/ V/ и V/ Л V/

мой муж сказал: дайте матери спокойно дожить свой век в квартире, она детей в комнатушке 9-тиметровой вырастила.

Муж умер от рака прямой кишки. Сестра от рака умерла. Брат от рака умер. Все умирали от рака по отцовской породе. В 87-м году умер брат и невестка, в 88-м г. — дочка, в 89-м г. умер муж. И всех надо было похоронить. Я даже не знаю, как я смогла всех похоронить. Никто мне копейки не дал.

Ой. устала я жить... Уже праправнучка родилась...

Жизнь я тяжелую прожила. Муж у меня пил все время, инвалид был. А куда денешься? Мама мне сказала: доченька, какой бы он ни вернулся с войны, ты должна пронести свою жизнь от начала до конца. Не изменяй, не уходи, не бросай его. Он бывало, меня спросит: а чего ты меня не бросишь? Я знаю почему, тебе мать твоя сказала... Я ему с самого

Лаборатория жизни: социология Галины Саганенко Саганенко Г.И., Аминов Т.А., Воронцова О.А., Копытов Д.Ю. Нить через тысячелетие

начала говорила, что не люблю его. А он говорил, ничего, полюбишь. А на старости лет он мне сказал: я понял, надо с молодости любить, ты меня никогда не любила и сейчас не любишь.

Мне было все равно, гуляет он с кем-то или нет. Мне соседи говорили про него. У него баб было до черта великого, а мне наплевать было... Значит, моя судьба такая...

— Екатерина Михайловна, а может быть, был какой-то период или момент в жизни, который Вам запомнился ощущением счастья?

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

— Вы знаете, с 38-го года три года в Выборге мы жили хорошо. Как хорошая семья, как надо. Только это время. А больше не было хорошо. Только одни страдания. Что у рабочих хорошего было? По ресторанам мы не ходили. Я еще девчонкой ходила в ресторан.

Хорошее — это все миг. Один лишь только миг. А остальное все — горе, страдание. Я поняла: наша жизнь — есть лишь одно страдание.

— Екатерина Михайловна, давайте отвлечемся от грустных мыслей. Вы хорошая хозяйка. Расскажите о том, что вы умеете делать? Что внучкам хотели бы передать?

— Все умею. Шить, вязать. Ольгу [правнучка — О.В.] учила вязать. По хозяйству я все умею, только пахать не умею. Пахали только мужчины. Работала в поле на лошади. Она меня сбросила раз. Все лицо в шрамах было. Как я живая осталась? Я врачей просила, что б дали мне умереть, так больно было. А они говорили, что у меня еще ребеночек на руках, его вырастить надо.

Сейчас я вам покажу своих деточек (показывает фотографии). Вот моя доченька, вот мои деточки (сын и дочь). Вот мой муж (показывает фотографию) Это сразу после тюрьмы — шесть лет в тюрьме сидел. После войны привез крестьянам в Красном Селе картошку на посадку. И вот за это он сидел 6 лет. Когда я пошла за него просить, мне сказали: «Не забывайте, нам нужна рабочая сила бесплатная. Мы город восстанавливаем. Ты поняла? Так что терпи и расти своих выродков».

— Екатерина Михайловна, если мы отойдем от истории Вашей семьи и поговорим в целом о стране, то какие периоды Вы можете вспомнить? Чем запомнилось Вам то или иное время и как оно отразилось на Вашей жизни?

— На моей жизни ничего не отразилось, как жила, так и жила. При Сталине было нормально. А после Сталина кто у нас был? (ответ О.В.: «Хрущев»). Нет, не Хрущев. А еще кто? (ответ О.В.: «Брежнев, Андропов»). А вот Андропов. Вот здесь отразилось. Андропов молодец, мне он понравился. Он начал тех, кто плохо работает, увольнять. А при Брежневе развелось очень много лодырей, все на кого-то надеялись и очень не хотели работать. Я ж на абразивном заводе проработала 26 лет и все ходила по заводу и наблюдала. Я обслуживала автоматы по производству газированной воды. Помните? Видела, как не хотели люди работать...

— Скажите, а в рабочем коллективе у Вас были какие-то дружеские отношения? А друзья вообще по жизни, откуда они, из каких сфер и как приобретались?

— Да дружили мы. Но все умерли уже. На заводе же многие умирали. Там стояла такая пыль от этих камней [обработка абразивных камней — О.В.]. Каждый день висели некрологи. В день по 4—5 человек умирало. Дышать от этой пыли было нечем. Меня спасало, что работа была ходячая. Выйду и похожу, подышу хорошим воздухом. А много умирало. Работа тяжелая была, да. И вот что у меня в жизни могло быть хорошего? Все время болела... все по больницам. Как вспомню свою жизнь... А мне нечего вспомнить. Кроме плохого, ничего не видела. Так и прожила. Меня Бог спасает всегда. Вот и сейчас. Бывало мне не встать, а я посижу потихоньку, помолюсь. Думаю, надо протереть все, пыль... Встаю, протираю везде все, у меня метла специальная есть...

— Да, у Вас очень чисто.

— Да, надо потихонечку все делать: и пыль и пол. Раз в неделю вот так. Не могу запускать все это, потом мне будет очень тяжело. Меня, конечно и внук и внучка ругают за это, а я только рукой на них махну, говорю, сама знаю, что мне делать. В неделю раз сама все выстираю, намоюсь в ванной. Надо работать, тогда ничего болеть не будет. Не сидеть. Я или штопаю или шью или вяжу, я бы вот так не сидела сейчас. В доме всегда найдутся дела.

— А на улицу, за продуктами, например, ходите?

— Я, правда, никому родным не говорю, я еще тут на рынок ходила. Боюсь только дорогу переходить. Меня кто-нибудь всегда переведет. А вообще мне каждую пятницу Витька [внук — О.В.] продукты привозит. Он молодец. Это мне Бог послал такого внука.

В жизни ведь я зла никому не сделала. Я никогда не завидую тем, кто хорошо живет. Мне так хочется, чтоб все хорошо жили. Дай Бог, чтоб все были здоровы, всем желаю здоровья. Вот люди завидуют, а у меня на сердце радость, ко-

Лаборатория жизни: социология Галины Саганенко Саганенко Г.И., Аминов Т.А., Воронцова О.А., Копытов Д.Ю. Нить через тысячелетие

гда у людей все хорошо.

Только вот дочку мне жалко, хорошая была. Только вот она с экстрасенсами связалась. Мне это не очень нравилось. Никогда никому не верьте, никому, ни знахаркам всяким.

— Вы пережили много разных эпох. Но сейчас общепринято самым тяжелым периодом помимо войны считать сталинское время, репрессии. Как можете его прокомментировать?

— Да всех раскулачивали. А нас нет. Знаете почему? У меня брат был Семен комсомолец. Собрал по селу подписи, что у нас не было рабочей силы, и повез в Москву к Калинину. Привез бумагу, и нас оставили в покое. А семью Баскаковых раскулачили и отправили на Дальний восток. А ничего у них так не было, просто они держали лавку, и им все там помогали. И власть посчитала, что они держали наемную силу. Когда умер Сталин, вернули их обратно.

Хорошего мало было, никто хорошо не жил. Правильно говорят, что счастливых минут в жизни каждого человека много не бывает. Так же, как хороших дней много летом не бывает.

— Скажите, а удалось ли Вам попутешествовать, бывали где-нибудь, кроме Ленинграда и области?

— Я-то? Нет. А вот дочка моя — да. Она всегда говорила, сначала надо мир посмотреть, а потом умереть. А я не вникала в ее дела. У каждого поколения своё. Молодежи мешать не надо, надо дать им жить наздоровье. Ну, уж если по плохой дорожке пошел, тогда надо вклиниваться в их жизнь. Только тогда. Надо читать про это.

— Вы несколько раз сказали, что любите читать. А что Вы читали, что нравилось?

— Я знаешь, что любила читать: историю и географию. Все страны, реки и моря... Я во все вникала, с самого детства. А еще любила читать любовные книги, романы любила. В детстве я их урывками читала и прятала, потому что работать надо было. Пойдем, я чаю согрею? А?

— Пойдемте.

— Мне всегда надо что-то делать, ведь фамилия-то моя Шилова. А вот посмотри мне какой подарок недавно дали от президента к празднику: чашка и тарелочка [к 65-летию Победы — О.В.]. И календарь.

— Это вас как блокадницу отметили? Как ветерана войны?

— Да-да... Но я же не жила здесь в блокаду, я ж у немцев была. Где ж я блокадница? Я блокадницей не считаюсь.

— А какой тогда у Вас статус? Ведь Вы столько пережили в войну, и получается, что у Вас нет никаких

— Ну, я ветеран войны. У меня книжка есть ветеранская. А вот инвалидность я никак не могу получить, не дают инвалидность. В 2006-м году собрала все документы и послала их куда там надо было. А мне сказали, или 6 тысяч плати, чтобы мне написали инвалидность, или ложись в больницу, вам там укольчики, мол, поделают. А я сказала, нет спасибо. Вот в том доме женщине укольчики поделали — всё, в могиле давно. А я хочу своей смертью умереть. Мне внучка говорит, не ходи, бабушка никуда, проживем и без этих 500 рублей.

Но сейчас, говорят, что-то изменилось, пойду снова. Я не обижаюсь и не завидую никому, я только рада за них, за блокадников, что они получают. Они прожили здесь жизнь такую тяжелую. Мы хоть на воле были, а они здесь в 4-х стенах. Это ж тяжелее.

