CC BY
172. Zakon RSFSR ot 27.10.1960 «Ob utverzhdenii Ugolovnogo kodeksa RSFSR» (vmeste s «Ugolovnym kodeksom RSFSR») // Vedomosti Verhovnogo Soveta RSFSR. 1960. № 40. St. 591.
3. Konstituciya Rossijskoj Federacii (prinyata vsenarodnym golosovaniem 12.12.1993) (s uchetom popravok, vnesennyh Zakonami RF o popravkah k Konstitucii RF ot 30.12.2008 N 6-FKZ, ot 30.12.2008 N 7-FKZ, ot 05.02.2014 N 2-FKZ, ot 21.07.2014 N 11-FKZ) // Spravochno-pravovaya sistema «Konsul'tant +» (data obrashcheniya - 15.06. 2017 g.).
4. Pamyatniki rimskogo prava: Zakony XII tablic. Institucii Gaya. Digesty YUstiniana: Kniga pervaya. Titul 1: O pravosudii i prave. - M.: Zercalo,1997.
5. Lur'e I.M. Ocherki drevneegipetskogo prava XVI-XI vekov do n.eh. - L., 1960.
6. Salicheskaya pravda / Per. N.P. Gracianskogo i A.G. Murav'eva. - Kazan',1913.
7. Russkaya pravda (Prostrannaya redakciya) // Rossijskoe zakonodatel'stvo X - XX vekov. T.1. / Otv. red. V.L. YAnin. - M.: YUridicheskaya literatura, 1984. - S. 72-81.
8. Saksonskoe zercalo. Pamyatnik, kommentarii, issledovaniya / Otv. red. V.M. Koreckij. - M.: Nauka, 1985.
9. Sobornoe ulozhenie 1649 g. - M.: MGU, 1961.
10. Artikul voinskij 1715 g. // Zakonodatel'stvo Petra I / Otv. red. A.A. Preobrazhenskij, T. E. Novickaya. - M.: YUridicheskaya literatura, 1997. - S.136-154.
11. SHishov O.F. Smertnaya kazn' v istorii Sovetskogo gosudarstva // Smertnaya kazn'. Za i protiv. Sb. statej / Pod red. S.G. Kelinoj. - M., 1989. - S.130.
12. Francuzskij ugolovnyj kodeks 1810 g. / Per. N.S. Lapshinoj. - M., 1947.
13. Ulozhenie o nakazaniyah ugolovnyh i ispravitel'nyh (utverzhd. imperatorom 15.08. 1845 g.) // PSZ. Sobranie vtoroe. № 19283.
14. Ugolovnoe ulozhenie (utverzhd. imperatorom ot 22.031903 g.) // PSZ. Sobranie tret'e. № 22704.
15. Federal'nyj zakon ot 21.07.2004 №73-FZ «O vnesenii izmenenij v Ugolovnyj kodeks Rossijskoj Federacii» // Rossijskaya gazeta. - 2004. - 28 iyulya.
16. Federal'nyj zakon ot 24.07.2007 « 211-FZ «O vnesenii izmenenij v otdel'nye zakonodatel'nye akty Rossijskoj Federacii v svyazi s sovershenstvovaniem gosudarstvennogo upravleniya v oblasti protivodejstviya ehkstremizmu» // Rossijskaya gazeta. - 2007. - 1 avgusta/
УПОРОВ ИВАН ВЛАДИМИРОВИЧ - доктор исторических наук, кандидат юридических наук, профессор, профессор кафедры конституционного и административного права Краснодарского университета МВД России ([email protected])
UPOROV, IVAN V. - Doctor of History, Ph.D. in Law, Professor, Department of Constitutional and Administrative Law of the Krasnodar University of the Ministry of Internal Affairs of Russia ([email protected])
УДК 343.341.1(019) «192/193»
МАКСИМОВ П.В. ПРОЦЕСС НАД БАНДОЙ КОЧЕРГИНА (1926 Г.) И ЕГО ЗНАЧЕНИЕ ДЛЯ СОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ ФОРМ И МЕТОДОВ БОРЬБЫ С
БАНДИТИЗМОМ В СССР
Ключевые слова: бандитизм, хулиганство, общественное спокойствие, банда Кочергина, судебный процесс, наказание, общества содействия милиции.
