CC BY
193
Репрезентация власти
УДК 323.2
Е. Б. Шестопал
ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ РОССИЙСКИХ ПОЛИТИЧЕСКИХ ЭЛИТ И РЯДОВЫХ ГРАЖДАН
В статье обобщены результаты двух крупных исследовательских проектов кафедры социологии и психологии политики факультета политологии МГУ, осуществленных в 20112015 гг. Первый проект связан с изучением политических образов, ценностей и представлений современного российского общества, второй нацелен на изучение социальных и психологических особенностей российской политической элиты. Оба проекта базируются на новых авторских методиках и нацелены на более глубокое понимание «человеческого измерения» политики.
Ключевые слова: политическая элита, общество, восприятие, ценности, представления.
1. ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ
Определяя политическую систему современной России, политологи обычно описывают сложившиеся институты: государство, ветви власти, партии, конституцию и т. п. Однако подобное описание не учитывает ряд моментов.
Так, во-первых, нередко ее формальные характеристики не совпадают с реальными проявлениями: если посмотреть на политическую систему формально, перед нами демократическая страна с парламентом, выборами, многопартийностью, институтами гражданского общества. Если посмотреть под иным углом зрения, то увидим жесткую вертикаль чиновничьей власти, сводящую на нет все свободы и права. В этой же системе можно найти и традиционную для нашей политической культуры монархическую модель во главе с царем и с покорным народом. Как справедливо полагает ряд политологов, «бесспорно, политически Россия — не первое, не второе, не третье в чистом виде. Но вместе с тем она есть и первое, и второе, и третье, и четвертое и т. д.» (Дугин, http://konservatizm. org).
Во-вторых, в условиях, когда политическая система на протяжении последних 25 лет постоянно трансформируется (Четверть века после СССР, 2015, с. 291-330), институциональный подход не позволяет адекватно описать ее. В силу столь текучего и неустойчивого состояния политической системы особое значение для ее понимания приобретают не столько институты, сколько «человеческое измерение», а именно такие неинституциональные акторы, как элиты и общество. Их психологический анализ и будет в фокусе нашего исследования.
Первый вопрос, который возникает при исследовании постсоветской политической системы, касается временных рамок и периодизации развития этой
© Шестопал Е. Б., 2015
системы. Речь идет об отрезке времени, который начался примерно четверть века тому назад и продолжается до сих пор. Особый интерес представляет перелом, произошедший в 2014 г после присоединения Крыма.
Вторым, еще более важным, является вопрос о характере психологических изменений в сознании представителей политической элиты и общества. Попытки дать трактовку изменений, которые пережила страна после перестройки в новой, постсоветской России, неоднократно делались в последние годы экономистами, историками, политологами. Большой вклад в их осмысление внесли ведущие российские социологические центры: и Всероссийский центр иучения общественного мнения (ВЦИОМ), и Фонд общественного мнения (ФОМ), и Институт социологии РАН (Красное или белое?, 1992; Россия реформирующаяся, 2012; Горшков, 2011, Федоров, 2010). Между тем о том, что произошло в ходе политических реформ и под их влиянием в психологии людей (в настроениях, мотивах, представлениях и ценностях), написано значительно меньше.
Начнем с того, как складывается психология российских политических элит, а затем посмотрим, к чему привела психологическая трансформация (2) сознания рядовых граждан (3).
2. ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ РОССИЙСКИХ ПОЛИТИЧЕСКИХ ЭЛИТ
Вопрос о генезисе постсоветской политической элиты давно дискутируется в политологической литературе (Гаман-Голутвина, 2006; Крыштановская, 1995, С. 51-56, Психология российских политических элит, 2015). По вопросу о генезисе постсоветской политической элиты есть разные мнения. Первая позиция исходит из того, что коллапс Советского Союза привел к существенной смене состава политической элиты. Другая точка зрения базируется на противоположной установке: новая российская политическая элита выросла в том же СССР. Никакой реальной контрэлиты в советские годы не было вне рамок системы. Так, первый российский президент Ельцин был членом ЦК КПСС. Принадлежали к прежней номенклатуре и другие представители новой российской политической элиты, включая губернаторов, депутатов, министров и даже оппозиционеров. Так, известный олигарх М. Ходорковский был выходцем из структур ЦК ВЛКСМ. Эту точку зрения в наиболее отчетливой форме высказал С. Курги-нян: «Как бы ни отстраивали себя постсоветские элиты по отношению к советским элитам, сколько бы они ни отворачивались от своего советского прошлого, как бы его ни переинтерпретировали — они все равно оттуда, из этого самого прошлого» (Кургинян, http://www.sorokinfond.ru).