А вообще руки никогда нельзя опускать. Иной раз хочется расслабиться, а не могу, вскакиваю — и как стрела, продолжаю делать. Иначе закисну. Правильно? Вот две женщины на четвертом этаже скисли, как закончили работать, и померли. Надо было хоть что-то делать, хоть гулять. Не можешь, а ходи. Главное разойтись и работать, как моя мама говорила.

— Мне кажется, наше поколение не такое, мы при малейших трудностях можем сдаться.

— А нельзя же так! Человек должен бодриться! Все взвесить, как ему это сделать. Я вон сколько людей похоронила, да еще и детей своих. Батюшка в церкви всегда говорил: «Самое главное человеку не расслабляться». А расслабишься, не остановиться будет. Не расслабляйтесь, и будете жить долго. Я бы за копейки пошла работать, а дома бы не сидела. Я вот соседям помогаю с пятого этажа. Еду им даю. Они просят для кошек, а ведь сами едят. И не обсуждаю их. Сплетничать я вообще не люблю. Вон они там сидят на скамейке, обсуждают. А мне там нечего делать. Из пустого в порожнее, что ли, переливать? Вам нравится, вы и переливайте. Что вы судите, я говорю. Что, у вас детей нет? Или, может, ты лучше нее живешь? Вот так я рассуждаю.

Вот так, милая моя. Сколько я тебе наговорила, а все лесом.

— Да нет, все Вы правильно говорили, много важных вещей, спасибо. Вы, наверное, устали уже. Я пойду. Спасибо Вам за беседу.

привилегий ?

Лаборатория жизни: социология Галины Саганенко Саганенко Г.И., Аминов Т.А., Воронцова О.А., Копытов Д.Ю. Нить через тысячелетие

ИНТЕРВЬЮ ВТОРОЕ, с Евгением Константиновичем, 1930 г.р. Евгений Константинович — единственный мужчина, посещавший занятия группы здоровья «Тонус жизни». Интервью в помещении РБОО «Азария» взял Дмитрий Копытов — выпускник СПб ГУКИ 2010 г. (дипломная работа «Траектории жизни: осмысление жизненного пути старшим поколением» выполнена под руководством Г.И. Саганенко), в настоящее время — аспирант Социологического института РАН.

Копытов Д.Ю.: «Евгений Константинович — пенсионер, живёт один. Жены и детей нет».

— Расскажите о себе: где родились, учились, работали, чем сейчас занимаетесь.

— Родился я на востоке Украины. В городе все говорили по-русски, только с небольшим акцентом. (Теперь это вдруг другое государство — меня это возмущает до предела!) Дедушка, бабушка и мама у меня этнические украинцы, но тоже говорили по-русски, хотя, видимо, родной язык был украинским, но, когда переехали из деревни в город, привыкли уже говорить на русском языке. Только отдельные слова говорили украинские: «хата» вместо «дома», «кавун» вместо «арбуз».

— Чем занимались родственники?

— Дедушка работал на заводе вместе с Ворошиловым и ещё имел 12 десятин земли. Землю он сдал по совету сына, чтобы его не раскулачили. Дожил до пенсии. Единственную глупость совершил дедушка, когда перед смертью перестал много двигаться. Это ускорило его кончину. Больше бы ходил — жил бы дольше!

— А папа с мамой?..

— Папа с небольшим образованием (я точно не знаю, он не очень любил о себе рассказывать), по-видимому, образование было мизерное, плюс, видимо, курсы электриков, занимал инженерскую должность, был начальником сетевого района, в таком духе.

— Расскажите о динамике Вашего жизненного пути. Когда Вы стали самостоятельным, независимым?

— Самостоятельным я стал после смерти отца. В 19 лет. Считалось, что это несчастный случай на работе, но я пришёл к выводу, что это не несчастный случай: просто его убили. Толкнули на высокое напряжение. За счёт электричества кормился он всю жизнь — за счёт электричества и погиб.

— ... и это, конечно, отразилось на семье...

— На мне отразилось (вздыхает). У отца было четыре жены. Мне уже получить высшее образование без папы было невозможно, не имея жизненной школы. Он мог легко дать мне специальность электрика, очень легко, за одно лето, но не думал, что так получится. И, наверное, зря не дал. Поэтому я в Ленинграде начал с грубых работ: мне дали огромную лопату, огромную тачку, в которую вмещается 250 килограммов угля. Вначале работал в очень крупных котельных, которые отапливают целые кварталы. Примерно, в смену, в мороз, ты перевозишь до десяти тонн угля, а если нет мороза, то до пяти.

— Когда вы завели свою семью?

— Семьи у меня не было. Я полжизни ленинградской прожил в общежитиях, а то и вообще не имел жилья. Прошёл очень много общежитий: от самых хороших до самых плохих. Всегда жил в Ленинграде, здесь прожил больше в несколько раз, чем у себя на родине.

— А дети у Вас есть?

— (Задумался) Нет.

— Какой период в жизни для Вас самый счастливый, успешный, удовлетворительный?

— Какое-то время после войны. Но не сразу после войны. Пока отец жил, пока учился в школе. Самый тяжёлый период — период оккупации. Семь месяцев был под немцами. Бомбили город, но не очень сильно. Третью жену отца волной от

Лаборатория жизни: социология Галины Саганенко Саганенко Г.И., Аминов Т.А., Воронцова О.А., Копытов Д.Ю. Нить через тысячелетие

разорвавшейся бомбы засыпало по грудь. Когда она вылезла, она уже была сердечницей, прожила после этого немного. Во время оккупации отец из-за меня остался в городе, потому что оставить меня было не на кого. Некоторые были эвакуированы, но отца не эвакуировали, потому что электричество нужно было давать до последнего. Он должен был уходить с последней машиной из города. А некоторые попали в эвакуацию, были в Средней Азии, потом вернулись, когда под Москвой немцев разбили. Сталин тогда решил, что пора немцев выгонять, сделал ошибку под Харьковом, и город взяли без боя, неожиданно. Многие вернулись из эвакуации и попали в оккупацию. И там, и там побыли: и пожили с среднеазиатами, и к немцам попали. Уже думали, что всё. И тут он быстро до Сталинграда дошёл. Немецкие власти проводили украинизацию, натравливание одного народа на другой. Самые мерзкие вещи говорили про евреев. Я мальчишкой не верил в это, потому что воспитывали меня в духе интернационализма при Сталине. Буквально через два месяца расстреляли всех евреев. Натравливали украинцев на русских. Писали всякую чушь. Но я и в это не верил. После семи месяцев в оккупации много наивности не стало. При мне партизаны прямо на месте застрелили двух полицейских без суда и следствия.

Другие — сразу сроки получили. За семь месяцев всё было взорвано: все заводы, все мосты в городе были подняты на воздух, чтобы немцам не оставлять. На немцев мало кто работал. Выживало население за счёт обмена вещей. У отца было много дорогих вещей, поэтому он целый месяц меня оставлял одного в квартире и ездил меняться: менять тряпки на продукты.

— А где была мама?

— Второй жене он сказал, что должен уходить с последней машиной, но она сказала: «Ты уходишь, а он мне не нужен». И отец больше с ней жить не стал, мы вдвоём с отцом остались. Примерно два года с отцом жили без женщин. В корпус вода не поступала. За водой я ходил за три километра. Не работали ни бани, ни магазины — ничего. Заводы, конечно, тоже не успели восстановить за такой короткий срок. Тем, кто работал на немцев (а очень мало кто на них работал: один мужчина из десяти), давали блокадную норму: сто граммов хлеба на иждивенца, 300 граммов на взрослого. Полицейским давали булку хлеба, двухкилограммовую.

— В те времена моральные нормы сохранялись, на Ваш взгляд?

— Знаете, времена уже тогда тяжёлые наступили, но мораль была. Я не боялся, как сейчас, открывать двери в квартиру, например. В девяностые годы ко мне в квартиру постучали, и я открыл двери по дурости. Стоит молодой, здоровый детина. Посмотрел, что я старый, и начал лезть в квартиру. Я говорю: «Нельзя!» И причём я был в квартире один. Соседи получили площадь. Я был после больницы, а квартиру до этого разграбили. Бомжи даже унитаз унесли. Думаю, любой ценой его надо задержать. Потерял самообладание. Надо было сказать, что у меня палка, если палка не поможет, пущу в лоб. Но я его стукнул по пальцам увесистой палкой. Он отдёрнул руки, потом упёрся ногами и хотел распахнуть дверь. Ну а я ему в лоб закатал! Пока он корчился, я закрыл двери. Очень уверенный тип. Или уголовник. Ходил и деньги просил у дверей.

— А позитивным опытом общения с молодёжью можете поделиться?

— У меня больше негативного. Я много лет жил в общежитиях. Работал в тяжёлых котельных, в литейке, таскал песок угольный. Бросать металлолом хуже, чем уголь бросать лопатой, потому что там могут быть огромные станины, а может быть и стружка. Я потом плюнул и ушёл из этого литейного цеха, потому что я уже попробовал более лёгкую работу. Котельная мне такой показалась. Там не работаешь восемь часов. Восемь часов ты бросаешь уголь, если морозы, а если нет морозов, имеешь полсмены, или часа два перекур. Ты более крепко себя чувствуешь, даже к весне остаются силы с кем-то бороться.

— Каким бы Вы жизненным опытом поделились с молодыми? Есть, что передать потомкам?

— Сразу сказать трудно.

— Возможно, дать какие-то советы молодым...

