Психологические границы общества (главы из книги) Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

Абрам Кардинер

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ГРАНИЦЫ ОБЩЕСТВА* (Главы из книги) Вступительное слово Ральфа Линтона

К сожалению, эта проблема совсем не проста. Доктор Дж. Дол-лард1 однажды заметил в разговоре со мной, что наиболее эффективным было бы сотрудничество между двумя дисциплинами, происходящее в одной черепной коробке, но такого рода сотрудничество редко оказывается возможным. Применение научных методов к исследованию человеческих феноменов имеет относительно недолгую историю, и дисциплины, возникшие в результате этого, обладают богатым фактическим материалом, однако плохо организованы и концептуализированы. Глубокие познания в каждой из них все еще сопряжены с необходимостью ознакомления со множеством конфликтующих теорий и формулировок, а также с фактическими данными, на которых они основаны. Овладение этими знаниями — само по себе труд жизни. В этих условиях лучшей заменой соединения двух дисциплин в одном черепе становится сотрудничество двух дисциплин в

* Kardiner A. The psychological frontiers of society. - N.Y.: Columbia univ. press., 1946. - XXIV., 475 p. На русский язык переводится впервые.

двух головах, которые могут объединиться в работе над одними и теми же проблемами. И чем теснее будет сотрудничество, тем лучше будут результаты.

Мы с доктором Кардинером начали сотрудничать в 1937 г. благодаря доброй услуге нашего общего друга, доктора А.Маслоу2. До этого времени мы оба интересовались взаимосвязью между личностью и культурой, но подходили к проблеме с разных точек зрения и с разными акцентами. Исследования д-ра Кардинера были сосредоточены главным образом на воздействиях, оказываемых отдельными проектными системами на развитие и поддержание ряда институтов. Он же опубликовал результаты этих исследований в нескольких статьях3. Моим основным интересом было отношение между культурой и содержанием личности, а также адаптация индивидов в различных позициях в социальной системе. Результаты этой работы увидели свет в 1936 г.4. Ни один из нас еще не пришел к понятию базисных типов личности различных обществ, к понятию, далеко идущие импликации которого в сферах психологии и антропологии начинают использоваться лишь сегодня.

Для науки стало аксиомой, что каждое новое достижение слагается из определенной совокупности знаний и идей, без которой оно было бы невозможно. Понятие базисной личности не исключение. Его глубинные истоки могут быть прослежены в некоторых тенденциях, наметившихся как в культурной антропологии, так и в психологии еще в начале ХХ столетия. В то время ученые обеих дисциплин все более осознавали значение конфигуративных феноменов и необходимость изучения не только культур, но и личностей в качестве целостностей. Великим защитником этого подхода среди антропологов был доктор Малиновский5 в поздний период своей деятельности, однако и его последователи обычно ограничивали свои исследования изучением структурных и операциональных отношений между элементами внутри культуры. Хотя доктор Малиновский полностью осознавал, в частности, значение индивида для культуры, необходимые методы для изучения этого взаимоотношения отсутствовали. В психологии за тот же период быстрое развитие психоанализа имело следствием все более возрастающий интерес к интегративным аспектам личности и формирование представления, что к личностям надо подходить как к континуумам. Школа гештальтпсихологии, конечно же, еще более сосредоточилась на конфигурационных феноменах, но

поскольку ее понятия не нашли успешного применения к проблемам личности и культуры, необходимо упомянуть лишь, что она была одним из примеров Zeitgeist6. К сожалению, первые психоаналитики проводили свои исследования всецело в рамках европейской культуры и в значительной мере в пределах определенного класса европейского общества. Испытывая недостаток в сравнительных материалах, они приняли многие факторы среды как само собой разумеющееся и занимались разработкой подробной теории универсальных человеческих инстинктов. Различные попытки применения этого инстинкту-ального подхода к объяснению культурных феноменов и даже к реконструкции культурной истории, предпринятые Фрейдом и другими психоаналитиками, повергли среднего антрополога в изумление своей фантастичностью и побудили его к принижению того совершенного реального вклада, который могли внести психоаналитические методы в решение многих стоящих перед ним проблем.

Несмотря на эти трудности, рассматриваемый период ознаменовался появлением новой области исследования, сосредоточенной на проблемах культуры и личности. Происходил интенсивный обмен идеями и методами между антропологией и психологией, был введен ряд новых понятий. Каждый, кто изучит соответствующую литературу, должен почувствовать, что идея базисного типа личности «витала в воздухе», когда мы с доктором Кардинером приступили к сотрудничеству. Однако, насколько мне известно, впервые это понятие конкретно прозвучало в нашей книге «Индивид и его общество», изданной в 1939 г.7. С тех пор это понятие было использовано и другими авторами, с небольшими вариациями в содержании и особенно в терминологическом обозначении, но я все же предпочитаю использовать первоначальный термин.

Понятие «базисный тип личности» в том виде, в каком оно было разработано и используется доктором Кардинером и мною, обозначает некую конфигурацию, включающую в себя несколько различных элементов. Оно зиждется на следующих постулатах:

1. Ранние переживания индивида оказывают продолжительное воздействие на его личность, на развитие его проективных систем.

2. Сходные переживания имеют тенденцию порождать сходные конфигурации личности в индивидах, которые их испытывают.

3. Методы ухода за детьми и их воспитания, используемые членами какого-либо данного общества, являются культурными и имеют 42

тенденцию быть аналогичными, хотя и не идентичными, для различных семей в пределах данного общества.

4. Заданные культурными паттернами методы ухода за детьми и их воспитания различаются от общества к обществу.

Если эти постулаты верны, — а они, похоже, подтверждаются большим количеством фактов, — то отсюда следует, что:

1. Члены каждого данного общества будут иметь много общих элементов в опыте ранних переживаний.

2. В результате этого у них будет много общих элементов в структуре личности.

3. Поскольку опыт ранних переживаний индивидов различается от общества к обществу, то нормы личности также будут различными для разных обществ.

Базисным типом личности каждого общества является такая конфигурация личности, которая свойственна большинству членов данного общества в результате наличия общих черт в опыте их ранних переживаний. Она соответствует не тотальной личности индивида, а, скорее, проективным системам или, иначе говоря, системам ценностных установок, которые составляют основу индивидуальной личностной конфигурации. Таким образом, один и тот же базисный тип личности может выражаться во множестве различных форм поведения и входить во множество различных тотальных личностных конфигураций.

Хотя разграничение базисных типов личности различных обществ занимало важное место в наших исследованиях, мы в равной степени интересовались и функциональными отношениями между этими типами личности, и культурами в исследуемых обществах. Иными словами, мы пытались определить не только каковы базисные типы личности, но и каким образом они порождаются и какое влияние оказывают на культуру. Эти динамические характеристики должны рассматриваться как неотъемлемая часть данного понятия в том виде, в каком оно развивалось и использовалось нами. Психоаналитики в процессе своей терапевтической работы обнаружили, что определенные конфигурации раннего опыта имеют тенденцию порождать определенные конфигурации личности у взрослого человека. При перенесении этих открытий на исследование обществ как целостностей становятся возможными экспериментальные предсказания относительно того, какой тип людей будет вероятнее всего порождать

методы воспитания ребенка, применяемые в данном обществе. Тогда может быть исследована культура общества для того, чтобы увидеть насколько культура в целом оказывается конгениальной индивидам такого особого типа. Во всех обществах, которые до сих пор нами исследовались, наблюдался высокий уровень этой совместимости. Можно с уверенностью сделать вывод, что в относительно стабильных культурах, таких, как культуры «примитивных» обществ, существует тесная взаимосвязь между базисным типом личности и культурой в целом. Для индивида это означает, что проективные системы, сформировавшиеся в раннем детстве, будут постоянно подкрепляться последующим опытом. И наоборот, средний индивид в таком обществе обнаружит, что большинство культурных паттернов, которые он призван принять во взрослой жизни, ему конгениальны и легко могут быть восприняты. Иными словами, в стабильных обществах базисный тип личности и конфигурация культуры имеют тенденцию поддерживать и увековечивать друг друга. К сожалению, у нас было мало возможностей проследить взаимоотношения между личностью и культурой в меняющихся условиях, но можно почти не сомневаться в том, что базисный тип личности играет важную роль в детерминации реакции общества на нововведения. Нововведения, которые конгениальны типу личности, вероятно, принимаются и инкорпорируются в культуру общества гораздо легче, чем те, которые ему не конгениальны.

В только что представленных рассуждениях я не пытался принимать во внимание многие переменные, которые могут войти в отношения между культурой и личностью и их видоизменить. Приведу только некоторые из них. Ребенок в каком-либо обществе может почерпнуть нетипичные ранние переживания из необычной ситуации в семье от отклоняющегося от нормы типа личности родителя, старшего брата или старшей сестры или вследствие какого-либо личного физического недостатка, например хромоты. По мере того как накапливаются жизненные истории «примитивных» индивидов, становится очевидным, что такое нетипичное детство является нередким случаем даже в относительно стабильных обществах и что даже у нас оно вызывает индивидуальные отклонения от личностных норм общества. Опять-таки следует признать, что общества и культуры — континуумы и что выводы, обоснованные для одного момента их истории, не всегда обоснованны для другого. Изменение условий жизни обще-44

ства может привести к изменениям в методах воспитания детей и соответственно вызвать со временем модификации в базисном типе личности данного общества. Такие изменения условий вызываются либо изменениями во внешней среде, например, когда общество завоевывается и обращается в рабство, либо заимствованием и инкорпорацией новых элементов культуры. Последнее кажется противоречащим ранее сделанному утверждению, что общества склонны воспринимать и инкорпорировать лишь те новшества, которые гармонируют с их базисными типами личности. Однако какой-либо новый элемент культуры может давать очевидные и немедленные преимущества и быть внутренне гармоничным, но в то же время повлечь за собой ряд непредвиденных изменений в воспринявшей его культуре. Автомобиль моментально привлек к себе симпатии американцев, любящих скорость и механику, но лишь немногие предвидели, какие последствия будет иметь его распространение для паттернов сексуального поведения или отправления правосудия. В том, что появление нового базисного типа личности в результате изменения методов ухода за ребенком влечет за собой дальнейшие изменения в культуре, призванные привести ее в соответствие с новым типом личности, вряд ли можно сомневаться, однако надежных данных на этот счет нет.

Не стоит и говорить, что понятие базисной личности не было выведено из основных постулатов путем простого применения логики. Оно было выработано в результате реального анализа ряда культур и тех взаимосвязей, которые в ходе этого анализа были обнаружены. Первыми были исследованы культуры, рассмотренные в нашей предыдущей книге «Индивид и его общество». До недавних пор большинство антропологических отчетов о культурах придерживалось четкой стереотипной формы. Мой друг, который недавно возвратился из полевой экспедиции, однажды сказал мне, что его материал готов к публикации, «за исключением того, что из него нельзя извлечь жизнь». Антропологические условности требовали, чтобы культура описывалась в требованиях норм поведения без обращения к девиациям и индивидам. К сожалению, даже эти нормы поведения, представляющие особый интерес для тех, кто изучает личность, подавались в манере обобщений. Исследователь старой закваски гораздо больше интересовался перечнями терминов взаимоотношений и описаниями религиозных ритуалов, нежели тем, как воспитываются дети

и какие установки имеются в отношениях между супругами. Мне сильно повезло, что я прожил среди «примитивных» групп достаточно долго и довольно тесно с ними общался, чтобы суметь дополнить опубликованные отчеты, включая и мой собственный, теми данными, которые сделали возможным предварительный анализ. Доктор Кардинер, благодаря своему многолетнему клиническому опыту, сумел понять психоаналитические импликации этого материала и свести его к той форме, которая «имеет смысл» с точки зрения психологии.

Предварительный анализ показал наличие высокого уровня психологической согласованности между различными паттернами поведения, характерными для каждой изученной культуры. Одни и те же установки и ценности проявлялись вновь и вновь в различных контекстах. Также была обнаружена тесная согласованность между этими широко проявляющимися установками и ранними, культурно предопределенными, переживаниями членов общества. Из этого исследования и возникло в качестве рабочей гипотезы понятие базисной личности. Наибольший вклад в это достижение внесло, очевидно, изучение культуры Маркизских островов, поскольку она в наибольшей степени отличалась от нашей точки зрения паттернов семейной жизни и воспитания детей. Эта культура представила нам ситуацию, в которой большинство ранних психоаналитических формулировок, особенно касающихся инстинктов и последовательных стадий личностного развития, явно не работали. Даже типичный эдипов комплекс как будто отсутствовал, а фрустраций на сексуальной почве почти не существовало.

В качестве рабочей гипотезы понятие базисной личности принесло отличные результаты, когда мы применили его к этой и к ряду других культур, однако окончательного подтверждения его обоснованности все еще не было получено. Это должно было стать результатом изучения и сравнивания личности в группах индивидов, принадлежащих к одному обществу. Если наша гипотеза была верна, то основная масса индивидов внутри данного общества должна была иметь те общие черты личности, которые были отнесены к базисному типу личности на основе анализа культуры. К сожалению, данных, необходимых для этого исследования, не было ни для одного из первоначально исследованных обществ. Решающая проверка нашей гипотезы пришла с изучением алорской культуры. Доктор Кора Дюбуа8 46

в ходе своей работы на острове Алор (Голландская Ост-Индия)9 собрала не только необычно полную информацию о культуре, но и большую коллекцию подробных историй жизни, протоколы проективных личностных тестов, в том числе тестов Роршаха, и другие психологические данные. Этот материал и положил начало эксперименту. Вероятная конфигурация алорского базисного типа личности была выведена из изучения культуры при помощи методов, которые мы к тому времени разработали. Одновременно протоколы тестов Роршаха были проинтерпретированы доктором Эмилем Оберхольце-ром10, и мы попросили его составить итоговый перечень тех характеристик личности, которые проявлялись у большинства протестированных индивидов. Эти два исследования проводились совершенно независимо друг от друга, без обмена какой бы то ни было информацией, до тех пор, пока работа не была завершена. Затем мы сравнили результаты, и две картины алорской личности совпали друг с другом по всем важнейшим параметрам. Далее доктор Кардинер проделал утомительную работу, проанализировав жизненные истории определенного числа индивидов, для которых имелись результаты теста Роршаха и материалы сновидений, дабы посмотреть, могут ли эти истории объяснить индивидуальные отклонения этих людей от нормативных черт алорской личности. Он обнаружил, что почти во всех случаях такие отклонения могут быть объяснены культурно нетипичным ранним опытом. Этот эксперимент, видимо, в целом подтверждал наши предварительные выводы относительно реальности базисных типов личности, механизмов, которые их породили, и их связей с культурой в целом. Исследование двух других обществ, о которых имелся аналогичный, но менее полный материал, дало очень похожие результаты. Эти общества (сикхи11 и оджибве12) в настоящей книге не рассматриваются. Хотя трех экспериментов недостаточно, чтобы дать окончательное подтверждение гипотезе о базисном типе личности, они делают эту гипотезу в высокой степени правдоподобной и обязывают тех, кто ее не принимает, найти лучшее объяснение наблюдаемых фактов.

