Научная статья на тему 'Работая над <<Всемирной историей>> (письма М. Я. Гефтера Ш. М. Левину)'

Работая над <<Всемирной историей>> (письма М. Я. Гефтера Ш. М. Левину) Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
75
25
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

In this article we deal with the letters written by M.J. Gefter to S.M. Levin that reveal the pecularities of such from of scientific work done by Soviet historians as writing of collective works.

Текст научной работы на тему «Работая над <<Всемирной историей>> (письма М. Я. Гефтера Ш. М. Левину)»

ИСТОРИЯ

Вестник Омского университета, 2004. № 2. С. 81-84. © Омский государственный университет

РАБОТАЯ НАД «ВСЕМИРНОЙ ИСТОРИЕЙ» (ПИСЬМА М.Я. ГЕФТЕРА Ш.М. ЛЕВИНУ)*

Н.В. Матвеева

Омский государственный университет кафедра современной отечественной истории и историографии 644077, Омск, пр. Мира, 55а

Получена 28 февраля 2004 г-

In this article we deal with the letters written by M.J. Gefter to S.M. Levin that reveal the pecularities of such from of scientific work done by Soviet historians as writing of collective works.

В современной российской историографии, в рамках антропологического подхода, все больший интерес вызывает профессия историка, тайны творческой мастерской ученого.

В данной статье мы обращаемся к эпистолярному наследию М.Я. Гефтера, раскрывающему особенности такой формы научной деятельности, как написание коллективных трудов. В пафосе критики последних лет советской исторической науки ей зачастую присваивают черты, якобы характерные исключительно для нее. К таковым относят, в частности, написание коллективных работ, «обесчеловечивание» исторических текстов и т. д. Действительно, мы можем наблюдать большое количество коллективных проектов в историографической традиции 30-60-х гг. XX в. Является ли это исключительным феноменом советской науки - вопрос спорный. Во всяком случае, в современном науковедении фиксируется взаимосвязь между организационными формами науки и этапами ее лигитимизации. С.Д. Хайтун выделяет три этапа эволюции этих форм: преимущественно индивидуального научного труда (до конца XIX в.); дисциплинарной науки (начало - середина XX); науки, организованной по проблемному принципу (начинается в последней трети XX в.) [1]. Ясно, что в данной статье мы не решаем этой проблемы, но сам факт эволюции организационных форм науки подтверждает тезис о том, что смена форм научной деятельности не уникальна, а является вполне естественной и присущей любой науке.

Для того чтобы представить, как выглядела

*Работа выполнена при поддержке «Института Открытое Общество. Фонд Содействия». Грант - № HAT 325. Министерство образования РФ. Грант - № А 03-1.2-197

творческая «лаборатория» историка послевоенного поколения в момент написания какого-либо обобщающего коллективного труда, обратимся к комплексу писем ученого. Информативную ценность в обращении к данной проблематике представляют письма яркого представителя этого поколения историков Михаила Яковлевича Гефтера, написанные им в период 1958-1960 гг., 19621963 гг., Шнееру Менделеевичу Левину [2].

Эти два советских историка-профессионала относятся к различным научным поколениям и различным научным сообществам. Левин Шне-ер Менделеевич (1897-1969) - ленинградский историк-архивист, доктор исторических наук, с 1936 г. сотрудник Ленинградского отделения Института истории Академии наук СССР. Его докторская диссертация: «Общественное движение в России в 60-70-е гг. XIX в.» (1965 г.). Гефтер Михаил Яковлевич (1918-1995) - представитель московского научного сообщества. Защитил в 1953 г. кандидатскую диссертацию по теме: «Царизм и монополии в топливной промышленности России накануне Первой мировой войны». Участник Великой Отечественной войны. В 1964 г. М.Я. Гефтер создал и возглавил сектор методологии истории в Институте истории АН СССР. По требованию ЦК партии в 1970 г. сектор был закрыт, с этого же времени М.Я. Гефтер - «запрещенный автор». Только с 1987 г. стал вновь печататься [3].