Постсоветская элита не могла получить доступ к финансовым и иным ресурсам иначе, как из рук прежнего советского руководства. Примечательно, что при этом элита, особенно в начале 1990-х гг., всеми средствами пыталась откреститься от своего советского прошлого и это прошлое пересмотреть. Официальная система ценностей советского образца была отвергнута, ее всеми средствами пытались дискредитировать, а новая «демократическая» система была декларирована. Постсоветская политическая система строилась по образцу развитых западных демократий. Политики-реформаторы, как и те, с кого они
брали пример на Западе, верили, что экспорт западной демократии в короткие сроки трансформирует Россию и превратит ее в «нормальную» страну.
Что из этого вышло — известно. Российское общество не приняло либеральную модель, и сами «демократизаторы» оказались оттеснены на периферию политической жизни, став, по сути, маргинальными фигурами. И дело здесь не просто в психологической инерции или стойкой приверженности русских социалистическим или авторитарным традициям. Независимо от того, во что верили сами реформаторы, под лозунгами демократизации они ограбили население и вывезли награбленное из страны.
За два с половиной десятилетия элита привыкла пользоваться благами власти и стала задумываться о том, как ее удержать и не допустить к ней чужаков. Появились различные практики наследования не только капиталов, но и самой власти. Однако наряду с достижением определенной устойчивости политического процесса такие практики создали барьеры на пути рекрутирования во власть новых акторов. Вопрос о рекрутировании элит и создании новых социальных лифтов, позволяющих осуществлять ротацию власти, является одним из наиболее актуальных в политической практике последних лет. Уход в 2000 г. со своего поста первого российского Президента Ельцина и выдвижение им в качестве своего преемника В. В. Путина стали ответом на задачу сохранения устойчивости российской политической системы в моменты завершения электорального цикла. Эта ситуация повторялась в 2008 и в 2012 гг. С тревогой российская политическая элита размышляет о 2018 г.
Вопрос о каналах рекрутирования элиты важен в первую очередь с точки зрения ее легитимизации. Главный спор эксперты ведут вокруг того, кого можно включать в состав политической элиты. Не менее дикуссионен и вопрос о качестве этой элиты и ее соответствии вызовам, стоящим перед страной.
Наше исследование позволило сделать некоторые обобщения и выводы (более подробно изложены в: Современная элита России..., 2015).
Так, во-первых, исследование психологических и социально-демографических особенностей российских политических элит позволило увидеть в элите действительно мощный личностный потенциал, который дает ей возможность решать серьезные политические, административные и другие государственные задачи. В числе ресурсов российской элиты можно назвать высокий уровень образования, наличие многообразного опыта личного участия в политической деятельности. Сказанное относится и к министрам, и к депутатам, и к сенаторам, и к губернаторам. Вместе с тем не все так безоблачно в этой сфере. Так, если губернаторы и министры и с экспертной, и с общественной точек зрения выглядят довольно позитивно, то депутатский корпус более уязвим. Можно назвать три проблемы, связанные с данной элитной группой, как это видится гражданам: 1) недостаточный профессионализм депутатов, связанный с качеством их образования; 2) социальное неравенство системы рекрутирования, которое выражается в недоступности вхождения в элитные группы для основных социальных групп; 3) дефицит ярких и известных лидеров в депутатском корпусе, что также ставит проблему каналов их рекрутирования не только через партии, но и через общественные организации.