— Когда начинаешь заниматься чем-то новым, делаешь кучу ошибок. Когда я жил в общежитиях, устраивали танцы пару раз в неделю. В первые две зимы от меня все шарахались. Потом получше. Потом я попал работать в пансионат для иностранцев по своему профилю. Одну третью стажа я возил вагонетки, тачки, таскал мешки — работа лошади. Потом мне подсказали, что натурщики хорошо зарабатывают. За тяжёлую физическую работу платили мало. Котельных у меня было очень много. Тяжёлых, средних, мелких, Потом я пошёл в натурщики. Вначале в училище, потом в академию. Работа вредная, но, вроде, интересная: студенческая среда, культурная публика. Работал года четыре. А потом решил бросить, потому что вредно: ты стоишь долго, а перекуры маленькие — нарушение кровообращения. Одного старика с ценной для живописцев рыжей бородой зарисовали насмерть.

Самая интересная часть этой работы — попасть на скульптуру. Ты попадаешь на полгода к скульптору, и он рисует один, а когда рисует группа, тебе не дадут спокойной жизни. В первое время я жадничал. Три часа тратил на скульптуру, два на рисунок, потом шёл на наброски. Был профессионалом. Ну а потом решил бросить эту вредную работу. По

Лаборатория жизни: социология Галины Саганенко Саганенко Г.И., Аминов Т.А., Воронцова О.А., Копытов Д.Ю. Нить через тысячелетие

четыре часа стоял на одной ноге порой, да ещё и с поворотом туловища, головы и т.д. Когда идёшь домой, ощущение, что тебя побили молотком по пятке, хромаешь. Уже решил бросить. Но когда проходишь мимо, по привычке заходишь. Встретил преподавателя, который снова предложил работу. А я был после тачек более или менее откачан. Туда много людей из Лесгафта приходило, гимнасты, откачанные — мне до них было далеко. Попадали некоторые рабочие.

— Что из Ваших знаний, опыта, остаётся невостребованным?

— Котельные теперь уже закрыли. Теперь уже все перешли на газ. Эта профессия умирающая. Работал путевым рабочим на железной дороге. Одну треть своего стажа я проработал в спасательной службе на водах. Я шёл по берегу, увидел, что спасатели на шлюпках катаются. Думаю, солнце люблю, купаться люблю, физической работы не чураюсь — вот и пошёл в спасательную службу. Работал матросом, потом не поладил с начальником, ушёл. Я абсолютно непьющий, абсолютно некурящий. Отец курил, но говорил, что это очень вредно и ему не хватает воли бросить. Я решил не начинать. Сколько меня приятели не уламывали, я отказывался наотрез, может, поэтому ещё и двигаюсь. Отец выпивал. Может, потому что начальником был... Не знаю, почему. Так что партнёр четвёртую рюмку пьёт, а отец всё первую. И дедушка бросил курить и не пил сильно. В пятнадцать лет я прочитал медицинскую книжку и решил вообще ничего не пить, хотя отец и не вёл никакой агитации против пива и спиртного. Недавно слышал про пиво одну очень нехорошую вещь, о которой даже не знал: пиво настаивают на клевере, а клевер содержит женские половые гормоны. Кто пьёт пиво, развивается немножко в женскую сторону. А заодно они большим количеством пива перегружают сердце.

— Всегда ли Вы так тщательно следили за своим здоровьем?

— Нет. Во-первых, я работал натурщиком, а это работа вредная. В советское время натурщиков перегружали: кто сколько вытянет. В первые годы я перегружал себя, а потом стал больше пяти часов не работать, а потом и больше трёх. Иисуса Христа распинали на гвоздях, а натурщика — на рублях. Это мучительная работа. Если четыре часа отстоял — будешь хромать. Если 2—3 часа у скульптора — это ничего. Я старался попасть к пятикурснику на дипломную работу. Он с тобой работает один, а это намного легче. Я всегда работал с удовольствием. Работа для меня была как физкультура. Я и дворником много работал за служебную площадь. Много работал. Я воспринимал работу дворника как лыжные прогулки. В Ленинграде, когда идёт снег, воздух делается таким же чистым, как за городом. Я не знал, что не надо поднимать тяжести за счёт работы спины. Лучше задействовать ноги. Я этого не знал. Нажил себе радикулит, по-видимому, когда шлюпки вытаскивал на берег один. Я два раза начинал заниматься гимнастикой на снарядах по два раза в неделю, но бросал. Не потому, что терял интерес, а просто не ладилось на других фронтах. Занимался полгода, потом ещё полгода, потом ещё полгода гимнастикой. Силовые упражнения шли хорошо. А координация у меня плохая от рождения. Ходил на классическую борьбу, но тоже бросал. Потом из-за коммуналки на самбо ходил. Много этим занимался. Уже старый ходил на тренировки. Все смеялись: «Дед пришёл!» Было мне тогда где-то 55 лет. На вторую зиму перестали смеяться. Пусть они выучат пятнадцать приёмов, а я только пять — всё равно хлеб. Книги по питанию я прочитал ещё в двадцать лет, когда стал самостоятельно жить, поэтому у меня были списки полезных продуктов. Но всё равно питался неправильно. Молодым я пил до двух литров молока в день. Из белковой пищи полезна фасоль и чечевица. Чтобы заменить сто граммов мяса, нужно съесть примерно килограмм картошки или капусты. Капуста — это и кальций, и клетчатка.

— Должна ли молодёжь следить за питанием, на Ваш взгляд?

— Меня вообще коробит от поведения молодёжи! Особенно девицы. Они курят, делают столько глупостей этим. Очень трудно бросить курить. Один мой предельно волевой товарищ по общежитию (настоящие товарищи были в общежитии — ленинградские товарищи подводили часто) с огромным трудом бросил эту привычку. С третьего раза бросил. Уже лет двадцать не курит. Он был волевой, заставлял себя голодать. Потерял из-за этого слух. Да и с витаминами в продуктах питания перебарщивать нельзя. Например, если съесть печень медведя, то там сто-о-олько витаминов, что можно на тот свет отправиться. Самый страшный вред мне принесла коммунальная квартира. Наши власти селят кого попало с кем попало, не проверяя их совместимость. Ты не пьёшь — к тебе селят алкоголиков. У меня вот уже седьмые соседи. Из них пять раз была несовместимость по алкоголю. Это страшно! Ты не куришь — заселяют курильщиков, которые могут в лицо тебе курить. Ты уже старый — селят молодых. У тебя уже не те бицепсы, не те нервы, не то кровообращение. Если алкоголик старый — это ещё терпимо. Бардак продолжается только до одиннадцати, дальше у него пить сил уже нет, тишина наступает. А вот если молодые пьют, то не дадут спать до двух, до четырёх. А если им скажешь, то к тебе три молодых парня будут рваться в комнату с кулаками, с ногами. Я даже держал отрезок железной трубы для таких случаев. Заработать тюрьму в коммунальной квартире можно в одну секунду. А соседям жить со мною хорошо! Я лучше предпочёл бы жить с пожилой женщиной. Мужчины — это антагонисты. Сделали бы власти лучше отдельное жильё! Плюют на людей буквально!

— Какие эпохи в нашей стране отложились в Вашей памяти? Когда жилось лучше? Хуже?

— До войны было мягкое время, хорошее время. Конечно, людей сажали ни за что! Это было. Но репрессии могут быть при любой власти. Это зависит от положения государства, элиты, неурожая. Россия находится в зоне рискованного земледелия. Смутное время при Борисе Годунове началось из-за неурожаев. После войны был неурожай, а это

Лаборатория жизни: социология галины Саганенко Саганенко Г.И., Аминов Т.А., Воронцова О.А., Копытов Д.Ю. Нить через тысячелетие

было хуже, чем при оккупации. Тяжелее всего было именно в дни оккупации. Не было ни молока, ни мяса, ни рыбы. Не было лишних тряпок, ничего не работало. Пожилые немцы вели себя культурно: без спроса даже не рвали яблоки в садах. А молодые немцы были значительно наглее. Рядом с нами однажды сожгли стахановский городок. Видимо, испугались, что наши его легко возьмут. В четыре часа нужно было уйти оттуда. Все дома взорвали. Молодых парней забирали в Германию. Один пацан не хотел в Германию, решил переждать. С отчимом-армянином они хотели перебраться куда-то. На армянина подумали, что еврей, и застрелили на месте, а его били каким-то железным прутом. Сделали инвалидом в 14 лет. Жизнь у него накрылась. Немцы двояки.

Вот итальянцы — совсем другой народ. Тот хороший народ. В сад чужой запросто влезут. Если увидит на балконе сеньору, то и винтовку бросит! Постоянно пели песни. У одних спёрли патефон: наложили в коробку кирпичей, а патефон забрали, но не нагло забрали, а вот так. Если русский ему морду набьёт, он не пристрелит. Однажды в госпитале мы с приятелем вытащили целый мешок итальянских одеял. Нам по два одеяла досталось. Отец потом их на мёд выменял. Люди даже на колючую проволоку лезли за тряпками, потому что тряпки — это еда.

— Можете в итоге обозначить ключевые, «реперные точки» вашей жизни?

——. .В. .Ленинграде, когда. . .работал. . .«лошадью.».!. .Натурщик .—. .эта . тоже . лошадь, .Только . .зде.с.ь. .седок .едет . на . тебе . к . диплому.-. . Период .работы . в . спасательной. .сл.у.ж.б.е.-.. .Это. .работа . служебной. .собаки.:. .При. .работе . .водолазом. .тебя . спускают . как . собаку . .на. . поводке. . Там. .темно, .ничего . .не . видно.. . .С.п.а.ст.и. . человека .не .так. cл.Q.ж.н.о, .Несколько . .человек. .я .откачал.. . Мне . да.л.и медаль. . .Часто. . не. .хотят .с . этим. .возиться..-. .Работал. .на . пяти.—. .шести . озёрах.. .Выбиться, .там. .в .начальники .—. .редкие . случаи... . В пансионате. . для . иностранцев . был . .на.ч.а.л.ь.н.и.ко.м., .я . у. . них . был . пять. . сезонов.. . Брали .только . на. .лето.