По утверждению источниковедов, со второй половины XX столетия происходит вырождение эпистолярного жанра, и прежде всего в связи с техническим прогрессом. Переписка между Геф-тером и Левиным - одно из счастливых исключений из этого правила. Возможно, это связанно с отсутствием у М.Я. Гефтера такого продукта

82

Н.В. Матвеева

технического прогресса, как телефон [2, Л. 14].

В основном комплекс писем М.Я. Гефтера Ш.М. Левину, хранящийся в Отделе рукописей Российской государственной библиотеки в Личном фонде 681 Ш.М. Левина, посвящен обсуждению, подготовке к изданию очередных томов «Всемирной истории» [2]. С середины 1950-х гг. М.Я. Гефтер был одним из организаторов, авторов и редакторов первой советской «Всемирной истории» в 10 томах [4, с. 91]. Из вышеупомянутых писем понятно, что Шнеер Менделеевич -один из авторов этого проекта.

Письма явились привычным средством коммуникации, они были полем диалога двух ученых. Диалогическое пространство восстанавливается нами путем сравнения писем М.Я. Гефтера и итогового текста Ш.М. Левина. Так, в письме от 30 октября 1958 г. М.Я. Гефтер излагает свои замечания и советы: «1) Вместо перв[ых] двух 11 окошек11 не лучше ли дать ввод[ный] текст под услов[ным] назв[анием] "Исторические] корни нар[одничест]ва", показав здесь связь революционно] -дем[ократичес]кой и общест[венно]й мысли [18]70-х годов с шестидесятниками, а также то нов[ое], что принесли перв[ые] пореформенные] десятилетия (идейная эволюция, разв[итие] движения] вширь, создание нов [ого] типа революционной] орг[аниза]ции). Следующее втор[ое] "окошко" назвать бы специально] "Хожд[ение] в народ", дав хотя бы крат[кую] характеристику] этого своеобразного] русск[ого] явл[ения]. В целом эти два "окошка" долж[ны] дать чит[ате]лю отв[ет] на вопрос: почему в услов[иях] пореформенной Рос[сии] возможно было длительное го-сп[одст]во идей "крест[ьянского] социализма" и почему рев[олюцион]ное движение развивалось именно в русле нар[одничест]ва (хотя и не исчерпывалось им). 2) Даже в таком кратком тексте нельзя обойти вопр[ос] об отношении Маркса и Энгельса к рев [олюцион]ному нар[одничест]ву, а также обойти и др[угие] стор[оны] этого же вопроса - отношение] ранних народ[нико]в к марксизму, эклектическую и глубокую противоречивую попытку соединить марксизм с народ[ничес-ко]й доктриной (Даниэльсон и др.)» [2, Л. 2].

Обращаясь к опубликованному материалу (Глава IX. Пореформенная Россия // Всемирная история: В 10 т. Т. 7. М.: Издательство социально-экономической литературы, 1960.), нельзя не заметить, что многие поправки М.Я. Гефтера, представленные в эпистолярном наследии, были учтены. Например, в первом «окошке» (первой части) § 2 «Общественное движение 70-х годов. Революционное народничество. Дворянская реакция 80-х годов» помещен текст об отношении Маркса и Энгельса к революционному народничеству, а также вопрос о восприятии идей марксизма

ранними народниками [5, с. 150], правда, «рабочее» условное название этой части «Исторические корни народничества» было изменено на «Общие черты революционно-демократического движения 70-х годов» [5, с. 148]. Из этой рекомендации, являющейся естественной для советской историографии, видна жесткая логика изложения исторического материала: обязательное присутствие в исследовании ссылок на классиков марксизма и их точек зрения на общественное движение.

В письмах происходит не только обсуждение конкретно-исторического материала со своим видением проблемы [2, Л. 1, 17, 30], но и имеются консультации по структуре, логике текста очередного параграфа, тома: «Посылаю Вам также примерную наметку последовательности освещения вопросов в данных § - есть ли у Вас замечания, исправления, дополнения? Подумайте, пож[алуйс]та, над логикой изложения позиций ист[орико]-парт[ийного] издания» [2, Л. 14].

