CC BY
109
УДК 81'42; 81'373.48
ПУБЛИЦИСТИЧЕСКИЙ АРСЕНАЛ СОВРЕМЕННЫХ ОБЩЕСТВЕННЫХ ДВИЖЕНИЙ (гражданская война на Украине в российских СМИ) С. Г. Шулежкова, Н. В. Позднякова
PUBLICISTIC REPERTOIRE OF CONTEMPORARY SOCIAL MOVEMENTS (civil war in Ukraine in Russian mass media) S. G. Shulezhkova, N. V. Pozdnyakova
Работа выполнена при поддержке Гранта РГНФ «Публицистический арсенал общественных движений в России и Германии. Вербальные средства преодоления конфликтов и достижения толерантности» (2015, № 15-24-06001а(м)).
Гражданская война на Украине способствовала выработке в русских СМИ арсенала публицистических средств, которые отражают новые реалии, вызванные оранжевой революцией в некогда дружественной нам стране; кратко формулируют этические, социальные и гражданские требования противоборствующих общественных движений; характеризуют изменившуюся расстановку сил на международной арене. Цель исследования - анализ речевых стратегий и тактик, применяемых лидерами массовых общественных движений и вдохновителями информационной войны в условиях превращения политического противостояния в вооружённый конфликт. В статье оценивается роль информационных технологий в разжигании межнациональной розни; выявляются основные источники пополнения русского публицистического арсенала, «вербализующего» украинскую тему. Авторы акцентируют внимание читателя на том, что российские газетчики, радио- и тележурналисты в своих публицистических статьях, очерках, репортажах заимствуют множество языковых единиц, возникших на Украине в русскоязычной среде. Создавая неологизмы на базе давно усвоенных иноязычных лексем и исконно русских слов, представители прессы параллельно широко используют и украинский лексический фонд. При этом новая семантика обычно формируется за счёт приёмов метафоризации и метонимии. Так возникли уничижительные взаимные наименования участников вооружённых столкновений и воинских подразделений; названия боевых операций и видов оружия; клички политических лидеров и псевдонимы командиров. Особое внимание авторы уделяют суггестивной силе специфического разряда публицистических средств - лозунгов и призывов, а также визуальной символики противоборствующих сторон. Полученные результаты позволили выявить специфические признаки языковых средств, ведущих к обострению социально-политических конфликтов, а также определить принципы структурирования публицистического арсенала, способствующего мирному разрешению назревших проблем.
Civil war in Ukraine called forth the appearance of new means in the repertoire of publicistic means in Russian mass media. These means present new realia brought about by the "orange revolution" in the country that used to be friendly towards Russia once. These means maintain ethical, social and civic propositions of conflicting social movements. They characterize new positioning of forces on the world arena. The object of the research is to analyze speech strategies and tactics used by the leaders of mass social movements and instigators of information war in conditions of turning political opposition into the outbreak of hostility. The paper evaluates the role of the mass media technology in stirring an international conflict to action; it determines main replenishment sources which "verbalize" discussion devoted to Ukraine in publicistic repertoire of Russian mass media. The authors focus on the fact that Russian journalists in their sketches, editorials and reports use a lot of linguistic elements borrowed from the Russian-speaking community in Ukraine. While creating new words and word combinations employing well-known foreign and native lexical units, journalists actively use words from the Ukrainian language. New meanings are usually formed through metaphor and metonymy. Derogatory names appear for realia on both sides of the armed conflict: e.g., names and nicknames of armed conflict participants: military leaders, political figures; military units, operations, weapons. The authors draw attention to the suggestive force of specific publicistic means: slogans, rallying cries and symbolic representations of conflicting groups. The research resulted in identification of specific usage of linguistic units that lead to escalation of the social and political conflict, and description of the linguistic means contributing to the peaceful resolution of the conflict.
Ключевые слова: СМИ, гражданская война, лозунги, речевые стратегии, публицистика.
Keywords: mass media, civil war, slogans, speech strategy, journalism.
