CC BY
0
Антонян Юрий Миранович
Психическая зависимость и преступное поведение
Констатируется, что человек может быть психически зависимым от внешнего окружения, конкретных людей и их групп, от различных учений, идей и символов, от химических веществ (табака, алкоголя, наркотиков), а также от своих влечений и потребностей. Последний вид зависимости является предметом исследования в статье, он рассматривается во взаимосвязи со свободой человека вообще, свободой воли, образом жизни, влечениями и потребностями. Высказывается мнение, что субъективная зависимость представляет собой хроническое психогенное непсихическое расстройство личности и поведения, обусловленное потаенным патологическим развитием человека, что приводит к возникновению патологической потребности совершения трудноконтро-лируемых или неконтролируемых поведенческих актов. Приводятся признаки зависимого криминального поведения.
Ключевые слова: психическая зависимость, преступное поведение, зависимость от самого себя, навязчивые состояния, серийность преступлений, садизм, некрофилия, эксгибиционизм.
Mental dependence and criminal behavior
It is stated that a person can be mentally dependent on the external environment, specific people and their groups, on various teachings, ideas and symbols, on chemicals (tobacco, alcohol, drugs), as well as on desires and needs. The last type of dependence is the subject of study in the article; it is considered in relationship with human freedom in general, free will, lifestyle, drives and needs. It is suggested that subjective dependence is a chronic psychogenic non-mental disorder of personality and behavior in connection with the hidden pathological development of a person, which leads to the emergence of a pathological need to commit difficult-to-control or uncontrollable behavioral acts. The signs of dependent criminal behavior are given.
Keywords: mental dependence, criminal behavior, dependence on oneself, obsessive states, serial crimes, sadism, necrophilia, exhibitionism.
Криминологии давно известно, что отдельные убийцы, воры, мошенники и некоторые другие преступники находятся в психической зависимости от самого себя и не в состоянии полностью или частично контролировать свое поведение, управлять им. Их поступки являются следствием бессознательных влечений, переживаний и инстинктов. Многие из таких личностей вполне понимают, что совершают преступления, но не способны воздержаться от этого.
Такие лица составляют особый криминологический тип, который недостаточно изучен, но его познание совершенно необходимо для науки и практики. Важность его криминологического познания сопоставима с проблемой вменяемости/невменяемости, поскольку нельзя исключать, что иногда к уголовной ответственности привлекают тех, кто не мог контролировать свое поведение вследствие хронического или временного психического расстройства, слабоумия либо иного болезненного состояния психики (ст. 21 УК РФ). Такие лица во время совершения общественно опасного деяния
отдавали себе отчет в том, что их действия уголовно наказуемы, но не могли руководить ими, не были способны воздержаться от их реализации. Конечно, во многих случаях, хоть и не всегда расстройства психики наличествуют, препятствуя управлению поведением.
Как показывают эмпирические исследования, потеря контроля над своим поведением чаще происходит при совершении серийных преступлений, в их повторности как раз и может скрываться неподконтрольность поступков сознанию. Непрерывность определенных однотипных действий является указанием на серийность, но любая серия имеет свое начало, и этот первый шаг условно тоже является серийным. Повторы преступных эпизодов могут быть объяснены с психологических и биологических позиций. Предварительно можно отметить, что их совершение диктуется стремлением уйти от тягостных переживаний, психического и физического (физиологического) дискомфорта, внутренней напряженности и тревожности, обеспечить самоприятие и свою безопасность.
8
Существует несколько криминологически значимых видов психической зависимости, среди которых можно назвать:
химическую - от табака, алкоголя, наркотиков; социально-психологическую - от другого человека, который способен защитить, является предметом обожания, любви и т.д., от элитной группы;
субъективную - от самого себя, своих влечений и потребностей;
идеологическую - от учений, лозунгов, символов, в том числе религиозных и политических, которые могут принять форму фанатизма;
игровую - от азартных и иных игр, в том числе таких, когда для человека больше важен не результат, а участие в игре.
