CC BY
302018
45
УДК 94-058
Пространство повседневности казанских мещан конца XVIII - первой половины XIX в.: антропология городской инфраструктуры
Т. В. Бессонова,
Набережночелнинский институт Казанского федерального университета, г. Набережные Челны, Республика Татарстан, Российская Федерация
The space of everyday life of the Kazan philistines of the late 18th - first half of the 19th century: anthropology of urban infrastructure
T. V. Bessonova,
Naberezhnye Chelny Institute of Kazan Federal University, Naberezhnye Chelny, the Republic of Tatarstan, the Russian Federation
Аннотация
В статье рассматривается повседневность казанского мещанства конца XVIII - первой половины XIX в. через призму изучения городского пространства как среды обитания, формирующей городской образ жизни. Исследование анатомии Казани позволило выявить альтернативный город - осознаваемое пространство, которое осваивалось в повседневных поведенческих практиках мещанства. Пространственные антитезы в Казани обнаруживаются в различных формах: в распределении горожан по месту проживания, локализации рекреационных зон, мест захоронений. Выявление нарушений пространственной сегрегации свидетельствует о нарастании модернизационных явлений. Этот процесс был наиболее заметен в экономической деятельности мещанства, тогда как культурное обособление продолжало сохранять свою устойчивость.
Abstract
The article deals with the daily life of the Kazan lower-middle class in the late 18th - early 19th century from the perspective of the study of urban space as an environment that forms urbiculture. The study of the anatomy of Kazan made it possible to provide insight into an alternative city, the perceived space that was explored in everyday behavioral practices of the lower-middle class. Spatial antitheses in Kazan are found in various forms: the population distribution according to their place of residence, the allocation of recreation facilities and burial grounds. The identification of spatial segregation dislocations indicates an increase in modernization phenomena. This process was most noticeable in the economic activity of the lower-middle class, while cultural separation continued to maintain its stability.
Ключевые слова
Мещанство, повседневность, городское пространство, сегрегация.
Keywords
Lower-middle class, everyday life, urban space, segregation.
46
1918
Благодарность
Статья подготовлена при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований, проект № 18-09-00353/18.
Acknowledgement
The research was supported by the Russian Foundation for Basic Research, project No 18-0900353/18.
Мещанское сословие являлось наиболее массовым слоем городского населения Российской империи. Город, как место повседневного существования мещанина, представлял собой среду обитания, формирующую особый городской образ жизни. Понимание города, как социальной сущности, опирается на концепцию Л. Вирта, который впервые определил урбанизм как форму человеческой ассоциации, особый способ человеческой групповой жизни1. Казань в первой половине XIX в. представляла собой город, находящийся на вершине иерархии провинциального статуса, динамичное развитие которого основывалось как на модерниза-ционных процессах, так и усугублялось вниманием верховной власти к результатам своей политики на региональном уровне. Подобная среда для формирования и развития мещанства, задуманного властью как «средний род людей», являлась максимально благоприятной.
Городское пространство - это городской пейзаж, очерченный районами и улицами, скрепленный сложной сетью социальных взаимоотношений, в котором мещанин проводил почти все время жизни, практически не выезжая за его пределы. По мнению Н. П. Анциферова, город является сложным социальным организмом, имеющим свою анатомию, физиологию и психологию. Анатомию города составляет городская топография, включающая его местоположение, план, городское ядро и периферию, улицы, площади, дома, и даже «инвентарь» (колодцы, мосты, ворота, фонари)2.
Территориальная структура Казани формировалась постепенно. Первоначально планировка и облик города определялись природными условиями и особенностями топографии. Город располагался на берегу Волги при впадении в нее реки Казанки и застраивался, огибая озера Банное, Черное, Поганое, которые в XIX в. были засыпаны, а на их месте образовался парк. Чуть далее располагалась более крупная цепь озер - Нижний, Средний и Верхний Кабан; Нижний Кабан соединялся с Казанкой узкой протокой Булак. Топография местности естественным образом делила город на три части: «верхнюю - лучшую по своим зданиям и удобнейшую для здоровья жителей; нижнюю, хотя более обширную, следственно и более населенную, но не столь здоровую, по причине низкого грунта, и на часть за рекою Казанкою - отдаленную и не совсем удобную для сообщения с внутренностию города»3. Историческим центром города был Кремль, высоко поднимавшийся над Казанкой, он олицетворял собой средоточие надзора и власти. От Кремля брали свое начало три центральные улицы города: Проломная, Воскресенская и Грузинская, которые шли по гребню Кремлевского, Воскресенского и Федоровского холмов и представляли собой «верхний город» -наиболее престижную часть городского пространства4. Указанные районы сформировали центр города, который визуально создавал ощущение присутствия государства. Четкое зонирование пространства Казани, сосредоточение точек власти, зданий общегородского назначения, знаковых объектов культуры (университет,
2018
47
театр, гимназия на возвышенной части города под сенью Кремля) внушали идею державного величия. Россияне «видели и чувствовали империю в каждодневной жизни»5. Ю. М. Лотман, исследуя вопросы семиотики города, отмечал, что «город, как замкнутое пространство, может олицетворять государство, быть им в некотором идеальном смысле, как Рим олицетворял империю»6. Губернский город в известной мере повторял роль столицы, но на локальном уровне, в масштабе своего региона.
Мещанин, живя в городе, осваивал его пространство на нескольких уровнях. Прежде всего, город был местом, объединяющим всех его жителей в единую категорию горожан. Мещане Казани видели Кремль - доминанту городского силуэта, знали особенности городской топографии, воспринимали визуальные знаки власти и надзора. Более глубокий уровень постижения пространства определялся образом жизни мещан, отличающим их от других жителей города. Каждая жизненная функция имела свою зону: дом, рабочее место, территория досуга и сакрально отмеченные области (церкви, мечети, кладбища). Все они объединялись их непосредственным повседневным восприятием, индивидуальным опытом, включались в поведенческие практики. Таким образом, Казань как пространство объединяла всех жителей, но внутри города у мещан был «свой» город, который можно обозначить как «осознаваемое пространство»7.