Во-вторых, одной из наиболее острых проблем политического развития России всего постсоветского периода, особенно электорального цикла 20082012 гг., был кадровый дефицит, который в нынешнем электоральном цикле не стал меньше, чем в прежнем. Сравнительный анализ биографий и карьерных путей представителей политической элиты в период с 2011 по 2014 г., несмотря на ротацию депутатского, губернаторского и министерского корпусов, не выявил значительных изменений в механизмах элитообразования.
В-третьих, исследование выявило определенные проблемы статусного ролевого характера. Так, гендерная структура всех элитных групп осталась практически неизменной с ничтожным представительством женщин во власти всех уровней. Более того, за последние три года доля женщин во всех группах элит продолжила снижение. Не случайно доля женщин в общественных организациях на порядок выше, чем в политических партиях и органах власти всех ветвей.
Возраст. Министерский корпус довольно ощутимо помолодел, чего нельзя сказать о губернаторах и депутатах. Наибольшая проблема с омоложением наблюдается в партийных структурах. Если, к примеру, в руководстве ЛДПР довольно существенно увеличилось число молодых политиков, то это не означает, что Жириновскому есть адекватная замена. Руководство всех других парламентских партий нуждается в обновлении и притоке более молодых кадров. Особенно нуждаются в омоложении руководство политических партий и губернаторский корпус.
Запрос на новых политиков, обладающих яркой индивидуальностью и лидерскими способностями, принадлежащих к иному социальному и профессиональному кругу, чем нынешние политики-бюрократы, сформировался уже давно и требует ответа.
Образование. Примечательно, что в рядах политической элиты за три года в процентном соотношении не прибавилось людей с двумя и более высшими образованиями. Этот путь повышения образовательного уровня себя исчерпал. Пример С. М. Миронова с четырьмя дипломами о высшем образовании весьма показателен (Петухов В. В., Петухов Р. В., 2015, с. 25-48).
Карьера. Типологический анализ карьерного продвижения показал, что представители всех карьерных типов присутствуют только в Государственной Думе. Губернаторский корпус и Правительство России не отличаются столь широким разнообразием. Причем в Правительстве распространены типы «чиновник», «силовик» и «профессионал», тогда как среди губернаторов помимо этих типов часто встречаются еще «бизнесмены», «промышленники» и «бывшие партийцы». «Публичные персоны» и «общественные деятели» — феномен, уникальный для Думы.
В-четвертых, как показывает проведенный нами психологический анализ личностей ведущих российских политиков, у современной политической элиты есть целый спектр психологических проблем, связанных с особенностями их политической социализации и становлением их политических карьер.
Так, у российских политиков за крайне редкими исключениями отсутствует целостная система ценностей и представлений. Их мировоззрение не сформировано и противоречиво. Особенностью ментальной структуры российской
элиты в отсутствие внятных идеологий является ценностная чересполосица, не-выстроенность ценностей. При этом наши элиты не отличаются от нашего общества, в котором (конечно не так, как в начале 1990-х гг.) все еще царит идейный хаос, отсутствует четкая система ценностей и приоритетов. Такая ценностная аномия разрушает целостность общества. И хотя в последние два года общество уже начало выбираться из этого состояния и консолидироваться, ценностная разбалансированность элиты мешает ей вести общество за собой.
При этом системный, идеологический тип мышления характерен в определенной степени только для партийной элиты. Для министров, губернаторов и сенаторов, не говоря уже о более низких уровнях власти, «идеологии» далеки и непонятны и не служат основой для политической идентификации. Кроме того, в отличие от стран, которые в России принято называть развитыми, в ценностной структуре нашей элиты явно преобладают ценности материалистического и даже меркантильного типа. Постматериалистические ценности (альтруизм, свобода, экология, образование, вера, любовь и т. п.) явно уступают им по значимости. Такая структура архаична, не способствует выполнению элитой своей стратегической миссии и невыгодно отличает нашу элиту от зарубежных аналогов. В сознании более молодых представителей элиты ситуация начинает меняться, и по сравнению с 2011 г. постматериалистические ценности стали встречаться несколько чаще, чем раньше. Стратегия, которая из этого следует, — это формирование у представителей элиты понимания своей миссии, «прививка» скромности, распространение образцов достойного служения своей стране и нестяжательного поведения. Хотя, конечно, главную роль здесь играет семейное воспитание.