Рассматриваются особенности борьбы с бандитизмом в советском государстве второй половины 1920-х гг. В силу ряда причин, в СССР в 1920-е годы обнаружился серьезный рост преступности против личности. Причем наиболее серьезную опасность привлекали многочисленные преступления, квалифицировавшиеся в основном как хулиганство (грабеж и пр.), но на деле нередко носившие характер откровенных бандитских нападений с характерными для них признаками организованности, вооруженности и т.д. (ст.76 УК 1922 года). На примере судебного процесса над бандой Кочергина, получившего широкий резонанс и подробно освещавшегося в средствах массовой информации, показано смещение акцента в борьбе с бандитизмом с политической составляющей к уголовной составляющей. Отмечается, что дело Кочергина дало толчок к более активному привлечению общественности к охране общественного порядка и профилактике правонарушений.
MAXIMOV, P.V.
PROCESS OVER THE BAND OF KOCHERGIN (1926) AND ITS IMPORTANCE FOR IMPROVING THE FORMS AND METHODS OF COMBATING WITH BANDITISM IN THE USSR
Keywords: banditry, hooliganism, public peace, band of Kochergin, trial, punishment, societies of assistance to militia.
It viewed the features of combating with banditry in the Soviet state of the second half of the 1920-ies. On the example of the trial of the band of Kochergin, which received a wide response and covered in detail in the mass media, it shown a shift in the emphasis in combating banditry from the political component to the criminal component. It is noted that the Kochergin case gave impetus to a more active involvement of the public in the protection of public order and the prevention of violations. For a number of reasons, in the USSR in the 1920-ies, there was a serious increase in crime against the individual. And the most serious danger was attracted by numerous crimes, which were classified mainly as hooliganism (robbery, etc.), but in fact often carried the character of outright bandit attacks with characteristic signs of organization, armament, etc. (Article 76 of the Criminal Code of 1922).
В советском государстве довоенного периода значительный промежуток времени бандитизм ассоциировался, прежде всего, с его политической составляющей, связанной с борьбой советской власти с ее противниками в виде вооруженных банд, выступавших под прикрытием политических лозунгов. По мере стабилизации общественных отношений на первый план выходила уголовная сугубо составляющая. Но и здесь к середине 1920-х гг. были достигнуты несомненные успехи. Наиболее крупные уголовные банды успешно ликвидировались органами правопорядка (ОГПУ, НКВД).
В середине 1920-х гг. население страны стало привыкать к более спокойной криминогенной обстановке. Однако именно в это время обнаружило себя явление массового «хулиганства», существенно дестабилизировавшее положение на местах. В силу ряда причин, в СССР обнаружился серьезный рост преступности против личности. Причем наиболее серьезную опасность привлекали многочисленные преступления, квалифицировавшиеся в основном как хулиганство (грабеж и пр.), но на деле нередко носившие характер откровенных бандитских нападений с характерными для них признаками организованности, вооруженности и т.д. (ст.76 УК 1922 года).
Хулиганские нападения, перераставшие в открытый бандитизм, вызывали беспокойство и возмущение граждан, которые требовали от властей принятия мер по искоренению преступности и, прежде всего, уличной, из-за которой они страдали больше всего. Так, читатели «Ленинградской правды» в одном из опубликованных газетой писем требовали «выжечь каленым железом эту зловонную язву нашего быта, мобилизовать на борьбу со шпаной, с хулиганством общественное мнение, организации, милицию -задача, не терпящая никакого отлагательства. Хулиганства не должно быть нигде в пролетарском Ленинграде!» [1]. Поскольку эти читатели были рабочими крупного завода, игнорировать такой призыв, который, тем более, был срежиссирован самой властью, было нельзя.