Фундаментом осознаваемого пространства является место жительства. Сословные различия выражались в том числе и в существовании пространственной сегрегации горожан. Мещане оставались жителями «низового» города, заполняя слободы и окраины, но в отдельных случаях «вклинивались» даже в самые престижные районы. При этом восприятие пространства в значительной степени зависело от того, являлся ли мещанин собственником дома, или он снимал жилье, с кем соседствовал, как та или иная городская территория способствовала зарабатыванию на жизнь и исполнению повседневных забот.
Административное деление города на полицейские части в достаточной мере отражало исторически сложившуюся анатомию Казани, а внутреннее пространство крупнейших городских слобод имело свои опорные элементы, определяемые образом жизни людей. Самым престижным и благоустроенным районом была первая городская часть, в которую входил центр города, опирающийся на Воскресенскую, Проломную, и Грузинскую улицы с примыкающей территорией от Черного озера к северу до реки Казанки8. Большинство мест здесь принадлежало дворянам, купцам и чиновникам, полностью отсутствовали солдаты, крестьяне, отпущенники, встречаемые в других городских районах. Мещан же всего насчитывалось 73 человека (17 %), их соседями, как правило, были чиновники, унтер-офицеры, купцы, цеховые. Однако мещанка Анна Муравьева имела дом рядом с помещицей, княгиней Давыдовой и титулярным советником9.
Именной список казанских мещан, составленный в Казанской мещанской управе на 1 сентября 1858 г., содержит сведения о мещанах русской общины всех частей города. В источнике имеются сведения о 2 136 мещанских семьях, из них собственные дома имели только 448 семей (20,9 %). Таким образом, 4/5 всех мещан Казани снимали жилье, поэтому представление о месте их проживания не может быть полным только на основании анализа собственников домовладений. Так, в 1858 г. в 1-й городской части10 проживала 441 семья, что составляет достаточно заметное количество - 20,6 % от всех мещанских семей Казани, записанных в документе, однако собственный дом имели только 22 семьи (5 % от мещанских
48
1918
Казань, озеро Кабан. Конец XIX- начало XX в.
Kazan, the lake Kaban. Late 19th - early 20th century.
семей, живущих в данной части города). Их домовладения располагались на самых непрестижных улицах - Засыпкиной, Нижне-Федоровской, правой стороне Булака, Кошачьем переулке, Вознесенской11.
Во 2-й части города12 проживало 313 мещанских семей, из них недвижимостью владели 9,5 % (30 человек)13. Остальные жители также не принадлежали к привилегированным слоям (солдаты, нижние воинские чины, отпущенники, бывшие ямщики, крестьяне).
Основу 3-й городской части, отделенной озером Кабан, составляли Старая Татарская и Новая Татарская слободы, в эту же часть входили подгородные села Поповка и Плетени. В 1851 г. в Старо-Татарской слободе находился 261 двор, принадлежащий частным лицам, из них мещане составляли 153 человека (58,6 %)14. Дворовыми местами владело значительное количество купцов (68 мест - 26 %), несколько мест принадлежало солдатам, цеховым, также здесь проживали муллы, чиновники, мухтасиб, собственником дворового места в этой части города был и князь Ахметов. Профессор Казанского университета К. Фукс в 1844 г. писал, что в татарских слободах, помимо 786 домов, есть восемь мечетей, столько же школ, гостиный двор и магистрат15. В 1851 г. в слободе функционировали три мечети, общественное училище, содержимое купцом Юнусовым, одна частная и две общественные татарские школы16. Более трети мещан, живущих в слободе, имели свои сады, некоторые довольно значительных размеров. Так, мещанин Мухамеддиров имел сад в 260 кв. саженей и дворовое место 1 500 кв. саженей; сад мещанки Замановой составлял 375 кв. саженей. Новая Татарская слобода представляла собой менее зажиточный район, купцов здесь было существенно меньше, в основном проживали мещане и ремесленники. Из 257 дворовых мест, принадлежавших частным лицам, 200 занимали мещанские дворы (77,8 %). Почти четверть жителей имела свои сады и огороды17.
2018
49
Казань, вид на Гостинный двор. Конец XIX- начало XX в. Kazan, view over Gostiny Dvor (Merchant S Yard). Late 19th - early 20th century.
В Поповке и Плетенях насчитывалось 62 русских мещанских семьи, из которых в собственном доме проживали 14 (22,5 %), остальные жители - преимущественно крестьяне18. Особое внимание обращают на себя большие площади огородов, для жителей этих местностей огородничество оставалось крестьянской традицией, а окраинное расположение бывших сел позволяло располагать столь внушительными территориями. Так, у мещанки Шнуровой двор составлял всего 40 кв. саженей, а огород - 430, мещанин Посевальщиков содержал 800 кв. саженей огорода, Кокушкин и Ремизов - по 840, а Парфенов - 94519.
Четвертая городская часть, начинающаяся от Николаевской площади, территориально была наиболее значительной. Естественные границы слободы - низина, холмы и овраги, начинающиеся за университетом и кремлевским холмом. Главные улицы района - Георгиевская, Большая, Вознесенская, Рыбнорядская, Пески. К этой части города в первой половине XIX в. относилось продолжение Грузинской улицы, улицы Лядская, Большая и Малая Красная, которые по своей близости к центру считались достаточно престижными. Сюда же входили Старая и Новая Горшечная улицы, часть Верхне-Федоровской и территории в сторону Сибирского тракта, район Арского поля, включая Подлужную и Академическую слободы.
Обособленным районом четвертой городской части была Суконная слобо-
20
да20, жители которой вошли в разряд казанских мещан после ликвидации посессии на суконной мануфактуре в 1849 г. Административным центром слободы считалась улица Мостовая, где находилась мануфактура, занимавшая целый квартал с производственными помещениями, сушильней, амбарами, больницей и баней21. На Армянской улице размещались две красильни для окраски готового сукна22. Помимо этого, в слободе был каменный казенный питейный дом, еще один деревянный питейный дом стоял на площади недалеко от мануфактуры. Почти у всех
50
1918
жителей были сады и огороды, самый большой сад с рощей принадлежал содержателю мануфактуры Осокину23.
