CC BY
190
УДК 821.161.1-31
Degteva V.V. CREATIVE WORKS BY VASILY GROSSMAN: MODERN APPROACHES AND CONCEPTIONS. In
the article author analyses modern approaches to studying of creative works by V. Grossman. The main directions of researches are called, specifics of the European and Russian reflection is specified. Also author allocates prospects of further research of key subjects of prose by the author.
Key words: V. Grossman, criticism, creative works, themes of socialist construction, war, concentration camps.
В.В. Дёгтева, аспирант каф. русской и зарубежной литературы Института филологии и языковой коммуникации Сибирского федерального университета, г. Красноярск, E-mail: [email protected]
ТВОРЧЕСТВО ВАСИЛИЯ ГРОССМАНА: СОВРЕМЕННЫЕ ПОДХОДЫ И КОНЦЕПЦИИ.
В работе представлен аналитический обзор современных подходов к изучению творчества В. Гроссмана. Названы основные направления исследований, указана специфика европейской и отечественной рефлексии. Выделены перспективы дальнейшего исследования ключевых тем прозы автора.
Ключевые слова: В. Гроссман, критика, творчество, темы социалистического строительства, войны, лагеря.
Творчество В.С. Гроссмана, находящееся под запретом несколько десятков лет, - пример заново открытой литературы. Произведения писателя становятся доступны лишь с 1989 года, но и теперь нельзя говорить о литературоведческой традиции, сложившейся вокруг прозы автора: в отечественном литературоведении исследования представлены разрозненно, в виде единичных статей, заметок, обзорных глав монографий. В то же время, при более глубоком рассмотрении творческой истории писателя, становится очевидным, что многие магистральные темы русской литературы второй половины ХХ века начались с его текстов.
Цель данной статьи - представить аналитический обзор современного состояния литературоведения, занимающегося творчеством В. Гроссмана, наметить возможные перспективы изучения текстов художника.
Задачи:
- систематизировать имеющиеся подходы к исследованию прозы автора;
- наметить важнейшие темы творчества В. Гроссмана и перспективу их изучения;
Анализ текстов автора производился, как правило, в рамках парадигмы, актуальной для постсоветского социокультурного пространства, во многом сконцентрированного на отрицании советского опыта и поисках путей его преодоления, изживания.
Творческая биография В. Гроссмана охватывает период в 30 лет. За это время мировоззрение художника прошло колоссальную эволюцию. Он входит в литературу как писатель, искренне верующий в постулаты соцреализма, а уходит как автор, отвергнутый властью, во многом непонятый и неоцененный читателями.
В настоящее время практически не изучен ранний период творчества мастера, охватывающий 1930-е - начало 1940-х годов. Данный этап является стартовой площадкой писательского пути, идеи, постулируемые в этот период, обыгрываются и обсуждаются в последующих текстах. Уже здесь художником проговорены принципиально важные темы, означена иерархия ценностей - честность, трудолюбие, взаимовыручка, доброта. Данные понятия формально не отрицались в рамках становящейся советской идеологии, которой Гроссман был увлечен, но трактовались особым образом, в соответствии с требованиями времени. Наиболее ярко, полно черты соцреалистического канона проявлены в романе «Степан Кольчугин» (1937-1940): это и положительный образ главного героя, и пространственно-временная организация повествования (закрепленная вертикаль, гора как символ преодоления трудностей, восхождения персонажа и др.), и распределение действующих лиц по ролям-функциям, выявленным и описанным К. Кларк в работе «Советский роман: история как ритуал».
Наряду с элементами соцреалистической поэтики уже в ранних произведениях очевиден своеобразный эффект многоголосия. Принцип «у каждого своя правда» - один из организующих в тексте: голос царского генерала звучит наравне с голосом пролетария Степана, несмотря на то, что они находятся по разные стороны баррикад.