Мышление практически у всех изученных нами политиков не имеет рефлективного и стратегического характера. Это чаще всего ситуативное мышление, не позволяющее решать долгосрочные и важные для страны задачи. Стратегия изменения такого положения дел должна быть направлена на получение более качественного образования, на обучение долгосрочному планированию, на работу по созданию крупных государственных стратегических проектов, которые вовлекли бы в свою деятельность разные слои политической элиты.
В-пятых, нынешний состав политической элиты всех типов сложился преимущественно в стабильные 2000-е гг. и являет собой выраженный бюрократический типаж — это прежде всего исполнители, причем неплохо подготовленные, образованные и опытные. Однако кризис весны 2014 г. выявил резкий дефицит иных психологических типов элит, способных не только исполнять указания начальства, но и проявлять инициативу, не только грамотно говорить, но и действовать в условиях неопределенности и стресса. Речь, естественно, идет не о замене одного типа другими, но о дополнении, о притоке лидеров другого толка, способных гибко маневрировать, отстаивая свои личные и групповые интересы, готовых к самопожертвованию ради общих интересов.
В-шестых, анализ показал недотаточную консолидацию постсоветской элиты, наличие многочисленных внутриэлитных конфликтов в силу неспособности разных ее групп договариваться между собой, слабое осознание ими и неумение или нежелание отстаивать национальные интересы, отсутствие у ряда
представителей элит приоритета государственных интересов над личными. Не случайно события самого последнего времени заставили экспертов говорить о необходимости «национализации элит», о появлении элит, которые служили бы своей стране, а не только использовали власть в личных целях, как это нередко было в 1990-х — 2000-х гг. Именно указанные психологические и нравственные дефекты современной российской элиты были препятствием к осуществлению единого стратегического курса развития государства и консолидации общества на предыдущих этапах.
В-седьмых, появлению нового типа политических элит препятствует ряд барьеров. Один из них связан с «тромбированием» каналов элитного рекрутирования, что приводит к слабой сменяемости элит и недостаточному притоку новых людей. Одновременно идет старение прежних политических лидеров (достаточно вспомнить хотя бы лидеров ЛДПР и КПРФ), которые не спешат готовить себе смену и уступать ей место. Отсутствие адекватной и дееспособной замены нынешних лидеров приводит к негативным результатам и для самих партий, и для политической системы в целом.
3. ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ ТРАНСФОРМАЦИЯ МАССОВОГО ПОЛИТИЧЕСКОГО СОЗНАНИЯ
Представленный ниже анализ основан на данных, полученных в качественно-количественном исследовании кафедры социологии и психологии политики факультета политологии МГУ в 2011-2014 гг. Исследование включало анкетный опрос, в котором было большое количество открытых вопросов, обработанных затем методом шкалирования. Опрос проходил в восьми регионах: в Москве, Московской, Саратовской, Челябинской, Воронежской, Томской областях, Башкирии и в Краснодарском крае. Выборка составила 898 чел. Кроме опроса было получено также более 200 глубинных интервью и проективных тестов. Более детальный анализ полученных данных приведен в книгах «Психология политического восприятия в современной России» (2012) и «Путин 3.0. Общество и власть в новейшей истории России» (Шестопал и др., 2015).
Из всего многообразия психологических состояний и характеристик массового политического сознания мы отобрали образы, представления и ценности, которые возникали и исчезали в российской политической системе. Особенный интерес представляют образы власти, так как именно вокруг власти, отношения граждан с ней и к ней и разворачивается основная сюжетная линия постсоветской психологической драмы. Суть процессов, характерных для этих лет, российский социолог Борис Грушин определял как «социотрясение», имея в виду, что произошел тектонический сдвиг самих основ народной жизни: старые нормы и ценности оказались разрушены, а на их месте с большими сложностями начали нарождаться, но так до конца и не оформились новые (Грушин, 2001).