Особенно актуальным этот вопрос в том же Ленинграде стал после громкого преступления, совершенного бандой Кочергина в августе 1926 г., когда преступники поздним вечером напали на возвращающуюся с работы молодую работницу завода, избили ее и совершили групповое изнасилование в извращенной форме. Преступление было совершено в районе Чубарова переулка, в связи с чем, название этого местечка стало в СССР нарицательным. Учитывая значительный общественный резонанс, на прочесывание местности, где было совершено преступления, были мобилизованы несколько десятков сотрудников правоохранительных органов. Уголовный розыск уже имел определенный опыт поиска бандитов, и довольно скоро шестеро из них, включая Кочергина, давали показания. В результате расследования, проведенного местным ОГПУ и вошедшим в 5 томов, по этому делу № 43800 к уголовной ответственности были привлечены двадцать шесть человек.
Чубаровское дело», «чубаровщина» стали предметом широкого обсуждения по всей стране. Когда об этом дерзком преступлении стало известно (едва живую девушку обнаружили местные жители), на заводах и фабриках прошли митинги с требованием найти и сурово покарать негодяев - под резолюциями проведенных по этому поводу собраний («главарей этой шайки - к высшей мере наказания!») поставили свои подписи более 54 тысяч человек [2. с. 36].
Судьба Кочергина и других бандитов была предрешена. Мало того, что общественность требовала смертной казни, но сам нарком внутренних дел РСФСР А.Б. Белобородов еще до суда высказал в средствах массовой информации однозначную точку зрения: «таким гнуснейшим преступлениям надо дать сразу решительный отпор -никакой поблажки, никакого снисхождения, никакого помилования преступникам. Самым справедливым и необходимым приговором суда над насильниками должен быть приговор - к высшей мере наказания» [3]. Свой приговор Ленинградский губернский суд вынес 28 декабря 1926 года. И он был вполне ожидаем - главарь банды Кочергин и шестеро его подельников были приговорены к расстрелу, одни подсудимый был оправдан (подсудимых защищал, среди прочих, известный еще по дореволюционным временам адвокат А.М. Бобрищев-Пушкин [4]), остальные получили наказания в виде различных сроков лишения свободы.
Этот процесс и его результаты был характерны тем, что он показал изменения и в характере преступности, и в социальном составе банд, и в объектах нападений, которые совершали преступники. Также он инициировал совершенствование форм и методов борьбы, как с хулиганством, так и с бандитизмом.
Если еще несколько лет назад в условиях социально-экономического кризиса членами уголовных банд были преимущественно деклассированные элементы, не имевшие легального источника существования и постоянного места жительства, а совершаемые ими преступления отличались жестокостью и насилием, то теперь «хулиганами», зачастую фактически не отличавшимися от бандитов, становились в большинстве своем вполне легальные граждане. Например, члены банды Кочергина были обычными рабочими заводов. Что касается совершаемых ими преступлений, то они действительно во многом носили характер хулиганских проявлений. Степень тяжести последствий совершаемых ими общественно опасных деяний, хотя и оставалась высокой, но все же была несколько снижена (в частности, меньше совершалось убийств, причинения тяжкого вреда здоровью, а чаще речь шла о разбоях, грабежах, хулиганстве, изнасилованиях), что отражало особенности правового нигилизма в советском государстве рассматриваемой эпохи [5, с. 4-9].
Однако в условиях перехода к индустриализации подобные проявления, нередко дезорганизовавшие жизнь целых районов, поселков, были недопустимы. Поэтому дело о банде («хулиганской шайке») Кочергина было использовано властью для определенной пропагандистской акции - материалы судебного процесс широко освещались в средствах массовой информации, общественным обвинителем на суде было заявлено, ни много ни мало, о стратегической важности исхода дела о банде Кочергина для будущего всей молодежи: «Значение этого процесса в том, что ребром поставлен вопрос: кто поведет за собой нашу молодежь - Павел Кочергин и его товарищи или советская общественность, союзы, комсомол. Рабочий класс сейчас скажет словами Тараса Бульбы: я тебя породил, я тебя и убью» [6]. Итоги процесса должны были показать, что будущее молодежи, конечно, не за бандитами типа Кочергина и ему подобным.