Исследовательница соцреалистического канона - К. Кларк - приводит роман «Степан Кольчугин» в качестве примера ортодоксального соцреализма [1], анализирует пространственную
организацию текста, систему персонажей, сюжетные схемы, в целом соответствующие требованиям канон. Однако поэтика соцреализма более актуальна для первой части романа, написанной В. Гроссманом еще до войны. Во второй части акценты смещаются, что связано с передачей функции главного героя от рабочего Степана Кольчугина к интеллигенту Серёже Кравченко.
Вслед за изменением ведущего персонажа меняется и его окружение. В первой части романа действуют заданные соцреализмом сюжетные коллизии (потеря родителя, подмена коллективом родной семьи, перенос функции отца на идеологического наставника, утрата религиозной веры и приобретение веры в Бога-вождя, утрата/отказ от любви в пользу дела). Во второй части эти схемы не функционируют: Серёжа, как и Степан, хочет служить делу революции, но он из полной состоятельной интеллигентной семьи врача, ценящей память о своих предках, их культуре, Серёжа испытывает большое любовное чувство, женится, участвует в войне на стороне царской России, потому что так велят ему долг и честь. Таким образом, Гроссмана более интересует развитие идеи революции не в рабочих кругах, а в кругах интеллигенции. А. Бочаров настаивает на присутствии уже в ранних текстах автора антикоммунистических настроений [2].
Анализируя существующие работы по изучению творчества Гроссмана 1930-1940-х годов можно отметить, что его прозу либо причисляют к ортодоксальному соцреализму (К. Кларк), либо, напротив, отрицают ее причастность к пропаганде идей социализма (А. Бочаров). Очевидно, что для осмысления индивидуального писательского стиля необходимо проанализировать ранние произведения автора в контексте его мировоззренческой эволюции.
Отдельным направлением в изучении творчества Гроссмана является анализ темы войны в произведениях 1940-1950-х годов. Будучи военным корреспондентом, писатель много писал о войне, его дилогия «Жизнь и судьба» освещает события Сталинграда. Военной теме в творчестве Гроссмана посвящены работы Б. Ланина, В. Кулиша, В. Оскоцкого. В своих тексах писатель отчасти разрушает официальный монохромный военный миф, изображая войну и с неприглядной стороны.
В анализе батальной тематики у Гроссмана существуют противоположные точки зрения, сложившиеся исторически. Роман «За правое дело», посвященный событиям войны, подвергся после выхода жесткой критике со стороны редакторов, членов Союза писателей. Произведение ругают за слабую идейность, малое число эпизодов, посвященных Сталину, отсутствие идеологически «правильных» персонажей: «Вы говорите о сокровищнице человеческих характеров, которая щедро раскрылась за этот год войны. Это верно, но, мне кажется, вы не использовали одну сторону вопроса - подчеркнуть победу нашего строя, при котором таланты черпаются из всех слоев общества, что и военные таланты составляют не 5 % общества, а 50 и 70 и, в связи с этим, из этой среды могут большие люди выйти» [3, с. 15]. По настоянию цензоров Гроссман многое изменил, вписал канонически заданных героев, эпизоды про Сталина.
Спустя десятилетия А. Солженицын посвятит дилогии («За правое дело» и «Жизнь и судьба») две статьи, в которых отмечает в качестве недостатка излишнюю идеологичность текстов, избыток восхваления Сталина: «А уж Сталин-то, Сталин! Жалкая речь его 3 июля 1941 приведена в романе почти полнос-
тью, но для укрепленья её хлипкого хребта - наворочены куски декламации от автора. “В этой убеждённости была вера в силу народной воли”» [4, с. 155]. Подчеркнем, критика произведений Гроссмана исторически и идеологически детерминирована. При анализе темы войны в творчестве писателя необходимо отталкиваться от авторского замысла, принимать во внимание существующие цензурные ограничения, с которыми автор вынужден был считаться, чтобы иметь доступ к читателю.