С 1990-х гг. происходит постоянное изменение в восприятии политической и социальной реальности в России со стороны ее граждан (Дискин, 1999, с. 34; Лапин, 2003, с. 83; От Ельцина до Путина, 2007). Наши исследования подтверждают выводы коллег
Если посмотреть на процесс трансформации политического сознания рядовых граждан в течение всего постсоветского периода, то можно заметить, что этот процесс довольно четко распадается на четыре этапа.
Первый этап (1990-е гг), когда политическая оптика общества была весьма расфокусированной: граждане симпатизировали одним политикам, доверяли другим, а голосовали за третьих. Этот период закончился в 2000 г и связан с достигнутой страной стабильностью, которую граждане ассоциируют с приходом Путина.
На втором этапе (2000-е гг.) произошла некоторая консолидация общества в отношении его представлений о демократии, власти и политике в целом. Эти представления были схожими у людей разных поколений, регионов, профессий и пр. Данный период резко закончился в 2010 г., примерно за год до начала протестов 2011 г.
Третий этап (2010-2014 гг.) характеризовался определенным возвратом к рассогласованности представлений, образов, ценностей, характерных для 1990-х гг. Полной аналогии тут, конечно, нет.
2014 г. стал началом четвертого этапа, который продолжается и ныне. Он стал исключительно значимым с точки зрения консолидации общества на новых основаниях, что связано прежде всего с новыми образами своей страны и самих себя, сложившимися в условиях внешней угрозы, которую массовое политическое сознание встретило иначе, чем в начале 1990-х гг. Можно предположить, что общество вышло из смуты обновленным и что сам период смуты, длившейся четверть века, завершается.
С точки зрения содержания, трансформация массового политического сознания больше всего затронула духовную, нравственную и психологическую сферы. Сегодня в обществе как никогда ощущается нехватка высоких целей и ценностей, не сводимых к обогащению одних и выживанию других, что ведет к духовной опустошенности и утрате ориентиров. В сфере политических ценностей и представлений граждан, как и на предыдущих этапах, в нынешнем электоральном цикле царят идейная невыстроенность и «всеядность», что мешает консолидации общества.
Образы власти. В текущем электоральном цикле больше половины (52,3 %) респондентов оценивают власть негативно, связывая такие оценки с ее пассивностью, отсутствием изменений в лучшую сторону. Желание перемен, хотя и не столь интенсивное, как в годы перестройки, сквозит через многие ответы респондентов. В то же время немалая часть общества (21,7 %) видит во власти положительные черты. Почти половина опрошенных считают власть слабой (48,8 %).
Исследование показало связь между высоким желанием граждан самореализоваться и отсутствием у власти активности и положительных изменений. Доминирующей потребностью у современных граждан является потребность в самореализации (38,5 %). Второй доминирующей потребностью респондентов (2013 г.) выступает потребность в безопасности (33,7 %), связанная с предчувствием кризиса. Материальная потребность в это время занимает последнее место в иерархии потребностей граждан и составляет всего 3 %.
Наиболее выпуклой чертой современной власти респонденты считают ее неэффективность. Хотя и противоположная оценка тоже имеет место (11,7 %).
Эта характеристика впервые выходит на первое место за весь период наших исследований. Данные цифры свидетельствуют о важном тренде. Впервые за постсоветскую эпоху эффективность стала важным критерием оценки власти, что говорит о рационализации отношения к ней.
Образ государства. Российское общество в целом отрицательно воспринимает современное российское государство. Основная причина этого — действия российской власти, неэффективно справляющейся со своими обязанностями; вызывают раздражение рост социального расслоения, коррупция и монополизация органов власти, вследствие чего граждане оказались вытеснены из сферы управления государством.
Представления об идеальном объекте, наоборот, отражают потребность в государстве, которое будет заботиться об обществе и защищать его; в идеальных представлениях выражена тенденция к большей демократизации и перераспределению властных полномочий; также присутствует желание справедливого наказания чиновников-коррупционеров.
