CC BY
31
Вестник Челябинского государственного университета. 2019. № 6 (428). Филологические науки. Вып. 117. С. 92—100.
УДК 811.11-112 DOI 10.24411/1994-2796-2019-10612
ББК 81.2
ПРОЯВЛЕНИЯ ПЕРСПЕКТИВАЦИИ В БИОГРАФИЧЕСКИХ НАРРАТИВНЫХ ТЕКСТАХ ГДР И ФРГ (НА ПРИМЕРЕ БИОГРАФИЙ ФРИДРИХА II И МАРТИНА ЛЮТЕРА)
М. К. Мовчан
Российский государственный педагогический университет им. А. И. Герцена, Санкт-Петербург, Россия;
Новосибирский государственный университет, Новосибирск, Россия
Статья рассматривает планы повествовательной точки зрения, реализуемые в текстах исторических биографий, написанных в ГДР и ФРГ Выявлено доминирование нарраториальной точки зрения на всех планах, реализующейся в выборе деталей, грамматических показателях, оценке и др. Персональная позиция манифестируется в оценочности, цитации, дейксисе и др.
Ключевые слова: нарратив, перспектива, точка зрения, исторический дискурс, биография.
Основополагающим принципом, по которому строится нарративное высказывание, является перспективация, т. е. «преломление действительности с той или другой точки зрения» [9. С. 161]. Не случайно одним из важнейших критериев нар-ративности является критерий повествовательной перспективы. Сама же перспектива есть отношение между точкой зрения (ТЗ) и повествуемыми событиями [1. С. 321—322; 9. С. 121, 299; 25. С. 82].
Особый интерес представляет проблема ТЗ по отношению к фактуальным текстам, которыми являются, в частности, труды историков. Хотя любой исторический текст претендует на объективность [7. С. 204], уже сама постановка исторического вопроса предполагает личный взгляд историка, поскольку вопрос ставится с позиции того времени, в котором живёт историк. В связи с этим надёжность исторического нарратива с эпистемологической позиции может подвергнуться сомнению [4. С. 79, 155; 11. С. 259, 276; 18. С. 329; 23. С. 336].
ТЗ в нарративе является сложной структурой, в которой выделяют пять планов:
1) перцептивный (отвечающий на вопросы: «Чьи глаза видят мир в повествовании? Кто выбирает детали в рассказе?»);
2) идеологический (план оценки);
3) пространственный (организация пространства в зависимости от нарраториальной позиции);
4) временной (передача времени в повествовании, определяемая нарративной дистанцией);
5) языковой (лексические и грамматические средства, используемые для передачи речи нар-ратора и персонажей) [8. С. 9—11; 9. С. 122—126].
В отличие от художественных (фикциональ-ных) текстов, в фактуальных текстах ТЗ обычно не изучается так детально, хотя ей также уделяется внимание в исследованиях, посвященных историческому нарративу. В частности, информационные лакуны связываются при этом с умолчанием о фактах, которые в других текстах могут присутствовать [3. C. 228; 25. C. 73—74]. Кроме того, ТЗ определяет пристрастность исторического нарратива, зависящую не только от убеждений самого историка, но и от господствующих в обществе взглядов, в том числе и политических [5; 13; 20; 22; 24]. В связи с этим, актуальным является изучение разных планов ТЗ, их языкового аспекта, в исторических нарративах, принадлежащих различным дискурсным формациям, в частности, созданных в ГДР и ФРГ с 1949 по 1990 гг.
ТЗ может быть постоянной и варьирующейся, может принадлежать нарратору или какому-либо персонажу (т. е. быть нарраториальной и персональной). При исследовании исторического нарратива более предпочтителен термин «историограф», чем нарратор [9. C. 65, 163], поэтому, говоря о нарраториальной ТЗ в исторических трудах, мы будем иметь в виду ТЗ историографа.
По В. Шмиду, в фактуальном тексте находит реализацию только нарраториальная ТЗ [9. C. 126]. Так, в биографиях прусского короля Фридриха II и Мартина Лютера, написанных западногерманскими историками К. О. фон Аретином («Friedrich der Große: Größe und Grenzen des Preußenkönigs: Bilder und Gegenbilder»), Ф.-В. Кантценбахом («Martin Luther: Der bürgerliche Reformator») и восточногерманскими историками И. Миттенцвай («Friedrich II.
von Preußen: Eine Biographie») и Г. Брендлером («Martin Luther: Theologie und Revolution»), в первую очередь можно проследить именно ТЗ историографа. Однако в этих текстах реализуется и персональная ТЗ, чередующаяся или пересекающаяся с нарраториальной. Реализации обеих ТЗ прослеживаются на каждом из пяти планов.
Перцептивный план
Перцептивная ТЗ в первую очередь проявляется в выборе деталей и эпизодов. Это особенно важно для «параллельных» биографий: что сообщают разные авторы об одной и той же исторической личности, а о чём по какой-либо причине умалчивают.
