Научная статья на тему 'Пушкин в поэзии «Братских призывов» в годы великой Отечественной войны'

Пушкин в поэзии «Братских призывов» в годы великой Отечественной войны Текст научной статьи по специальности «Искусствоведение»

CC BY
923
58
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Область наук
Ключевые слова
Пушкин / справедливость / Отечество / исторический подвиг / многонациональность. / Pushkin / justice / homeland / the historic feat / multinationalism

Аннотация научной статьи по искусствоведению, автор научной работы — Бороздина Полина Андреевна

Актуальность поэзии А.С. Пушкина в годы суровых испытаний. Влияние её на творчество поэтов разных национальностей. Пушкин, объединяющий всех во все времена

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

PUSHKIN IN POETRY “FRATERNAL APPEALS” DURING THE GREAT PATRIOTIC WAR

The relevance of the poetry of Pushkin in the years of severe trials. Its influence on the works of poets of different nationalities. Pushkin, uniting everyone at all times

Текст научной работы на тему «Пушкин в поэзии «Братских призывов» в годы великой Отечественной войны»

Бороздина Полина Андреевна,

кандидат филологических наук, доцент (г. Воронеж)

ПУШКИН В ПОЭЗИИ «БРАТСКИХ ПРИЗЫВОВ» В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ

ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ

Аннотация. Актуальность поэзии A.C. Пушкина в годы суровых испытаний. Влияние её на творчество поэтов разных национальностей. Пушкин, объединяющий всех во все времена.

Ключевые слова: Пушкин, справедливость, Отечество, исторический подвиг, многонациональ-ность.

УДК 82-1 Пушкин ББК 84Р

Существует одна закономерность, которую в свое время заметил А.Т. Твардовский: Пушкин становится особенно актуальным в критические периоды жизни страны.

Справедливость этого высказывания легко проверить, подвергнув анализу подвиг советской многонациональной литературы, сумевшей в тяжелейшие годы Великой Отечественной войны стать «голосом героической души народа, почти народным творчеством», когда каждое слово писателя приобретало «мощь артиллерийского залпа» (А. Толстой).

С первых же дней войны поэты народов Советского Союза сумели, говоря словами Павло Тычины, «душу свою с душой общества соединить».

Великая Отечественная война была войной необычной. А.Т. Твардовский заметил, что «... глубина всенародного исторического бедствия и всенародного исторического подвига. с первого дня отличала ее от каких бы то ни было войн и военных кампаний». Необычность ее породила необычную литературу и искусство; главной чертой их стало органическое сочетание национального с общенародным.

Вступив в годы войны в новую фазу развития, литература приобрела новые связи с жизнью. В неё пришли народный гнев и ненависть, «благородная ярость», горячий призыв к мужеству и к сплочению всех сил, стремление отдать родине «стихов, из сердца вырвавшихся звуки» (узбекская поэтесса Зульфия).

С первых же дней войны в борьбу с фашистами вступили представители почти всех советских национальных литератур. Ощущение «очевидной полезности творческого труда» (А.Т. Твардовский) придавало поэтам новые силы, вдохновляло на новые произведения. В первые же месяцы Великой войны сформировалась уникальная поэтическая симфония: каждый национальный поэт вел свою неповторимую партию, объединившись, они создали «мощную музыку эпохи».

Война всколыхнула всех поэтов страны... Родные по возрасту, таланту и языку - они были единодушны в своих патриотических устремлениях. Возникла небывалая в истории перекличка поэтов разной национальности.

Братских призывов разносится гул,

Степи зовут, отвечают вершины,

Кличет из Казахстана Джамбул,

Слышен из Киева голос Тычины.

Янки Купалы грохочет строка.

(Ираклий Абашидзе, «Поэтам Грузии», июль 1941 г.)

Поэты народов Советского Союза с первых же дней войны включились в «священную» битву с фашизмом.

Слушай, Родина, слушай поэта стих!

Я теперь солдат на границах твоих,

И перо мое стало штыком в бою,

Я великое знамя твое пою!

Так писал азербайджанский поэт Самед Вур-гун в стихотворении «На страже Родины» 22 июня 1941 года.

Многие поэты сразу же ушли на фронт, взяв с собой вместе с оружием и песню, понимая, что с песней они становятся вдвое сильнее. «Ведь для обоих смерти нет. / Плечом к плечу проходят двое / Бесстрашный воин и поэт», - писал армянский поэт Геворк Эмин в самом начале войны.

В творчестве многонациональных советских поэтов появляются призывы «Дай стиху вооруженье! / Пулей стань» (эстонский поэт И. Барбарус); «Пусть слово как штык заблестит» (украинский поэт В. Сосюра); «Пусть рифма твоя певучая / Плещется яростью в праведной битве!» (грузинский поэт И. Гришашвили).

