CC BY
64© ФГБУ «НМИЦПН им. В.П. Сербского» Минздрава России, 2019
УДК 2-45.009 343.148.33
DOI: 10.24411/1560-957X-2019-11933
Для корреспонденции
Русаковская Ольга Алексеевна - кандидат медицинских наук, старший научный сотрудник отдела судебно-психиатрической экспертизы в гражданском процессе ФГБУ «Национальный медицинский исследовательский центр психиатрии и наркологии им. В.П. Сербского» Минздрава России Адрес: 119034, г. Москва, Кропоткинский пер., д. 23 Телефон: +7 (495) 203-94-15 E-mail: rusakovskaya.o@serbsky.ru
О.А. Русаковская1, 2, М.В. Новикова-Грунд3, С.Б. Андрианова3
Психосемиотический подход к оценке родительского отношения
Результаты оригинального исследования
1 ФГБУ «Национальный медицинский исследовательский центр психиатрии и наркологии им. В.П. Сербского» Минздрава России, Москва, Россия
2 ФГБОУ ВО «Московский государственный психолого-педагогический университет» Минобрнауки России, Москва, Россия
3 ОЧУ ВО «Московская международная академия», Москва, Россия
В оригинальном исследовании описательного типа с целью оценки отношения родителей к детям - ключевой категории в судебных экспертизах по спорам о воспитании - использован психосемиотический подход при анализе письменных и устных текстов лиц, которые проходили судебно-психиатрическую экспертизу по делам, связанным с защитой интересов детей. Проанализированы такие формальные параметры, как сюжетные характеристики текстов, система персонажей, наличие внутренних предикатов, относящихся к ребёнку. Обсуждена возможность применения метода для верификации имплицитных знаний о наличии любви, понимания, привязанности и эмпатии по системным неосознаваемым выборам формальных элементов и сюжетных моделей поведения.
Ключевые слова: родитель; отношение; психосемиотический подход; методика; исследование Для цитирования: Русаковская О.А., Новикова-Грунд М.В., Андрианова С.Б. Психосемиотический подход к оценке родительского отношения // Российский психиатрический журнал. 2019. № 4. С. 27-35. DOI: 10.24411/1560-957X-2019-11933
OA Rusakovskaya1,2, MW Novikova-Grund3, SB Andrianova3
The psychosemiotic approach towards assessment of parental attitude
Original article
1 V. Serbsky National Medical Research Centre for Psychiatry and Narcology, Moscow, Russia
2 Moscow State University of Psychology & Education, Moscow, Russia
3 Moscow International University, Moscow, Russia
This original descriptive study, pursuing the goal of assessing parental attitude towards children - which is the key category in forensic assessment in family court cases - we have applied the psychosemiotic approach in the course of analyzing the written and oral statements made by individuals under forensic assessment in cases dealing with the protection of children's interests. We have analyzed such formal parameters as the plot characteristics of statements, the system of protagonists, and the presence of internal predicates related to the child. We submit the discussion of the possibility of applying this method for purposes of verifying the implicit knowledge about the presence of love, understanding, attachment and empathy via the systemic unconscious choices of formal elements and the plot models of behavior. Keywords: parent; attitude; psychosemiotic approach; method; study
For citation: Rusakovskaya OA, Novikova-Grund MW, Andrianova SB. [The psychosemiotic approach towards
assessment of parental attitude]. Rossiiskii psikhiatricheskii zhurnal [Russian Journal of Psychiatry]. 2019;(4):27-35. Russian. DOI: 10.24411/1560-957X-2019-11933
Ключевой категорией, подлежащей оценке при проведении судебных экспертиз по спорам как о порядке воспитания детей родителями, проживающими раздельно, так и об ограничении родительских прав, является психологическое понятие «родительское отношение». В экспертной практике, по нашему мнению, данное понятие целесообразно применять в наиболее интегративном значении -как целостную систему разнообразных чувств по отношению к ребёнку, поведенческих стереотипов, практикуемых в общении с ним, особенностей восприятия и понимания характера и личности ребёнка, его поступков [1-3]. В этом случае оно включает и особенности эмоционального отношения к ребёнку, и особенности его восприятия родителем, и способы взаимодействия с ребёнком, то есть эмоциональные, когнитивные и поведенческие компоненты.
Один из основных методов исследования родительского отношения в экспертной практике - кли-нико-психологическая беседа, которая позволяет выявить эмоциональное отношение родителя к ребёнку; осведомлённость об индивидуально-психологических особенностях ребёнка, состоянии его здоровья, социальной ситуации развития (наличие или отсутствие друзей в детском саду или школе, взаимоотношения с педагогами и т.п.), интересах и увлечениях. Направленный расспрос о конкретных ситуациях детско-родительского взаимодействия помогает оценить стиль воспитания, которого придерживаются родители, чувствительность к эмоциональному состоянию ребёнка и его индивидуальным потребностям, гибкость и прогностичность родительской позиции, типичные поведенческие стратегии взаимодействия с ребёнком [4]. Однако данный метод обладает рядом недостатков, и основные из них - имплицитный характер знания и отсутствие объективных критериев оценки.
Минимизировать эти ограничения должно экспериментально-психологическое исследование с использованием как различного рода опросников, так и проективных методов. Но достоверность результатов опросников, которые часто используют в экспертной практике для оценки родительского отношения, вызывает большие сомнения. Так, опросник «Анализ семейных взаимоотношений» (АСВ) [5], разработанный для применения в психотерапевтической практике, не защищён от просоциаль-ных ответов. Опросник Parental Attitude Research Instrument (PARI) не был должным образом апробирован на российской выборке [6].