Психически зависимый человек и его зависимое поведение уже многие годы исследуются в рамках аддикции. Но для криминологии она сравнительно нова в первую очередь в связи с тем, что криминологи очень редко изучают «живых» преступников. Между тем соответствующие исследования крайне необходимы для науки и практики, для объяснения не только насильственных, но и корыстных преступлений, в частности тех, которые совершаются с использованием цифровых технологий, поскольку среди виновных в таком поведении немало игроков. Можно говорить не только о психологии или психиатрии аддикции, но и о криминологии данного явления. Последняя при этом должна максимально использовать психологические и психиатрические достижения в объяснении аддикции и ее отдельных видов, установлении клинико-психопатологических критериев диагностики зависимых расстройств, определении механизмов и стадий развития аддиктивного поведения. Очень важно объяснение зависимого поведения как при наличии расстройств психики, так и при их отсутствии.
Наиболее сложным представляется субъективный вид психической зависимости, что вполне закономерно, поскольку человек является самым труднодоступным объектом гуманитарного научного познания. При этом, конечно, субъективная аддикция не должна изучаться независимо от других видов зависимости, тем более что она лишь условно отделена от них. Понятно, например, что потребности человека могут привести к фанатической дикости или к застреванию на безмерном поклонении боготворимому лицу либо к полному уходу в игру.
Психическую зависимость следует изучать в связи с проблемой свободы воли, свободы и необходимости, свободы и ответственности. Эта проблема включает в себя поиск ответа на вопрос, насколько человек независим от внешних обстоятельств и от самого себя, что именно в окружающей среде и в самом себе детерми-
нирует поведение, в каких случаях свободная воля, выраженная в поступках, вступает в конфликт с социальными нормами, особенно с общечеловеческими ценностями. Эти вопросы являются вечными и на них уже многократно давались ответы в самых разных науках и идеологических системах, в том числе религиозных. Один мудрый совет гласит, что не нужно стремиться к абсолютной свободе, поскольку это означает беспредельное одиночество (Ф.М. Достоевский). Такое стремление абсурдно, поскольку абсолютная свобода невозможна.
Н.А. Бердяев писал, что настоящая свобода обнаруживается не тогда, когда человек должен выбирать, а когда он сделал свой выбор. Свобода есть внутренняя творческая энергия человека, прорыв в этом мире, через нее он может творить новую жизнь. Философ утверждал: «Моя собственная природа не может быть источником моей свободы» [1, с. 87]. С этим трудно согласиться, тем более непонятно, о какой «свободной природе» идет речь. Но при любом понимании этой природы именно она (и только она) может быть источником свободы. Иного не дано, среда и, в частности, власть способны предоставить свободу, но от человека зависит, воспользуется ли он ею. Быть свободным не означает беспредельную возможность всегда поступать в соответствии с собственными желаниями, поскольку свобода одного не должна нарушать свободу другого. Это одна из составных частей проблемы уголовной ответственности.
Внутренний мир человека может противостоять внешнему, который отражается не только в сознании, но и в бессознательном. Всей своей жизнью человек предуготовлен к определенному поведению, и его выбор определяется влечениями и потребностями, которые лежат в основе мотивов. Если он конформен, значит, такова его собственная природа, таковы мотивы, такова и личность.
Психологически свобода воли выступает как возможность различных действий в одной и той же ситуации, как способность выбирать одно из них и отвергать все иные пути. Это связано с борьбой мотивов, с доминированием и победой одного из них либо их переплетением и совместной активностью. Другими словами, свобода человека заключается в возможности самому решать, какую линию поведения он избирает, а какую отвергает. Однако, во-первых, для принятия решения у него не может быть времени, лишь мгновения, и ему приходится действовать импульсивно, без вмешательства сознания. Во-вторых, в психике человека способны действовать влечения и потребности, которые им не осознаются. Поэтому лишь частично можно согласиться с мнением Б. Спи-
9
нозы, что мы находимся в рабстве настолько, насколько то, что случается с нами, обусловлено внешними причинами, а свободны соответственно тому, насколько мы действуем по своему усмотрению.
Реальное свободное действие человека выступает прежде всего как выбор из альтернативных линий поведения. Но этот выбор может быть ограничен или исключен расстройством психики и непониманием влечений и потребностей, которые не связаны с такими расстройствами, но диктуют совершение определенных действий. Если исходить из того, что свобода есть там, где есть выбор (выбор целей и средств для их достижения), то в названных случаях его нет, а поэтому, казалось бы, нет и свободы. Поведение поэтому должно оцениваться как зависимое от психических расстройств или непонятных человеку, неконтролируемых им влечений и потребностей.