Кроме того, в коллективных представлениях содержатся сублимированные потребности в восстановлении статуса сверхдержавы и стремление общества участвовать в процессе укрепления государственной мощи, что, в частности, выражается в общественном запросе на сильную власть, способную нивелировать последствия регрессивных социально-экономических трансформационных процессов постсоветского периода и вернуть стране статус великой державы. Подобные мотивы можно считать компенсаторными, отражающими стремление общества изжить политическую апатию и унижение национальной гордости после распада СССР и кризиса российского государства.
Образ парламента. Нижняя палата парламента (Государственная Дума РФ) — наиболее понятный и известный респондентам политический институт. Именно Госдума РФ ассоциируется с законодательной властью и парламентаризмом. Совет Федерации РФ — один из самых закрытых для рядового избирателя политических институтов — воспринимается как декоративный «аксессуар» законодательной власти, не имеющий практического значения.
Образ законодательной власти противоречив по многим сравнительным шкалам. Различия между должным и реальным отмечаются в качестве реализации законодательных, представительских и контрольных функций.
Госдума РФ — один из самых известных и публичных политических институтов, но далеко не самый популярный. Причем критические замечания в адрес законодательной власти не зависят от политической позиции и предпочтений респондентов. Текущая деятельность Госдумы РФ не находит поддержки и у сторонников текущего политического курса, а тем более у его противников. Под вопрос ставятся:
— легитимность Госдумы РФ текущего созыва; выборы 2011 г. стали одними из самых спорных в части подведения итогов и хода голосования, что оказало значительное влияние на образ законодательной власти;
— повестка дня и качество принимаемых законодательных решений; по мнению респондентов, Госдума находится «в параллельной реальности» и работает над законопроектами, никак не соотносящимися с повседневностью, задачами государства и общества;
— «человеческий капитал» и профессионализм депутатов; присутствие в Госдуме РФ «медийных персон» респонденты хотели бы минимизировать за счет появления профессиональных политиков, экономистов, юристов и экспертов общественного поля (и желательно новых лиц).
Дисбаланс властной системы, подчиненное положение законодательной власти по отношению к другим институтам респонденты считывают как на рациональном, так и на неосознаваемом уровне. При этом условия «быть сильной и влиятельной» предъявляются к законодательной власти в той же мере, как и к власти вообще, тем более что нормативно парламент является представительным органом власти, т. е. должен канализировать настроения и запросы гражданского общества, артикулировать и отстаивать их. Респонденты хотели бы видеть парламент сильным и активным институтом, который в состоянии представлять интересы избирателей.
Взаимоотношения избирателей и их представителей являются отдельной темой исследования, где были получены интересные результаты.
Во-первых, респондентам хотелось бы, чтобы эти взаимоотношения существовали в несколько большем объеме, чем поддержка партий на выборах. Механизмы отчетности представителей, возможность отзыва депутатов, понятные схемы контроля ответственности и оценки работы законодателей — те немногие моменты, которые отмечали респонденты в нашем исследовании.
Во-вторых, сама модель представительства вызывает вопросы. Если в текущем контексте депутаты Госдумы представляют политическую элиту и «доверенных лиц» общества, то граждане хотели бы видеть представительную модель «делегатов», которая не предполагает наличие привилегий, но является, по сути, отражением общества, решает другой круг профессиональных задач, проявляет лояльность к избирателям, формулирует точное выражение и проведение запросов общества.
Образы партий. Как показало исследование, в ходе политических трансформаций постсоветского развития России в целом и последних трех лет в частности ее партийно-политическая система существенно изменилась. Официально была провозглашена многопартийность, положен конец 70-летнему периоду однопартийности. Однако массовое сознание как будто не заметило этих изменений и по-прежнему ориентируется на привычную однопартийную модель. Здесь можно предположить, что то ощущение необязательности и искусственности многопартийности, которое фиксировалось в нашем исследовании, вызвано отсутствием ценностной определенности и противоречием между декларативной многопартийностью и распространенными монополистическими политическими практиками, показывающими, что ни население, ни власть не приняли либеральные ценности.