Объективизировать оценку родительского отношения помогает психосемиотический подход. В его основе лежат представления о тексте как о единстве означаемого и означающего [7], состоящем из плана выражения и плана содержания [8, 9], а также о том, что между экзистенциальной картиной мира каждого человека и его письменными
или устными текстами есть связь, которая может быть верифицирована. Ключевой момент анализа - исследование регулярных повторов в тексте. Метод основан на том, что в процессе порождения текста человек совершает множество выборов на нескольких лингвистических уровнях: сюжетном, лексическом, семантическом, глубинно-синтаксическом и морфологическом. Выборы делаются мгновенно, неосознанно и имеют системный характер, то есть регулярно повторяются. Ряд психолингвистических экспериментов показал: при любых обстоятельствах любой человек на всём множестве уровней многократно дублирует повторами (в том числе и зеро-повторами, то есть системными умолчаниями) актуальные для него проблемы экзистенциального характера, что можно интерпретировать как отображение на текст человека его экзистенциальной картины мира. Экспериментальные проверки, из которых две были лонгитюдными и проводились сериями на различных парах экспериментальных и контрольных групп, позволили предположить, что выдвинутая интерпретация достаточно обоснованна [10].
При психосемиотическом анализе текст испытуемого является объектом исследования, в котором анализируют строго формальные параметры морфологического, синтаксического, семантического и сюжетного уровней. В прегипотезе к предполагаемому исследованию в зависимости от конкретной психологической задачи (в данном случае - анализ родительского отношения) мотивируется и осмысляется выбор параметров. При обработке результатов, полученных на достаточной выборке, валидность параметров проверяют в последующем методом бикластеризации [11], при котором вначале класте-ризируются сами выделенные параметры, а затем -тексты, содержащие а) собственно эти параметры и б) соответствующие значения этих параметров. В случае успешного решения возникает множество полностью идентичных бинарных, то есть состоящих из нулей и единиц, кластеров, для которых исключается вероятность случайного совпадения [12]. В проведённом нами ранее исследовании была выявлена значимость такого параметра, как наличие/ отсутствие внутренних предикатов, относящихся к ребёнку [13].
Цель исследования - изучение возможности применения психосемиотического подхода в судеб-но-психиатрической экспертизе для исследования отношения родителей к детям.
Материал и методы
Организация научной работы - обсервационное исследование описательного типа. Работа выполнена на базе ФГБУ «Национальный медицинский исследовательский центр психиатрии и наркологии им. В.П. Сербского» Минздрава России. Методика - монографический психосемиотический
анализ письменных текстов и устной речи, посвя-щённых родительскому опыту [10]. Участники исследования - родители (две матери и один отец), проходившие экспертизу по уголовным и гражданским делам, связанным с защитой интересов детей. В качестве письменных текстов использовали сочинения на тему «Я и мой ребёнок» или «Я и мои дети». Для анализа устной речи использовали подробный протокол клинико-психологической беседы с сохранением всех грамматических особенностей.
В качестве формальных параметров оценки в настоящем исследовании использовали сюжетные характеристики текстов и систему персонажей, а также наличие или отсутствие внутренних предикатов, относящихся к ребёнку [13].
Этический аспект. Работа выполнена с соблюдением стандартов на нераспространение персональных данных и этических требований, изложенных в приказе Министерства здравоохранения Российской Федерации от 1 апреля 2016 г. № 200н «Об утверждении правил надлежащей клинической практики».
Результаты и обсуждение Наблюдение 1
Представлено сочинение женщины, страдающей параноидной шизофренией с эпизодическим типом течения ^20.01) и являющейся матерью двух сыновей в возрасте 1 года и 3 лет.
Экспертизу проводили по иску об ограничении её родительских прав. Подэкспертная в прошлом перенесла два аффективно-бредовых приступа. Во время первого приступа у неё отмечалось ка-татоническое возбуждение, во время второго -кататонический ступор и онейроидное помрачение сознания. На момент экспертизы её психическое состояние определялось отсутствием критики к заболеванию, сохраняющими актуальность бредовыми идеями, установкой на отказ от лекарственной терапии. С учётом динамики заболевания и её актуального состояния комиссией экспертов было дано заключение, что оставление с ней малолетних детей представляет для них опасность.
Общая характеристика и анализ письменного текста
Написанное испытуемой сочинение на тему «Я и мои дети» представляет собой рукописный текст на 16 страницах формата А4. Сочинение в целом посвящено субъективному материнскому опыту подэкспертной, который предстает как история её сложных взаимоотношений с мужьями, родственниками, органами опеки и попечительства, медицинскими учреждениями в связи с наличием у неё детей. Приведём для иллюстрации два отрывка.
«Управление по делам несовершеннолетних... в своих заключениях, направленных в суд, пишет
клевету в отношении меня, и что якобы я даже не пытаюсь встретиться с сыном. Но самое удивительное, что детский сад, в который ходит мой сын, также препятствует увидеть мне моего сына... Мой бывший муж настолько сильно изменился, что я его просто не узнаю. И когда я выходила за него замуж, я даже не подозревала, что он будет так цинично издеваться над моими материнскими чувствами».
«Я хочу вернуть себе права матери, так как я вынуждена сидеть с ребёнком дома и выходить гулять с ним на улицу только во дворе дома, где я живу... И Управление по делам несовершеннолетних чуть что грозится отобрать опекунство и отправить ребёнка в детдом. И это притом, что я не ограничена в родительских правах и не лишена их. Это просто полный беспредел в наши дни. И как я могу защитить себя и ребёнка, если все, начиная от главы администрации, заведующей психбольницей, полиции и остальных органов государственной системы, все наглухо коррумпированы? Я обычная простая женщина, мать двоих детей, и защитить меня просто некому. И надеяться не на кого, помощи ждать неоткуда».