Так, в обеих биографиях Фридриха отдельные эпизоды и характеристики представлены одинаково подробно. К ним относятся: эпизод с делом о мельнице [10. C. 113; 21. C. 209—211], вечера в резиденции Сан-Суси [10. C. 125; 21. C. 174—175] и др. В биографиях Лютера это эпизод с грозой, побудившей его стать монахом [12. C. 25; 17. C. 19], появление на свет «95 тезисов» (с пояснениями по поводу того, были ли они на самом деле приколочены к дверям церкви) [12. C. 107; 17. C. 27] и др.
Однако есть фрагменты повествуемой реальности, представленные только в одной из «параллельных» биографий. Так, в биографиях Фридриха это визит И. С. Баха в Сан-Суси [10. C. 70—71] или характеристика отношения Фридриха к немецкому языку как к «неблагозвучному» [21. C. 219—220]. В биографиях Лютера это, например, более подробное повествование об учении «героя» [12. C. 13—15], его знакомстве с будущей женой, о её побеге из монастыря у Брендлера [12. C. 362—363]. Ф. В. Кантценбах признаёт неизученность работ Лютера с 1509 по 1519 гг. [17. C. 22], в то время как Г. Брендлер не упоминает ни о какой лакуне и основной акцент при передаче событий этого периода делает на беспорядках в обществе [12. C. 41—47]. Возможно, отсутствие лакуны у Брендлера связано с тем, что его труд был написан позже и, следовательно, проблема на тот момент могла быть изучена другими историками и теологами более детально. В целом можно сказать, что тексты восточногерманских авторов отличаются большей подробностью и обширностью.
В каждой из анализируемых биографий отобранные события и их характеристики представлены преимущественно с нарраториальной ТЗ. Она манифестируется в следующих средствах:
1) использовании цифровых данных, например, о численности армии: «21500 Österreicher, darun-
ter 307 Offiziere, gingen in die Gefangenschaft» [10. C. 80]; «Der Schwäbische Bund... warf mit einem Heer von 1300 Landsknechten und 1500 Reitern. die Parteigänger Sickingens nieder.» [12. C. 301];
2) использовании лексем со значением «казаться, производить впечатление», в первую очередь глагола scheinen, в настоящем времени (пересечение с временным планом): «... scheint der Weg zur Lösung darin zu bestehen, dass Luther nicht das Erscheinen an sich, sondern nur die massenweise Verbreitung der Thesen ohne seinen Willen bedauerte» [17. C. 28];
3) причинности, выражающейся следующими средствами;
— союзами и предлогами со значением «потому что / из-за»: «Die Wirklichkeit dieser despotischen Herrschaft, die nicht wegen der unfähigen Mitarbeiter notwendig war, sondern weil Friedrich unfähig war, anders zu regieren, sah anders aus» [10. C. 126]; «... spitzten sich <.. > die Verhältnisse in anderen Bereichen zu. Das bekamen <.. > Verleger und Buchhändler zu spüren, denn die Zensur <.. ,>wurde verschärft» [21. C. 70] и др.;
— глаголами со значениями причины («способствовать», «быть обязанным» и т. д.): «.indem er [Luther. — M. M] <.. > neue Fronten aufriss und verdeutlichte, hatte er die Bewegung vorangetrieben» (также наречие indem) [12. C. 376]; «Die Preußen verdankten ihren Erfolg dem tapferen Ausharren ihrer Infanterie.» [10. C. 44] и др.;
— существительными со значением причины, следствия или воздействия: «Das politische Gewicht der Reichsstände war die Ursache, die den Kaiser für eine Anhörung Luthers gewann» [17. C. 46]; «Die <.> Berliner hatten <.> keinen Grund zu lauter Freude. Den Bürgern und Bauern <.> ging es denkbar schlecht.» [21. C. 9] и др.
Персональная ТЗ в перцептивном плане манифестируется главным образом в «глаголах внутренних процессов» [15. C. 78—79] и лексических единицах иных частей речи, также обозначающих когнитивную деятельность: «.bedrängte ihn [Luther. — M. M.] der Gedanke, das Papsttum sei der Antichrist.» [12. C. 161]; «Das Jahr 1520 war insofern ein Entscheidungsjahr, als. Luther auf ihn [Den Kaiser. — M. M.] große Hoffnungen setzte» [17. C. 31] и др. В то время как К. Хамбургер заявляет о неуместности подобных средств в историческом повествовании [15. C. 78—79], В. Шмид высказывает компромиссный взгляд. Он утверждает, что факту-альный текст может содержать единицы со значением когнитивной деятельности при наличии ссылок на источники, которые могли бы подтвердить,
что исторический персонаж действительно о чём-то думал или чего-то желал. Если же ссылок на источники нет, то подобные утверждения о когнитивной деятельности персонажа являются лишь предположениями [9. C. 30]. О правомерности употребления глаголов и иных обозначений «внутренних процессов» в историческом нарративе говорит и Е. В. Мишалова, даже подчёркивая необходимость их использования. Историк, по её утверждению, неизбежно имеет дело с интенциональным поведением людей и поэтому использует при повествовании об этом поведении «интенциональ-ные» слова, выражающие намерения, цели и желания исторических личностей [6. C. 171—172]; ср. также [4. C. 71].