Значительная по объему литература, написанная о В. Гроссмане, - воспоминания, мемуары, свидетельства друзей, родственников, очевидцев. Ф. Губер - приемный сын писателя -выпустил книгу воспоминаний «Память и письма» (2007), в которой привел часть личного архива В. Гроссмана, свои воспоминания о нем, его жизни и времени. Большое издание С. Лип-кина «Жизнь и судьба Василия Гроссмана» вышло в 1990 году. Автор был близким другом писателя, в подробностях рассказывает о его жизни, друзьях, женах, о его отношениях с издательствами, с властью, переживаниях и привычках. Биографические заметки о В. Гроссмане оставили Ю. Дружников, Е. Короткова-Гроссман, Б. Ямпольский, Г. Померанц.
При изучении творчества Гроссмана необходимо учитывать его биографическую составляющую, выходить на уровень анализа текста как явления социокультуры, принимая во внимание исторические, социальные, идеологические факты, связанные с автором.
Одна из центральных тем, которая находит отражение в главном романе художника «Жизнь и судьба», вызывает наибольшее внимание со стороны исследователей - тема лагеря, тюрьмы, взаимодействия пенитенциарной системы и личности. В современном представлении данная проблема связана в большей степени с творчеством таких авторов, как А. Солженицын и В. Шаламов. Если сравнивать в контексте прозу А. Солженицына и прозу В. Гроссмана, то слова, взятые из рецензии на работу Ф. Эллиса «Vasiliy Grossman: The Genesis and Evolution of a Russian Heretic» (1994), охарактеризуют их соотношение довольно точно: «An eminent Soviet scholar said, “Solzhenitsyn writes for the hour, Grossman writes for the age” — («Выдающийся советский ученый заметил: “Солженицын пишет для времени, Гооссман пишет для вечности”» - В.Д.) [5].
Тема лагеря в художественном мире В. Гроссмана выходит за рамки конкретной эпохи. Безусловно, в поздних текстах писателя можно обнаружить критику Советского государства, тоталитаризма, однако ведущими для мастера становятся экзистенциальные проблемы человеческого бытия. Здесь Гроссман близок Шаламову и раннему Солженицыну - автору гениального «Одного дня Ивана Денисовича» [6]. Социальные и политические условия нивелируются, оставляя «голого» человека в качестве основного объекта анализа. Гроссман сближает фашизм и сталинизм как две тоталитарные системы, в которых самоопределение индивидуума сталкивается с мощной машиной власти, с развитой системой наказаний, человек «овнешняется», формируется, становится легко управляем. Сегодня в сближении двух систем критика видит в основном порицание тоталитаризма, сопоставление образов Советской России и гитлеровской Германии, приравнивание личности Сталина к личности Гитлера по степени жестокости, изощренности.
Для отечественной критической мысли признание сходства режимов Гитлера и Сталина достаточно болезненно, дискуссионно: советское прошлое не ассоциируется с ужасами немецкого нацизма. В отечественном опыте изучения лагерной прозы данная тема не является ведущей. Тем временем западное литературоведение напрямую говорит о тождестве двух исторических периодов как эпох тоталитаризма. В европейской гуманитарной науке Освенцим и Колыма давно стоят на одной ступени [6]. Зарубежные исследователи интересуются темой лагеря в творчестве А. Солженицына, в текстах Ю. Домбровского, В. Шаламова, Е. Гинзбург и др.
В. Гроссман же привлекает внимание западных интеллектуалов еще и потому, что связывает мощное влияние и быстрое распространение тоталитаризма в России ХХ века со спецификой национального менталитета. В поздней повести «Все течет» автор рассуждает на тему русской души, восклицая: «О, русская душа - тысячелетняя раба». Художник подчеркивает рабские отношения между властью и человеком, заложенные многолетней историей и присутствующие скорее на генетическом уровне. Д. Ранкур-Лаферьер в своем психоаналитическом исследовании русского менталитета через призму литературы открыто использует понятия «мазохизм» и «садомазохизм» в описании центральных персонажей русской литературы [7]. В качестве примера исследователь приводит и героев произведений В. Гроссмана. Из зарубежных литературоведов можно отметить английского ученого Ф. Эллиса, чья работа «Vasiliy Grossman: The
Genesis and Evolution of a Russian Heretic» (1994) является первым крупным исследованием творчества Гроссмана, и американского профессора Джона Гаррарда, который выпустил несколько работ, посвященных писателю: «The Bones of Berdichev: The Life and Fate of Vasily Grossman, with Dr. Carol Garrard» (Simon & Schuster: NY, 1996).