Киевский майдан, присоединение Крыма и гражданская война на Украине - самые обсуждаемые темы российских СМИ последнего времени. Российский журналист С. Пономарёв, проехав от Одессы до Киева и Харькова, рассказал на страницах «Комсомольской правды», «как живёт единоУкраина, ненавидящая жителей Донбасса, придумывающая собственную мифическую историю и культуру и откровенно желающая всяческих бед и напастей для России» [14, с. 9]. А. Коц и Дм. Стешин обращают особое внимание на сердцевину менталитета жителей западной и центральной
части Украины, поддержавших оранжевую революцию и подчинившихся киевской власти, которая пришла на смену режиму президента В. Януковича: страстное желание присоединиться к Евросоюзу и вступить в НАТО связано с русофобией. «Закваска у "антикоррупционной" борьбы украинского народа в целом русофобская - они ведут себя так, словно все их проблемы им завезли из России» [8]. Характеризуя публицистический арсенал современных общественных движений, отражённый в современных российских СМИ, нельзя не учитывать этого важнейшего обстоятельства,
ибо оно во многом предопределяет не только содержательную составляющую политического дискурса, но и сказывается на источниках вербального оформления важнейших категорий, концептов и понятий, которыми оперируют лидеры и участники интересующего нас гражданского противостояния.
Практически все противоречия между враждующими сторонами на Украине имеют ценностную, аксиологическую окраску. Киевская политическая и государственная элита, пытаясь увлечь за собой народные массы, обращается к важнейшим для каждого человека ценностям: родине, свободе, справедливости, национальному достоинству, героическому прошлому и пр. Эти ценности несколько столетий были общими для большинства народов, населяющих современную незалежную Украйну и Российскую Федерацию. Между тем программа преобразований, намеченная победителями майдана, ориентирована на Запад, на отказ от веками оберегавшихся ценностей, которые современная Россия, вопреки процессам глобализации, пытается сохранить. В этих условиях именно Россия стала обладать «магнетической притягательностью» для русских, оказавшихся после развала СССР вне пределов исторической родины. А. В. Сергеева, автор многократно издававшейся книги «Русские: стереотипы поведения, ментальность» [18], в 2015 г. написавшая её продолжение «Как мы изменились за 20 лет?», объясняет этот феномен притягательности: «Притягивает загадка России: каждые 20 лет она неузнаваемо меняется. И в то же время уже 400 лет она - равна самой себе, в ней всё остаётся по-прежнему. Ибо все её несовершенства, как и обаятельные стороны, уходят корнями в прошлое, повторяя матрицу событий и человеческих моделей поведения, сложившихся давным-давно» [17, с. 4].
Цементирующим фактором русской ментальности является русский язык. «Русский - это даже не столько название национальности, сколько обозначение общих черт характера, мировоззрения разных народов, проживающих в России. Русский - это тот, для кого русский язык является родным, кто думает по-русски, кто отождествляет себя с русской культурой, кто любит Россию» [17, с. 9 -10]. А потому русский язык оказался главным объектом преследования киевских властей. И это задело самые дорогие чувства множества граждан охваченной оранжевой революцией страны.
Скрывая истинные цели захвата власти, правящая верхушка Украины использует информационные технологии, основанные на манипуляции общественным сознанием через языковую систему. «Природа манипуляции состоит в наличии воздействия - наряду с посылаемым открыто сообщением, манипулятор посылает адресату "закодированный" сигнал, надеясь, что этот сигнал разбудит в сознании адресата образы, которые нужны манипулятору. Это скрытое воздействие опирается на "неясное знание", которым обладает адресат, на его способность создавать в своём сознании образы, влияющие на его чувства, мнения и поведение. Искусство манипуляции состоит в том, чтобы пустить процесс воображения по нужному руслу, но так, чтобы человек не заметил скрытого воздействия», - очень точно характеризует это явление С. Г. Кара-Мурза в своей знаменитой книге «Манипуляция сознанием» [6, с. 99]. Манипулируя словом, самым могучим средством воздействия, подкрепляя вербальные средства об-
щения визуальными, цветовыми образами, СМИ, выполняющие волю своих заказчиков, способны поколебать устоявшиеся ценности у вполне добропорядочных граждан. И тогда массы протестующих могут превратиться в легко управляемую толпу, чья ярость обрушивается на инакомыслящих, на тех, кого правящая верхушка намерена убрать с политической арены.