Стоит заметить, что в исторических нарративах прослеживаются ТЗ не только отдельных персонажей, но и групп людей, объединённых по социальному или национальному признаку — «социальных индивидов» [2. C. 252—253] или «квази-персона-жей» [7. C. 210]. Для М. Яна подобные случаи являются «коллективной фокализацией» [16. C. 48]. Например: «Es war <.. > kein reines Missverständnis, dass die Bauern... in den Theologen ihre Schiedsrichter erkennen wollten» (совмещение ТЗ крестьян и нар-ратора («не было недоразумением, что.»)) [17. C. 60]; «Österreich hatte gehofft, seinen Verbündeten Frankreich mobilisieren zu können.» [10. C. 120] (государства выступают как персонажи, и передаются их «чувства»).
Идеологический план
В исторических нарративных текстах идеологическая ТЗ также является главным образом нарраториальной. Она манифестируется при помощи эмоционально-оценочной лексики и выразительных средств, например: «Die letzte Aufzeichnung Luthers <.> kann nicht besser ausdrücken, was den Auftrag dieses großen Bürgers in zwei Welten ausgemacht hatte.» [17. С. 80] (не только работа Лютера получает положительную оценку, но и он сам оценивается как «великий гражданин»); «An seiner Einmaligkeit hat Friedrich nie gezweifelt» [10. C. 107] (несмотря на использование глагола zweifeln (сомневаться) по отношению к Фридриху, ирония историографа по поводу самомнения монарха позволяет обозначить ТЗ как нарраториальную).
Идеологический план нарраториальной ТЗ также реализуется в приверженности нарратора каким-либо идеям, политическим или иным. О политических идеях правомерно говорить прежде всего в связи с текстами, написанными в ГДР.
В них события и персонажи оцениваются в марксистско-ленинском ключе, при помощи антони-мичных предикатов типа «прогрессивный / реакционный»: «Friedrich II. war <...> klug und geistreich bis zum Sarkasmus auf der einen und konservativ undreaktionär <...> auf der anderen Seite» [21. C. 53]; «Die den Fortschritt ermöglichenden Germanen <.. > waren Barbaren in jedem Sinne des Wortes.» [12. C. 22].
В текстах западногерманских авторов приверженность конкретным политическим идеологиям не прослеживается, однако идеологии могут подвергаться критике. Такова биография Мартина Лютера, написанная Ф. В. Кантценбахом и критически оценивающая трактовку образа Лютера марксистами. Данный историограф не считает правомерным оценивать деятельность реформаторов исходя из категорий «прогрессивный / реакционный», «буржуазный / пролетарский», полагая данные категории неподходящими для изучаемой эпохи: «Nun sind derartige Kategorien wie «proletarisch» oder «bürgerlich» kaum bruchlos aus dem Selbstverständnis des 19. oder 20. Jahrhunderts in die Zeit Luthers zurückzuprojizieren» [17. C. 50].
Работа Ф. В. Кантценбаха не является идеологически нейтральной и потому, что в ней подчёркивается значимость современных историографу демократических ценностей, зародившихся, по его мнению, в эпоху Просвещения: «.die Unterschiede zwischen den Menschen sind durch die Entwicklung der Menschenrechte in der Zeit der Aufklärung, durch das demokratische Freiheitsdenken, das die Moderne prägt, aufgehoben» [17. C. 34].
Для текста К. О. фон Аретина не характерны указания на политические идеологии и теории, но в нём можно предположить наличие отсылок к психоанализу. В частности, проблемное отношение Фридриха к женщинам, возможно, объясняется именно с психоаналитической позиции: «[Friedrichs] überstarke Bindung an die Mutter und die Schwestern sowie seine geradezu krankhafte Abneigung gegen Verheiratete in seiner Umgebung gehören zu seinem gestörten Verhältnis zum weiblichen Geschlecht» [10. C. 39].
Ф. В. Кантценбах открыто подвергает идеи психоанализа критике, не лишённой эмоциональной оценки. Ср. вводную главу о различных подходах к образу Лютера: «Von verschiedenen Männern, die Luther als Freunde oder Feinde begegnet sind, ist am besten auszugehen, um sich im Streit um Luthers Werk nicht auch noch seine Person zum Mythus, zum medizinischen Fall, zum psychopathologischen
Problem verstellen zu lassen, an dem sich Poeten und Psychoanalytiker — warum auch nicht! —
versuchen mögen, während dem, der sich solcher aristokratischen Sehweisen enthält, eigentlich nur unsicheres Tasten nach der Wahrheit übrigbleibt.» [17. С. 8]. Психоанализ приводится здесь как один из способов интерпретации истории, однако историограф относится к нему скептически и иронически. На это указывает эпитет aristokratisch с усилением solch-, а также тот факт, что психоаналитики стоят в трактовке автора на одной ступени с «поэтами» и им противопоставлена позиция «настоящего» историка, опирающегося на свидетельства современников и стремящегося к «правде» (Wahrheit).