Близко к теме лагеря в творчестве В. Гроссмана стоит и тема социального устройства. Данной проблематике посвящена интересная работа Б. Ланина «Идеи “открытого общества” в творчестве Василия Гроссмана» (1997). Исследователь накладывает концепцию Карла Поппера об открытом обществе на поздние тексты В. Гроссмана и выделяет сходные идеи: «В этом пункте перекличка между идеями Карла Поппера и Василия Гроссмана обретает удивительно точный характер. Создается впечатление, что два мыслителя не полемизируют, но в незримом соавторстве уточняют важнейшую для понимания открытого общества дефиницию» [8, с. 24]. Также в работе есть отсылки к концепциям Гераклита, Пифагора, которые становятся ключом к прозе писателя. Тем самым утверждается существование текстов Гроссмана в мировом философско-культурном пространстве. Соответственно изучение поэтики и проблематики творчества автора должно осуществляться с позиций более глубоких, учитывающих философский контекст, мировоззрение, выраженные через текст.
Особое место в творчестве Гроссмана занимают проблемы этнопоэтики, тема еврейства. Мать художника погибла на Украине в еврейском гетто, Василий Семенович тяжело переживал ее смерть, о чем не раз писал в своих произведениях. Авторы, затрагивающие тему еврейства, делают акцент на том, что В. Гроссман одним из первых осмелился высказать правду о массовых уничтожениях евреях, нередки упоминания «Черной книги» (1946), над которой Гроссман работал вместе с И. Эренбур-гом. Еврейская тема в творчестве В. Гроссмана затронута в статьях М. Липовецкого, Ш. Маркиша, Н. Елиной, М. Гензелевой.
В работах Ш. Маркиша подчеркнуто еврейство писателя: «...еврейская судьба русского писателя Василия Гроссмана перевернула его жизнь, заставила заново, по-новому взглянуть и на историю, частью которой он оказался, и на свой долг перед этой историей, перед народом, к которому он принадлежал» [9]. Исследователь настаивает на национальной специфике творчества художника. Некоторые, однако, критикуют В. Гроссмана за его сочувствие еврейскому народу. А. Казин-цев, в статье «История - объединяющая или разобщающая» (1988) пишет: «Мне трудно принять жёсткую, нет - жестокую избирательность писателя, видящего в переполненной трагедиями народов историю первой половины ХХ века только трагедию евреев» [9, с. 145]. Анализ «еврейского вопроса» в существующих исследованиях, в основном, вращается вокруг проблем национальной принадлежности писателя и его русофобии. В то же самое время образы евреев - отдельная тема, заслуживающая пристального внимания.
Начиная с самого первого рассказа «В городе Бердичеве» (1934), художник вводит в повествование героев-евреев. Писатель не отдает им главное место в системе персонажей, но наделяет константными чертами, которые складываются в единый образ еврея, имеющий свою эволюцию. Здесь можно упомянуть образы Хаима Тутера из рассказа «В городе Бердичеве», который становится носителем вечных ценностей - семьи, очага, любви к детям, вере. В других ранних произведениях есть детали, указывающие на еврейство ключевых (хоть и не главных) положительных персонажей - комиссар Верхотурский из рассказа «Четыре дня» (1935), революционер Абрам Бахмутский из романа «Степан Кольчугин» (1937-1940). Некоторые наблюдения на этот счет есть в работе А. Бочарова «Жизнь. Творчество. Судьба» (1990), однако проблема до сих пор не получила всестороннего осмысления.