Информационная война на Украине началась не в 2014 г., не с момента последнего майдана. Более 20 лет после развала СССР в сознание украинцев под видом антисоветизма и антикоммунизма внедрялся антирусский стереотип с целью вытравить из этнической памяти причастность к славянскому братству, к общности исторической судьбы русского и украинского народов. Стереотипы создавались на базе метафор, которые часто оказываются «фатальной неизбежностью, единственным способом не только выражения мысли, но и самого мышления» [1, с. 11]. «Поэтически выраженная мысль всегда играла огромную роль в соединении людей и программировании их поведения, становясь поистине материальной силой. Метафоры, включая ассоциативное мышление, дают огромную экономию интеллектуальных усилий. Именно здесь-то и скрыта ловушка, которую ставят манипуляторы сознанием» [6, с. 126]. В итоге в центре идеологической борьбы оказались антиподы - Жертва и Злодей; Жертва - это Украина, родина (р1дна мати, ненька, незалежна Украй-на), а Злодей - это Россия (северный сосед, агрессор, первородное зло, злочинная Россия, Угромонгольская Московия, Ватостан, Рашка проклятая, Кацапия). А война, развязанная преступным правительством против собственного народа, в украинских ангажированных СМИ уже предстаёт как борьба с Россией. «Так и было на первом майдане. Так повторилось и на втором, - с горечью говорит писатель П. Беседин. - Сбрось диктатора, уничтожь банду! Сбросили. Но сытости не случилось, а свобода закудрявилась колючей проволокой. И Украина, наспех сшитая коммунистическими портными, разошлась по швам. Ушли на сторону 5 млн человек. Откололись 3 области. Кто виноват? Надо бы отыскать мерзавца. Но о себе разве скажешь дурно? Тогда в первородное зло быстренько превратили «северного соседа» - Россию. Зло, которое нужно уничтожить в каждом. При таком раскладе Киев мог не переживать за собственные действия» [3, с. 8].
Информационная война выплеснулась на улицы, площади Киева и других больших городов, где лозунги и девизы противоборствующих сторон звучали через микрофоны, пестрели на плакатах и транспарантах, украшали стены общественных зданий. Самый удивительный результат манипуляционной пропаганды, предшествовавшей киевскому майдану, - преобладание не антикоррупционных, а антироссийских лозунгов. Достаточно вспомнить впечатляющие телесюжеты осени 2014 г., где подпрыгивающие на майдане неза-лежности юнцы в камуфляжах, с балаклавами на головах истерично кричат: «Хто не скаче, той москаль!». К этому же времени относится рождение лозунгов «Мос-каляку на гиляку!» и «Москаляку на ножи!» (букв. Русского - на виселицу! и Русского - на ножи!). Публицистический антироссийский арсенал обогащается. Журналисты «Комсомольской правды» зафиксировали на Украине девизы «Нет - России! Да - Америке!»; «Москаль - це раб!» (КП, 22.05.2015); «Россия - агрес-
сор!» (КП, 09.12.2014); «Геть, москали!» (букв. Вон, русские!) (КП, 19.06.2015). В ненависти к России не отстают многочисленные украинские церкви. Дело дошло до того, что заклинание («Поможи в боротьбе з ворогом москальским!»), обращённое к Господу, включается в молитвы, произносимые во время богослужения (КП, 10.06.2015). И всё это нагнетается за счёт провокационных сообщений в украинских газетах и на телевидении, подобных тем, что появились на пике майданных событий 2014 г.: «На майдане работает русский спецназ!; Завтра российские войска войдут в Киев и расстреляют майдан!» и др. (КП, 22.04.2015). В условиях зыбкого перемирия на юго-востоке украинские власти не забывают о борьбе с пророссийскими настроениями. В городах незалежной появились большие рекламные щиты, призывающие граждан доносить на бытовых сепаратистов в Совет безопасности Украины (СБУ). В качестве признаков бытового сепаратизма среди прочих указываются: «ждёт прихода русского мира»; «предлагает сдаться России» (КП, 10.04.2015).