Поэзия крепла, мужала в бою, становясь неотъемлемой частью жизни фронта и тыла. Геро-

изм вызывал к жизни песню (например, у поэта-героя Мусы Джалиля), песня воспитывала героев. Важной особенностью художественного творчества эпохи Великой Отечественной войны стало органическое соединение современной героики с героическим прошлым советских народов, что приводило к ощущению преемственных связей между историей и современностью. Писатели сознательно вызывали «из небытия к жизни» образы героических предков. История воевала вместе с народом. В ряду героических предков почетное место находили и национальные поэты-классики, и герои эпических сказаний: Фирдоуси и Низами, Руставели и Давид Гурамишвили, Махтумкули и Тарас Шевченко, Вагиф и Абай - эти знаковые имена включались в поэзию «братских призывов», благословляли воинов на подвиг, воодушевляли на победу.

По общему признанию, знаменосцем в их рядах становится Пушкин, как поэт «всемирного света и пространства» (А. Платонов)

«Поэты, трубадуры! Все за рядом ряд, на перекличку! <.. .> Все по местам! И первым Пушкин стал / Над стихшей площадью в дозоре» (еврейский поэт Перец Маркиш, «Осень 1941»). Зульфия, объединяя с именем Пушкина имена Хафиза, Фи-зули и Навои, обращается к великому русскому поэту со словами: «Быть между ними на почетном месте / Не обидно и для вашей чести» («Пушкину»). Поэтам дано было слышать, как голос Низами соответствовал «Шевченковской строке», понимать, что «едины Канев и Ясная Поляна» (украинец Максим Рыльский), знать, что в Великой войне «Защищают Пушкина грузины / И русские спасали Руставели» (грузин И. Ниношвили).

Таким образом, уже с первых дней войны в поэзии народов Советского Союза мощно зазвучала тема Пушкина, тесно связанная с темой России и Москвы, которая воспринималась как «Пушкина город, город героев» (грузинский поэт Г. Леонидзе).

По словам М. Рыльского, в том, что «Не пошатнулась, не пала Москва, / И не падет наше сердце вовеки», есть и заслуга Пушкина.

Истоки этого феноменального явления восходят к далекому времени. Сам Пушкин предсказал его, сказав:

Слух обо мне пройдет по всей Руси великой, И назовет меня всяк сущий в ней язык, И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой Тунгус, и друг степей калмык.

Имя Пушкина получило известность уже при его жизни. Его поэзия стала неотъемлемой частью творчества писателей окраин России; она переводилась и изучалась в школах и входила в национальный

фольклор (романсы на слова Пушкина пелись в грузинских селах, герои «Евгения Онегина» вошли в репертуар казахских акынов). Смерть его стала личным горем для многих деятелей российской культуры. Вспомним знаменитую поэму-элегию М.Ф. Ахундова «На смерть Пушкина», написанную в 1837 году, сразу же переведенную на русский язык А. Бестужевым-Марлинским и опубликованную в подстрочном переводе в журнале «Московский наблюдатель». Поэма явилась выражением дружеских взаимосвязей русского и азербайджанского народов, первым в азербайджанской литературе опытом глубокого исторического взгляда на роль и значение Пушкина в истории русской литературы.

Приведем отрывок из поэмы в переводе П. Антокольского:

Чертог поэзии украсил Ломоносов, Но только Пушкин в нем господствует один. Страну волшебных слов завоевал Державин, Но только Пушкин в ней державный властелин. Он смело осушал тот драгоценный кубок, Что наполнял вином познанья Карамзин. Пусть Николай царит от Волги до Китая, Но поразил весь мир лишь Пушкин-исполин. ... Вся русская земля рыдает в скорбной муке, Он лютым палачом безжалостно убит. ... Пусть в бейтах Сабухи1 Кавказ сереброкудрый Справляет траур свой, о Пушкине скорбит!

Уже в советское время об этой поэме красочно сказал азербайджанский поэт Мамед Рагим: «И горе России оплакал Кавказ / Слезами, стихами Мирзы-Фатали» («Пушкину»).

Культурная революция расширила круг людей, знакомых с творчеством Пушкина. «Мы с именем твоим росли», - признавался якутский поэт Элляй («Пушкин»). Активизировалось переводческое дело. Национальные поэты старались любовь к Пушкину передать своим народам, жадно овладевающим азами письменной художественной культуры. В 30-е годы подготовка к 100-летнему юбилею Пушкина усилила этот процесс.

Готовясь к юбилею поэта, поэты старались рассказать своим народам побольше о Пушкине, познакомить с обстоятельствами жизни и трагической его гибели.

Попытки осмыслить гениальность и величие Пушкина делают и украинец Андрей Малышко, и таджик Садриддин Айни, и узбек Хамид Алим-джан, и еврей Перец Маркиш, и грузин Иосиф Гришашвили, и многие другие. В Пушкиниане 30-х годов утверждается мысль о том, что вели-

1 Сабухи - псевдоним Мирзы-Фатали Ахундова

кий русский поэт стал родным для всех народов страны.

