Ранняя журналистика В. С. Гроссмана (1928-1929 гг. ) Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

1Ю.Г. Бит-Юнан

РАННЯЯ ЖУРНАЛИСТИКА В.С. ГРОССМАНА (1928-1929 гг.)

В статье анализируются публицистические выступления писателя и журналиста В.С. Гроссмана, опубликованные в советских периодических изданиях в 1928-1929 гг. Предпринимается попытка определить роль этих публикаций в писательской судьбе Гроссмана. Делается вывод о том, что они стали подготовительным этапом его литературной карьеры.

Ключевые слова: Гроссман, советская журналистика, история советской журналистики, история советской литературы, литературная репутация, еврейская тема в советской литературе.

В.С. Гроссман, считавшийся долгое время вполне удачливым советским писателем, современному читателю известен в первую очередь как автор двух антисоветских произведений: романа «Жизнь и судьба» и повести «Все течет». Этим обусловлено и отношение к нему как к писателю «переродившемуся», «прозревшему». Такая эволюция, или даже революция мировоззрения, привлекала и привлекает к себе интерес исследователей1. Однако о первых шагах Гроссмана в литературе и журналистике сказано гораздо меньше.

Первые годы «взрослой» жизни Гроссмана отчасти описаны в монографии Дж. и К. Гаррард «Кости Бердичева. Жизнь и судьба Василия Гроссмана». Главным источником информации для исследователей послужили письма Гроссмана своему отцу, полные жалоб на одиночество, отсутствие денег. Студент химического отделения физмата МГУ, он сетовал в письмах на ошибку в выборе профессии химика. В то же время он начал интересоваться искусством, ходил в театры, делился с отцом впечатлениями о книгах, которые прочитал. Это дало ученым основание утверждать, что в конце

© Бит-Юнан Ю.Г., 2011

20-х годов Гроссман решил кардинально изменить свою жизнь и стать писателем.

Ученые писали о его поездке по Средней Азии, которую он совершил в 1928 г., и о том, что сразу после нее он поместил две заметки в «Нашей газете» и «Правде». При этом приводилось название только второй публикации - «Ислахат». В 1929 г. в «Огоньке» был опубликован очерк «Бердичев не в шутку, а всерьез», после чего Гроссман уехал работать на Донбасс. Однако, получив должность инженера, литературных опытов он не оставил. В 1934 г. состоялся его писательский дебют: были опубликованы повесть «Глюкауф» - при содействии самого А.М. Горького - и рассказ «В городе Бердичеве»2.

О статьях в «Нашей газете» и «Правде» сказано сравнительно немного:

Это было многообещающее начало для юноши, которому к тому моменту не исполнилось и двадцати четырех лет. Незамедлительная публикация его статей, особенно в последней газете («Правде». - Ю. Б-Ю.), официальном партийном органе, лишний раз доказывает, что Надя, стараясь помочь Гроссману, воспользовалась своими связями в Профинтерне. <...> В заметке, опубликованной «Правдой», Гроссман уделяет особое внимание тем достижениям, которых достигли узбечки, благодаря освобождению от исламских предписаний и господства землевладельцев, сохранявшихся вплоть до 1917 г.3

Об этих первых публикациях Гроссмана писал и А.Г. Бочаров:

В студенческие годы наш студент-химик начал писать. <...> После экспедиции в Среднюю Азию Василий Семенович, еще будучи студентом последнего курса, опубликовал две небольшие статьи: в кооперативной «Нашей газете» 7 июля и в «Правде» 13 июля 1928 года. Это и были его первые печатные труды4.

Однако подобные рассуждения не позволяют сделать выводы о взглядах начинающего журналиста, и необходим конкретный анализ первых печатных трудов Гроссмана в историческом контексте 20-30-х годов.