Кроме того, в образах всех политических партий (и новых, появившихся в последние годы, и уже устоявшихся) есть один общий момент: их восприятие напрямую зависит от отношения граждан к власти. Если партия воспринимается как провластная или связанная с властью, то на ее восприятие накладывает отпечаток тот негативный образ власти, который существует в России на протяжении всего постсоветского периода. В обществе имеется запрос
на проявление оппозиционности, но при этом ни одна из оппозиционных партий не воспринимается как достойная замена существующей власти. Скорее, можно говорить о том, что востребованы новые лица и новые политические структуры в силу слишком долгого пребывания на политической сцене одних и тех же акторов, будь то лидеры или партии. Отсюда те позитивные эмоциональные отклики, которые вызывают новые политические партии независимо от их идеологической направленности (Общероссийский народный фронт и Гражданская платформа). Наши исследования показали, что новые игроки заведомо выигрывают в общественном мнении все последние годы.
Важным результатом политического развития страны постсоветского периода стала множественность политических, религиозных, культурных представлений, образов и ценностей. В нашем обществе есть сторонники консервативных ценностей и радикалы, либералы и социалисты, «западники» и «национал-патриоты». Любые попытки унифицировать это разнородное сообщество натолкнутся на усвоенные гражданами ценности плюрализма.
Демократические ценности, закрепленные в Конституции и других официальных политических документах, укоренились в нашем обществе. Отказ от них не будет принят большинством российских граждан. Одновременно наше общество устало от хаоса, неупорядоченности и ожидает от государства большей последовательности в наведении порядка и справедливости. Создание сильного государства — важнейшее условие сохранения демократических ценностей в нашей стране, обретения обществом стабильности. Говоря о сильном государстве, мы прежде всего имеем в виду, что его сила — в доверии граждан, в их поддержке и во всеобщем соблюдении законов и прав граждан.
Развитие российского государства в последние годы и даже месяцы показало, что те ценности, образы и представления, которые органичны нашей политической и духовной культуре, а не являются простым копированием заимствованных образцов, имеют все шансы, чтобы стать серьезной основой для консолидации общества.
Пожалуй, главная психологическая особенность нынешнего времени состоит в том, что в нашем обществе намного серьезнее становится запрос на морально-политические ценности, в частности на идеи социальной справедливости, которые традиционно входили в повестку дня левых партий. Сегодня этот запрос разделяют сторонники всех идеологических ориентаций, и негативная оценка власти делается ими именно с точки зрения таких категорий, как справедливость, честность, порядочность.
Литература
Четверть века после СССР. Люди, общество, реформы / под ред Е. Б. Шестопал, А. Ю. Шутова, В. И. Якунина. М.: Изд-во МГУ, 2015. 461 с. (A Quarter of a Century after the USSR / ed. by E. B. Shestopal, A. Yu. Shutov, V. I. Yakunin. M.: MGU, 2015. 461 p.).
Гаман-Голутвина О. В. Политические элиты России: Вехи исторический эволюции. М., 2006. 416 с. (Gaman-Golutvina O. V. The Political Elites of Russia: Milestones of Historical Evolution. M., 2006. 416 p.).
Горшков М. К. Реформы в зеркале общественного мнения // Социологические исследования. 2011. № 10. С. 3-11 (GorshkovM. K. Reforms in the Mirror of Public Opinion // Sociological Researches. 2011. N 10. Р. 3-11).
Грушин Б. А. Четыре жизни России в зеркале опросов общественного мнения. Очерки массового сознания россиян времен Хрущева, Брежнева, Горбачева и Ельцина в 4-х книгах. Жизнь 1-я «Эпоха Хрущева». Введение. М., 2001. 624 с. (Grushin B. A. Four Russian lifes in the mirror of public opinion polls. Sketches of the mass consciousness of Russians since the Khrushchev, Brezhnev, Gorbachev and Yeltsin in 4 books. Life 1st "The era of Khrushchev". Introduction. M., 2001. 624 р.).