И ныне мой народ безвестный, Седой мудрец и звездочёт, Узнал тебя, певец чудесный, И он родным тебя зовет, -признается в стихотворении «Песня (Пушкину)» дунганский поэт Ясыр Шиваз.

В юбилейные дни Пушкин приходит и в ашуг-скую песню, широко бытующую на Востоке. «Народ тебя своим назвал» - утверждал ашуг лезгин Сулейман Стальский.

Великий Пушкин, гений твой Мы чтим сегодня всей страной/ Ты в дом вошел к нам, как родной, И друга мы в тебе признали. <.> И всюду гений твой проник, Неисчерпаем, как родник. Лезгин, аварец и кумык Пить из него отныне стали.

В юбилейные дни прослеживается мысль об общечеловеческом значении поэзии Пушкина и о том, что его стихи способствуют сближению всех народов не только нашей страны, но и всего мира.

Лучше всего об этом сказал еврейский поэт Перец Маркиш:

По всей земле, по всей планете снова Слух о тебе идет потоком лет, И древний мой народ стихами славословит Тебя, усыновленный человечеством поэт! (стихотворение «Пушкину»)

Не удивительно поэтому, что тема Пушкина мощно зазвучала в поэзии Великой войны, начиная с первых ее дней. Патриотическая по своей сути пушкинская поэзия и сам образ величайшего русского поэта оказались чрезвычайно созвучны музыке войны, особенно в критические ее моменты. Известные слова А. Григорьева: «Пушкин - это наше всё» оказались пророческими, и пушкинские - строки вошли в душу не только русских людей, но и всех граждан страны.

Когда в опасности оказалась Москва, ей посвящено было много прочувствованных слов. Поэты были убеждены в том, что столица государства дорога всем: «Белорусу, литовцу, грузину, / латышу, чувашу, армянину - / Всем несчетным твоим сыновьям» (Петрусь Бровка «Думы про Москву»). Её ощущали крепостью, которую нельзя сдать врагу, ведь Красная площадь и

«бронзовый Пушкин в метельной мгле» помогали советским людям поверить, что в борьбе с темной злобой победят «разум, истина, мужество и любовь» (азербайджанский поэт Самед Вур-гун). Символом Москвы вместе с Красной площадью и Кремлем становится и бронзовый памятник Пушкину. В стихотворении кабардинского поэта Алима Кешокова «Пушкин в ноябре 1941 года» советским солдатам, среди которых были представители разных народов и народностей, идущим с парада на Красной площади прямо в бой мимо памятника Пушкину, слышатся грозные слова поэта: «Иль русский от побед отвык?». Памятник, ожив, становится активным участником героических событий.

Как часовой, безмолвный и бессонный, Над славною советскою Москвой, В тяжелое раздумье погруженный, Стоит великий Пушкин, как живой

(Там же)

Идя в бой, воины думают о послевоенной встрече с поэтом, приветствующим «племя младое незнакомое». И. Барбарус в стихотворении «Непобедимая Москва» также обращается к памятнику Пушкину:

И вдруг старинною гравюрой Ты видишь гения главу: Стоит там стражей Пушкин хмурый, Храня родимую Москву.

Для эстонского поэта пушкинская Москва бессмертна, как бессмертны песни великого поэта.

Перец Маркиш, в стихотворении «Осень 1941», называя Москву «городом бурь», с гордостью пишет о самообладании москвичей, которые не покинули спектакля в Большом театре во время воздушной тревоги.

Был ровен рампы свет.

Никто не встал. Со шляпой за спиною

На площади стоит поэт

И голову склонил перед Москвою.

Максим Рыльский в стихотворении «Перекличка» (1941 год) видит, как «Пушкин с простертою гордо рукою, / Встал над землею, сердца окрылив».

Сопоставляя пять стихотворений совершенно разных поэтов: кабардинца Кешокова, эстонца Бар-баруса, еврея Перца Маркиша, украинца Максима Рыльского и азербайджанца Самеда Вургуна, -нельзя не заметить сходства их впечатлений: Пушкин, погруженный в тяжелые раздумья, словно ча-

совой, охраняет Москву, ее мир и свободу, вселяя в москвичей уверенность и спокойствие. Их не смущает «бронзы многопудье», памятник Пушкина кажется им живым активным началом, правофланговым в шеренге поэтов-трубадуров, мобилизующих многонациональный народ на борьбу с врагом.

Когда шли бои за Украину, в поэзию приходит параллель: Пушкин - Шевченко.

Судьба Украины явилась великой проверкой прочности союза народов: определялся исход великой битвы. Поэты понимают, что «не край один от врага защищаем, а Родину-мать всех родимых краев» (А. Твардовский).