Если принять реальность базисных типов личности, возникает ряд сопутствующих проблем, которые нуждаются в дальнейшем исследовании. Одним из наиболее важных является вопрос о диапазоне форм, которые такие типы могут допускать. Даже уже проделанная работа выявила определенные комбинации личностных характери-

стик, которые исключительно редко встречаются в нашем обществе или вообще в нем отсутствуют. Представляется вполне вероятным, что такие исследования могут привести к расширению и реорганизации наших нынешних типологий личности. Еще одна проблема, которая может иметь большое практическое значение, — это определение той степени, в какой конфигурации личности, сформировавшиеся в результате раннего опыта, могут быть модифицированы позднейшими переживаниями. Как уже отмечалось, в большинстве относительно статичных культур конфигурации, устанавливаемые паттернами воспитания данного общества, имеют тенденцию подкрепляться множеством поздних переживаний. Остается посмотреть, что может происходить в обществах, в которых по какой-либо причине такие подкрепления отсутствуют. С этим тесно связана и проблема того, не становится ли конфигурация личности особенно податливой для изменений в каких-либо отдельных точках жизненного цикла индивида. Такие исследования потребуют подробного биографического материала, которого все еще нет ни для одного общества, за исключением, быть может, нашего собственного. И наконец, важно узнать, каков диапазон индивидуальной личностной изменчивости в различных обществах по отношению к их базисным типам личности.

Обратимся к проблемам воздействия базисной личности на культуру. Существует настоятельная потребность в исследовании реакций разных обществ на отдельные нововведения и тех способов, при помощи которых базисный тип личности оказывает влияние на принятие или отвержение новых элементов. С этим тесно связана проблема отношения базисных типов личности к изменениям вообще. Кажется, будто гибкость и готовность к изменениям сами по себе могут быть характерными для определенных базисных типов личности. По меньшей мере нам известно, что некоторые общества оказываются в высокой степени адаптивными, тогда как другие столь ригидны, что сопротивляются изменению и реалистичному приспособлению вплоть до парализации и окончательного коллапса. Это сразу же увлекает нас в исследования аккультурации13, в ту сферу исследований, где понятие базисного типа личности может оказаться исключительно важным. Базисный тип личности, несомненно, проявляет себя в таких феноменах, как способность одного общества доминировать над другим в ситуациях контакта, и в определении направленности культурного изменения в обществах, но у нас до сих пор нет адек-48

ватных данных, на базе которых к таким проблемам можно было бы подступиться.

Еще одним аспектом отношений между базисным типом личности и культурными изменениями является устойчивость определенных характеристик базисного типа личности на больших отрезках социокультурного континуума. Некоторые генерализованные проективные системы, видимо, сохраняются в отдельных обществах тысячелетиями, переживая все новые и новые изменения во многих аспектах культуры и придавая форму каждому новому институту, как только он возникнет. Применение этого подхода к историческим данным, подобно представленному в завершающей главе доктором Кардинером, обещает дать новые и важные результаты. Короче говоря, я чувствую, что понятие базисного типа личности дает социальным наукам новый инструмент исследования, использование которого не может не иметь далеко идущих результатов. Слишком рано предсказывать, какими могут быть эти результаты, но можно предвидеть, что это понятие будет играть важную роль в развитии новой науки о поведении человека, которая появляется из синтеза традиционных и более специализированных дисциплин.

Предисловие

В этой книге предпринята попытка описать метод изучения отношений между культурой и личностью и дать обоснованную критику культурных форм.

Старейшей рабочей гипотезой в изучении этой проблемы была «расовая» концепция, предполагавшая, что приобретенные культурные особенности передаются биологически. Вред, причиненный этой концепцией, когда она использовалась для описания одних только незначительных различий в анатомическом строении, слишком хорошо известен, чтобы останавливаться на нем особо. Она давала лишь оценочные суждения, например, о «высшем» и «низшем», на которых не мог основываться сколько-нибудь разумный план социального действия. Понятие «культура» было значительно лучше понятия «раса», поскольку оно позволяло анализировать культурные целостности, выделяя такие их составные элементы, как нравы, практики и институты. Более того, понятие «культура» открыло путь психологическому объяснению различий в обычаях разных обществ.

Однако применение психологии к изучению культуры не было безраздельным благом; оно вело к частным ответам и заводило в тупики. Первые попытки идти этим путем породили три важных результата. Первым стало определение «паттерна культуры», которое с описательной точки зрения было правильным, но оставляло без ответа вопрос о происхождении этих паттернов. Исходя из концепции культурного паттерна были разработаны две теоретические модели, давшие описательную характеристику отношений между культурой и личностью. В первой утверждалось, что личность есть зеркальный образ культуры. Вторая считала, что существуют некие внутренние и устойчивые тенденции, общие для всего человеческого рода, которое культура модифицирует. Ни об одном из этих взглядов нельзя сказать, что он неправилен; но оба они дают лишь фрагментарные ответы, из которых невозможно извлечь конструктивный метод, способный развиваться и дарить нам новые знания.

Эта книга — не просто еще одна попытка такого рода. Она не придерживается ни одной из формул взаимоотношения культуры и личности и не нацелена на разработку какой бы то ни было доктрины или теории. Она описывает и совершенствует технику исследования и претендует на определенную степень точности в отслеживании отношений между культурой и личностью.

Предприятие, преследующее такую цель, не нуждается ни в каких модификациях понятия «культура», за исключением, быть может, того, что в нее следует включить формы практики, до сих пор игнорировавшиеся. Более сложной является проблема выбора того из многочисленных психологических методов, ныне используемых, который был бы лучше всего приспособлен к нашей координационной задаче. Именно с этого и начинается книга. Необходимо признать, что все психологические техники приспособлены к тем или иным специальным задачам, связанным с нашей проблемой; однако эта книга базируется на том допущении, что психоаналитическая техника имеет доступ к ряду аспектов, к которым не может подступиться ни одна другая техника, ни теория научения, ни топологический метод. Более того, не следует упускать из виду, что большинство проблем исследования культуры не могут быть воспроизведены в лаборатории.

Решив вопрос о роли психологической техники, мы описываем далее историю ее развития и изменения и используем ее в связи с

тремя специфическими культурами, представляющими нашему взору значительные контрасты в формах личности.

С самого начала этого исследования я неизменно придавал первостепенное значение методологическим проблемам. Настоящая книга — это попытка дальнейшей разработки методологических проблем, первоначально обрисованных в книге «Индивид и его общество». Со времени публикации последней появилось много литературы о методе исследования, который здесь описан. Некоторые из этих книг подтверждают наш подход, другие опровергают. В целом же этот метод больше пострадал от своих сторонников, а не от оппонентов. В значительной степени это вызвано тем печальным обстоятельством, что большинство авторов, использовавших эту технику исследования, не имеют подготовки в области психодинамики. Преследуя самые благие намерения, они преуспели лишь в том, что посеяли заблуждения, акцентируя внимание на мелочах, вроде терминологии, трактуя выводы таким образом, словно они всем давно известны, принимая без оговорок правильность техники и истинность предположений, на которых она основана, делая поспешные выводы. Некоторые, несомненно, руководствовались насущностью социальных проблем. Другие полагали, что данный метод исследования не заслуживает большого доверия, поскольку он уже давно «носился в воздухе» и несколько подобных попыток уже предпринималось. Это совершенно верно. Эта идея «носится в воздухе» вот уже несколько тысячелетий, ибо ее основное операциональное понятие — «базисная личность» — является фактом для здравого смысла. Сведение этого вывода, почерпнутого из здравого смысла, к технике исследования, обладающей определенной точностью, является заслугой фрейдовской психодинамики, которая была несколько модифицирована нами.

Техника исследования, демонстрируемая в каждом отдельном случае, не сопровождается никакими дискуссиями в области психопатологии, за исключением нескольких случаев, где в этом была необходимость. Эта техника исследования изначально базируется на психодинамике Фрейда. Но был внесен ряд изменений в операциональную схему, которая у нас основана не на понятии «инстинкт», а на понятии «система действия». Преимущества, предоставляемые последним, состоят в том, что система действия может быть идентифицирована по ее когнитивным, координационным и исполнительным компонентам, тогда как «инстинкт» может быть определен лишь

через качественные критерии. Различия между этими двумя операциональными схемами были подробно представлены в моей книге «Травматические неврозы войны»14. Результаты применения психодинамики представлены в этой книге.

В каждом случае извлечение базисной личности было упражнением в психопатологии, и теперь можно сказать, что без профессиональных познаний в области психодинамики никто не сможет внести никакого вклада в развитие этой техники исследования. Эта оговорка касается прояснения источников различных культурных особенностей и отношений между ними; с точки зрения здравого смысла эти культурные особенности не имеют друг с другом никаких сколь-нибудь понятных отношений. Вместе с тем никто кроме мастера социологических методов не сможет в полной мере воспользоваться выводами, получаемыми при помощи методов психодинамики. О последних в моей книге сказано очень мало. Однако весьма удачная попытка в этом направлении была недавно предпринята Линтоном в его книге «Культурные основания личности»15, где продемонстрирован тот способ, каким этот конечный синтез вероятнее всего может быть достигнут. Простейшей из этих культур является культура ко-манчей16 из-за чрезвычайной простоты проективных систем. Имея ключ можно обнаружить, что эту культуру возможно понять, не имея в своем распоряжении ничего, кроме здравого смысла. Наиболее сложную проблему, с точки зрения психодинамики, представляли для меня алорцы, поскольку обнаруживаемые в их культуре констелляции не имеют прототипов в западной культуре. Мне немного стыдно признаться, что некоторые основные особенности алорской лично -сти я никак не мог понять на протяжении четырех лет с тех пор, как впервые ознакомился с материалом.

Базисная личность — это не тайный пароль, предназначенный для социальной теории; это лишь название диагностической совокупности констелляций, существующих в данном обществе. Социологические импликации данного метода пока еще не нашли приме -нения по той простой причине, что этот метод не описывает социальный процесс полностью. В этом отношении наиболее удачной попыткой было описание алорцев; но даже и оно далеко от совершенства. В случае Плейнвилла17 разъяснение социального и культурного процесса затруднялось тем фактом, что эти процессы имеют среди своих детерминант факторы, которые укоренены в прошлом. Чтобы 52

преодолеть это препятствие, в последней главе предпринята попытка рассмотреть, каким образом понятие базисной личности может выдержать проверку, будучи исследовано на долговременной траектории.

В основном целью данной книги было описать, каким образом происходит социальный процесс при помощи техники, берущей в качестве основы ментальное и эмоциональное оснащение составляющих общество элементов. Кроме того, в ней особое внимание обращено на демонстрацию того, как возникает это оснащение. Когда этнограф сообщает, что в данном обществе часто происходят разводы, что мнения о религиозных догмах и ритуалах неопределенны и неустойчивы, что, когда люди болеют, они просто ложатся и умирают, что они испытывают слабую потребность в постоянном жилье, что они не имеют понятия о совести и о склонности к депрессивным реакциям, — все эти факты могут не иметь друг к другу никакого отношения, а могут быть и глубоко взаимосвязаны. Это большая разница, когда дело касается деятельных проявлений общества. Мы придерживаемся такой точки зрения. Если эти характеристики взаимосвязаны, то они являются всего лишь периферийными особенностями, указывающими на то, каким образом протекает социальный процесс. Совершенно очевидно, что, применяя стандарты здравого смысла, между упомянутыми событиями невозможно установить никакого взаимоотношения; да ни один этнограф и не будет пытаться извлечь такие взаимосвязи. Эти характеристики должны включаться в отчет как «специфические особенности» данной группы людей.

Вклад, вносимый в эти исследования психодинамикой, состоит в демонстрации того, что эти характерные особенности связаны друг с другом. И ввиду самого факта такой взаимосвязи основное внимание направляется на изучение адаптации общества в целом, а предметом особого интереса становится индивид, находящийся в условиях данного социального процесса.

Это звучит многообещающе, и кажется будто мы и в самом деле добрались до самых оснований. Такая точка зрения излишне оптимистична. Остается спорным, охватывает ли такая техника исследования в достаточной мере весь социальный процесс. На мой взгляд, не охватывает и не сможет охватить еще очень долго. К такой сдержан -ности нас побуждает знание того, что лишь очень немногие основные принципы были установлены окончательно и убедительно, да и про-

демонстрировать эти принципы легче на «примитивных» обществах, где проективные системы сохранились во всей своей первозданной чистоте, не изменившись под воздействием многочисленных наслоений рациональных мыслительных процессов, как это произошло с проективными системами современного человека. Применение данной техники исследования к западному обществу — более сложное предприятие, ибо здесь социальным процессом управляют интеграционные системы более высоко уровня (особенно те, которые связаны с социальными целями, ценностными системами и т.п.), которые гораздо сложнее вывести из базисных переживаний развивающегося ребенка.