В случае если личность в силу болезненных состояний психики не может осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими, проблем с установлением вины и привлечением к уголовной ответственности быть не должно. Совсем иная ситуация возникает при отсутствии психических расстройств, когда лицом осознаются фактический характер и общественная опасность его поведения, но отсутствует субъективная возможность руководить им и направлять его. Здесь, на наш взгляд, нет возможности выбора и поступки становятся зависимыми от названного бессилия.
У жестко зависимой личности никаких альтернативных линий поведения нет, и она не рассматривает иной спектр возможностей. Перед ней только один путь, по которому ей нужно следовать, и он ею же проложен, что по большей части находится за пределами ее сознания. При этом человек может вполне понимать, что нарушает уголовный закон, но он теперь зависим от своих влечений и потребностей. Лишь на самых первых этапах такое лицо способно переживать борьбу мотивов, затем его влечет тот поток, из которого оно не может, да обычно и не хочет вырваться.
Преступное серийное поведение является целенаправленным, ему подчиняются образ жизни, переживания и помыслы, отношение к другим людям. Человек перестает быть хозяином собственной судьбы, его выбор уже предопределен, он становится рабом самого себя, а совершаемые физические действия воспринимаются не более чем инструментом. Потребность получения жизненно важного удовольствия стирает сочувствие и жалость, а жертва воспринимается лишь как нечто, что дает возможность получить такое удовольствие. По-
этому преступник видит ответственность только перед самим собой и действительно не раскаивается в совершенном.
На склонности некоторых преступников совершать непрерывные преступления указывалось давно, в частности в работах Е.К. Краснушкина и его соавторов еще в 20-х гг. прошлого столетия. Изучение ими группы воров показало, что среди них преобладают лица с интеллектуальной слабостью. Е.К. Краснуш-кин объяснял, что «слаборазвитый» вор руководствуется низшими, примитивными инстинктами, «готовыми к употреблению аппаратами рядового приспособления человека». Была отмечена чрезвычайно высокая рецидивность корыстных преступлений, показано значение пубертатного периода как возраста первого правонарушения у воров. В дальнейших исследованиях личности преступника тоже нередко подчеркивалась роль инстинктов и неблагоприятных условий формирования ребенка в детстве. Например, отсутствием инстинкта материнства следует объяснять убийство матерью своего новорожденного ребенка, даже если ее психика после родов претерпела расстройство. Поедание новорожденных можно наблюдать и у животных.
Присоединяемся к мнению А.О. Бухановско-го, что нехимическая зависимость представляет собой хроническое психогенное непсихотическое расстройство личности и поведения. Оно заключается в этапном патологическом развитии личности, что приводит к возникновению патологической потребности в совершении повторных трудноконтролируемых или неконтролируемых поведенческих актов (эпизодов непреодолимой тяги). Их мотивы не имеют ясной рационализации; имея первично психогенную природу, это психическое расстройство со временем подвергается непроцессуальной эндогенизации и трансформации и приобретает специфическое прогредиентное течение. Прогредиентность усматривается в появлении и углублении признаков своеобразного оскудения личности и вытеснении физиологического эквивалента патологической деятельности, например нормативной сексуальности патологическим поведением [2, с. 86-87].
Психиатры, в частности В.Д. Менделевич, отмечают изменение состояний сознания при реализации зависимости. Сходные клинические проявления характерны для фанатизма, особенного религиозного, расстройств привычек и влечений. Учет измененных состояний сознания должен лежать в основе криминологического объяснения общественно опасных действий зависимых личностей.
Для установления психической зависимости нужно учитывать и иные личностные и пове-
10
денческие особенности, например непереносимость одиночества, охваченность страхом быть отвергнутым, легкую ранимость, ощущение опустошенности и беспомощности, когда обрывается близкая связь, подчеркнутую и постоянно повторяющуюся заботу в первую очередь о себе. Однако это относится к лицам, которые зависимы от внешних обстоятельств, нас же здесь интересуют те, кто зависим от самого себя, своих влечений и потребностей.