Подвиг тех, кто пришел на помощь Украине, от «казахстанских нив, от Грузии обильной, / Покинувши Литву, оставив тихий Дон», воспевали и литовка Саломея Нерис и таджик Мирзо, Турсун-заде, и башкир Мустай Карим, и мордвин Никул Эркай, и бурят Цэден Галасанов и многие другие.

Вскоре после войны казахский поэт Абу Сар-сенбаев, вспоминая, как «народы свою Отчизну защитили», истоки этого видит в тех временах, когда «сливались в песнях воедино и Казахстан, и Украина. был Пушкин знаменем для них. »

В поэзию приходят мотивы «Полтавы» и шевченковской «Катерины». В стихотворении калмыцкого поэта Давида Кугультинова «Через Днепр» мы видим контраст между тишиной украинской ночи, воспетой Пушкиным и готовящимся боем:

И кажется, нет и в помине войны Такой безмятежный покой тишины, Не этой ли ночи дремотный покой В «Полтаве» воспет был волшебной строкой?!

Интересно, что мысль о пушкинской «Полтаве» соединяется в стихотворении с думами о родной степи, с убежденностью в том, что «чем дальше от Волги, тем ближе я к ней.»

В стихотворении «На Украине» башкир Мус-тай Карим создает любимый на Востоке образ цветущего сада, в котором яблоня, словно девушка, «чье имя Катерина», метнулась за помощью к герою, ведь «не тиха украинская ночь . не блещут звезды . Небо незряче . Только лист падал на лицо, словно горячие девичьи слезы».

Довольно слез! Меня послал Урал, Чтоб ты утерла слезы, Катерина. Я под Уфою землю целовал, Чтоб ты цвела, как прежде, Украина!

И помнила о братьях, что помочь Пришли тебе, чтоб снова, в море хлеба, Была тиха украинская ночь, Спокойны звезды и прозрачно небо.

Тема Пушкина продолжала звучать и развиваться и в первые послевоенные годы, особенно в связи с празднованием 150-летия со дня его рождения. Тогда особенно активизировалось переводческое дело. Национальные поэты, переводя Пушкина на родной язык, называли себя его учениками («И счастлив я, киргиз, твой ученик, / Переливать твой русский стих в киргизский» (Темиркул Уметалиев), вбирали в себя пушкинское творчество как неотъемлемую часть собственного художественного мира, обогащая тем самым собственный стих. Для Мир-зо Турсун-заде голос Пушкина «дивно, сказочно» вплетается в каждый его напев, навеки сливается с родным его языком, становится для таджикского народа таким же своим, как Фирдоуси («Пушкину», 1949 г.). Для Гамзата Цадасы отрадна мысль о том, что аварец все больше пленяется стихом Пушкина («Джигит находит мудрость в нем, / И юность обретает старость»).

Надо отметить, что для поэтов Северного Кавказа мудрость Пушкина сливается с мудростью Востока, которая, говоря словами Расула Гамзатова, покорился не Ермолову, а пушкинской Руси («Не Русь Ермолова нас покорила, / Кавказ пленила пушкинская Русь»).

И опять, как в военные годы, Пушкин является для многонациональных поэтов олицетворением России.

Ты под крылом своим могучим Всех защищала много раз И словом Пушкина певучим С младенчества встречала нас. (белорус Петрусь Бровка, «Россия», 1949 г.)

Поэзия Пушкина всегда современна, и в наши трудные времена она сближает народы, не дает забыть о том, что и грузины, и армяне, и украинцы, и многие другие народы жили одной дружной семьей, следуя его заветам. Сейчас, когда у России оказалось так много врагов, очень современно звучат строки из стихотворения Павло Тычины «Александру Пушкину», написанные много лет назад:

И в наши годы грозовые, Пока военный лязг не стих, Клеймит клеветников России Твой честный, твой бесстрашный стих.

Иванов Святослав Павлович,

член Союза писателей (г. Воронеж)

ВОРОНЕЖСКИЙ ФРОНТ НА КУЛЬТУРНОЙ ВОЙНЕ

УДК 316.7 (470+571.324) ББК 71.4 (2 Рос-4 Вор)

«Обострение консерватизма» - самая точная причина отставки ректора Воронежской академии искусств Эдуарда Боякова

Новость об уходе Эдуарда Боякова в Воронеже восприняли с удовлетворением.. Хотя еще недавно ничего не предвещало такой исход. Накануне с одним авторитетным активистом воронежского «Культурного фронта» говорили о судьбе здания бывшего воронежского Дома офицеров, отданного академии в полное распоряжение. И мой уважаемый собеседник уверял, что Эдуард Бояков и компания не посмеют изменить внешний вид красивого и любимого воронежцами здания. Что, мол, цветовое решение фасада памятника культуры и архитектуры (до революции в этом здании размещалась Мариинская женская гимназия) охраняется государством... И я в очередной раз удивился нашей наивности. Мы, кажется, до сих пор не понимаем, что живем в условиях культурной оккупации. Культурную войну за привычный для нас облик города, за комфортную для нас культурную среду мы проиграли. Я готов был биться об заклад, что не пройдет и года, как красно-белый фасад здания Мари-инской гимназии исчезнет.