До ликвидации посессии на мануфактуре Суконная слобода населялась практически исключительно работными людьми. Но к середине XIX в. четвертая часть города представляла собой уже ярко выраженный мещанский район. В 1858 г. здесь проживало 738 мещанских семей, из них владельцев собственных домов было 192 человека (26 %). В более статусных местах селились купцы и чиновники, а на остальных улицах, помимо мещан, жили суконщики, цеховые, отставные солдаты и унтер-офицеры, солдатки и отпущенники. Окраина города, тянувшаяся в сторону Оренбургского тракта, была заполнена различными мелкими производствами, в том числе и принадлежавшими мещанам кирпичными сараями, крупяными заведениями, а также скотными загонами и бойнями24.
Расположенные вблизи города деревни Ближнее и Дальнее Архангельское со временем тоже вошли в состав 4-й городской части. В 1851 г. из 118 дворов Архангельского мещане имели в собственности больше половины - 68 (57,6 %). Остальные жители - крестьяне, цеховые, отставные солдаты, дворовые, архиерейские служители, два купца и три чиновника. Деревенское прошлое еще давало о себе знать обилием огородов, которые были у большинства мещан и имели значительные размеры: средняя величина огорода составляла 285 кв. саженей, а самый большой имел мещанин с характерной фамилией Огородников - 1 100 кв. саженей. Некоторые мещане содержали сады и сенокосы. Так, мещанин Булычев, помимо дворового места в 540 кв. саженей, имел сад в 116 кв. саженей, сенокос 700 кв. саженей, и огород в 300 кв. саженей25.
Пятая часть включала в себя удаленные от города за счет затапливаемых низин слободы: Адмиралтейскую, Игумнову, Ягодную, Козью, Гривку и Кизическую. Наиболее крупной была Адмиралтейская слобода. В 1829 г. Адмиралтейство из Казани было перенесено в Астрахань, производство закрылось, но близость к водным ресурсам делала этот район привлекательным для основания промышленных предприятий. Пумповый завод, принадлежавший И. И. Алафузову, набирал обороты, а в 1865 г. им была открыта льнопрядильная ткацкая фабрика. В 1851 г. начал работу механический завод братьев Свешниковых, который занимался ремонтом судов, зимовавших вблизи Казани. В период функционирования Адмиралтейства население слободы состояло преимущественно из работников производства - плотников, пильщиков и т. п., а также солдат, матросов, унтер-офицеров и других лиц, связанных с деятельностью предприятия. После ликвидации производства слобода и ближайшие территории, вошедшие в состав города, стали средоточием мещанско-ремесленного населения и отставных солдат. В 1833 г. в пятой части насчитывалось 776 домов, из которых мещанам принадлежали 13826. В 1858 г. здесь проживало 213 мещанских семей, из них 74 - в собственном доме (34,7 %)27.
Таким образом, осознаваемое пространство для казанских мещан представляло собой различные по освоенности территории. С одной стороны, имела место пространственная сегрегация, принадлежавшие мещанам дома располагались на наименее престижных улицах и кварталах, заполняя слободской мир. Так, в первой городской части из всех проживавших там мещан, собственные дома имели только 5 %, а в слободе Архангельской их было более 57 %. Однако многие мещане вообще не имели собственного жилья и снимали дома, комнаты и флигели в различных частях города, в том числе и на весьма зажиточных улицах.
2018
Источники свидетельствуют, что мещане достаточно равномерно расселялись по всем городским районам. Как было отмечено выше, в середине века 1/5 часть казанских мещан проживала в 1-й городской части. Только на Проломной улице жило 28 мещанских семей, 10 семей снимали жилье на Воскресенской. Но проживание в престижном квартале не формировало восприятие данного пространства как полноценно освоенного. Чаще всего мещане были прислугой и жили в домах своих хозяев, иногда - ремесленниками, селившимися поближе к потенциальным заказчикам. Не случайно среди мещан, живущих в 1-й части города, встречаются нетипичные для других районов живописные мастера, переплетчики, позолотчики, письмоводители, специалисты по литографии, кучера и повара.
Мещане нередко проживали в благоустроенных кварталах, но осваивали данное пространство фрагментарно. Здесь не играли дети на улицах, не собирались посудачить по вечерам соседки, не сидели на лавочках мужики, тогда как в слободах, в соседстве с людьми близкого социального круга, пространство было полноценно освоенным. Попадая в Суконную слободу, можно было видеть типичную картину обыденности. «Мужики толпились возле кабаков - этих аптек простолюдинов. Полусонные извозчики дремали, сидя на козлах, мальчишки играли в бабки и голосили во всю улицу; на Кабане плавали гуси и утки; на плотах бабы полоскали белье»28. Восприятие подобного пространства как собственного, близкого и родного, объясняет и высокую степень информированности обо всех, даже малозначительных происшествиях. «Жительницы тех мест знают наперечет: у кого по соседству сколько кур и цыплят, сколько платьев в сундуке, кто когда что заложил. Кто когда пьянствовал, у кого что выросло в огороде, кто у кого украл тыкву»29. В губернском городе физическое пространство для жителей было большим, но круг непосредственного восприятия был значительно уже. Так, «в небольшом уездном городе каждый житель видел голову, вступал с ним в контакт, в том числе и на бытовом уровне»30. В Казани мещане видели властные знаки и культурные
Казань, ул. Проломная. Конец XIX- начало XX в. Kazan, Prolomnaya street. Late 19lh - early 20th century.
52
1918
доминанты, находились рядом с ними, но это пространство в повседневную жизнь было включено лишь частично. Мещане в большинстве своем соседствовали с людьми близкого социального круга - цеховыми ремесленниками, нижними воинскими чинами, небогатыми купцами, мелкими чиновниками. Чем ближе была окраина города, тем чаще встречались крестьяне и отпущенники.