Текст состоит из 2927 слов, или из 336 простых предложений (подсчитывались в том числе простые предложения в составе сложных). Сама подэкспертная является персонажем в 113 (33,6%) простых предложениях, её первый муж - в 75 (22%) предложениях, второй муж - в 12 (3,6%) предложениях, сын - в 55 (16,4%) предложениях, ребёнок - в 22 (6,5%) предложениях.
Система персонажей и исполняемые ими функции
Рассмотрим текст не с точки зрения изложения событий, истинных или мнимых, а психосемиотиче-ски - как замкнутую систему персонажей. Подэкспертная отображена в тексте в виде протагониста, «я», и окружена 39 персонажами (первый и второй мужья, первый ребёнок - «сын», второй ребёнок -«ребёнок», свекровь, сын второго мужа, главврач «дурдома», акушерка Елена, начальник УФМС и т.д.), каждый из них исполняет в тексте определённую функцию по отношению к протагонисту. Такое количество персонажей необычно для спонтанных текстов данного объёма, которые, как правило, содержат 5-7 персонажей. При столь большом количестве персонажей их сюжетные функции крайне ограничены. Почти все они, сменяя друг друга, представлены в одной и той же роли помощника и защитника, который обязан поддерживать протагониста, но либо исчезает из его жизни (мама, Константин Константинович, акушерка Елена), либо превращается во врага - антагониста (муж, свекровь), либо оказывается помощником не главной героини, а её антагониста (органы опеки). Многие персонажи мелькают в тексте только один раз и исполняют свою функцию, чтобы больше не по-
явиться. Если бы контакт с ними продолжился, у них была бы возможность измениться и тоже оказаться среди гонителей-антагонистов.
Муж героини в самом начале текста выступает в роли помощника. Чтобы в этом убедиться, рассмотрим смысловую основу первых двух предложений: «После смерти мамы я почувствовала себя ужасно одинокой и решила, что мне нужно родить ребёнка. Мы с мужем целый месяц пытались зачать ребёнка, и я забеременела». Она имеет следующий вид: я решила - мы с мужем пытались - я забеременела. Свекровь тоже помощник: «помогала свекровь». Однако далее начинаются метаморфозы: сперва с мужем, затем со свекровью. Муж приезжает редко и помогает плохо. Более того, он начинает помогать не главной героине, а свекрови, отдавая ей все деньги. Обозначим это как превращение «помощника» в «чужого помощника». Трансформация продолжается, и муж из помощника превращается в антагониста: бьёт и притесняет главную героиню текста и ребёнка, вынуждая героиню бежать. По этой же схеме начинает изменяться функция свекрови. В «чужого помощника» она превращается, когда помогает сыну, препятствуя побегу главной героини, а потом подсыпает что-то ей в еду, чтобы сын её «сдал в психиатрическую больницу». У свекрови, в свою очередь, тоже есть «помощники»: свёкор, сосед из 4-й квартиры - бывший санитар психиатрической больницы, который помогает ей в отравлении невестки.
Абсолютно все без исключения персонажи текста, включая множество эпизодических (а таковых большинство), встроены в эту же модель, иногда развёрнутую, иногда сокращённую. Врачи, вместо того чтобы помочь доказать отравление, отказываются взять анализы; акушерка Елена, чья обязанность - помочь героине в родах, исчезает; полицейские, вместо того чтобы защитить, помогают антагонисту; Константин Константинович вначале помогает, но потом исчезает, уехав на Украину, а его сын помогает не героине, а её гонителям; органы опеки, которые должны поддержать героиню, оказываются на стороне её бывшего мужа; даже далёкий Шойгу, который должен был бы вмешаться и урезонить своего офицера, молчит.
Все действия персонажей почти не мотивированы. Единичными внутренними предикатами описаны всего несколько персонажей («врачи боялись», Константин Константинович «был влюблён»). Так, метаморфоза, превращающая «помощников» в беглецов или гонителей главной героини, не поддерживается никакими внутренними предикатами, эти персонажи не испытывают ни ярости, ни ненависти, ни вражды - они просто исполняют сюжетную функцию, наподобие сказочных персонажей.
Анализ родительского отношения с помощью психосемиотического подхода
На фоне остальных персонажей выделяются «сын» (так назван в тексте старший сын подэкс-пертной) и «ребёнок» (младший сын). Старший ребёнок - только один из ряда исчезающих помощников. Ему предназначалась эта роль ещё до его рождения (заменить умершую маму, которая могла защитить). Изначально предназначенный к роли «помощника» старший сын оказывается разлучён с героиней, вписываясь в ту же модель вынужденной разлуки, по которой смерть разлучила её с мамой, служба в армии - с мужем, а проблемы с документами - с Константином Константиновичем. С высокой вероятностью можно предположить, что, соединившись со старшим ребёнком, подэкс-пертная некоторое время будет видеть в нём «помощника», затем «помощник» станет плохим, чужим помощником, а далее либо превратится в антагониста, либо возникнут разлучающие их обстоятельства. Несмотря на то что старший сын описывается несколькими внутренними предикатами, в целом отношение к нему определяется больше ситуацией, внутренней активности он не проявляет, а отношение подэкспертной к нему можно описать как объектное. Иллюстрируют это, например, следующие два отрывка.