Персональная ТЗ в идеологическом плане, как и нарраториальная, в первую очередь манифестируется при помощи эмоционально-оценочной лексики: «Der König sah in dem Sohn <.> einen verlogenen Verschwender, der sich mit Schach- und Winkelzügen hinterrücks den Anordnungen des Vaters widersetzte» [10. C. 34] (об отношениях Фридриха с отцом); «.die alten Graubärte in der Theologie schüttelten bedenklich ihr Haupt.» (о противниках Лютера и его «Тезисов») [12. C. 174] и др.
Персональная ТЗ в данном плане также может быть коллективной, например: «.von dem gelöst wirkenden, musikalischen und heiteren Studenten Luther, der auf seine Studiengenossen sehr normal gewirkt hat, hätte man einen solchen Lebensentschluss doch nicht erwartet» [17. C. 20] — о реакции соучеников Лютера на его уход в монастырь (коллективная ТЗ выражена не только словом Studiengenossen (товарищи по учёбе), но и неопределённо-личным местоимением man).
Пространственный план
В историческом нарративе данный план особенно сложен для выделения и анализа. Трудность составляет определение места действия, что в первую очередь относится к фрагментам, посвященным дипломатическим, военным действиям, политическим интригам с участием нескольких государств. В таких случаях государства сами выступают как «социальные индивиды», что создаёт дополнительную сложность при определении места действия и, возможно, даёт право говорить о некоей обобщённой локации — «международной арене».
При повествовании о перемещениях в пространстве (например, о военных походах или путешествиях с целью богословских диспутов) пространственный план выражается более чётко: при по-
мощи географических названий. Однако в таких фрагментах события передаются в ускоренном темпе (Zeitraffung), и указываемые в повествовании места быстро сменяют друг друга. В этих случаях мы наблюдаем пересечение пространственного и временного планов.
При повествовании о повседневной жизни место действия лучше поддаётся определению. В биографиях Фридриха, например им является либо всё государство в целом, либо более конкретные места, в частности, Берлин или Потсдам [10. C. 33—39, 40—41, 68, 108—110; 21. C. 21—23, 38—41, 68—70, 80].
Данные особенности относятся к нарратори-альной ТЗ и характеризуются наличием нарративной дистанции. Однако при переходе на персональную ТЗ указания на пространство становятся более определёнными. Например: «Als das Wormser Edikt erschien, hatte Luther schon seine erste Eingewöhnungszeit auf der Wartburg hinter sich. Die Umstellung war ihm nicht ganz leichtgefallen» [12. C. 247] (пересечение пространственного плана с перцептивным, включающим эмоции Лютера в Вартбурге).
Персональная ТЗ в пространственном плане принадлежит и «социальным индивидам», например: «Viele Franzosen wussten gar nicht so recht, wo dieses Berlin eigentlich lag.» [10. C. 8] (показатели — глагол wissen (знать) и дейктик со стилистически сниженным оттенком («этот Берлин»)).
Временной план
При рассмотрении временного плана необходимо иметь в виду параметры порядка действий, их длительности и частоты в зависимости от чьего-либо восприятия, а также различие в знании о событиях: каким и на каком этапе оно является у нарратора и персонажей [9. C. 124; 19. C. 136—155].
Временной план анализируемых исторических текстов также преимущественно относится к нар-раториальной ТЗ. Грамматическим показателем позиции историографа является не только прошедшее время (претерит), создающее нарративную дистанцию, но и настоящее время (презенс), указывающий на временную позицию самого историографа, его современников и адресатов. Для подобных случаев характерна диалогичность: при помощи настоящего времени, а также объединяющего местоимения «мы», нарратор вовлекает адресата в диалог, «приглашая» к рассуждению о ходе истории: «Liest man Friedrichs Briefwechsel aus diesen Tagen, stellt sich der Eindruck ein, als
habe er für nichts anderes als für Vergnügen <.> Zeit gefunden» [21. C. 69]; «Wir dürfen das Jahr 1519/20 als das Wendejahr in der Auffassung von Kirche und Konzil bei Luther ansehen» [17. C. 36] и др.
В любом историческом нарративе присутствует такой показатель нарраториального времени, как наличие дат. При этом важно отметить, что соблюдение хронологического порядка в нарративе не является обязательным [9. C. 159]. Перестановка событий, использование аналепс (возвращения назад) и пролепс («забегания» вперёд) также характеризует нарраториальную ТЗ.