Среди зависимых преступников распространены неврозы навязчивых состояний, которые представляют собой непроизвольное многократное повторение данной ситуации, а часто и нежелательных и даже социально запретных образов, мыслей, слов, действий. Такие состояния на фоне общей дезорганизации аффективной сферы сравнительно легко совмещаются с агрессивностью. Человек может понимать их неприемлемый характер, но не способен от них избавиться.
Внутренние конфликты зависимой от себя личности требуют решения, которое бессознательно может ощущаться в совершении преступления. Тем самым достигается активное изменение неудовлетворяющего психического состояния, субъективно воспринимаемое как стрессовое, травматичное, скучное, монотонное. Составляющие переживания накапливаются и требуют выхода, в частности, в уголовно наказуемых действиях. Их совокупность создает особую микросреду аддиктивного субъекта, но они сами по себе обычно не в состоянии избавить его от тягостных переживаний, которые толкают на следующий подобный поступок. У такого субъекта наступает личностное оскудение, хотя ему представляется, что он, наконец, решил свои проблемы.
Зависимое криминальное поведение характеризуется следующими признаками:
сильным желанием, насильственной тягой к совершению агрессивных или иных преступных действий (промежутки между такими порывами могут быть разными - от нескольких часов до нескольких месяцев);
нарушенной способностью контролировать свое поведение, начало, частоту и продолжительность отдельных поступков;
наступлением физических и психических расстройств, если отсутствует возможность совершения поступков, снимающих подобные расстройства (абстиненция);
проявлением толерантности к эффектам определенного поведения, необходимостью значительно большей интенсивности в совершении «спасающих» лицо поступков, в частности сокращением интервалов между ними;
озабоченностью своим поведением, которая проявляется в том, что ради совершения опре-
деленных действий приходится полностью или частично отказаться от других важных альтернативных дел и интересов;
сохранением устойчивого общественно опасного поведения вопреки ясному пониманию вредных последствий, особенно уголовной ответственности;
отсутствием в большинстве случаев желания привлекать других людей к совершению насильственных противоправных действий.
Следовательно, вся трудность заключается в том, чтобы понять, почему человек не руководит своими действиями, хотя у него не выявлены болезненные состояния психики. В поисках ответа на этот вопрос следует рассмотреть механизмы совершения отдельных преступлений и их разновидностей.
В первую очередь следует остановиться на серийных убийствах, выделив среди них несколько видов, прежде всего сексуальные, корыстные и убийства ради убийства. Первые совершаются для полового удовлетворения, вторые (обычно при разбойных или схожих с ними нападениях) - для захвата материальных ценностей, третьи - для получения удовольствия от самого акта убийства, мучений и страданий жертв. Есть еще массовые убийства - обычно во время войн, переворотов и др. Они могут совершаться и одновременно. Подобного рода массовым убийствам в отечественной криминологии практически не уделяется внимания.
Серийными убийствами следует признать такие, которые совершаются по одним и тем же мотивам одним человеком через различные промежутки времени. Серийными убийцами чаще всего являются мужчины, нападающие на жертву, но не следует забывать и о так называемых «черных вдовах», убивающих очередных мужей, о сиделках-убийцах, которые годами избавляются от трудных пациентов. При этом нападения женщин на мужчин только с целью их убийства - чрезвычайная редкость. Исследования серийных убийств, а также наш личный опыт их изучения свидетельствуют о том, что эти преступления носят навязчивый характер, а их исполнители действуют как запрограммированные роботы. Особенно это относится к сексуальным серийным убийствам, когда женщины уничтожаются с неистощимой жестокостью, всегда ориентированной на их сексуальность. Этот последний признак наличествует даже тогда, когда убийства не связаны с изнасилованиями и совершением других сексуальных действий, т.е. женщину убивают только потому, что она женщина. Данный факт запускает в преступнике очень мощный и столь же сложный механизм уничтожения. Можно предположить следующее его содержание.