«Мой сын С. очень любит играть с машинками, и я даже купила ему набор из 24 машинок. Там всякие разные: и полицейская машина, и пожарная, и МЧС, и машина ДПС, и ГИБДД - в общем, много разных. На Новый год я подарила сыну огромного белого медведя, думаю, он был очень рад, а в этом году - собаку хаски, у неё глаза как живые и колокольчик на шее. Жаль, что я вынуждена как будто откупаться от сына игрушками и подарками, ведь ему нужна любящая мама, а игрушки никогда не смогут заменить маминой любви, заботы, ласки и тепла».
«Сыну уже 3 года, многих детей родители в этом возрасте уже отдают на уроки карате, дзюдо, это очень помогает направить ребёнка в правильном направлении и научить ребёнка всю свою энергию и гиперактивность вкладывать в мирное русло. Когда мой сын чуть подрастёт, я бы хотела, чтобы он также пошел учиться в художественную школу, в неё принимают с 6 лет. Рисование и живопись помогают раскрыть и развить детские таланты, видеть позитивное вокруг себя. Для общего развития можно пробовать себя во многом, чтобы найти своё».
Младший сын, «ребёнок», не имеет в тексте ни имени, ни возраста, ни даже пола. Он не вызывает у подэкспертной беспокойства за его развитие, как старший сын, не описывается внутренними предикатами, в отличие от старшего, который любит играть с машинками. Это можно интерпретировать не только в общих представлениях - как холодность подэкспертной, но и более конкретным
образом - как отсутствие в ведущей сюжетной модели подэкспертной места для него. Он не был изначально «задуман» как «помощник» (с последующей обязательной метаморфозой), поэтому в настоящий момент является практически вещью, не более чем предметом имущественного спора. Соответственно, в пространстве текста все остальные персонажи обслуживают единую сюжетную модель, а для младшего ребёнка функция в этой модели отсутствует.
Количество внутренних предикатов, относящихся к старшему ребёнку, в тексте подэкспертной очень мало, что вместе с отсутствием в тексте внутренних предикатов, относящихся к младшему ребёнку, вполне соответствует сделанному экспертом-психологом выводу о формальности и поверхностности эмоционального отношения подэкспертной к детям, смещении смыслового фокуса с вопросов материнства к переживаниям эгоцентрического спектра.
Наблюдение 2
Представлены результаты анализа текстов женщины, проходившей судебно-психиатрическую экспертизу в уголовном деле по обвинению в убийстве своего 3-летнего сына. На момент инкриминируемого деяния у подэкспертной было 2 сына (3 и 4 года) и дочь (1 год). Комиссией экспертов было дано заключение, что испытуемая страдает хроническим психическим расстройством в форме органического расстройства личности в связи с эпилепсией ^07.02). В связи с выраженностью у неё таких специфических для заболевания личностных изменений, как эмоциональная ригидность, склонность к дисфорическим состояниям и эксплозивным аффективным реакциям с ауто- и гетероагрессивным поведением, а также в связи с выраженностью когнитивных нарушений в виде обстоятельности и ригидности мышления, примитивности и категоричности суждений, в период, относящийся к инкриминируемому деянию, она не могла осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими. Было рекомендовано применение в отношении неё принудительных мер медицинского характера в виде направления на принудительное лечение в медицинскую организацию, оказывающую психиатрическую помощь в стационарных условиях специализированного типа.
Общая характеристика и анализ письменных текстов
В качестве сочинений испытуемая написала два коротких стихотворения («Доча» и «Сынок») и короткий текст («Я и мои дети»), которые с разрешения испытуемой приводим полностью (орфография и пунктуация участника исследования).
Доча
Доча, ты моя Сладко спит В кроватке своей И носиком сопит. Доча, ты моя. Ты расти скорей Будешь красавицей моей Будешь звать меня Мамочка моя Ты родная моя Ты смотри, какая я Доча, я твоя.
Сынок
Родной, родимый мой Родной сынок Сладкий мой малыш Надеюсь сладко ты спишь Знай я без тебя не могу Люблю и жду.
Я и мои дети
Я их очень при очень люблю. Хочу им помочь в стать на ноги. Увидеть ихнии свадьбы и внуков. Помогать своим детям в воспитании своих внуков, няньчить и держать на руках.
Письменные тексты испытуемой декларируют её большую любовь к детям, которая носит характер обладания: ты - мой, я - твоя. Её сочинение ориентировано на очень отдалённое будущее. Во всех трёх текстах нет ни какой-либо качественной характеристики детей, ни относящихся к детям внутренних предикатов. В обоих стихотворениях её дети спят - состояние, в котором они никак не могут раздражать её своим поведением.
Общая характеристика и анализ устного текста
В качестве устного текста использовали подробный протокол беседы, в котором были максимально сохранены стилистические, синтаксические и семантические характеристики её речи. Приведём из него несколько отрывков.
Первый отрывок отражает дисфорические состояния, свойственные ей с детского возраста: «Всегда злобная, агрессивная, не хотелось ни учиться, ничего! В 5 лет хотела себя ящиком по голове... Постоянно тянуло к окну. Встать на подоконник, расправить крылья - и полететь!»