Таким образом, сегодня мы можем говорить о нескольких направлениях изучения творчества В. Гроссмана: это изучение его ранних произведений в контексте поэтики соцреализма, исследование тем войны, лагеря, «еврейского вопроса», прошедшие через всю прозу. Радикальным является взгляд западных исследователей на содержательную сторону текстов писателя. Зарубежная филология занимается изучением национального вопроса, представленного в произведениях Гроссмана, видит его разрешение через призму ведущих тем автора.
В настоящее время представляется актуальным анализ творчества художника в социокультурном аспекте. Необходимо учитывать историческую, социальную, идеологическую, философскую специфику мировоззрения писателя. Подобное исследование позволит глубже раскрыть авторскую модель мира Гроссмана, предложенную им в поздних текстах, заполнить существующие пробелы в опыте изучения наследия мастера.
Библиографический список
1. Кларк, К. Советский роман: история как ритуал. - Екатеринбург, 2002.
2. Бочаров, А. Василий Гроссман. Жизнь, творчество, судьба. - М, 1989.
3. Симонов, К. Замечания и отзывы К.М. Симонова, А.А. Фадеева и др. о романе В.С. Гроссмана «За правое дело» (1948 - 1954) // РГАЛИ. Ф. 1710. Оп. 2 Ед. 9.
4. Солженицын, А. Дилогия Василия Гроссмана: из «Литературной коллекции» // Новый мир. - 2003. - №8.
5. [Э/р]. - Р/д: http://www.barnesandnoble.com/w/vasiliy-grossman-frank-eNis/1000633280?ean=9780854968305
6. Ковтун, Н. Тема отлучения от свободы в ранней новеллистике А. Солженицына // Сибирский филологический журнал. - 2012. - № 1.
7. Нива, Ж. Возвращение в Европу. Статьи о русской литературе. - М., 1999.
8. Ланин, Б.А. Идеи «открытого общества» в творчестве Василия Гроссмана. - М., 1997.
9. Маркиш, Ш. Трагедия или триумф Василия Гроссмана, или об универсальности рабства и свободы в двадцатом веке // Иерусалимский журнал. - 2004. - №18.
10. Казинцев, А. История - объединяющая или разобщающая // Наш современник. - 1988. - № 11.
Bibliography
1. Klark, K. Sovetskiyj roman: istoriya kak ritual. - Ekaterinburg, 2002.
2. Bocharov, A. Vasiliyj Grossman. Zhiznj, tvorchestvo, sudjba. - M, 1989.
3. Simonov, K. Zamechaniya i otzihvih K.M. Simonova, A.A. Fadeeva i dr. o romane V.S. Grossmana «Za pravoe delo» (1948 - 1954) // RGALI. F. 1710. Op. 2 Ed. 9.
4. Solzhenicihn, A. Dilogiya Vasiliya Grossmana: iz «Literaturnoyj kollekcii» // Novihyj mir. - 2003. - №8.
5. [Eh/r]. - R/d: http://www.barnesandnoble.com/w/vasiliy-grossman-frank-eNis/1000633280?ean=9780854968305
6. Kovtun, N. Tema otlucheniya ot svobodih v ranneyj novellistike A. Solzhenicihna // Sibirskiyj filologicheskiyj zhurnal. - 2012. - № 1.
7. Niva, Zh. Vozvrathenie v Evropu. Statji o russkoyj literature. - M., 1999.
8. Lanin, B.A. Idei «otkrihtogo obthestva» v tvorchestve Vasiliya Grossmana. - M., 1997.
9. Markish, Sh. Tragediya ili triumf Vasiliya Grossmana, ili ob universaljnosti rabstva i svobodih v dvadcatom veke // lerusalimskiyj zhurnal. - 2004.
- №18.