В современных историографических исследованиях часто присутствует обвинение советской историографической традиции в социологизме и «обесчеловечивании» работ. Данный частный случай показывает, что историки вполне осознавали эту проблему. М.Я. Гефтер как редактор задавал другие ориентиры - ориентир на человека в истории: «События, даты, имена исторических] деятелей у Вас только упоминаются, хотя без некоторых из них можно было спокойно обойтись, раскрыв за счет сокращений ненужных подробностей (вроде "домушенцев", "чайковцев" и т. д.), а также за счет ряда конкр[етны]х изменений смысл и значение наиболее важных событий. Нужны хотя бы самые сжатые хар[актеристи]ки таких людей, как Желябов, Перова, Халтурин, Петр Алексеев. Вообще, текст надо "оживить", как это ни трудно сделать при этом малом объеме» [2, Л. 2]. И действительно в итоговой версии мы видим «оживленный» текст с множеством, хотя и «сжатых», характеристик Петра Лаврова, Степана Халтурина и других [5, с. 149-150, 152].

В письмах М.Я. Гефтера Ш.М. Левину чувствуется заинтересованность в совместной научно-исследовательской работе: «...этот текст имеет содержание, материал, к[оторы]й поддается доработке и редактир[овани]ю. Таково мое мнение. Важно и интересно Ваше. Надеюсь, что, как всегда, оно будет содержать и позитивное предложение. Но этого в данном случае мало. Не могли бы Вы помочь большим? Это официальная просьба редакции тома. Мне совестно, зная вашу загруженность, просить полностью взять на себя первую часть § - до [18]70-х гг., хотя это было бы очень хорошо. Если же сие не возможно, то в какой мере возможно рассчитывать на Ваше

Работая над <<Всемирной историей^ (письма М.Я. Гефтера Ш.М. Левину)

83

сотрудничество» [2, Л. 12].

Эпистолии явно демонстрируют тесные контакты между московскими и ленинградскими историками в момент написания обобщающих коллективных работ. «Научно-коммуникативная цепочка» в данном случае не ограничивается двумя «звеньями», в обсуждение вовлекаются и целые научные коллективы. «Завтра Вам вышлют 2 экземпляра: один лично для Вас, а 2-й для т[овари]щей, чье мнение полезно было бы учесть. Если Вас не затруднит, определите, кому лучше его показать (объем не велик, в течение недели-другой текст могли бы прочесть несколько человек). Может быть, У.А. Шустеру [6], С.С. Волку [7]? Если Сигизмунд Натанович [8] в добром здравии, то, конечно, было бы интересно и важно узнать и его мнение. У нас, к сожалению, очень мало экземпляров, иначе послали бы на ЛОИИ

[9]. Но я боялся, что один экземпляр, посланный туда, может пролежать без дела или быть кем нибудь "зачитанным". Если же Вам по какой либо причине не очень хотелось бы лично передать сию книжку т[овари]щам, то отошлите в ЛОИИ, дабы там это сделали официально. Главное: хотелось бы узнать все замечания, соображения и предложения ленинградских товарищей. Может быть, ЛОИИ организует обсуждение текста (узкое, группой своих сотрудников). Тогда я бы постарался вырваться для участия, встречи с Вами и последнего (до выхода тома) выяснения всех точек зрения» [2, Л. 24-25].

Перечитывая письма страницу за страницей, замечаешь достаточно динамичный, импульсивный ритм работы ученого-историка. Не раз упоминается нехватка времени, «зажимание» ученого в жесткие сроки издательствами и различными представителями научной инфраструктуры. «К сожалению, мы все связаны жесткими сроками и поэтому вынуждены вас просить провести всю необходимую дополнительную работу максимум в 2-х недельный срок, ибо 20 ноября I часть VII тома должна быть сдана в Издательство» [2, Л. 2] и т. д. В расчет не берется даже плохое состояние здоровья: «С начала декабря почти непрерывно хвораю (три гриппа!), а ИМ Л

[10] жмет, сроки проходят и проходят» [2, Л. 13]. Судя из писем, жесткая постановка сроков призывает к ответственности ученого, но ни в коем случае не сотрудников издательств: «Только сегодня (возвратился из отпуска сотрудник ИМЛа) выяснилось, что не посылали Вашего текста главы (§ Кружкова и Твард[овской]й) [11], так как не нашли экз[емпля]ра и т. д. Сущее безобразие, но вполне в стиле данного учреждения» [2, Л. 16]. Последняя фраза Михаила Яковлевича свидетельствует о безответственности чиновников.