Необходимо подчеркнуть, что эта работа не опирается ни на чей личный авторитет и что ее достоинства зависят не от концепции базисной личности, которая практически стара, как Геродот. Успех или неудача этой работы зависят от корректности применяемой психиатрической техники. Все сводится к следующему вопросу: правильна ли наша концепция пути протекания интеграционных процессов в человеке и достаточно ли точна и искусна наша понятийная система для схватывания всех модальностей адаптации? На этот вопрос я ответить не могу, поскольку серьезным препятствием было то, что ввиду специальной цели этого исследования я был вынужден работать в полном одиночестве и был лишен тех преимуществ, которые мне могла бы доставить дискуссия со своими коллегами-психиатрами. Их избегание проблем, связанных с этой работой, объяснялось в значительной степени тем, что они рассматривали ее как «социологию» и потому не считали достойной своего внимания. Антропологи, сотрудничающие со мной, не могли мне помочь; они могли лишь проконтролировать правильность того или иного вывода, подкрепить его новыми данными или оспорить его путем привлечения противоречащих ему свидетельств. В некоторых случаях выводы психодинамики шли вразрез с установленными фактами, подтверждаемыми впоследствии новой информацией. Я уверен, что можно было бы сделать еще много важных выводов, если бы имелась возможность обсуждать используемые психодинамические принципы.

Эта книга обладает рядом технических преимуществ по сравнению с предшествующей. Это: 1) попытка более детально определить компоненты базисной личности; 2) стремление выяснить происхождение ценностных систем и социальных целей; 3) формулировка 54

понятия дифференциальных паттернов агрессии — проблемы, которая в ближайшее время должна стать предметом интенсивных исследований. В остальном же эта книга представляет собой клиническую демонстрацию ранее установленных принципов, в которой много сил было затрачено на достижение педагогической ясности. Учитывая то, что новый материал оказался многосторонним, и то, что он был собран исходя из принципов нескольких психологических дисциплин, приятно отметить, насколько хорошо наш первоначальный тезис выдержал проверку.

Отдельные культуры, рассматриваемые здесь, были отобраны из-за поразительных контрастов, отличающих свойственные им конфигурации личности. Команчи и алорцы являют собой полные противоположности. Плейнвилл представляет собой живое американское сельское сообщество и впервые дает нам шанс изучить его на примере, не очень сложном и доступном взору одного наблюдателя, каковым достоинством не обладает никакое городское сообщество.

Моя роль в этом исследования ограничивалась комментированием данных, собранных этнографами, с точки зрения психологии. Выполняя эту роль, я отвечал за разработку психологической техники исследования и за отбор тех культур, которые дали бы наилучшие возможности для шлифовки и совершенствования этой техники. Вряд ли необходимо добавлять, что, когда рабочая схема такого рода обсуждается на семинаре, поступает множество предложений, одни из которых принимаются, а другие отбрасываются. Наиболее ценным способом проверки сделанных выводов всегда были материалы, собранные этнографом. Эти материалы подвергались обсуждению. Таким образом, представленные здесь выводы прошли контроль этнографов. Помимо работы на семинаре, у меня было много личных контактов с профессором Линтоном, доктором Дюбуа и мистером Уэстом18. Вопросы, поднятые участниками нашего семинара, суммировались в тексте, предназначенном для обсуждения.

Благодаря всех, кто помог мне в подготовке этой книги, я в первую очередь выражаю огромную признательность профессору Линтону за ту неоценимую помощь, которую он мне оказал. Для меня было большой честью сотрудничать с ним в ходе семинара, на котором был предварительно представлен и подвергнут обсуждению весь материал, собранный в этой книге. Я пытался фиксировать и использовать его многочисленные замечания. Их было гораздо больше, чем

я успел зафиксировать. Без его прозорливости и отважной поддержки весь этот исследовательский проект давно бы заглох. Кроме того, он помог этому исследованию тремя ценными текстами по социальной психологии. Тот, кто прочтет книгу «Исследование человека», не сможет не заметить, насколько он предчувствовал перспективы изучения личности и культуры и повлиял на них. Если исследованию, частью которого стала эта книга, суждено получить дальнейшее развитие, основная заслуга в этом будет принадлежать доктору Линтону, которого я благодарю за то, что он сделал сам, за то, что он вдохновил сделать других, за то, что он с неутомимым энтузиазмом использовал каждую возможность для исследования.

Доктору Коре Дюбуа я очень обязан за счастливую возможность изучения на семинаре собранных ею ценных данных и благодарю за разрешение использовать ее материал в этой книге. Большую признательность выражаю издательству Университета штата Миннесота за разрешение использовать некоторые данные из книги доктора Дюбуа «Люди острова Алор»19 и свободно цитировать эту книгу.

Мистеру Джеймсу Уэсту я глубоко благодарен за представленный им на семинаре замечательный материал о Плейнвилле, за разрешение использовать его в этой книге и подготовку главы для нее. А также благодарен ему за любезно предоставленные жизнеописания, собранные им в поле, на которых базируется глава, посвященная Плейнвиллу. Благодарю и издательство Колумбийского университета за разрешение использовать некоторые данные книги мистера Уэста «Плейнвилл, США»20.

Не последнюю роль среди моих сотрудников играли студенты Колумбийского университета, интерес и подбадривающее влияние которых имели неоценимое значение. Многие из них проделали кропотливую работу по черновой подготовке биографических очерков. Я признателен также доктору Роберту К. Мертону21 за прочтение рукописи и многочисленные ценные предложения, которые были включены в текст.

Январь 1945 г. А.Кардинер

Факультет психиатрии Колумбийского университета

Глава 1

Психология и наука об обществе

Сегодня нет такой дисциплины, которую можно было бы назвать наукой об обществе; существует лишь группа социальных наук, и каждая из них превратилась в изолированную и самодостаточную по своему предмету дисциплину. Большее согласие наблюдается в отношении методов исследования, главным образом благодаря влиянию естественных наук. В результате релевантными для социальных наук считаются лишь те данные, которые можно интерпретировать при помощи доказательств и количественных процедур, столь успешно применяемых в естественных науках.

В последнее время Линд22, Манхейм23 и многие другие ученые предприняли попытки по достижению синтеза социальных наук, и все они признавали необходимость такой психологии, которая была бы пригодна для осуществления этой цели. Они надеялись, что авторитетная психология покончит с пристрастными попытками сознательно или неосознанно приводить данные социальных наук в соответствие с теми или иными интересами. За решением о необходимости использования психологии сразу же последовал вопрос о том, какие методы наиболее подходят для осуществления этой задачи и способны открыть социальным наукам доступ к огромному сегменту человеческого опыта, которым прежде пренебрегали. Были предложены и испытаны многие методы, их применение было более или менее успешным. Самым прискорбным следствием этих настойчивых усилий было то, что значительная часть психического материала неизменно снабжалась ярлыком «иррациональное». Никакая техника исследования, никакая система операциональных принципов не могут быть применены к материалу, одна часть которого рациональна, а другая — иррациональна.

Первейшая задача психологии по отношению к науке об обществе состоит в том, чтобы снять это сбивающее с толку противопоставление рациональных и иррациональных элементов, ибо на поверку обнаруживается, что понятие «иррациональное» имеет особую коннотацию с понятием «эмоциональное». Это несколько упрощает нашу задачу, поскольку тогда иначе ставится цель: точное определение той роли, которую играет эмоциональная жизнь человека в создании тех феноменов (институтов и форм практики), которыми мы

57

занимаемся в социальных науках. Психология должна быть готова к анализу эмоциональных факторов, определяющих успех или неудачу тех или иных форм практики, а также и выяснению превратностей их судьбы. Она должна представить критику социальных форм, дабы мы могли предсказывать их стабильность и точнее определять неудобства, ими вызываемые, и компенсационные силы, приводимые ими в действие.

Эта задача требует создания единой системы операциональных инструментов исследования. Мы должны настороженно относиться к тем психологическим системам, которые объясняют одни аспекты культуры, но не могут объяснить другие. Мы также должны осторожно относиться к тем системам, которые занимаются повторением очевидного.

Психологическое исследование, соблюдающее эти меры предосторожности, может быть начато несколькими способами. Оно может взять в качестве исходного пункта наше собственное общество и воспользоваться для этой цели ресурсами экономической науки, социологии и истории. Или же (согласно методу, которого придерживаемся мы в этой книге) оно может воспользоваться более простыми культурами, которыми занимается антропология, дабы усовершенствовать технику исследования для последующего ее применения в нашей культуре. Главное преимущество сравнительного метода состоит в том, что он позволяет нам освободиться от тех неосознаваемых предрассудков, которые обусловлены продолжительным контактом с привычной для нас системой ценностей и порядков. Недостаток этого метода в том, что он вовлекает исследователя в сложное упражнение в эмпатии и заставляет его вживаться в ценностные системы, отличные от той, в которой он живет. В обоих случаях мы изучаем человека в различных социальных условиях и при различных степенях успеха или неудачи в выполнении основной социетальной функции.

Эта книга, как и предшествующая24, все еще настойчиво сосредотачивается на проблеме техники исследования. Перед нами стоят два первоочередных вопроса: 1) какой из современных психологических методов более всего подходит для наших целей; 2) как восполь-

зоваться внутренними ресурсами этого метода для достижения тех целей, которые мы преследуем. Однако мы не можем подступиться к проблеме психологического метода, не обсудив предварительно вопроса о неизменных биологических характеристиках человека.

Биологические характеристики человека

Биологически закрепленные характеристики человека отобрать нелегко, поскольку некоторые характеристики производят впечатление биологических (т.е. биологически наследуемых) качеств, тогда как при ближайшем рассмотрении представляется более вероятным, что они порождены социальной жизнью человека. Например, общительность. Аналогии с тем же свойством, будто бы проявляющимся у более низших животных, вводят в заблуждение. Социальная жизнь муравья обусловлена разделением функций, предопределенных до рождения. У человека же потенции равного участия не предопределены заранее наличием или отсутствием функциональных анатомических приспособлений; единственной дифференциацией, предопределенной от рождения, являются половые различия. Поэтому считать общительность биологически обусловленным качеством ошибочно. То же самое можно сказать и о наличии у человека продолжительного периода жизни после достижения зрелости. Более резонно рассматривать жизнь человека после достижения зрелости как следствие социальной жизни, а не наоборот.

Вертикальное положение тела, цепкую руку, доминирующую роль зрения в процессе адаптации можно считать биологически предопределенными, равно как и способность к членораздельной речи и отсутствие сезона размножения. Хаксли25 называет следующие специфические характеристики человека: способность к речи и концептуальному мышлению; кумулятивную традицию, постоянное совершенствование орудий труда и машин; тот факт, что человек — единственный биологический род, распадающийся на множество разных типов; способность к унификации образа жизни; ненормально медленное развитие по сравнению с другими млекопитающими, отсутствие внутриутробной борьбы за существование; вариабельность способности к воспроизводству, способность родить от одного до двадцати детей; продолжительный период жизни после достижения зрелости, ведущий к доминированию мужчин; пластичность мыслитель-

59

ных процессов и способность к их унификации; и наконец, общительность. Хоть это и представлено как перечень специфических характеристик человека, все-таки не все перечисленные свойства являются биологически предопределенными, а что касается пластичности мышления, то она вообще может быть поставлена под вопрос.

Наиболее социально релевантным из перечисленных свойств является то, что человек, подобно прочим домашним животным, является таким биологическим видом, для которого характерна тенденция к крайней изменчивости. Второе по значимости свойство — медленное развитие человека. Хаксли связывает этот факт с отсутствием внутриутробной конкуренции. Так это или не так, все равно человек рождается плохо приспособленным к тому, чтобы продолжать жизнь в одиночестве. Он нуждается в поддержке и кормлении дольше, чем другие млекопитающие. За этим фактом стоит анатомическая задержка процесса миелинизации26, когда произвольно действующая нервная система ставится под центральный контроль. Между тем у животных, которые, судя по всему, лучше экипированы т иего27, процесс миелинизации завершается вскоре после рождения. Это означает, что они в относительно короткий срок, составляющий от 1/10 до 1/12 продолжительности их жизни, обретают способность делать все то, что могут делать их предки, в том числе и давать потомство. Об этих животных можно говорить, что у них в контроле над поведением доминируют врожденные паттерны. Куо28 убедительно продемонстрировал, что даже и в этом случае так называемые инстинктивные паттерны нуждаются в развитии. Единственное, что в этих рассуждениях важно с социологической точки зрения, заключается в том, что человек менее всего управляется врожденными паттернами поведения и что паттерны эти должны включать в себя побуждение к достижению цели и манипуляции, необходимые для ее достижения. В перспективе это замедленное овладение адаптационными паттернами значительно расширяет их возможности. Но это означает также и то, что адаптационные паттерны человека являются приобретенными, а врожденные склонности могут развиться в ту или иную сторону. Это обусловливает продолжительный период зависимости, продолжительный период развития. Социальная жизнь значительно облегчает оба эти процесса. Человек, следовательно, не животное, движимое инстинктами, а такого рода существо, у которого доминирующую

роль играют приобретенные процессы, контролирующие эти импульсы.

Способность ребенка к организованному действию на протяжении продолжительного периода развития претерпевает непрерывное изменение. Поскольку его способности изменяются, то соответственно изменяются и его представления о самом себе, об окружающих его людях и о внешнем мире. Одновременно с изменением адаптационных способностей в ходе развития ребенка происходят и сложные соматические изменения в его организме.