Проспективные элементы (пролепсы) сигнализируют об осведомлённости историографа: ему/ей известно, что произойдёт в дальнейшем и что произошло ранее, а персонаж не может обладать такими знаниями в полной мере. Например: «Dreiundzwanzig Jahre <.> hatte Friedrich noch vor sich, als er <.> aus dem Krieg heimkehrte» [10. C. 106]; «.er [Luther. — M. M] ahnte nicht, welchen Sturm die 95 Thesen des Jahres 1517 auslösen sollten» [17. C. 26].
Особенностью отдельных пролепс в историческом повествовании является отсылка ко времени рассказывания. Грамматически такие пролепсы характеризуются использованием настоящего времени и дейктиков, например: «Liest man diese 27 Punkte heute, so empfindet man sie <.> als zeitgebunden» (об одной из работ Лютера) [17. C. 36].
Говоря о временном плане, следует также упомянуть итерацию [14. C. 73], используемую для повествования о повседневной жизни «героев», например: «Im Haushalt ging es <.> sparsam zu. Gäste fanden stets im großzügiger Weise Aufnahme und Versorgung <.> Bei Tisch sprach Luther „über Gott und die Welt "» [17. C. 77].
В случаях, когда историограф останавливается подробнее на том или ином эпизоде, время рассказывания увеличивается. Так, в повествовании о значимом для Лютера моменте, диспуте в Вормсе, указывается даже время по часам и сообщаются дополнительные детали: «Am Dienstag, dem 16. April 1521, vormittags gegen 10 Uhr, rollten Luther und seine Begleiter <.> durch das Martinstor nach Worms hinein <.> An die hundert berittene Edelleute hatten <.> ihm das Geleit gegeben <.> Trompeten verkündeten das Ereignis.» [12. C. 233].
Указание на время суток, день и час может сигнализировать и о персональной ТЗ: «Am 22. Oktober wurde ein Kriegsgericht berufen <.> Der Tod des Freundes war die <.> schrecklichste Lektion, die er [Der Vater. — M. M.] sich für ihn [Friedrich. —
M. M.] ausgedacht hatte <.> Der Kronprinz war Augenzeuge des Verbrechens. In höchster nervlicher Erregung <.> verbrachte er die nächsten Stunden und Tage» [21. C. 22—23] (о персональной ТЗ свидетельствует и передача эмоций, что позволяет говорить о пересечении с перцептивным планом).
Языковой план
Языковой план находит проявление в лексических, грамматических и стилистических средствах, отличающих либо нарратора, либо персонажей [9. C. 144]. Однако в историческом нарративе звучат «голоса» не только историографа и персоналий, но и других историков, чьи работы цитируются прямо или косвенно [10. C. 100, 108, 125, 127—128, 145; 12. C. 290, 313; 17. C. 11, 21, 48; 21. C. 79, 81, 144, 157] и др. Поскольку эти цитаты выбирает историограф, их правомерно отнести к наррато-риальной ТЗ.
На ТЗ историографа указывает и лексика, в частности, специфические термины, к которым даются пояснения: «... eine sog. Kreisassoziation, d. h. einen freiwilligen Zusammenschluss der Reichskreise.» [10. C. 47]; «.artes bedeutet nicht nur Künste; es ist auch die <.> Bezeichnung für die Handwerke» [12. C. 21]. В связи с последним примером заметим также, что для биографий Лютера в целом характерно использование латинских терминов и вкраплений, характеризующих развитие научной и теологической мысли в его эпоху.
Нарраториальной ТЗ принадлежат различные эмоционально-оценочные средства, в которых языковой план пересекается с идеологическим. Среди них наиболее яркими являются повторы, также на словообразовательном уровне и связанные с игрой слов: «Auch in künstlerischen Fragen erstarrte sein [Friedrichs. — M. M.] Urteil in alten Vorurteilen.» [10. C. 145]; «Wieder will Luther der Klarheit der Heiligen Schrift <.> nichts genommen wissen. Wieder verteidigt er das christliche Mysterium. Wieder kümmert er sich <.> nicht um die kirchlichen und politischen Folgen.» [17. C. 67] и др.
Персональная ТЗ (и её наложение на нарраториальную) также находит выражение в эмоционально-оценочной лексике: «Die Herren vom Allerheiligenstift stellten sich auf die Hinterbeine, hielten die römische Messe <.> Das Ärgerlichste <.> war, dass sie sich dabei des Rückhaltes beim Kurfürsten erfreuen konnten» [12. C. 305] (пренебрежительное отношение к противникам («встали на задние ноги») и досада по поводу их действий характеризуют ТЗ Лютера).
Кроме того, персональная ТЗ манифестируется в цитатах персонажей. При косвенном цитировании нарраториальная ТЗ накладывается на персональную: «Kriege sind den Musen feindlich, konstatierte der Mann, der bis dahin vier Kriege führte.» [21. C. 218] (здесь нарраториальной ТЗ также присуща ирония, основанная на противопоставлении слов и дел Фридриха); «Johannes Cochlaeus, Luthers <.> Gegner, höhnte: Ganz Deutschland weint und klagt, Luther aber hält Hochzeit» [17. C. 62] и др.