ИНТЕРВЬЮ третье, с Гагариной Верой Михайловной 1930 г.р. в центре «Азария» взял Тимур Аминов, студент 4 курса заочного отделения СПб ГУКИ.

— Здравствуйте, давайте познакомимся, меня зовут Тимур.

— Меня зовут Вера Михайловна Гагарина.

— Вера Михайловна, расскажите немного о себе

— Родилась в Ленинграде, 12 октября 1930 года, в этом году [интервью взято в 2010 г. — Г.С.] мне исполняется 80 лет, в октябре юбилей.

Детство я не помню до 8 лет, помню только, когда пошла в школу, школа находилась на Косой линии Васильевского острова, где сейчас училище Макарова.

— Расскажите немного о родителях

— Дело в том, что я росла с отцом до начал войны, а матери не было, но ввиду того, что были репрессии, она из какой-то семьи репрессированных, я её не знала и никогда не видела, поэтому я жила с отцом и мачехой, до войны.

Я окончила три класса, и началась Великая Отечественная война, мне было 11 лет.

— Вы были здесь в Ленинграде?

— Да, я была здесь.

Ну что я помню, отца в этот раз не призвали в армию, т.к. он воевал в русско-финскую войну, в этот раз ему положили бронь, и он работал на Сталепрокатном заводе, и там они делали что-то такое для фронта.

Где мачеха работала, я не помню, я её мало помню, вот.

— Опишите сам момент войны, воспоминания.

— Ну что я помню, очень быстро началась блокада. Бомбёжка началась на Невском, там сейчас синяя надпись есть, где поворачиваешь на Гоголя и здесь кассы Аэрофлота, а дальше идёт Александровский сад, а здесь такая надпись есть, как раз для блокадников «положите цветы». Вы, наверное, видели? Вот здесь меня впервые застала бомбёжка. Ну а потом уже начался сплошной кошмар. Немцы были очень-очень, пунктуальные, они бомбили в 17 часов вечера, как только выходили рабочие, мы уже знали, что в 17 часов вечера будет обязательно бомбёжка. Мы жили около Балтийского завода, а такие заводы, как Балтийский и другие эвакуировались и там делали снаряды. В основном они бомбили

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Лаборатория жизни: социология Галины Саганенко Саганенко Г.И., Аминов Т.А., Воронцова О.А., Копытов Д.Ю. Нить через тысячелетие

завод, а на дома они сбрасывали такие «зажигалки», которые дети — постарше были, ещё не дистрофики, — пока она ещё шипит, если успевали, сбрасывали их с крыши на землю.

— Т.е. Вы во время бомбёжки не уходили в бомбоубежище?

— Я не помню. Что-то мы не уходили. Не помню. Я знаю, что как только начиналась бомбёжка, какие-то у нас были люди, которые руководили, людей ловили, которые сигналы давали, где бомбить. Как-то вот так.

А потом началась уже блокада. Разбомбили Бадаевские склады, где наше всё продовольствие было. И так 125 грамм хлеба. Вначале это была какая-то дуранда, которой лошадей кормили. Ну а потом началась настоящая блокада. Все взрослые были на заводе. Дети собирались, стояли в очереди за хлебом. Один раз мы дня два-три ждали, и у меня чуть не отобрали полкило хлеба, я на всех купила, и какой-то парень, он, видимо, тоже голодный был, но кто-то выручил, и я дошла с этим хлебом до дома. Воспоминания очень страшные. Клей — если столярный, варили.

Я даже не знаю, что мы ели, всё время говорили о еде, чтобы дожить бы.

Потом отец погиб, в 42-м, 17 января.

— А как погиб?

— От голода умер. Пришёл, простился с нами и умер. Мачеху я плохо помню, она работала всё время на заводе, я одна всё время была, где она была, я не знаю. Потом я стала дистрофиком, у меня была цинга, и язык отнялся, руки, уже и говорить не могла, и вот таких людей, как я, стали собирать, какие-то были организации, в одном месте. Каких-то покойников увозили на санках, я даже не знаю, где мой отец похоронен, знаю, что Смоленское, третья могила справа, кто-то его похоронил, так мне сказали.

Нас собрали в какой-то детский сад, в группу, а это было конец 42-го года, а через три месяца блокаду уже прорвали, в январе, но нас в сентябре 42-го года, по-моему, собрали таких детей, и через Ладожское озеро повезли на Большую Землю. Конечно, бомбили страшно. На лодках, что ли, мы ехали или на катерах, какие-то мальчики тоже, мальчишки-краснофлотцы нас утешали, мы все плакали, они нас утешали, что в нашу лодку не попадут, в наш катер, рассказывали сказки, и вот три мальчика, я не помню.. Потом они нас, значит, кто ходить не может, тащили до поезда, кто мог сам, — шёл. Уже стояли поезда, только мы сели все за поезд, бомбить опять начали.

Потом бомбёжка уже прекратилась, мы всё время просили есть, нас уже стали кормить, но нам давали норму, по чуть-чуть. Но потом мы все какие-то вшивые были, чесоточные, ужасные были, короче говоря.

И привезли нас в Свердловскую область, там какой-то интернат был, но там уже и разместили, работали, учились, нас одевали. И в 45-м году, у кого остались живы родители, нам разрешили приехать. У кого не остались живы, — нет. Но у меня какой-то мужчина, мачехи брат, попросила, чтобы мне написали, что они меня возьмут, я очень хочу домой. Но вот он написал, что он возьмёт меня. И поэтому мне разрешили вернуться, в город. Мне уже было 15 лет. В 15 лет я приехала сюда.

— В школу?

— Нет, я пожила у каких-то людей. Потом окончила ещё пару классов. И нас собрали в ремесленное училище, опять вот таких людей, и мы, там 16 лет, начали учиться специальности.

Я там училась и работала 25 лет на Адмиралтейском заводе.

В общем, где я жила тогда, не помню, с какими-то подругами, у которых тоже родителей не было, но они меня приютили. А потом я узнала, что у меня комната есть. Люди помогали, у меня документы были не в порядке. Потом по домовым книгам прочли, где я прописана, что числится за мной эта комната.

— А что за профессия, на кого учились?

— Я сначала фрезеровщиком была, потом техником, потом старшим техником, потом инженер, потом старший инженер, а потом руководитель группы. Я там получила специальность, и там 25 лет отработала.

— Мощно!

— Да. Потом на СудоМехе. Может быть, слышали про такой завод, на площади труда. Теперь о нём ничего неизвестно, он стал Адмиралтейским объединением, и по переводке меня перевели Институт научно-исследовательской аппаратуры, на Шкиперский. Там я до пенсии доработала 15 лет, и вышла на пенсию.

— Такой получился у Вас большой трудовой стаж...

— Большой, очень большой трудовой стаж. И после пенсии, значит, я стала уже опять неквалифицированным трудовым персоналом. (смеётся) — уборщицей.

— Ну, это понятно, работа-то нужна, по-любому.

Была маленькая пенсия. Хотя у меня была большая пенсия, у меня большой трудовой стаж, по тем временам.

— А за блокаду?

Лаборатория жизни: социология Галины Саганенко Саганенко Г.И., Аминов Т.А., Воронцова О.А., Копытов Д.Ю. Нить через тысячелетие

— Это уже потом, блокадницу вписали, ну прислали документы, что раз я до 42 года, через три месяца блокаду сняли только, а я всю блокаду пробыла здесь. Подняли все эти документы, оказывается, в архивах всё это числится. Дали мне документы блокадника, и уже стали нам прибавлять пенсию.

— Сейчас-то уже нормальная пенсия?

— Да, сейчас очень хорошая, очень хорошая пенсия. Льготы, правда, сняли, но зато пенсия стала хорошая.

— Хватает на жизнь?

— Тьфу, тьфу, тьфу, даже помогаю, потому что внукам мало денег, внучке мало (смеётся).

— Ну, им всегда будет мало, долго ещё.

— Всю дорогу мало им.

Я живу в коммуналке, десять комнат, вот здесь рядом, Большая Подъяческая, 36. Двадцать лет я стояла на очереди. Но вот за этот год я столько нервов потратила, потому что они дали мне субсидию, девятьсот семьдесят тысяч.

— Для покупки жилья?

— Да. Но не мне дали, положили в банк, и сказали, что за шесть месяцев не найдёте жильё — отбираем. Это не мне, не на книжку, а так вот. Я, конечно, искала, очень много потратила нервов. Во-первых, я должна десять-пять жильцов привести к нотариусу, заплатить по 80 рублей за каждого, ну 100, считай.

— А зачем?

— Ну, что они отказываются от моей комнаты, что она им не нужна. Если в случае я уеду, там ведь может кто-то и купить комнату. Все отказались, один даже в Чехии живёт, мы через него действовали. В общем, столько денег угробила на этих нотариусов, на эти сборы и, короче говоря, потратила очень много здоровья.

— И в итоге что?

— Я отказалась.

— От субсидии?

— Да. Сказала что мне ничего не нужно, я буду доживать в своей комнате.

— Ну, Вы же приватизировали?

— Приватизировала, да. Но потом мне сказали, что сейчас Медведев выпустил какой-то указ, чтобы обеспечить всё равно! И уже в этот раз предложили квартиру выбирать.

— Уже лучше!

— Мне два раза предложили квартиры, одну на Богатырском.

— Это на метро Пионерской?

— Далеко, далеко, далеко, на 16 этаже. Я отказалась. Нет, далеко.

Второй раз предложили в Красном селе (смеётся). Чудная квартира, но я отказалась.

— Зачем Вам Красное Село?