Утверждать, что адаптационные процессы усваиваются путем «научения», значит описывать результаты процесса, а не сам процесс; для наших же целей мельчайшие нюансы адаптации столь важны, сколь и ее результаты. Эти процессы вовсе не единообразны. Один из них затрагивает весь сенсомоторный механизм, посредством которого «изучаются» ориентации, локомоция и манипуляция. Эти движения непрерывно развиваются на протяжении всей жизни и находят свою кульминацию в навыках. Данные сенсомоторные процессы становятся автоматическими, не нуждаются ни в какой ревизии на протяжении жизни и не претерпевают существенных изменений, за исключением тех случаев, когда происходят серьезные нарушения вследствие болезни, преклонного возраста или травмы. Другой ряд процессов, усваиваемых путем научения, касается отношений с другими людьми. Это самые ранние процессы, с которыми сталкивается ребенок, и «обусловливание» ребенка начинается именно здесь.

Почти не имеет значения, в какой форме описывается это «обусловливание», если мы понимаем, на какие условия ребенок реагирует, как адаптационные механизмы приводятся в движение этими условиями, какие устойчивые констелляции ими порождаются и каким образом эти условия можно идентифицировать. Характер -ными свойствами данных констелляций являются их тенденции к фиксации и интеграции, т.е. реакции основываются на этих констелляциях и согласуются друг с другом. На базе старых констелляций вырабатываются новые. Эти интеграционные системы сложны по своей природе. Они формируются на фоне потребностей, желаний, влечений, фрустраций и удовлетворений. «Изучение этих процессов отлично по своей природе от изучения того, что дважды два — четыре, или того, как надо пользоваться луком и стрелами. Выявление этих констелляций имеет большое значение, поскольку именно они фор-

мируют когнитивную основу мотивационного поведения. Невозможно понять человеческое поведение, не зная его когнитивной основы, ибо когнитивный базис поведения, как мы далее увидим, различен для разных обществ и даже для разных индивидов, живущих в одном и том же обществе. Поскольку в разных обществах воспитание ребенка происходит по-разному, то мы можем весь процесс воспитания в целом обозначить как паттерн развития.

Современные психологические техники

Психология — это наука об адаптации, ее детерминантах, модальностях и мотивациях, а также о ментальных и эмоциональных феноменах, сопровождающих превратности адаптации. Психология пытается описать детали адаптации и объяснить последствия различных порядков, которые с точки зрения здравого смысла не являются очевидными. Сфера интересов психологии обширна: от того, каким образом мышь учится преодолевать препятствия в лабиринте с целью добраться до пищи, до происхождения религиозного ритуала. Однако психология, объясняющая первое, не сможет объяснить второе. Психология не гомогенная наука. На сегодняшний день имеется множество психологических техник, из которых каждая приспособлена к решению особых задач и не может претендовать на универсальное применение.

Психология имеет богатое прошлое, но короткую историю. Все ныне существующие техники психологического исследования вышли либо из физиологической лаборатории, либо из изучения гипноза и психиатрии: первые берут начало у Вундта29 (1876), последние — у Брейера30 и Фрейда (1886). Нельзя понять современные психологические методы без изучения тех неудач, которые постигли классическую психологию, основанную Вундтом.

Он начинал работу в том время, когда Гельмгольцем31 была разработана физиология органов чувств и в качестве координатора органов чувств, внутренней среды и моторного аппарата признавалась анатомия мозга. Исходным пунктом классической психологии, следовательно, было восприятие как содержание сознания. Техническая проблема заключалась в том, можно ли разбить сознание на составные элементы и как распорядиться этой новой информацией. Аналитическая задача оказалась осуществимой. Сознание было раз-62

бито на составные сенсорные элементы, и исходя из этого было предположено, что сознание имеет атомистическую структуру, единицы которой соединены воедино посредством ассоциации. Эти сенсорные процессы должны были объясняться через соответствующие процессы, происходящие в центральной нервной системе, т.е. посредством психофизического параллелизма. Не все данные сознания могли быть объяснены посредством такого аналитического метода, и поэтому в интерпретации эмоций, мотиваций и влечений классическая психология потерпела неудачу.

Неудачи классической психологии были обусловлены тем, что она затрагивала слишком узкий сегмент человеческого опыта, обходила стороной проблему реконструкции человеческой личности, не давала прямых объяснений, опосредуя их рядом физиологических процессов (известных даже еще меньше, нежели наблюдаемые). Она забрела в тупик, создав искусственную проблему «разума и тела». Но более всего неудачи были вызваны тем, что ее выводы могли найти лишь очень ограниченное применение.

Не на последнем месте среди причин упадка вундтовской психологии стоит то, что она полностью расходилась с наиболее влиятельной доктриной XIX столетия, а именно с теорией эволюции, в рамках которой изучались борьба, функция, изменение, выживание, наследование, короче говоря, адаптация. Биология описывала адаптацию в виде долговременной траектории. Она исследовала специфические способы выживания и особо выделяла среди них группу форм деятельности, называемых инстинктивными, но не приобретаемых путем научения, а наследуемых. Изучение процессов познания не могло быть действенным методологическим инструментом для целей объяснения адаптации, притом, что не было точно известно, какое же место занимает восприятие в процессе адаптации. Функционалисты Джемс32 и Дьюи33 испытали влияние теории эволюции, но и они не сумели совладать с проблемой адаптации, за исключением самых элементарных ее форм. Они не смогли принять во внимание социальную среду.

Революция, направленная против классической психологии, не вылилась в отказ от экспериментальных методов, введенных Вундтом. Однако метод объяснения психологических фактов физиологическими процессами был отброшен, унеся вместе с собой также и проблему разума и тела, фактически отрицающую существование ра-

зума, или сознания. Вместо этого новая психология взяла себе в проводники поведение. Немаловажным вкладом теории эволюции было установление преемственности, существующей между адаптационными процессами у низших животных и адаптационными процессами у человека, представления об изолированном положении которого поддерживались главным образом благодаря теологическим допущениям. Но выводы, базирующиеся на зоопсихологии, неизбежно были ограничены теми типами адаптации, которые наличествуют у животных.

Наиболее выдающимся инициатором данного метода был русский физиолог Павлов34, проводивший исследование слюноотделения у собак в ряде условий, создаваемых и контролируемых экспериментатором. Этот метод известен как рефлексология. И хотя бихевиоризм (термин был введен Уотсоном35) предвосхитил Павлова, союз этих двух методов дал жизнь целой школе психологических исследований, одной из наиболее влиятельных в наши дни.

Важным вкладом Павлова в развитие психологии было создание надежного метода для довольно полного изучения определенного, хотя и небольшого, сегмента адаптации. Оставалось лишь продемонстрировать, способен ли этот метод установить достаточный набор принципов для объяснения всего процесса адаптации у животных. И хотя сама техника исследования была революционной, ее методы и выводы не вышли за рамки методов и выводов классической психологии. Здесь мы имеем еще один пример атомистической психологии, в которой адаптационные процессы рассматривались как совокупность элементов, соединенных друг с другом посредством некоторого синтетического принципа. В качестве первоэлемента выступал рефлекс, а в качестве синтетического принципа — «обусловливание», представляющее собой лишь более точное определение того, что классики неточно называли «ассоциацией».

Уотсон использовал ту же процедуру исследования, что и Павлов, но не ограничился рефлексом слюноотделения и распространил метод на ситуации более сложные, нежели организация поведения, направленного на утоление голода. Его процедура исследования совпадала с павловской еще и в том, что он предпринял попытку подробного, микроскопического изучения этих сегментов опыта, питая надежду установить общие принципы, которые были бы применимы ко всем возможным маневрам адаптации.

Тем не менее критика Уотсона в адрес классической психологии не уберегла его самого от повторения старых ошибок на новый манер. Уотсон создал целостную систему объяснения за счет игнорирования тех фактов, с которыми невозможно было совладать при помощи его метода. Так, он отказал в праве на существование не только «сознанию», но и вообще всем формам непосредственного опыта. Изгнав из сферы внимания опыт непосредственных переживаний и сосредоточив исключительное внимание на поведении, он выдвинул завышенные претензии, не имевшие под собой достаточных оснований. Пока поведение животных интерпретируется в соответствии с прагматическими и целерациональными стандартами непосредственного опыта самого наблюдателя, поведение неизбежно остается лишь последовательными стандартами непосредственного опыта самого наблюдателя, поведение неизбежно остается лишь последовательным рядом не связанных друг с другом бессмысленных событий. Проводя серии опытов, Уотсон не принимал во внимание наблюдателя, который оперирует не инструментами наподобие измерителя давления, линейки или термометра, а такими инструментами, как суждение, умозаключение, и прочими сложными процессами, формируемыми путем научения и образующими в совокупности его здравый смысл. Претензия Уотсона на объективность была необоснованной; незаметным изъяном в его опытах был человек, осуществляющий наблюдение.

И все-таки работа этой школы была исключительно важной и в высшей степени поучительной. Она отвлекла внимание от бесплодного определения формальных элементов сознания, начала изучать сознание в тех организованных формах, которые реально используются животным и человеком, занялась наблюдением флуктуаций и изменений, происходящих в сознании в связи с рядами взаимосвязанных событий и отливающихся в ту или иную форму исполнительного маневра, называемого поведением. Рассматривалась главным образом исполнительная сторона поведения; психология объясняла моторное поведение, его модификации и изменчивость, которые можно было бы объединить в единый класс под общим названием «научение». Важны стали не изолированные органы, а совокупные манипуляции, ведущие к достижению объекта или его избежанию.

Мы не погрешим против истины, если скажем, что все бихе-виористы занялись теперь свободным от ценностных ориентаций

изучением чистого поведения. Вопрос заключался в том, какую информацию можно было бы извлечь из схемы «стимул — реакция» без знания того непосредственного опыта, который лежит между стимулом и реакцией. Этот непосредственный опыт включает в себя все координационные функции, такие, например, как различение и суждение. Суть дела состоит в том, что если простые проблемы адаптации сводить к механическим препятствиям и побуждениям, направленным на утоление голода, т.е. к старым проблемам (рассматриваемым филогенетически), то бихевиоризм уже не так прочно стоит на ногах. Так, переход к человеку в работах Уотсона был показан по меньшей мере совершенно неубедительно; здесь всплыл ряд произвольных объяснений, особенно когда речь шла о страхе, гневе, любви и других эмоциях. Эмоции были превращены во внутренние привычки, в точности как навыки были представлены в качестве моторных привычек, а мыслительные процессы — в качестве привычек голосовых мышц. Это слишком узкая программа, чтобы ее можно было применить к человеку. Бихевиоризм в той форме, в какой его оставил после себя Уотсон, мог исследовать лишь ограниченный круг проблем адаптации человека. Бунт против классической психологии совершил, следовательно, те же самые ошибки, которые он намеревался исправить; психология так и осталась атомистической. Бихевиоризм лишь пользовался в своих объяснениях системами выполнения, вместо того чтобы пользоваться системами восприятия.

Как ни противились ранние бихевиористы обращению за помощью к чему бы то ни было «ментальному», как ни трудились они в надежде, что комбинацией рефлексов можно будет объяснить поведение, позднейшим последователям этой школы пришлось-таки ввести в когнитивное поле «гештальт» в качестве компонента, играющего определенную роль в конституировании процесса обусловливания; кроме того, они были вынуждены включить суждение и различение в схему объяснения процессов приведения в действие, угасания и торможения условного рефлекса. Более того, они, хотя и неохотно, были вынуждены признать влечение к достижению цели, удовлетворение инстинктивных потребностей и избегание боли и повреждений в качестве витальных факторов, участвующих в процессе научения. Далее встал решающий вопрос. Давайте представим, что условный рефлекс дал нам гораздо более ясную картину тех процессов, которые дают движущий импульс поведению; следующий вопрос, имеющий

для психологии решающее значение, заключается в том, для оценки какого именно типа поведения она может быть применена. Конечно же, она пригодна не для всякого поведения, а лишь для ограниченного числа типов адаптации. Бихевиористам часто свойственно демонстрировать универсальную применимость установленных ими принципов путем использования их для анализа невротических реакций человека. Эта процедура очень обманчива. Она не демонстрирует эффективности данной операции вообще, ибо описываемые взаимосвязи, присущие невротической реакции человека, были установлены не этим методом, а психоанализом. Эта демонстрация доказывает лишь то, что описания взаимосвязей, имеющихся в неврозе, могут быть с горем пополам приблизительно переведены на язык бихевиоризма. Наиболее серьезная ограниченность бихевиоризма и теории научения с точки зрения их применения не обладают средствами для объяснения того, что мы впоследствии назовем проективными системами, ибо последние не могут быть отнесены к категории процессов, усваиваемых путем «научения».

Критика классической психологии дала жизнь еще одной психологической технике, гештальтпсихологии, представителями которой являются Вертхаймер36, Кёлер37 и Коффка38. Они утверждали, что нельзя узнать о процессе познания ничего ценного, если пытаться реконструировать его из ощущений. Начинать с атомарных элементов сознания и предполагать, что конечные результаты сами собой составятся из этих элементов, значит начинать не с того конца. Их эксперименты тоже брали в качестве исходного пункта восприятие, но они подчеркивали (как нечто существенно важное) тотальность восприятия (что является точкой зрения здравого смысла), а не его отдельные составляющие. Гештальтпсихологи стремились узнать, какие процессы и виды деятельности приводит в движение восприятие. По сравнению с классиками, они двигались в обратном направлении. Они изучали некоторые аспекты процесса научения (память, инсайт) и рассматривали их как целостные сущности, а не как совокупность частных видов деятельности.

Базовым элементом был гештальт, обозначающий тотальность формы или временной последовательности (как в мелодии или танцевальном па). Интерес был сосредоточен на последовательности целостных сущностей, а не на отдельных элементах, из которых они составлены. Так, интерес к неврологическим процессам, лежащим в

основе восприятия, привел к локализации гештальта в значении. Мы воспринимаем не пучки ощущений, а объекты, и значение присваивается не путем простой ассоциации или ассоциации идей, а через отношение к данному объекту, например, через его практическую полезность.