Выводы
При анализе четырёх «параллельных» биографий, принадлежащих историческим дискурсам ГДР и ФРГ, было установлено, что важнейшую роль в историческом нарративе играет перспек-тивация, предполагающая наличие определённой точки зрения. Точка зрения, нарраториальная или персональная, включает пять планов: перцептивный, идеологический, пространственный, временной и языковой. Возможны как пересечения между планами, так и наложения одной ТЗ на другую.
Установлено, что во всех пяти планах анализируемых историко-биографических текстов преобладает нарраториальная ТЗ. Однако в историческом повествовании присутствуют и элементы персональной ТЗ, принадлежащей не только отдельным действующим лицам, но и «социальным индивидам».
В перцептивном плане нарраториальная ТЗ манифестируется в выборе событий и деталей, использовании точных цифр и лексических единиц со значением причинности и кажимости. Персональная ТЗ находит выражение в лексике, обозначающей мысли и чувства.
Основным проявлением идеологического плана является эмоционально-оценочная лексика, характерная как для нарраториальной, так и для персональной ТЗ. Кроме того, нарраториальная ТЗ реализуется в отсылках к популярным теориям или их критике.
В пространственном плане нарраториальная ТЗ реализуется в неопределённости места действия или частой его смене, а персональная — в дейк-тических средствах и более конкретных характеристиках места в целом.
Во временном плане нарраториальная ТЗ манифестируется в глагольных временах (прошедшем и настоящем), исторических датах и нарушении хронологии. Персональная ТЗ находит отражение в точных указаниях на время и в увеличении времени рассказывания.
В языковом плане нарраториальная ТЗ реализуется в терминах и эмоциональной лексике, а также в цитировании других историков. Цитаты исторических персонажей и эмоционально-оценочные лексические средства являются средствами выражения персональной ТЗ.
Особенностью исторических нарративов является наличие позиции «квази-персонажей»: коллективов, обладающих единой ТЗ.
Благодарности
Работа выполнена при поддержке Министерства образования и науки Российской Федерации (госзадание № 34.12771.2018/12.2) и службы Deutscher Akademischer Austauschdienst (стипендия по программе Immanuel Kant, Linie A № 91688584).
Список литературы
1. Андреева, В. А. Текстовые и дискурсные параметры литературного нарратива (на материале современной немецкоязычной прозы): дис. ... д. филол. наук / В. А. Андреева. — СПб., 2009. — 361 с.
2. Данто, А. Аналитическая философия истории / А. Данто. — М.: Идея-Пресс, 2002. — 292 с.
3. Дейк, Т. А. ван. Язык. Познание. Коммуникация / Т. А. ван Дейк. — Благовещенск: БГК им. И. А. Бодуэна де Куртенэ, 2000. — 308 с.
4. Дройзен, И. Г. Историка / И. Г. Дройзен. — СПб.: Владимир Даль, 2004. — 584 с.
5. Корнева, Л. Н. Германский фашизм: немецкие историки в поисках объяснения феномена национал-социализма (1945—90-е годы) / Л. Н. Корнева. — Кемерово: КемГУ, 1998. — 128 с.
6. Мишалова, Е. В. Исторический нарратив как форма организации и репрезентации исторического знания / Е. В. Мишалова // Эпистемология и философия науки. — 2012. — Т. XXXI, № 1. — С. 157—173.
7. Рикёр, П. Время и рассказ. Т. 1 / П. Рикёр. — М., СПб.: Университетская книга, 1998. — 313 с.
8. Успенский, Б. А. Поэтика композиции / Б. А. Успенский. — СПб.: Азбука, 2000. — 348 с.
9. Шмид, В. Нарратология / В. Шмид. — М.: Языки славянской культуры, 2003. — 312 с.
10. Aretin, K. O. von. Friedrich der Große. Größe und Grenzen eines Preußenkönigs / K. O. von Are-tin. — Freiburg: Herder, 1985. — 173 S.
11. Baumgartner, H. M. Erzählung und Theorie in der Geschichte / H. M. Baumgartner // Theorie und Erzählung in der Geschichte / J. Kocka & Th. Nipperdey (eds.). München: Deutscher Taschenbuch Verlag, 1979. S. 259—289.
12. Brendler, G. Martin Luther. Theologie und Revolution / G. Brendler. — Berlin: VEB Deutscher Verlag der Wissenschaften, 1983. — 452 S.
13. Brinks, J. H. Die DDR-Geschichtswissenschaft auf dem Weg zur deutschen Einheit / J. H. Brinks. — Frankfurt, New York: Campus Verlag, 1992. — 342 S.