***

«Наша газета» была печатным органом ЦК и Мосгуботдела Профсоюза советских и торговых служащих СССР. Это было ежедневное издание, печатавшееся на шести полосах. В нем помеща-

лись информационные материалы и статьи по экономике. Одной из них стала заметка Гроссмана «Узбечка на кооперативной работе»5, в которой говорилось о возможностях, открывшихся перед азиатскими женщинами с установлением власти большевиков. (Таким образом, слова американских ученых подтверждаются, но лишь отчасти: Гроссман писал о раскрепощении узбекских женщин, но не в той статье, которая была опубликована «Правдой».) Начиналась она так:

Одной из своеобразных и чрезвычайно важных форм втягивания женщин Востока в общественную работу являются женские кооперативные лавки. Эти лавки обычно реализуются при потребительском кооперативе; ассортимент их составлен таким образом, чтобы удовлетворять именно покупательницу-женщину <...>6

Материал напоминает информационный отчет. В нем нет ничего, кроме сухих сведений о тех самых кооперативных лавках. Язык лишен образности, композиция отвечает только одной цели - дать краткую характеристику увиденному. Приводится описание магазина, затем следует рассказ об агитационной работе, которую проводят сотрудники кооперативов, и статистика «кооперированных» узбечек, перечисляются недостатки в работе и возможные способы их устранить.

Завершалась публикация, конечно, оптимистически:

<. > женские кооперативные лавки <. > представляют собой удачную форму работы по раскрепощению женщин. Необходимо усилить темп их количественного роста и повысить качество их культурно-просветительной работы7.

На первый взгляд ничего гроссмановского, более того авторского, в этом материале нет. Даже в заключение Гроссман воздерживается от каких-либо эмоциональных оценок, в том числе на уровне определений. И тем не менее Гроссман старательно выражал ту мысль, которая со временем стала основой других его публикаций: советская власть дает человеку те возможности, которых прежде он был лишен.

Именно эта идея легла в основу статьи «Ислахат»8 (в переводе -«Реформа»), причем развернута она была уже на качественно ином уровне. Если в «Узбечке на кооперативной работе» Гроссман писал о кооперативных магазинах и их роли в социализации мусульманок, то в «Ислахате» речь шла уже о ходе и результатах земельной реформы в Узбекистане. «Ислахатом» назывался сельско-

хозяйственный кооператив. Он был основан на залежной земле, которую начали осваивать во второй половине 20-х годов ХХ в.

На новой земле осели и занялись дехканским трудом пролетарии, всю жизнь свою не имевшие угла, рывшие арыки и бродившие по стране в поисках работы и куска хлеба, мардикеры-батраки, гнувшие долгие годы спину на полях бая, чайрикеры-издольщики, из поколения в поколение на крепостных условиях обрабатывавшие обширные поля богачей за право вспахать и засеять свой маленький клочок земли9.

Сразу заметно, насколько изменился стиль повествования. Гроссман уже выступает не с кратким отчетом - он рассказчик, вернее, репортер, владеющий навыком литературной работы, и он стремится высветить наиболее яркие детали своего путешествия, чтобы читатель смог увидеть азиатскую страну глазами автора.

От станции Каунчи <...> до «Ислахата» 14 верст. Дорога плетется меж засеянных хлопком полей. Вдоль арыков кое-где растут деревья и вьется узкая полоса красных маков. В нескольких же саженях от арыка нет ни маков, ни зеленой травы, ни деревьев. Суровый край! <...>

Возница мой - русский - крестьянин Орловской губернии, старик лет шестидесяти. Он весел, оживлен, все время смеется, говорит то со мной, то с лошадью, то с самим собой10.

Описание и поиск образа увлекают Гроссмана настолько, что он даже для тракторов находит определение: «Сильные, как слоны, и упорные, как ишаки». Сравнение это, правда, трудно назвать удачным, даже если учесть, что Гроссман старался показать трактор таким, каким его видели сами узбеки.

Есть в этом фрагменте и другой символ времени. Возницей Гроссмана не случайно стал русский крестьянин (заметим, «русский» в тексте выделено графически) - живое свидетельство интернациональной дружбы. Да и сам воодушевившийся поездкой журналист пытался заговорить с председателем «Ислахата». И хотя побеседовать не удалось, поскольку один не знал узбекского, а другой русского, самое главное все же было произнесено:

Показав на поля, горевшие в лучах заходящего солнца, я сказал:

- Якши Ислахат.