Следует заметить, что в современной историко-правовой литературе по поводу процесса над бандой Кочергина встречаются критические оценки в части того, что власть переусердствовала и что приговор был излишне суровым. Так, по мнению А.А. Сидорова, «вокруг обычного уголовного преступления раздули невиданный
политической психоз ... Парней обвинили в бандитизме, и семи участникам изнасилования была назначена высшая мера социальной защиты» - расстрел (отметим, что пострадавшая осталась жива). Остальные получили сроки от 3 до 10 лет лишения свободы (для отбывания наказания «чубаровцы» были направлены на Соловецкие острова) ... Таким образом, был создан прецедент, позволявший любой криминал возводить в ранг политического преступления (или же бандитского, что, как мы видим, в то время означало то же самое)» [7, с. 26].
На наш взгляд, данное преступление не может быть квалифицировано как «обычное уголовное преступление», поскольку это не правовая и не криминологическая оценка. Если следствием, а затем и судом был доказан факт создания устойчивой вооруженной группы (банды), а судя по данным, которыми мы располагаем, это было сделано, то формально приговор соответствовал закону. Тем более, если учесть, что в групповом изнасиловании участвовали почти двадцать преступников. Мы полагаем, что и по существу такой приговор за такое преступление в любом государстве любой эпохи вряд мог быть оценен как излишне суровый, и тем более он вписывался в правоприменительную практику советского государства рассматриваемого периода [8, с. 24].
Важным последствием указанной судебно-пропагандистской кампании против бандитизма и хулиганство стало и то обстоятельство, что по всему СССР на предприятиях и в организация резко активизировался начатый не-сколько ранее процесс привлечения населения к профилактике правонарушений и преступлений [9, с. 47-53]. В частности, стали создаваться КОП - комиссии общественного порядка, УГБХ - ударные группы по борьбе с хулиганством, которые стали патрулировать городские улицы, дежурить в парках, садах, клубах с указанной аббревиатурой на нарукавных повязках. Так зарождались более привычные для России в дальнейшем добровольные народные дружины (ДНД). Очевидно, не без влияния дела о банде Кочергина СНК РСФСР в декабре 1926 г. принял декрет «Об оказании гражданами содействия милиции при задержании пьяных и хулиганов» [10].
И уже тогда советская власть определила свой подход к статусу добровольных помощников милиции в наведении общественного порядка по месту жительства - этот статус определялся как статус лиц, защищаемых государством почти так же, как и штатные работники органов внутренних дел, что нашло отражение в следующем положении указанного Декрета: «Сопротивление действиям должностных лиц милиции и нанесение им публичных оскорблений при выполнении ими служебных обязанностей влечет за собой от-ветственность по 2 части статьи 73 и по статье 76 Уголовного Кодекса редакции 1926 года, а нанесение таковых же оскорблений гражданам, в связи с оказанием ими содействия органам милиции, - ответственность по статье 76 того же Кодекса» [10].
Особо следует выделить в этом контексте Постановление ВЦИК и СНК РСФСР от 27 мая 1929 г. «Об обеспечении граждан, потерпевших увечье при оказании содействия органам милиции и другим должностным лицам в борьбе с хулиганством, бандитизмом и другими преступлениями» [11]. Здесь законодатель, как видно, выделяет два наиболее опасных вида преступлений, для профилактики которых милиция могла привлекать граждан. Необходимость этого акта обуславливалась тем обстоятельством, что в процессе оказания помощи правоохранительным органам в борьбе с преступностью, активистам приходилось вступать с хулиганами и бандитами в буквальном смысле в рукопашные схватки, в результате чего граждане получали травмы и увечья. Кроме того, нередко активисты являлись объектом для последующей мести помощь милиции и уголовному розыску. При этом, однако, несмотря на такой риск для собственного здоровья и даже жизни, активисты не имели твердых социальных гарантий при потере трудоспособности по указанным причинам, поскольку отмеченный выше декрет
определял уголовную ответственность бандитов за посягательство на активиста-дружинника, но не регулировал никаких социальных гарантий для граждан. И вот этот пробел был восполнен.