10. Kazincev, A. Istoriya - objhedinyayuthaya ili razobthayuthaya // Nash sovremennik. - 1988. - № 11.
Статья поступила в редакцию 04.06.12
УДК 82.09
Dergachev М TRAVEL GENRE TRADITIONS IN THE WORKS OF XIX CENTURY RUSSIAN TRAVELERS ON EXAMPLE OF WORKS OF A.S. NOROV. The author describes literary features of scantily explored works written by distinguished philologist and bibliophile A.S. Norov which refer to travel genre and also traces there travel genre traditions.
Key words: travel genre, literary text, semantic overtone, time, space.
В.В. Дергачев, аспирант ИМЛИ РАН, г. Москва, E-mail: [email protected]
ТРАДИЦИИ ЖАНРА «ХОЖДЕНИЯ» В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ РУССКИХ ПУТЕШЕСТВЕННИКОВ XIX ВЕКА НА ПРИМЕРЕ ПРОИЗВЕДЕНИЙ А.С. НОРОВА
Автор описывает идейно-художественные особенности малоисследованных произведений выдающегося филолога и библиофила А.С. Норова, относящихся к жанру путешествий, а также прослеживает в них традиции жанра «хождения».
Ключевые слова: жанр путешествий, художественный текст, семантический обертон, время, пространство.
Жанр путешествий, как известно, появился на заре истории русской литературы - первым датированным «Хожением» является «Хождение игумена Даниила в святую Землю». Известно, что древнерусская литература, как и любая средневековая литература, была довольно строго ориентирована на образец, по которому следует составлять сочинения того или иного жанра, что отражает, прежде всего, особнности мировоззрения средневекового человека. Каноничность свойственна не только основным вероучительным сочинениям, но и традиционным жанрам средневековой христианской книжности: житиям, Словам, поучениям, а также и хожениям. Большинство дореволюционных ученых, рассматривавших оригинальные древнерусские произведения, указывали на наличие в них элементов прямого и косвенного текстологического заимствования из предшествовавшей византийской литературы. Представления отечественных медиевистов XIX века о «вторичности» древнерусской литературы вызваны, прежде всего, не учитыванием того, что для средневевовых произведений характерна эстетика «подражания» или «поэтика уподоблений», [1]. В то же время очевидно, что при отсутствии специальных теоретических сочинений, трактовавших в Средние века правила составления тех или иных литературных жанров, книжники, хранившие в сознании так называемые «имитационные модели», заимствованные из предшествующих переводных и оригинальных текстов, воспроизводили их в своих сочинениях. Именно поэтому исследование традиции первых древнерусских хожений представляется важным
и актуальным: рассмотрение закономерностей сюжетно-композиционного строения текстов хождений позволяет выявить версии моделей, которые легли в основу произведений, по своему жанру принадлежащих к путешествию.
Игумен одного из южно-русских монастырей Даниил в начале XII века совершил паломничество в Святую землю, Палестину, о чем оставил первые в истории древнерусской письменности записи: «Житье и хоженье Данила Русьскыя земли игумена» [2]. По предположению исследователей, Даниил мог быть выходцем из Киево-Печерского монастыря, ставшим затем игуменом одного из Черниговских монастырей. Путешествие в Палестину, в землю библейских и евангельских событий, Даниил начинал и заканчивал в Константинополе, а продолжалось оно около двух лет. Интерес к Святым местам Даниил объяснил так: «Похотехъ видети святый град Иерусалимъ и Землю обетованную», ту землю, «куда же Христос Богъ нашь походи своима ногама и велика чюдеса показа по местом темъ святым» [3].
Главной заслугой Даниила можно считать очень подробное, подкрепленное библейскими и евангельскими сюжетами, описание (почти топографическое исследование!) христианских святынь Иерусалима и церковных обрядов в начале XII века. Рядом с Иерусалимом есть гора Елеонская, сообщает Даниил, «на той горе сседают с конь вси людие и поставляють крестьци ту и покланяются святому Въскресению на дозоре граду. И бы-ваеть тогда радость велика всякому християнину, видевше свя-тый град Иерусалимъ; и ту слезамъ пролитье бываеть от вер-