Помимо антироссийских лозунгов, публицистический арсенал Украины содержит и вербальные, и визуальные средства, призванные объединить её граждан под жёлто-голубыми знамёнами на пути к новой жизни. Манипуляторы сознанием очень постарались над тем, чтобы у украинцев присущая им испокон веков толерантность, осознание единства восточнославянского мира были подменены представлением об избранности украинского этноса, его исключительности. Евангельская идея равенства всех людей перед Господом (вспомним слова Христа о том, что для него нет ни эллина, ни иудея) виртуозно подменена идеей национального единства, основанного на расовой ненависти по отношению к братскому народу. Так были созданы условия для процветания национал-социалистического движения, оказывающего существенное влияние на внутреннюю и внешнюю политику современной Украины. Вот почему участники оранжевой революции взяли на вооружение лозунг фашистских пособников -бандеровцев и подразделений Украинской повстанческой армии (УПА), во время Великой Отечественной войны сражавшихся на стороне Гитлера («Слава героям! Украине слава!»), а также аналог девиза Третьего Рейха «Украйна понад усе!» (букв. «Украина превыше всего!»; ср. «Deutschland über alles!» - «Германия превыше всего!»). Прочие украинские лозунги в условиях развала страны и то затухающей, то разгорающейся гражданской войны провозглашают возрождение Украины, подчёркивают её самодостаточность, единство и независимость, призывают на борьбу с врагом-агрессором, то есть с Россией: «Ще не вмерла Украйна!» (КП, 27.05.2015); «Хай живе втьна Украйна!» (КП, 22.05.2015); «Одна Украина - один народ!» (КП, 19.06.2015);» Единый народ, единая нация, единая страна!» (КП, 20.05.2015); «Нехай зникнуть вороги! Забудь отца, забудь и матку - спеши повинность поправлять!» (КП, 22.05.20015); «Дайте нам грошей, щоб мы могли москалей вбивати!» (КП 27.05.2015) и др.
В качестве визуальных символов на Украине можно увидеть, наряду с государственным гербом-трезубцем, фашистскую свастику, наряду с жовто-блакитным государственным флагом - чёрно-красные
флажки националистической экстремистской организации «Правый сектор». Впечатляющую зарисовку попавшей в беду страны даёт С. Пономарёв: «От 23 годов незалежной неньки не осталось ничего. Кроме разбитых дорог, запустения и разрухи, в том числе в головах. Зато в каждой деревне над сельсоветом непременно два флага - государственный и «Правого сектора» <.. .> И ещё - памятник Бандере на улице его же имени. Над торпедой автобуса гордо реют точно такие же жовто-блакитный и чёрно-красный флажки. Водила разговаривает с напарником: "Россияньска мова дюже погана. Гавкають, як собаки!!!". И рассуждения, что русские вовсе и не славяне. Напарник поддакивает: «Варяги. Ну, кочевники...» [11, с. 9]. В другой своей публикации тот же журналист резюмирует: «Национализм приобрёл глубинный и, так сказать, бытовой характер даже в сугубо коммерческой сфере съёмного суточного жилья <. > Свободные квартиры при пометке в заявке, что их собирается арендовать гражданин Российской Федерации, мгновенно становятся "занятыми"» [12, с. 11].
Каждый, так или иначе соприкасающийся с политическим дискурсом современной Украины, отмечает его агрессивность, националистический настрой, обилие военной лексики, появление массы экспрессивно окрашенных неологизмов, отражающих ход и последствия оранжевой революции, называющих его участников, формы противоборства. Исследователю-лингвисту бросается в глаза горькая историческая аналогия: информационная война, фактически подготовившая гражданскую войну на Украине, ведётся по тем же «лекалам», которые использовались пропагандистами фашистской Германии на оккупированных советских территориях. В 1942 г. политическое руководство нацистской Германии, уделявшее «большое внимание языку как инструменту социального управления», ввело на захваченных землях немецкий язык как обязательную знаковую систему в целях германизации. «В этом контексте насаждение немецкого языка и постепенное вытеснение языка оккупированных территорий было одной из важных задач.» [4, с. 66]. И Украина сразу после победы майдана была объявлена унитарным государством, а в качестве обязательной знаковой системы был определён украинский язык. Языки нацменьшинств, в том числе и русского, второго по распространённости языка Украины, оказались вне закона. Следующим шагом немецких оккупационных властей в начале 1940-х гг. было переименование улиц и населённых пунктов [4, с. 67] с целью вытравить из народной памяти всё, что связывало население с советским и российским прошлым. Именно этот опыт нацистов с азартом внедряется сегодня киевскими властями. Как и гитлеровцы, нынешние руководители Украины, подключив все подвластные им СМИ, спекулятивно используют святые для этноса слова свобода, освобождение, имея в виду освобождение от социалистической морали и социалистических идей в целом, предлагая собственную трактовку исторического прошлого Украины и последовательно уничтожая следы русского влияния.