В результате, только в одном Ленинграде в 1929 г. были сформированы 560 КОП, объединявшие 7200 социально активных граждан [12, с. 274]. В развитие этого подхода СНК РСФСР в мае 1930 г. принял Постановление «Об обществах содействия органам милиции и уголовного розыска» [13], а НКВД РСФСР разработал соответствующую инструкцию [14], что создавало добротную правовую основу для участия советских граждан в охране общественного порядка. Как отмечает И.В. Кацуба: «общества содействия милиции (ОСОДМИЛ) являлись обществами местного значения и проводили свою работу под общим руководством городских, поселковых или сельских Советов» [15, с. 50].
К концу 1930 г. в России действовали уже более четырех тысяч ячеек обществ, где насчитывалось почти 45 тысяч граждан [16, с. 101]. Еще через 7 лет, то есть, в 1937 г. количество таких граждан насчитывало 350 тысяч человек, а в 1940 г. - 400 тысяч человек [17, с. 130]. Как сообщалось в средствах массовой информации того времени, в Ленинграде «только с августа по ноябрь 1931 г. членами Осодмила было составлено 1495 протоколов за нарушение общественного порядка, за хулиганство - 654, за нарушение правил благоустройства и санитарии - 183, за шинкарство - 22 и за прочие нарушения -834. Всего составлено 3188 протоколов. Все это, бесспорно, улучшало эффективность уголовно-процессуальных мероприятий [18, с. 52]. На работу по изъятию лиц без определенного места жительства членами Осодмила было затрачено 10000 человеко-часов. К концу 1931 г. в Ленинграде и области насчитывалось 8500 осодмильцев, в т.ч. более 40 процентов молодежи» [19].
В дальнейшем было принято Постановление СНК СССР от 29 апреля 1932 г. «О реорганизации обществ содействия органам милиции и уголовному розыску» [20], в соответствии с которым общества содействия милиции были преобразован в «бригады содействия милиции», которые, и в этом главное отличие, создавались при органах милиции, под началом которых и работали.
Эти и другие критерии эффективности самого подхода к организации взаимодействия правоохранительных органов и населения, что само по себе было уникальным, дает основание считать, что в борьбе с преступностью роль населения была значительной. Граждане создавала ту атмосферу нетерпимости к нарушениям правопорядка, которая позитивно влияла на развитие правового сознания советских граждан, и прежде всего молодежи. А это, среди прочего, ограничивало приток в бандформирования новых членов.
Тем не менее, вопрос о принципиальном разграничении составов преступлений по статьям о хулиганстве и бандитизме, на наш взгляд, своего должного разрешения не получил. Как следствие, это прямо влияло на правоприменительную практику, в которой вновь и вновь периодически актуализировался вопрос о хулиганстве, приобретавшем формы бандитизма (1928г., 1935-1936 гг.)
Литература и источники
1. Ленинградская правда. 1926. 6 июля.
2. Пименова В. Уголовный розыск. Петроград-Ленинград-Петербург. - М.: АСТ, Астрель, 2011.
3. Ленинградская правда. - 1926. - 13 сентября.
4. Разумов А. Дела Бобрищевых-Пушкиных // Звезда. - 2007. - № 10.
5. Упоров И.В. Историко-ментальные причины правового нигилизма в России и условия его трансформации в правовой позитивизм // Право и практика. - 2013. - №4. - С. 4-9.
6. Ленинградская правда. - 1926. - 24 декабря.
7. Сидоров А.А. Великие битвы уголовного мира. История профессиональной преступности Советской России. Книга первая (1917-1940 гг.). - Ростов-на-Дону: МарТ, 1999.
8. Упоров И.В., Чорный В.Н. Виды уголовных наказаний и порядок их исполнения, установленных в первых кодифицированных нормативных правовых актах России. - Рязань, 1998.
9. Павлов А.Н. Взаимодействие органов милиции и общественных организаций по охране правопорядка в период новой экономической политики (историко-правовой аспект) // Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России. - 2006. - № 3. - С. 47-53.
10. Декрет СНК РСФСР от 08. 12. 1926 «Об оказании гражданами содействия милиции при задержании пьяных и хулиганов» // СУ РСФСР. 1926. № 88. Ст. 640.