— Не, ну там. Была бы я помоложе, я бы поехала. Там чудный климат, там всё., но по моему возрасту, 80 лет, я уже не могу.

— Оттуда и выбираться-то трудно!

— Да если и ребята, они не смогут мне помочь никак, я здесь-то еле-еле хожу.

Ну вот, а в этот раз прибавили субсидию, уже дали не миллион, а миллион шестьсот.

— Ну, хоть что-то. Молодцы.

— Миллион шестьсот, стала дочка искать. Внук тут женился. Внучка на выданье. Не на выданье, ещё жениха нету, не знаю, какой-то ухаживает парень. Ну вот. Стали искать, чего-то опять надо ссуду какую-то брать им, чтобы купить квартиру. Я категорически против, я боюсь этих ссуд, там большая доплата. Думаю, это завяжется.

Ну, потом внук нашёл здесь какую-то квартиру, что у него есть девочка, он как раз женился на ней, и её родители доплатят миллион. И можно купить квартиру.

Ну, мы купили в старом доме квартиру, в хрущевке. Ну, вот сейчас они занимаются ремонтом, я им отдала эту квартиру.

— Ну, пускай молодые живут.

Лаборатория жизни: социология Галины Саганенко Саганенко Г.И., Аминов Т.А., Воронцова О.А., Копытов Д.Ю. Нить через тысячелетие

— Да! Ну, теперь не знаю, как это оформить. То ли дарственную, то ли наследство?

Ну, бабушка приезжай, твоя комната будет там, живи, всё,

— А сколькикомнатная там получается?

— Трёхкомнатная, но она очень маленькая, 41 метр, ну, в хрущевке. Маленькая комната, потом побольше, а потом гостиная. Всё мизерное, но всё-таки отдельная квартира.

— Своя квартира, нет соседей, ничего такого...

— Своя квартира, я думаю, они семья молодая, она сейчас ждёт ребёнка уже..., девочка. Сама девочка приехала, откуда-то из Сибири.

— Т.е. это будет уже Ваша правнучка, получается?

— Да, говорят если доживу, праведный доживает до правнуков (смеётся). Так говорят. Вот примерно так. Ремонт сейчас делают.

Ну, что я могу сказать, жизнь прожила очень трудную.

— Каким жизненным опытом могли бы поделиться, Вера Михайловна? Что в этой жизни приобрели? Было ли у Вас понимание, в разное время, что дожили до определённого периода, появлялся жизненный опыт. Какие-то ошибки свои видели, предыдущие? Такие моменты есть?

— (молчит).

— Например, всё время работали, работали, а потом поняли, что нужно было больше самореализоваться, в каком-то другом моменте? Или в то время не думали об этом, в то время другим была занята голова?

— Вы знаете, что. у меня какая-то особенная судьба, потому что я всё время одинокая была.

— А как же это произошло? Как семья?

— Как это произошло?. Семья, получилось так, что. он был студент, тоже приезжий, какой-то тоже такой. у меня, видно, такая любовь была — как жалость. Он такой тоже приехал тут, на стипендию жил, я на стипендию. жила. Ну, любовь просто. я его очень уважала

— Ну, Вы не поженились? Или просто?.

— Мы даже не поженились.

— Просто общались.

— Да, просто общались. А потом я почему-то не захотела замуж, записываться, ничего. Но он всё время помогал., потом умер.

Так у меня дочка.

Потом у меня второй муж был, вот здесь как раз, он выпивал очень, но очень хороший человек, специалист хороший такой, ну он это самое, всё телевизоры чинил, спутник ремонтировал — настраивал Белку-Стрелку. Ну, расплата была вино, водка. И он спился.

— Не мог удержаться?

— Чууудесный человек, чудесный!

— А Вы пробовали как-то решать?

— Пыталась. Я на него 14 лет жизни положила. Чтобы его как-то спасти. Поэтому какой у меня пример? Какой нужен пример?.

Я всегда жалела людей. С пониманием.

— Ну и как отдача всё-таки пришла, чувствуется? От людей что-то?

— Да, нет, конечно, даже здесь взять по коммуналке., ко мне молодёжь относится, ну не знаю. Казалось бы старуха, хожу, там шлёпаю. Нет, всё. «Вам принести? Вам помочь? Вам сделать?» Я считаю, что, конечно, людям надо доброе делать больше. Мне страшно, что сейчас всё на деньгах, никто не делает.

— Просто так?

— Просто так! Я не представляю, если я могу сделать и просить за это деньги! У меня не укладывается, но сейчас я не сужу строго, сейчас всё так поставлено, что без денег никуда не денешься. Ну никуда, не проживёшь без денег.

— А вот в то время? В советское, с этим, наверное, было попроще? Люди?

Лаборатория жизни: социология Галины Саганенко Саганенко Г.И., Аминов Т.А., Воронцова О.А., Копытов Д.Ю. Нить через тысячелетие

— С этим было проще почему-то, или мы все одинаково жили.

— Вот люди же были другие?

— Другие.

— А что тогда в жизни было? Как отношения были?

— Ну, я не знаю, там всё-таки было, конечно, много несправедливости, но не в такой мере.

— А какого плана?

— Дисциплина была, мне нравилась. Мне очень нравилась дисциплина.

Много заводов работало, мы всегда знали, что я не имела права расслабиться, я всё время должна быть в форме. Я иду на завод, я работаю, я обязана придти раньше. Врачи были очень внимательные, в больнице даже были такие, хорошие.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

— Т.е. в этом плане система была больше как-то?.

— Я Вам скажу, даже дворники — я сейчас в ужасе смотрю на эти завалы. Я в ужасе смотрю на эти завалы!!!

— Не хватает дворников, не хватает, по статистике занятости населения.

— Там у нас очень много не было дворников. Один дворник был на дом. Ему давали квартиру. Он всей семьёй выходил.

— Татары были, я слышал?

— Татары. Очень трудолюбивые, очень. Он выходил всей семьёй, и они работали. Я сейчас не могу нормально на улицу выйти, я не могу пройти, я иду по проезжей части. Даже у самой парадной никто не удосужится ломом. Благо у меня лопата, я сама её немножко, я не понимаю, только с крыш сбрасывают. Я спросила у дворников: «Почему Вы не чистите когда, только выпадает снег? Вы же ждёте, когда он превратится в глыбы, кто же тогда справится?" Она говорит: «Это сейчас не мы делаем, это сейчас машины». Мы, говорит, только во дворе немножко. Вот поэтому у нас сейчас такое, я так считаю, конечно. Ну, что ещё могу я Вам сказать?

— Ну, а как прошла смена эпох поколений, как отразилась на жизни? Эти перемены, как они были в Вашей жизни? Как прошло всё? Как воспринимали? Как оценивали?

— .Ну, вот жили, жили, был коммунизм, был Брежнев, был Хрущёв, оттепель. Конечно, перегибов много. Хрущев с этой кукурузой наломал много дров.

— А что там было с кукурузой?

— Ну, везде решил посеять кукурузу. Где её нельзя было сеять.

— А зачем? Что он хотел этим сделать?

— Ну, она же полезная очень, он думал, что кукурузой этой, животноводство поднимет, но она не везде прижилась. У него были такие конечно.

Ну, Брежнев был, конечно., уже было затишье какое-то. Я не знаю, кто командовал, но время более-менее счастливое (смеётся). В магазинах были и варения недорогие, а это — знаете, что? Ой, забыла какая-то . икра-то, или что там? Это полки стояли целые. Забыла, какая икра.

— Не кабачковая?

— Нет, не кабачковая, заморская. А это крабовая, что ли, но не помню, в общем, целые банки стояли. Сейчас страшно что-то есть, всё было натуральное. Я не боялась есть, я брала варение, и я знала, что это хорошее качественное варение. Всё время контролёры проверяли качество.

— А после Брежнева?

— После него был Андропов, но он поднял сразу дисциплину, но он недолго был. В это время вылавливали (улыбается) даже тех, кто был в кинотеатре вместо работы., Ну, расслабились люди очень.

— Почему он ушёл? Вы не в курсе?

— Он же умер быстро. Он же больной был. После него Черненко был, тоже больной, его просто, под руки держали, когда он клятву давал.

— А в его годы правления как было?

— Он очень мало побыл.

— Т. е. особых перемен не почувствовали?

Лаборатория жизни: социология Галины Саганенко Саганенко Г.И., Аминов Т.А., Воронцова О.А., Копытов Д.Ю. Нить через тысячелетие

— Там ничего я не поняла, он очень мало был.

— Ну, и как потом, когда Горбачёв пришёл? Перестройка? Чувствовалось, что бардак? Или всё-таки была уверенность, что всё будет нормально?

— Ой, была уверенность, что всё будет нормально. Мы его так приветствовали. Ждали какие-то перемены. Надоели эти смены правительства. Хрущёв надоел этим всем, со своей кукурузой, с «кузькину мать», видно, что он безграмотный человек, чуть война не началась на Кубе, там какие-то ракеты.

Видно, что политика была какая-то, закрутилась, нехорошая.

— И потом, когда дошло до Горбачёва?

— Не. Ну, Горбачёв он, конечно, перегиб сделал с алкоголем. Пошли эти, кто-то наживаться стал, водка плохая стала. Стали травиться люди. Виноградники все уничтожили. Хорошие вина были в Грузии, всё уничтожили. Тоже наломал дров, наломал дров он!

— Всё это, наверное, познаётся по прошествии?

— Мы же чувствовали тоже, что уже не то, не то, не то. Когда прошло уже всё.

— Ну, а сейчас как оцениваете ситуацию в стране, правительство?

— Вы знаете что, когда я смотрю на них, я думаю молодые., грамотные, и Путин, хоть его там осуждают.