Гражданская война на Украине породила массу неологизмов, моментально освоенных российскими СМИ и частично уже описанных с точки зрения способов их образования (см., напр., работу Е. А. Ждановой и
Л. В. Рацибурской). Назовём здесь лишь некоторые языковые единицы, наиболее прочно вошедшие в публицистический арсенал российских СМИ под влиянием украинского политического дискурса:
1) полуофициальные, доброжелательные и откровенно уничижительные наименования частей Украины, находящихся в состоянии вооружённого конфликта: а) с одной стороны - официальный Киев, Незалежная Украина, батьювщина, ненька, с другой - Бандерлого-во, Укропия, Усраина; б) с одной стороны - Восток Украины, Юго-Восток, Новороссия, самопровозглашённые республики, Донецкая народная республика (ДНР), Луганская народная республика (ЛНР), с другой
- Даунбасс, Луганда и др. См., напр.: Год назад премьер Донецкой народной республики и глава Луганской народной республики подписали документ о создании государства Новороссия. А на днях ряд политологов и изданий объявили, что «проект Новороссия» закрыт. Правда ли это? [3, с. 8];
2) официальные, сочувственные и оскорбительные названия рядовых участников политического и вооружённого противостояния: а) с одной стороны - украинские силы, солдаты (регулярной Украинской армии), (украинские) силовики, нацгвардейцы, корректировщики, с другой - правосеки, эсбэушники, бандеровцы, каратели, торнадовцы (бойцы карательного батальона спецназначения «Торнадо»), укропы, укры, майданщики, майдауны, нацисты, евробандерасы; б) с одной стороны - ополченцы, дээнэровцы, стрелковцы, берку-товцы (бойцы распущенного Верховной Радой после антиконституционного переворота элитного подразделения «домайданной» Украины «Беркут», перешедшие на сторону восставшего Юго-Востока), спартанцы (ополченцы подразделения «Спарта»), сепаратисты, сепары, террористы, бандиты, колорады и пр. См., напр.: Одного понять не могу: что же там себе о нас вообразили, если устраивают этот демонстративный и бессмысленный кошмар на границе? Да будь я «сепа-ром», «террористом» и «колорадом», неужто повёз бы оружие, взрывчатку, амуницию и запрещённую литературу в обычном вагоне пассажирского поезда? [15, с. 9];
3) коллективные прозвища, адресованные российским гражданам: клятые (коварные) москали, угромон-голы, вороги москальские, диверсанты ГРУ, российские шпионы, азиаты, ватники, злочинны кацапы, заклятые враги, русня и пр. См., напр.: Прямо у ног памятника (Т. Шевченко. - С. Ш.) собрались настоящие знатоки украинской поэзии - несколько активистов «Правого сектора» <...> Громко читают «Заповит». А ещё клеймят кляту российскую империю, которая уж как «притесняла» Кобзаря. Ух, злочинны кацапы! <...> Это ёмкое словечко (пыхатость - С. Ш.) означает громкое, ничем не оправданное выпячивание себя, подчёркивание своей исключительности. Ну как же, мы великие украинцы - истинные эуропейцы, а вот вы
- москали, азиаты, угра необразованная и вообще ватники! [13, с. 13];
4) иронические именования персонажей, так или иначе проявивших себя в условиях украинского политического кризиса: оранжевая принцесса (Юлия Тимошенко, глава партии «Батьювщина», вдохновительница оранжевой революции, бывший премьер Украины); одессит Мишико и Мишка-подкидыш (Михаил
Саакашвили, бывший президент Грузии, с 2015 г. губернатор Одесской области); шоколадный король (Пётр Порошенко, олигарх, наряду с прочими объектами собственности, владелец кондитерской фабрики в России, президент Украины с 2014 г.) и др. См., напр.: Чтобы понравиться одесситам, Саакашвили активно с ними фотографируется. А те всё равно называют его Мишка-подкидыш <...> Впрочем, одесситы, как пел ещё Буба Касторский, «не могут иначе» и уж если наградят кого прозвищем, так оно прилипнет к этому человеку до смерти. Как и произошло с Саакашвили. В целом Одесса хохочет до сих пор. Он нам ещё дорого обойдётся, я уверен, но пока называют его Мишка-подкидыш [16, с. 7];
5) обозначения акций, характерных для Украины, находящейся в состоянии политического кризиса: ев-ромайдан, постмайдан, одесская Хатынь, АТО - Антитеррористическая операция (эвфемическое название карательной операции, направленной против жителей Донбасса и Луганщины, не желающих подчиняться антидемократическим порядкам майданных властей), дебальцевский котёл, люстрация, зачистка/очистка, обмен пленными и др. См., напр.: Для Саакашвили «одесская Хатынь» - всего лишь экзамен, который одесситы, по его мнению, успешно сдали [16, с. 7]; Островок старорусского мира чудом выжил в дебаль-цевском котле [7, с. 11]; Пресловутой АТО уже больше года, в Донбассе продолжают гибнуть люди, а общее число жертв, как заявила немецкая разведка, превысило 50тысяч... [10, с. 6] и т. д.