11. Постановление ВЦИК и СНК РСФСР от 27 мая 1929 г. «Об обеспечении граждан, потерпевших увечье при оказании содействия органам милиции и другим должностным лицам в борьбе с хулиганством, бандитизмом и другими преступлениями» // СУ РСФСР. 1929. № 40. Ст. 415.
12. История советской милиции. В 2 т. Т. 1 / Под ред. Н.А. Щелокова. - М., 1977.
13. Постановление СНК РСФСР от 25.05. 1930 г. «Об обществах содействия органам милиции и уголовного розыска» // СУ РСФСР. 1930. № 25. Ст. 324.
14. Инструкция членам обществ содействия органам милиции и уголовного розыска (утв. приказом НКВД РСФСР от 27.05. 1930 г. // Бюллетень НКВД РСФСР. - 1930. - № 31.
15. Кацуба И.В., Родионов М.М. Эволюция нормативной базы взаимодействия государственных органов охраны общественного порядка и общественности в советский период развития Российского государства // Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России. - 2007. - № 3. - С. 48-51.
16. Административные органы в новых условиях. - М., 1930.
17. Калашник М.В. Генезис форм взаимодействия милиции и населения // Проблемы правоохранительной деятельности. - 2013. - № 2. - С. 129-135.
18. Рассказов Л.П., Петручак Л.А., Упоров И.В. История уголовного процесса России. - Краснодар, 2001.
19. Красная газета. - 1931. - 12 ноября.
20. Постановление СНК СССР от 29.04.1932 г. «О реорганизации обществ содействия органам милиции и уголовному розыску» // СЗ СССР 1932. № 38. Ст. 173.
References and Sources
1. Leningradskaya pravda. 1926. 6 iyulya.
2. Pimenova V. Ugolovnyj rozysk. Petrograd-Leningrad-Peterburg. - M.: AST, Astrel', 2011.
3. Leningradskaya pravda. - 1926. - 13 sentyabrya.
4. Razumov A. Dela Bobrishchevyh-Pushkinyh // Zvezda. - 2007. - № 10.
5. Uporov I.V. Istoriko-mental'nye prichiny pravovogo nigilizma v Rossii i usloviya ego transformacii v pravovoj pozitivizm // Pravo i praktika. - 2013. - №4. - S. 4-9.
6. Leningradskaya pravda. - 1926. - 24 dekabrya.
7. Sidorov A.A. Velikie bitvy ugolovnogo mira. Istoriya professio-nal'noj prestupnosti Sovetskoj Rossii. Kniga pervaya (1917-1940 gg.). - Rostov-na-Donu: MarT, 1999.
8. Uporov I.V., CHornyj V.N. Vidy ugolovnyh nakazanij i poryadok ih ispolneniya, ustanovlennyh v pervyh kodificirovannyh normativnyh pravo-vyh aktah Rossii. - Ryazan', 1998.
9. Pavlov A.N. Vzaimodejstvie organov milicii i obshchestvennyh organizacij po ohrane pravoporyadka v period novoj ehkonomicheskoj politiki (istoriko-pravovoj aspekt) // Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta MVD Rossii. - 2006. - № 3. - S. 47-53.
10. Dekret SNK RSFSR ot 08. 12. 1926 «Ob okazanii grazhdanami sodej-stviya milicii pri zaderzhanii p'yanyh i huliganov» // SU RSFSR. 1926. № 88. St. 640.
11. Postanovlenie VCIK i SNK RSFSR ot 27 maya 1929 g. «Ob obespechenii grazhdan, poterpevshih uvech'e pri okazanii sodejstviya organam milicii i drugim dolzhnostnym licam v bor'be s huliganstvom, banditizmom i drugimi prestupleniyami» // SU RSFSR. 1929. № 40. St. 415.
12. Istoriya sovetskoj milicii. V 2 t. T. 1 / Pod red. N.A. SHCHelokova. - M., 1977.
13. Postanovlenie SNK RSFSR ot 25.05. 1930 g. «Ob obshchestvah sodejstviya organam milicii i ugolovnogo rozyska» // SU RSFSR. 1930. № 25. St. 324.