Казань, в отличие от многих других губернских городов Российской империи, несла на себе дополнительный пласт семиотики. Это был полиэтнический и поликонфессиональный город, который для России являлся своего рода окном на восток. Для татарского населения были отведены две обособленные слободы, в которых сохранялся традиционный образ жизни. Однако пространственное обособление татарских купцов и мещан постепенно разрушалось. В книге прихода сумм на полицейскую повинность за 1827 г. по 2-й части Казани фигурирует уже 45 домовладельцев-татар31. В 1833 г. в первом, втором и третьем кварталах 3-й части Казани среди абсолютного преобладания татарских домов 82 принадлежали русским хозяевам, в том числе 27 домами владели мещане32. Подобное соседство встречается и в 5-й части города, поскольку значительное число работников Адмиралтейства было татарского населения. Согласно ведомости об измерении обывательских домов 1833 г., в Адмиралтейской слободе стояло 74 дома, принадлежавших татарам, из которых было три мещанина. В 1805 г. в Адмиралтейской слободе была построена деревянная мечеть, единственная в казанском Заречье33.
В целом, осознаваемое пространство для мещан-татар оставалось компактным и достаточно изолированным тремя территориями: татарскими слободами и частью Адмиралтейской слободы. Однако в процессе жизнедеятельности мещане-татары осваивали и другое городское пространство. Так, они содержали лавки, в том числе и в Гостином дворе. В 1814 и 1815 гг. по данным татарского мещанского старосты в городе имелся 41 татарин-мещанин, торгующий в рядах34. Мещан-татар можно было встретить на различных улицах города, они нанимались в услужение, были ремесленниками, содержали небольшие заведения, подрабатывали извозом, торговали вразнос. А. И. Герцен писал о своем впечатлении о Казани: «Строения довольно чисты; главные улицы красивы; на них все живо; везде толпятся, кричат, шумят; множество бурлаков с атлетической красотой форм; множество татар с продажными ичигами и тюбетейками, с халатами, в халатах, с приплюснутым носом, узенькими глазками и хитрым выражением лица. Словом, везде вы видите большой город, исполненный жизни, центральный своего края, торговли и, что всего важнее, город двуначальный - европейско-азиатский»35. Однако традиционным миром, сакрально обозначенным мечетями, оставалось слободское пространство.
Городское пространство было подвержено переменам, главная из которых, непосредственно затронувшая мещан, - переход к регулярной планировке. Данный процесс диктовался ростом города вширь и постепенной ликвидацией средневековой традиции огораживать посад. Также, по мнению А. Р. Ивонина, переход к регулярной планировке являл собой дань европейской моде, продолжение дальнейшей европеизации России, распространившейся не только на столицы, но и на провинцию. Существовала и объективная необходимость, продиктованная ростом числа домов и надобностью управлять стихийным процессом застройки, требованиями пожарной безопасности, проблемами затоплений низких мест при весенних половодьях36. Немаловажную роль сыграло и стремление государства усилить контроль за населением, упорядочив и структурировав
2018
53
городское пространство за счет прямоугольной сетки улиц, расширения проезжей части, обозначения административного центра города, усиления единообразия во внешнем облике зданий. При этом регулярная планировка не только не ломала дифференциацию городских районов по сословно-имущественному признаку, но укрепила и упорядочила ее. В результате стихийное формирование престижных и непрестижных районов Казани, определяемое качеством ландшафта и близостью к административному центру, закрепилось регулярной планировкой.
Изменение городской застройки постепенно меняло облик центральных улиц, но слободское пространство перепланировалось гораздо медленнее, наталкиваясь на сопротивление жителей. Несмотря на ветхость большинства домов, их скученность и беспорядочное расположение, представляющие серьезную пожароопасность, хозяева часто игнорировали требования властей сломать собственные дома, поскольку строительство нового дома требовало немалых затрат. В 1815 г. в полицейском рапорте губернскому правлению отмечалось, что «дома, которые состоят близ Сенной площади значутся не в плановом положении, в том числе и казанского мещанина Степана Сергеева Ермилова, которые все подлежат к сломке, да к тому полиция еще объясняет, что дома те, которые подлежат к сломке, пришли в такую ветхость, что подвержены падению, и по тесноте строения их являют опасность в случае произошедшего во оных пожара, так что с огнегасительными инструментами ко оным проехать невозможно, а по сему со стороны полиции хозяевам тех домов, чтоб они сломали их дома неоднократно объявлено было, но они и по сие время, невыполняя приказаний сей полиции, к
37
сломке не приступают»37.
Центральные районы города становились все более благоустроенными. В 1851 г. многие улицы 1-й части (Проломная, Малая Лядская, Поперечная Лядская, Малая Красная, Покровская, 1-я и 3-я Черноозерская) уже были полностью замощены, остальные имели каменную мостовую ближе к центру. На Воскресенской, Покровской, Грузинской улицах были сплошь каменные тротуары. На Университетской площади, Красной, Воздвиженской и 2-й Казанской улицах каменный тротуар начинался в центре, а далее переходил в деревянный, деревянные тротуары были на Рыбнорядской и 1-й Казанской улицах38. С 1829 г. на центральных улицах появились фонари, а с 1840 г. началось регулярное освещение39. Иная картина была в слободах, К. Фукс писал: «улицы невымощены и без фонарей, от этого, особенно осенью, там бывает почти непроходимая грязь»40. Попадая в Суконную слободу, посетитель видел «захолустья со своими мизерными домишками, сараями и пустошью... Улицы неправильные, немощеные, заваленные каким-то мусором»41. Низкое место и глинистая почва делали слободу крайне грязным районом. В качестве особой милости одному из лучших мастеров мануфактуры Борису Сазонову была дана привилегия «возвращаться домой после работы в темные осенние ночи с фонарем в руке, по причине грязи»42. Впечатление убогости общего облика слободы усиливалось соседством с ней глубоких оврагов и ям, «где могут не только в ночное время, но даже днем скрываться беглые бродяги и прочие неблагонамеренные люди»43.