14. Genette, G. Die Erzählung / G. Genette. — Paderborn: Wilhelm Fink Verlag, 2010. — 283 S.
15. Hamburger, K. Die Logik der Dichtung / K. Hamburger. — München: Deutscher Taschenbuch Verlag, 1987. — 302 S.
16. Jahn, M. Narratology: A Guide to the Theory of Narrative / M. Jahn. — Cologne: English Department, University of Cologne, 2017. — 100 p.
17. Kantzenbach, F.-W. Martin Luther. Der bürgerliche Reformator / F.-W. Kantzenbach. — Göttingen: Musterschmidt, 1972. — 104 S.
18. Koschorke, A. Wahrheit und Erfindung. Grundzüge einer Allgemeinen Erzähltheorie / A. Koschorke. — Frankfurt am Main: S. Fischer Verlag, 2012. — 480 S.
19. Lahn, S. Einführung in die Erzähltextanalyse / S. Lahn, J. Chr. Meister. — Stuttgart, Weimar: Verlag J. B. Metzler, 2013. — 324 S.
20. Mertens, L. Priester der Klio oder Hofchronisten der Partei? Kollektivbiographische Analysen zur DDR-Historikerschaft / L. Mertens. — Göttingen: V&R Unipress, 2006. — 179 S.
21. Mittenzwei, I. Friedrich II. von Preußen. Eine Biographie / I. Mittenzwei. — Berlin: VEB Deutscher Verlag der Wissenschaften, 1987. — 250 S.
22. Mommsen, W. J. Der perspektivische Charakter historischer Aussagen und das Problem von Parteilichkeit und Objektivität historischer Erkenntnis // W. J. Mommsen // Objektivität und Parteilichkeit in der Geschichtswissenschaft / R. Koselleck, W. J. Mommsen, J. Rüsen (eds.). München: Deutscher Taschenbuch Verlag, 1977. S. 441—468.
23. Patzig, G. Das Problem der Objektivität und der Tatsachenbegriff / G. Patzig // Objektivität und Parteilichkeit in der Geschichtswissenschaft / R. Koselleck, W. J. Mommsen, J. Rüsen (eds.). München: Deutscher Taschenbuch Verlag, 1977. S. 319—336.
24. Rüsen, J. Historical Narration: Foundation, Types, Reason / J. Rüsen // History and Theory. — 1987. — Vol. 26. — P. 87—97.
25. Viehöver, W. Erzählungen im Feld der Politik, Politik durch Erzählungen. Überlegungen zur Rolle der Narrationen in den politischen Wissenschaften / W. Viehöver // Politische Narrative. Konzepte — Analysen — Forschungspraxis / F. Gadinger, S. Jarzebski, T. Yildiz (eds.). Wiesbaden: Springer, 2014. S. 67—91.
Сведения об авторе
Мовчан Марина Константиновна — аспирант кафедры немецкой филологии РГПУ им. А. И. Герцена, Санкт-Петербург, Россия, и сотрудник кафедры английского языка НГУ, Новосибирск, Россия. [email protected].
Bulletin of Chelyabinsk State University.
2019. No. 6 (428). Philology Sciences. Iss. 117. Pp. 92—100.
PERSPECTIVATION IN BIOGRAPHICAL NARRATIVE TEXTS WRITTEN IN THE GDR AND FRG (AS EXEMPLIFIED BY FREDERICK II'S AND MARTIN LUTHER'S BIOGRAPHIES)
M. K. Movchan
The Herzen State Pedagogical University of Russia, Saint Petersburg, Russia. Novosibirsk State University, Novosibirsk, Russia. [email protected].
The article deals with the five planes of the narrative point of view originally singled out by B. A. Uspen-skiy and W. Schmid for fictional narrative and realized in historical biographies created in the GDR and the
FRG. It is established that in all the five planes the narratorial, i. e. the historian's, point of view predominates.
This point of view is realized through selecting details, grammatical means, evaluations etc. However, the
personal point of view can also be observed and is presented not only by the historical personalities' positions
but also in the so-called "collective" viewpoints that belong to whole groups of characters (national or social).
The personal points of view are manifested in evaluative means, words denoting thoughts and feelings (e. g.
"verbs of inner processes"), quotations, deixis etc. Both points of view may overlap.
Keywords: narrative, perspective, point of view, historical discourse, biography.
References
1. Andreeva, V.A. Tekstovyje i diskursnyje parametry literaturnogo narrativa (na materiale sovremennoj nemeckojazychnojprozy): dis. ... d. filol. nauk [Textual and discursive parameters of literary narrative (as exemplified by modern German prose). Thesis]. Saint Petersburg, 2009. (In Russ.).
2. Danto, A. Analiticheskajafilosofija istorii [Analytical philosophy of history]. Moscow, Idea-Press, 2002. 292 p. (In Russ.).
3. Dijk, T.A. van. Jazyk. Poznanije. Kommunikacija [Language. Cognition. Communication]. Blagoveshchensk, Baudouin de Courtenay Publ., 2000. 308 p. (In Russ.).