14. Instrukciya chlenam obshchestv sodejstviya organam milicii i ugolovnogo rozyska (utv. prikazom NKVD RSFSR ot 27.05. 1930 g. // Byulleten' NKVD RSFSR. - 1930. - № 31.
15. Kacuba I.V., Rodionov M.M. EHvolyuciya normativnoj bazy vzaimodejstviya gosudarstvennyh organov ohrany obshchestvennogo poryadka i obshchestvennosti v sovetskij period razvitiya Rossijskogo gosudarstva // Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta MVD Rossii. - 2007. - № 3. - S. 48-51.
16. Administrativnye organy v novyh usloviyah. - M., 1930.
17. Kalashnik M.V. Genezis form vzaimodejstviya milicii i naseleniya // Problemy pravoohranitel'noj deyatel'nosti. -2013. - № 2. - S. 129-135.
18. Rasskazov L.P., Petruchak L.A., Uporov I.V. Istoriya ugolovnogo processa Rossii. - Krasnodar, 2001.
19. Krasnaya gazeta. - 1931. - 12 noyabrya.
20. Postanovlenie SNK SSSR ot 29.04.1932 g. «O reorganizacii obshchestv sodejstviya organam milicii i ugolovnomu rozysku» // SZ SSSR 1932. № 38. St. 173.
МАКСИМОВ ПАВЕЛ ВИКТОРОВИЧ - кандидат юридических наук, Краснодарский университет МВД России.
MAXIMOV, PAVEL V. - Ph.D. in Law, Krasnodar Universitet Russian Interior Ministry ([email protected])
УДК 340.113:343.82
МАЙСТРЕНКО Г.А. О СОДЕРЖАНИИ ПОНЯТИЯ «РЕЖИМ В ИСПРАВИТЕЛЬНЫХ
УЧРЕЖДЕНИЯХ»
Ключевые слова: исправительные учреждения, режим в исправительных учреждениях, исполнение и отбывание наказания.
В статье рассматриваются основные критерии, раскрывающие содержание понятия «режим в исправительных учреждениях». Показано, что режим в исправительных учреждениях выступает как средство обеспечения надлежащего порядка в соответствии с требованиями закона и иных нормативно-правовых актов, является средством государственного принуждения в пенитенциарной системе, направленным на достижение цели наказания за совершенное преступление по приговору суда. Автор акцентирует внимание на том, что режим является средством исправления осужденных, обеспечивающим и стимулирующим их правопослушное поведение.
MAISTRENKO, G.A.
ABOUT THE CONTENT OF THE NOTION OF "REGIME OF CORRECTIONAL
INSTITUTIONS"
Keywords: correctional institutions, regime in the correctional institutions, execution and completion of punishment.
In the article viewed the main criteria that reveal the content of the notion of "regime in correctional institutions". It is shown that the regime in correctional institutions acts as a means of ensuring proper order in accordance with the requirements of the law and other normative-legal acts and is a means of state coercion in the penitentiary system aimed at achieving the goal of punishment for a committed crime by a court verdict. The author draws attention to the fact that the regime is a means of correcting convicts, which provides and stimulates their law-abiding behavior.
Предшествующее законодательство в уголовно-исполнительном праве не раскрывало понятие «режим в исправительных учреждениях». Оно оставалось прерогативой теории уголовно-исполнительного права. В действующем законодательстве под режимом в исправительных учреждениях понимается установленный порядок, соответствующий закону, нормативным правовым актам, исполнения и отбывания лишения свободы (ст. 82 УИК РФ) [1]. Режим обеспечивает охрану и изоляцию осужденных, надзор, исполнение возложенных на заключенных обязанностей, равно как и реализацию их прав и законных интересов. Наряду с этим, он призван обеспечивать личную безопасность осужденных и персонала при раздельном содержании различных категорий осужденных в зависимости от вида исправительного учреждения.
В ч. 2 ст. 9 УИК РФ режим определяется как одно из основных средств исправления осужденных. Следует подчеркнуть, что именно режим создает необходимые условия для применения и других средств исправления. Одновременно режим устанавливает правила поведения всех субъектов и участников правоотношений, их