— А за что осуждают?

— Ну, там не то у него многое, я не знаю за что, но критикуют. Не то, не то, и Медведева что-то. критикуют, что не так всё идёт. Ничего не улучшается, поля заросшие.

— Вы-то сами как думаете? Есть улучшения?

— Я еду, смотрю, поля не возделываются, это страшно. Молодёжь какая-то бесприютная. Пусть у нас пионеры были, но это всё-таки организация какая-то была, потом комсомольцы, было трудное время, их собрали, на целину. А сейчас они пьянствуют, сколько беспризорников. Взяли бы, на целину послали, или деревню построить какую-нибудь. Что-нибудь там хорошее сделать, чтобы они там прижились. Молодые же полны энергией, отдать свою энергию на благо Родине! Нет этого патриотизма, нет! Нет желания у молодёжи, давайте все объединимся., на общее дело — нет у них желания. Я не вижу. Ведь это от правительства зависит, ну, организовать. Сколько у нас было кружков, Дом Пионеров, бесплатно. Какой хочешь кружок, всё бесплатно. Катки, пожалуйста. Но нету, сейчас всё деньги, деньги, деньги.

— Вера Михайловна, ну, а, в общем, по Вашей жизни, была работа, семья, а помимо этого были ещё стремления, интересы? Или была полная занятость, и ни о чём не думали?

— Были мысли? Хотелось ли реализоваться в чём-то другом?

— Конечно, я недовольна, например, я бы хотела по своему складу или учительницей быть, или врачом. Но поскольку я ремесленное училище закончила, меня не отпустили с завода. Я очень хотела.

— Расскажите, как это было?

— Ну, я пошла сдала экзамены в педагогический, мне сказали, что я принята, а меня с завода не отпустили.

— И нельзя было взять и уйти?

— Нет! Я попыталась уйти.

— Это в каком году было?

— В 48-м, по-моему. Время было очень жёсткое, я три дня не выходила на работу, и меня судили, и хотели посадить в тюрьму! За 20 минут прогула у нас был строгий товарищеский суд, а за три дня прогула я совершила целое преступление.

— Система продавила таким образом?

— Да. Было ОЧЕНЬ строго!!!

— Страшно было, когда те три дня дома были?

— Страшно, очень страшно. Я переживала, а потом у меня наступил в какой-то момент, мне всё равно было, я очень хотела учиться.

Всё в деньги.

- (...)

Лаборатория жизни: социология Галины Саганенко Саганенко Г.И., Аминов Т.А., Воронцова О.А., Копытов Д.Ю. Нить через тысячелетие

— И как суд происходил?

— Это было на заводе, не в зале суда, Ну, начальник пожалел, сказал, что уж ладно, всё-таки ей 18 лет, только, что же мы в тюрьму её посадим? Вот такие были законы, против закона не пойдёшь.

Но я осталась и пошла учиться вместо педагогического, пошла в судостроительный. И там я работала, и сразу же шла учиться, там же при заводе, не выходя из цеха.

— На протяжении жизни какой у вас был отдых? Может, была дача?

— Тогда у нас очень дешёвые были дома отдыха. И были профсоюзы, поэтому, кто работал, да и очень многие, ездили в дома отдыха. Почти каждый год, было очень дёшево, семь двадцать — это профсоюзная, а десять рублей, побольше — это уже дорогая считалась.

Каждую зиму или осень я отдыхала в Домах Отдыха. В Сиверской, Зеленогорске, весь пригород. Помимо этого очень много ездила по путёвкам туристическим, в Сочи. Это всё было очень дёшево. Много где поездила. Билеты и на самолёт, и на поезд стоили очень недорого. Даже я, простая рабочая, могла себе очень много позволить. Хотя я и не так много получала.

— Хватало на жизнь в то время? Или были стремления получать больше?

— Вы знаете, тогда же у нас появилась возможность квартиры купить себе, кто приезжал откуда-то, там корову продал, у нас две тысячи стоила квартира. Я не могла эти две тысячи набрать, у меня никого не было, и не соображала. Если б я соображала, может быть, у кого-нибудь попросила, или как-нибудь. Были фиктивные такие браки.

Было это такое, конечно, чтобы квартира была. У нас же, если ты имел 6 метров, или 12, ты не имел права больше купить. метров на человека. И всё. А больше ты никак не имел права ни купить, ни улучшить свои жилищные условия. Ни каким образом. Неинтересно Вам, наверное? (улыбается)

— Интересно, почему! Всё новое, я же не знаю, не жил тогда. Люди раньше были другие, общая идея была какая-то наверное... Было по-другому.

— Девушек уважали всё-таки. Девушки очень скромные были. Меня сейчас шокирует. Внучка ходит, пузо голое. Вроде она неплохая девчонка, умная.

— Мода сейчас такая.

— Я смотрю, она на одни пятёрки учится, стипендию получает. Полторы тысячи. Или сколько теперь им дают?

— Где-то так.

— Много?.

— Ну, почему? Нормально.

— Богатая стала (смеётся), подрабатывает. Я говорю, ну, зачем этот живот-то, ты же простудишь это самое. Бабушка, сердечко, посмотри, красиво. Ну, хочет обратить внимание на себя! Раньше было по-другому, сейчас так. Какие-то топики, я её вещей даже названия не знаю и не понимаю. Другой век.

— Вера Михайловна, а как Ваше здоровье? На протяжении всей жизни следили за здоровьем?

— Здоровье, конечно, неважное было после войны, у меня же была дистрофия сильная. Я год лежала, не могла вообще разговаривать с людьми, у меня что-то такое депрессия была, или что. Не могла автобиографию писать. Я всё время плакала, плакала, плакала. Не знаю, сколько я плакала, я просто, когда говорят, напиши автобиографию, я начинала плакать. Даже здесь, в это раз, стали разбирать, я чувствую, что я. уже сколько лет прошло, я боюсь, что я заплачу. Но как-то преодолела себя.

— Видимо, был очень сильный стресс.

— О-о-о-очень сильный стресс. Он остался на всю жизнь. Такой страх. Столько пережито.

— И как здоровье в дальнейшем? Расскажите?

— Ну, здоровье, Вы знаете что, во-первых, врачи, а во-вторых, я уже потом сама взялась. Я поскольку этим всегда сама интересовалась, я сама стала правильный образ жизни вести, перед работой бегала. Потом был ещё такой академик Амосов, он говорил, что это движение жизни. Я ещё работала, ещё не на пенсии.

— Тяжело было заставить себя?

— Нет. Мне не тяжело. Я всегда в форме была. Потому что в детстве очень примерной была, приучили в детстве. Я вставала в шесть часов, делала сто наклонов, сто приседаний, может быть это меня и сохранило. Потом остеохондроз этот, шеей вертела по сто раз.

Лаборатория жизни: социология Галины Саганенко Саганенко Г.И., Аминов Т.А., Воронцова О.А., Копытов Д.Ю. Нить через тысячелетие

Я уже старая стала, поэтому лениться стала, или сил уже нет, или уже думы не те. Цели какой-то нету, может быть, я привыкла, что у меня какая-то всё время цель была. То к внукам ходить, то обеды варить, они дачу купили, надо помочь там, построить и руководство над ними взять, чтобы они не ленились (смеётся).

— Ну, всё-таки спорт был на протяжении всей жизни?

— На протяжении всей жизни. для меня был Амосов, академик. Я по его системе и бегала, и приседания делала, и головой вертела. Миновали эти времена, а под старость, вот сейчас вот уже после пенсии, я стала расслабляться (чмеётся).

И то я долго работала, когда я работала, я себя держала в форме. Как только я перестаю работать. Я в 75 лет закончила, в школе тут немножко работала.

— Т.е. работа держит в некоем тонусе?

— Да. Мне повезло просто, и в этом году я воспрянула немножко, а то расслабилась, с этой субсидией, с получением, никак не могу понять, мне и жалко двадцать лет, думаю, помру, и деньги пропадут (смеётся). От государства двадцать лет ждала, хоть внукам передать.

Как они будут без площади, а им же не купить. Внук сейчас хорошо устроился, он программист. Ну, более-менее он сейчас хорошо зарабатывает, но всё равно вот сейчас ремонт делать. Такие дорогие материалы, ему тысяч двести-триста надо на один ремонт потратить.

— Расскажите, как складывались взаимоотношения в семье? С дочкой? Внуками? У Вас же не было примеров, моделей семьи?

— У меня примеров не было. Вы знаете, у меня получилось так, что я с дочкой отдельно жила. У меня была комната. Потом дали другую ещё, в двухкомнатной квартире. Когда дочка вышла замуж, я ей отдала с мужем. Сама приехала сюда, записалась вот с этим мужем, который выпивал. Потому что уговорила свекровь, говорит, у нас освобождается комната, у тебя дочка замуж выходит, записывайся с моим сыном, он неплохой, только пьёт. Ну, вот, правда, он ко мне очень хорошо относился. Ну, я записалась, комнату отдала, его родители добавили денег и купили однокомнатную. Потом у меня здесь свекровь умерла, и муж умер. У меня получилась одна большая комната и одна маленькая. Я опять дочке отдала, семье., они трехкомнатную сделали, хрущёвку.

— Как Вы плотно помогали.

— Всю дорогу., я не жила для себя, скажу честно.

— Ну, т.е. эти взаимоотношения с дочерью нормально сложились?

— Нормальные, нормальные. Ну, всё время я им помогала, конечно.

— А с внуками?

— Внуки, хорошие. Внук хороший очень, не пьёт, не курит.. Слава Богу.

— Получилось Вам вложить что-то в его воспитание?