Экология городской среды напрямую была связана с сезонными разливами Волги и Казанки, которые полностью преображали облик города. Вода, заполняя обширные низины, придавала городу вид обширного полуострова, а множество судов создавали ощущение просторной гавани. Адмиралтейская слобода превращалась в остров, вода окружала Игумнову, Козью и Кизическую слободы. Только
54
1918
Казань.—Kasan. № 23.
Набережная р&ки Булакъ.
Казань, набережная реки Булак. Конец XIX — начало XX в. Kazan, a promenade of the Bulak river. Late 19th — early 20th century.
в 1849 г. была построена дамба, связывающая город с Адмиралтейской слободой и Бакалдинской пристанью, но невысокая, часто размываемая и подтопляемая. В других районах города также было немало низких и сырых мест. Из-за весеннего половодья, либо обильных дождей постоянно подтоплялась часть домов в Мокрой, Ямской, Засыпкиной и Нижне-Федоровской слободах. В Суконной слободе на улицах Узенькой, Новопесчаной, Малое Польце, Соколовой болото было прямо на дворовых участках44. В Адмиралтейской слободе «просто озера на улицах стоят, хоть в лодках катайся», «а в Подлужную попробуй-ка сунуться - не выйдешь. Хоть бы завалили чем, просто ведь утонуть можно среди белого дня. Весной туда и извозчик-то ни один не ходит»45. Низовой город за апрель месяц «превращается в болото, где лошади погружаются до половины своих ног»46. Дома на время половодья приходили в негодность, и жители были вынуждены их покидать, пока не сойдет вода. Сырые места просыхали медленно, летом в Казани было «душно от испарений, потопляемых водою или нескоро просыхаемых мест, а особенно нижней части города, где Татарские, Ямская и Мокрая. Этим испарениям способствует не сколько непросыхаемая низость места, сколько кожевенные и мыловаренные заводы»47. Когда наступала летняя жара, «улицы, пересохшие от солнца, наполняются облаками песка и пыли, которые едва позволяют дышать несчастным пешеходам и превращают их костюмы как у булочников»48. В Черном озере летом «большая половина воды высыхает... и производит противный запах»49.
Санитарное состояние городского пространства ложилось на плечи самих жителей. Мещане складировали мусор и отходы в выгребных ямах на своих дворах, сгребали снег, рыли канавы для отведения воды от жилья, они же должны были содержать в чистоте прилегающую к домам часть улицы. Это касалось как жилых построек, так и разного рода заведений. Согласно контракту сторожа при лавках на хлебном рынке должны были «в темные ночи иметь фонари и освещать оные ряды, где прилично своим коштом и на площади и около столба навоз очищать самим»50.
2018
55
Мещанину Ивану Посникову, нанявшемуся в питейный дом Ягодной слободы, предписывалось соблюдать «во оном чистоту и опрятность как внутри того питейного дома, так и около оного, не исключая поправки или починки дороги или мостовой, а равно и отопление, и освещение»51. Снимая жилье, мещане обязывались «иметь опрятность и чистоту, очищать двор и улицу напротив от нечистот»52. Контроль за состоянием улиц осуществляла полиция, которая могла требовать от владельцев зданий «сделание мостовой или какового либо украшения около оных лавок»53. Однако чистота общественных мест, за исключением центральных кварталов, оставляла желать лучшего. Булак был местом массового сброса отходов и нечистот, сохраняя даже в летнее время «гнилое дно, покрытое множеством луж вонючей жидкости»54. Губернский секретарь Мунгалов писал о состоянии Сенной площади: «Когда на нареченной площади соединившийся снег с навозом приходить будут от солнечной теплоты весенней к растаянию, то первая причина влажности от зноя и омерзительного запаха человечеству едва ли не удушительна»55.
Досуговое пространство казанских мещан определялось их образом жизни и мало пересекалось с местами отдыха казанского высшего общества. Самыми массовыми были народные увеселения во время крупных церковных праздников. Простой народ гулял во время храмовых праздников в загородных местах - в апреле в роще Кизического монастыря, в июне в саду загородного архиерейского дома, в другое время - в лесах Седмиозерской и Раифской пустынь56. Во время масленичной недели для рядовых горожан ставились балаганы на озере Кабан, любимым развлечением было «катание на татарах». «О нашей Масленице нового сказать нечего: те же татары, наезжающие сюда к тому времени из деревень; та же толкотня на улицах, по которым, целою толпою, взад и вперед скачут усталые и часто измученные пары; звон бубенчиков, мелькающие красные ленты в гривах лошадей (у городских, так называемых ломовых извозчиков); всюду гуляющий и часто подгулявший народ; балаганы на Кабане, в которых представляют комедию и около которых теснится многочисленная публика, ожидая с нетерпением, когда на балконе появится паяц - все это повторяется ежегодно»57. В Троицкую неделю гулянья переходили на Арское поле. «Множество народа разного пола, возраста и звания стекались ежедневно от всех концов города на лежащий возле оного пространный и ровный луг, Арским полем называемый, где проводили время в прогулках до самой ночи. Для доставления удовольствия народу поставлено было несколько разного рода качелей, представлялись разные увеселения и разбиты были палатки...»58. Главный татарский праздник - Сабантуй - горожане праздновали возле своей слободы на обширном лугу59.
Знаковым явлением, отмеченным в городе, было взятие Парижа русскими войсками в 1814 г. Празднование этого события на время смело многие сословные и национальные преграды. «Обнаружение народной веселости соделалось* еще явственнее: кричали "Ура! Виват нашему государю", обнимали и целовали друг друга; русские, татары и прочие все были тут братья». «Народ наполнял крепость, площади и даже многие улицы», а на Черном озере были организованы гулянья, где «содержатель здешних питейных сборов поручик Перцов выставил для народа три бочки вина и шесть бочек пива ...»60
Обыденный отдых вне крупных праздников еще более отличал мещан от светского общества. «Множество любителей разгульной жизни усердно посещают питейные дома и трактиры», - писал М. Рыбушкин61. В ущельях за Суконной
* Так в документе.