Лицо старика расплылось в улыбку, еще острей заблестели молодые глаза, и он ответил:

- Кареш, кареш, джудай якши (Очень хорошо)11.

В репортаже содержалась информация о числе работников колхоза, поголовье скота, ценах на продукты, подробно излагалась история создания «Ислахата», самым драматичным эпизодом которой стала борьба с басмачами. Гроссман детально описал будни узбекских крестьян, показал работу местной партийной организации.

В конце трудного дня товарищ Гроссмана, «комсомолец-татарин», позвал его к себе ночевать. По дороге он рассказал журналисту о событии, произошедшем незадолго до прибытия Гроссмана в «Ислахат»:

Предприимчивое Узбеквино вздумало открыть здесь винную лавку. По инициативе комсомольской ячейки было собрано общее собрание дехкан, которое постановило: «лавку закрыть». - Вчера уже вывеску сняли, большая вывеска, из самого Ташкента привезли.

На вновь орошенной земле работают новые люди, строят новую жизнь; с каждым годом они крепнут материально и культурно. Все новое - и земля, и люди12.

Этими словами завершалась статья.

Материал вполне «идеологически выдержанный». В нем было сказано все, что требовалось сказать о работе колхоза в союзной республике. К тому же вновь утверждалась мысль, что советская власть дает каждому новые возможности. Безусловно, эта идея была магистральной в журналистике того времени, но примечательно, что Гроссман испытывал искренний энтузиазм. Вот выдержка из письма, которое он отправил отцу, еще находясь в Узбекистане:

Езжу по кишлакам, наблюдаю быт; сведений, впечатлений, интересных фактов, разговоров - много. Очень интересен здесь базар -прямо-таки слепит глаза яркость и пестрота красок, никак не могу привыкнуть к виду упряженного верблюда. Вчера был в очень интересном кишлаке - переходящем на новые рельсы - строится большая школа, радио, мечети пустуют, есть большой колхоз, трактор, женщины снимают паранджу. Ей-богу здорово!13

С одной стороны, это обычное письмо увлеченного юноши, который оказался в новой обстановке и увидел совсем другую жизнь. С другой же стороны, Гроссман искренне радуется не просто новым условиям, а изменениям в жизни народа, некогда подчинявшегося религиозным предписаниям и угнетаемого богатым меньшинством. Писатель родился в Бердичеве, в черте оседлости, и не мог не знать (если не по своему опыту, то хотя бы по общению с род-

ственниками) о всякого рода ограничениях, которым подвергались евреи, а потому приветствовал революцию, наделившую всех равными правами.

Схожие идеи встречаем в очерке «Бердичев не в шутку, а всерьез», опубликованном в журнале «Огонек» в 1929 г.14 Посвящен он был, как и следовало из заглавия, реальной, советской жизни города, считавшегося символом местечка и часто упоминавшегося в еврейских анекдотах. С этого, собственно, и начинается очерк:

Всякий антисемит, услыша слово «Бердичев», ухмыляется. Бердичев - синоним еврейской торговой буржуазии, гнездо спекулянтов, - город, где живут торговлей и обманом. Охотнорядцы и сухаревцы любят склонять это слово при каждом случае. В трамвае, или торгуясь с покупателем-евреем, охотнорядец говорит: «Не толкайтесь, тут вам не Бердичев; нечего, в Бердичеве будешь торговаться»15.

Гроссман показывает, что «еврейский миф» с очевидностью противоречил действительности - в том числе в местечковой столице, городе Бердичеве. Да, евреи составляли в Бердичеве большинство населения, что, однако, не давало им преимуществ, потому как в остальном политическая ситуация соответствовала общероссийской. В Бердичеве были эксплуататоры - евреи и не евреи, равно как и эксплуатируемые - тоже евреи и не евреи. Причем евреями помыкали так же, как русскими, украинцами и поляками, жившими в Бердичеве. Однако эксплуатируемые, опять же и евреи, и представители других национальностей, выступили против эксплуататоров с оружием в руках - и одержали победу. Бердичев стал обычным советским городом, в котором живут обычные советские граждане разных национальностей и профессий.