Второй отрывок касается её эмоционального состояния во время первой беременности: «Мы хотели девочку, не ожидали, что пойдёт наоборот, будет мальчик. УЗИ показало: мальчик, я расстроилась, свекровь приходила успокаивать, не могла успокоить... (я) злилась целый день, есть отказывалась, лучше я умру, сама сделаю кесарево сечение, и оставлю его... но я не стала делать, потому что
муж пришёл... Стресс сильный был... настроение было такое, что хотелось всё разнести, всю свою жизнь на мелкие щепки, как хрустальный бокал. потому что муж привык к девочкам, хотел, чтобы была Девочка, а Бог решил мальчика дать. мы ждали девочку, а тут мальчик. Нафиг я вышла замуж за тебя, венчание ещё, нафиг я забеременела. Несколько дней была злая, не подпускала к себе никого. пыталась себя либо подушкой удавить, либо нож в живот воткнуть, но услышала в голове голос своего дедушки: «Не делай этого». Всю беременность не хотела мальчика. был стресс: зачем я забеременела, зачем мне этот ребёнок, другим родителям отдам, носила с агрессией... всё раздражало: мебель, обстановка. настроение было плохое, хотелось все обои оборвать, шкафы перебить, двери сорвать... я больше не хочу быть беременной, рожать не хочу, сделаю эту чистку, закрою эти трубы...»
После рождения первого ребёнка отвергающее отношение к нему сохранялось. Чувствовала раздражение, брезгливость, агрессию, отторжение, которые были особенно остры на первом году его жизни и которые больная успешно контролировала только в присутствии мужа. Вот как говорит об этом сама испытуемая: «К ребёнку относилась с неохотой. Хотелось взять, пойти не глядя, попасть под машину - пускай сшибёт. Эти подгузники, подмывание, как держать правильно, раздражало. Всё муж делал. Самое противное памперсы менять, тошнило постоянно, на резкие запахи порошков начали идти эти проявления. Рядом с мужем - «мальчик мой», «малыш». Без него никак не называла, плохо. не хотелось с ним разговаривать, учить... срывалась, когда он лез куда не надо. То лезет к проводам, то где посуда стоит, вешалка - он всегда к ней лез - по попе! Плохо! Почему ты родился, а не девочка заместо тебя, я тебя не хотела. Никакого материнского тепла у меня к нему вообще не было».
Очень характерно отсутствие у больной позитивного отношения к филогенетически наиболее древним, биологически обусловленным компонентам материнства: шевелению ребёнка на последних месяцах беременности, грудному вскармливанию, на котором ребёнок был до 11 месяцев: «Когда растёт живот - приемлемо было. Когда начало там что-то шевелиться - очень больно было, адские боли были.». Когда кормила грудью - «как будто это не мой ребёнок. Никаких чувств не было».
После того как ребёнку исполнился год, больная сообщает об изменении отношения к сыну: «Материнство пошло почему-то, когда ему исполнился год. Когда начал расти, только начал радовать. Чувство гордости взяло что ли. Что-то взяло вверх, что надо. у тебя ребёнок, он ждёт материнского тепла, а не отцовского, родственники говорили, что так нельзя относиться. После года появилась любовь, хотелось им заниматься, но
было сложно уже начать заниматься с ним, учить ходить, разговаривать с ним, сажать на горшок».
В настоящее время она характеризует сына следующим образом: «По знаку зодиака Лев, огненный, как и я, - не знаю, как он (муж) справляется с нами. Буйный, резвучий, агрессивный на фоне ревности... по всей видимости, стал агрессивный из-за того, что я ему внимания не уделяла в детстве... злой, агрессивный постоянно».
Муж испытуемой на момент проведения экспертизы был убежден, что именно их старший сын является виновником смерти второго мальчика.
Как видно из приведённых отрывков, устный текст испытуемой эмоционально очень насыщен. Он в полной мере передаёт как свойственные ей дисфорические состояния, так и её в целом отвергающее отношение к ребёнку, отражает динамические особенности этого отношения. При этом в рамках клинико-психопатологического и клини-ко-психологического анализов данные характеристики понимаются нами интуитивно, имплицитно. Их понимание становится возможным, с одной стороны, вследствие нашего индивидуального личностного и клинического опыта. С другой стороны, наше интуитивное понимание основывается на имплицитно регистрируемых особенностях текста -сюжетных, синтаксических, морфологических. Однако систему этих характеристик (план содержания) можно эксплицировать. Благодаря экспликации через формальные особенности текста (план содержания) открывается доступ к плану выражения, к означаемому [7].
Анализ родительского отношения с помощью психосемиотического подхода
Психосемиотический анализ позволяет сопоставить образ протагониста и образ старшего ребёнка. В описании старшего сына до года испытуемая отмечает собственное равнодушие, телесное отвращение, связанное с запахами и необходимостью ухода за младенцем. После года, когда «материнство пошло», ребёнок описывается как «буйный, резвучий, агрессивный». Это совпадает с саморепрезентацией испытуемой. Себя она описывает как человека, которому «хотелось все обои оборвать, шкафы перебить, двери сорвать», а своего сына, после того как он перестал быть беспомощным младенцем, - как «злого» и «агрессивного постоянно», то есть такого же, как она. Объединяя ребёнка и себя в общее «мы», она говорит: «...не знаю, как он (муж) справляется с нами».
Наблюдение 3
Приведены отрывки из письменных текстов мужчины, проходившего комплексную психолого-психиатрическую экспертизу в уголовном деле в связи с обвинением в совершении насильственных действий сексуального характера в отношении своей
совершеннолетней дочери и в гражданском деле по иску о лишении родительских прав в отношении двух своих малолетних детей. Троим старшим детям испытуемого от 30 до 40 лет, младшим - 5 лет и 2 года (их матерью является его дочь). По результатам экспертизы подэкспертному был установлен диагноз «органическое расстройство личности в связи со смешанными заболеваниями», выявлены такие личностные особенности, как эгоцентризм, ригидность, стеничность в достижении собственных целей, расчётливость, неразвитая рефлексия, эмоциональная холодность и огрублённость, неспособность к эмпатии и сопереживанию, не-сформированность соответствующих смысловых категорий как регуляторов поведения. Указанные личностные особенности сочетались с незначительными нарушениями когнитивных функций в виде обстоятельности и труднопереключаемости мышления, склонности к формированию трудно-корригируемых концепций.