Я был уверен, что промежуточное обновление Дома офицеров к празднику Победы - лишь промежуточный этап на пути к объявленному уже полному рефербишменту (реконструкции без изменения несущих конструкций здания). Здание действительно неминуемо приняло бы вид серого, унылого строения, что-то среднее между тюрьмой и складским терминалом, изображение которого уже было продемонстрировано в прессе и Интернете. По русской привычке мы, глядя на унылую картинку, просто не верим своим глазам. Не верим тому, что кто-то наберется наглости сделать то, что кажется нам преступлением против традиции и здравого смысла.

Кого-то убаюкали слова Боякова, что решения, предложенные московским архитектором Тамарой Мурадовой, «очень внимательные и деликатные».

Но ведь она и сама ясно заявила в интервью воронежской прессе: «Мы минимально вторгаемся в здание - реконструируем внутренний дворик, сквер перед главным входом и меняем колористическое решение здания в целом». Так называемое минимальное вторжение уже зияет невозвратимой потерей зеленого пояса, окружавшего здание. Реконструкция сквера вылилась в варварскую вырубку 29 деревьев, выросших рядом с Домом офицеров. Причем вырубленные деревья цинично и издевательски официально признали усыхающими и больными.

И все сделано по воле цивилизаторов, с опорой на европейский опыт. Но в европейских городах каждое старое дерево берегут и по необходимости лечат. Даже сухие деревья, если на них есть птичьи гнезда, там не срубают. У нас же, по сути, человек со стороны вдруг увидел, что 16 голубых елей, по его мнению, будут лучше вписываться в его замыслы рефербишмента, и три десятка деревьев в самом центре города, вобравших в себя историю послевоенного Воронежа, послушная марионеточная городская администрация спилила одним махом.

Если еще кто-то сомневался, что кто-либо остановил бы Боякова и компанию в их решимости переформатировать привычное городское пространство, вспомните и судьбу скульптурной композиции «Муза» у входа в Академию искусств (молодая девушка, вылетающая из-за кулис в окружении голубей). Советский романтизм, русский праздничный стиль приводят в бешенство Боякова. А его подозрительная любовь к голубым елям, которые в массовом сознании ассоциируются с официальной архитектурой, с чем-то торжественно-официальным, обнаруживает высокое самомнение бывшего ректора академии искусств. По количеству голубых елей новая площадка руководимого Бояковым вуза могла бы конкурировать со зданиями областной администрации и областного парламента.

Правда, на пути триумфального бояковского рефербишмента Дома офицеров встала во весь

рост мусорная проблема. Жильцы соседнего дома по адресу: улица Комиссаржевской, 1, члены товарищества собственников жилья «Красное», получили от директора ООО «Институт комплексного проектирования и градостроительства» А. Вахнера письмо с предложением объединить с Домом офицеров мусорные площадки, а также поменять мусорные контейнеры на контейнеры заглубленного типа. ТСЖ «Красное» Вахнеру отказало, в том числе на основании того, что присланные документы не содержат расчетов соответствия объема заглубленных контейнеров количеству мусора. Но самое главное: из присланных Вахнером чертежей члены ТОС «Красное» узнали подробности заявленной ранее реконструкции внутреннего дворика. Жильцы выяснили, что посреди их совместного с Мариинской гимназией двора пройдет забор, ограждающий памятник культуры. «В результате, - написали жильцы в жалобе на имя депутата Воронежской гордумы Галины Кудрявцевой, - так как двор имеет форму колодца, образуется теснота, которая создаст проблемы с обслуживанием дома и дворовой территории. Так, например, осенью 2012 года мы не смогли в нужном объеме произвести опиловку 60-летних аварийных деревьев, так как вышка требующейся высоты не смогла разместиться во дворе. По той же причине чистку кровли и удаление сосулек в зимний период осуществляют альпинисты, что дорого для нашего ТСЖ, 50% членов которого являются пенсионерами. Помимо того, за забором предполагается размещение деревянного настила-сцены, что повлечет за собой шум и нарушение спокойствия жильцов, и так достаточно страдающих от праздничных мероприятий». К тому же для вывоза мусора из заглубленных кон-

тейнеров используются мусоровозы больших размеров. После установки забора возможности маневрирования таких машин под вопросом. В проекте нет места и для площадки под крупногабаритные отходы, хотя их с прилегающих домов накапливается много.