11
Нападающий мужчина уничтожает то, что в его восприятии является источником его тяжких переживаний, сомнений в том, что он есть, причиной того, что он не в состоянии показать себя мужчиной и стал сексуальным банкротом. Сам, конечно, он ни в чем не виноват, это все они, мерзкие создания, довели его до краха. Такое отношение ко второму полу, как называет женщин С. де Бовуар, возникает еще в детстве и закрепляется в пубертатном возрасте, появляется ориентация на уничтожение носительниц причин своих интимных несчастий.
В дальнейшем развивается полная или частичная импотенция. Она может развиться в результате алкоголизма, наркотизации, ведения нездорового образа жизни, но ее начало лежит в детстве (исключение составляют, конечно, случаи физиологического происхождения). Тогда особое отношение к женщине может складываться под воздействием жестокой и (или) распутной матери, различных этических, религиозных, медийных, мещанских и иных факторов. Сексуальные проблемы у детей могут преследоваться и «оскверняться» в ходе постоянных или случайных взаимоотношений с другими людьми, которые способны предлагать их искаженные решения. Образ женщины-врага жестоко фиксируется в психике, и человек становится психически зависимым от него. Эта зависимость сильнее в случаях, когда мучения и страдания жертв дают возможность преступнику испытать оргазм, что со всей очевидностью свидетельствует о садизме в его крайней форме.
Так, небезызвестный Чикатило, импотент и пассивный гомосексуалист, в беседе с нами рассказывал, что оргазм наступал у него («Из меня вытекало»), когда он видел предсмертные судороги потерпевших. Чикатило был и каннибалом: срезал у женщин небольшие куски их гениталий и съедал их, таким символическим способом он сексуально овладевал ими. Подобное символическое овладение чем-то особенно ценным наблюдалось и у древних людей, когда они кого-то определяли в ранг божества, а затем убивали и поедали, считая тем самым, что обрели столь желаемые божественные качества.
Убийцы, подобные Чикатило, казалось бы, действуют в соответствии с «учением» де Сада в изложении Ж. Батая: «Самая сильная боль другого человека всегда значила меньше, чем мое удовольствие. Не важно, если за самое слабое удовольствие мне приходилось платить фантастическим количеством злодеяний, ибо наслаждение приятно мне, пребывает во мне, последствия же преступления меня не касаются, остаются вне меня» [3, с. 616]. Это и есть сердцевина садизма в его наиболее жестоких формах.
Садизм в первую очередь отличается тем, что он ориентирован на уничтожение объекта, необязательно физическое, но и нравственное, психологическое, дающее возможность получения от этого удовольствия и самоудовлетворения. Источником такой агрессии являются бессилие и психологическая изоляция индивида, от них он стремится избавиться путем разрушения того, что воспринимается им как причина его неблагополучия. Объектом насилия становятся те, кому он способен причинить страдания, на самом же деле его ненависть может охватывать и многое другое, ему недоступное.
Садизм создает психическую зависимость личности от самой себя тем, что обеспечивает ей удовольствие и самоутверждение, но все же это не осознается, а рационализируется. Садистская страсть всегда находит себе объект для нападения, причем объектом может стать человек, другое живое существо, даже вещь. Если садист не находит объект насилия, это может привести к соматическим и психическим расстройствам, а в некоторых случаях и к попыткам самоубийства.
Вместе с тем возникает вопрос, почему преступнику необходима именно смерть, часто причиняемая с особой жестокостью, той и тех, кого он считает виноватыми в своих сексуальных провалах. Серийные убийства совершают не только сексуальные неудачники, встречаются даже факты специальной охоты на людей. В годы II Мировой войны многие немцы и представители других национальностей искали и находили себе службу в нацистских учреждениях (концлагерях, карательных отрядах и т.д.), где можно было постоянно убивать. Эти явления, в том числе серийные сексуальные убийства, ни в коем случае нельзя считать исключительно современными, они существовали всегда, но только в XX в. благодаря научным усилиям Э. Фромма составили единое целое под названием «некрофилия». Строго говоря, этот термин был создан Р. Крафт-Эбингом для обозначения совокупления с мертвой женщиной. Э. Фромм сделал его общесоциальным.