Общая характеристика письменных текстов
На просьбу написать сочинение на тему «Я и мои дети» испытуемый пишет 4 самостоятельных текста, из них первые три касаются старших детей, а четвёртый - младших.
Во всех сочинениях первая тема - что лично он делал или делает для ребёнка: «.следил за его здоровьем, вовремя делал прививки, регулярно посещал с ребёнком врача, регулярно делал массаж, играл, стирал, вставал по ночам, гулял с ребёнком, занимался лепкой, рисованием, учил грамматике, счёту... готовил каши, кормил, покупал одежду, ездил за молоком и творогом на молочную кухню...» Много внимания уделяется тому, как он старался, чтобы «малыш был всегда чистый, опрятный, ухоженный», приучал «к гигиене».
Вторая тема - что он считает необходимым делать, для того чтобы «дать детям культурное и познавательное воспитание», «как можно больше вложить в детей знаний, чтобы дети были развиты и эрудированны». Для этой цели он «возил детей в театр ТЮЗ, в музеи, зоопарк, цирк, планетарий, Третьяковку, уголок Дурова... на юг каждый год, стараясь показать красоты разных мест, природу, море, красивые и значимые места».
Третья тема - чему научились дети в результате его воспитания, какие они замечательные, что они любят и что у них есть. В текстах испытуемого у всех его детей «хорошее поведение в детском саду», они очень любили и любят «чистить зубки», «играть в футбол, бегать, отжиматься на турнике», «с большим удовольствием» принимают участие в уборке квартиры, любят «порядок и чистоту в доме». У старшего сына «есть девушка, которую он любит, и она его любит», с которой он приезжает на дачу и помогает по хозяйству, а у младших много игрушек, «щеточки», «тряпочки», «грабельки ма-
ленькие и тележечки». Младшие «всегда чистые, ухоженные и опрятные, активно принимают участие в уборке дома», «у каждого есть своя щёточка», они оба «помогают подметать пол, а потом берут тряпочки и протирают пыль, тем самым воспитываются к труду и чистоте».
Во всех сочинениях звучит тема телесности: он «чистил зубки ребёнку... , мама каждое утро делает детям массаж для лучшей циркуляции крови и пластичности мышц».
Существительные употребляются преимущественно в уменьшительно-ласкательной форме.
Анализ сочинений с помощью психосемиотического подхода
В формальном психосемиотическом анализе тексты были рассмотрены по уровням: от сюжетного до морфологического. Результаты анализа показали стереотипию сюжетов. Сюжеты о двух старших сыновьях стереотипны абсолютно и сводятся к высказыванию: «Я делал с сыновьями нечто, они выросли, и теперь им хорошо». Сюжет о двух младших детях не имеет финала «теперь им хорошо», но также может быть сведён к фразе: «Я делаю с сыновьями нечто». Сюжет текста о дочери, сохраняя тот же стереотипный фрагмент «я делал с ней нечто», обладает важными особенностями. Дочь, в отличие от мальчиков, описана как обладающая индивидуальными чертами: выбор имени для дочери мотивирован; последовательно отмечены её ранние интеллектуальные успехи, которые автор не связывает с собственными усилиями; подробно описаны её интересы в настоящем. Сюжет о дочери, как и сюжет о младших детях, вместо ожидаемого финала «она выросла, и теперь ей хорошо» длится: «у неё появляются новые умения и занятия, и я ей помогаю». Это очень существенное отличие: вместо абсолютно пассивного и почти неодушевлённого объекта, полностью подчинённого протагонисту текста и исполняющего его план, дочь описывается как персонаж, имеющий собственные интересы и временами доминирующий над протагонистом (ср. «я ей помогаю»/«они (младшие сыновья) нам помогают»).
Это противопоставление дублируется на уровне фигур в тексте. Тексты о старших детях не содержат иных фигур, кроме протагониста («я») и детей. Не упоминаются ни мать, ни какие-либо участники эпизодов. В тексте о младших детях возникает фигура «мамы», вместо «я» появляется «мы». Таким образом, изменения в картине мира автора можно описать как выход из мира полного одиночества. В первых двух текстах «я» окружён безмолвными и покорными фигурами старших сыновей; затем в мире, кроме «меня», появляется дочь, названная в честь «моей мамы», - изменяющаяся, приобретающая умения и увлечения. В этом новом мире не она помогает «мне», а «я» ей. И наконец, в послед-
нем тексте о младших сыновьях дочь переименовывается в «маму», а вместо «я» возникает «мы»: метаморфоза завершена, одиночество закончилось.