Был еще один щекотливый момент, ставший поперек бояковской реконструкции. В доме проживает семья потомственных моряков Кокуриных. Младший, Сергей Кокурин, - капитан-лейтенант, погиб на атомоходе «Курск». В память о нем отец его, тоже подводник, вместе с соседями организовал во дворе детскую площадку, посадил в память о сыне молодые деревца. «А теперь, - пишут жильцы дома, - получается, что площадку нужно убрать, деревца спилить и похоронить все патриотические чувства, которые старшее поколение хотело привить своим детям и внукам данным примером. Посреди площадки будет стоять контейнер для мусора, автомобили сотрудников и студентов академии». Из письма становится ясно, что проект реконструкции и внутреннего дворика изначально деспотично игнорировал все другие интересы, кроме интересов самого Боякова. И в том, что «самый успешный театральный менеджер России» и вообще самый-самый, бывший ректор Академии искусств не остановился бы ни перед чем, чтоб добиться своего, я лично ничуть не сомневаюсь. Посмотрите, в каких выражениях он радовался преображенному по его воле пространству. «Важно не только то, что мы покрасили стены и где-то поменяли сантехнику, - писал Бояков спустя полтора года с начала своего ректорства в академии. - Важно, что вахтеры на входе в общежитие перестали сидеть в страшных совковых выгородках-бункерах, важно, что они в стеклянном кубе, где

много воздуха и света, где аккуратно написано «Елена Петровна» и нет трэша типа кипятильника или радио «Шансон». Важно, что в буфете нет страшных бутербродов с колбасой, а есть фалафель и брауни по сравнимым ценам».

Уверен, что если вы, зайдя в академию, захотели бы именно бутерброд, то ректор вынул бы совсем не театральный пистолет и заставил бы вас съесть фалафель и брауни! Хотя данные яства и звучат-то как-то противно, не по-русски. А уж потреблять их под голубыми елями, по-моему, верх пошлости вообще!

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

А если без шуток, то разве в процитированном пассаже не обнаружил Бояков себя тем самым «средним европейцем», который, по словам Константина Леонтьева (статья «Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения»), «хочет крайнего однообразия, думая в оцепенении обрести блаженство». Когда выбор между бутербродом и фалафелем возводится на такую высоту и ему придают такое значение... Не говорит ли все это о буржуазной мелочности и непроходимой пошлости человека, делающего выбор?!

И в нашем случае, в современном контексте, не является ли Бояков орудием всемирной буржуазной глобализации? Ведь, как и при Леонтьеве, мы видим, как «Европа смешивается в действительности и упрощается в идеале». Правда, сегодняшние плоды европейского упрощения философа сильно бы удивили. Но заказчики одни и те же. Вы думаете, что Бояков старался для воронежцев, для жильцов соседнего с Мариинской гимназией дома? Кто главный его заказчик, он недвусмысленно сам объявил, представляя попечительский совет вуза. «Реальные люди, - написал он, - которые жертвуют реальные деньги, они такое делают не по указке, а по убеждениям! Они верят в нас. И я сделаю все, чтобы не облажаться перед воронежскими бизнесменами. Спасибо, Геннадий Чернушкин, Борис Нестеров, Анатолий Шмыгалев, Сергей Бородин! Особенно я горжусь тем, что в нашем попечительском совете появился москвич - Сергей Гордеев. Блестящий бизнесмен. Невероятный собеседник...» Напомню, что Гордеев - один из авторов и спонсоров с треском провалившейся так называемой пермской культурной революции, в которой кроме скандально известного Марата Гельмана принимал активное участие Эдуард Бояков. Он возглавил в 2009 году созданный им в Перми театр «Сцена-Молот», в постановках которого неискушенные зрители увиде-

ли открытую пропаганду нетрадиционных сексуальных отношений. Впрочем, все постановки Волкова строятся по одному шаблону. Всегда провокация и «точно просчитанная смесь быта, мата и одиночества». Кстати, когда Волков уже руководил театром «Практика» в Москве, один театральный журналист в интервью с ним поделился характерным наблюдением о зрителях театра. «Сюда приходят люди, - сказал он, - которых не встретишь ни в одном другом театре. Похоже, в театр они вообще не ходят». И если развивать мысль столичного журналиста, то выходит, что зрелище, которое предлагает Вояков, что-то вроде уличной драки, которая всегда привлекает внимание зевак. В театр Воякова идут не за катарсисом, а чтобы развеять буржуазную скуку. Как тут не вспомнить анекдот о местечковой свадьбе, на которую всегда, чтобы не умереть от скуки, приглашают забубенного русского Ваньку.

Но было бы опрометчиво помыслить культуртрегера Воякова лишь в роли шабесгоя, массовика-затейника для олигархов-нацменов. Все минувшие годы Эдуард Вояков действовал не столько по заказу олигархов, сколько от их имени и по поручению. Культурная оккупация под флагом постмодернизма имеет и мощную финансовую поддержку, и целую армию идейных исполнителей. «Моим проектам, - признался Вояков, - часто и много помогали разные люди. Мамут, Авен, Зимин, Казьмин, Чеглаков, Несис и многие другие. Я горжусь таковым, я знаю, что их поступки были искренними...»