Таким образом можно без возражений пройти вместе с геш-тальтпсихологами весь путь, на который они нас увлекают. Выработали ли они устойчивую схему, при помощи которой можно было бы идентифицировать крупные элементы действия, и позволяет ли нам эта динамика проникнуть в структуру действия, — все это до сих пор находится sub judice39. Понятия «гештальт» и «поле»40 более широко применимы, нежели понятие условного рефлекса; они имеют доступ к восприятию, координации и исполнительным функциям (поведению). Единственный динамический принцип, выявленный ими, — это принцип «динамического взаимодействия» внутри гештальта. Поскольку этот принцип никак далее не конкретизируется, он обладает низкой операциональной ценностью. Как метод он еще не разработан, хотя не может быть высказано никаких возражений в отношении работоспособности его как операционального инструмента исследования. Можно, однако, спросить, что он может нам обещать с точки зрения ответов на наши важные вопросы. Он может дать нам кое-какую информацию о некоторых типах процессов научения и, следовательно, полезен для педагогики. Можно ли его применить для объяснения человеческого характера, и может ли он разрешить проблемы, связанные с эмоциями и мотивациями? Это еще надо посмотреть. Топология41 Левина42, являющаяся детищем гештальпсихоло-гии, претендует на звание точного метода репрезентации психологических взаимосвязей. Успехи ее пока не видны, а ее проблемы — главным образом те же самые, которые были определены психоанализом. К этим проблемам топология подходит путем экспериментального метода, и она обещает прояснить некоторые детали, которые не могут быть схвачены психоаналитическим методом.

Психоанализ

Очень скоро вслед за классической возникла иная психология, исходящая из иных традиций, а именно из медицинской, или терапевтической, психологии. Ее предтечами были не метафизические 68

системы XVIII в., а гипноз и психиатрия. Это была психология Фрейда, психоанализ, и ее возникновение может быть датировано 1886 г.43. Необходимо рассмотреть ее, так как она отмечена особой склонностью к описанию определенных аспектов человеческой адаптации.

Связи этой психологической техники с другими направлениями современной и академической психологии на протяжении долгого времени были скрыты от взгляда из-за нескольких факторов. Психоанализ возник как медицинская процедура, предназначенная для лечения неврозов. Его конструкты были чужды традициям академической психологии, а отношения между различными факторами, которые описывались такими конструктами, оставались совершенно не исследованными в этих направлениях психологии. Более того, методы, применявшиеся павловской школой и ее бихевиористскими ответвлениями, находившимися в фазе расцвета, полностью расходились с методами психоанализа. Последний имел дело с непосредственным опытом, на который бихевиористы, полагавшие, будто непосредственный опыт не подлежит «научному изучению», наложили табу. Однако, возможно, основной причиной изоляции психоанализа являлось то, что он был психологией инстинктов, или влечений, и обнаруживал интерес к долговременным аспектам адаптации. Поначалу психоанализ занимался сексуальными аспектами адаптации и какое-то время поддерживал идею, что сексуальная энергия, или либидо, есть та универсальная валюта, в которую могут быть превращены все влечения.

Выдающимся и непреходящим достижением системы Фрейда стало то, что она рассмотрела человека с точки зрения биографии; это был метод исследования индивидуальной жизненной истории. Фрейд установил четкие критерии для изучения характера индивида, не зависящие от того, имеет последний невротические симптомы или нет. С самого начала мы обнаруживаем, что психоанализ, в отличие от других рассмотренных психологических школ, представляет собой психологию, которая оставляет неразрешенными мелкие подробности адаптации, но зато пытается изучить некоторые крупные маневры личности на всей траектории жизненного пути. Подход Фрейда был оригинален. Вместо того чтобы брать малый сегмент опыта, он решил проследить судьбу некоторых влечений, побуждений и инстинктивных потребностей, сохраняющихся на протяжении всей жизни. Влечением, выделенным для специального изучения, был сексуальный

«инстинкт», и поскольку это влечение пронизывает всю человеческую жизнь, Фрейд получил возможность сделать тот важный вывод, что невротические симптомы служат достижению определенной цели. Специфический характер этой цели менее важен; но тот вывод, что невротический симптом является неудачной попыткой адаптации, имел величайшее значение для изучения личности. Позднее Фрейд смог перейти к изучению характера в его противостоянии симптомам; и это оказалось самым значительным его вкладом в развитие науки.

Что касается техники исследования Фрейда, то использование им непосредственного опыта было обусловлено той простой причиной, что люди — объект его исследований — могут говорить. Они могли сами идентифицировать свои идеи. Это было нечто иное, нежели процедура интроспекции, применявшаяся в классической психологии. Это был непосредственный опыт в том самом смысле, в каком его понимает обычный человек, исходя из своих переживаний, и единственной его характерной чертой была точность, с какой человек устно описывает этот опыт и использует при этом описании язык. Данный метод использовался не для анатомирования сиюминутных переживаний. Он брал весь поток жизненного опыта целиком и изучал присутствующие в нем последовательности, акценты и превращения. В непосредственный опыт Фрейд включил также и переживания во время сна, т.е. сновидения. Исходя из этих данных, Фрейд обнаружил, что вместе с принципом влечения (инстинктом) он обрел и четкие рамки анализа. Системой координат были непосредственный опыт и поведение, связанное с удовлетворением или фрустрацией желаний, потребностей и влечений. С точки зрения социальной психологии, психоанализ обладает двумя преимуществами над бихевиоризмом. Он принимает в расчет факторы, управляющие преемственностью типов реакции, а также способен, используя непосредственный опыт, установить константы, являющиеся индикаторами координационных процессов, лежащих между стимулом и реакцией.

Затем пришло открытие, давшее новую отправную точку для всей психологии, а именно признание того, что фрустрации удовольствия, если они происходят в детстве, порождают перманентные изменения в личности. Следовательно, если мы изучаем личность, то к ней следует подходить генетически. Далее Фрейд открыл, что воздействие фрустрации на личность заключается в мобилизации опреде-70

ленных защитных установок, действий и избеганий, что отказ от какого-либо рода активности влечет за собой его замещение или компенсацию и, наконец, что все эти процессы — защиты, замещения и компенсации — сохраняют преемственность и могут быть выявлены через определенные констелляции, присутствующие в нынешней жизни индивида.

В этом самая суть психологии Фрейда. То, что Фрейд поначалу работал с неврозами, в которых первостепенное значение имели сексуальные затруднения, вылилось в изучение сексуального развития человека. Этот специфический крен психоанализа в сторону изучения сексуальной адаптации не должен, однако, заслонять для нас те аспекты психоанализа, которые имеют отношение к общей психологии.

Итак, все это говорит о том, что Фрейд изучал сложные взаимосвязи, находящиеся в состоянии непрерывного изменения; иначе говоря, его психология была динамической. Для описания этих событий он должен был разработать понятийную систему и привести описываемые события в некую смысловую взаимосвязь, т.е. создать теорию. Именно этот аспект психоанализа породил величайшие трудности и невообразимую путаницу. У психологии нет в распоряжении понятийной системы, подобной тем, что существуют в математике и могут быть использованы в физике. Есть лишь здравый смысл и общий язык. Трудности, с которыми столкнулся психоанализ, во всяком случае не более велики, нежели трудности какой бы то ни было другой психологической системы. Но судьба психологии зиждется (по меньшей мере, в прошлом было так) на используемой ею понятийной системе как средстве выражения изучаемых данных и значимых взаимоотношений, в которые эти данные приводятся.

Во всяком случае Фрейд начал с того, что проследил судьбу влечений на всем протяжении их развития. Прежде всего он узнал о сексуальных влечениях, что их можно идентифицировать при помощи определенных качественных стандартов, почерпнутых из репрезентации определенных эрогенных зон: генитальной, оральной и анальной. Он также выяснил, что они могут быть взаимозаменяемы. Отсюда следовало, что сексуальному влечению можно дать общее название, не зависящее от той частной формы, в которой оно выражается. Он назвал его «либидо», и ему удалось продемонстрировать то, что на первый взгляд выглядит как регулярная последовательность сома-

тического приоритета, в качестве последовательного порядка оральной, анальной и генитальной стадий. Затем он обнаружил, какие превращения могут происходить с инстинктом, или влечением: инстинкт может быть подавлен, т.е. вытеснен из сознания или осознания, хотя его воздействия при этом способны бессознательно удерживаться; он может быть сублимирован (выражен в формах, отошедших от его первоначальной цели) или же превратиться в свою противоположность (садизм может быть замещен мазохизмом, «страсть к подглядыванию» — эксгибиционизмом).

Всякую психологию влечений подстерегают определенные опасности. Фрейд мог полагаться на эту операциональную систему до тех пор, пока занимался невротическими симптомами и перед ним стояла задача обнаружить их значение как попыток замещения. У него были надежные качественные критерии, которые было легко идентифицировать в опыте непосредственных переживаний субъекта. Вопрос состоял в том, можно ли применить те же самые критерии к другим инстинктам, а не только к сексуальному. Одной из групп феноменов, уже поднявших некоторые вопросы, были феномены садизма и мазохизма, которые лишь отчасти могли быть рассмотрены как сексуальные манифестации. Это затруднение с нахождением для садизма и мазохизма подобающего им места в системе инстинктов оказалось предвестником других серьезных трудностей. Они появились, как только Фрейд попытался заняться так называемыми инстинктами эго. Критерии, бывшие столь полезными для изучения сексуального инстинкта, в этом случае оказались недостаточными, а потому невозможно было проследить превращения, происходящие с этими «инстинктами», равно как нельзя было проследить и их онтогенез. Это поставило Фрейда в затруднительное положение, из которого он попытался выбраться путем поисков более элементарного фактора, общего для обеих групп инстинктов. Это, сказал он, навязчивое повторение. Отсюда он попытался вывести два элементарных инстинкта: инстинкт жизни и инстинкт смерти, последний из которых побуждает организм возвратиться в неорганическое состояние. Эти рассуждения, сами по себе интересные, не упростили теорию инстинктов, не говоря уже о том, что они клинически бесполезны и никоим образом не могут быть выявлены в исследуемом материале. Инстинкты жизни и смерти, хотя и имеют определенную описательную

и философскую ценность, не могут использоваться в качестве операциональных понятий.

И дело здесь было вовсе не в наблюдениях Фрейда, а в используемых понятийных системах, в организационных принципах и объяснениях, из них вытекающих. Факты и отношения между этими фактами остаются в силе и могут быть верифицированы кем угодно. Понятийная система же была явно ошибочной и перекрывала дорогу важным открытиям. В систему мышления прокрались элементы анимизма, в результате чего хвост начал вилять собакой. Это можно ясно увидеть на примере некоторых превращений «инстинкта», описанных Фрейдом. Например, инстинкт может быть вытеснен. Здесь мы все еще видим действие организма. Инстинкт может быть превращен в свою противоположность. В данной формулировке процесс превращения в противоположность предстает как деятельность организма, а не как атрибут инстинкта. Понятийная система Фрейда не была готова для изучения процессов, происходящих внутри организма. И тем не менее Фрейд изобрел исключительно оригинальное средство, которое в какой-то мере помогло ему преодолеть это препятствие. Это средство заключалось в выявлении данных процессов через феномены, ими вызываемые. Эти процессы были названы вытеснением, регрессией, замещением, идентификаций, проекцией, интроекцией, реактивным образованием44, изоляцией и т.д. Каким образом происходят эти процессы, точно не известно; но тот факт, что они могут быть с ясностью обнаружены, не подлежит сомнению. Можно смело утверждать, что немногие открытия в психологии могли бы соперничать по значимости с этими открытиями, поскольку здесь адаптационные маневры человека описываются во взаимосвязи с определен -ными стремлениями, такими, например, как стремление к выгоде, безопасности и т.д., или препятствиями, стоящими на пути удовлетворения этих устремлений. Именно эти так называемые ментальные механизмы позволили выявить некоторые стереотипные констелляции, проявляющиеся в сновидениях, фантазиях, мифах и т.д., указали путь к реальным условиям, из которых эти констелляции возникают.

Механизмом, выделенным Фрейдом для специального изучения, был механизм вытеснения, на котором зиждется теория бессознательного. Основываясь и на этих исследованиях в том числе, Фрейд смог в какой-то степени проникнуть в структуру человеческой личности. Этого он достиг путем выделения в личности трех областей: «ид»,

«эго» и «супер-эго». Как бы ни была несовершенна эта схема личности, она дает основу для описания того, каким образом оказывают влияние на индивида обычаи, как возникает совесть и на чем держится ее сила.

Поскольку мы не ставим себе цель изложить психоанализ, а лишь пытаемся описать его предмет, применяемые им инструменты исследования и результаты, которых от него можно было бы ожидать, теперь мы можем провести некоторые сравнения с другими техниками психологического исследования, коротко обрисованными выше. Сначала психоанализ отвечал на вопросы о человеческой адаптации, представляющие интерес для простого человека. Он методично занимался эмоциональной жизнью человека, его мотивациями. Он описывал некоторые бросающиеся в глаза неудачи адаптации и метод для их изучения. Будучи поначалу психологией терапевтической направленности, он постепенно превратился в общую психологию. Генетический подход к психологическому исследованию был унаследован всеми современными направлениями психологии. Проблемы, поставленные психоанализом, стали ареной работы всех современных психологических школ, хотя не все признают это со всей откровенностью.