Анализ публицистического арсенала российских СМИ, отражающих события, связанные с гражданской войной на Украине, которая была спровоцирована победителями оранжевой революции, свидетельствует о том, что на Украине сформировался тоталитарный дискурс. Наряду с манипуляцией сознанием масс для тоталитарного дискурса, по словам А. П. Чудинова, характерны «централизация пропагандистской деятельности, претензии на абсолютную истину, идеологизация всех сторон жизни, лозунговость и пристрастие к заклинаниям», «пропагандистский триумфа-лизм, резкая дифференциация своих и чужих» [20, с. 12 - 13]. Российские журналисты активно используют языковые средства, рождённые в рядах участников противостояния на Украине. Разоблачая националистическую сущность и сомнительное происхождение провозглашаемых киевской властью лозунгов и призывов, всевозможных антирусских «страшилок», они трансформируют возникшие на Украине языковые средства, иронизируя над их сущностью, и инкрустируют свои материалы украинизмами. Когда Киев объявил об очередной мобилизации, многие из тех, кто открыто упражнялся в охаивании всего русского, стали искать убежища в России. По этому поводу «Комсомольская правда» в рубрике «Картина дня: вокруг незалежной» опубликовала заметки Дм. Стешина «Процесс пошёл: майдан бежит к нам». В подглавке «Доскакались» с намёком на популярную кричалку «Хто не скаче, той москаль» автор пишет: «Ровно год назад скачущих на майдане украинцев, особенно представителей культурных профессий, предупреждали умные люди: "Вы никому не нужны, кроме "русского мира", одумайтесь, что вы творите? Вам некуда больше бежать!" В ответ раздавалось лишь хамское гугуканье,
иногда на псевдомове - чтобы было обиднее, но с обязательным вкраплением «монголо-кацапского мата» <.> И знаете, побежали, как они сами кричали, в "Ка-цапию", в "Ватостан", в "Рашку проклятую, бездуховную"» [19, с. 3]. Дм. Стешин упоминает в этой главке Елену Значкову, которая год назад ходила по майдану с плакатом «Я девочка! Я не хочу в Т(аможенный) С(оюз)! Я хочу кружевные трусш 1 ЕС!», а сейчас ищет работу на актёрской бирже в России; некоего бандеролюбивого одесского ресторатора, который «культурно постирал все свои "антиватные посты в соцсетях и издал в Москве книжку о "вкусной и здоровой"». В подглавке «Спешно подтёр» фигурирует тележурналист Даниил Грачёв, которому как уроженцу Донбасса, а значит - скрытому сепаратисту, грозил призыв в украинскую армию «для перевоспитания и в рамках зачистки от "колорадов"»: «В общем, понял Даниил, что если не сбежит, никто по нему в родимой неньке плакать не будет. И побежал тогда Даниил в чём был прямо в "угромонгольскую Московию", в логово врага <.> новоиспечённый москаль пытался стереть из соцсетей свои самые выпуклые антироссийские пассажи. Убирал и не успевал» [19, с. 3].
Националистическая и антироссийская направленность пропагандистских средств, пренебрежение инте-
ресами собственных граждан ведут к расколу общества, а не к мирному разрешению конфликта на Украине и не способствуют её процветанию.