Мамут, олигарх из списка журнала «Forbes», у которого оба родителя юристы, не случайно на первом месте. Напомним, что и звезда Воякова взошла на службе у одного из еврейских олигархов. В прошлом он не только глава управления PR и рекламы компании Михаила Ходорковского «Менатеп-Импекс», но и успешный бизнесмен, торговавший сырой нефтью. Вояков - не просто слуга у олигархов. Он и сам, воспринимающий «бизнес как часть духовной практики», соприроден им. Вспоминая лихие 90-е, Эдуард похвастался в журнале «Артх-роника»: «Продавать сырую нефть - вот что было дико по-ковбойски! Мы были самыми настоящими раздолбаями. Но мы сделали такое, так как нами двигала пассионарная энергия. Я говорю сейчас не только про себя. Я говорю обо всем своем поколении, о тех, кто первые кооперативы открывал. Мы все, включая Авена, Фридмана, Ходорковского, за-

работали на собственном горбу множество физических и кармических болезней, но мы все-таки тогда вытащили страну, развернули ее».

Как они ее развернули, мы теперь знаем. Не дай Бог, еще развернут! Кстати, Бояков до самого последнего времени сильно переживал за своего коллегу по бизнесу и при удобном случае все твердил, что «в России так все плохо» даже с детским театром «потому, что у нас в тюрьме сидит Ходорковский». Но вот друга Мишу выпустили. И он по примеру своих предшественников уехал в Европу готовить очередную революцию. А Эдуард, поступив на госслужбу, как заправский патриот, стал поругивать либералов и твердо стоять за «Крым наш».

Но с олигархической тусовкой связей никогда не терял. На первом месте, конечно, Мамут, который, по глубокому убеждению Боякова, настолько же умен и тонок, насколько и богат.

Прослеживая их связь, напрашивается вопрос. Не является ли Бояков нанятым олигархами идеологом-менеджером, который с помощью искусства призван был оправдать их существование и переформатировать постсоветское культурное пространство?

Удачно заработав приличные деньги на продаже нефти, Бояков перед самым дефолтом целиком ушел в продюсирование различных артпроектов. И многим поначалу казалось, что Бояков - свободный художник. Но вскоре проступило его настоящее обличье, смычка с олигархами стала очевидной. В 2009 году учредители театрального фестиваля «Новая драма» Эдуард Бояков и Михаил Угаров, известный драматург и режиссер, «из-за непримиримых противоречий» объявили о закрытии фестиваля. Михаил Угаров позже пояснил, что он выступал за «демократическое направление» развития фестиваля, за привлечение молодежной, студенческой аудитории. Другая сторона, то есть Бояков, настаивала на том, что «надо уходить в коммерческое, очень модное искусство, где играют звезды и продают очень дорогие билеты».

Будучи худруком «Практики», Бояков, упорно отрицая свое родство с гламуром, настаивал, что и в «русском гламуре есть острие». «Острие есть и среди форбсовского списка, - утверждал он. - Мамут, Абрамович, Фридман, Авен - почему они к нам идут? Потому что видят, что мы про завтра».

Мамут, «самый чувствительный и образованный из нынешних», всегда у Эдуарда на первом месте. Мамут «ищет, делает «Стрелку», издательства

покупает, советует друзьям». О «Стрелке» разговор впереди, но теперь становится ясно, что дело Ходорковского, в котором самое активное участие принимал Бояков, продолжил именно Мамут.

Напомним, что «Менатеп» выстраивалась как структура, которая, располагая большой степенью независимости от государства, одновременно имела самые серьезные рычаги влияния на него. Причем система была построена преимущественно через личностное влияние на госведомства. Многие высшие чиновники имели в «Менатепе» личные интересы. Чем и объяснялось то, что «Менатепу» до поры до времени в довольно сложных обстоятельствах удавалось выходить сухим из воды.

Ходорковский мечтал о «дивном новом мире», хотел создать «финансово-промышленную олигархию». С деятельным участием главного рекламщи-ка, Ходорковский намеревался сформировать некий клан из самых крупных своих клиентов, на счету которых не менее 5-10 млн долларов. Для них создали специальное управление, которое не только обслуживало счета, но и лоббировало их интересы в структурах власти. Еще немного, и государство стало бы плясать в руках такого клана, как кукла-марионетка на ниточках.

И если впоследствии творцы нового мира о своих планах не распространялись, такое не значит, что клан не создавался и что он не существует. Не исключено, что клан связан с масонством. Неслучайно ведь Дом офицеров Бояков хотел перекрасить в серый цвет. Оказывается, средневековая Европа считала его масонским - право носить серые одежды имели только посвященные в высшие степени тайной ложи.