Данный обзор современных психологических направлений был представлен в качестве введения к основной проблеме этой книги. Если мы хотим сделать психологию одной из социальных наук, то какую помощь она готова нам оказать, и какой из методов современной психологии мог бы помочь нам сегодня в выполнении нашей задачи? Можем ли мы надеяться, что зоопсихология сформулирует нам те принципы, на которые мы можем положиться? Классическая психология давала такое обещание, но не выполнила его. По ряду причин надеяться здесь особенно не на что. Допустим, зоопсихология занимает свое строго определенное место, и какие-то типы процессов научения могут быть точно изучены на низших животных и без изменений применены к человеку, но это слишком узкая область, и она играет лишь очень скромную роль в жизни человека. Ряд ценных данных был получен учением об условном рефлексе; но бихевиори-сты не выполнили своей заявки на создание научной психологии без привлечения непосредственного опыта. Вместо непосредственного опыта субъекта им пришлось пользоваться непосредственным опытом экспериментатора. Гештальтисты, несомненно, находятся на 74

верном пути, но и они не могут дать социологии никаких действенных инструментов исследования, поскольку не могут подойти к изучению мотиваций и эмоций столь же эффективно, как и к изучению элементов восприятия. Топология разработала систему понятий и представления данных; однако проблемы, над которыми она работает, были поставлены психоанализом. Короче говоря, на сегодняшний день мы не имеем ни одной психологической техники, которая бы удовлетворяла всем нашим требованиям, либо потому, что применяемые психологией методы и выводимые ею заключения еще не готовы для того, чтобы социальные науки могли их принять в сколь-нибудь широком масштабе, либо потому, что сомнительна релевантность данных методов для социальных проблем. Остается один только психоанализ, в том смысле, что он позволяет внести порядок в феномены непосредственного опыта и поведения и выявить важные взаимосвязи. Как только улавливаются эти взаимосвязи, сами события могут быть описаны разными понятийными системами: на языке гештальтов, топологических систем, через последовательности «стимул — реакция». Гештальтпсихология по своим операциональным инструментам исследования и предположениям ближе всего стоит к психоанализу; но она пользуется другими методами, и спектр феноменов, ею изучаемых, не так широк. Школа бихевиористов и теория «стимул — реакция» владеют замечательными методами для изучения структуры всего манипулятивного поведения: так называемых «эгофункций» человека, связанных с ориентацией, локомоций, манипуляцией и механическими навыками. Но эти школы менее приспособлены к изучению эмоциональной жизни человека и совершенно неспособны заниматься проективными феноменами, играющими очень важную роль в человеческой адаптации.

Из истории психологии мы можем почерпнуть несколько важных выводов о человеке. Выдающуюся роль сыграли два основных типа психологии: психология, основанная на изучении проекционных феноменов, которую можно назвать динамической психологией (например, психология влечений и психология опыта непосредственных переживаний), и механистическая психология. Динамическая психология исследует так называемые субъективные феномены (эмоции, мотивации и т.д.), а механистическая психология занимается построением интеграционных систем по модели цепи, рычага и счетной машины. Последняя упрекает первую в ненаучности и, в свою

очередь, получает от нее обвинение в рассмотрении организма как проблемы механики. Пытаясь стать «научной» дисциплиной, психология долгое время скатывалась в прошлое, соревнуясь в своих допущениях и инструментах исследования с физикой и химией столетней давности, подражая методам, приспособленным лишь к предметам, изучаемым этими научными дисциплинами. Трансплантация этих методов в психологию невозможна без соответствующей модификации. Несмотря на эти препятствия, экспериментальная психология может разрешить проблемы некоторых закономерностей интеграционных систем, а именно проблемы, связанные с ориентацией, манипуляцией, простыми формами господства и подчинения. Но даже и они не могут быть исчерпывающим образом описаны в механистических терминах, поскольку в живом организме они подчинены таким целям, как польза, безопасность или господство в той или иной форме. Они, следовательно, не могут быть описаны без привлечения проекции, и не имеет никакого значения, какие именно словесные трюки используются для того, чтобы замаскировать этот непреложный факт. Вместе с тем то общераспространенное представление, будто нельзя подойти «научно» к опыту непосредственных переживаний человека со всей его обширной проективной суперструктурой и многообразием форм адаптации, совершенно необоснованно. Упразднить этот аспект человеческой психологии — значит пренебречь той областью, в которой лежат величайшие проблемы человека, связанные с его личностной и социальной адаптацией. В свете этих двух способов упорядочивания психологических феноменов видна тщетность поисков единой операциональной системы, которая подходила бы для изучения всех фактов. Это все равно что в наше время заниматься поисками философского камня. Психология ближе подошла к своей цели, когда отбросила за ненадобностью атомистические гипотезы и занялась изучением крупных образований в том виде, в каком они встречаются в природе (гештальт, поле, комплекс, система действия), причем изучая эти констелляции в движении, что позволяет обнаружить происходящее с ними превращения. Мы должны на какое-то время удовлетвориться кратким описанием основных проблем, данным выше, и уважительно отнестись к операциональным трудностям, неизбежно сопутствующим всякой новой понятийной системе.

Психоанализ и социальные науки

Принципы, которые может дать социальным наукам психоанализ, лучше всего могут быть проиллюстрированы следующим случаем. Эта история демонстрирует, как создаются интеграционные системы, как могут быть усилены или ослаблены исполнительные способности индивида, призванные обеспечить удовлетворение потребностей и разрядку влечений. Она может показать нам, каким образом зависит мотивация от имеющихся способностей к действиям. Она может также описать поверхностные манифестации этих интеграционных систем во внешне проявляемом поведении индивида и то, каким образом эти проявления рационализируются индивидом. Она может описать характер индивида и рационализации, которые он представляет для его оправдания.

Мужчина тридцати лет жалуется на серьезные трудности во взаимоотношениях с женщинами, на постоянное ощущение тревоги

и, кроме того, на некоторые специфические фобии, среди которых главное место занимает страх перед произнесением речи, на неотступное ощущение своей никчемности, неспособности конкурировать с другими и, как следствие этого, ощущение своей несостоятельности. В отношениях с женщинами он неспособен поставить перед собой какую бы то ни было иную цель, кроме сексуальных отношений. Любая женщина вызывает в нем чувство глубокой неудовлетворенности, и он совершенно неспособен кого бы то ни было полюбить. Отношения с женщинами всегда имеют пробный характер и исполнены чувства тревоги; он боится, что какая-нибудь неподходящая женщина заманит его в ловушку и потом будет им манипулировать. Паника овладевает им все больше и больше до тех пор, пока он не покидает ее, и эта ситуация вновь повторяется со всеми другими женщинами.

Его отношения с мужчинами вряд ли можно назвать более удачными, хотя он и производит здесь лучшее впечатление. Он совершенно неспособен к какой бы то ни было реальной конкуренции, но интенсивно жаждет лидерства. Его скрытая озлобленность делает его более покорным. С этим же связано и его речевое торможение. На поверхности идея выступить с речью ассоциируется с грандиозными чувствами; он ожидает самых ошеломляющих результатов - «привести их в замешательство», «заставить их похолодеть», т.е. заставить ау-

77

диторию признать его превосходство. В этой связи следует заметить, что он периодически подвержен астматическим приступам. Терпя неудачи как в отношениях с женщинами, так и в конкуренции с мужчинами, он одержим чувством своей безнадежной бесперспективности.

Этот человек был вторым сыном в семье, где было четверо детей: один брат был на два с половиной года старше, другой — на три года младше, сестра на шесть лет младше. Он рос здоровым ребенком и в первые двадцать месяцев жизни был окружен всесторонней заботой. Это положение было нарушено изменениями в жизни семьи. Его отец был вынужден открыть маленький магазин, в результате чего всю ночь работал, а спал днем, когда покупателей обслуживала мать. Поэтому у матери не было возможности заботиться о ребенке так, как она заботилась о нем раньше. Ребенок был поставлен перед необходимостью адаптироваться к новым условиям. Напряжения, связанные с голодом, потребностью в ласке и т.п., не находили более разрядки привычным образом. Он неистово кричал, но крики его оставались без ответа. Вся его система контроля, прежде эффективная, стала бесполезной. Постепенно он перестал кричать. Мать, бывшая прежде заботливой, превратилась в недосягаемый объект, и приставания к ней с какой-либо просьбой стали весьма рискованным занятием.

Когда мальчику было три года, родился его младший брат. Это еще более усугубило его неустойчивое положение. Он помнит, что в возрасте трех-четырех лет его преследовал неотвязный ночной кошмар, позже повторившийся во время курса психоанализа. Он помнит, что однажды проснулся в тревоге после сновидения, в котором воры-взломщики проникли в дом и собирались на него напасть. Характерной особенностью этих сновидений была его неспособность крикнуть о помощи. Во время этих ночных кошмаров он искал утешения, прибегая в комнату матери. Чаще всего его отправляли обратно в постель, где он спал вместе со своим старшим братом. В отношении последнего он уже был достаточно враждебен, что не позволяло ему воспользоваться старшим братом в качестве замены родителей. Бесполезно пытаться узнать, кто же был вором-взломщиком в его сновидениях; это мог быть как младший брат, так и старший, могли быть отец или даже мать. Суть в том, что он был полон тревожных чувств,

вызванных неспособностью подступиться к матери, а также интенсивных враждебных чувств ко всем своим соперникам.

Событие, ставшее следующей важной вехой в его развитии, случилось через несколько лет. Когда пациенту было примерно шесть-восемь лет, его старший брат уже умел читать, а пациент еще не мог. Он часто слышал, как старший брат что-то читает матери и как она хвалила его за старания. В это время у пациента сформировалась уверенность в том, что речь, которая у него к настоящему времени стала затормаживаться, представляет собой мощное оружие ухаживания, которое для него недоступно. Он сидел и завидовал в соседней комнате, размышлял о своей ничтожности и не мог излить ненависть на брата.

Мы должны очень коротко остановиться на истории его занятий мастурбацией; вместе с этими занятиями в его жизнь проникли некоторые внешние опасности, а его фантазии, связанные с ними, имели примесь глубоких мазохистских чувств поражения и ненависти. Однако он никогда не отказывался от матери как от своего объекта и не обращался за помощью к отцу. Много лет спустя, когда ему было двадцать семь лет, его мучил конфликт с девушкой, за которой он ухаживал. Однажды им овладела паника, когда он пытался с ней заговорить, и, к глубокому его унижению, он был вынужден резко порвать с ней отношения.

Поскольку нас интересует в этом случае не психопатология, а интеграционные системы, управляющие действием, то нам было бы полезно выделить некоторые из них. По отношению к матери (и ко всем прочим объектам, с которыми он связывает аналогичные ожидания) он испытывает глубокую ненависть и недоверие, но в то же время в нем бессознательно сохраняются страстные чувства, обращенные к ней. Недоверие представляет собой уверенность в том, что он не может получить от нее того, чего хочет, но сама цель бессознательно сохраняется. Эта установка подкрепляется знанием того, что он не может уговорить ее уступить его желаниям. Она предстает тем не менее (равно как и любая другая женщина) могущественной и таящей в себе неистощимые возможности, он же — слабым, беспомощным и неспособным навязать свою волю. Никакие события со времен младенческого возраста не дали ему шанса изменить эти представления о женщине; он фактически не осознавал, что женщина обладает этими скрытыми атрибутами, до тех пор, пока это не было

продемонстрировано в курсе анализа. И все же он вел себя в этом важном аспекте адаптации, руководствуясь представлениями о женщине, основанными на болезненном жизненном опыте, и эти представления неизбежно должны были вызвать нарушения в его сознательных и конвенционально обусловленных отношениях с женщинами. Феномен замещения, следовательно, вызван обобщением, спроецированным на новые ситуации. Все эти процессы бессознательны.

Эти ранние переживания дали пациенту также и особые представления о себе и своих способностях. Он чувствует теперь всю свою незначительность и ничтожность и компенсирует ее фантазиями о будущих успехах, которые никак не могут материализоваться.

Первоначальные переживания, связанные с матерью, заложили основу интеграционной системы, которая определяла все другие переживания. Когда обострялась ситуация соперничества, он не мог пойти на неизбежный в этом случае риск ради обеспечения своего успеха, поскольку объект в любом случае оставался недосягаемым. Всякий раз, когда в нем возникало нормальное стремление к самоутверждению, оно возвеличивалось до масштабов преступления, и подавление этого импульса приводило к занижению самооценки и возрастанию страха перед наказанием. С этой проблемой он справлялся в детстве при помощи фантазии, в которой отец укладывал его в кровать вместе с матерью. Во время курса психоанализа он вел себя так, будто я запретил ему всякие отношения с женщинами, и даже просил меня подыскать ему какую-нибудь подругу. Эти фантазии имеют приспособительный характер, в том смысле, что они представляют собой его попытку, ничем не рискуя, реализовать свою цель.

То, что мы здесь представили, — это проективная интеграционная система, определяющая то значение, какое имеет для нашего пациента существо женского пола. Поэтому он и не может вступить ни в какие плодотворные отношения с женщинами. И эту проективную систему субъект совершенно не осознает. Данная система не может быть выявлена и объяснена ни бихевиористами, ни теорией научения. Субъект описывает свои отношения с женщинами в конвенциональных терминах и обосновывает свой разрыв с ними причинами, которые тоже конвенционализированы. Эти обоснования мы называем рационализациями. В контексте того, что мы только что описали, рационализация является конвенционально обусловленным объяснением поведения, мотивированного (бессознательными) проектив-80

ными системами, приведенными в соответствие либо с системой супер-эго, либо с системой реальности, либо с обеими системами вместе.

Субъект, которого мы рассмотрели, принадлежит к нашей культуре, и большинство превратностей судьбы, имевших решающее значение для формирования его характера, кажутся обусловленными не культурой, в которой он живет, а особыми характерами родителей и несколькими случайными факторами их жизни. Это не совсем так. Некоторые факторы были случайны, как, например, изменения в жизни семьи, лишившие его той заботы, которой он был окружен раньше. Сексуальные нравы, в рамках которых протекают конфликты нашего субъекта, закреплены культурой. Рациональные системы, которыми он оперирует, предопределены культурными условностями.