Э. Фромм определил некрофилию как «страстное влечение ко всему мертвому, больному, гнилостному, разлагающемуся; одновременно это страстное желание все живое превратить в неживое, страсть к разрушению ради разрушения, а также исключительный интерес ко всему чисто механическому (биологическому). Плюс к тому это страсть к насильственному разрыву естественных биологических связей» [4, с. 285]. Ученый провел многосторонние исследования некрофилии, в том числе некрофильского характера, некрофильских сновидений, «непреднамеренных» некрофильских действий, некрофильского языка и т.д. Особая
12
заслуга Э. Фромма в том, что он осуществил глубокое исследование личности Гитлера как клинического случая некрофилии. Эта работа не имеет аналогов.
Некрофилия есть постоянное стремление к смерти, убийству, одержимость этим стремлением, когда человек становится зависимым от него. Поэтому так важно знать причины некрофилии, но нельзя утверждать, что они уже известны.
Э. Фромм считал, что некрофилия вырастает там и настолько, где и насколько задерживается развитие биофилии (любви к жизни - Ю.А.). Человек от природы наделен способностью к биофилии - таков его биологический статус, но с точки зрения психологии у него есть и альтернативная возможность, т.е. при определенных обстоятельствах он может сделать выбор, в результате которого станет некрофилом. Корни некрофилии произрастают из глубинных пластов человеческого бытия. Если человек не может творить, не может вырваться из своего нарциссизма и постоянно ощущает свою изолированность и ничтожность, он будет стремиться к самоутверждению любой ценой, даже варварским уничтожением жизни. В объяснительных целях Э. Фромм использует теорию З. Фрейда об эросе и влечении к смерти. По мнению Э. Фромма, некрофилия представляет собой злокачественную форму анального характера [4, с. 316].
Можно предположить, что путем убийства человек пытается снять или уменьшить свой страх перед смертью, который является его главным страхом. Убивая, тем более часто, он максимально приближает ее к себе в виде смерти своих жертв. Также есть основания думать, что, уничтожая другого, преступник утверждает себя в собственных глазах, поскольку по его воле некто лишен жизни. Не нужно забывать, что природа весьма агрессивна, она не могла не передать это свое качество человеку. Благодаря его деятельности был создан рациональный мир, в глубинах которого всегда оставалось место для ярости -ярости разумного существа. Человеку всегда необходимо удовлетворение, которое можно получить в результате труда, но часто трудовой путь долог, а выброс ярости приносит удовлетворение немедленно, причем индивидуально, а труд обычно является коллективным делом.
Учитывать разрушительные влечения столь же важно, как и противоположные им - обеспечивающие жизнь. Устоявшаяся в последние годы мысль о существовании инстинкта смерти обладает тем достоинством, что обеспечивает объемное видение человека. Вместе с тем необходимо отметить, что разрушительные тенденции могут быть разными у разных соци-
альных, национальных и религиозных групп, во многом зависят и от района проживания, географических условий.
Проблему влечения к жизни и смерти следует связывать с самоуважением и уважением к другим людям, на что особое внимание обращал Г. Салливан. Он отмечал, что «человек, глубоко уважающий себя за собственное "великодушие", как правило, носящее публичный характер, считает, что многие из окружающих его людей лишены благородства, скверны, скупы и т.д. На заре человеческой мысли было известно, что человек, резкий по отношению к другим, нетерпимый к тем или иным недостаткам окружающих его людей, обычно столь же чувствителен именно к ним, потому что таковы и его собственные тайные пороки» [5, с. 502]. Не уважающий других людей может попросту не понимать их, а потому предположить даже агрессию с их стороны. Поэтому «ответное» насилие может носить защитный характер. У серийных преступников, убивающих проституток, как раз и нет никакого уважения к своим жертвам, и отнюдь не случайно они утверждают, что очищают общество от скверны. Вообще убивать «легче» тем, кто совсем не уважает другого из-за его национальной или религиозной принадлежности, пола, возраста, социального положения, рода занятий и т.д. Многие виды геноцида можно объяснить именно этим.
Обратимся к другим видам преступного поведения, связанным с психической зависимостью. Обратим внимание на эксгибиционизм (непристойное обнажение тела), хотя за такое поведение к уголовной ответственности привлекают очень редко.