— С маленькими я почти всё время возилась, очень любила. они — моя отдушина были. Ну, пока в школу не пошли, потом в школу, сейчас уже у них своя жизнь у каждого. Он девочку нашёл, любит, влюблён (смеётся), счастлив, говорит. Я говорю, ну ради Бога.

— Хорошие воспоминания остались от того времени, когда они были маленькими?

— Это для меня была жизнь., и они меня любили, и я их любила очень.

Для меня жизнь была — они. Когда они маленькие играли, когда я им сказки рассказывала, всякие театры делали кукольные, я им шила. Драмкружок устраивали. Вот. Плотно занималась их воспитанием. Но и старалась их как-то учить чему-то. Они сейчас английский хорошо знают. Я немецкий знала, сейчас я уже всё забыла.

— А немецкий где изучали?

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

— А у меня знакомая в Германии. Я к ней много лет ездила в гости. Она меня выручила в очень тяжелый момент жизни. У нас в 91-м году, когда пришёл Ельцин, зять вдруг потерял работу, не стали платить. Они оказались в очень тяжёлом положении. Двое детей, всё такое. А я в это время работала и ухаживала, подрабатывала. Ну, как сейчас социальная служба, за одной больной. И из Германии нам все помогали, присылали посылки и раздавали вещи, а потом и еду стали присылать. Красный крест. Большие посылки присылали из Германии. И вот как раз прислали посылку, а я ухаживала за лежачей больной женщиной. Приносила ей еду, и как раз ей принесли посылку, и там письмо было написано по-русски, что, мол, кто получит эту посылку, там одежда была, что ответьте пожалуйста, чтобы мы знали, кому она досталась. Я это письмо отдала дочке с зятем, чтобы они написали по-немецки, как там что.

И вдруг эта женщина отвечает, что значит, я очень рада, что вы получили эту посылку, можете ли вы ко мне прие-

Лаборатория жизни: социология Галины Саганенко Саганенко Г.И., Аминов Т.А., Воронцова О.А., Копытов Д.Ю. Нить через тысячелетие

хать? Дочку приглашает, а у нее как раз ребёнок был, она говорит: ну, мама может, мол, приехать. И так я лет десять с ней дружила. Я каждое лето с 93 года ездила в Германию в Гамбург. Я там так жила, как в сказке.

— Как первый раз получилось поехать? расскажите подробнее.

— Ну, она прислала, мама пусть приедет. Она написала, можете ли приехать ко мне? Нет, говорю, у меня очень мало денег. Я хоть на пенсии, но я не имею никакой возможности. Она говорит, хорошо я за Вас оплачу, сделаю Вам туристическую путёвку, и Вы приезжайте. И она сделала туристическую путёвку, заграничный паспорт, и мне только позвонили, что Вы на таком-то самолёте, Вы полетите. И я к ней полетела, она меня встретила, совершенно незнакомый человек.

— Ну, и как Ваши впечатления?

— Вы знаете, такое ощущение, что я в страну чудес попала. В 93-м году я попала в Страну Чудес! После нашего всего этого. Даже давали же всё по талонам всё, килограмм либо колбасы, либо мяса, и мы все жили впроголодь. И вдруг я туда. Такое изобилие, она так меня встретила, там такая чистота, такое изобилие, я ходила с раскрытым ртом, я не верила, я думала, что это сон, что так люди могут жить. Я не верила, чистота, красота. Приехала я летом, всё цветёт, я могу по садам ходить, там какие-то у них сады, даже просто общественные. Там и шиповники, ежевика, я прямо с кустов. И у каждого, у них там какие-то приусадебные участки, огороженные, у неё даже шесть соток.

— А она, кто? Немного о ней.

— Она. латышка, она попала туда в оккупацию, побоялись они вернуться, они латыши, что здесь у нас, если был в оккупации, отправляли в контрационные (лагеря). к нам. куда-то в ссылку. И они все побоялись, и правильно сделали. Потому что много людей погибло после этого. Они же не виноваты, что оккупированы были. Так было. Ну, вот, она там вышла за немца, и вот с ним и жила. Детей у неё не было, муж погиб, она работала лаборанткой.

— Она, получается, Ваша ровесница?

— Ей девяносто лет! Она красавица. Первое, что она сделала, это сбросила с меня все мои тряпки. Отмыла меня, нарядила меня. Столько вещей на меня одела. И когда я приехала обратно от неё, меня не узнали, встречали в аэропорту, у меня была шляпа, у меня была причёска. я месяц прожила. я говорю,. я не знаю. я почувствовала себя человеком. ЧЕЛОВЕКОМ. И красивой женщиной, и человеком.

— Не было обидно за то, что Германия, казалось бы, маленькая, которую в войну мы практически разрушили, завоевали,. чувства сожаления?

— Было. Потом она приехала ко мне, она побоялась дотронуться нашего лифта, до нашей парадной. Для неё был шок. Они приплыли на корабле. У неё муж умер, и она вышла замуж, на двадцать лет моложе её парень.

— А ей сколько было лет тогда?

—Ну, не знаю. Они долго с ним прожили. Вот.

— И долго она здесь пробыла у Вас?

— Нет. Они на корабле приплыли, и там и жили в каюте. Она ко мне больше не пришла. Она один раз посмотрела:. Как ты живёшь??? Ты что, не работала?? Ты пьянствовала? Я говорю, нет. У меня 45 лет стажа, я инженер старший. Закончила руководителем группы, в институте. Правда, мне хорошую пенсию положили, тогда 132 рубля. Но она сгорела, эта пенсия, когда началась перестройка. Я успела хотя бы пианино купить, детям (смеётся). Сгорело всё!

— Кто-то играет? Дочь?

— Нет, они не стали почему-то учиться, так простояло, сейчас подарили кому-то.

— А вообще на протяжении всей жизни, были какие-то моменты, общественной жизнью занимались? Были увлечены какие-то.?

— Ну, в хор ходила. На заводе, хороший.

— Потом выступали где-то?

— Выступали где-то, я не помню, то ли заводская самодеятельность.

— А что пели?

— Ну, конечно всякие хорошие песни! Наши, наши русские! Хорошие песни.

— Русские народные? Или эстрадные больше?

— Нет. Русские. И наряды там какие-то давали, танцевали.

Лаборатория жизни: социология Галины Саганенко Саганенко Г.И., Аминов Т.А., Воронцова О.А., Копытов Д.Ю. Нить через тысячелетие

Ну, потом мы здесь создали общество блокадников, я первая была председатель, Адмиралтейского района. Сейчас уже все забыли, что это я создавала (смеётся).

— А как пришла мысль создать?

— Сказали, давайте создавать, Ну, вот я по нашему участку и стала председателем.

— Сложно это было сделать?

— Нет. Вы знаете, люди охотно шли, люди охотно помогали.

— Это в какие года?

— Не знаю, ещё помню и подарки как раз немцы присылали.

— Ну, т.е. в 90-х годах?

— 95—96-м, не помню.

— Много было блокадников?

— Да, много блокадников, много. Ну, а потом уже я чего-то ушла, внуки родились, с внуками нужно было сидеть. И я ушла и стала другим человеком уже стала.

— Ну, нормально...!

— Да. Нормально. Вот такую общественную работу я . вот эта была общественная работа.

— Много людей осталось, через всю жизнь с ними прошли? Друзья? Другие люди? Знакомые?

— Вы знаете, сейчас. сейчас уже никого. было много друзей. Я ещё работала в Железнодорожном институте ЛИ-ИЖТ, 10 лет

— Кем работали?

— Уборщицей! Это я уже на пенсии. Там такой чудесный ректор. Почему он мне нравится? Каждый раз, когда наступает 27 января, День блокадника, он всех вспоминает, кто работал у него, он им всем приглашения посылает. В этот раз мы пришли, по 600 рублей, я не работаю уже с 92-го года.

— И помнит?

— У него списки! Чудесный человек, у него такая там вообще деятельность. Позвонили, 600 рублей дали, какой-то там ещё подарок дали!

— Молодцы! Приятно?!

— Мало того, нас всех собрали, такой хороший стол сделали, и вино.

Мы там и попели, и поплясали. Это мы очень редко встречаемся.

А муниципалитет, они только позвали, концерт какой-то устроили и всё., и больше ничего. Вы знаете что, вот такие бы люди были. Вот пройдите там, где Железнодорожный институт, там всегда очищено. Чистота, также и в самом институте. Столовая у них хорошая, обеды у них хорошие. Общежитие у них хорошее, горячая вода. В общем, студентам жить там одно удовольствие.

Вот его в президенты прочили, но не выбрали. Он очень грамотный. Он умеет сделать. Он умеет организовать людей.

Его очень уважают. Во всяком случае, мы его очень уважаем, и те, кто работает.

— Т.е. он пытался избираться в депутаты?

— Да он был же. Даже в президенты он, по-моему, баллотировался. Я не помню, Ковалёв. В каком-то году. Я знаю, был в Москве, потом сюда поставили. Думаю, вот если бы такие люди собрались бы, или министром там был, он бы порядок навёл очень хороший! [Действительно, ректор Петербургского государственного Университета путей сообщения, профессор Валерий Ковалев — Г.С] У нас таких людей не ставят.

— Ну, а так, Вера Михайловна, что-то осталось в жизни невостребованным, ну, помимо того, что работу хотелось поменять, а что ещё было, что не получилось сделать?

— Ну, чего теперь говорить уже.(очень устало...). Конечно, если бы были силы. Хотелось бы.

— Т.е. мысли ещё есть?

— Мне хочется, вот где вот помогать, больным каким. Лечить их. Не так относиться к ним, как сейчас к ним относятся, а чтобы нормально их лечить. Если уж они не получают от врача как от профессионала, хотя бы лечить их как Малахов, пусть смеются над ним.