Следуя традиции, Гроссман написал об истории революционного движения в Бердичеве, рассказал о достижениях современных бердичевских рабочих, указал количество заводов и фабрик в Бер-дичеве, уделил внимание культурно-просветительной работе, упомянув при этом, что в городе нет больше «ребе - учителя в традиционной ермолке. Еврейские школьники не разучивают больше нараспев мудрости талмуда»16.

Завершался очерк патетически - описанием «великого памятника», памятника на «братской могиле красноармейцев, погибших при взятии города. Там лежат бердичевские рабочие, добровольцы: поляки, евреи, украинцы; красноармейцы Интернационального

полка: латыши, мадьяры, китайцы. Это великий памятник Интернационала»17.

С одной стороны, очерк можно оценить как вполне удачное сочинение советского публициста. Однако время, в которое очерк был написан, - показательно. В середине 20-х годов в коммунистической элите развернулась борьба за власть, в ходе которой И.В. Сталин неоднократно разыгрывал антисемитскую карту - для дискредитации Л.Д. Троцкого. Еврейская тема в литературе и журналистике оказалась под запретом. Однако в 1929 г. Троцкий был выслан за границу, и антисемитская кампания была свернута. Между тем борьба с Троцким и его сторонниками нанесла серьезный ущерб интернациональной советской идеологии. Поэтому Сталин инициировал очередную пропагандистскую кампанию по «борьбе с антисемитизмом», инструментом в которой послужили журналистика и литература. В этом смысле очерк Гроссмана появился вовремя. Более того, очерк представляется довольно смелым сочинением: в нем очевидны ссылки на «еврейский миф», столь часто эксплуатировавшийся в антитроцкистских кампаниях. А значит, содержится и напоминание об этих кампаниях.

Вообще очерк «Бердичев не в шутку, а всерьез» представляется итогом творчества Гроссмана-журналиста. Это своего рода переход от журналистики к собственному писательскому труду.

***

Следует отметить, что в начале карьеры Гроссман действовал практически безошибочно. Закончив МГУ, он зарекомендовал себя как производственник и журналист. Создав себе послужной список, он затем - при содействии Горького - опубликовал «нужную» повесть «Глюкауф» о жизни шахтеров Донбасса и отдал в «Литературную газету» лучший на тот момент рассказ -«В городе Бердичеве» (опять-таки на еврейскую тему). Вскоре после публикации рассказа Горький пригласил автора к себе на аудиенцию и рекомендовал стать профессиональным писате-лем18.

Невозможно однозначно утверждать, что, выстраивая таким образом свою биографию, Гроссман действовал сознательно. Однако многие факты говорят в пользу осознанности подобного выбора. И, по-видимому, следует признать, что Гроссман, которому к моменту публикации «В городе Бердичеве» еще не исполнилось и 30 лет, довольно четко ориентировался в литературном процессе и политической ситуации того времени.

Примечания

1 Garrard J, Garrard C. The Bones of Berdichev: The Life and Fate of Vasily Grossman. N.Y.: The Free Press, 1996; Ellis F. Vasiliy Grossman: The Genesis and Evolution of a Russian Heretic. Oxford: Berg Publishers, 1994; Губер Ф.Б. Память и письма: Книга о Василии Гроссмане. М.: Пробел, 2007; Елина Н.Г. Василий Гроссман. Иерусалим, 1994.

2 Garrard J, Garrard C. Op. cit. P. 69-101.

3 Ibid. P. 81.

4 Бочаров А.Г. Василий Гроссман: Жизнь, творчество, судьба. М.: Советский писатель, 1990. С. 7.

5 Гроссман В.С. Узбечка на кооперативной работе // Наша газета. 1928. 7 июля. С. 4.

6 Там же.

7 Там же.

8 Гроссман В.С. Ислахат // Правда. 1928. 13 июля. С. 2.

9 Там же.

10 Там же.

11 Там же.

12 Там же.

13 Цит. по: Губер Ф.Б. Указ. соч. С. 10.

14 Гроссман В.С. Бердичев не в шутку, а всерьез // Огонек. 1929. № 51-52. С. 12-13.

15 Там же. С. 12.

16 Там же. С. 13.

17 Там же.

18 Губер Ф.Б. Указ. соч. С. 22.