Изучение криминальных эксгибиционистских актов психиатрами показало, что эти акты отражали наличие сформированной парафи-лии (полового извращения), возникновение которой наблюдалось в пубертатном периоде. Подэкспертные ясно отдавали себе отчет в наличии у них девиантной формы сексуального поведения, часто являющегося единственно возможным для них способом сексуальной активности.
Значительное большинство среди склонных к эксгибиционизму составляют мужчины. Можно предположить, что это расстройство вызвано желанием доказать свою мужскую (женскую) половую принадлежность. Но если возникает такая потребность, значит, в прошлом, в детстве или отрочестве, у данного субъекта имела место травматичная для него ситуация, когда ставился под сомнение или даже отрицался его мужской (женский) половой статус. Это делало жизнь размытой и неопределенной, что было особенно болезненно для ригидных личностей, но при этом субъективный смысл со-
13
вершенных ими ненормативных действий был непонятным и не охватываемым сознанием.
Влечение к совершению эксгибиционистских действий возникало на фоне астенических состояний (бессилия, слабости, чрезмерной утомляемости). Их появлению сопутствовали аффективные нарушения, сопровождавшиеся страхом, тревогой, эмоциональной лабильностью, нарушениями сна, аппетита. Возникшее желание быстро приобретало характер доминирующей идеи, имело ярко выраженную побудительную силу, препятствуя обычному поведению, занимало все мысли и сопровождалось борьбой мотивов. Пытаясь противостоять возникшему влечению, охваченные им люди старались переключить внимание на какую-нибудь иную поведенческую активность, отогнать непрестанно преследующие их сцены обнажения. Некоторые подвергали себя изнурительным упражнениям или занимались тяжелым физическим трудом, мастурбировали, вступали в сексуальные контакты. Но это давало лишь временное облегчение, и влечения обычно возвращались, а борьба мотивов сопровождалась нарастанием тревоги, напряженности, беспокойства. В результате желание становилось неподвластным человеку и толкало его на осуществление желаемого.
Психическая зависимость от себя может быть обнаружена и у лиц, совершающих корыстные преступления. Имеется в виду совершение таких преступлений в ситуациях, воспринимаемых преступником как игра - с самим собой, потерпевшим, своей судьбой и свободой, даже с жизнью, когда совершается разбойное нападение, могущее вызвать защитную агрессию. Среди лиц, виновных в корыстных преступлениях, «игроков» много. В этом случае мотив игры обычно соседствует с мотивами корысти, которым, как правило, принадлежит доминирующая роль, но, действуя совместно, они усиливают стремление достичь преступных результатов. Игровые мотивы явно просматриваются в карманных и квартирных кражах, при необходимости попасть в специально оборудованное помещение, охраняемое техникой или людьми, где имеются материальные ценности, при совершении киберпресту-плений. Карманные воры рассказывали нам о необходимом им очень сильном возбуждении при совершении таких преступлений, когда они в любой момент могли быть схвачены. Этой грозной опасности подобные лица противопоставляли свое самообладание и «профессиональное» мастерство. Борьба с опасностью -наивысшее для них удовольствие.
Данная категория преступников является психически зависимой от своей потребности в игре. Иногда, на первых этапах противоправной
деятельности, сама материальная выгода может иметь второстепенное значение, особенно среди лиц, использующих сложные цифровые технологии. Понимание возможности обогатиться в таких случаях может наступать позднее. Удовлетворение потребности в игре, в острых, захватывающих ощущениях возникает в процессе совершения самого преступления и порождается постоянным состоянием личности. Последнее связано с необходимостью включения в такие ситуации, которые мобилизуют человека, вызывают у него желаемые эмоциональные переживания, субъективный смысл которых, как правило, ускользает от сознания. Но именно в таких переживаниях человек живет полной жизнью и в наибольшей степени выражает свои сущностные силы. Указанные переживания являются ведущими для рассматриваемого типа людей и играют роль смысло-образующих личностных факторов. С точки зрения морали потребность в игре столь же нейтральна, как и потребность в самоутверждении. Каждая из них реализуется в спорте и иных видах общественно полезной деятельности, а выбор антиобщественных способов реализации таких потребностей в основном формируется условиями социализации и воспитания.