Решающий психологический вопрос состоит в том, можно ли эту проективную систему в том виде, в каком она создается и в каком она действует, поставить на службу социологии. Ответ напрашивается сам собой. Если мы сможем установить, что во всех индивидах, живущих в данном обществе, действуют похожие проективные системы, поскольку интеграционные системы базируются на похожих переживаниях, получаемых от контакта с институтами и формами практики, которым следуют все члены данного общества, то мы сможем объяснить не только похожие предрасположения индивидов, но и специфические потребности, свойственные данному обществу. Представим себе, что в нашем обществе было бы принято окружать всех детей всесторонней заботой до достижения ими двухлетнего возраста, а затем лишать их поддержки и опоры; тогда бы нам следовало ожидать, что тенденция формирования личности пойдет теми путями, которые мы обнаружили у только что рассмотренного нами индивида. Остается один-единственный вопрос: являются ли пути, по которым идет формирование реакций на эту специфическую фрустрацию, специфическими для каждого индивидуального случая или устойчивыми. Достаточно определенного ответа на этот вопрос нет; типы реакций единообразны и устойчивы в определенных пределах, но они не повторяют друг друга «один к одному». Никогда два индивида, столкнувшиеся с одними и теми же фрустрациями, не реагируют на них одинаково, ибо интеграция может идти разными путями, и образующиеся в результате нее констелляции характера, следовательно, будут несколько отличаться друг от друга. На ту специфическую

фрустрацию, которая была здесь описана, другой ребенок мог бы реагировать следующей интеграционной последовательностью: «Мать у меня бестолковая; ждать мне от нее нечего; мне она не нужна; я могуч, велик и всемогущ; и т.д.». В результате сложилась бы не истерическая, а параноидная структура характера. Специфические потребности параноидного индивида отличались бы от описываемого нами характера.

Операциональная единица нашего анализа — не перцептивная сущность и не единица поведения; мы не пользуемся схемой «стимул — реакция»; мы не пользуемся влечением в операциональном значении, аффектами и мотивациями — в том же смысле. То, чем мы пользуемся, можно назвать системой действия. Это крупная единица молекулярного, а не атомарного типа. В состав системы действия входят рецепторы, эффекторы и координирующие элементы, с которыми тесно связаны аффекты и мотивации. Попытки разработать психологические системы на основе одних лишь аффектов и мотиваций не могут претендовать на больший успех, чем бихевиоризм, поскольку аффекты и мотивации находятся в зависимости от имеющихся в распоряжении исполнительных способностей.

Выводы

Из истории систематической психологии явственно видно, что требования, предъявляемые к психологии, которая бы соответствовала нуждам социологии, имеют специфический характер. Такая психология должна быть холистичной и не может пользоваться теми операциональными инструментами исследования, которые могли бы быть полезны для изучения какого-либо одного аспекта адаптации, например, восприятия. Она должна быть способна отслеживать изменение и движение, быть динамической. Это должна быть генетическая психология, приспособленная к изучению интеграционных систем с момента их зарождения и умеющая выявлять их модальности и те превращения, которые в них происходят под влиянием различных стрессов. Она должна уметь объяснять сложные мотивации, распознавать влияния различных влечений и последствия различных ограничений, налагаемые на влечения и побуждения. Она должна уметь объяснять адаптационную роль фантазий и находить эмоциональные компоненты в рациональном мышлении.

82

Такая психология должна быть способна выявлять самые глубинные источники аффективного потенциала индивида, его способности к идеализации, паттернов самооценки и агрессии, психосоматических паттернов, формирования супер-эго и т.д. Она должна уметь анализировать такие сложные конечные продукты, как ценности, идеалы, религию, поскольку они составляют самую суть социальной жизни человека. Единственная психология, которая может подступиться к этим проблемам с какой-то надеждой на успех, — это психоанализ. Для того чтобы эта психология смогла оказать помощь социологии, необходимо внести кое-какие изменения в операциональные понятия; однако в клинические наблюдения, впервые описанные Фрейдом, до сих пор не было внесено никаких поправок.

Примечания

1. Доллард (Dollard) Джон (р. 1900) - американский социолог, психолог, антрополог; одним из первых выступил с идеей дисциплинарной интеграции в области поведенческих наук. В его работах была предпринята попытка применения различных психологических теорий (психоанализа, теории научения) к изучению феноменов общества и культуры. В 20-х годах он изучал психоанализ у Г.Сакса в Германии; позже сотрудничал с Э.Сепиром, Н.Миллером и др. Предметом его многочисленных исследований были феномены фрустрации и агрессии, процессы усвоения культуры, психотерапия, методология социальных наук и т.д. Ему принадлежит фрустрацион-ная теория агрессивности. Наиболее известны его работы «Criteria for the life history» (1935), где были развиты основные принципы использования биографического метода в социальных науках, и «Caste and class in a Southern Town» (1937), где была исследована кастовая система американского Юга, основанная на расовых различиях.

2. Маслоу (Maslow) Абрахам (1908- 1970) - американский психолог и философ, один из основоположников гуманистической психологии. Наиболее известен своей теорией самоактуализации и иерархической моделью мотивации. Согласно этой модели, потребности делятся на первичные (базисные) и вторичные (производные) и образуют иерархический порядок: 1) физиологические потребности; 2) потребность в безопасности; 3) потребности в любви, привязанности и принадлежности; 4) потребности в признании, уважении и высокой оценке со стороны других; 5) потребность в самовыражении (самоактуализации). Потребности более высокого уровня могут мотивировать поведение индивида только в той мере, в какой удовлетворены потребности низших уровней. Эта теория развита в работах Маслоу «A theory of human mo-

tivation» (Psychological Review, 1943, 50, p. 370- 396) и «motivation and personality» (N.Y., 1954).

3. Kardiner A. The role of economic security in the adaptation of the individual // The Family (Sept. 1936); idem. Security, cultural restraints, intra-social dependancies and hostilities // The Family (Sept. 1937). - Прим. Р.Линтона.

4. Linton R. The study of man. N.Y.;L., 1936, Ch. XXVI. - Прим. Р.Линтона.

5. Малиновский (Malinowski) Бронислав Каспер (1884- 1942) - английский этнограф и социолог польского происхождения, один из основателей функциональной школы в английской социальной антропологии, сторонник целостного, системного подхода к изучению культуры. Малиновский внес большой вклад в разработку методологии полевого исследования и основных принципов функционализма, одним из первых попытался применить в социальной антропологии психологические объяснения культурных феноменов, связывая их с теми или иными человеческими потребностями. В 20-е годы он испытал увлечение психоанализом, что нашло отражение в нескольких его работах: «The psychology of sex in primitive societies (1923), «Psychoanalysis and anthropology» (1924), «The father in primitive psychology» (1927), «Sex and repression in savage society» (1927), «The sexual life of savages in North-Western Melanesia» (1929). Позднее он разочаровался в психоанализе, но вопросы взаимоотношений между личностью и культурой занимали его до конца жизни.

6. Дух времени (нем.).

7. Kardiner A. The individual and his society: The psychodynamics of primitive social organization / With a forew. a. two ethnological rep. by Linton R. N.Y., 1939.

8. Дюбуа (Du Bois) Кора Элис (р. 1903) - американский этнограф. Известна многочисленными публикациями об обычаях, культах, религии и мифологии североамериканских индейцев (штаты Колумбия, Орегон), приходящимися главным образом на 30-е годы. В начале 40-х годов провела обширное полевое исследование на острове Алор; результаты этого исследования были использованы Кардинером и вышли отдельной книгой («The people of Alor». Minneapolis, 1944), впоследствии неоднократно переиздававшейся. В 50- 60-е годы занималась главным образом проблемами модернизации, социокультурного изменения и образования.

9. Алор - небольшой остров, входящий в группу Малых Зондских островов (Индонезия). Коренное население острова - алорцы принадлежат к малайско-полинезийской языковой семье. Основные занятия алорцев - сельское хозяйство (маис, хлопок, кокос), рыболовство и коммерция. Среди религиозных верований преобладает анимизм.

10. Оберхольцер (Oberholzer) Эмиль (1883-?) - швейцарский и американский психолог. На рубеже 10- 20-х годов был президентом Швейцарского психоаналитического общества. В 1919- 1922 гг. сотрудничал с Г.Роршахом в период разработки знаменитого

84

проективного теста («пятна Роршаха»); их совместная статья «Применение интерпретации форм в психоанализе» была включена в посмертные переиздания работы Роршаха 1921 г. «Психодиагностика» (Rorschach H. Psychodiagnostik, 6. Aufl., Bern, 1948). Исследования Оберхольцера были посвящены главным образом дальнейшей разработке теста Роршаха и связанных с ним клинических и теоретических проблем. В частности, он объяснил значение реакции на вариации серого цвета, выражающей ощущение перспективы («Rorschach's Experiment and Alores» in: Du Bois C. The People of Alor. Cambridge, 1960, vol.2, p.588- 640).

11. Сикхи (на языке хинди «сикх» - ученик) - религиозная община в Индии, последователи сикхизма. Большинство по национальности пенджабы. Проживают в основном в штате Пенджаб (Индия). Численность - около 10,5 млн. человек. Сикхизм возник в Пенджабе в XVI в. как религиозно-реформаторское движение, сочетающее в себе элементы индуизма, бхакти и суфизма (основатель - гуру Нанак). В основе сикхизма лежит идея единой божественной сущности (Сат Нам - «истинное имя»), проявляющейся во всем сущем; провозглашается, что бог сотворил людей равными. Сикхам свойственно негативное отношение к внешним формам почитания божества, обрядам, аскетизму. Правило «пяти к» (введенное в 1699 г. реформатором сикхизма гуру Говинд Сингхом) устанавливает институированные знаки внешнего отличия сикхов от остального населения: сикх никогда не должен стричь бороду и волосы (kes), обязан носить на голове высокий тюрбан (kach), всегда иметь при себе гребень (kanga), железный браслет (kartha) и меч (kirpan). Своим основным долгом и призванием сикхи считают службу; в прежние времена особенно почетной считалась военная служба, и сикхи славились как образцовые воины.

12. Оджибве (чиппева, или сольто) - одно из наиболее крупных индейских племен Северной Америки; язык относится к семье алгонкинских языков. В настоящее время проживают в основном в резервациях США и Канады; среди основных занятий преобладает работа по найму. Традиционные легенды оджибве легли в основу «Песни о Гайавате» Г. Лонгфелло.

13. Аккультурация - процесс и результат изменения элементов культуры (артефактов, обычаев, верований и т.д.), происходящего вследствие соприкосновения и взаимного влияния обществ, имеющих разные культурные традиции. Термин «аккультурация» был впервые использован в конце XIX в. американскими антропологами У.Хоумзом, Ф.Боасом и У.Макджи и с тех пор широко применяется в американской культурной антропологии. Сам Р.Линтон проявлял большой интерес к проблемам аккультурации и посвятил им ряд работ. В работе «Аккультурация в семи племенах американских индейцев» (Linton R. (ed.) Acculturation in seven american indian tribes. N.Y., 1940) он провел различие между двумя типами условий, в которых может происходить аккультурация, и соответственно выделил два типа аккультурации: 1) сво-

85

бодное заимствование элементов других культур, при котором они инкорпорируются в культурную систему данного общества, и 2) «направляемое культурное изменение», когда доминирующее общество навязывает подчиненному обществу изменения в образе жизни. «Направляемое культурное изменение» может принимать разные формы (полная ассимиляция подчиненной культуры; «культурное смешение»; «реакция» против доминирующей культуры, или ее отвержение). Различные формы реакции против доминирующей культуры Линтон определил как «нативистские движения», классификация которых была представлена им в работе «Nativistic movements» (1943).

14. Kardiner A. The Traumatic neuroses of war. N.Y., 1941. (После Второй мировой войны эта книга была полностью переработана Кардинером при участии Герберта Шпигеля и вышла под новым названием: War stress and neurotic illness. N.Y., 1947).

15. Linton R. The Cultural background of personality. N.Y., 1945.

16. Команчи (на языке уте «команчи» - «враги») - одно из шошоноязычных индейских племен, населявшее до прихода европейских колонизаторов юго-западные степные районы Северной Америки (Великие Равнины). В прежние времена команчи славились как лучшие коневоды Запада. Ныне проживают в резервациях штата Оклахома, США. Численность - примерно 3 тыс. человек. Основное занятие - сельскохозяйственные работы по найму.

17. Плейнвилл («Равнинный городок») - условное название небольшого населенного пункта поселкового типа в центральной части США. Подлинное название в целях обеспечения анонимности исследования и инкогнито тех людей, которые были подвергнуты глубинному психологическому обследованию, было сохранено в тайне. Исследование Плейнвилла было осуществлено Джеймсом Уэстом (см. прим.18) под руководством Р.Линтона, и его результаты были изложены в книге «Плейнвилл, США» (см. прим.20), многократно переиздававшейся

18. Джеймс Уэст (Джеймс Западный) - псевдоним Карла Уизерса (Withers), под которым он опубликовал свою работу «Плейнвилл, США». Основной сферой деятельности Уизерса были составление и публикация поэтических сборников, антологий детской поэзии и сборников загадок. При этом он часто пользовался псевдонимами: Джим Уэст, Роберт Норт (Роберт Северный). Наибольшую известность имеет его книга о Плейнвилле.

19. Du Bois C.A. The people of Alor: A Social-psychological study of an East Indian Island. With analysis by A. Kardiner and E. Oberholzer. Minneapolis, 1944.

20. West J. Plainville, U.S.A. N.Y., 1945.

21. Мертон (Merton) Роберт (р.1910) - американский социолог, внесший выдающийся вклад в развитие методологии структурного функционализма (разработка понятия «функции», разграничение явных и латентных функций), социологию науки (работы

86

«Наука, техника и общество Англии XVII века», 1938, и «Социология науки», 1973), исследования социальной структуры, социальной дезорганизации и аномии и т.д. Предложил программу создания теорий среднего уровня, оказавшую большое влияние на развитие американской социологии. Подробнее см.: Современная американская социология. М., 1994, с. 78- 93.