А вот вам свежий пример клановой солидарности. Выпускницу Московского архитектурного института Тамару Мурадову, чтобы оправдать ее появление в Воронеже, официальная пресса назвала «известным архитектором». Хотя за ее плечами, по сути, один успешный значимый проект. Но именно она была призвана к реконструкции Дома офицеров, потому что Мурадова и Бояков - люди одного круга, птенцы гнезда Мамутова.

Мурадова - выпускница созданного на деньги Мамута Института медиа, дизайна и архитектуры «Стрелка». Он был основан в 2009 году «для изменения культурного ландшафта и физического облика российских городов». Его задачи вполне в духе заветов Ходорковского о новом мире: «развитие человеческого капитала, конструирование будущего,

новый формат общественного пространства». В условиях, когда государство финансировало культуру из рук вон плохо, все проекты тандема Мамут-Бояков успешно продвигались не только благодаря деньгам и знаковым фигурам (Смехов, Филиппенко, Дапкунайте), но и потому, что в них участвуют отпрыски Швыдкого, Хазанова, Гребенщикова, Захарова.

«Стрелка» - культовое «правильное место». Институт Мамута находится на Болотном острове, в непосредственной близости от Кремля. В довоенные годы там располагался Гребной клуб, занимавший стрелку острова. В 2004 году в бывших гаражах кондитерской фабрики «Красный Октябрь» был создан культурный центр «АРТ-Стрелка». Под одной крышей здесь находился десяток галерей, каждая из которых устраивала свои выставки. А потом стали «наводить порядок», и пришел инвестор Мамут. Повторилась история с «Новой драмой». В заметке «Финисаж Арт-Стрелки» Михаил Косолапов по случаю последнего в 2009 году коллективного вернисажа иронизировал: «Пустили холопов на пару лет порезвиться в заброшенные гаражи... И те возомнили о себе - назвались культурным центром. А того культурного центра Мамуту на один зубок. Медведь, а чижика съел. Вот теперь набегут ценциперы, архитекторы, дизайнеры и прочие арт-директоры и сделают, наконец, настоящий культурный центр. Будем туда от ближайшего религиозного центра через реку по мосту ходить и радоваться всем миром».

Бояков к тому времени сильно заматерел. Он открыто противопоставляет себя столичному театральному сообществу, заявляя: «Чтобы получить театр в Москве, нужно быть или бездарным, или семидесятилетним». По Москве ходили слухи, что он может возглавить департамент культуры мэрии. Бояков открывает «Политеатр» - новую площадку в Политехническом музее, но думает не о зрителях. Новатор, новый Дягилев пышет ненавистью к коллегам: «Самое страшное, что для упырей в старых театрах может произойти, - наш успех. И не только в театрах».

И тут не просто противостояние старого и нового. А война культур. Война национальной культуры с глобальной коалицией всеобщих ценностей. Суть ее довольно внятно изложил в своих после-

дних интервью преемник Боякова - нынешний худрук «Практики», новомодный драматург Иван Вы-рыпаев. По его мнению, в стране «произошел раскол на большинство и меньшинство, и меньшинство оказалось самым активным, самым прогрессивным и самым думающим». Суть раскола -противостояние традиционализма и постмодернизма, которое есть не только в России: «Традиционализм - желание придерживаться хоть чего-то стабильного. Отсутствие духовной оси внутри человека заставляет цепляться за внешние атрибуты. Такую опору и выбивает постмодернизм: отношение к родине, религии, семье, сексу. Традиционалисты сражаются за святость указанных вещей, а постмодернисты настаивают на том, что единой реальности не существует, и у каждого она может быть своя»; «Проблема заключается в противодействии энергий постмодернизма, который хочет развалить старые ценности, и консерватизма, который себя сдерживает. Однако развал неизбежен, поскольку является частью общего процесса. Постмодернизм действительно с водой выплескивает и ребенка, но мы неизбежно должны пройти через такое».

Как говорится, откровеннее некуда. Мало того, прогрессивное меньшинство имеет непомерные амбиции. Вырыпаев всерьез считает, что Бояков («довольно лояльный по отношению к власти человек и одновременно лучший продюсер в России») может занять место министра культуры и «работать эффективно».

Но, увы, как верно заметил либеральный воронежский журналист, в «условиях обострения консерватизма на самом высоком уровне невозможны те реформы, которые планировал Эдуард». Мало кто заметил, что по итогам электронного голосования за новый состав общественного совета при департаменте культуры за Боякова подано всего десять голосов! А занявший первое место заслуженный художник России Евгений Щеглов получил 1249 голосов. Такое впечатление, что Боякова сдали как раз свои. Те, кто его пригласил в Воронеж и горячо поддерживал. И результат голосования -черная метка, смысл которой Эдуард понял правильно и попросил отставки. Консервативность Воронежа Бояков явно недооценил. Пора ему возвращаться под крыло к Мамуту.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.