Заключение
В судебной психиатрии постоянно ведутся попытки привести имплицитно воспринимаемое знание о феноменологии психических расстройств и юридически значимых состояний к формально оцениваемым параметрам, которые позволят объективизировать судебно-психиатрическую оценку. В качестве основного пути такой объективизации в настоящее время рассматривают ди-менсиональный подход, основанный на фиксации степени выраженности как отдельных симптомов, так и юридически значимых способностей различными психометрическими шкалами [14-16]. Однако у многих специалистов, относящих себя к классической феноменологической школе, данный подход вызывает опасения: не приведёт ли такая
операционализация к упрощению накапливаемого в течение нескольких столетий клинического знания? В этой связи достоинствами психосемиотического подхода являются, во-первых, возможность получения эксплицитного знания путём математической обработки и статистического оценивания формальных параметров различных текстов; во-вторых, достигаемая вследствие такой оценки верификация интуитивно понимаемого знания клинициста; в-третьих, снижение риска упрощения или искажения субъективных сторон опыта испытуемого или, в общепсихиатрической практике, пациента. Подобные методы применяли в психиатрии и ранее для описания психопатологии психических расстройств [17, 18]. По нашему представлению, они позволяют по-новому анализировать и такую категорию, как родительское отношение, определяя наличие/отсутствие любви, понимания, привязанности, эмпатии по системным неосознаваемым выборам формальных элементов и сюжетных моделей, и могут применяться в экспертной практике.
Сведения об авторах
Русаковская Ольга Алексеевна - кандидат медицинских наук, старший научный сотрудник отдела су-дебно-психиатрической экспертизы в гражданском процессе ФГБУ «Национальный медицинский исследовательский центр психиатрии и наркологии им. В.П. Сербского» Минздрава России; доцент кафедры клинической и судебной психологии факультета юридической психологии ФГБОУ ВО «Московский государственный психолого-педагогический университет» Минобрнауки России Индексы: РИНЦ AuthorlD: 698745; ResearcherlD: N-2989-2017 E-mail: rusakovskaya.o@serbsky.ru
Новикова-Грунд Марина Вильгельмовна - кандидат психологических наук, декан факультета психологии
ОЧУ ВО «Московская международная академия»
Индексы: РИНЦ AuthorlD: 940157; ORCID: 0000-0001-5947-7872
E-mail: dmitrinus@gmail.com
Андрианова Светлана Борисовна - психолог, лаборант-исследователь лаборатории факультета психологии ОЧУ ВО «Московская международная академия» Индекс: ORCID: 0000-0001-8528-7570 E-mail: svetlana.andrianova96@mail.ru
Информация о конфликте интересов и источнике финансирования
Авторы заявили об отсутствии конфликта интересов. Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 18-013-00921А «Материнство и отцовство лиц, страдающих психическими расстройствами, и их комплексное медико-психолого-социальное сопровождение».
Литература
1. Варга А.Я. Структура и типы родительского отношения: авто-реф. дис. ... канд. психол. наук: 19.00.01 / Московский гос. ун-т им. М.В. Ломоносова. М., 1986. 26 с.
2. Овчарова Р.В. Родительство как психологический феномен. М., 2006. 496 с.
3. Русаковская О.А. Проблемы судебно-психиатрической экспертизы по искам об ограничении родительских прав лиц с психическими расстройствами // Российский психиатрический журнал. 2018. № 6. С. 27-34.
4. Мамонова О.В., Русаковская О.А. Психологическая оценка отношения к детям женщины, осужденной за убийство ребенка // Практика судебно-психиатрической экспертизы / Под ред. Г.А. Фастовцова. М., 2014. С. 71-85.
5. Эйдемиллер Э.Г., Юстицкис В. Клинико-психологическая диагностика взаимоотношений в семьях подростков с психопатиями, акцентуациями характера, неврозами и невро-зоподобными состояниями: Методические рекомендации. Л., 1987. 26 с.
6. Голзицкая А.А., Кисельникова (Волкова) Н.В., Маркова С.В. Опросник PARI как методика исследования родительских установок // Вопросы психологии. 2018. № 3. С. 147-156.
7. де Соссюр Ф. Труды по языкознанию. М.: Прогресс, 1977. 696 с.
8. Ельмслев Л. Метод структурного анализа в лингвистике // Зве-гинцев В.А. История языкознания XIX и XX веков в очерках и извлечениях. Ч. 2. М., 1960 С. 48-56.
9. Пирс Ч.С. Что такое знак? // Вестник Томского государственного университета. Сер. Философия. Социология. Политология. 2009. № 3 (7). С. 88-95.
References
1. Varga AYA. Struktura i tipy roditel'skogo otnosheniya [PhD thesis]. [Moscow (Russia)]: [Moskovskij gosudarstvennyj universitet im. MV Lomonosova]; 1986. 26 p. Russian.
2. Ovcharova RV. Roditel'stvo kak psihologicheskij fenomen. Moscow; 2006. 496 p. Russian.
3. Rusakovskaya OA. [Problems of forensic-psychiatric assessment in litigation over limiting parental rights of individuals suffering from mental disorders]. Rossiiskii psikhiatricheskii zhurnal [Russian Journal of Psychiatry]. 2018;(6):27-34. Russian.
4. Mamonova OV, Rusakovskaya OA. Psihologicheskaya ocenka otnosheniya k detyam zhenshchiny, osuzhdennoj za ubijstvo rebenka. In: Praktika sudebno-psihiatricheskoj ehkspertizy. Ed. GA Fastovcova. Moscow; 2014. p. 71-85. Russian.
5. EHjdemiller EHG, YUstickis V. Kliniko-psihologicheskaya diag-nostika vzaimootnoshenij v sem'yah podrostkov s psihopatiyami, akcentuaciyami haraktera, nevrozami i nevrozopodobnymi sostoy-aniyami: Metodicheskie rekomendacii. L.; 1987. 26 p. Russian.
6. Golzickaya AA, Kisel'nikova (Volkova) NV, Markova SV. Oprosnik PARI kak metodika issledovaniya roditel'skih ustanovok. Voprosy psihologii. 2018;(3):147-56. Russian.