Дискин И. Е. Российская модель социальной трансформации // Pro et Contra. 1999. № 3. С. 5-14 (Diskin I. E. The Russian Model of Social Transformation // Pro et Contra.1999. N 3. Р. 5-14).
Дугин А. Политическая система современной России: симулякры и альтернативы // http:// konservatizm.org/konservatizm/theory/210210062607.xhtml (дата обращения: 05.12.2015) (Du-gin A. The Political System of Modern Russia: the Simulacrs and Alternatives. 2010 // http://konser-vatizm.org/konservatizm/theory/210210062607.xhtml (date of access: 05.12.2015)).
Красное или белое? Драма августа-91: факты, гипотезы, столкновение мнений / под общ. ред. М. К. Горшкова, В. В. Журавлева. М.: ТЕРРА, 1992. 471 с. (Red or White? Drama of August-91: Facts, Hypotheses, the Clash of Opinions / eds. M. K. Gorshkov, V. V. Zhuravlev. M.: TERRA, 1992. 471 p.).
Крыштановская О. В. Трансформация старой номенклатуры в новую российскую элиту // Общественные науки и современность. 1995. № 1. С. 51-65 (Kryshtanovskaya O. V. The Transformation of the Old Nomenclature to the New Russian Elite // Social Studies and the Present Times. 1995. N 1. Р. 51-65).
Кургинян С. Политические элиты в современной России — актуальные вызовы // http:// www.sorokinfond.ru/index.php?id=525 (дата обращения: 01.12.2015) (Kurginyan S. Political Elite in Modern Russia — the Current Challenges // http://www.sorokinfond.ru/index.php?id=525 (date of access: 01.12.2015)).
Лапин Н. И. Как чувствуют себя, к чему стремятся граждане России // Социс. 2003. № 6. С. 78-87 (Lapin N. I. How Do Feel, What Do Seek the Citizens of Russia // Sotsis. 2003. N 6. P. 78-87).
От Ельцина до Путина: три эпохи в историческом сознании россиян / под ред. В. Федорова. М.: ВЦИОМ, 2007. 223 с. (From Yeltsin to Putin: Three Epochs in the Historical Consciousness of Russians / ed. by V. Fedorov. M.: VTSIOM, 2007. 223 р.).
Петухов В. В., Петухов Р. В. Демократия участия: институциональный кризис и новые перспективы // Полис. Политические исследования. 2015. № 5. С. 25-48 (Petukhov V. V., Petukhov R. V. Participatory Democracy: the Institutional Crisis and the New Prospects // Polis. Political Studies. 2015. N 5. Р. 25-48).
Психология политического восприятия в современной России / под ред. Е. Б. Шестопал. М.: РОССПЭН, 2012. 423 с. (Psychology of Political Perception in Modern Russia / ed. by E. B. Shestopal. M.: ROSSPEN, 2012. 423 p.).
Современная элита России: политико-психологический анализ / под ред. Е. Шестопал и А. Селезневой. М.: Аргамак-Медиа, 2015. 447 с. (^Mem^ra^ Russian Elite: Political and Psy-chologival Analysis / ed. by E. Shestopal and A. Selezneva. M.: Argamak-Media, 2015. 447 p.).
Россия реформирующаяся: ежегодник. Вып. 11 / отв. ред. М. К. Горшков. М.: Новый хронограф, 2012. 480 с. (Russia Reforming: Yearbook. Vol. 11 / ed. M. K. Gorshkov. M.: The new chronograph, 2012. 480 p.).
Федоров В. В. Русский выбор. Введение в теорию электорального поведения россиян. М.: «Праксис», 2010. 384 с. (Fedorov V. V. Russian Choice. Introduction to the Theory of Electoral Behavior of the Russians. M.: "Praxis", 2010. 384 p.).
Шестопал Е. Б. и др. Путин 3.0. Общество и власть в новейшей истории России. М.: АРГАМАК-МЕДИА, 2015. 420 с. (Shestopal E. B. et al. Putin 3.0. Society and Power in the Modern History of Russia. M.: ARGAMAK-MEDIA, 2015. 420 р.).
ЛОЛИШЭКС 2015. Том 11, № 3