О достаточно сумасшедшем ритме работы

ученого говорят не только прямые признания М.Я. Гефтера, но и другие, возможно, косвенные свидетельства. Например, «не повт[оряя] замечания], сделанные на полях... » [2, Л. 2], становится ясно, что исследователю приходится совмещать прочтение текста и правку, при этом не отвлекаться на написание «критического» текста, а ограничиться пометками на полях. Удивляет, что сам М.Я. Гефтер, привыкнув к такому ритму научной жизни, понимал о своей моральной и физической усталости только в моменты отдыха, притом за пределами Москвы: «...Всей семьей направились в "модные" Длускеники, которые действительно очень хороши, если не считать дороговизны дач и дождливой погоды. Только сейчас, отрешившись от всех институтских дел и обычной московской лихорадочной жизни, почувствовал, как я устал... » [2, Л. 3].

Обращает на себя внимание ряд оценок, которые М.Я. Гефтер дает этой своеобразной форме организации научной деятельности. Он пытается вскрыть негатив, таящийся в «дружном цехе мастеров», неоднократно сетуя на некую «равнодействующую», присущую коллективным трудам: «VII том дался всем особенно тяжело, а результаты, как это, к сожалению, обычно бывает в наших коллективных изданиях, далеко не оправдывают индивидуальных трудовых затрат. Говорят, что русские главы неплохи, но я хорошо знаю, что они могли бы быть лучше, если бы не поиски некоей всех устраивающей (и для всех неинтересной в конечном счете) «равнодействующей» [2, Л. 3]. Негативные моменты в написании обобщающих коллективных работ отмечал и Е.М. Жуков [12] в статье, посвященной 50-летию советской исторической науки: «В 50-х и 60-х годах советские историки подготовили ряд весьма трудоемких многотомных обобщающих изданий - "Всемирная история", "Народы мира", "История СССР"... При всей важности многотомных изданий они имели один общий отрицательный момент: большие коллективы наиболее квалифицированных ученых на длительный период времени отвлекались от углубленной разработки отдельных исторических проблем. Между тем успешное развитие науки требует постоянного включения в оборот новых данных архивных и других документов, результатов археологических раскопок и т. д., что реализуется, как правило, в монографических работах» [13].

М.Я. Гефтера волнует несоответствие мастерства историка и его регалий: «... Настоящее значение нашей работы определяется меньше всего чинами и званиями (кстати, это несоответствие "видимости" и "сущности" приняло на нашем историческом фронте довольно внушительные размеры)» [2, Л. 4]. На откровения о профессио-

84

H.B. Матвеева

нализме советских историков Михаил Яковлевич вызывает и Шнеера Менделеевича: «Хотелось бы узнать Вашу общую оценку текста - туда ли он "смотрит", поможет ли делу историческому и историко-воспитательному (последнее очень, сугубо важно)» [2, Л. 17].

Переписка двух ученых является и хранителем тайн обсуждения иногда щепетильных вопросов соавторства: «Хотел согласовать с Вами лишь один вопрос. Товарищи из сектора на основании того, что Вы при посещении сектора сказали А.Ф. Миллеру, отметили в предисловии мое соучастие в работе над главой "Пореформенная Россия". Я согласен с этим, отказавшись только от соавторства по § 1 (хотя я заново написал там ряд мест). Поэтому формулировка соответствующего места (в перечислении авторск[ого] коллектива) такова: гл..., § 1 - A.B. Фадеев, §§ 2 и 3 - Ш.М. Левин и М.Я. Гефтер. Если у Вас это вызывает хотя бы малейшие возражения, очень прошу Вас написать об этом. Вы прекрасно понимаете, что несмотря на то, что я отдал этому два последние года полностью, вопрос об этом авторстве мог возникнуть только в результате этой кропотливой работы и отнюдь не имелся в виду в начале ее» [2, Л. 9-10]. Судя по авторству, заявленному в изданном VII томе «Всемирной истории», можно понять, что ответ Шнеера Менделеевича Левина был положительным [5, с. 15].