Иногда игровая мотивация находит себя в том, чтобы избежать разоблачения, скрыться и т.д. В этом случае преступное поведение напоминает детскую игру в «прятки». Основное, что привлекает в этой игре, а также в схожей по психологическому смыслу преступной деятельности, это возможность испытать чувство тревожного ожидания быть обнаруженным. Внешне подобная активность выступает в качестве противоборства между преступником и полицией с преследованием, погоней, хитрыми ходами, продуманной подготовкой и острыми ситуациями. Не следует упускать из вида, что преступнику нередко приходится действовать с помощью сложной техники, что может потребовать от него высокой профессиональной квалификации. Поэтому ему, возможно, придется вступить в игру не только со следователем и оперативным работником, но и с необходимой ему сложной техникой.
Если корыстное преступление, в частности кража, совершается преимущественно в связи с игровой мотивацией, особенно когда она принимает крайние, даже абсурдные формы, преступник может оставить какие-нибудь улики на месте преступления, позволяющие его найти. Чаще всего он делает это неосознанно, увлеченный игрой. Обычно такие лица недостаточно тщательно готовятся к совершению преступления, не продумывают его, мало беспокоятся о сокрытии следов, идут на неоправданный риск быть пойманными. Иногда может
14
удивлять несоответствие между риском и той материальной выгодой, которую они получили в результате преступления. Можно сделать вывод, что в основе таких неосознанных действий часто лежит стремление к постоянным острым эмоциональным ощущениям в связи с риском быть пойманным. Достижение необходимого субъекту эмоционального состояния рождает у него чувства комфорта. Часто по названной причине подобные преступники бывают изобличены. Если же оставленные ими улики не обнаруживаются полицией, они прямым или косвенным путем способны обнаружить себя, поскольку затеянная ими игра их не удовлетворила, добровольная же сдача полиции - это уже крайний вариант.
Смысл игры заключается не в том, чтобы совершить преступление и скрыться от органов правосудия, воспользовавшись впоследствии полученной материальной выгодой (это будет совершенно иной тип преступника), а в том,
чтобы быть максимально включенным в эмоционально возбуждающую ситуацию. В случае их задержания они обычно не переживают это, поскольку психологически готовы к такому повороту событий, а возможно, и неосознанно стремились к такой развязке. Рассматриваемый феномен вызван тем, что в результате всего процесса их розыска с последующим задержанием они получили настолько острые ощущения, что это позволяет им на психологическом уровне компенсировать грозящее наказание.
Зависимое поведение можно признать преступным, когда даже при расстройстве психики человек осознает его общественно опасный характер, но названное расстройство не позволяет ему руководить своим поведением и управлять своими поступками. Если расстройство психики недостаточно выражено и не может стать основой для признания субъекта невменяемым, он должен нести уголовную ответственность.
1. Бердяев Н.А. Философия свободного духа. М., 1994.
2. Бухановский А.О. Болезнь зависимого поведения: определение, систематика, клиника // Актуальные вопросы охраны психического здоровья населения: сб. науч. тр. Краснодар, 2003.
3. Батай Ж. Проклятая часть. Сакральная социология. М., 2006.
4. Фромм Э. Анатомия человеческой де-структивности. М., 1994.
5. Салливан Г. Юношество // Психология личности: учеб. пособие. М., 2008. Т. 1.
1. Berdyaev N.A. Free spirit philosophy. Moscow, 1994.
2. Bukhanovsky A.O. Disease of addictive behavior: definition, taxonomy, clinic // Current issues of mental health protection of the population: coll. of sci. papers. Krasnodar, 2003.
3. Bataille G. The damned part. Sacred sociology. Moscow, 2006.
4. Fromm E. Anatomy of human destructiveness. Moscow, 1994.
5. Sullivan H. Youth // Personality psychology: study aid. Moscow, 2008. Vol. 1.
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ
Антонян Юрий Миранович, доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ, главный научный сотрудник ВНИИ МВД России; e-mail: antonyaa@yandex.ru
INFORMATION ABOUT AUTHOR
Yu.M. Antonyan, Doctor of Sciences in Jurisprudence, Professor, Honored Scientist of the Russian Federation, Chief Researcher, National Research Institute of the Ministry of the Interior of the Russian Federation; e-mail: antonyaa@yandex.ru
15