56
1918
слободой в хорошую погоду устраивались вечеринки, нередко оканчивающиеся дракой62, а «сплетни и карты и щелканье семян подсолнечника» служили главными повседневными развлечениями мещан63.
Особенным элементом городского пространства, отмеченным еще более строгой сословной дифференциацией, были кладбища. Для представителей дворянства местом упокоения был казанский некрополь, мещан же хоронили на других кладбищах. В 1810 г. по данным метрической книги Казани крупнейшим кладбищем было Арское, сюда свозили умерших из разных церковных приходов. Жителей 4-й части города хоронили, как правило, в селе Архангельском; мещане, проживавшие в Адмиралтейской слободе, находили последний покой в куртинах при Екатерининской и Макарьевской церквях. Незначительные захоронения были на старых приходских кладбищах при Борисоглебской, Архангельской, Ильинской церквях64. В метрической книге 1860 г. уже практически не встречаются упоминания о захоронениях при церквях, старинный обычай уходит в прошлое. Для разросшегося города требовались обширные кладбищенские территории, ими оставались Арское и Архангельское кладбища, которые располагались на окраинах и могли территориально увеличиваться65.
За состоянием кладбищ отвечал штат служителей соответствующей церкви под контролем Казанской духовной консистории. Сторожам кладбища предписывалось содержать в чистоте весь погост, запрещалось пускать на территорию кладбища скотину, посторонние люди для рытья могил не допускались, «кроме казенных людей по команде самих родственников по бедности их и крепостных людей по приказанию господ их». Глубина могил должна быть достаточная, чтобы тела были хорошо закрыты, а обвалившиеся могилы требовалось регулярно поправлять. С целью экономии места практиковалось захоронение умерших в два ряда, но не более, что особо подчеркивалось в контракте. Существовала и практика захоронений в общих могилах: «убитых и колотых без родных совершенно бедных класть во оные могилы или безо взятия платы или со значительным уменьшением оной»66.
В наиболее плачевном состоянии пребывало кладбище в Адмиралтейской слободе. Казанское губернское правление в 1823 г. направило запрос в духовную консисторию, озаботившись крайне неблагополучным состоянием кладбища. Слобожане «по умертвлении их погребаются при церквах святыя великомученицы Екатерины и святого Макария чудотворца, а паче при последней даже в самом жилье», «по чрезвычайному многолюдству умирающих, проживающих не только в слободе, но и даже многие кладутся при церквях, означенных и из города Казани, отчего при сих церквах порожних мест совсем уже не имеется, а разрывают прежние могилы и мертвые тела при крайней необходимости, за неимением места кладутся с вящим утеснением с недавно погребенными, и оттого каждую весну бывает ощутительное зловоние, подвергающее неизбежной заразе живущих в слободах. и может последовать даже смертная зараза»67.
Таким образом, анализ пространственной сегрегации мещанства, совмещающей физические и социальные ограничения, дает дополнительный материал для более глубокого осмысления проблемы сословной идентичности. Как отмечал П. Сорокин, геометрическое и социальное пространства могут быть весьма различными. «Люди, находящиеся вблизи друг от друга в геометрическом пространстве (например, король и его слуга, хозяин и раб), в социальном пространстве отделены громадной дистанцией. И наоборот, люди, находящиеся очень далеко друг от друга в геометрическом пространстве (например, два
2018
57
брата или епископы, исповедующие одну религию), могут быть очень близки социально»68. Пространственные антитезы в Казани обнаруживаются в различных формах: в распределении горожан по месту проживания, локализации рекреационных зон, мест захоронений. В известной мере все жители Казани были объединены общим городским пространством, но мещанская повседневность протекала в альтернативном городе. Город можно рассмотреть как макромир, в котором локализуются микроуровни существования жителей. Город - это среда, наполненная для мещанина смыслами идентификации, пространство насыщено знаками статуса, престижа, власти, приниженности, изгнанности. Улицы и районы города для мещанина обретали конкретные смыслы и социокультурные контексты, выполняли разные функции, оценивались в категориях «свои» и «чужие». Постепенно пространственная сегрегация становилась менее строгой, мещане начинают осваивать иные зоны города. Этот процесс наиболее заметен в экономической деятельности мещанства, тогда как культурное обособление продолжало сохранять свою устойчивость.
ПРИМЕЧАНИЯ:
1. Вирт Л. Избранные работы по социологии. Сборник переводов. - М.: ИНИОН, 2005. - С. 92.
2. Анциферов Н. П. Пути изучения города как социального организма. Опыт комплексного подхода. - Л.: Книгоиздательство «Сеятель», 1926. - С. 17.
3. Рыбушкин М. Краткая история города Казани. - Казань: Тип. Л. Шевиц, 1848. -
4. 1. - С. 4.
4. Вишленкова Е. А. Культура повседневности провинциального города: Казань и казанцы в XIX-XX вв. / Е. А. Вишленкова, С. Ю. Малышева, А. А. Сальникова. - Казань: Изд-во Казан. гос. ун-та, 2008. - С. 60.
5. Вишленкова Е. А. Визуальный язык описания «русскости» в XVIII - первой половине XIX вв. // Ab Imperio. - 2005. - № 3. - С. 103.
6. Лотман Ю. М. Символика Петербурга и проблемы семиотики города // История и типология русской культуры. - Санкт-Петербург: «Искусство-СПБ», 2002 - С. 208.
7. Иконников А. В. Художественный язык архитектуры. - М.: Искусство, 1985. - С. 45.
8. Наиболее значимые улицы, помимо вышеназванных: Большая и Малая Лядская, Большая и Малая Красная, Университетская площадь и улица, Рыбнорядская, Воздвиженская, Покровская, 1-я и 2-я Казанская, 1-я и 2-я Театральная, 1-я, 2-я и 3-я Черноозерская.