7. Sossyur F de. Trudy po yazykoznaniyu. Moscow: Progress, 1977. 696 p. Russian.
8. El'mslev L. Metod strukturnogo analiza v lingvistike. In: Istoriya yazykoznaniya XIX i XX vekov v ocherkah i izvlecheniyah. Ed. VA Zvegincev. Vol. II. Moscow; 1960. p. 48-56.
9. Pirs ChS. Chto takoe znak? [Trans. from Peirce, Ch. S. (1998 [1894]). What is a sign? In The Essential Peirce, (Vol. 2) Selected philosophical writings, 1893-1913, 4-10. [N. p.]: The Peirce Edition Project]. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta [Tomsk State University Journal], Ser. Filosofiia. Sot-siologiia. Politologiia [Philosophy, Social and Political Studies]. 2009;3(7):88-95. Russian.
10. Novikova-Grund MW. Unikal'naia kartina mira individa i ee oto-brazhenie na text: na primere tekstov liudei, sovershivshikh riad suitsidal'nykh popytok [The unique picture of the world of an
10. Новикова-Грунд М.В. Уникальная картина мира индивида и её отображение на тексты: на примере текстов людей, совершивших ряд суицидальных попыток. М.: Левъ, 2014. 188 с.
11. Игнатов Д.И. Модели, алгоритмы и программные средства бикла-стеризации на основе замкнутых множеств: автореф. дис. ... канд. техн. наук: 05.13.18 / Высшая школа экономики. М., 2010. 26 с.
12. Новикова-Грунд М.В. Грамматическое будущее время и экзистенциальный страх смерти: неосознаваемый выбор глагольных форм // Шаги/Steps. 2019. Т. 5, № 1. С. 136-150.
13. Русаковская О.А., Андрианова С.А., Журавлева Е.В. и др. Особенности родительского отношения матерей, страдающих параноидной шизофренией // Поляковские чтения - 2018 (к 90-летию Ю.Ф. Полякова). Научно-практическое издание. Сборник материалов научно-практической конференции с международным участием «Поляковские чтения - 2018» (Москва, 15-16 марта 2018 г.). М., 2018. С. 268-270.
14. Коцюбинский А.Б. Многомерная холистическая диагностика в психиатрии (биологический, психологический, функциональный и социальный диагнозы). СПб.: СпецЛит, 2017. 285 с.
15. Ткаченко А.А. Современные классификации и методология судеб-но-психиатрического диагноза // Судебная психиатрия. Актуальные проблемы / Под ред. В.В. Вандыша. М., 2018. С. 175-204.
16. Харитонова Н.К., Русаковская О.А. Психометрические методики зарубежной судебно-психиатрической практики и их теоретическая основа // Российский психиатрический журнал. 2018. № 5. С. 64-73.
17. Микиртумов Б.Е. Лексика психопатологии. СПб.: Речь, 2004. 198 с.
18. Давтян Е.Н. Клинико-семантическое исследование сенестопатий: автореф. дис. ... канд. мед. наук: 14.00.18 / С.-Петерб. гос. мед. ун-т им. И.П. Павлова. СПб., 2002. 23 с.
individual and its reflection on his texts: On the example of texts, written by people, who have made number of suicidal attempts]. Moscow: Lev'', 2014. 188 p. Russian.
11. Ignatov DI. Modeli, algoritmy i programmnyje sredstva biklaster-izatsii na osnove zamknutyh mnozhestv [Models, algorithms and software tools of biclusterization on the basis of closed sets] [PhD thesis]. [Moscow (Russia)]: Russian State Universiry Higher School of Economics; 2010. Russian.
12. Novikova-Grund MW. Grammatical Future Tense and the existential fear of death: Unconscious choice of the verb forms. Shagi/ Steps. 2019;5(1 ):136—50. Russian. DOI: 10.22394/2412-94102019-5-1 -136-150
13. Rusakovskaya OA, Andrianova SA, ZHuravleva EV, et al. Osobenno-sti roditel'skogo otnosheniya materej, stradayushchih paranoidnoj shizofreniej. In: Polyakovskie chteniya - 2018 (k 90-letiyu YUF Polyakova). Nauchno-prakticheskoe izdanie. Sbornik materialov nauchno-prakticheskoj konferencii s mezhdunarodnym uchastiem 15-16 marta 2018 g. Ed. by NV Zverevoj, IF Roshchinoj, SN Enikol-opova. Moscow; 2018. p. 268-70. Russian.
14. Kocyubinskij AB. Mnogomernaya holisticheskaya diagnostika v psihiatrii (biologicheskij, psihologicheskij, funkcional'nyj i social'nyj diagnozy). SPb.: SpecLit, 2017. 285 p. Russian.
15. Tkachenko AA. Sovremennye klassifikacii i metodologiya sudebnopsihiatricheskogo diagnoz. In: Sudebnaya psikhiatriya. Aktual'nye problem. Ed. VV Vandysha. Moscow; 2018. p. 175204. Russian.
16. Kharitonova NK, Rusakovskaya OA. [The psychometric methods in foreign forensic-psychiatric practice and their theoretical foundation]. Rossiiskii psikhiatricheskii zhurnal [Russian Journal of Psychiatry]. 2018;(5):64-73. Russian.
17. Mikirtumov BE. Leksika psihopatologii. SPb.: Rech', 2004. 198 p. Russian.
18. Davtyan EN. Kliniko-semanticheskoe issledovanie senestopatij: [PhD thesis]. [S.-Peterb. (Russia)]: S.-Peterb. gos. med. un-t im. IP Pavlova. 2002. 23 p. Russian.