От письма к письму «выступает» особая авторская профессиональная терминология, она так естественно вплетается в коммуникативный текст, что, я думаю, становится понятной и привычной для собеседника [2, Л. 4].

Исследуемые письма Михаила Яковлевича Шнееру Менделеевичу принадлежит к комплексу источников личного происхождения. Переписка историков, преимущественно имеющая деловой характер, является и полем обсуждения личных, сугубо человеческих вопросов. Почти в каждом письме М.Я. Гефтер справляется о здоровье, семье, защите диссертации Ш.М. Левина.

Но главная ценность переписки все же в том, что она позволяет приоткрыть некоторые тайны ремесла ученого-историка; узнать о муках и поисках, нехватке времени, которые пронизывают научную повседневность автора.

В VII томе «Всемирной истории» М.Я. Гефтер являлся автором и соавтором различных глав: «Третьиюньская монархия в России. Новый подъем революционного движения», «Первая русская революция» и «Борьба революционной и реформистской тенденции в международном рабочем движении», помимо упомянутой главы «Пореформенная Россия». Интересно, что, занимаясь экономической историей России эпохи капитализма, на протяжении многих лет в кругу

его научных пристрастий присутствуют также русское освободительное движение и русская демократическая мысль XIX - начала XX вв.

Таким образом, переписка, безусловно, погружает нас в научную каждодневность 1950-1960-х гг., но у современных исследователей, знающих фигуру М.Я. Гефтера как бунтаря и методолога последующих лет, возникает естественный вопрос: почему бунтарско-теоретический и даже эс-сеистический темперамент не вырывается из рамок железной логики изложения в марксистско-ленинской традиции в рассмотренных нами текстах писем? Возможно, разгадка содержится в ремарке самого М.Я. Гефтера: «О себе - труднее всего... Глядя назад, я не вижу одной жизни, а как бы несколько - с разрывами и новыми началами. И вспоминая, я просто говорю о каком-то человеке, которого знаю лучше, чем знают его другие. Тут есть какая-то внутренняя, незримая связь между отношением к себе и понятием ИСТОРИЯ как процесса, какой только кажется задним числом единым» [4, с. 92].

[1] Бычков С.П., Корзун В.П. Введение в историографию отечественной истории XX в.: Учебное пособие. Омск, 2002. С. 71.

[2] ОР РГБ. Ф. 681. К. 13. Ед. хр. 51. Л. 14, Л. 2, Л. 1, 17, 30, Л. 12, Л. 24-25, Л. 13, Л. 16, Л. 3, Л. 4, Л. 9-10.

[3] См.: Чернобаев A.A. Историки России. Кто есть кто в изучении отечественной истории: Биобиблиографический словарь / Под ред. В.А. Дине-са. 2-е изд., испр. и доп. Саратов, 2000; Высочи-на Е.И. Михаил Яковлевич Гефтер // Историки России. Послевоенное поколение. М., 2000. С. 80104.

[4] Высочина Е.И. Указ. соч. С. 91, 92.

[5] Всемирная история / Глав. ред. Е.М. Жуков: В 10 т. Т. 7. М., 1960.

[6] У.А. Шустер (р. 1907 г.) - д-р ист. наук; 19361978 гг. - старший научный сотрудник ЛОИИ АН СССР.

[7] С.С. Волк (1921-1993) - д-р ист. наук; 19531966 гг. - сотрудник ЛОИИ АН СССР.

[8] С.Н. Валк (1887-1975) - д-р ист. наук, проф.; с 1936 г. - сотрудник ЛОИИ АН СССР.

[9] ЛОИИ - Ленинградское отделение Института истории.

[10] ИМ Л - Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС.

[11] В.А. Твардовская (р. 1931 г.) - д-р ист. наук (1980 г.); с 1959 г. - сотрудник Института истории Академии наук СССР (Института Российской истории РАН); B.C. Кружков - бывший член редколлегии издания.

[12] Е.М. Жуков был главным редактором издания 1956-1965 гг. «Всемирной истории» в десяти томах.

[13] Жуков Е.М. 50 лет советской исторической науке // Октябрь и научный прогресс: В 2 кн. М., 1967. Кн. 2. С. 357.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.