9. ГА РТ, ф. 2, оп. 7, д. 2417, л. 1-154.
10. В данную часть города входили улицы Воскресенская, Пятницкая, Проломная, правая сторона Булака (Булак разграничивал 1-ю часть от 2-й), Нижне-Федоровская, Попова гора, Верхне-Федоровская, Черноозерская, Малая Казанская, Казанская, Новая, Засып-кина, Касаткина, Петропавловская, Грузинская, Рыбнорядская, Воздвиженская, Вознесенская.
11. ГА РТ, ф. 570, оп. 1, д. 1, л. 1-578.
12. Сенная площадь, Булак (левый берег), улицы Троицкая, Мокрая (Мокрая слобода), Ямская (Ямская слобода), Владимирская, Тихвинская, Варламская, Сенная, Успенская, Московская, Мочальная площадь.
13. ГА РТ, ф. 570, оп. 1, д. 1, л. 1-578.
14. Там же, ф. 2, оп. 7, д. 2417, л. 1-154.
15. Фукс К. Казанские татары в статистическом и этнографическом отношениях. -Казань, 1844. - С. 14.
58
1918
16. ГА РТ, ф. 2, оп. 7, д. 2417, л. 1-154.
17. Там же.
18. Там же, ф. 570, оп. 1, д. 1, л. 1-578.
19. Там же, ф. 2, оп. 7, д. 2417, л. 1-154.
20. Улицы Мостовая, 1-я, 2-я, 3-я гора, Лаврентьевская, Большая, Проломная - часть, которая продолжалась в сторону Суконной слободы, Новая, Узенькая, Соколова, Новопесчаная, Маленькое Поле.
21. ГА РТ, ф. 114, оп. 1, д. 3177, л. 1-91.
22. Там же, д. 2.
23. Там же, д. 3177, л. 1-91.
24. Там же.
25. Там же, ф. 2, оп. 7, д. 2417, л. 1-154.
26. Там же, ф. 114, оп. 1, д. 988, л. 1-49.
27. Там же, ф. 570, оп. 1, д. 1, л. 1-578.
28. Невельской В. Казанские захолустья и трущобы. - Казань, 1867. - С. 145.
29. Там же. - С. 15
30. Старцев А. В. Грани повседневности // Города Сибири XVIII - начала XX вв. Вып. 2. История повседневности. - Барнаул: Изд-во Алтайского гос. ун-та, 2004. - С. 13.
31. ГА РТ, ф. 114, оп. 1, д. 667, л. 1-118.
32. Там же, д. 987, л. 1-86.
33. Салихов Р. Р., Хайрутдинов Р. Р. Татары в слободах Казанского Заречья // Татарские слободы Казани: очерки истории. - Казань: Изд-во Института истории АН РТ, 2002. -С. 284.
34. ГА РТ, ф. 114, оп. 1, д. 171, л. 19-20.
35. Письмо А. И. Герцена Н. А. Захарьиной 22 апреля 1835 года // Герцен А. И. Избранные сочинения. - М.: Наука, 1957. - С. 378.
36. Ивонин А. Р. Города Западной Сибири в последней четверти XVIII - начале 60-х гг. XIX вв. (динамика городского пространства). - Барнаул: Изд-во Алтайской гос. академии культуры и искусств, 2009. - С. 32-35.
37. ГА РТ, ф. 1, оп. 2, д. 23, л. 483 об.
38. Там же, ф. 2, оп. 7, д. 2417, л. 1-154.
39. Вишленкова Е. А. Указ. соч. - С. 102.
40. Фукс К. Указ. соч. - С. 21-22.
41. Невельской В. Указ. соч. - С. 139.
42. Генеалогия казанских суконщиков // Агафонов Н. Я. Горшок герани. - ОРРК НБЛ КФУ д. 216, с. 574.
43. ГА РТ, ф. 1, оп. 2, д. 388, л. 11.
44. Там же, ф. 114, оп. 1, д. 3177, л. 34.
45. Невельской В. Указ. соч. - С. 36.
46. Турнерелли Э. Казань и ее обитатели. ОРРК НБЛ КФУ д. 8384, с. 12.
47. Баженов Н. К. Казанская история. - Казань: Тип. А. Шевица, 1847. - Ч. III. - С. 29.
48. Турнерелли Э. Казань и ее обитатели. ОРРК НБЛ КФУ д. 8384, л. 23.
49. Лангель И. Ф. Краткое медико-физическое и топографическое обозрение Казанской губернии и губернского города Казани. - Казань: Университетская типография, 1809. -С. 43.
50. ГА РТ, ф. 114, оп. 1, д. 235, л. 9 об.
51. Там же.
52. Там же, д. 1113, л. 65 об.
2018
59
53. Там же, д. 235, л. 15.
54. Пинегин М. Казань в ее прошлом и настоящем. Очерки по истории достопримечательностей и современному положению города с приложением кратких адресных сведений. - СПб.: Издание книгопродавца А. А. Дубровина, 1890. - С. 423.
55. ГА РТ, ф. 114, оп. 1, д. 15, л. 15.
56. Баженов Н. К. Казанская история. - Казань: Тип. А. Шевица, 1847. - Ч. III. - С. 136.
57. Казанские губернские ведомости. - 1857. - № 8.
58. Там же. - 1834. - № 22.
59. Рыбушкин М. Краткая история города Казани. - Казань: Тип. Л. Шевиц, 1848. -Ч. 1. - С. 130.
60. Казанские губернские ведомости. - 1857. - № 6.
61. Рыбушкин М. Краткая история города Казани. - Казань: Тип. Л. Шевиц, 1848. -Ч. 1. - С. 123.
62. Невельской В. Указ. соч. - С. 157.
63. Там же. - С. 141.
64. ГА РТ, ф. 4, оп. 2, д. 113.
65. Там же, д. 287.
66. Там же, ф. 114, оп. 1, д. 236, л. 12-12 об.
67. Там же, ф. 4, оп. 55, д. 155, л. 1093 об.-1094.
68. Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. - М.: Политиздат, 1992. - С. 297.