Лаборатория жизни: социология Галины Саганенко Саганенко Г.И., Аминов Т.А., Воронцова О.А., Копытов Д.Ю. Нить через тысячелетие

— А как он лечит?

— Он травами лечит, настрой даёт! Это тоже очень многое. Многое! Это внимание, забота.

Я в этот раз в больнице была, у меня такое страшное воспоминание о больнице, вот последний раз была. У меня сильное давление, Ну, и видимо я не обратила внимания, поехала к дочке, и у меня в автобусе, видимо, гипертонический кризис приключился. Ну, меня с автобуса, к Витебскому вокзалу, там больница 32-я, что ли, привезли.

Ну, ладно. Меня удивило отношение врачей к больным, меня привезли в скорую помощь, они всё сделали, чтобы меня поднять на ноги, уколы делали. такие ребята. я уж прощалась, они говорят — нет, нет, вытянем!!! Вытянули, молодые ребята, вытянули. Приехала туда, значит, там уколов сделали, приходят ещё раз уколы делать, я врачу говорю, что мне уже всё сделали, пожалуйста, не делайте.

Медсестра, значит, кричит: «Она отказывается от уколов». Знаете, такое грубое обращение. Я говорю, сегодня мне уже очень много сделали уколов, я не могу. не выдержу, меня уже и тошнит, и рвёт, плохо мне. Вы знаете, на второй день не стали делать, на третий не стали, она отказывается. Я спрашиваю, а почему Вы мне сейчас капельницы не делаете? — Вы же отказались!!

Вы знаете, такое бездушие, меня это так поразило!!!.. Так я же не отказывалась совсем.

Теперь они больше 10 дней не держат, не держат.

Я говорю, а что со мной случилось? Ну, дочка пришла, говорит: «Мама, а что они делают?» Я говорю: «Ничего не делают, уколы не делают, я просто лежу.». Дочка попросила позвать врача, чтобы узнать, что можно другое, врач мне выписал с другого отделения какое-то дорогое лекарство, три тысячи дочка заплатила. Потом меня это удивило, не могу теперь к врачам ходить. Остался осадок неприятный. Это последний раз.

— Вера Михайловна, ну, что бы пожелали молодому поколению?

— Ну, что я могу пожелать? — молодые теперь сами умные. Могу сказать, что нужно — нужно стараться не лениться. И, конечно же, лучше относиться к людям. Вот, по-моему, и всё.

— Вера Михайловна, спасибо Вам большое за всё то, что Вы здесь рассказали.

— И Вам спасибо.

Старики мудрые. Художник А.П. Рябушкин, последние годы XIX — первые годы ХХ вв.

Лаборатория жизни: социология Галины Саганенко Саганенко Г.И., Аминов Т.А., Воронцова О.А., Копытов Д.Ю. Нить через тысячелетие

ЛИТЕРАТУРА / REFERENCES

1. Григорьева И.А., Чернышова С.П. Новые подходы к профилак- 1.

тике социального исключения пожилых // Журнал социологии

и социальной антропологии. 2009. Т. 12. № 2. С. 186—196.

2. Примако Л.В. Пожилые люди в России: проблема социальной 2.

напряженности // Вестник общественного мнения: Данные. Анализ. Дискуссии. 2010. Т. 104. № 2. С. 101—112.

3. Саганенко Г.И. Гуманистическая перспектива социологии // 3.

Социология вчера, сегодня, завтра. Вторые социологические чтения Памяти Валерия Борисовича Голофаста (3—5апреля 2008 года; СПб.) / Российская академия наук, Социологический институт (СПб.), Леонтьевский центр, Европейский университет

в Санкт-Петербурге, Санкт-Петербургская ассоциация социологов (СПАС); ред. О.Б. Божков. СПб. : Бильбо, 2008. С. 16—21.

4. Саганенко, Г. И. Микро- и макросреда в методологии эмпириче- 4.

ских исследований // Петербургская социология сегодня: Сборник научных трудов Социологического института РАН / Социологический институт РАН; ред.: И.И. Елисеева, А.А. Клецин,

А.Г. Щелкин. СПб.: Нестор-История, 2009. С. 13—40

5. Саганенко Г.И. «Сопоставление несопоставимого»: обоснование 5.

типа сравнительного эмпирического исследования на базе открытых вопросов. СПб.: Ольборг, 1997.

6. Саганенко Г.И. Системы, форматы и познавательный потенциал 6.

открытых вопросов // Журнал социологии и социальной антропологии. 2001. Т. 4. № 4. С.171 — 194.

7. Саганенко Г.И., Воронцова О.А. Представления молодежи о 7.

стране эпохи СССР // Социология: 4М. 2008. № 27. С. 158—187.

8. Тамаш М. Потерянный возраст. СПб.: «Питер», 2004. (Сам себе 8.

психолог).

9. Шмелева Е.В. Пожилые петербуржцы сегодня: факторы каче- 9.

ства жизни // Журнал социологии и социальной антропологии.

2005. Т. 8. № 3. С.146—156

Grigor'eva I.A., Chernyshova S.P. (2009). Novye podkhody k profilaktike sotsial'nogo isklyucheniya pozhilykh. Zhurnal sotsiologii i sotsial'noi antropologii. T. 12. N 2. Pp. 186—196. Primako L.V. (2010). Pozhilye lyudi v Rossii: problema

sotsial'noi napryazhennosti. Vestnik obshchestvennogo mneniya: Dannye. Analiz. Diskussii. T. 104. N 2. Pp. 101—112. Saganenko G.I. (2008). Gumanisticheskaya perspektiva sotsiologii. In: Sotsiologiya vchera, segodnya, zavtra. Vtorye sotsiologicheskie chteniya Pamyati Valeriya Borisovicha Golofasta (3—5aprelya 2008 goda; SPb.). Rossiiskaya akademiya nauk, Sotsiologicheskii institut (SPb.), Leont'evskii tsentr, Evropeiskii universitet v Sankt-Peterburge, Sankt-Peterburgskaya assotsiatsiya sotsiologov (SPAS); red. O.B. Bozhkov. Bil'bo, Sankt-Peterburg. Pp. 16—21. Saganenko G.I. (2009). Mikro- i makrosreda v metodologii empiricheskikh issledovanii. In: Peterburgskaya sotsiologiya

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

segodnya: Sbornik nauchnykh trudov Sotsiologicheskogo instituta RAN. Sotsiologicheskii institut RAN; red. I.I. Eliseeva, A.A. Kletsin, A.G. Shchelkin. Nestor-Istoriya, Sankt-Peterburg. Pp. 13—40. Saganenko G.I. (1997). «Sopostavlenie nesopostavimogo»: obosnovanie tipa sravnitel'nogo empiricheskogo issledovaniya na baze otkrytykh voprosov. Ol'borg, Sankt-Peterburg. Saganenko G.I. (2001). Sistemy, formaty i poznavatel'nyi potentsial otkrytykh voprosov. Zhurnal sotsiologii i sotsial'noi antropologii. T. 4. N 4. S.171—194.

Saganenko G.I., Vorontsova O.A. (2008). Predstavleniya molode-zhi o strane epokhi SSSR. Sotsiologiya: 4M. N 27. Pp. 158—187. Tamash M. (2004). Poteryannyi vozrast. «Piter», Sankt-Peterburg. (Sam sebe psikholog).

Shmeleva E.V. (2005). Pozhilye peterburzhtsy segodnya: faktory kachestva zhizni. Zhurnal sotsiologii i sotsial'noi antropologii. T. 8. N 3. Pp. 146—156.

THE THREAD THROUGH THE MILLENNIUM

*Galina I. Saganenko, Doctor of Sociology, Professor, Senior Researcher at RAS Institute of Sociology (St. Petersburg), Professor at St. Petersburg State University of Culture and Arts

E-mail: [email protected]

*Timur А. Aminov, 4th year student of the Correspondence Department at St. Petersburg State University of Culture and Arts

E-mail: [email protected]

*Olga A. Vorontsova, post-graduate student at Youth Sociology Chair of St. Petersburg State University, Leading Specialist at A.I. Herzen Russian State Pedagogical University.

E-mail: [email protected]

*Dmitry Yu. Kopytov, post-graduate student at RAS Institute of Sociology (St. Petersburg)

E-mail: [email protected]

In recent years, sociologists have noted age segregation process in the country, i.e. sharp division of society into opposing age groups and the transformation of older members of society in social outcasts.

In 2010, three students were interviewed three elderly people. Those interviews are just a part of the stories collected in the framework of the project "The Thread Through the Millennium", which was prepared by the Regional Public Charity Organization "Azaria" (head G.I. Saganenko) for the competition of German Foundation "Remembrance, Responsibility and Future" (2009) and which received the support of this Fund. The main goal of the project was to preserve the life experience of older people, to actualize this experience in the public consciousness, to increase self-esteem older generation, and to provide conditions for physical and spiritual development of seniors. Our task was to find such forms of support for the elderly, that would enable them to be self-reliant and socially accepted as long as possible, and as late as possible to become needing assistance and social exclusion. Interest in the history of these people, meeting with them in the not official atmosphere, publication of the fates narrated by seniors is a small but significant indication of the significance of their lives.

Name of the project emphasizes the link between the veterans, which had lived most of their life in the second millennium, and students whose conscious life goes on in the third millennium.

Interviews presented in this issue are not handled literally, and retain the style of the speech of elderly people that creates a special flavor of epoch to which they belong.

Keywords: old age, the elderly, "Children of besieged Leningrad," social status of elderly, experience, loneliness, link between generations, fates, interview.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Пользовательское соглашение Политика конфиденциальности
Открытая наука