22. Линд (Lynd) Роберт (1892-1970) - американский социолог. Особую известность ему принесло исследование среднего американского города, проведенное им совместно с Хелен Линд в 20- 30-х годах в городе Манси, штат Индиана, и нашедшее завершение в двух знаменитых книгах: «Средний город» (Lynd R.S.; Lynd H.M. Middletown: A Study in contemporary american culture. N.Y., 1930) и «Средний город в процессе преобразования» (Lynd R.S.; Lynd H.M. Middletown in transition: A Study in cultural conflicts. N.Y., 1937). Это была одна из первых в социологии попыток комплексного функционального анализа социальной жизни среднего города и динамики его развития. В исследовании были применены различные методы (наблюдение, опросы, изучение статистики и исторических документов). Исследовались различные аспекты жизни города: экономика, семейная жизнь, ведение домашнего хозяйства, воспитание, питание горожан, их манера одеваться, система образования, формы досуга, религиозные привычки и обычаи, организация городского управления. Исследование среднего города было первой попыткой применения методов культурной антропологии к изучению современного западного города (например, средний класс рассматривался как племя в антропологическом смысле этого слова). Оно оказало большое влияние на дальнейшие исследования различных сообществ в американской социологии. Значительный резонанс вызвала и другая книга Р.Линда - «Знание для чего? Место социальной науки в американской культуре» (LyndR. Knowledge for what? The place of social science in american culture. Princeton, NJ, 1939). Эта книга, в которой отчетливо прослеживалось влияние Дж.Дьюи, Ф.Боаса и Р.Бенедикт, содержала новый методологический подход к социологическому изучению общества и культуры. Видимо, эту книгу и имеет в виду Кардинер.

23. Манхейм (Mannheim) Карл (1893- 1947) - немецкий социолог, внесший большой вклад в развитие социологии знания и теории культуры. Подробнее см.: Манхейм К. Диагноз нашего времени. М., 1994.

24. Kardiner A. The Individual and his society. N.Y.: Columbia Univ. press, 1939, в соавторстве с Ральфом Линтоном. - Прим. А.Кардинера.

25. Huxley J. Man stands alone. N.Y.: Harpers, 1941, Глава 1. - Прим. А.Кардинера.

Хаксли Джулиан (1887- 1975) - английский биолог, мыслитель, писатель и публицист, выдающийся гуманист, первый генеральный директор ЮНЕСКО. Большое значение имели его работы по биологии, в которых рассматривались проблемы эволюции, поведения животных, сексуального отбора, систематики. Некоторые его

87

идеи получили широкое развитие в этологии, например, его гипотеза о роли ритуа-лизации поведения в эволюции животных, высказанная им в исследовании брачных ритуалов у птиц (см.: Лоренц К. Агрессия: Так называемое зло. М., 1994). Хаксли оказал большое влияние на интеллектуальный климат своего времени и пользовался большим авторитетом среди антропологов. Широкое распространение в антропологии получила его идея о том, что культурная и психологическая адаптация представляет собой новую фазу адаптации, характерную для человеческой стадии эволюции, что в своей психологической фазе эволюция является не генетической, а культурной и что человек благодаря этому может контролировать свою эволюцию, сознательно выбирая идеи и цели (концепция «эволюционного гуманизма»). Хаксли был человеком широкого склада ума; ему принадлежит ряд оригинальных гипотез. Одна из них - гипотеза «сознания как редукционного клапана восприятия» - получила интересное развитие в поздних очерках его брата О.Хаксли о наркотическом опыте и его связи с культурными традициями и религиозными представлениями (см.: Бодлер Ш. Искусственный рай. Хаксли О. Двери восприятия: Рай и ад. СПб., 1994) и последующих исследованиях в области психиатрии и трансперсональной психологии (К.Кастанеда, С.Гроф, Т.Маккенна, Р.Уолш и др.). - Прим. перев.

26. Миелинизация (myelination) - процесс образования миелиновой оболочки, т.е. мякотной оболочки нервного волокна. Образующаяся миелиновая оболочка выполняет функцию предотвращения рассеивания нервных импульсов и перехода их на другие нервные волокна.

27. В утробе (лат.)

28. Куо, Цзин Ян (Kuo Zing Yang) (1898- 1970) - американский психолог китайского происхождения. В 20- 30-е годы резко выступал против инстинктивизма в психологии («A psychology without heredity», 1924; «The Genesis of the cat's responses to the Rat», 1930; «Forsed movement or insight?» 1937), считая, что использование понятия инстинкта отвлекает внимание от исследования причин поведения и что причинный анализ поведения возможен в рамках бихевиористской методологии, которая делает понятие инстинкта излишним. Проведенное Куо исследование инстинкта убивания крысы у кошек показало, что поведение кошки по отношению к грызунам может развиться в разных направлениях и породить широкий диапазон разных реакций, что подтверждало бихевиористский тезис о важности процессов научения в развитии «инстинктивных» паттернов поведения.

29. Вундт (Wundt) Вильгельм (1832- 1920) - немецкий психолог, физиолог, философ. Предложил программу построения психологии как опытной науки, выделив в психологии два направления - экспериментальную и социальную (культурноисторическую) психологию; в 1879 г. организовал первую в мире лабораторию экспериментальной психологии в Лейпциге. Основной задачей психологии Вундт счи-

88

тал изучение человеческого сознания, определение его элементов и связей между ними при помощи методов лабораторного эксперимента и интроспекции. Экспериментальная психология Вундта нашла наиболее полное отражение в его работе «Основания физиологической психологии» (1874; рус. пер. - т.1- 2, М., 1880- 1881), его культурно-историческая психология - в его 10-томной «Психологии народов» (1900- 1920; рус. пер. - Проблемы психологии народов. М., 1912). Подробнее см.: Ярошевский М.Г. История психологии. М., 1985, главы 10, 11.

30. Брейер (Breuer) Йозеф (1842- 1925) - австрийский врач и физиолог, один из предшественников психоанализа, друг и соратник Фрейда. В 1880 г. он впервые добился устранения симптомов истерии с помощью гипноза у своей пациентки Берты Пап-пенгейм (знаменитый «случай Анны О.»). Этот клинический случай навел Брейера на мысль о том, что симптомы являются результатом бессознательных психических процессов и могут быть устранены путем доведения этих процессов до осознания. Это был первый случай применения «катартического» метода в лечении истерических неврозов. Разработка этого метода была представлена в совместной работе Брейера и Фрейда «Очерки по истерии» (1895).

31. Гельмгольц (Helmholtz) Герман Людвиг Фердинанд (1821- 1894) немецкий физик, математик и физиолог. В статье «О сохранении силы» (1847) обосновал закон сохранения энергии. Большое значение для развития физиологии органов чувств имели работы Гельмгольца «Учение о слуховых ощущениях как физиологическая основа теории музыки» (1863) и «Физиологическая оптика» (1867). Гельмгольц выдвинул «теорию иероглифов», согласно которой ощущения являются лишь знаками (символами) объективных свойств предметов, и считал, что подлинно научное исследование ощущений требует использования объективных методов естественных наук. Подробнее см.: Ярошевский М. Указ. соч., глава 9.

32. Джемс (James) Уильям (1842- 1910) - американский психолог и философ, один из основоположников философии прагматизма. Наиболее известны его работы «The principles of psychology» (1890; русский перевод сокращенного издания этого 2томного труда: «Психология», М., 1991) и «The varieties of religious experience» (1902; русский перевод: «Многообразие религиозного опыта». СПб., 1993).

33. Дьюи (Dewey) Джон (1859- 1952) - американский философ, психолог, педагог, один из основоположников и крупнейших представителей философии прагматизма. Он был одним из основателей Чикагской школы психологии. Считал, что предметом психологии должен быть целостный организм, находящийся во взаимодействии со средой и приспосабливающийся к ней.

34. Павлов Иван Петрович (1849- 1936) - русский физиолог. Большое значение для развития современной психологии имело учение Павлова об условном рефлексе. Условный рефлекс рассматривался им как элементарный акт поведения организма,

89

приспосабливающегося к среде. Павлову принадлежит заслуга введения в психологию категории поведения. Подробнее см.: Ярошевский М. Указ. соч., глава 14.

35. Уотсон (Watson) Джон Бродес (1878- 1958) - американский психолог, основоположник бихевиоризма. Уотсон предпринял попытку построения психологии как объективной естественной науки, использующей экспериментальные методы исследования. Объектом изучения провозглашался целостный организм, взаимодействующий со средой; основной задачей психологии - исследование процессов научения. Психическая деятельность интерпретировалась им как поведение, понимаемое в виде совокупности связей «стимул- реакция». Факты сознания исключались из сферы изучения; субъективные феномены отождествлялись с мышечными и секреторными реакциями. См.: Уотсон Дж. Психология как наука о поведении, М.-Л., 1926; Бихевиоризм // БСЭ. Т.6. М., 1927, с.434- 443; Ярошевский М. Указ. соч., глава 12.

36. Вертхаймер (Wertheimer) Макс(1880- 1943) - немецкий психолог, один из основателей и главный теоретик гештальтпсихологии. В 1933 г. эмигрировал в США. Уже в первой своей статье «Экспериментальные исследования восприятия движения» (1912) он сформулировал основную идею гештальтпсихологии, согласно которой целостные структуры восприятия (гештальты) несводимы к составляющим их элементам, подчиняются своим собственным законам, имеют свои особые свойства и потому должны рассматриваться психологией как первичные данности. В работе 1945 г. «Productive thinking» (рус. пер.: Вертгеймер М. Продуктивное мышление. М., 1987) мышление было рассмотрено им как процесс последовательной смены гештальтов.

37. Келер (Koehler) Вольфганг (1887- 1967) - немецкий психолог, один из основоположников гештальтпсихологии. С 1935 г. жил и работал в США. Известен своими исследованиями интеллекта человекообразных обезьян на зоологической станции на острове Тенерифе (1913- 1940), в ходе которых он пришел к выводам о том, что поведение шимпанзе является разумным и отличается от человеческого лишь сложностью своей формы (или структуры), что поведение представляет собой некую целостную структуру (гештальт), что восприятие ситуации не сводится к отдельным ее элементам, имеет целостную природу и происходит путем одновременного схватывания всей целостности отношений (инсайта). См.: Келер В. Исследование интеллекта человекообразных обезьян, М., 1930.

38. Коффка (Koffka) Курт (1886- 1941) - немецко-американский психолог, один из основателей гештальтпсихологии. С 1927 г. жил и работал в США. Основное сочинение Коффки «Принципы гештальтпсихологии» (Principles of gestalt psychology. 3d ed. N.Y., 1950) представляет собой подробное и концентрированное изложение важнейших идей и принципов гештальтпсихологии. Коффка первым из гештальтпсихо-

90

логов обратился к проблемам психического развития ребенка (см.: Коффка К. Основы психического развития. М.-Л., 1934).

39. В стадии обсуждения (лат.).

40. Поле - психологическое, или жизненное пространство индивида, представляющее собой динамическое единство личности и среды в каждый данный момент времени, которое может быть изображено графически. Каждый психологический факт занимает определенное положение в этом пространстве и в той или иной степени может стать причиной поведения, в зависимости от того, какой значимостью он обладает для индивида в данный момент по отношению к другим психологическим фактам. Мотивом поведения становится тот объект психологического пространства (поля), на который в данный момент обращена доминирующая потребность или квазипотребность (намерение) индивида. См.: Левин К. Топология и теория поля. Определение понятия «поле в данный момент» // История психологии (10- 30-е гг. Период открытого кризиса). М., 1992. - с. 181-204.

41. Топология (топологическая психология, или теория поля) - психологическая концепция личности и мотивации поведения, разработанная в 30-е годы К.Левином. Согласно этой концепции, человеческое поведение может быть описано с помощью математической топологии и векторного анализа. Поведение понимается в топологии как внешнее выражение событий, происходящих в психологическом поле, т.е. как продукт динамического взаимодействия сил, действующих в психологическом пространстве индивида. Мотивация понимается как динамическая система напряжений: каждое действие индивида изменяет соотношение мотивирующих сил, в результате чего индивид постоянно перемещается в психологическом поле от менее значимых объектов к более значимым.

42. Левин (Lewin) Курт (1890- 1947) - немецко-американский психолог. С 1933 г. жил и работал в США. В ранний период творчества (20-е годы) разделял идеи гештальтпсихологии; позже разработал собственную концепцию личности - топологию (см. прим. 41), - в основе которой лежало понятие «поля» (см. прим. 40). Теоретические воззрения Левина изложены в его книгах «A Dynamic theory of personality.» N.Y., 1935 и «Principles of topological psychology.» N.Y.-L., 1936. Экспериментальные работы Левина и его учеников по проблемам мотивации и групповой динамики оказали большое влияние на современную социальную психологию. В начале 40-х годов Левин входил в научный коллектив по разработке основных принципов кибернетики, возглавляемый Н.Винером. Подробнее см.: Ярошевский М. Указ. соч., с. 419- 424.

43. Зарождение психоанализа принято датировать 1886 г., когда Фрейд после стажировки у Ж.Шарко в Сальпетриерской клинике (1885- 1886) фактически отошел от изучения физиологии и анатомии мозга и всецело обратился к исследованию истерии и ее связи с сексуальностью.

44. Реактивное образование - один из механизмов психологической защиты, состоящий в том, что в сознании закрепляются определенные представления, аффекты или желания, противоположные бессознательным импульсам, вызывающим у индивида страх, тревогу или чувство вины. Классический пример: мать, испытывающая бессознательную враждебность по отношению к своему ребенку, может быть подчеркнуто ласковой и заботливой по отношению к нему, чтобы убедить и ребенка, и саму себя в том, что она хорошая мать.

Перевод В.Г.Николаева