Таким образом, российские СМИ последних лет активно используют публицистический арсенал современных общественных движений Украины, Языковые средства свидетельствуют о том, что у информационной войны, которая ведётся в условиях острого вооружённого противостояния, выработалась русофобская стратегия. Реализуя эту стратегическую установку, лидеры майдана используют речевые тактики, опробованные в странах, переживших цветные революции. Их цель - манипуляция сознанием масс, создание стереотипов, искажающих сущность традиционных ценностей, превращающих возмущённые коррупцией и нищетой массы в легко управляемую толпу. Неологизмы, описывающие майданные события и АТО, возникают на базе лексем, связанных с героическим прошлым, с Великой Отечественной войной, с этническими традициями. Их специфическая черта - яркая экспрессивность, жёсткое противопоставление своего и чужого, доходящее до оскорбления национального достоинства противника.
Литература
1. Арутюнова Н. Д. Метафора и дискурс // Теория метафоры. М.: Прогресс, 1990. С. 5 - 32.
2. Беседин П. Реплика в тему: Боролись за свободу, а вернули 37-й год // КП, 10.04.2015. С. 8.
3. Гришин А. Новороссию не закрыть никаким распоряжением // КП, 29.05.2015.
4. Дацишина М. В. Язык как инструмент власти: немецкий язык для временно оккупированных территорий. 1941 - 1944 гг. // Вопросы языкознания. 2012. № 1. С. 66 - 87.
5. Жданова Е. А., Рацибурская Л. В. Медийные новообразования как средство отражения современной украинской действительности // Филология и культура: науч. журнал. Казань: Казанский (Приволжский) федеральный ун-т, 2015. № 2(40). С. 46 - 52.
6. Кара-Мурза С. Г. Манипуляция сознанием. М.: Эксмо, 2004. 832 с.
7. Коц А., Стешин Д. Островок старорусского мира чудом выжил в дебальцевском котле // КП, 15.05.2015.
8. Коц, А., Стешин Д. Русофобство - не болезнь, а часть украинского кровотока: интервью З. Прилепина // КП. 22.04.2015.
9. Майданова Л. М., Соломатов С. И., Федотовских Т. Г., Чудинов А. П. Слово и ключевые смыслы в современных медиа-текстах. Екатеринбург: Уральский гос. ун-т им. А. М. Горького, 2004. 231 с.
10. Овчинников А. Итоги первого года президентства Петра Порошенко: бизнес не продал, войну не закончил, в Европу не вступил // КП. 03-10.06.2015.
11. Пономарёв С. Дикие вечера на хуторе близ Диканьки // КП. 02.06.2015.
12. Пономарёв С. Квартирный апартеид: Геть, москали! // КП. 05.06.2015.
13. Пономарёв С. Мода на мову - появилась и быстро схлынула // КП. 08.04.2015.
14. Пономарев С. Настоящих буйных много. // КП. 10.04.2015.
15. Пономарёв С. Скорей домой! Маненько ты притомила, ненька! // КП. 15.04.2015.
16. Саакашвили оправдал «одесскую Хатынь»: заметки нестороннего // КП. 05.06.2015.
17. Сергеева А. В. Как мы изменились за 20 лет? М.: Флинта: Наука, 2015. 432 с.
18. Сергеева А. В. Русские: стереотипы поведения, традиции, ментальность. 8-е изд. М.: Флинта: Наука, 2012. 320 с.
19. Стешин Дм. Процесс пошёл: майдан бежит к нам // КП. 01.04.2015.
20. Чудинов А. П. Политическая лингвистика. 2-е изд., испр. М.: Флинта: Наука, 2007. 256 с.
Информация об авторах:
Шулежкова Светлана Григорьевна - доктор филологических наук, профессор кафедры русского языка и общего языкознания Магнитогорского государственного технического университета им. Г. И. Носова, shulezkova@gmail.com.
Svetlana G. Shulezhkova - Doctor of Philology, Professor at the Department of Russian language and General Linguistics, Nosov Magnitogorsk State Technical University.
Позднякова Наталья Викторовна - кандидат филологических наук, старший научный сотрудник Научно-исследовательской словарной лаборатории Инновационно-технологического центра Магнитогорского государственного технического университета им. Г. И. Носова, merkulovanv@bk.ru.
Natalia V. Pozdnyakova - Candidate of Philology, senior staff scientist of the Research Linguistic Laboratory of the Innovation Technological Centre, Nosov Magnitogorsk State Technical University.