4. Droysen, J.G. Istorika [Historics]. Saint Petersburg, Vladimir Dal Publ., 2004. 584 p. (In Russ.).
5. Korneva, L.N. Germanskij fashizm: nemeckije istoriki v poiskakh objasnenija fenomena nacional-so-cializma (1945-90-je gody) [Germanic fascism: German historians searching for the explanation of the Nazi phenomenon (1945 up to 1990's)]. Kemerovo, Kemerovo State University Publ., 1998. 128 p. (In Russ.).
6. Mishalova, Je.V. Istoricheskij narrativ kak forma organizacii i reprezentacii istoricheskogo znanija [Historical narrative as the form of knowledge organization and representation]. Epistemologija i filosofija nauki [Epistemology and Philosophy of Science], 2012, Vol. XXXI, no. 1, pp. 157-173. (In Russ.).
7. Ricoeur, P. Vremja i rasskaz [Time and narrative]. Vol. 1. Moscow, Saint Petersburg, Universitetskaja Kniga [University Book] Publ., 1998. 313 p. (In Russ.).
8. Uspenskij, B.A. Poetika kompozicii [The poetics of composition]. Saint Petersburg, Azbuka Publ., 2000. 348 p. (In Russ.).
9. Schmid, W. Narratologija [Narratology]. Moscow, Jazyki slavjanskoj kultury [The Languages of the Slavic Culture] Publ., 2003. 312 p. (In Russ.).
10. Aretin, K.O. von. Friedrich der Große. Größe und Grenzen eines Preußenkönigs. Herder, Freiburg, 1985. 173 p. (In German).
11. Baumgartner, H.M. Erzählung und Theorie in der Geschichte. Theorie und Erzählung in der Geschichte. J. Kocka & Th. Nipperdey (eds.). Deutscher Taschenbuch Verlag, Munich, 1979. Pp. 259-289. (In German).
12. Brendler, G. Martin Luther. Theologie und Revolution. VEB Deutscher Verlag der Wissenschaften, Berlin, 1983. 452 p. (In German).
13. Brinks J.H. Die DDR-Geschichtswissenschaft auf dem Weg zur deutschen Einheit. Campus Verlag, Frankfurt, New York, 1992. 342 p. (In German).
14. Genette, G. Die Erzählung. Wilhelm Fink Verlag, Paderborn, 2010. 283 p. (In German).
15. Hamburger, K. Die Logik der Dichtung. Deutscher Taschenbuch Verlag, Munich, 1987. 255 p. (In German).
16. Jahn, M. Narratology: A Guide to the Theory of Narrative. English Department, University of Cologne, Cologne, 2017. 100 p.
17. Kantzenbach, F.-W. Martin Luther. Der bürgerliche Reformator. Musterschmidt, Göttingen, 1972. 104 p. (In German).
18. Koschorke, A. Wahrheit und Erfindung. Grundzüge einer Allgemeinen Erzähltheorie. S. Fischer Verlag, Frankfurt/Main, 2012. 480 p. (In German).
19. Lahn, S., Meister, J.Chr. Einführung in die Erzähltextanalyse. Verlag J. B. Metzler, Stuttgart, Weimar, 2013. 324 p. (In German).
20. Mertens, L. Priester der Klio oder Hofchronisten der Partei? Kollektivbiographische Analysen zur DDR-Historikerschaft. V&R Unipress, Göttingen, 2006. 179 p. (In German).
21. Mittenzwei, I. Friedrich II. von Preußen. Eine Biographie. VEB Deutscher Verlag der Wissenschaften, Berlin, 1987. 250 p. (In German).
22. Mommsen, W.J. Der perspektivische Charakter historischer Aussagen und das Problem von Parteilichkeit und Objektivität historischer Erkenntnis. Objektivität und Parteilichkeit in der Geschichtswissenschaft. R. Koselleck, W.J. Mommsen, J. Rüsen (eds.). Deutscher Taschenbuch Verlag, Munich, 1977. Pp. 441-468. (In German).
23. Patzig, G. Das Problem der Objektivität und der Tatsachenbegriff. Objektivität und Parteilichkeit in der Geschichtswissenschaft. R. Koselleck, W.J. Mommsen, J. Rüsen (eds.). Deutscher Taschenbuch Verlag, Munich, 1977. Pp. 319-336. (In German).
24. Rüsen, J. Historical Narration: Foundation, Types, Reason. History and Theory, 1987, vol. 26. Pp. 87-97.
25. Viehöver, W. Erzählungen im Feld der Politik, Politik durch Erzählungen. Überlegungen zur Rolle der Narrationen in den politischen Wissenschaften. Politische Narrative. Konzepte - Analysen - Forschungspraxis. F. Gadinger, S. Jarzebski, T. Yildiz (eds.). Springer, Wiesbaden, 2014. Pp. 67-91. (In German).