Список литературы:
Анциферов Н. П. Пути изучения города как социального организма. Опыт комплексного подхода. - Л.: Книгоиздательство «Сеятель», 1926. - 154 с.
Вирт А. Избранные работы по социологии. Сборник переводов. - М.: ИНИОН, 2005. - 244 с.
Вишленкова Е. А. Визуальный язык описания «русскости» в XVIII - первой половине XIX вв. // Ab Imperio. - 2005. - № 3. - С. 97-146.
Вишленкова Е. А. Культура повседневности провинциального города: Казань и казанцы в XIX-XX вв. / Е. А. Вишленкова, С. Ю. Малышева, А. А. Сальникова. - Казань: Изд-во Казан. гос. ун-та, 2008. - 452 с.
Ивонин А. Р. Города Западной Сибири в последней четверти XVIII - начале 60-х гг. XIX вв. (динамика городского пространства). - Барнаул: Изд-во Алтайской гос. академии культуры и искусств, 2009. - 150 с.
Иконников А. В. Художественный язык архитектуры. - М.: Искусство, 1985. - 175 с. Аотман Ю. М. Символика Петербурга и проблемы семиотики города // История и типология русской культуры. - Санкт-Петербург: «Искусство-СПБ», 2002. - С. 208-222.
Салихов Р. Р., Хайрутдинов Р. Р. Татары в слободах Казанского Заречья // Татарские слободы Казани: очерки истории. - Казань: Изд-во Института истории АН РТ, 2002. -С. 264-286.
Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. - М.: Политиздат, 1992. - 543 с. Старцев А. В. Грани повседневности // Города Сибири XVIII - начала XX вв. Вып. 2. История повседневности. - Барнаул: Изд-во Алтайского гос. ун-та, 2004. - С. 3-20.
References
Antsiferov N. P. Puti izucheniya goroda kak sotsialnogo organizma. Opyt kompleksnogo pod-hoda [Ways of urban studies as social organisms. Comprehensive approach]. Leningrad, Kni-goizdatelstvo "Seyatel'" publ., 1926, 154 р.
60
1918
Virt L. Izbrannye raboty po sotsiologii. Sbornik perevodov [Selected works in sociology. Collection of translations]. Moscow, INION publ., 2005, 244 р.
Vishlenkova E. A. Vizualny yazyk opisaniya "russkosti" v XVIII - pervoy polovine XIX vv. [Visual language of description of the Russianness of the 18th - first half of the 19th century]. IN: Ab Imperio, 2005, no. 3, рр. 97-146.
Vishlenkova E. A. Kultura povsednevnosti provintsialnogo goroda: Kazan i kazantsy v XIX-XX vv. E. A. Vishlenkova, S. Yu. Malysheva, A. A. Salnikova [E. A. Vishlenkova, S. Yu. Malysheva, A. A. Salnikova (eds.) [Everyday culture of a provincial town: Kazan and Kazanians in the 19th-20th centuries]. Kazan, Izd-vo Kazan. gos. un-ta publ., 2008, 452 р.
Ivonin A. R. Goroda Zapadnoy Sibiri v posledney chetverti XVIII - nachale 60-h gg. XIX vv. (dinamika gorodskogo prostranstva) [Cities of West Siberia in the last quarter of the 18th - the early 60s of the 19th century (urban space dynamics)]. Barnaul, Izd-vo Altayskoy gos. akademii kultury i iskusstv publ., 2009, 150 р.
Ikonnikov A. V. Hudozhestvennyyazyk arhitektury [Artistic language of architecture]. Moscow, Iskusstvo publ., 1985, 175 р.
Lotman Yu. M. Simvolika Peterburga i problemy semiotiki goroda [Symbolics of Petersburg and its semiotics]. IN: Istoriya i tipologiya russkoy kultury [History and typology of the Russian culture]. St. Petersburg, "Iskusstvo-SPB" publ., 2002, рр. 208-222.
Salikhov R. R., Khayrutdinov R. R. Tatary v slobodah Kazanskogo Zarechya [Tatars in slo-bodas of Kazan Zarechye]. IN: Tatarskie slobody Kazani: ocherki istorii [Kazan's Tatar slobodas: historical essays]. Kazan, Izd-vo Instituta istorii AN RT publ., 2002, рр. 264-286.
Sorokin P. Chelovek. Tsivilitsiya. Obshchestvo [Man. Civilization. Society]. Moscow, Politiz-dat publ., 1992, 543 р.
Startsev A. V. Granipovsednevnosti [Lines of everyday life]. IN: Goroda SibiriXVIII- nacha-la XX vv. Vyp. 2. Istoriya povsednevnosti [Siberian cities of the 18th - early 20th century. Iss. 2. Everyday history]. Barnaul, Izd-vo Altayskogo gos. un-ta publ., 2004, рр. 3-20.
Фото из личного архива Р. Хайрутдинова. The photo from R. Khayrutdinov's private archive.
Сведения об авторе
Бессонова Татьяна Викторовна, кандидат исторических наук, доцент Набережночелнинского института Казанского федерального университета, e-mail: [email protected].
About the author
Tatyana V. Bessonova, Candidate of Historical Sciences, Associate Professor, Naberezhnye Chelny Institute of Kazan Federal University, e-mail: [email protected].
В редакцию статья поступила 07.09.2018 г., опубликована:
Бессонова Т. В. Пространство повседневности казанских мещан конца XVIII - первой половины XIX в.: антропология городской инфраструктуры // Гасырлар авазы - Эхо веков. - 2018. - № 4. -С. 45-60.
Submitted on 07.09.2018 г., published:
Bessonova T. V. Prostranstvo povsednevnosti kazanskikh meshchan kontsa XVIII - pervoi poloviny XIX v.: antropologiya gorodskoi infrastruktury [The space of everyday life of the Kazan philistines of the late 18th - first half of the 19th century: anthropology of urban infrastructure]. IN: Gasyrlar avazy - Eho vekov, 2018, no. 4, pp. 45-60.