Статья поступила в редколлегию 18.09.2015 г.
УДК 81'25
РОЛЬ ВЕРБАЛЬНОГО И ВНУТРЕННЕГО КОНТЕКСТА В ПЕРЕВОДЕ
А. А. Яковлев
THE ROLE OF VERBAL AND INTERIOR CONTEXT IN TRANSLATION
A. A. Yakovlev
В статье описывается эксперимент, нацеленный на выявление влияния вербального и внутреннего контекста (образа мира) на выбор способа перевода текста с английского языка на русский. Методика эксперимента заключалась в том, что одной группе испытуемых было предложено перевести пять вырванных из контекста предложений, второй группе - те же предложения, но с указанием стиля или тематики текстов, из которых они взяты, третьей - небольшие отрывки, содержащие данные предложения. Таким образом, испытуемые первой группы должны переводить, основываясь только на внутреннем контексте, втора группа - основываясь на широком контексте, третья - на узком вербальном контексте. Результаты эксперимента в целом подтверждают выдвинутую гипотезу о том, что разные виды контекста влияют на осуществление перевода системно, но внутренний контекст играет интегрирующую, управляющую роль в этой системе.
The paper discusses the experiment aimed at revealing the influence of the verbal context and the translator's worldview (interior context) on the translation tactics from English into Russian. The methodology of the experiment was that three groups had to translate five sentences: the first group of testees translated separate sentences, the second one translated the same sentences with some indication of the style and the topic of text that the sentence was taken from, and the third group translated passages which included the sentences. Therefore, the translation was based on different kinds of context: on the inner context only, on the exterior non-verbal context, and on the verbal context. The confirmed experiment hypothesis was that different types on context play different roles in the whole system of translation and the integrative role belongs to the translator's worldview (interior context).
Ключевые слова: перевод, картина мира, внутренний контекст, психолингвистический эксперимент.
Keywords: translation, worldview, interior context, psycholinguistic experiment.
Как при восприятии, так и при порождении речи для субъекта речевой деятельности не существует отдельно взятого слова, оно включено во множество связей и отношений, оно неизбежно актуализирует ту или иную ситуацию, представление об объекте, о самом субъекте и т. п. Возникают смыслы, являющиеся не простой совокупностью слов, а чем-то абсолютно другим и новым - системой образов и представлений о «внешнем» мире, которая является не только продуктом, но и средством восприятия действительности. Такую систему образов, реализующих себя посредством языка, и имеют в виду, говоря о языковым сознании и внутреннем контексте.
С точки зрения языкового сознания, любое высказывание говорящего рассматривается как отображение мысли (её речевая форма), образа, построенного в сознании говорящего и воплощённого в речи. Воспринимая речевое сообщение, человек декодирует знаки языка и строит собственную мысль, образ содержания текста, ментальную проекцию в своём сознании, образе мира [2; 4, с. 394 - 481; 6, с. 106].
Если применить эти предпосылки к изучению перевода, то из них следует, что в переводе как виде речевой деятельности существенную роль играет внутренний контекст, через который проходит восприятие текста оригинала и порождение текста перевода, и ко-
торый накладывает отпечаток на средства и способы перевода. Возникает тогда вопрос о роли внутреннего контекста в осуществлении перевода и его взаимодействии с другими видами контекста.
Следует отметить, что в последнее время в перево-доведении всё чаще используются экспериментальные процедуры (см., например, [1]), что обусловлено логикой развития этой науки [3; 5].
В основе проведённого нами эксперимента лежала следующая гипотеза: разные виды контекста влияют на осуществление перевода системно, роль каждого из них в системе особенна, но внутренний контекст, языковое сознание, в конечном счёте образ мира субъекта переводной деятельности играет интегрирующую, управляющую роль в этой системе.
Эксперимент заключался в том, что трём группам испытуемых было предложено перевести отдельные предложения или отрывки из текстов разных стилей, а именно: научного, публицистического и художественного. В первом случае предложения были предложены для перевода без контекста и без указания ситуации. Во втором случае предложения были даны с описанием ситуации (под ситуацией понимается указание стиля и/или темы текста, откуда был взят отрывок). В третьем случае испытуемым был предложен небольшой отрывок. Испытуемыми (далее - Ии) являлись студенты
